Текст книги "Сапфировая скрижаль"

Автор книги: Жильбер Синуэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– Точно, – подтвердил Варгас. – Это наверняка тот, кто нам нужен. В его имени есть Павел, он же Савл – изверг, торговец шерстью, и наложница Пророка Мария. То есть много имен и в то же время одно. То, что он уроженец Бургоса и предал иудаизм, указывает, что сеньора сказала правду. Наш следующий пункт назначения – Бургос.

– Вот видите, я была права! – радостно воскликнула Мануэла.

– Нам не остается ничего другого, как это признать, – слегка поклонился Сарраг. И добавил, обращаясь к Эзре: – Наконец-то, упоминая этого человека, Баруэль безусловно признает, что евреи истязали евреев.

Раввин цинично усмехнулся:

– Дорогой мой, вы наконец-то проснулись! Выгода и власть для человека – все равно что солнечные лучи для гелиотропа! А мусульмане, которые в данный момент рвут друг друга на части в Гранаде? И измена Боабдила, о котором ходят слухи, что он готов сдаться без боя? И у вас тоже есть свой Санта-Мария вкупе с Иудой, не так ли? – с полуулыбкой обратился он к Варгасу.

– Да. Хотя иногда я задаюсь вопросом, не любовь ли привела этого ученика к гибели. Ведь для того, чтобы предсказание Христа сбылось, должен же кто-то был сыграть роль предателя? Нет измены – нет смерти, нет страстей и нет воскресения. А что говорит Иисус Иуде на Вечере Господней? «Что делаешь, делай скорее!» Этот приказ можно толковать по-разному, потому что едва Искариот вышел, как Господь добавил: «Ныне прославится Сын Человеческий». Представьте, что именно неимоверная любовь ко Христу, безумная любовь, чрезмерная, подвигла Иуду влезть в шкуру того мерзкого персонажа, которым он стал, которого проклинают многие поколения и будут проклинать до скончания времен. Если он действовал по прямому наущению Христа, который так положил ему послужить Высшей Цели?

– Потрясающая теория, – улыбнулся Эзра. – Она подразумевает, что этот человек обладал просто невероятным смирением и готовностью к самопожертвованию.

Монах не ответил. Во время своего монолога он не сводил глаз с Мануэлы, да и сейчас никак не мог их оторвать. Сарраг поднялся и, стряхивая пыль с джуббы, заявил:

– Бургос… До него отсюда шесть дней пути. Нам предстоит довольно долгое путешествие.

Казалось, ни Мануэла, ни Рафаэль его не слышали.

ГЛАВА 25

Любовь – это адское пари, когда ставишь жизнь свою и смерть на то, что творится в душе другого.

Поль Валери. Эрос. Тетради.

На следующее утро, когда они отправились в путь, жара стояла просто невыносимая. Они галопом миновали Пуэнте-Романо, пересекли Тормес и понеслись на север, оставив позади стены Саламанки. Никто из них и не догадывался, какое зрелище поджидает их буквально в одном лье от города. Выехав на дорогу к Вальядолиду, они увидели на обочине два тела, лежавшие раскинув руки, изуродованные и истерзанные. Сулейман Абу Талеб с сообщником.

Сарраг первым спрыгнул на землю и кинулся к слуге. Тот неподвижно лежал, глядя в небо широко раскрытыми глазами, в которых навсегда застыл ужас.

– Во имя Пророка! Кто мог сотворить такое?! Кто?! Почему?!

Варгас внимательно изучал трупы.

– Чудовищно! Такое впечатление, что убийцы с каким-то гнусным удовольствием пытали этих несчастных, прежде чем прикончить. Посмотрите на раздробленные кисти и щиколотки. Как по-вашему, Святая Германдада способна на такое?

– Нет, – решительно отрезал Варгас. – Члены Германдады вершат правосудие, но никогда не пытают.

– Тогда кто? И по какой причине?

– Не знаю.

– Мактуб, – вздохнул стоявший на коленях возле тела молодого человека шейх. – Я сохранил ему жизнь, но было предопределено, что смерть его настигнет.

Мануэла осталась в седле. Бледная, как снежная статуя, она, стиснув зубы, смотрела на жуткую сцену. Молодая женщина была согласна с Варгасом: Святая Германдада тут ни при чем. Это мог сделать только человек с птичьей головой. Не питая особых иллюзий, она огляделась. Сейчас Мендоса со товарищи наверняка уже где-то залегли. Она представляла, как он радуется, зарывшись в свою нору. В ней всколыхнулась ненависть. И Мануэла мысленно поклялась: если Торквемада не снимет шкуру со своего агента за подобное, она сделает это сама.

В последующие дни царило сущее пекло, и они были вынуждены часто останавливаться, чтобы не получить солнечный удар. Но как только снова трогались в путь, горячий ветер опять бил в лицо.

«Дыхание дьявола», – назвал это Сарраг. И объяснил: однажды, на заре времен, Ад пожаловался Всевышнему, сказав: «Господи, сделай что-нибудь, я сам себя пожираю!» И тогда Господь разрешил ему дыхнуть дважды: один раз зимой, другой – летом. Именно в это время на нас обрушивается самый сильный холод и самая сильная жара.

Мануэла не смела глядеть Рафаэлю Варгасу в глаза. Вечером, когда разбивали лагерь, она предпочитала держаться в сторонке. Одна лишь мысль оказаться с ним рядом вызывала у нее приступ паники. Когда он к ней обращался, она старалась свести разговор к праздной болтовне. С тех пор как они покинули Саламанку, молодая женщина чувствовала себя в роли подсадной утки все хуже. Что с ней происходит? Неужели чувства, что она питает к Варгасу, поколебали ее изначальную решимость? Да, никаких сомнений.

Все эти годы Мануэла отказывалась подпускать к себе мужчин не столько из-за излишней скромности, сколько из стремления к независимости. Сама мысль, что ее сердце может оказаться в зависимости от мужчины, каким бы чудесным он ни был, казалась ей невыносимой. Но что сильнее всего выводило ее из равновесия – в чем она едва осмеливалась признаться самой себе, – это непреодолимое, жгучее желание, которое вызывал у нее Варгас. Когда он двигался, разговаривал, движения его рук и губ, взгляды, которые он бросал на нее, – все будоражило ее чувства. А когда она засыпала, то видения обнаженных, бесстыдно сплетенных тел тревожили ее сон.

Все это напоминало ей чувство, которое она испытала однажды, давным-давно. Ей было лет шестнадцать. Один из друзей отца, мужчина лет сорока, просто очаровал ее. И она, воспитанная в понятии, что томление плоти – грех, мечтала о том, чтобы нарушить эти запреты. Ночи напролет она предавалась фантазиям, испытывая непонятные и очень яркие ощущения, источником которых было ее собственное тело. Позже она поняла, что это не мужчина ее очаровал, а таинство любви. Сейчас ощущения были те же, только куда сильней.

Она разум потеряла. Рафаэль Варгас – священник. Он принадлежит Богу. Да еще эта миссия, которую ему доверили. Нужно держаться. Ей следует думать только о долге. Ни о чем другом.

На седьмой день путешествия, после полудня, на горизонте показались крепостные стены Бургоса. Столица объединенных королевств Кастилии и Леона сверкала под июньским солнцем, как диадема.

Когда до городских стен оставалось не больше двух лье, Эзра с Саррагом потребовали остановиться. Они окончательно выдохлись.

– Если в намерения Баруэля входило нас уморить, – вздохнул раввин, тяжело опускаясь на землю под оливой, – то ему это почти удалось.

– Не волнуйтесь, – пропыхтел шейх, – вы отойдете в мир иной не один. Я составлю вам компанию.

– Какой нынче день?

– Пятница, – ответил Варгас.

– Нет! Не говорите ничего, ребе! Из-за вас мы потеряли уйму драгоценного времени! С самого нашего отъезда из Гранады каждую пятницу, на закате, будь то дождь или ветер, вы заставляли нас останавливаться и торчать на месте до следующего вечера. Поверьте, если вы пропустите один шаббат, то я уверен – с учетом обстоятельств, – что Создатель на вас не обидится ни в этом мире, ни в мире ином.

– Дорогой мой, запомните раз и навсегда, что только смертельно опасная ситуация может послужить причиной для несоблюдения шаббата. Но что куда хуже и серьезней – настало время молитвы, а я полностью лишился сил. Стыдно сказать, но я совершенно не способен выполнить мой долг перед Всесильным.

– И Шайтан пернул… – расхохотался Сарраг. У его компаньонов отвисла челюсть.

– Что вы только что сказали? – переспросил монах.

– И Шайтан пернул, – невозмутимо повторил шейх. – Мухаммед, когда говорил об упрямом нежелании дьявола подчиниться воле Аллаха, обычно отпускал такой комментарий: «Когда вас призывают к молитве, Шайтан поворачивается спиной и пускает ветры, чтобы не слышать этого призыва». — И подытожил: – Поэтому я и сказал: и Шайтан пернул…

Мануэла с Варгасом не выдержали и разразились хохотом к вящему удовольствию шейха.

– Все это весьма поучительно, – произнес Самуэль Эзра, – но должен заметить, что, хоть мы и у ворот Бургоса, сие не означает, что четвертый треугольник у нас в руках.

– Вы настолько не доверяете тем сведениям, что я расшифровал?

– Вы имеете в виду мосты?

– Конечно. Уверен, мы найдем их на реке Арлансон. И ад, и рай.

– А вы никогда не задумывались, почему Баруэль выбрал этот тайник, а не другой? – поинтересовалась Мануэла.

– Какая разница, – отмахнулся Сарраг. – Там или тут…

– Вы меня поражаете! Разве не вы всегда утверждали, что Абен Баруэль не оставил места для импровизации? Остановите меня, если я ошибаюсь. Первый треугольник находился на вершине башни. Кровавой башни. Символа тамплиеров, жестокости и нетерпимости. Второй находился в гроте Мальтравьесо. И вы сами, шейх ибн Сарраг, объяснили нам, сколько в этом скрытых смыслов, не говоря уже о пещере, которую каждый носит в себе. Третий треугольник мы нашли под саркофагом епископа в Саламанке. Разве не противоборство учености и знаний с мракобесием хотел вам показать ваш друг?

Троица вынуждена была признать, что в ее рассуждениях есть смысл. С тех пор, как они получили подтверждение искренности Мануэлы, их настороженность по отношению к ней заметно уменьшилась. Отныне они считали само собой разумеющимся, что она активно участвует в их разговорах.

– Раз вы такая умная, может, вы знаете, что нас ждет? – улыбнулся Варгас.

– Думаю, да. Если этот треугольник действительно там, где вы думаете, то и в этот раз послание совершенно ясное. Что такое мост, как не сооружение, позволяющее перейти с одного берега реки на другой? И, по экстраполяции, из одного умственного или философского состояния в другое? Помнится, мне как-то довелось прочесть, что зачастую путь к Богу обозначается именно этим символом. Автор отождествлял мост с радугой, которая есть не что иное, как мостик, переброшенный Зевсом между двумя мирами.

– А ведь сеньора права! – воскликнул Сарраг. Он хлопнул себя по лбу: – Как я об этом не подумал?! Вспомните текст: На берегу, что между двумя колючками саадана – Джанной и Адом… Я ведь вам называл хадис, где говорится о мосте Сират, по которому можно попасть в рай, пройдя над адом. Там еще сказано, что мост этот тоньше конского волоса и острее лезвия меча. – Он процитировал: – «Лишь избранные пройдут по нему, а проклятые низринутся либо зацепятся за крючки саадана, прежде чем доберутся до рая, и рухнут в ад». Мухаммед уточняет, что некоторые пройдут мост за сто лет, другие – за тысячу, в зависимости от степени праведности, и говорит: «Никто из тех кто узрел Всевышнего, не рискует пасть в геенну». По моему мнению, все это подтверждает высказанную сеньорой Виверо гипотезу.

– Пожалуй, – согласился Эзра. – Но, помимо философского аспекта, не забывайте, что нам еще предстоит разобраться с последней фразой Чертога: Он у подножия янтарных слез, выше господина, жены его и сына. Так что на данный момент приходится признать, что ни один из нас и понятия не имеет, что значит та фраза, и через Арлансон наверняка перекинуто куда больше мостов, чем два.

– Вполне вероятно, все прояснится, как только мы приедем в Бургос. Помните, как было с Гольфинами и Божьим судом? – И шейх поспешил добавить: – Иншалла.

– Иншалла, как вы говорите, – рассеянно произнес Варгас. – Остается надеяться, что, когда придет пора пройти по мосту, все мы узрим Всевышнего…

Толедо

Королева схватила лежавший на столике веер и, не раскрывая его, крепко сжала в кулаке. Сведения, полученные от Великого Инквизитора, отнюдь не успокоили ее нервозности.

– В конечном итоге, – ядовито заговорила она, – я начинаю сомневаться, существует ли этот заговор где-нибудь еще, кроме вашего воображения. Возможность, которую, напоминаю вам, предвидел наш друг фра Эрнандо Талавера. Вот уже много дней ничего не происходит. Донья Виверо по-прежнему не предоставила нам никаких доказательств, ни малейшего намека, подтверждающего ваши опасения.

Торквемада скрипнул зубами. Никак нельзя сообщать ей полученные несколько дней назад сведения. Скрижаль! Эти люди ищут какую-то табличку! Это почти смехотворно. Если королева узнает, то немедленно положит конец всей операции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Влияние Инквизиции, его собственное влияние в королевстве окажутся под угрозой. Не говоря уже обо всех преимуществах, которые извлекут из его опалы субъекты вроде Талаверы. Если скрижаль существует, там наверняка содержится чрезвычайно важный текст. Он вспомнил слова доньи Виверо, переданные ему Мендосой: «Можно сделать вывод, что ее содержимое имеет неимоверную ценность». Она совершенно права. Отныне жизненно важно выиграть время.

Предельно спокойным тоном Торквемада объяснил:

– Ваше Величество, видимость обманчива. Наоборот, все указывает на то, что эти люди следуют по совершенно определенному маршруту. Уэльва, монастырь Ла-Рабида, Херес-де-лос-Кабальерос, Касерес, Саламанка, и, по последним данным, сейчас они на пути либо в Вальядолид, либо в Бургос.

Королева невозмутимо открыла веер.

– Если я правильно поняла, эти люди решили посмотреть Испанию. Сегодня Вальядолид, завтра – Мадрид, а послезавтра еще что-нибудь. К чему все эти переезды, по-вашему? Какой в них скрытый смысл?

Торквемада погладил висящий на груди крест.

– Мне казалось, я объяснял Вашему Величеству, что все это дело базируется на зашифрованном плане. Нам известно лишь, что этот план состоит из Чертогов, или загадок, если угодно, и каждая загадка соответствует определенному месту.

– Вы мне не ответили. По какой причине автор заставляет их ездить из города в город?

– Этого мы пока не знаем. Но я могу вам сообщить, что мы близки к развязке.

Королева закрыла веер и сжала в пальцах.

– Откуда такая уверенность?

– Нам известно, что загадок всего восемь. Если отбросить ту, что они разгадали сейчас, будь то Вальядолид или Бургос, то остается всего три.

– Вы уверены, что в криптограмме нет никакой ловушки?

– Ловушки, Ваше Величество? – нахмурился Торквемада.

– Девятый город, тупик, другая страна, откуда я знаю! – Она слегка повысила тон. Признак едва сдерживаемого раздражения.

– Не думаю. План слишком хитроумный, чтобы закончиться тупиком. Что до возможности наличия города за пределами наших границ, то мне она кажется маловероятной.

Королева похлопала по ладони сложенным веером.

– Есть новости от доньи Виверо? Инквизитор, прежде чем ответить, прочистил горло.

– С нею все в порядке.

– И это все?

– Прошу прощения, Ваше Величество? – захлопал глазами Торквемада.

– Вот уже несколько недель она в опасном путешествии, при мерзких обстоятельствах, в жутких для женщины условиях. Почему? Потому что она пожелала исполнить мою просьбу во имя нашей дружбы, во имя Испании. Она пожертвовала собой, а вы ничего не можете мне сказать, кроме как «с ней все в порядке».

Глаза Великого Инквизитора стали черней черноты. Настала пора восстановить соотношение сил. Смиренное и доброжелательное поведение Торквемады сменилось ледяной холодностью, граничащей с оскорблением.

– Ваше Величество, – зазвенел его голос, – вы – Королева, я – Церковь. Вы представляете власть временную, я представляю Бога. Ваши заботы – мирские, мои же – духовные. Что такое жертва Мануэлы Виверо по сравнению со страстями Господа нашего? Что такое несколько дней, проведенных в неудобствах, по сравнению с кровью, пролитой братьями нашими, защитниками веры, павшими у стен Иерусалима?

Поскольку Изабелла равнодушно молчала, он усилил нажим.

– Это правда. Я не оплакиваю участь доньи Виверо. Ничего не поделаешь, мое сердце не истекает кровью, когда я думаю о ее участи. Меня могут на это подвигнуть страдания куда более героические.

Торквемада поднялся, возвышаясь над королевой, как башня.

– Позвольте мне удалиться, Ваше Величество.

Трое мужчин, освещенные лучами солнца, проникавшими через зарешеченное окно, склонились над простенькой картой столицы объединенных королевств Кастилии и Леона.

Если мосты через Арлансон – которых оказалось пять – были более или менее обозначены, то ничего похожего на названия «рай» или «ад» там не было.

Варгас разочарованно хлопнул ладонью по столу.

– Не понимаю, где мы ошиблись!

– А если прав был я? – воскликнул шейх. – Если нужное нам место – монастырь Санта-Мария-де-Уэрта?

– Ладно вам… Будьте справедливы. Вам отлично известно, что нам нужно двойное имя. А вы нашли лишь второе.

– Верно. Но у меня по крайней мере было два моста.

– Послушайте, Сарраг, – начал монах явно на грани взрыва. – Либо…

– Замолчите! – рявкнул Эзра. – Я уже оглох от ваших воплей. Мешаете думать. Если хотите мое мнение, то мы упорно ищем не там. С чего мы так уцепились за эти два слова: «ад» и «рай»? А? Скажите мне!

– Да из-за хадис, конечно! Баруэль ведь четко указывает: На берегу, что между двумя колючками саадана – Джамной и Адом… Тут очевидная связь с мостом Сират, который, опять же согласно хадисам, позволяет попасть в рай, пройдя над адом.

Эзра плюхнулся на ближайшую скамью.

– Давайте немного вернемся назад. Предположим на секундочку, что Баруэль использовал слова «рай» и «ад», чтобы указать нам, что речь идет о мосте.

– Допустим, – кивнул Сарраг. – Дальше что?

– А дальше остается лишь последняя фраза Чертога: Он у подножия янтарных слез, выше господина, жены его и сына. Вы согласны, что именно тут – и без всяких вариантов – Баруэль дает главную подсказку. Ту, что должна привести нас к треугольнику. Выражение «янтарные слезы» – слишком расплывчатая метафора, чтобы мы в данный момент могли понять ее скрытый смысл. А вот слово «господин» вполне поддается расшифровке. Что такое господин, кроме как почетный титул, обозначение высокопоставленного человека?

Монах криво улыбнулся.

– Надеюсь, вы не ждете от нас, что мы проведем инвентаризацию всех нобилей Испании?

– Может, я и стар, фра Варгас, но еще не в маразме! Инвентаризация всех нобилей Испании! Конечно, нет! А вот известных личностей этого города – да.

Объем поставленной задачи явно не вдохновил монаха.

– Чистое безумие.

– Отлично! Тогда почему бы вам, вместо того чтобы критиковать мое предложение, не предложить что-нибудь получше?

Повисло долгое молчание, нарушаемое лишь уличными шумами.

– Не думаю, что нам придется совершать столь тяжкий труд, – внезапно изрек Сарраг. Еще немного подумав, он добавил: – Знаете, как будет «господин» по-арабски?

Ответа не последовало.

– «Сиди». «Сиди». Это слово вам ничего не напоминает? Не успел он договорить, как Варгас испустил победный вопль.

ГЛАВА 26

Поскольку в их стране «Сид»значит «господин»,

То зваться так достоин ты один.

Корнель. Сид. IV, 3

Трое мужчин взирали на мост, словно это было самое прекрасное сооружение на всем Полуострове, если не в мире. Однако этот мост ничего особенного собой не представлял, если не считать украшавших его восьми статуй. Каменных изваяний господина Родриго Диаса де Вивара, прозванного Сидом Кампеадором, его супруги доны Химены, их сына и еще пяти менее значительных личностей. Совпадение то было или нет, но, спросив дорогу к этому мосту, они узнали, что кратчайший путь к реке идет через Пасео-де-Эсполон, затем через крепостные ворота, именуемые… Арко де Санта-Мария. Таким образом кольцо символов замкнулось: Пабло де Санта-Мария, множество имен, и в то же время одно, уроженец Бургоса, господин, жена его и сын.

Они подошли к подножию статуи Сида и осмотрели ее с восторженным любопытством.

Варгас провел рукой по мечу вырезанного в камне рыцаря.

– Непростой человек! Он пролил христианской крови не меньше, чем мусульманской. Наемник или патриот? Кто знает… Скорее всего – и то, и другое.

– Он похоронен в Бургосе? – поинтересовался Сарраг.

– В нескольких лье отсюда, в бенедиктинском монастыре Сан-Педро-де-Карденья. Говорят, согласно последней воле Сида, его коня похоронили рядом с ним.

– В любом случае он был отменным жуликом, смею вас уверить, – добавил Эзра. – Когда по приказу Альфонсо VI он вынужден был уехать в изгнание, то занял денег у еврея-ростовщика, оставив в залог сундучок, якобы полный золота. А знаете, что на самом деле находилось в этом сундучке? Песок! Обычный песок, и ничего больше! Когда ростовщик это обнаружил, было уже слишком поздно.

– Отлично проделано! – похлопал в ладоши шейх. – Это отучит вас, евреев, давать деньги под процент, тогда как ваши законы вам это строго-настрого запрещают!

– Ошибаетесь, дорогуша! Наши законы запрещают нам ростовщичество между нами. Еврей не может давать деньги под процент другому еврею, но это никоим образом не запрещено в отношении чужаков! Так что ваше высказывание – очередной образчик неверной трактовки закона.

– Лукавите, милейший, – хмыкнул Сарраг. – У вас скорее язык отсохнет, чем вы признаете, что толкуете законы так, как вам удобно!

– Думайте что хотите. Я же предпочитаю заняться поисками треугольника, а не тратить время на пустые споры.

Эзра направился к парапету и принялся изучать берега Арлансона.

– Смотрите, – указал он на второй мост выше по течению. – Это наверняка тот, что упомянут Баруэлем. На берегу, что между двумя, спрятал я 3.

– Очень может быть, – согласился францисканец. – В тексте уточняется: выше господина, жены его и сына. Значит, если встать лицом вверх по течению, то искомое должно быть где-то здесь, – он ткнул в правый берег, – или здесь, – указал он на левый. – Нам надо… – Мимо, грохоча колесами, проехала телега с дровами. Варгас переждал, пока она проедет, и договорил: – Нам надо разделиться, чтобы осмотреть оба берега.

– Давно пора, – кивнул Эзра. – Вы с Саррагом идите по правому берегу, а я пойду по левому.

Так они и поступили.

Плакучую иву обнаружил Эзра.

Зеленые ветви дерева касались воды, и листва отражалась в зеркальной глади, словно ожидая невесть какого добросердечного утешителя.

У подножия янтарных слез…

Плакучая ива…

Нет, все же на сей раз Баруэль продемонстрировал образчик действительно извращенного юмора, подумал Эзра.

Присев на корочки, раввин внимательно изучил почву вокруг, но не увидел ничего интересного. Поднявшись, он медленно подошел к дереву и принялся рассматривать ствол. На коре виднелись неровно вырезанные буквы: И. Е. В. Е. И аккурат под этими буквами – кучка земли, совершенно очевидно не природного происхождения. Опустившись на колени, раввин начал лихорадочно рыть землю руками. И тут с другого берега донеслись голоса Варгаса с Саррагом.

– Эй! Ребе! Вы что-то нашли?

Поглощенный поисками Эзра не соизволил ответить. Он продолжал копать. Его компаньоны на том берегу аж подпрыгивали от нетерпения.

– Ну? Есть что-нибудь?

Через какое-то время Эзра выпрямился. В руке он сжимал четвертый бронзовый треугольник.

Вечером над столицей королевства разразилась такая гроза, каких отродясь не случалось в это время года. Когда солнце начало опускаться за холмы, небо затянули тучи. А когда желтый диск окончательно исчез за горизонтом, город затаил дыхание. Сперва были слышны лишь отдаленные раскаты, но очень быстро приблизились и стали оглушительными.

В считанные мгновения улицы опустели. Все, кто находился вне дома, поспешили убраться под крышу. Соборная площадь, обычно битком набитая народом, опустела. Торговцы, водоносы, служки рассосались по городу, и вскоре на улицах не осталось ни одной живой души, кроме немногих бродячих котов. Над обителью Де-Лас-Уэльгас сверкнула молния, осветив желтоватым светом трапезную, где укрылась четверка путешественников.

Мануэла, примостившись на краешке стола, поежилась и плотней укуталась в наброшенную на плечи шаль.

– Вам холодно? – обеспокоено спросил Варгас.

– Нет-нет! Все нормально! – Она постаралась говорить беззаботно.

– Это гроза, – объяснил Сарраг. – Есть в этом грохоте некое сходство с Судным днем. Так что вполне естественно, что женщины грозы боятся.

Он рассмеялся, но смех его звучал вымученно. В отличие от компаньонов он выглядел уставшим.

Полыхнула яркая молния, и на город обрушился потоп.

– Хорошо еще, что эти монахини соблаговолили дать нам приют, – заметил Эзра. – Это благодаря вам, Варгас.

Гремели раскаты грома, сопровождающиеся ритмичным шумом дождя.

Эзра, побарабанив по столу, спросил:

– Кстати, вы не шутили, когда давеча рассказывали о той аббатисе, феодальной владелице, пользовавшейся обширной судебной властью двести лет назад? Она действительно была полновластной хозяйкой пятидесяти маноров?

– Да, ребе. Я вам уже говорил, что в монастырь Де-Лас-Уэльгас имели право вступать только женщины из высшего сословия, и, естественно, они пользовались особыми привилегиями. Отсюда и такая власть аббатисы.

– Сущее безумие! Не хочу показаться грубым или нахальным, но объясните вы мне, при чем тут Бог? францисканец проигнорировал вопрос. Он изучал лежащие на столе два листка бумаги с восстановленным четвертым Чертогом, но без особого пыла.

Громовой раскат прокатился так близко, что стены трапезной содрогнулись.

– Кто знает, – пробурчал Эзра, – может, действительно настал час Страшного Суда? Впрочем, у нас есть преимущество: по крайней мере мы умрем, окруженные святынями и под молитвенные песнопения! – Последние слова он произнес не без вызова, но никто не обратил внимания. Тогда он грохнул кулаком по столу. – Да что с нами такое?! Нам осталось всего два этапа. Мы нашли четвертый треугольник, но вместо того чтобы радоваться, сидим с похоронным видом!

Варгас рассеянно смотрел на листок с четвертым Чертогом. Шейх достал агатовые четки, купленные утром у бродячего сирийского торговца, и медленно их перебирал. А Мануэла неподвижно сидела на краешке стола.

– Что вам непонятно, ребе? – спросил наконец араб. – Может, мы все просто устали. – Он резким рывком намотал четки на палец. – Вы говорили о близкой развязке… Не пора ли вспомнить об истинной цели нашей поездки? Увлекшись расшифровкой загадок, разве не отвлеклись мы от главного? Возможно, посредством этого омывающего все ливня реальность напоминает каждому из нас основную причину нашего здесь присутствия.

– Странно, – заметил Варгас, – до нынешнего дня мне иногда казалось, что различия между нами сгладились. И ВДРУГ, слушая вас, я вижу, что картина изменилась. Знаете, как в театральной постановке, где актеры вдруг начали играть чужие роли, пока автор, спохватившись, не вернул их к действительности.

– Действительности, фра Варгас? И в чем же она? В отказе от роли или в возобновлении игры?

– Кто знает…

– Я вам скажу. Сон ли, действительность, главное – оставаться самим собой. Вы правы, говоря, что за время путешествия различия между нами значительно сгладились. Однако наши убеждения остались прежними. Происшедшие события, возможно, и наложили на них свой отпечаток, но они все равно есть. Будем откровенны. Я иудей и таковым останусь до последнего вздоха. Вы – христианин, и ничто не отвратит вас от веры в Иисуса Христа. Сарраг – дитя ислама, последователь того, кто прозвал себя Печатью пророков. Относительно вашей метафоры я вам скажу, что не автор возвращает актеров к действительности, а близость Скрижали. Это Скрижаль нынче вечером напоминает нам о себе и вызывает опасение – забытое чувство – не найти в ней послание, которое укрепит нас в нашей вере.

– Странно, – не удержалась Мануэла. – Такое впечатление, что, жалуясь на различия между вами, вы сожалеете о них. Так почему бы вам не довериться друг другу? Иными словами, почему бы вам не обменяться теми фрагментами Чертогов, что есть у каждого из вас?

– Я не совсем вас понимаю, сеньора, – заявил Сарраг. – Зачем нам это делать?

– Вы забыли, что несколько дней назад ребе Эзра чуть было вас не покинул. Я помню, как вы пришли в расстройство от мысли, что окажетесь вдруг лишенными возможности достичь цели. Вы говорили: «Человеку грозит смертельная опасность. А без него нашему путешествию конец». А также: «Нужно, чтобы он передал нам недостающие Чертоги. Если он откажется, то это будет оскорблением памяти Абена Баруэля». Теперь представьте, что в следующий раз все закончится не столь удачно, и один из вас исчезнет безвозвратно. И Скрижаль, столь дорогая вашему сердцу, окажется утраченной навсегда. Поэтому я и дала этот совет.

– Воистину мудрый совет! – провозгласил Сарраг и лукаво предложил: – А почему бы вам не подать нам пример, сеньора Виверо? Разве не у вас последний ключ? Доверьте его нам.

Жертва собственной логики и порывистости, Мануэла не сообразила, что сама загнала себя в ловушку.

– Учтите, что ключ не представляет никакого интереса, пока не восстановлены все тексты, – довольно неубедительно проговорила она. – Восстановите все Чертоги, и я вам его дам.

Она шла по лезвию бритвы.

Ощутил ли это Варгас? Или просто счел разговор бессмысленным? Но, как бы то ни было, именно он разжал тиски.

– Предоставим это будущему. Поскольку сапфировая Скрижаль есть Слово Божье, то Всевышнему и решать, достойны мы ее или нет.

Мануэла вздрогнула. Варгас и вправду сказал сапфировая Скрижаль?

– Сапфировая Скрижаль… – не раздумывая сказала она. – Значит, разыскиваемая вами вещь – из драгоценного камня?

Щеки монаха вспыхнули.

– Вы не хотите отвечать?

– Очень может статься, – пришел ему на помощь Эзра.

– Именно в этом ее ценность? И снова вопрос повис в воздухе. Помещение осветила вспышка молнии.

– Значит, большего вы мне не скажете… – Это прозвучало скорее как утверждение.

Мануэла сползла со стола и глухо проговорила:

– Я вас покидаю, сеньоры… Очень печально. Мне казалось, я завоевала ваше доверие. Судя по всему, я ошибалась.

Сарраг смотрел в стену, Эзра рассеянно водил пальцем по краю стола. Только Варгас вроде бы встревожился. Но и он ничего не сказал.

Должно быть, именно его поведение и задело ее больше всего. Она поджала губы. Нет, все же у этих мужчин за внешней мягкостью скрываются ледяной ум и железная логика, решила она. Ничего ей от них не добиться.

С горечью поглядев на Варгаса, она резко повернулась и направилась к выходу.

– Вернитесь! – Францисканец указал на то место, с которого она только что слезла. – И сядьте.

– Покажите ей письмо, – велел он Эзре. – Я имею в виду письмо Абена Баруэля.

Как ни странно, раввин вроде бы даже не удивился. Порывшись во внутреннем кармане, он вытащил оттуда сложенные вчетверо листки бумаги и протянул молодой женщине.

Араб собрался возразить, но, видя решимость Варгаса с Эзрой, промолчал.