Текст книги "Латино-Иерусалимское королевство"

Автор книги: Жан Ришар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)

Но было уже поздно: длительное отсутствие Газана и промедление западноевропейцев позволило правителю Дамаска в 1301 г. изменить монголам и сдать их крепости мамлюкам; маленькое войско Мулаи было вынуждено отступить к Евфрату, и в тот самый год (как мы уже видели) Кутлуг-шах смог привести только слабый отряд, которому даже не удалось соединиться с киприотами из Тортосы. В 1302 г. Газан вернулся: снова татарская армия заняла Хаму и появилась под Дамаском. Там она была разбита 3 мая 1302 г., и Евфрат опять стал границей монгольской империи^{696}.

Исключительный случай отвоевать Святую Землю был утрачен, и непрочное христианское поселение на сирийском побережье, в Руаде, долго там не продержалось. В 1301 г. тамплиеры выпросили у папы этот остров. Но у них не хватило времени, чтобы возвести там крепость. В 1303 г. султан, воспользовавшись отсутствием франкской флотилии, распорядился высадить на остров небольшую армию. Тамплиеры во главе с братом Гуго д'Ампуриасом отчаянно сопротивлялись; но гарнизон был ослаблен из-за отъезда их предводителей незадолго до нападения, а подкрепления на замену бойцов не подошли. На Кипре снарядили эскадру, которая должна была отправиться на помощь острову; но стало известно, что сарацины загнали тамплиеров в тупик на холме и предложили Гуго почетную капитуляцию, на которую тот согласился. Нарушив свое обещание, мамлюки увели 120 рыцарей в плен в Каир и обезглавили 500 сирийских лучников из гарнизона^{697}.

С потерей Руада исчезло последнее франкское поселение в Сирии, и несколько набегов, устроенных позднее киприотами, так и не смогли восстановить власть латинян над этой землей. Королевство Акры отжило свой век; в 1291 г. с ним было покончено. «Священная уния», образованная из страха перед нападениями Бейбарса, но расшатанная междоусобицами, не смогла спасти королевство; помощь с Запада никогда не поспевала вовремя; господство Карла Анжуйского помешало Акре принять участие в кампании монголов в 1281 г. Даже подмога со стороны монголов запаздывала в решительные моменты: шансу, представившемуся в 1260 г., не суждено было повториться – кроме 1299 г., когда было слишком поздно. Монгольские ханы и христианские государи были заняты иными заботами (война в Сицилии, в Арагоне и Уэльсе, войны за наследство, войны на Кавказе и в Афганистане) и не могли посвятить Сирии все свое внимание или договориться о совместных действиях. Святая Земля была предоставлена самой себе, а если ей и помогали, то присылали небольшие отряды, своего рода «капли в море»; сама она могла выставить против единой империи мамлюков лишь около сотни рыцарей, к тому же погрязших в распрях. Монархическая реставрация 1286 г. пришла слишком поздно: в ответ на лихорадочные усилия папства и военных орденов накануне последнего натиска мусульман были слышны только обещания. Последним франкским рыцарям оставалось лишь умереть перед Проклятой башней, последним тамплиерам, госпитальерам и тевтонцам – пасть на улицах, в башнях или возле ворот Акры, с героизмом, заставлявшим вспомнить о воителях старого Иерусалимского королевства. Но ничто уже не могло спасти Святую Землю после того, как она сама обрекла себя на гибель в 1244 г. и в 1260 г., когда внутренние раздоры достигли своего апогея, а беспрестанно усиливавшаяся внешняя опасность наталкивалась в королевстве Ассиз на полное непонимание. После своего двухвекового существования франкская Сирия исчезла, правда, вписав в историю несколько славных страниц.

Заключение. Итоги латинского господства во Святой Земле

В течение ста девяноста лет Латино-Иерусалимское королевство привлекало толпы паломников с Запада, и весьма многие из них оставались жить на палестинской земле. За весь этот период европейское население, по преимуществу французы, «возглавило» местных жителей. Уступавшие по численности сирийским христианам или мусульманам, хотя возможно, сравнявшиеся с ними в некоторых городах^{698}, эти пришельцы так и не смогли создать стабильные сельские поселения. Иерусалимское королевство всегда было «колонией правящего класса», несмотря на отдельные старания, о которых свидетельствуют жалованные хартии вольностей в XII в. Тем не менее, когда с падением Акры пробил последний час маленького государства латинян, возникшего в результате необычайного авантюрного похода крестоносцев на Восток, на Святой Земле обитало несколько десятков тысяч «франков», причем предки некоторых из них жили там уже долгие поколения.

Одной из первых задач Запада была забота об участи этих поселенцев. Что случилось с людьми, которые поселились в Леванте? Во многом история резни и кровавых поражений, положивших конец в 1187 г., в 1244 г., в 1263–1272 гг. и в 1291 г. различным периодам существования Латинского королевства, дает четкий ответ. Но многие латиняне избегли бойни: как сложилась их судьба? Среди тех. кому удалось уцелеть (в 1291 г. в Акре около десяти тысяч человек нашли убежище в резиденции тамплиеров^{699}), некоторые вернулись в Европу: сеньоры де Ла Манделе снова обрели кров в Калабрии, откуда в свое время они приехали, чтобы поселиться в Иерусалиме, и до нас дошел список знатных венецианских семей (восемь «линьяжей»), которые вернулись в Венецию и в 1296 г. вновь заняли свое место в Большом Совете^{700}.

Большинство беженцев укрылось на Кипре и влачило нищенское существование: их наплыв взвинтил цены (плата за жилье возросла за год с 10 до 100 безантов) на острове до такой степени, что денег, которых им удалось привести с собой, хватило ненадолго. Кипру суждено было познать экономические неурядицы, а проблема с хлебом надолго оставалась малоразрешимой. Даже родственники беглецов, осевшие на Кипре, предпочитали, по словам одного хрониста, не признавать родню, приходившую к ним с мольбой о помощи, и лишь личное вмешательство Генриха II и королевы, которые раздавали милостыню и содержали бедняков, облегчило их участь^{701}. Эти франки из Сирии увеличили процент латинского населения на острове, и их приход, без сомнения, упрочил положение Кипрского королевства, которое еще на протяжении двух столетий оставалось «франкским» государством, где преобладали французы, прежде чем стать венецианским владением.

Но многие франки не смогли бежать, и о том, как сложилась их судьба, мы знаем благодаря расследованию, проведенному доминиканским миссионером Рикольдо де Монте-Кроче, который шел до самого Багдада по следам пленников, взятых в Акре и собирал о них всю информацию, какую мог добыть. «Клирики и воины были перебиты, дети пощажены, чтобы сделать из них мусульман, женщины, матери семейств, монахини и юные девушки разданы сарацинам как рабыни и наложницы». «Христиан продавали в Багдаде в самых отдаленных уголках Востока, ибо в плену их оказалось великое множество». И Рикольдо оплакивает святотатства, совершенные повсюду: поруганные церкви, Евангелия, откуда вырывали страницы, чтобы обтянуть барабаны пергаментом, «потиры, покровы и прочие украшавшие алтарь предметы со стола Христова попали на пир к сарацинам… книги Пророков и Евангелия скормили псам (Рикольдо скупил несколько книг, которые ему удалось отыскать, ранее хранившиеся в клуатре доминиканцев в Акре, где его собратья приняли мученическую смерть в субботу 1291 г., в три часа дня)^{702}, но более всего ужасней, что из монахинь и дев, посвященных Господу, отобрали самых красивых и послали их королям и знатным мусульманам, дабы они родили сыновей, воспитанных в исламской вере; прочие были проданы и отданы бродячим шутам, чтобы те провели их по всему миру, посрамив христиан»^{703}.

Иных не обращали в рабство из пренебрежения: «Я видел стариков, девушек, детей и младенцев, худых, бледных и немощных, которые выпрашивали хлеба; многие из них мечтали стать рабами мусульман, но не умирать от голода… несчастных женщин и старух, омывавших слезами подножие распятия, безутешно оплакивавших своих сыновей и мужей, ставших рабами мусульман или убитых ими»^{704}. «Вавилонские рабы» уже давно были основной головной болью папства, желавшего вырвать из плена тех, кто вышел на бой за христианскую веру. После 1291 г. эта забота стала еще более насущной. В 1279 г. Николай III послал в Каир францисканца, чтобы тот оказал пленным христианам духовное утешение. Вернувшись, этот папский посланец поведал, что видел, как закованные в цепи христиане роют крепостные рвы, переносят землю в корзинах и едва накормлены, ибо в день им выдают лишь три крошечные лепешки (1282 г.). В понтификат Бонифация VIII еще одни францисканцы, посланные в Каир, добились разрешения посетить пленных: они восхваляли усердие коптов, которые кормили франкских рабов, давая им милостыню, и выкупали их по мере возможности. Иоанн XXII даже в конце концов отменил запрещение на торговлю с Египтом в надежде получить разрешение на выкуп рабов (1317 г.). Однако от этого в Египте не уменьшилось количество рабов и вольноотпущенников франкского происхождения, которых один путешественник в 1329 г. назвал «Gazani». У этих франков было две часовни, одна в Вавилоне (Каире), другая в Александрии. Некий путешественник, ирландский францисканец, обличал «бредовые басни», согласно которым пленников подвергали зверским притеснениям; несмотря на издевательства, особенно со стороны отступников (эфиопов, нубийцев и людей иной народности) «рабы султана» занимались различными профессиями (каменщики, – плотники) и получали плату и еду за свою работу; материальное положение многих из них было гораздо выше, чем в своей собственной стране, но зато все они страдали, ибо не могли вернуться домой и не соблюдали воскресный праздник^{705}.

Эти латиняне Египта не замедлили раствориться среди египетского населения; в конце концов перестали следовать римскому церковному обряду, так как его сложно было соблюдать в одиночку, без священников, и присоединились к мелькитам или коптам. Возможно, один из них и стал коптским архиепископом Александрии: в патриаршьем списке Абу аль-Барака среди прелатов упоминается «Феодор, сын Рафаила, франк, шесть лет и шесть месяцев, с 10 авив 1010 до 5 тубаха 1016 (4 июля 1294 г. – 31 декабря 1299 г.)». Шла ли речь о потомке одного из пленных латинян, оказавшегося в рядах яковитского духовенства?^{706}

Но среди латинян многие не имели достаточно храбрости, чтобы сохранить свою веру: Рикольдо со скорбью замечает, что «многие уцелевшие христиане выбрали закон, а точнее вероломство, Магомета».

«Общеизвестно, – писал автор одного из проектов крестового похода, – что в языческих землях живет много вероотступников, и надо полагать, они оставили христианскую веру вовсе не из-за того, что сочли закон Магомета лучшим, чем заповедь Христа. Одни отреклись из слабости, чтобы избегнуть наказания и страданий в темнице, другие под другим предлогом, и всех, кто разделил их неверие, сарацины снабдили оружием и лошадьми. И ежели эти люди, отрекшиеся от своей веры, увидят, как в этой стране появился могущественный сеньор, который намеревается там поселиться (автор проекта предлагал основать на Востоке военный орден)…, то вероятно, что многие среди них возжелают вернуться к католической вере, что причинит сарацинам великий ущерб, ибо подобные отступники являются лучшими бойцами, какие только есть у сарацин»^{707}. В конце XIII в. миссионеры находили приют у вероотступников, занимавших высокие посты в султанской армии (например, француз по имени Жан, взятый в плен в Акре) или при дворе (трое драгоманов султана, в 1329 г., которые отреклись от своей веры «на словах, но не в сердце»; один из них был христианин римского вероисповедания, Ицц-аль-Дин, друг одного старого тамплиера, вероотступника, вступившего в брак, двое других – итальянцы, примкнувшие к яковитам)^{708}. Известно, какую удачу в последующие столетия стяжали в мусульманских государствах Средиземноморья франки-вероотступники, ставшие самыми грозными вождями берберских пиратов, которые в XVI–XIX вв. владычествовали на море.

Беженцы, рабы, вероотступники – такова была участь франков, обосновавшихся в Иерусалимском королевстве. Из немногочисленного французского населения в Сирии, помимо тех, кто смешался с коренными жителями, не выжил никто. Но, напротив, далеко не все плоды их деятельности погибли безвозвратно.

Святая Земля познала довольно активную интеллектуальную жизнь. Клирики и даже миряне (например, Рено Сидонский) интересовались мусульманской культурой: Гильом Тирский написал историю династий мусульманских правителей. Однако маловероятно, чтобы арабская мысль проникала на Запад через призму Иерусалимского королевства: с этой точки зрения Сицилия и Испания играли гораздо более важную роль. Во франкской Сирии проживало несколько переводчиков восточных философских трактатов; правда, не располагая точными сведениями об их числе, мы не можем заключить определенно, идет ли речь о настоящем литературном взаимодействии между франками и мусульманами в этой стране^{709}. В большей степени была затронута восточно-христианская мысль: споры об объединении Церквей привели к плодотворному сближению; в 1237 г. братья-доминиканцы из монастыря в Иерусалиме вмешались в раздоры внутри яковитской (монофизитской) церкви, чтобы утихомирить враждующие стороны, и в 1247 г. яковитский патриарх присоединился к римской Церкви. Доминиканский приор Святой Земли^{710} Филипп послал в 1237 г. папе отчет, в котором обрисовывал широту диалога между своими собратьями и восточными прелатами. По случаю пятого крестового похода появились переводы из коптской и сирийской литературы. Познание Востока положительно сказалось на развитии западной науки, и именно это являлось главным результатом крестовых походов в интеллектуальной области.

Но особенно распространенной в Святой Земле была литература на французском языке. Сирийские бароны поддерживали тесные контакты со знатью из франкоязычных стран и были прекрасно осведомлены о развитии литературного творчества на Западе. Сирийско-киприотская знать очень любила романы о рыцарях Круглого стола и цикл об античности; в 1286 г. во время праздников в Акре устраивали театральные представления, когда юные аристократы «подражали», то есть разыгрывали на сцене пассажи из своих излюбленных романов – Ланселота, Тристана или Паламеда. И Филипп Новарский, кипрский поэт, смог написать «Роман о Ренаре» – пародию на войну между Жаном д'Ибеленом и Амори де Барле – пародию, которая среди поэтических сочинений Филиппа пользовалась у франкских рыцарей наибольшим успехом^{711}. До нашего времени не сохранились поэмы, написанные баронами Святой Земли, но у Филиппа Новарского, без сомнения, были свои подражатели среди таких же, как и он, аристократов. Но все эти бароны, сам Филипп и Жан д'Ибелен, Жоффруа ле Тор и многие другие, блистали на поприще юриспруденции: «Иерусалимские ассизы» заняли одно из первым мест во французской правовой литературе.

Эти образованные миряне не отставали от клириков и в иных областях литературной жизни. Если после Фульхерия Шартрского Гильом Тирский принялся писать историю завоевания франками Святой Земли (и бароны охотно ее читали), то продолжить его труд взялись Эрнуль, оруженосец Ибеленов, и Филипп Новарский, так же как и автор «Деяний киприотов», которого назвали тирским тамплиером (хотя он никогда не был тамплиером). Работу Гильома (сжатое изложение которой подготовил епископ Акры Жак де Витри) продолжили и другие лица. Эти продолжения, написанные на французском языке, стали известны под названием «Истории Эракля».

Если гибель библиотек и большинства архивов общин и сборников сеньориальных хартий Латинского королевства и не позволяет нам узнать больше о литературной деятельности франков Святой Земли, то монументальные сооружения, возведенные ими в Сирии, свидетельствуют о жизнеспособности западной цивилизации, перенесенной крестоносцами на берега Леванта. Речь идет о бесчисленных крепостях, Монфоре, Баниасе, Краке, Бофоре, которые, невзирая на столетия, прошедшие с тех пор, и поныне остаются самыми замечательными образцами военной архитектуры средневековья^{712}. Две цитадели Сидона являются живым напоминанием о строительных работах, развернутых на Святой Земле Людовиком IX Французским. Мощные замки, при постройке которых учитывали и западные и местные традиции, – правда, часто преобладали последние, – уже одним фактом своего существования свидетельствуют о стойкости, с которой франки Сирии защищали свое королевство против мусульманской агрессии.

Наряду с укрепленными замками, франкские строители во множестве возводили на Святой Земле храмы. Церкви паломников, в основном построенные до того, как халифы захватили Сирию, постепенно уступили место романским и готическим соборам. Французские строители, которые возводили эти церкви – часто это были романские здания, перестроенные в XIII в., – познакомили Восток с архитектурными стилями западных и юго-восточных областей Франции, а также Бургундии. Строительные площадки никогда не пустовали: приток пилигримов и их дарения, богатства капитулов и аббатств было достаточно, чтобы работа не прекращалась; если Франция покрылась белым одеялом церквей в XI и XII вв., то Сирия XII–XIII вв. тоже обновила свой покров из храмов.

Архитекторам приходилось преодолевать трудности, с которыми они гораздо реже сталкивались на Западе. Им нужно было учитывать расположение предыдущих построек, как, например, в Назарете, или архитектурные особенности Церкви Гроба Господня, где со времен Константина сохранились остатки древних базилик. Тем не менее им удалось справиться с этими проблемами, и если возведенные ими церкви и не отличаются особой оригинальностью (исключение составляет Гроб Господень), то все же выдерживают сравнение с храмами, выраставшими в эту же эпоху во Франции.

К несчастью, мусульмане, нанеся удар по королевству, не только снесли несколько замков, но с особенным ожесточением ополчились на церкви. Бейбарс разрушил храмы Престола Господа в Назарете; Рикольдо Монте-Кроче с горечью упоминал, что прекрасная церковь в Магдале, посвященная Св. Марии – Магдалине, и собор в Вифании были превращены в конюшни^{713}. Но после этого разрушения не прекратились: путешественники видели много церквей, которые впоследствии исчезли с лица земли. Кафедральный собор в Тире, где проповедовал Гильом Тирский, был еще очень внушительным в XVIII в.; когда же паша Джеццар повелел его частично разобрать, чтобы перевести колонны в Акру, от него осталось лишь одна стена и колонна. Церковь, построенная в XII в. в Магомерии, была снесена в 1915 г., а храм аббатства Св. Марии Великой – в 1901 г. В водовороте войны сгинула церковь Св. Иоанна в Газе, возведенная в XII в. тамплиерами. Церкви в Пюи де Жакоб (Источник Иакова) и Лидде (частично уцелевшая, несмотря на то, что в 1273 г. ее частично разрушили по приказу Бейбарса, но перестроили во время реставрации греками), Св. Иоанна в Наблусе также погибли. Огромный, с тремя нефами, собор Св. Андрея в Акре, где зародилось знаменитое собратство Св. Андрея, был еще невредим XVIII в., но теперь от него ничего не сохранилось.

Итак, ныне осталось лишь несколько франкских церквей, тогда как еще два или три столетия назад их было довольно много: одни были превращены в мечети, как, например церковь в Хевроне, построенная примерно в 1120 г., кафедральный собор в Рамле, созданный в романском стиле и в 1298 г. ставший «Великой Мечетью»; также уцелело несколько сельских церквей, например, в Пти-Магомери и Фонтен дез Эмо, франкских поселениях, где их возвели в XII в. для латинского населения (второй храм, сегодня – Кариет-эль-Энаб, все еще принадлежит французским бенедиктинцам; он представляет собой характерную для франкских поселков церковь-крепость). Главная мечеть Бейрута в прошлом была древним кафедральным собором Св. Иоанна, «красивым образчиком небольшого собора франкского поселения, построенного быстро, изящного, прочного и практичного», с нефом и приделами, а перед ними – папертью и ее тремя абсидами, чей внешний вид поразительно напоминает окружные хоры романских церквей Западной Франции. Этот кафедральный собор, заложенный между 1110 и 1187 г., был перестроен в готическом стиле в XIII в.^{714}. Развалины кафедрального собора в Севастии, где Усама видел каноников, молившихся столь истово, что это вызвало у него восхищение, также свидетельствуют о силе романской архитектуры, привнесенной в Святую Землю.

Но больше всего археологических следов франкской эпохи сохранилось в Иерусалиме: так, в церкви Св. Марии Латинской на архивольте портала изображены знаки зодиака и образы месяцев. Церковь Св. Анны осталась почти нетронутой; дошли до нашего времени клуатр тамплиеров, часовня Вознесения и прочие памятники. Но именно в церкви Гроба Господня живет память о франкских строителях. Пострадав от пожара в 1808 г., этот храм остался все тем же зданием, что был освящен латинским патриархом в 1149 г. на основе обветшалой базилики Константина, которую по возможности прелат пытался сохранить в целостности. Романские капители и ригели фасада свидетельствуют о наличии на Святой Земле школы франкских скульпторов, близкой к школе Западной Франции, чьим самым знаменитым творением по праву называют капители, найденные в руинах древней базилики в Назарете. Напротив, франки научились применять в других областях искусства достижения местной традиции: часто роспись соборов доверяли художникам, творившим в византийской манере, например, в Фонтен дез Эмо и, прежде всего, в Вифлееме, где художники Василий и Ефремий выполнили за плату от Мануила Комнина и Амори I церковное убранство, в котором западные святые причудливым образом изображены вперемешку с восточными, а греческий язык соседствует с латинским^{715}.

Опять же декораторы, владевшие византийской техникой, работали над оформлением псалтыря королевы Мелизинды и создавали гробницы Иерусалимских королей. Эти гробницы, оскверненные в 1244 г. хорезмийцами, были разрушены в 1810 г. греками – а ведь незадолго до того на них еще можно было прочесть эпитафии Готфриду Бульонскому и Балдуину I. Удалось отыскать лишь обломки надгробия Балдуина V, которые использовали при строительстве мирхаба мечети Аль-Аксар^{716}: там четко прослеживается византийское влияние. К тому же мы знаем, например, из свидетельства Вильбранда Ольденбургского (около 1212 г.), что в Святой Земле, чтобы украсить дома и дворцы, на работу охотно привлекали сирийских мастеров, более умелых, чем их франкские конкуренты. «Сирийцы, сарацины и греки превосходят всех в искусстве декорации», замечал Вильбранд, выражая, таким образом, мнение всех латинян Сирии^{717}.

Так, в области художественного творчества франкские архитекторы и скульпторы в сотрудничестве с местными художниками и декораторами (создателями мозаик и инкрустаций из дерева, граверами) породили франко-сирийское искусство, которое на протяжении двух столетий процветало на латинском Востоке^{718}. Эта художественная и литературная деятельность показывает, что ошибочно будет считать франков Сирии грубыми и жестокими воинами, поработившими более цивилизованные народы и не способными понять их культуру; наоборот, стремление Гильома Тирского, доминиканцев, самих баронов узнать о науке и истории арабов, совместный труд греко-сирийских мастеров, владеющих техникой декорации, и франкских архитекторов достаточно подтверждает, что латиняне смогли вжиться в восточную среду. Западные купцы провозили в Европу из сирийских портов самые редкие товары, производимые в Азии, и Сирия – особенно прибрежная – обязана франкам своим последним периодом расцвета, перед тем как вступить в фазу глубокого упадка, продолжавшегося с гибели Акры (несмотря на попытки возрождения при Фахр-аль-Дине и Джезаре) до конца оттоманского владычества.

История Латино-Иерусалимского королевства отнюдь не напоминает собой бесплодную авантюру: у маленького государства, основанного крестоносцами с целью защиты пилигримов по пути к Гробу Господню (даже после 1291 г. паломничество продолжало пользоваться необычайной популярностью^{719}) хватило сил перерасти во что-то иное, чем гарнизон, обосновавшийся в вражеской местности. Несмотря на постоянную угрозу в лице мусульман, всегда готовых сбросить франков в море, это королевство превратилось, благодаря своей замечательной правящей династии, в оригинальное и жизнеспособное политическое образование. Прежде чем сгинуть, пав жертвой распрей, ослабления своих институтов в то время, как престол пустовал, и особенно пострадав от возрождения единой мусульманской империи в Египте и внутренней Сирии, Латинское королевство все же познало славные дни, и ему было суждено исчезнуть вовсе не из-за изъянов в его институтах, которые, как это часто замечалось, были более чем устойчивыми. Существование этих институтов позволило сплотить, не подавляя, в рамках королевства множество народностей так, что сирийцы – приверженцы разных течений христианства, мусульмане, евреи, самаритяне, бедуины и франкские поселенцы могли жить бок о бок под властью аристократии французского происхождения, которая, несмотря на страсть к свободе, иногда приводившую к вспышке анархии, поставляла для латинских учреждений «выносливые кадры». Латино-Иерусалимское королевство, своего рода первая попытка колонизации, предпринятая франками Западной Европы, продемонстрировало понимание ментальности местного населения Святой Земли, и только это позволило его основателям гарантировать своему детищу долгие годы жизни.