Текст книги "Сверкающее Колесо"

Автор книги: Жан Де ля Ир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА III,
в которой доктор Ахмед-бей выполняет свои фантастические обещания

На другой день после описанной сцены в Морге, по улицам города бегали тысяча разносчиков и продавали вечерний выпуск «Вселенной» – парижского издания. На первой странице газеты была напечатана сенсационная статья:

«Тайна гостиницы Фультон.

Эдуард Пинтинг воскрес!.. – Он был только усыплен… – «Это просто был опыт», – сказал он. – Он знает, где его бриллианты и драгоценности. – Он дает 20 000 франков бедным Парижа! «Дело разъяснено», заключил г-н префект полиции.

Дальше следовало длинное описание подробностей воскресения в таком духе, как хотелось доктору Ахмед-бею.

А в рубрике «Последних Известий», под заголовком «Еще одна тайна отеля Фультон», напечатана была следующая заметка:

«Нам сообщают, что загадочно воскресший г-н Эдуард Пинтинг – близкий друг доктора Ахмед-бея, который известен всему миру своими выдающимися познаниями и компетентностью в области так называемые сверхъестественных явлений. Этим самым многое объясняется!

Из Морга г-н Ахмед-бей, присутствовавший при „воскресении“, отправился вместе с г-м Эдуардом Пинтингом в свой дом у парка Монсо. Знаменитый доктор и загадочно воскресший решительно отказались от интервью.

Тем не менее, г-н Ахмед-бей любезно обещал нам, что через насколько недель он сам даст прессе объяснение тайны, чтобы пресса сообщила это объяснение всему миру.

Остается значит только ждать. Подождем…»

Статья первой страницы и заметка в «Последних Известиях» были перепечатаны всеми вечерними парижскими газетами, а на другой день – газетами всего мира…

А в эту ночь, когда токи телефонных, телеграфных и трансатлантических проводов не прерывались ни на минуту, когда станции беспроволочного телеграфа работали без передышки, – в эту ночь в доме у доктора Ахмед-бея происходила сцена, может быть самая поразительная из всех этих событий.

В полночь в лаборатории сидели на диванах пять лиц, бывших свидетелями развоплощения доктора Ахмед-бея: это были Торпен, знаменитый астроном Брюлярьон, аббат Норма, доктор Паен и Марсиаль.

Их ввел Ра-Кобра и вышел, объявив, что его господин скоро явится.

С нетерпением ждали они, потому что никто из них, кроме Торпена, еще не видел доктора. Даже о его возвращении на землю они узнали только из сообщений вечерних газет о том, что Ахмед-бей присутствовал в Морге при воскресении.

Волнение было таково, что никто не мог говорить.

Перед ними, в ярком свете люстр, лежали на мраморных столах три тела. Одно из них было тело красавицы, одетой в белый шелковый пеньюар, обутой в красные туфельки; у нее было дорогое коралловое ожерелье и роскошные черные волосы, кокетливо причесанные.

На другом столе лежали рядом два мужских трупа: один в сюртуке, другой в синей пиджачной паре. Оба тщательно выбритые; только первый был с усами.

Открылась дверь лаборатории и послышался голос Ахмед-бея:

– Заходите же, капитан, заходите, и не удивляйтесь ничему!

– Хорошо, хорошо, доктор. Я нагляделся столько удивительных вещей, что…

И «капитан», сказавший это с сильным испанским акцентом, показался в освещенной лаборатории.

Ахмед-бей вошел следом за ним, взял его фамильярно за руку и подвел к гостям, поднявшимся с диванов.

– Господа, позвольте вам представить капитана Хозе Мендес, отца m-lle Лоллы, душу которой я перенес с планеты Меркурий!

Потом доктор представил капитану каждого из ученых и прибавил:

– Вчера я звонил по телефону в Барселону, в генеральный штаб, где служит капитан… Я переговорил с ним всего несколько слов, но этого было достаточно, чтобы капитан сейчас же сел на поезд. Два часа тому назад он приехал сюда. Я сейчас посвящал его в курс моих действий, прошедших и будущих. Вот почему я немного запоздал…

Гости поклонились и сели. А капитан, бледнее, чем трупы на столах и с трясущимися руками, поместился около Торпена.

Только тогда решились заговорить Брюлярьон, Марсиаль, аббат Норма и Паен. Они открыли рты разом и сказали:

– Но, доктор…

Но заметив, что говорят все вместе, закрыли рты и замолчали.

– Господа! – начал улыбаясь Ахмед-бей, – не расспрашивайте меня. Позже я вам расскажу о своих приключениях. Вы видели, как из моего тела вышла душа и убедились, я уверен, что оно стало трупом. Теперь оно опять перед вами живое. Удовольствуйтесь пока этим и присутствуйте молча при чудесах, которые сейчас произойдут у вас перед глазами. Вы будете и свидетелями, и контролерами, а свидетельство ваше понадобится, когда я сочту нужным открыть обществу мое могущество.

Пять человек кивнули головой.

– Капитан! – сказал Ахмед-бей изменившимся голосом, – пересильте свое волнение и посмотрите поближе на труп молодой девушки.

Хозе Мендес встал и с исказившимся лицом, но твердо и холодно, подошел к столу. Убитым взглядом смотрел он на застывшее лицо покойницы.

– В это тело вы хотите ввести душу моей Лоллы?

– Да.

– Если я заставлю молчать свое отцовское чувство, то соглашусь, что это прелестная молодая девица… Даже лучше, чем была моя, хотя ее красота славилась в Барселоне… Но только эти глаза – должно быть они черные – у них будет взгляд моей Лоллы?

– Будет, капитан, потому что взгляд – выражение души.

– И на этих губах будет ее улыбка?

– Вы сами увидите, – отвечал доктор. – Впрочем, вы знаете, что с помощью андропластии, о которой я вам рассказывал, можно будет изменить лицо и сделать его совершенно таким, как у вашей дочери… Но эта операция долга и трудна и довольно мучительная. Я ее сделаю только в таком случае, если душа Лоллы через эти уста сама выразит желание и если вы дадите форменное согласие.

– Чего захочет Лолла, – просто сказал капитан, – того и я захочу…

В то время, как Хозе Мендес садился на место, отворилась дверь и показался толстый силуэт.

– Господа! – обратился Ахмед-бей, – рекомендую вам Артура Брэда под видом Эдуарда Пинтинга!

При этих словах любопытство заставило вскочить с мест Брюлярьона, Марсиаля, аббата Норма и Паена; только Торпен сидел и улыбался.

Артур Брэд спокойно вошел. Четыре ученых, вместе с Хозе Мендес смотрели во все глаза на этого человека, который был унесен Сверкающим Колесом, первоначальное тело которого погребено на планете Венера, а настоящее тело еще несколько часов назад было трупом загадочно убитого англичанина! От такой ассоциации идей многие сошли бы с ума. Но наши ученые были не из тех, кого можно поразить делами или словами. Они попросту пожали руку Артуру Брэду. Капитан же опять сел: он больше думал о дочери.

– Теперь, господа, – сказал Ахмед-бей после того, как все заняли места против мраморных столов, – попрошу вас наблюдать и не разговаривать.

Он пошел в гардеробную и вышел оттуда в длинной белой одежде; проходя мимо колонны, повернул пуговку; люстры погасли, только над столами светила электрическая лампочка с зеленым стеклом.

Ахмед-бей поднял руку к своду; три белых искры спустились и остановились на высоте метра над тремя трупами.

Взволнованный капитан Мендес поднялся, сделал шаг вперед и стал неподвижно, не спуская глаз с искры, колеблющейся над трупом девушки.

Ахмед-бей начал заклинание и пассы; голос его все возвышался и замер в долгом раздирающем крике. Тогда искра блеснула ярче, перелетела, покачалась с секунду над губами покойницы и вдруг исчезла.

Все привстали с диванов, тяжело дыша. Стало видно, как бледное молодое лицо порозовело, грудь тихо поднялась и опустилась…

– Лолла! – заговорил прерывающимся голосом капитан. – Лолла Мендес, слышите вы меня?

– Слышу… – вздохнула девушка.

– Лолла! – перебил доктор, – помните вы о планете Меркурий?

– Помню… О!.. Какой ужас!..

И страдание исказило прекрасное лицо.

– Лолла! – опять сказал доктор. – Я пожелал, чтобы ваша душа вернулась на землю…

– Разве это возможно?.. – простонала спящая.

– Это совершилось! Вы теперь спите, сейчас вы проснетесь. Но у вас будут лицо и тело не те, какие были прежде.

– Ах! – вздохнула спящая. – Как это может быть?

– Все вам будет объяснено… Ну, слушайте меня хорошенько!

– Я слушаю..

– Вы увидите перед собою, проснувшись, капитана Хозе Мендес.

– Отца!..

Сдавленное рыдание послышалось в торжественной тишине, наступившей за восклицанием молодой девушки: капитан Хозе Мендес плакал.

– Да, вашего отца, – продолжал Ахмед-бей.

Помолчав, он прибавил:

– А теперь, Лолла, я вам приказываю помнить все, что я вам сказал.

– Я буду помнить.

– Хорошо. Сейчас я вас разбужу.

Повернувшись к присутствующим, он заметил шепотом:

– Я теперь уверен, что волнение, когда она проснется, не причинит ей никакого вреда.

Протянув руки, он стал делать магические пассы. Лолла Мендес открыла глаза, расширенные, изумленные, полные еще загробной тайны.

– Встаньте, Лолла! – мягко приказал Ахмед-бей.

Молодая девушка села на край стола и обвела всех нерешительным взглядом.

– Лолла! Лолла! – закричал капитан.

Воскресшая спрыгнула на пол и в слезах бросилась к отцу.

Пока они обнимались, переживая точно сон, Ахмед-бей тихонько отвел их к выходу на мраморную лестницу. Там ждали Ра-Кобра и двое слуг. По приказанию хозяина они почтительно проводили отца с дочерью вверх по лестнице и ввели в маленькую комнату. Там их оставили одних, для того чтобы капитан, наученный Ахмед-беем, осторожно объяснил ей, каким рядом чудес она очутилась на земле и в чужом теле.

ГЛАВА IV,
которая и без андропластии заканчивается долгожданною свадьбой

Когда прошло первое возбуждение, то по знаку доктора Торпен с друзьями и Артур Брэд опять уселись на диванах.

И тут же Ахмед-бей воплотил душу Поля Сиврака в тело, одетое в сюртук, а душу Франциско – в другое, одетое в пиджачную пару.

Зрители этой невероятной сцены находились в неописуемом состоянии духа: разум отказывался верить реальности факта, а чувства не позволяли сомневаться. В конце концов разуму пришлось склониться перед очевидностью, когда Поль Сиврак и Франциско заговорили!

Несколько минут было достаточно Полю и Франциско, чтобы отдать себе отчет в случившемся. Они припомнили свое развоплощение на Меркурии и были весьма довольны, когда Ахмед-бей, представив их, рассказал в нескольких словах, откуда взялись их теперешние тела и тело Артура Брэда; рассказал также о трогательном перевоплощении Лоллы.

Он закончил так:

– Я выбрал самые лучшие «рубища», какие только мог, и для вас, г-н Сиврак, и для вас, Франциско. Но если вам ваши новые лица не нравятся, я вам переделаю их на прежний лад.

– Как? – спросил Поль Сиврак.

Доктор объяснил операцию андропластии.

– Нет! – сказал Поль. – Я достаточно нагляделся необыкновенных вещей. Мне хочется пережить мою простую жизнь человека так, как все живут. Вся семья моя состоит из брата и сестры: я им расскажу все, а они меня и в новом виде будут любить так же, как любили в прежнем… Впрочем, однако есть одна особа, которой лучше решить этот вопрос: если мое лицо ей не нравится, тогда надо будет обратиться к андропластии, доктор… Нет-ли у вас здесь зеркала? Я бы с удовольствием познакомился с самим собою… прежде, чем просить вас представить меня госпоже Мендес.

Доктор, засмеявшись, отвел Сиврака в гардеробную и оставил там.

– А вы, Франциско? – спросил он, когда вошел.

– Я, сударь, прежде был такой страшный, что всякая перемена мне на пользу. Я оставлю себе новое лицо, какое бы оно ни было… А насчет тела, – я вижу, что оно лучше сделано, чем то, которое мне дала бедная мать… Мускулы, может, и не так крепки, ну, да хорошая пища и работа поправят дело… Меркурий – плохое житье для испанца и для христианина… А вот, если не обеспокою, нельзя ли мне взглянуть на капитана и на сеньориту? Сеньората-то такая же красивая осталась, как прежде?

– Кажется, что да, Франциско. Впрочем, вы сами увидите…

В это время из гардеробной показался Поль.

– Ну, что, господин Сиврак, – спросил Ахмед-бей, – нравится вам ваш портрет?

– Он мне нравится, доктор, большое вам спасибо. Только я сбрею усы и иначе остригусь…

– Значит не нужно андропластии?

– Нет, совсем не нужно!

– И Франциско не желает ее.

– Да и резонно. Он очень хорош в новой коже. Но лучше всех нас, разумеется, Артур Брэд.

– Жаль, что Бильда здесь нет, – сказал Брэд. – Он бы теперь не стал упрямиться… Однако, доктор, хотя я сытно позавтракал, и пообедал, а все-таки голоден.

– И я тоже! – сказал Поль.

– И я! – повторил Франциско.

– Господа, ведь только 4 часа утра, – сказал Ахмед-бей. – В этот час можно разве только ужинать.

При этих словах дверь открылась и Ра-Кобра доложил:

– Кушать подано.

– А что я вам сказал, господа!.. Г-н Сиврак, г-н Брэд, прошу за мною. Вас тоже, Франциско: сегодня вы не денщик капитана Мендеса, а мой гость… А вы, господа (доктор повернулся к остальным), вы знаете дорогу в столовую… А разговорами о науке, об астрономии и приключениях мы займемся за столом.

Все поднялись по лестнице. Наверху Торпен с друзьями повернули в столовую, а Ахмед-бей провел Сиврака, Брэда и Франциско в маленькую комнатку, где сидели капитан с дочерью.

При появлении четырех мужчин Лолла Мендес и ее отец встали с кушетки.

Ахмед-бей взял руки Лоллы и Поля и молча поставил молодых людей друг против друга, под светом люстры.

Была минута молчания, взаимного наблюдения, безумного счастья, сдержанного волнения. Лолла плакала; Поль напрасно старался остановить застилавшие ей глаза слезы. И вдруг, взяв ее за руки, он приблизился и поцеловал ее в лоб самым горячим, самым чистым поцелуем…

Сквозь телесные глаза бессмертные души узнали одна другую.

– Капитан Мендес! – сказал Поль дрожащим голосом отцу Лоллы, – я имею честь просить у вас руки вашей дочери!

– Папа, я согласна, – прошептала Лолла.

Капитан с влажными глазами, подошел к молодым и обнял их.

– Бог вас соединил на небе, – сказал он, – вы будете моими детьми на земле!

– Viva el senor Capitan! – закричал зычный голос.

Все повернулись к двери: там стоял здоровенный детина, рот у него был еще раскрыт после крика.

– Франциско! – вскрикнул капитан.

– Он самый, сеньор, хотя немного в другом виде! А сеньорита сама скажет, хочет ли она, чтобы я ей по-прежнему служил.

– Хочу ли я, Франциско!..

Артур Брэд вышел из угла, где запрятался, пока шли семейные излияния. Толстый, еще толще, чем в Сверкающем Колесе, он поклонился Лолле Мендес, насколько это позволяла его шарообразная фигура.

– Милая барышня, – сказал он, – позвольте мне принести вам пожелание счастья, а вам, мой дорогой Сиврак – мои поздравления.

– Да это Артур Брэд! – воскликнула Лолла.

Она подставила американцу щечку для отеческого поцелуя.

– Жаль, – ворчал он, – жаль, что нет здесь этого балбеса Джонатана Бильда…

– Г-н Брэд, мы об этом поговорим за столом, – сказал доктор.

Он предложил Лолле руку; через несколько минут все гости Ахмед-бея сидели за столом, где грациозно председательствовала хорошенькая Лолла.

В начале говорили мало и ели. Потом доктор, будучи меньше других голоден, рассказал свои приключения, Поль Сиврак рассказал свои, Брэд и Франциско также. Рассказы дополнили друг друга.

– Что касается чисто научных наблюдений, – сказал доктор, – то они составят предмет статьи, которая будет напечатана в научном приложении к «Вселенной» и которую г-н Сиврак и г-н Брэд составят вместе со мною. Этим однако не исчерпывается наша задача. С завтрашнего дня мы с Брэдом и несколькими механиками-практиками предпринимаем постройку машины для сношений с оставшимся на Венере Бильдом. Я буду счастлив, господа, если вы будете содействовать по мере возможности нашим работам… повторяю, наука еще больше, чем мы, нуждается в вашем свидетельстве!..

– Машина, сказали вы? – спросил Брюлярьон.

– Да, машина, совершенно такая же, как та, какою располагает Бильд на Венере… Раз наш аппарат будет построен, мы начнем разговаривать с Бильдом так же, как станция беспроволочного телеграфа на Эйфелевой башне, положим, разговаривает с Бизертой…

– Но земля отстоит от Венеры на 11–16 миллионов лье в те моменты, когда мы можем всего лучше наблюдать планету!..

– Это не имеет никакого значения, и самое имя, которое Бильд и венериане дали своей машине, достаточно может убедить вас в этом.

– Как же они ее называют!?

– Междупланетный радиотелефонограф.

– Я понимаю смысл этого слова, – заметил Брюлярьон, – однако вовсе не представляю себе машины.

– И зачем вам, сеньор доктор, трудиться над машиной? – сказал Франциско. – Вы можете и так слетать на Венеру и назад вернуться…

– Я – да, – ответил Ахмед-бей. – Только я один, да те, кого я пожелал бы взять с собою. Но для науки этого недостаточно, потому что цель науки – служить всему человечеству. Вот это-то и будет делать наша машина. Если я не могу открыть секрета перевоплощения душ, зато мы должны, согласно воле венериан и Бильда, доставить каждому желающему научные – если не материальные – средства построить машину, подобную нашей… И это будет лишь один шаг: Бильд и венериане не сегодня-завтра откроют средство прилетать на землю. Поэтому Бильд и не пожелал развоплотиться.

– У академии наук в перспективе интереснейшие заседания, – сказал аббат Норма.

– А у Парижа на горизонте чудеснейшая свадьба, – добавил Ахмед-бей, глядя на Сиврака и Лоллу, уединившихся в избытке блаженства.

Ужин кончился. Ученые простились и разъехались, унося с собою тайны, которых не могли разглашать до тех пор, пока сам Ахмед-бей не откроет их людям. Лолла Мендес, капитан, Сиврак, Брэд и Франциско отправились в комнаты, которые хозяин велел приготовить им в первом этаже.

На следующий день начинались работы по постройке радиотелефонографа, имевшего целью установить сообщение с миром Венеры и с Джонатаном Бильдом.

ЧАСТЬ VII
Междупланетный радиотелефонограф

ГЛАВА I,
ставящая читателя лицом к лицу с чудесною действительностью

Потребовалось ровно 38 дней, чтобы построить радиотелефонограф. И однако доктор Ахмед-бей сделал все возможное, чтобы работы велись без задержки.

Огромное состояние позволило ему набрать сто лучших механиков; благодаря той же причине завод Крезо, получивший заказ на поставку металлических частей, выполнил этот заказ в течение двух недель, хотя обыкновенному заказчику пришлось бы ждать в двадцать раз дольше.

На Гравельском плато, на просторном открытом участке, построили башню с подвижным куполом; в этой башне должна была помещаться машина. В соседнем сарае складывались машинные части, доставлявшиеся заводом Крезо. С правой стороны от башни возвышались три металлических мачты по 120 метров высотою; на их верхушках помещались аппараты очень похожие не те, какие бывают на станциях беспроволочного телеграфа, только сделаны были из сплава меди, золота и серебра: они имели большую поверхность и образовывали собою как бы опрокинутую проволочную пирамиду.

Как только окончилась установка машины в башне, доктор Ахмед-бей и Артур Брэд подписали следующее приглашение:

«Г……… сим приглашается пожаловать послезавтра, в четверг, в 9 часов вечера, в лабораторию на Гравельском плато, чтобы присутствовать при первом испытании междупланетного радиотелефонографа и при передаче первых сообщений между землей и Венерой. В этот момент Венера (вечерняя звезда) будет близка к точке нижнего соединения и следовательно, на одном из самых коротких расстояний от земли, что должно благоприятствовать опыту».

Приглашение это послали Торпену, Брюлярьону, аббату Норма, доктору Паену, Марсиалю и, кроме того, председателям пяти академий и обеих палат, а также редактору парижского издания «Вселенной».

Тринадцать приглашенных лиц почти одновременно съехались у дверей башни. Франциско встретил их и провел в рабочий кабинет, занимавший весь низ башни; там уже находились капитан Мендес, Лолла и Поль Сиврак, свадьба которых была назначена через пятнадцать дней. Торпен познакомил их. Сейчас же почти явились Ахмед-бей и Артур Брэд, оба в рабочих костюмах; оба вышли прямо из машинного отделения, помещавшегося над кабинетом.

– Господа, – сказал доктор, – прошу пожаловать за мною!

Он открыл дверь, через которую вошел и, пропустив Брэда вперед, поднялся по винтовой лестнице.

Спустя две минуты девятнадцать лиц, считая Франциско, находились в большом круглом зале, с чрезвычайно высоким куполообразным потолком, освещенном четырьмя электрическими шарами.

Семнадцать кресел стояли полукругом у стены.

– Господа, – пригласил Ахмед-бей, указав на кресла, – прошу садиться!

Торпен уже усадил Лоллу и Поля в середине; остальные расселись справа и слева от них; только Ахмед-бей и Артур Брэд остались стоять.

– Вот междупланетный радиотелефонограф, – просто сказал доктор и указал рукою по середине зала какую-то блестящую, огромную, фантастическую вещь.

Машина делилась на два корпуса, отделенных пустым пространством в 2 метра ширины. Она была утверждена на мраморной белой эстраде; со всех сторон к ней вело по три ступени.

Правый корпус машины состоял прежде всего из большого кедрового блестящего ящика, поставленного на другом ящике подлиннее, из черного дерева, а последний уже стоял на мраморе. Из верхнего ящика выходили желтовато-белого цвета проволоки, делали оборот около фарфоровых стержней, торчащих из краев нижнего ящика, потом перекручивались между собою, обвивали другие фарфоровые стержни, стоявшие на втором ящике, и пропадали. Из середины площадки черного дерева поднималась медная колонна в 10 метров высоты, с двумя огромными электромагнитами наверху. Около колонны, на высоте 5 метров, на перекладине из черного дерева висело нечто вроде медного волчка, из которого выходила проволока, защищенная изолирующей оболочкой и исчезавшая в стене. Наконец, под волчком был помещен передающий аппарат телефона.

Даже для ученого механика эта гигантская машина была совершенно непонятна; это и высказал, после пятиминутного молчаливого осмотра, Брюлярьон. Уважаемый директор академии присоединился к его словам важными кивками головы.

Ахмед-бей улыбнулся.

– Между тем, – сказал он, – эта машина, с правой стороны, очень похожа на передающий аппарат Дюкрете, в беспроволочном телеграфе… Всех только сбили с толку ее огромные размеры… Тут еще есть кроме того передающий телефонный аппарат.

– Стало быть, это передающий корпус машины, пожирающей пространство, если смею так выразиться? – спросил Марсиаль.

– Да, – ответил доктор. – А вот это – принимающий корпус.

Он указал на левую часть машины.

Она была не так велика и попроще. На ящике черного дерева были утверждены фарфоровые столбики, поддерживающие катушки электромагнита, коммутаторы и, наконец, полный аппарат телефоннаго приемника; около, в павильоне, помещался фонограф.

– Если не ошибаюсь, – сказал Торпен, – это, в общем, полный аппарат, усовершенствованный и увеличенный, беспроволочного телеграфа в соединении с телефонным аппаратом и с фонографом.

– Совершенно верно! – ответил Ахмед-бей. – Все это земное; единственное почти, что заимствовано у Венеры, – это проволоки из сплава золота и платины; формулу этого сплава дал мне Бильд на Венере; да еще – металлические опилки, употребляемые здесь, – состав их я сообщу в своем мемуаре академии наук. Я же пригласил вас не для того, чтобы читать лекции, а для того, чтобы вы присутствовали при первом сношении, которое мы устанавливаем между землей и Венерой.

Он остановился на минуту, а затем продолжал:

– Так же почти, как в беспроволочном телеграфе, мы будем посылать волны, не герцовские, а световые, волны солнечного света, собранного в этой машине венерианским способом. Мы пошлем эти волны Джонатану Бильду, а он нам пришлет в ответ другие. Способ посылки и получения волн чрезвычайно прост: я буду говорить в этот телефон, а вибрация моего голоса, произведет в машине силу, которая освободит накопленный солнечный свет; она будет освобождать его более или менее интенсивно, смотря по интенсивности вибрации. Эти-то волны, через проволоки и аппараты на верхушках мачты, дойдут до такой же машины на Венере, где Бильд их получит, как и мы получим те, что он нам пошлет. В принимающем корпусе нашей машины световые волны с Венеры превратятся в вибрации, которые приведут в движение механизм телефона, а он, в свою очередь, подействует на фонограф, откуда вы, господа, и услышите ясный голос Джонатана Бильда…

Гостями овладело сильнейшее волнение при мысли об этом чуде на яву: разговор двух людей на расстоянии одиннадцати миллионов лье междупланетного пространства!

Долго молчали.

– Господа! – прервал тишину Ахмед-бей. – Артур Брэд сейчас будет говорить Джонатану Бильду…

Доктор нажал пуговку; электрические шары сразу погасли и башенный купол исчез с металлическим скрипом. Гости подняли головы: в эту чудную весеннюю ночь над ними было усеянное звездами небо…

– Смотрите вверх, – сказал доктор, – вы увидите на небе, как летят световые волны.

Между тем Артур Брэд стоял перед передающим телефонным аппаратом правого корпуса машины.

– Доктор, – сказал он, – дайте призывной сигнала…

Ахмед-бей, державший руку на фарфоровом рычаге, нажал. Рычаг упал. В машине что-то засвистело. Скрипящие искры забороздили темноту круглого зала, и вдруг наверху, в небе, появился ослепительно блестящий зигзаг, побледнел и исчез.

Ахмед-бей смотрел на часы, освещая их крошечным электрическим фонариком, и громко считал:

Десять… двадцать… тридцать. – Раз! Десять… двадцать… тридцать. – Два! Десять… двадцать… тридцать. – Три! Десять… двадцать… тридцать. – Четыре! Господа, Джонатан Бильд получил сигнал!.. Раньше, чем через пять минут, он ответит…

Среди напряженного ожидания вдруг заговорил Констан Брюлярьон:

– А что, если Джонатан Бильд умер?

– Он жив, – холодно ответил доктор.

– Почему вы знаете?

Все молчали. Ахмед-бей так же спокойно ответил:

– Вчера я развоплощался, и моя душа, была у Джонатана Бильда на Венере.

Дрожь пробежала по плечам зрителей, сидевших в темноте. Никто не решился заговорить.

Когда Ахмед-бей указал рукой на небо, все опять подняли головы.

И вдруг светлый зигзаг, еще чуть видный, прорезал небо. Сейчас же он стал яснее, перешел в блеск, и исчез… В ту же секунду засверкали искры и в левом корпусе машины зазвенел электрический звонок.

– Бильд готов, – сказал доктор. – Говорите, Брэд!

И все замерло… Ни звука, ни дыхания не доносилось из ряда кресел в тишине башни, стоявшей перед машинами, которые в темноте напоминали притаившихся апокалиптических чудовищ… А Артур Брэд внятно и раздельно произносил те слова, что должны были пронестись через пустоту небесного пространства, через десять миллионов лье, и отдаться в ушах Джонатана Бильда.

Кусочек неба, видимый из башни, каждую секунду бороздился светлыми зигзагами разной величины и яркости…

Но вот Брэд замолчал.

Пять минут была могильная тишина.

Затем из бесконечности появились другие зигзаги… Искры затрещали в башне, а из фонографа раздались слова:

– Джонатан Бильд и шесть ученых на Венере, – сеньорите Лолле Мендес и вам всем привет!..