сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Меня это стояние не особо удручало – все лучше, чем математика. Конечно, жаль, что нельзя при этом читать книжку, но тут уж ничего не поделаешь. Вместо этого я вела про себя длинные разговоры с Джейн. Говорить с Товией мне не хотелось. Я предпочитала держаться подальше от всех мальчиков, даже воображаемых.
Время от времени раздавался звонок, и по коридору проносились ватаги школьников. Они глядели на Риту, глядели на меня. Ритины подружки явно не молчали. По мрачным взглядам, бросаемым на меня, было ясно, на чьей стороне общественное мнение.
Класс 10 ПЛ проследовал мимо нас на урок музыки в актовом зале. Ребята подталкивали друг друга локтями и оглядывались на нас. Девчонки шипели в мою сторону «шлюха, шлюха, шлюха» как заклинание. Мальчишки улюлюкали, ржали и петушились, в восторге от того, что девчонки передрались из-за их товарища. Единственный мальчик, понуро бредший сзади с опущенной головой, был Тоби.
Он с тревогой взглянул на меня, проходя мимо, и сказал одними губами «прости».
Я опустила голову и смотрела в пол, не желая отвечать. Он постоял возле меня минуту-другую и пошел дальше. Я так и не подняла глаз, как будто решила выучить наизусть узор паркета. Возле Риты он тоже задержался. Ее всхлипывания стали громче.
Я упорно смотрела в пол. Потом раздались еще шаги и остановились передо мной. Я увидела черные парусиновые туфли и черные джинсы и подняла глаза. Это был Рэкс. Он склонил голову набок и приподнял бровь.
– Публичное осуждение? – спросил он.
Я кивнула. Он поцокал языком, показывая, что не принимает этого всерьез. Мне очень хотелось с ним поговорить, но не при Рите. Рэкс понял, сочувственно улыбнулся мне и пошел своей дорогой. Рите он тоже дружелюбно кивнул, но не так, как мне.
Я смотрела ему вслед, пока он шел по коридору. У поворота Рэкс обернулся и помахал мне рукой.
Я с нетерпением ждала урока рисования во вторник, когда можно будет с ним поговорить. Я старательно трудилась над натюрмортом, кладя тени и световые блики. Рита держалась от меня подальше, но Эми, Меган и Джесс норовили зайти сзади и толкнуть мою руку. Я уже научилась откладывать кисточку при их приближении.
Даже Маргарет была теперь против меня. Она подошла и заглянула мне через плечо.
– Ты думаешь, ты у нас великая художница, Пруденс Шлюха, но картинка твоя – дрянь.
Сара никаких гадостей не говорила, но и не улыбалась мне больше. Они все решили меня ненавидеть. Даже Тоби держался теперь на расстоянии. Впрочем, я ему достаточно ясно дала понять, что не желаю с ним разговаривать.
Рэкс, похоже, ничего не замечал. Он и меня, похоже, не замечал, лишь изредка бросал на ходу короткое замечание или совет:
– Попробуй добавить сюда немного белил…
– Ты уверена, что эта тень действительно черная? Из каких еще цветов она состоит?
– Может быть, стоит просто наметить названия книг, а не выписывать каждую букву?
Я слушала, кивала, выполняла его указания, но внутри вся помертвела. Почему он не хочет со мной разговаривать? Со всеми остальными он болтал подолгу, и не только о рисовании. С мальчишками он говорил о футболе, с девочками – о рок-группах. Он целых десять минут оживленно беседовал с Ритой и Эми. Я не слышала, что он им говорил, но очевидно, что-то забавное, потому что они все время хихикали. Рита оставила свой несчастный убитый вид и весело смеялась и шутила с ним, хлопая длинными накрашенными ресницами.
Может быть, и Рэкс решил принять сторону Риты. Может быть, он решил, что я нарочно увела у нее Тоби. Может быть, он теперь тоже ненавидит меня, как все остальные.
Я согнулась над своим натюрмортом, расплывавшимся у меня перед глазами. Остаток урока я сосредоточенно старалась не заплакать. Как только прозвенел звонок, я швырнула кисточку, даже не помыв ее, схватила портфель и бросилась к двери.
Я была уже во дворе, когда Рэкс громко окликнул меня:
– Пру! Пру Кинг, а ну вернись!
Я чуть не бросилась наутек, но все же одумалась и медленно побрела обратно.
– Ты знаешь, что нельзя просто бросать кисточку, не помыв! – сказал Рэкс. – Вот не ожидал от тебя! Раз так, ты еще поможешь мне вымыть все банки.
– Так тебе и надо, шлюха! – хмыкнула Рита, а Эми, Меган и Джесс скорчили мне рожи.
Я повернулась спиной ко всем и стала мыть кисти в раковине. По щекам у меня неудержимо струились слезы.
– Эй, ты там не плачешь? – спросил Рэкс. – Пру, ты что, подумала, что я правда на тебя рассердился?
Я кивнула, и слезы хлынули теперь потоком.
– Перестань! – Он взял полотенце и осторожно промокнул мне глаза. – Ой! Теперь у тебя черная краска вокруг глаз! Еще немного, и ты будешь выглядеть как Милая Рита.
– Милая Рита?
– Это песенка «Битлз». – Он пропел строчку оттуда. – Объясни толком, что там у вас случилось с Ритой? Почему они все от тебя шарахаются, как от бубонной чумы?
– Они думают, что я увела Тоби у Риты.
– А ты его увела?
– Нет! То есть не взаправду. Я ходила с ним в «Макдоналдс», но только чтобы помочь ему с чтением. Это он придумал!
– Не сомневаюсь. И теперь тебя, стало быть, все не любят.
– Они меня и раньше не особенно любили, а теперь просто ненавидят. Я подумала, что и вы тоже, потому что вы со мной почти не разговаривали, зато возле Риты простояли целую вечность.
– Я просто подумал, что, если я начну сейчас в очередной раз расхваливать твои художественные таланты, это не прибавит тебе популярности. Чем я могу помочь тебе, Пру? Хочешь, поговорю с мисс Уилмотт?
– Нет!
– А с твоей классной руководительницей?
– Ни за что!
– А еще у нас собираются устроить какую-то консультацию для учеников – это одно из новшеств мисс Уилмотт. Ты могла бы поговорить с ними.
– Спасибо, но я не хочу ни с кем говорить, – сказала я, споласкивая раковину. – Все в порядке. Они меня не волнуют.
– Но ты плакала.
– Я плакала, потому что думала, что вы на меня сердитесь.
– Я на тебя не сержусь. – Рэкс помолчал немного. – Куда уж там.
И начал, не глядя на меня, с шумом расставлять по местам коробки с красками.
– Ну что, придешь в пятницу снова посидеть с детьми? – спросил он затем.
– С удовольствием.
– Тогда назначаем свидание.
Пятницы постепенно становились похожи на настоящие свидания. Я бегом неслась домой и напускала ванну. Мама ворчала насчет расхода горячей воды, но я не обращала внимания. Как бы мне хотелось иметь настоящую пену для ванн, душистое мыло, хороший шампунь! Мама покупала только самое дешевое хозяйственное мыло и пыталась заставить нас мыть волосы жидкостью для мытья посуды, пока я не заявила решительный протест.
Потом я начинала искать, что бы надеть. Как мне хотелось иметь что-нибудь приличное! На деньги, полученные за сидение с детьми, я смогла купить зеленую юбку и джемпер, а мама отыскала на толкучке белую мальчишескую рубашку, так что я теперь одевалась в школу более или менее по форме. (Грейс тоже повезло. У Фижки была страшно толстая двоюродная сестра в одиннадцатом классе, и она отдала Грейс свою старую форму, из которой давно выросла.)
К Рэксу я обычно надевала школьную юбку, черный свитер с толкучки, необычные колготки в черную и зеленую полоску из магазина «Всё по 99 пенсов» и те самые разрисованные черные туфли. Прически я делала разные: косы с вплетенными бусинами; забавные хвостики, перевязанные черной бархатной ленточкой; распущенные волосы, свисающие на спину, а по бокам заколотые невидимками с бабочками. Настоящей косметики у меня не было, но я экспериментировала с акварелью, обводя глаза лиловой тенью. Однажды я нарисовала у себя на мочках ушей маленькие голубые звездочки, в другой раз – роскошный зеленый с белым браслет. Мама пришла в ужас.
– Господи помилуй, это выглядит как татуировка, – волновалась она. – Что подумает о тебе твой учитель?
Рэксу, похоже, нравилось, как я выгляжу. Он всегда замечал и хвалил очередную импровизацию, хотя однажды сказал, что по-прежнему питает симпатию к платью в красно-белую клетку.
В следующий раз я пришла в этом платье с красной кофтой и красной пластмассовой розочкой в волосах, намазав губы алой краской. Я попыталась накрасить и щеки, но получилось до того похоже на матрешку, что я все смыла. Впрочем, румяна мне были явно не нужны. Я и так все время вспыхивала, разговаривая с Рэксом.
Дети ко мне привыкли. Мне уже не приходилось подкупать Гарри сладостями. Я играла с ним в Груффало, придумывая дополнительные приключения, а иногда рисовала ему картинки с его любимыми эпизодами. Лили была еще мала для сказок, но мы с ней играли в кукушку: я пряталась за подушку и кричала оттуда «ку-ку», а она весело смеялась.
– Ты умеешь находить подход к детям, Пру, – сказала Марианна. – Они тебя так любят!
Похоже, Марианна меня тоже любила. Собираясь, она болтала со мной о диетах, прическах и нарядах. Я думала о своем под ее трескотню, но моментально включалась, стоило ей упомянуть Рэкса. Она всегда говорила о нем пренебрежительно, со вздохом, как о глупом ребенке.
– Было бы гораздо больше толку, если бы он сидел с детьми, а я вернулась на свое место бухгалтера. Но он такой бестолковый, что не справится. Дети вертят им, как хотят, особенно Гарри. Не знаю уж, как он справляется в школе.
– Он великолепный учитель. Его все обожают, – сказала я.
– Да брось ты, Пру! Я уверена, что все над ним издеваются. Это такая глупость – тратить свое время на школу, не говоря уж о том, что зарплата мизерная. В рекламном агентстве он зарабатывал вдвое больше – нет, втрое. Но ему, видишь ли, хотелось чего-то более творческого, хоть я, убей бог, не понимаю, что творческого в том, чтобы раздавать баночки с краской куче скучающих подростков. Прости, Пру, я не имела в виду тебя. Я знаю, что у тебя талант к рисованию – Кит мне все уши прожужжал.
– Правда? – жадно спросила я.
– Ты сама знаешь, что он от тебя в восторге, – сказала Марианна.
Я на это надеялась, но мне хотелось услышать это от нее. Хотя я испытывала при этом смешанное чувство, страдая от нечистой совести. Судя по всему, Марианна не догадывалась о моих чувствах к Рэксу и разговаривала со мной так, как будто я была ее подругой.
– Как мило с твоей стороны, что ты согласилась сидеть с детьми постоянно, Пру! А то мы с Китом вообще отвыкли ходить куда-нибудь вместе. Мы вроде ничего особенного и не делаем, но нам обоим от этого легче. У меня есть повод немного принарядиться и снова почувствовать себя человеком, и Кита это бодрит. Я знаю, в школе он всегда делает бодрый вид, но на самом деле настроение у него в последнее время было очень угнетенное. Это началось еще до рождения Лили. Он в этом ни разу не признался, даже мне, но у него случались такие приступы хандры… А сейчас он воспрянул духом и стал похож на прежнего Кита. – Марианна вздохнула. – Радуйся своей молодости и свободе, Пру.
Я вежливо кивнула, хотя мне не хотелось быть ни молодой, ни свободной.
Рэкс при Марианне и детях почти не говорил со мной. Все наши разговоры происходили в машине по пути домой. У нас было десять минут вдвоем, иногда двадцать, если мы еще немного болтали в машине около нашего магазина.
Мы говорили о живописи, о книгах. Рэкс советовал мне прочитать то или другое, и я складывала его указания в свой экземпляр «Джейн Эйр». У меня скопилась уже целая коллекция чеков из супермаркета и оберток от «Кэдбери», которыми я дорожила больше всего на свете, потому что они были исписаны его красивым ровным почерком. Но самые лучшие разговоры случались у нас, когда Рэкс забывал, что он мой учитель, и рассказывал о себе. О своей нынешней жизни он говорить избегал, зато охотно вспоминал детство.
Он рассказывал, как в первый раз получил в подарок набор фломастеров и часами просиживал за кухонным столом, раскрашивая морской пейзаж – большие синие волны с белыми гребешками пены, красные лодочки и чайки в виде галочек между лучами желтого солнца. Себя он изобразил стоящим на скале с огромным клубничным мороженым в шоколадной глазури. Его мама отправила эту картинку на конкурс детских рисунков, и он занял второе место.
– А первое место занял другой мальчик из нашей школы, и меня это страшно расстроило. Я старался при нем не показывать виду, но дома плакал – представляешь, какая трагедия?
– Это очень понятно.
– Мама тоже понимала и оправила мою картинку в специальную рамку. Она, кажется, до сих пор висит у нее на кухне.
– А другие ваши картины, то, что вы писали в институте или после, у нее тоже висят?
– Нет, мама, по-моему, думает, что после семилетнего возраста я ужасно деградировал. Возможно, она права.
– А клубничное мороженое в шоколадной глазури вы no-прежнему любите?
– Еще бы!
И мы стали обсуждать любимые блюда. Рэкс был поражен, что я ни разу не пробовала ни пиццу, ни чоп-суэй, ни курицу по-индийски.
– Надо будет тебя как-нибудь угостить, – сказал он.
– Да, пожалуйста.
Я все надеялась, что он назначит определенное время, но он, видимо, просто шутил. Он иногда разговаривал со мной, как с ребенком, как будто я была ненамного старше Гарри. Я старалась держаться по-взрослому, но иногда он меня поддразнивал за слишком литературную фразу или заученную позу.
– Не смейтесь надо мной, – говорила я уязвленно.
– Да я и не смеюсь. Я только так, немножко.
– Я просто стараюсь произвести на вас впечатление.
– Можешь не стараться, Пру. У тебя уже получилось.
– Правда?
– Ты такой смешной ребенок.
– Я не смешная. И не ребенок, – бросила я, выпархивая из машины.
– Эй! Ты теперь уйдешь обиженная? – Он опустил окно.
– Кто здесь обиженный? – сказала я, просовывая голову внутрь, – Во всяком случае не я.
И я изобразила на прощание воздушный поцелуй.
Я до него не дотронулась. Это был просто такой глупый жест. Он мог не принимать его всерьез – хотя мне хотелось, чтобы принял.
На этот раз, везя меня домой, Рэкс был отнюдь не так разговорчив. Я изо всех сил старалась завести интересную беседу, но он ни на что не откликался. Мы доехали до моего дома очень быстро.
– А может, вы остановите машину не прямо у магазина? – сказала я. – А то мама удивится, почему я сразу не иду в дом.
– А почему бы тебе сразу не идти в дом? – спросил Рэкс.
– Потому что я хочу поговорить с вами!
– Я знаю. Я тоже хочу с тобой поговорить, Пру. Но… но мы с тобой стали вести себя так, как будто… как будто между нами что-то есть…
– А между нами и есть, – сказала я.
– Да, конечно, мы хорошо друг друга понимаем, и для меня большая радость помогать тебе в занятиях живописью, но это все, что может быть между нами, Пру. Ты ведь это знаешь, правда?
– Знаю. Но что вы на самом деле чувствуете? Если бы вы не были моим учителем?
– Совершенно не важно, что я чувствую.
– Мне это важно. Вы мне важны.
– Перестань, Пру. Послушай, это все я виноват. Нужно было соблюдать дистанцию. У тебя сейчас трудное время, ты очень ранима, у тебя болен отец. Неудивительно, что ты сильно привязалась ко мне.
– Я не привязалась. – Я глубоко вздохнула. – Я вас люблю, и вы это знаете.
– Пру, послушай, ты очень славная девочка…
– Не говорите со мной, как с Сарой.
– О господи! – Рэкс опустил голову на руки, лежавшие на руле.
– Все в порядке, – сказала я. – Я не хочу усложнять вам жизнь. Я никому больше не скажу о своих чувствах. Я не буду ничего такого делать. Но скажите мне, ради бога: вы меня хоть немножко любите?
– Я женат. У меня двое детей. Я учитель, а ты моя ученица. Тебе четырнадцать лет, господи ты боже мой!
– Вы меня любите?
– Пру, прекрати, я тебя умоляю! Иди домой, твоя мама уже, наверное, удивляется, куда ты пропала. Иди, прошу тебя.
Он подождал, пока я вышла из машины и оказалась на безопасном расстоянии на тротуаре. И тогда, отъезжая, он прошептал одно слово, которого я, конечно, не слышала, но ясно прочла по его губам в свете фонаря. Он сказал «да».
Да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да да!
14
В школе Рэкс старательно избегал меня. Если мы встречались в коридоре, он поспешно кивал и проходил мимо. Он даже ничего не сказал о новой работе, которую я начала но рисованию. Мы начали разрабатывать рождественские мотивы. Я нашла среди его открыток «Рождество» Ботичелли и принялась усердно срисовывать его, впервые воспользовавшись гуашью. Я скопировала в уменьшенном виде Марию, младенца Иисуса и Иосифа, всех пастухов и волхвов, а также вола и осла и истратила уйму розовой и золотой краски на хоровод ангелов в небе над яслями.
На переднем плане там было странное кладбище с подымающимися из могил мертвецами, которые обнимали друг друга в радости воскресения. Я скопировала их всех, но нарочно приукрасила пару в левом углу, обнимавшую друг друга особенно нежно. Девушке я нарисовала длинные вьющиеся волосы, а мужчине – бородку и мерцающий блик на мочке уха.
Мне хотелось, чтобы Рэкс внимательно рассмотрел мою картинку, но он ограничивался быстрым взглядом, когда подходил поболтать с Сарой. Я надеялась, что он проявит больше внимания после урока. Наверняка он понял. Просто хочет быть осторожным. Действительно, было бы странно и даже подозрительно, если бы он особо останавливался на моей работе.
