сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Сердце у меня бешено заколотилось при этой мысли. Я на цыпочках вышла из спальни и облокотилась на перила лестницы. Потом заглянула в ванную, где было все еще жарко и влажно, пощупала два больших сырых махровых полотенца, пытаясь угадать, какое из них – его. Посмотрела на зубные щетки в стакане и подумала о его ровных белых зубах и особенной улыбке. Взглянула на бритву и представила, как она скользит по его намыленным щекам, осторожно огибая аккуратную бородку. Увидела расческу и представила, как она продирается сквозь его блестящие темные волосы. Потом перевела глаза на два махровых халата на крючке. Они казались одного размера. Я осторожно понюхала каждый. Одно слегка попахивало кремом для лица и духами.
Я сняла с крючка другой халат – его, сунула руки в рукава и запахнулась поплотнее. Мне казалось, что это он обвил меня руками и прижал к себе. Я на мгновение закрыла глаза. Когда я их открыла, то почти ожидала увидеть в затуманенном зеркале его улыбающееся отражение за моим плечом.
Я неохотно вылезла из халата и аккуратно повесила его обратно ко второму, вдруг испугавшись, что они висели каким-нибудь особенным образом.
Щеки у меня горели, руки дрожали. Я велела себе немедленно спускаться вниз и взяться за книжку или за уроки. Я могла посмотреть телевизор! Я знала, что Грейс и мама захотят посекундного отчета о каждой программе, включая рекламные паузы.
Но мне не удалось себя заставить. Ноги сами поднесли меня к дверям следующей комнаты – их спальни. Я затаила дыхание и толкнула дверь. Не знаю уж, что я ожидала увидеть. Во всяком случае не эту обычную неприбранную комнату с разбросанной по желтому одеялу одеждой и вываленной на туалетный столик неряшливой косметикой. Я с любопытством перебирала баночки и тюбики, мазнула щеку ее кремом для лица, провела пуховкой от пудры по носу, прикоснулась к губам ее розовой помадой. У помады был тошнотворно сладкий вкус. Интересно, нравится это ему, когда он ее целует? А может быть, он ее уже и не целует? Нет, целует, конечно. У них ведь есть дети.
Я взглянула на их кровать. У желтого пододеяльника не хватало половины кнопок, из вышитых цветов на подушках свисали нитки, валик в изголовье выцвел. У мистера Рэксбери такой острый глаз на все. Как он может спать в этой неопрятной комнате?
Я подошла к белому встроенному шкафу и открыла его. С одной стороны висели ее вещи, слегка помятые, наполовину свалившиеся с вешалок – розовые, сиреневые, бледно-желтые, бежевые, темно-синие и коричневые. С другой стороны располагалась его одежда – в основном черного Цвета, кое-что из голубой джинсовой ткани. Я опустилась на колени и стала разглядывать его ботинки, надев их на руки и сплясав ими легкую чечетку. У него изящные маленькие ноги. Я аккуратно поставила ботинки на место.
Потом я заглянула в комод. Мне хотелось найти там что-нибудь запретное и тайное, но я увидела всего лишь нижнее белье, носки, коричневый клубок ее колготок, словно гнездо мягких змей.
Я перебрала книги по обеим сторонам кровати. Она читала дамские романы в пастельных обложках под цвет ее блузок – романтические истории об одиноких женщинах в поисках истинной любви. У него набор был нестандартный – потрепанный пингвиновский «Дэвид Копперфильд», Джон Апдайк, Ханиф Курейши. Я помнила, что у нас в магазине есть «Дэвид Копперфильд» и несколько романов Апдайка, а в коробках на складе можно, наверное, откопать и Курейши. Я могу все это прочитать, а потом между делом упомянуть в разговоре, и он поразится, какие у нас схожие вкусы.
Нет, его не проведешь. Он догадается, что я забралась в его спальню и рылась в книгах у его кровати. Я поспешно собрала их обратно в стопку и тихонько вышла. Потом еще раз взглянула на детей, чтобы как-то оправдать свое присутствие, и спустилась вниз.
Я сделала себе кофе – черный и крепкий, чтобы чувствовать себя взрослее, хотя меня от него знобило. Но тут я увидела большую стеклянную вазу с конфетами и шоколадом и напрочь забыла, какая я взрослая. Мама делала домашние ириски, помадки и трюфели, но мы никогда не видели полную вазу конфет, даже на Рождество. Невозможно представить, чтобы мистер Рэксбери всем этим лакомился. Это, конечно, она целый день грызет сладости и, наверное, тоже дает их Гарри за хорошее поведение.
Марианна сказала, чтобы я угощалась всем, что найду. Я протягивала руку то к тому, то к другому и наконец остановилась на белом сливочном трюфеле. Блаженно перекатывая его во рту, я взяла пульт телевизора и стала переключать каналы. У меня не хватало сил остановиться на чем-нибудь одном. Я чувствовала себя актрисой в собственной романтической мелодраме и наслаждалась этим.
Я сидела с ногами на диване и пыталась представить, как бы я сидела здесь каждый вечер рядом с мистером Рэксбери, уложив детей наверху. Что бы мы делали? Смотрели телевизор, читали книжки, разговаривали? Сидели бы мы на разных концах дивана или тесно прижавшись друг к другу?
Я почувствовала под диванной подушкой что-то твердое – похоже, маленькую книжку. Нет, это оказался блокнот для эскизов. У меня есть дома точно такой же. Я открыла его, затаив дыхание от любопытства. Рисунки для себя мистера Рэксбери! Я осторожно переворачивала страницы, боясь смазать уголь или мелок.
Здесь были быстрые зарисовки детей: Гарри на трехколесном велосипеде, бегущий Гарри, Гарри у телевизора, прижавший к подбородку плюшевого мишку. А вот Лили – лежит на спинке и брыкает ногами; с коркой хлеба на высоком стуле; смеющаяся, с широко открытым ртом и сощуренными глазами.
В блокноте были и наброски миссис Рэксбери: с Лили у груди, с книжкой у кроватки Гарри, и рисунок, посвященный ей одной. Она лежала на диване, закинув руку за голову; поза скрадывала ее большую грудь и толстый живот, делая формы соблазнительно-женственными.
Я нахмурилась при виде этого наброска, очень интимного и нежного, хотя миссис Рэксбери была здесь полностью одета. Мне хотелось вырвать из блокнота эту страницу. Усилием воли я заставила себя листать дальше. Эскизы растений, вазы с фруктами, дерево, несколько рисунков школы из окна рисовального класса. Было и несколько зарисовок учеников – мне особенно понравилась смеющаяся Сара, густо мажущая краской лист бумаги.
Я перевернула страницу и увидела портрет худенькой девочки с густыми вьющимися волосами, с большими темными глазами, сосредоточенно устремленными в пространство, в собственный воображаемый мир. На платье девочки был легко намечен клетчатый узор.
Это была я.
12
Они вернулись в самом начале двенадцатого.
– Ну как дети? Просыпались? Ты давала Лили бутылочку? Гарри согласился, чтобы ты ему читала? – торопливо спрашивала миссис Рэксбери, вбегая.
– Все было хорошо. Лили немного всплакнула около десяти, но снова уснула, даже раньше, чем я успела ее покормить. А Гарри вообще было не слышно.
– Отлично! Пойду разбужу его сейчас на горшок, а то утром у нас будет мокрая постель. Вот твои деньги, Пру. Спасибо тебе огромное. Надеюсь, ты когда-нибудь еще придешь нас отпустить?
Я набрала в грудь побольше воздуха:
– С большим удовольствием.
И, быстро накинув куртку, пошла в прихожую, даже не поглядев на мистера Рэксбери. У меня было такое чувство, будто я провела весь вечер в его объятиях. Если я теперь хоть на секунду встречусь с ним глазами, я обязательно покраснею.
– Эй, ты куда собралась, Пру? – окликнул он.
– Домой.
– Погоди, я тебя сейчас отвезу.
Я только об этом и мечтала с той самой минуты, как он предложил мне посидеть с детьми, но сейчас меня залила волна страха.
– Нет-нет, не стоит. Я прекрасно доеду на автобусе, это совсем недалеко, правда. До свидания!
– Я отвезу тебя домой на машине, – твердо сказал мистер Рэксбери. – Без разговоров.
Что ж, я остановилась, попрощалась с его женой и пошла рядом с мистером Рэксбери по садовой дорожке.
– Ну вот, – сказал он, распахивая передо мной дверцу. – Ох, боже мой, извини – дети тут устроили помойку. Мы уже перестали замечать.
Я расчистила себе путь сквозь пакетики от сока, пластмассовые машинки и формочки и устроилась на переднем сиденье. Мистер Рэксбери сел за руль.
– Пристегнись, – сказал он мне.
Я недоуменно посмотрела на него, потом себе на колени и беспокойно заерзала. Мне так редко приходилось сидеть в машине, что я не знала, как обращаться с ремнем безопасности. У отца раньше был микроавтобус, на котором он ездил закупать книги, но он почти никогда не возил на нем семью. Несколько лет назад у машины испортилась коробка передач, и ее пришлось сдать в утиль.
Мистер Рэксбери наклонился ко мне. Одно безумное мгновение мне казалось, что он хочет меня поцеловать. Но он всего лишь вынул из-за моей спины ремень.
– Вот так, теперь мы надежно пристегнуты – сказал он, заводя машину. – Чем ты занималась целый вечер?
Я покраснела, но в машине было, слава богу, темно.
– Я немного почитала, поделала уроки, всякое такое…
– Надеюсь, тебе было не слишком скучно одной. Имей в виду, ты всегда можешь захватить к нам подружку. Или сестру, если тебе с ней веселее, – небрежно сказал он.
– Нет-нет, спасибо! Я люблю быть одна, мне совсем не скучно.
Он взглянул на меня и кивнул:
– Понимаю. Я в детстве тоже любил быть один. По выходным я обычно отправлялся на рыбалку. Не ради рыбы. Мне бывало жалко и тошно, если вдруг что-нибудь ловилось. Просто мне хотелось побыть в одиночестве.
– А сейчас вы ездите на рыбалку?
– Когда уж там! По выходным мы сперва едем в супермаркет за продуктами, потом я сижу с детьми, пока Марианна встречается с подружками, а в воскресенье мы едем все вместе в Безингсток к ее родителям на воскресный гриль. Обычно туда приезжает еще сестра Марианны с мужем и детьми, и мы все деятельно изображаем семейное счастье.
Голос его звучал легко и ровно, так что нельзя было понять, говорит он об этом весело, с горечью или со скукой. А спросить я не могла.
Мы пробыли вместе всего десять минут, а у меня накопилось столько вопросов! Но все они были слишком прямые, слишком личные:
Как вы думаете, я действительно хорошо рисую?
Я вам нравлюсь?
Почему вы меня нарисовали в своем тайном блокноте?
Вместо этого я несла какую-то детскую чушь о рыбалке, расспрашивая о леске, крючках и наживке, до которых мне не было ни малейшего дела. Я сама чувствовала себя беспомощной рыбкой на крючке. Он все туже натягивал леску, пока не вытащил меня из родной стихии.
Машина свернула на нашу улицу, и я попросила остановить у книжного магазина.
– А, так это тот самый магазин! Я сюда заходил – хотел порыться в отделе искусства, но меня спугнули ехидным замечанием, что здесь магазин, а не библиотека. – Он помолчал минуту. – Может, это был твой отец?
– Это, несомненно, был мой отец, – ответила я. – Неудивительно, что у нас почти не осталось покупателей. Он всегда им грубит.
– Как у него дела?
– С речью пока не очень, и нога тоже не двигается. – Я вдруг всхлипнула и чуть не разревелась от чувства вины, представив, каково было сегодня маме и Грейс в больнице.
Мистер Рэксбери не до конца понял мои чувства.
– Прости, Пру, я не хотел. – Он прикрыл ладонью мою руку.
Машина взлетела в небо, словно ракета, и закружилась вокруг луны, рука с рукой, рука с рукой, рука с рукой…
Он ласково сжал мою кисть и снова положил руку на руль. Машина опустилась на землю. Он барабанил пальцами по рулю. Мы сидели тихо и молча, глядя прямо перед собой.
– Ну что ж. – Он помолчал. – Тебе, я думаю, пора домой.
– Да. Спасибо, что подвезли меня, мистер Рэксбери.
Он обернулся ко мне:
– Что это за официальность? Вся школа зовет меня Рэкс, как ты прекрасно знаешь.
– Значит, спасибо, Рэкс. – Я рассмеялась. – Смешно звучит.
– Все лучше, чем Кит.
– А почему жена не зовет вас Рэкс?
– Мы слишком давно знакомы – были парочкой с детства.
– Вы знаете друг друга со школы?
– С четырнадцати лет.
– С моего возраста?
– Ага.
– Вот это да!
– Ты хочешь сказать, что у тебя пока нет пары?
– Нет!
– Ну и отлично. А теперь беги! Увидимся в школе.
– Да. Спасибо. До свидания… Рэкс. – Я снова засмеялась, отстегнула ремень и выпорхнула из машины.
Он подождал, пока я скроюсь в дверях магазина. На пороге я обернулась и помахала ему. Он помахал в ответ, и машина тронулась.
Мне хотелось стоять одной в темном магазине, вдыхая пыльный запах старых книг и перебирая все подробности ночной поездки – каждое слово, каждый жест, каждое прикосновение. Мама испуганно окликнула меня из спальни, опасаясь, не грабитель ли к нам забрался. Хотя какой уважающий себя грабитель полезет за Кэтрин Куксон в мягкой обложке, потрепанными детскими книжками, подборками «Ридерз Дайджест», переплетенными в винил, и четырьмя фунтами девяносто девятью пенсами в кассе.
– Пруденс? Это ты?
Нет, мама, это уже не я. Это совсем другая девочка – она летит над пыльным полом. Я хочу еще полетать – высоко-высоко.
До меня донесся скрип маминой кровати и стук ее шлепанцев, потом хлопнула дверь нашей комнаты, и раздался топот Грейс. Я вздохнула и пошла вверх по лестнице.
Я дала им полный отчет о доме, мебели, детях, жене и передачах по телевизору и сунула маме в руку пятифунтовые бумажки.
– Это твои деньги, Пру!
– Я хочу вернуть тебе деньги за уроки математики.
– До чего ты у меня хорошая девочка, – растроганно сказала мама, так что я почувствовала себя очень плохой.
Я поцеловала ее на ночь и пошла спать. Грейс начала было меня расспрашивать, но я отговорилась усталостью. Я лежала на спине и глядела в темный потолок. Интересно, он тоже лежит сейчас так или спит, прижавшись к своей жене?
– Пру! Ну пожалуйста, расскажи, как у тебя там с Рэксом, – прошептала Грейс.
Я притворилась, что сплю.
– Пру!
Я не отвечала. Она вылезла из своей кровати и забралась на мою.
– Пру, ну скажи, что он тебе говорил, пока вы ехали домой? – шептала она, водя волосами по моему лицу и прижавшись ко мне своим толстым мягким телом.
– Ты меня раздавишь! Иди к себе. Я сплю.
– Ничего ты не спишь. Ты меня не обманешь, Пру. Ты с ума по нему сходишь, да?
– Нет, конечно. Это просто скучный учитель, на много лет старше меня, с женой и двумя детьми.
– Да, но ты в него все равно влюблена.
– Нет. – Я спихнула ее с кровати.
– Да, – сказала Грейс, шлепаясь на пол. – Ой! Я думаю, ты просто рехнулась. Ты могла бы взять себе любого мальчика, даже Тоби Бейкера, а тебе понадобился старый Рэкс!
Я натянула одеяло на голову, чтобы больше ее не слышать. Теперь я слышала только свои собственные мысли, стучавшие в голове, как кровь в висках.
Я почти не спала ночью, но встала рано и сделала уборку в магазине. Осторожно стерев пыль с папиного magnumopus, я переписала первый абзац крупными печатными буквами. Может быть, папа сумеет его прочитать, а потом повторить вслух – он все же сочинял эти фразы много лет, непрерывно бормоча их себе под нос, как священную мантру.
– Это папина книга! Побережнее с ней! Что ты делаешь? – заволновалась мама.
Я со вздохом объяснила.
– Отличная мысль. Почему мне это не пришло в голову? Ты такая умница, Пру!
– Скажи это моим учителям! – буркнула я. – Они все считают меня непроходимой тупицей.
– Ну, мистер Рэксбери наверняка так не думает, а то бы он не доверил тебе своих малышей.
Я ниже склонилась над бумагой, чтобы скрыть румянец. Пока я трудилась над папиной книгой, мама сидела за прилавком в пустом магазине, а Грейс бесконечно висела на телефоне, болтая с Ижкой и Фижкой. Я перебирала папины тетрадки, разрозненные листы и вырезки, стараясь выбрать ключевые пассажи. Я вглядывалась в его мелкий неразборчивый почерк до боли в глазах.
До сих пор я никогда не понимала его сочинение. Я считала, что оно для меня слишком сложно. Но сейчас, внимательно читая страницу за страницей, я сделала очень печальное открытие. Здесь не было ничего сложного – ни необычной философской теории, ни особого взгляда на проблемы человеческого бытия, ни главной темы, ни нового подхода. Это были обычные папины негодующие тирады. Ни для кого, кроме него самого, все это не имело ни малейшего значения. Возможно, и для него оно уже не имело значения.
Я закрыла книгу. Мне хотелось спрятать ее с глаз долой. Было мучительно стыдно узнавать это об отце – все равно что видеть его в мешковатом нижнем белье.
– Пру! Спустись на минутку! – крикнула снизу мама.
Я решила не услышать.
– Пру! Где ты там? К тебе пришли!
Я вскочила и помчалась по лестнице, на ходу приглаживая волосы и одергивая платье. Ну почему я не догадалась прилично одеться! Мне хотелось посмотреться на всякий случай в зеркало, но я боялась, что он не дождется и уйдет…
С горящими щеками, запыхавшись, я влетела в магазин и оглянулась. Его не было. Мама показывала на какого-то дурацкого мальчишку в дверях. Нет, не какого-то, а очень даже знакомого мальчишку. Это был Тоби Бейкер. Я вздохнула.
– А, это ты! – разочарованно сказала я.
– Привет, Пру, – сказал он, нисколько не смущаясь. – Как дела?
Я смотрела на него как на ненормального.
– Твоя мама говорит, что может сегодня обойтись в магазине без тебя. Я подумал, может, мы тогда позанимаемся? Я тебе помогу с математикой, а ты послушаешь, как я читаю. – Тоби похлопал по своему рюкзаку.
