сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Не знаю, слышала ли Стар, что он сказал, но лицо ее вспыхнуло. Стар опустила голову, так что волосы скрыли ее покрасневшее лицо, но она не уходила, словно ноги у нее приросли к земле. Она явно чего-то ждала. Наконец толпа немного поредела, большинство ребят вошли в зал, и Марк наконец остался один. Подойдя к ней, он небрежно обнял ее за плечи:
— Ну как, посидишь со мной, детка?
— Хочешь, чтобы я поклевала картошку из твоей тарелки?
— Ну зачем же так? Закажи себе порцию. Я заплачу.
— Ах, как это мило с твоей стороны, Марк! — пропела Стар таким сладким голосом, что меня даже затошнило. — А как насчет крем-брюле? Ты не возражаешь?
— Конечно нет.
Они направились в «Макдоналдс», рука Марка по-прежнему лежала на плече Стар. Обо мне она, по-моему, просто забыла.
Я в отчаянии вцепилась в ручку вращающейся двери. А как же я?! Это же несправедливо! Я тоже люблю крем-брюле! Да что там люблю — ради крем-брюле я готова была душу продать! Стар всегда предпочитала шоколадное, а я — пломбир с сиропом или крем-брюле. Язык мой сам собой потянулся к воображаемому мороженому, словно собирался его лизнуть.
— Эй, малявка, кому это ты язык показываешь? — сердито окликнула меня Дженис Тейлор. Я еще сильнее высунула язык и скорчила назло ей самую мерзкую рожу, какую только могла.
— Кто эта нахалка? Откуда она взялась? Я ее не знаю! — вмешалась подружка Дженис.
— Это младшая сестренка Стар. Она вечно слоняется возле нашей школы.
— Точно! Я вспомнила. А Стар — это та, с распущенными волосами.
— Не понимаю, что Марк в ней нашел? — фыркнула Дженис. — Прилипла к нему, как ириска к зубам, — просто тошно смотреть! И охота ему путаться с малолетками?!
Ее приятельница что-то шепнула ей на ухо, и обе захихикали.
Не придумав ничего обиднее, я снова показала им язык.
— Чокнутая! Тебе самое место в психушке! — бросила Дженис.
И, обняв подружку за талию, высокомерно удалилась. Я поспешно убрала язык. Но слова «тебе самое место в психушке…» все еще звучали в ушах. Пришлось до боли прикусить язык, чтобы выкинуть их из головы.
— Чем это ты тут занимаешься?! — прошипела Стар. Схватив меня за руку, она затолкала меня в самый дальний угол зала, а потом со стуком поставила передо мной свой стаканчик с мороженым.
— Это тебе, — буркнула она.
И мгновенно испарилась. Я посмотрела ей вслед — сев за столик к Марку, Стар снова прижалась к нему. На столе перед ней ничего не было. Я растерянно посмотрела на стоявшее передо мной мороженое — это было крем-брюле.
Я принялась за крем-брюле, прикрыв глаза и отчаянно наслаждаясь каждым откушенным куском. Конечно, я знала, что Стар голодна не меньше меня. Конечно, Марк охотно купит ей жареную картошку, но при этом Стар будет прыгать перед ним на задних лапках, как собачка, вымаливающая угощение. И хоть у Стар это очень мило получалось — кокетливый наклон головы, легкий вздох, изящные руки умоляюще сложены, словно собачьи лапки, мне достаточно было только представить себе эту сцену, чтобы по спине у меня побежали мурашки.
А дальше все было еще хуже. Стар с Марком вышли из «Макдоналдса» и не спеша направились по аллее вниз, где один за другим тянулись магазины. Мне пришлось тащиться сзади на приличном расстоянии, до одури разглядывая всякую всячину в витринах — от шампуней до очков. После мороженого есть хотелось еще сильнее, ноги от долгого топтания на одном месте потихоньку стали подкашиваться. Наконец я почти без сил соскользнула по стеклу вниз и уселась на каменный бордюр, почти не чувствуя, как холод проникает сквозь мои джинсы, словно они были бумажными. Но очень скоро я настолько промерзла, что мне стало казаться, будто я сижу на огромном брикете мороженого.
К тому времени как Стар наконец вернулась, я уже громко стучала зубами от холода.
— Вставай, Дол. Ты простудишься, если будешь сидеть на камне.
— А где Марк?
— Сказал, что ему еще надо повидаться с кем-то из приятелей. Ну и как он тебе? Правда, потрясающий?
— Нет.
— Глупости! Он что надо! Могу поспорить, что Марк — самый красивый парень в нашем городе! Любая девчонка отдала бы все на свете, лишь бы прогуляться с ним. Да, да, не спорь, пожалуйста! Я не слепая! Я давно заметила, что Дженис Тейлор просто сохнет по нему!
— И чем вы там с ним занимались все это время?
— А ты как думаешь? — хмыкнула Стар. И тут увидела мое лицо. — Все в порядке, Дол, — поспешно пробормотала она. — Ничего плохого, уверяю тебя. Мы просто лизались, вот и все.
Я ненавидела это слово. Оно казалось мне каким-то липким и противным, вообще было в нем что-то свинское… Вот и сейчас мне представилось, как Марк и Стар прямо у меня на глазах обросли розовой жирной плотью. Их лица превратились в свиные рыльца, а на жирных задках игривой пружинкой свернулся поросячий хвостик. Я представила, как они, довольно похрюкивая, тыкаются друг в друга грязными пятачками, и меня стало подташнивать.
— Дол! — Стар, обняв меня за плечи, с тревогой заглядывала мне в глаза.
— Не трогай меня…
— Да что с тобой такое?!
— Мне противно… противно, что ты увиваешься вокруг Марка.
— Ты просто ревнуешь!
— Ничего подобного! И потом… дело не только в Марке. А в тебе. В том, как ты ведешь себя. Ты стала совсем другая.
— Глупенькая! Просто я стала старше, вот и все.
— Ну не настолько уж ты взрослая, чтобы позволить какому-то там Марку слюнявить себя! И все такое! Все расскажу Мэриголд, вот увидишь!
Стар рассмеялась:
— Да? И что же она, по-твоему, сделает? Дурочка! Спорим, что сама Мэриголд, когда была такая, как я, не ограничивалась одними поцелуями!
— Как ты думаешь, Стар, она сегодня вернется домой? Мэриголд обещала, что вернется.
— Обещала! — фыркнула Стар. — Она всегда обещает!
Все говорило о том, что Стар права и этим вечером Мэриголд опять не сдержит слова. Мы вернулись домой, когда еще не было десяти.
Съели холодного цыпленка с салатом. А потом стали готовиться ко сну. Сказать по правде, я больше всего любила Стар в такие минуты, когда она, смыв с лица косметику и натянув старую-престарую ночную рубашку с игрушечным медвежонком на спине, снова становилась прежней Стар. Вот и сейчас, придя в хорошее настроение, она зарычала на меня медвежьим хриплым рыком.
— А помнишь, когда-то давно у меня тоже был игрушечный мишка? Такой огромный, желтый, в жилетке из клетчатой шотландки… — мечтательно вздохнула я, уткнувшись носом в свой любимый шелковый шарф. — Жаль, что его больше нет.
— Ладно, не хнычь. Подарю тебе другого мишку — на Рождество.
— Нет, я не хочу другого. Мне нужен только мой Джок — и никто больше. А еще мои старые книжки. И моя Барби со всеми своими платьицами.
— Понятно. Кстати, я тоже любила свою Барби! Пока ты не обрила ее наголо. Я тогда едва не придушила тебя, помнишь? А потом мне даже понравилось, что она лысая. Я даже сделала ей из пластилина такие ботинки, как у всех скинхедов, — черные, с толстыми подошвами и шипами. Ты помнишь, Дол?
— Помню, конечно. Жаль, что ничего этого уже больше нет. Хотела бы я, чтобы…
Я беспомощным жестом обвела нашу со Стар комнату. Это была самая лучшая комната из всех, что у нас когда-либо были, и я любила ее. Правда, никаких занавесок или ковров в ней не было, но Мэриголд купила громадную канистру темно-голубой эмульсии, и мы сами выкрасили ею стены и потолок. А потом Мэриголд предложила превратить их в океан и сама разрисовала их разными рыбами и китами, а еще нарисовала коралловый риф с русалками и целую стайку веселых дельфинов. Потолок превратился в небо, и Мэриголд целый день и полночи проторчала на стремянке, разрисовывая его звездами. Тут был и Млечный Путь, и Сириус, и Плеяды, и Большая Медведица, и Малая Медведица, и огромная сверкающая Полярная звезда. Но самыми яркими и большими были пять лучей другой звезды — в точности такой же, как та, что была вытатуирована у нее как раз напротив сердца.
Да, это была самая восхитительная комната из всех, в которой только можно жить. И тогда мне и в самом деле не хотелось, чтобы в ней по углам валялись какие-то обшарпанные старые игрушки. А теперь стало жаль, что не удалось сохранить кое-что из прежних вещей, когда, случалось, нам приходилось ночью, тайком, съезжать с квартиры и перебираться в другое место.
Мне вдруг вспомнились все мои старые любимые игрушки, разбросанные по разным домам Лондона.
— Хотелось бы мне знать, что с ними сейчас, —пробормотала я.
И тут же представила, как их с грохотом кидают на какую-то уродливую телегу, а потом везут через весь Лондон, чтобы свалить на грязную помойку вперемешку со всякими грязными отбросами, вонючими тряпками и драными картонками, как прожорливые чайки выклевывают моему старому Джоку глаза, а жирные крысы грызут то, что еще осталось от волос моей Барби…
Пробило полночь. Мэриголд так и не вернулась, и Стар позволила мне улечься в постель вместе с ней. Я уткнулась в нарисованного мишку у нее на спине и уснула. Мне снилось, что мы с ней трясемся в уродливой повозке с мусором, а потом мусорщик, пригладив волосы Стар своими грязными пальцами, умыл ей лицо и привязал ее к передку повозки, сказав, что она теперь — его счастливый талисман. А потом они вдвоем вышвырнули меня из повозки на свалку в груду отбросов, и я стала тонуть в них. Я кричала и звала Мэриголд на помощь, уже зная, что она не придет. Она не придет, как бы долго и громко я ее ни звала…
— Мэриголд!
— Ш-ш-ш, я тут, дорогая. Все в порядке, Дол, я дома. Все хорошо, милая. Все просто отлично. О господи, да все просто замечательно! Проснись же! Стар, говорю тебе, проснись !
Мэриголд включила свет. Он вспыхнул так ярко, что поначалу я вообще ничего не видела. Я прижалась к ней, сонно моргая щелочками глаз. От нее пахло спиртным, но на вид она, казалось, была в полном порядке, хотя почему-то дрожала всем телом. Я крепко обняла ее, но Мэриголд не обращала на меня внимания.
— Стар! Стар, проснись же, дорогая! Смотри! — Перегнувшись через меня, Мэриголд ласково отбросила с заспанного лица Стар волосы. — Стар, я хочу познакомить тебя с одним человеком. — Голос ее от волнения так дрожал, что ей с трудом удавалось выговаривать слова. — Смотри, Стар, это Микки! Твой отец!
Колдунья
Мы разом подскочили и рывком сели на кровати, сонно моргая. И растерянно уставились на него. Скажи нам Мэриголд, что сама принцесса Диана спустилась с небес ради того, чтобы познакомиться с нами, мы бы меньше удивились. Ведь хотя всю нашу жизнь Мэриголд только и делала, что рассказывала нам о Микки, мы как-то слабо верили в то, что он существует на самом деле.
— Вы и вправду Микки? — пробормотала Стар, таращась на незнакомца.
Правда, незнакомцем этого человека трудно было назвать — слишком много было в нем знакомого. Он был высоким и худощавым — в точности, как и сама Стар, с длинными, светлыми волосами до самых плеч. А еще у него были голубые, как васильки, глаза, красивый прямой нос и ямочка на щеке. Все на нем было черным: черная майка, такие же черные джинсы, черная кожаная куртка и тяжелые черные ботинки. На одном запястье у него красовался тонкий серебряный браслет, и по серебряному кольцу на каждой руке.
— Похоже, вы… мой папа? — прошептала Стар.
Незнакомец совершенно не был похож на чьего-то папу. Скорее уж на рок-звезду, подумала я.
Микки бросил взгляд на Мэриголд. Она молча кивнула.
— Похоже, я… твой папа, Стар, — сказал он.
— Ух ты! — присвистнула Стар. — Вот это номер! Просто ушам своим не верю!
— Вообще говоря, я тоже, — проговорил Микки. — Сказать по правде, до сих пор не верится, что я — папа. Просто голова кругом идет! Бывает же такое! Сначала я снова встретил тебя, Мэриголд, а потом выяснилось, что у меня есть дочь. — Он вдруг заметил меня и принялся меня разглядывать. — А ты, малышка, не моя дочка? — улыбнулся он.
— Нет, это Долфин, — сказала Мэриголд.
— Привет, Долфин. Классное имя, — кивнул Микки. Взгляд его вновь переместился на Стар. Она, похоже, совсем его очаровала.
— Я ведь тебе говорила, — прошептала Мэриголд, поворачиваясь к Микки. — И тебе говорила! — повернулась она к Стар. От переполнявшего ее возбуждения она буквально подпрыгивала на месте.
А Стар и Микки молча вглядывались в лица друг друга, словно пытаясь запомнить их навсегда. Казалось, всех троих — Стар, Микки и Мэриголд — связала воедино одна огромная, сверкающая яркими красками радуга. И потянула их за собой — в небо.
А я осталась одна. Одна, на земле. Я не была частью их семьи.
— Хотите встать, девочки? — спросила Мэриголд. — Я могу приготовить что-нибудь. Ты проголодался, Микки?
— Цыпленка мы с Дол съели, — предупредила Стар. — А все-таки как же вы встретились? Там ведь наверняка была куча народу?
— Еще какая куча! — подтвердила Мэриголд. — Но я искала его и нашла. Я знала, что найду! Если хотите знать, я даже знала, где его искать!
— Ага, посмотрела в хрустальный шар и увидела! — хмыкнул Микки.
Мэриголд радостно засмеялась:
— Ты помнишь!
Я догадалась, что она имеет в виду. На животе У Мэриголд была вытатуирована колдунья, которая держала в руке хрустальный шар и пристально в него вглядывалась, только роль хрустального шара при этом играл пупок Мэриголд — его просто обвели тонкой черной линией, чтобы всякому сразу было понятно, что это не пупок, а самый что ни наесть настоящий колдовской хрустальный шар.
— Это была моя идея — колдунья с хрустальным шаром для гадания в руке, — объявил Микки. — Ну-ка, покажи ее нам!
Смущенно хихикая, Мэриголд задрала вверх топик. Мы со Стар, конечно, тоже воспользовались случаем посмотреть.
— Здорово! Классная штука! У меня тоже есть колдунья, но она выглядит чуть по-другому. И потом, моя больше в кельтском духе, — сказал Микки, показывая нам одно из своих колец.
— Вы сделали себе кольцо? — удивилась Стар.
— У Микки теперь своя собственная ювелирная мастерская! — гордо объявила Мэриголд. —Он делает вещи только по своим собственным эскизам!
Микки протянул кольцо Стар.
— Какое красивое! — восторженно прошептала она. Осторожно держа кольцо в руках, словно оно тоже было хрустальным, Стар поворачивала его то так, то эдак, стараясь разглядеть каждую деталь. Я, конечно, тоже потянулась, чтобы посмотреть, но Стар бесцеремонно отпихнула меня в сторону. — Не заслоняй свет, Дол! Ты не стеклянная! — Стар любовалась замысловатым узором, любовно поглаживая изящные выпуклости кольца. Она даже потрогала его изнутри, там, где оно еще хранило тепло его руки.
— А надеть его можно?
— Конечно.
— Оно слишком большое для меня, — проговорила Стар. Кольцо едва не свалилось у нее с пальца.
— Просто ты пока еще маленькая, — улыбнулся Микки. — А кстати, сколько тебе уже стукнуло, Стар? Неужели тринадцать? А на вид куда меньше.
— Твоя маленькая девочка… — благоговейно выдохнула Мэриголд так, словно читала молитву.
Стар всегда из кожи вон лезла, стараясь выглядеть старше своих лет, поэтому я ни секунды не сомневалась, что, услышав такое, она просто взовьется. Но, к моему величайшему удивлению, Стар, казалось, нисколько не возражала. Распущенные волосы спадали ей на лицо, и она застенчиво поглядывала на Микки сквозь них как сквозь золотое забрало.
Словно чья-то рука стиснула мне горло так, что я едва могла дышать. Конечно, я понимала, что должна радоваться за Стар, ведь как-никак она наконец увидела отца. Но видеть, как он смотрит на нее, было свыше моих сил.
— Черт, ну и счастливчик же я! Просто поверить не могу, — покачал головой Микки.
Что он имел в виду? Что счастлив узнать, что у него есть дочь? А может, нет? Может, он хотел сказать, что счастлив, потому что его дочка хорошенькая и светленькая, а не жалкий уродливый гоблин?
— Мы все счастливчики, счастливчики, счастливчики! — запела Мэриголд и от радости закружилась по комнате.
Она вся светилась от счастья. Я никогда еще не видела ее такой красивой — огненно-рыжие волосы развеваются, словно языки пламени, руки подняты над головой, стройное тело изгибается и клонится, как у той самой колдуньи… И тут я перехватила странный быстрый взгляд, который бросил на нее Микки.
— Счастливчики, счастливчики, счастливчики! — ничего не замечая, распевала Мэриголд. Увидев мое лицо, она словно споткнулась. Потом, подскочив ко мне, вытащила меня из постели и попыталась увлечь за собой танцевать. Я упиралась как могла, цепляясь за все, до чего могла дотянуться, чувствуя себя при этом полной идиоткой. Моя старенькая ночная рубашка была уже явно коротковата для подобных танцев. И не отличалась особой чистотой.
— Ну давай же потанцуем, Дол! — уговаривала меня Мэриголд. — Ты ведь тоже приложила к этому руку. Наверняка твой счастливый четырехлистник помог! Слушайте! Я, кажется, сделаю себе татуировку в виде клевера с четырьмя лепестками! Четыре — это мое счастливое число! Знак гармонии, спокойствия, душевного равновесия. Как у нас с тобой, дорогая? Мы ведь никогда не теряем равновесия, правда, Дол? — выкрикивала она, пытаясь еще сильнее закружить меня в танце.
