Текст книги "Без пяти минут взрослые"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Что с машиной? Сильно разбита? – спросил он однажды у отца.

– Об этом не думай. Отремонтируем. Главное, что ты жив.

В перевязочной пожилая медсестра проворными руками разматывала бинт с головы Дезии.

– Снимем повязку, и ты сможешь пойти домой.

Дезия смотрела в зеркало и не узнавала себя: широкий красный шрам прямо посредине лба, коротко подстриженные спереди волосы, узкое, худое личико. Неужели это она? Кто такую уродину возьмёт манекенщицей? Вот тебе и большая мечта! И Дезия заплакала горько, как маленький ребенок.

– Что ты ревёшь, глупышка? Радуйся, что калекой не стала. Руки, ноги целы, а она нюни распустила. Шрам со временем побледнеет. Прикроешь чёлкой, никто ничего и не заметит.

– Вы думаете?

– Я не думаю, я знаю, Бери марлю, вытри нос.

Глава восьмая
Прощание

– Слушай, старик, – культорг седьмой группы Айя Круминя подошла к Дауманту.

– Чего тебе? Выкладывай, – у Дауманта болел зуб, и он злился на целый свет.

– В понедельник конкурс плаката на тему «Мать и дитя».

– Ну и что?

– Не ломайся. Все группы участвуют. А в нашей группе ты лучше всех рисуешь.

– Какой сегодня день?

– Пятница.

– Где ты раньше была?

– Совсем вылетело из головы. Даумант, дорогуша, только ты можешь нас спасти. Если победим, – группе очки за общественную работу, а тебе приз.

– А ну, уматывай, очковая душа.

– Размер сто на семьдесят, – спокойно продолжала Айя. Мальчиков своей группы она знала достаточно хорошо. – Бумагу я сейчас принесу. Техника по выбору. Можно и фломастерами, и карандашами, и акварелью… Тебе лучше знать.

В субботу вечером Даумант наколол на чертёжную доску чистый лист ватмана. Чёрт побери, что же нарисовать! Проще всего было бы срисовать с открытки или книги, но как-то неудобно.

Сестра с маленьким Андрисом на коленях смотрела телевизор. Широко раскрытыми глазами малыш уставился на экран, где смелый заяц гонял неудачника волка.

– Не двигайтесь минутку, – попросил Даумант и, взяв пастельный мелок, уверенными движениями сделал набросок.

Кристап по пути в свою комнату взглянул на рисунок и, присвистнув, остановился.

– Советская мадонна вместо Сикстинской, ха, ха! – это было сказано не без зависти. Примерный во всём, старший брат не имел ни малейшего таланта к рисованию.

– А почему бы и нет? – Даумант был настроен миролюбиво. – Одолжи мне свой лак для волос, чтобы мел не осыпался, – обратился он к сестре.

Зане с сожалением смотрела, как дефицитный польский лак покрывал рисунок.

– Не переживай, ещё осталось, – утешил Даумант, встряхнув баллончик аэрозоля.

Плакаты были выставлены в вестибюле училища.

Большинство групп пошли по лёгкому пути: или перерисовали отдельные фигуры с напечатанных плакатов, или вырезали их из журналов и сделали цветные монтажи. С плакатом из седьмой группы мог соперничать только плакат из второй с силуэтом бегущего ребёнка и фоне восходящего солнца. Рисунок был образным, с несомненной выдумкой, но плакат седьмой группы был более художественным.

Жюри долго обсуждало, какой группе присудить первое место, оставило его за седьмой. В награду Даумант получил большую коробку с пастельными мелками, о которых давно мечтал.

Время от времени в нём давал знать себя художник. Тогда Даумант, зажав под мышкой папку, отправлялся на берег Личупите. Набрав в консервную банку воды, он садился на обросший мхом камень и принимался за работу. Ему нравилось побыть наедине с собой, отключиться от ежедневных забот, уйти в мир фантазии, где не было ни кухни с детскими пелёнками, ни отца, утопающего в болоте алкоголя, ни заплаканных глаз матери. Через два года, нет, уже через год и восемь месяцев, он станет самостоятельным, будет прилично зарабатывать, и сможет сам распоряжаться своей судьбой. Ему исполнится девятнадцать, и если Байба согласится… Продолжать учиться он не думает, по крайней мере, в ближайшем будущем. Все эти истории, физики, литературы… спасибо, сыт по горло, хотя учителя в один голос трубят, что учение развивает ум, логическое мышление, делает человека духовно богаче и тому подобное. Что им ещё говорить? Это их работа, их хлеб. Дауманту было ясно, что зазубренные школьные премудрости через несколько лет выветрятся, как сигаретный дым.

Глаза и руки делали своё дело. На бумаге уже зеленела озимь, деревья своими голыми ветками тянулись к низким облакам, в речной глади, как в зеркале, отражался маленький голубой просвет в небе.

– Откуда он взял такие облака?

– И берёзы не там, – критиковали мальчишки за спиной.

– Прикуси язык. Это ж чемпион по боксу.

– А рисует, как девчонка.

– А ну, кыш отсюда, – не выдержал, наконец, Даумант.

Мальчишки бросились врассыпную. Какое-то время было спокойно, потом появились другие любопытные. Но особенно они его не волновали. Мальчишки есть мальчишки.

Холод пробирался за шиворот. Ветер пригнал тучи, и они быстро затянули небо. Большими холодными каплями пошел дождь. Положив рисунок в папку, Даумант поспешил домой.

Кухню до самого потолка наполнял аромат кислых щей. На плите призывно свистел чайник. Мать, улыбаясь, поставила перед сыном полную до краёв тарелку. Отец, на этот раз трезвый, смотрел хоккейный матч между рижским «Динамо» и московским «Спартаком».

– Г-о-о-л! – раздался из соседней комнаты крик брата. – Молодец, Балдерис!

С тарелкой в руках Даумант присел рядом.

– Кто выигрывает?

– Наши ведут.

– Шайбу, шайбу, – орала публика.

Приятное тепло разлилось по всему телу. Даумант погрузился в семейный уют. Нечего пищать: ему совсем неплохо живётся. Леону гораздо хуже. И Байбе тоже. А разве Том в своём шикарном особняке всегда счастлив?

– Г-о-о-л! Пять три в пользу наших. Ещё пять секунд до конца игры. Три, две… По-бе-да! – спортивный комментатор ликовал вместе с тысячеголовой толпой болельщиков.

* * *

Однажды субботним вечером Даумант сидел рядом с комнаткой вахтёра. Занятия закончились, кабинеты заперты, помещения прибраны. Из спортивного зала доносится песня ансамбля девушек.

Последняя репетиция. Завтра финал телевизионного конкурса.

– Не чисто. Альты ещё раз.

Песня начиналась снова.

– Ритм, ритм, Байба, ку-ку, не мечтай. Устали, да? Сядем на минутку, передохнём.

Громкий взрыв смеха. Даумант не выдержал и заглянул в зал.

– Байба, ты не ушиблась? Помните, Эрика тоже упала. Наверно, стул тот же самый. Отставьте его в сторону.

– Девочки, какой со мной вчера случай был! Слышу, кто-то скребётся у двери. Открываю – кот, огромный, пушистый, хвост трубой. Смотрит на меня своими зелёными глазищами и мяукает. Обошел квартиру, потом устроился на диване и замурлыкал. Наш терьер Джерри смотрит, в глазах ненависть и дрожит от злости: как этот чужой бродяга осмелился хозяйничать в его владениях?

Руководитель ансамбля Барбара Осе понимала: девочкам надо отвлечься.

– Отдохнули? Встаём. Второй куплет без вступления. Три-четыре и…

– Что ты здесь торчишь? – спросила гардеробщица. – Почему не идёшь домой?

– Т-с-с-с, – Даумант приложил палец к губам. – Слушаю бесплатный концерт.

– А-а-а, – протянула тётушка и, шаркая ногами, обутыми в старомодные боты, вышла на улицу.

«Ну сколько можно одно и то же!» – начал проявлять нетерпение Даумант.

– Причешитесь получше, платья погладьте как следует, туфли не забудьте. Инта, ты слышишь? На вас будут смотреть сотни тысяч зрителей.

– У меня ноги подкашиваются, как подумаю об этом. Сам Гвидо Кокаре руководит ансамблем девушек из Огре. Где нам с ними тягаться?

Девочки, без умолку болтая, направились к выходу.

– Байба, – позвал Даумант. – Я хочу показать тебе кое-что, не пожалеешь.

– Что же?

– Секрет. Идём.

Холодный воздух ударил в лицо. Байба плотнее обмотала шею шарфом.

– Ну и зимушка в этом году. Мороз да мороз. Надоело.

Белый, недавно выпавший снег хрустел под ногами.

– Как будто жалуется на что-то, – задумчиво сказала Байба.

– Дай свою сумку и сунь руки в карманы.

– А ты?

– А у меня варежки тёплые. Мама связала.

Деревья и кусты на берегу канала цвели белыми пушистыми цветами из инея. Ветки плакучих ив напоминали застывшие водопады.

«Если б можно было эту красоту нарисовать!» – тайком вздохнул Даумант.

Белоснежные узкие улочки и домики старой Риги выглядели празднично нарядными. Часы Петровского собора пробили шесть раз.

У Дворца пионеров Даумант остановился.

– Вот и пришли.

– Ты что, снова в пионеры собираешься вступать? – засмеялась Байба.

– Сейчас увидишь.

Даумант взял Байбу за руку и повёл вверх по лестнице.

– Ай!

В ярком свете прожектора на них смотрела мохнатая бычья голова, пламенели летние цветы, волновалось пшеничное поле с золотистыми колосьями и синими васильками. Чуть дальше отражались в Даугаве дома старого города. Тихо звучала музыка Раймонда Паулса, знакомая и близкая, как народная песня.

– Автор этих гобеленов – Эдите Вигнере, сестра Раймонда Паулса, – шептал Даумант. – Что брат выражает в музыке, то сестра красками в своих гобеленах.

– Какой бы ты выбрал себе?

– Этот, – Даумант указал на триптих под названием «Вселенная».

В чёрном космическом пространстве серебристо мерцали далёкие галактики. На полу у ног наша зелёная Земля с горами, низинами, голубыми водными просторами. И, наконец, вершина творения природы – мужчина и женщина на цветущем лугу.

– Я бы повесил его во Дворце бракосочетаний, и кругом поставил бы много горящих свечей, как у икон в церкви.

– Музей через пять минут закрывается, – напомнила смотрительница зала.

Мороз пощипывал нос и уши. Люди спешили по домам укрыться в тепле, а Байбе и Дауманту не хотелось расставаться.

– Жаль…

– Чего жаль? – спросил Даумант.

– Что сказка кончилась.

– Нет, она продолжается. Представь, что сейчас не двадцатый век, а, скажем, шестнадцатый. Уже поздно. На улицах темно и тихо. Спрячемся, идёт ночной дозор, а у нас нет с собой фонаря. – Даумант потянул девушку в ближайший дворик.

– Какой ночной дозор? – заинтересовалась Байба.

– Вооруженные секирами стражи ходили по узким улочкам города и следили за порядком. Каждый запоздавший прохожий носил с собой фонарь. Часы были только на соборных башнях, поэтому каждый час ночные сторожа пели свою песню.

На улице Маза Пиле прожекторы высветили три старинных дома с крутыми черепичными крышами и решетчатыми окнами. В одном из них горел свет.

– Мы прибыли, – Даумант уверенно открыл тяжелую дубовую дверь.

– Ненормальный. А если нас примут за воров?..

Они оказались в просторной сумрачной передней. Вдоль стен стояли широкие скамьи. Сзади был виден огромный очаг, а над ним висел закоптелый котёл.

– Что вам нужно? – перед ними стояла пожилая женщина, с накинутым на плечи пушистым платком.

– Мы путешествуем в прошлое. Нам бы взглянуть только.

– Ну тогда вы попали куда надо. Это самые старые жилые дома в Риге, названные «Три брата». У «Старшего брата» солидный возраст – около пятисот лет. Остальные на сто лет моложе.

– Подумать только, в те времена здесь жили люди, и такие же молодые, как мы. Интересно, как они проводили долгие зимние вечера, – полюбопытствовала Байба.

– Телевизор, конечно, не смотрели и в кино не ходили. Книги тоже были мало кому доступны; рукописные стоили очень дорого и хранились в монастырях, а самые ценные были прикованы цепями к стене, чтобы их не украли. Ремесленники и их ученики при свете лучины или свечей занимались своим делом: шили обувь, одежду, делали украшения. Хозяйка там, у очага, готовила ужин. В холодное время такой очаг был единственным источником тепла. Когда еда была готова, все рассаживались вокруг большого стола. Мастер, прочитав вечернюю молитву, сам выделял каждому его долю. После ужина укладывались на ночлег здесь же, прямо на скамьях.

– Откуда вы всё это знаете? – спросила Байба.

– Профессия у меня такая. Изучаю Старую Ригу. Особенно то, что под землей: склады, подземные ходы, орудия труда, предметы быта.

– Спасибо. Мы пойдём.

– Давай поднимемся, на Соборную башню. Я ещё никогда не видел вечернюю Ригу сверху. А ты?

– Я тоже, – призналась Байба. – Бежим.

– Ненормальные, – ворчал лифтёр, – замёрзнете наверху как тараканы.

Луна освещала странным зеленоватым светом заснеженные крыши Старого города. Через Даугаву светящейся гусеницей ползла электричка. На горизонте пылали заревом огни Кенгарагса. Ледокол вёл караван судов.

На тёмном небе, как на гобелене Эдиты Вигнере, мерцали бесчисленные звёзды.

– Смотри, вон на хвосте Малой Медведицы Полярная Звезда.

– Где?

– Смотри прямо на кончик моего пальца, – Даумант обхватил Байбу за плечи.

– Гляди, гляди, звезда упала.

– Старые люди говорят, человек умер.

– Спасибо, Даумант.

– Я тебя провожу?

– Не надо. Тут близко.

– Тогда до понедельника. Чао!

По дороге домой Байба под впечатлением увиденного размышляла: «Как это прекрасно доставлять людям радость картинами, гобеленами, музыкой, песнями, хоть на миг вырвать их из прозаичных будней и ввести в мир искусства!»

– Где ты шляешься так долго? Роланда надо ужином накормить и спать уложить, – криком встретил её отчим. – И нечего глазеть на меня. Делай, что велят.

* * *

В понедельник, на большой перемене, Даумант поджидал Байбу у дверей столовой.

– Что случилось? – заволновалась Байба, взглянув на него.

– Рейнис Карлович умер.

– Когда?

– В субботу вечером, около восьми.

– Мы тогда были на Соборной башне Помнишь, звёздочка упала?

– Вчера пришла к нам тётя Милда. Говорит, что он несколько дней уже жаловался на слабость. Тётя Милда упрашивала его полежать, отдохнуть, а он всё за письменным столом. В субботу вечером, когда она позвала его пить чай, он радостно сказал: «Дело сделано. Теперь можно и отдохнуть», погладил рукой толстую папку и вдруг повалился на стол. Она вызвала скорую помощь, но было уже поздно.

– Роскошные похороны, – рассуждали старые тётушки, частенько присутствовавшие на похоронах, как на театральных спектаклях. – Большой человек умер: начальник какой-нибудь или знаменитый актёр.

– Учитель, – сообщили им.

– А-а-а, – любопытные были как будто разочарованы, – поэтому так много молодежи. А от чего он умер?

– Разрыв сердца.

– Лёгкая смерть. Каждому бы такую.

Сопровождающие сгруппировались по школьным выпускам – чем выпуск раньше, тем группа меньше.

– Жаль учителя.

– Что делать? Все там будем.

– Вы слышали, Илзе защитила докторскую и уже профессор.

– Кто бы мог подумать! Такая легкомысленная была.

– Ну, не скажи. Голова у неё и тогда варила.

– А Жанис уже второй год лежит тут недалеко, на горке.

Годами не встречаясь друг с другом, они тихо обменивались новостями о работе, о детях.

Последние питомцы учителя испытывали самую жгучую боль расставания. Тесной толпой стояли они у могильного холмика. Первым попрощался Петерис:

– Учитель! Всё лучшее, что я получил от вас в наследство, я передам своим воспитанникам.

– Когда мне было так плохо, что хотелось умереть, вы вновь вернули меня к жизни. Спасибо вам.

– Вы говорили, что любовь – самое прекрасное, что дано человеку. Как это верно!

– Мы часто не были такими, какими вы хотели нас видеть, простите нас за это.

– Вы учили нас быть не только стойкими, смелыми и мужественными, но и нежными, добрыми, уважать чувства других.

Красные розы одна за другой ложились на белый снег.

Байбу мучила совесть. Рейнис Карлович чувствовал себя, наверно, брошенным и забытым. Надо было почаще его навещать.

Провожающие постепенно расходились. У могилы остался бывший восьмой «б» и тётя Милда. Мимо с грохотом промчался поезд.

– Он ничего не слышит. И никогда больше не услышит, – Даумант впервые столкнулся со смертью, и вся его жизнерадостная натура протестовала против её несправедливости. – Жил человек, и нет его. Неужели это всё?

– Нет, не всё, – медленно заговорила тётя Милда. – А вы? В каждого из сотен своих воспитанников он вложил частицу себя, посеял семя добра, оно растёт и даёт плоды. И сегодня мы в этом убедились.

Глава девятая
«Я не могу сыграть любовь»

Режиссёр киностудии Вилнис Мелналкснис, удобно расположившись в мягком кресле, смотрел телевизионную передачу «Что ты умеешь». Эрдельтерьер с такой же рыжей бородкой, как у хозяина, лежал рядом и не спускал глаз со своего повелителя.

– Я знаю, тебе хочется гулять, но ничего не поделаешь: работа прежде всего, – Вилнис погладил собаку по голове и вздохнул.

На экране менялись напряженные от волнения лица подростков. Ансамбль девушек какого-то профтехучилища. Общий план – у всех одинаковые клетчатые платья. Лица крупным планом: первое, второе, третье, четвёртое, стоп… Четвёртое может быть годится. «Старик, будь другом, покажи-ка ещё разок крупный план, – молил про себя Вилкис. – Четвёртую большеглазую с длинными косами надо пригласить на кинопробы и восьмую». Но диктор объявил уже следующий номер.

«Жаль, не успел записать, что за училище. Ничего, позвоню в молодёжную редакцию, узнаю».

* * *

– У нас все девушки красивые, – ответила директор училища режиссеру Мелналкснису, который попросил представить ему наиболее привлекательных девушек училища. – Ищите сами. Нет таких девушек, которые бы не хотели попасть на экран. Поэтому попрошу без лишнего шума и рекламы. Наши воспитанницы привыкли к гостям. Можете свободно ходить по мастерским и кабинетам. Если какая-нибудь девушка покажется вам подходящей, хорошо убедитесь в этом, прежде чем пригласить её на киностудию.

Было очевидно, что посещение кинорежиссера особой радости у Вии Артуровны не вызвало. Воспитанницы и так были загружены до предела. Съёмки будут им лишней обузой.

Одинаковые полосатые халатики и косынки делали девушек похожими друг на друга. Обеих певиц Вилнис нашёл на репетиции ансамбля. «Нет, одна всё-таки не годится, слишком обычное лицо, но другая… Её зовут Байба, кажется. Это то, что надо. А для контраста возьмём крупную массивную девушку из второй группы».

Но потом случилось неожиданное. В недолгой практике Вилниса Мелналксниса такое было впервые. Обе, осчастливленные выбором, отказались идти на кинопробы.

– Вы что, не от мира сего? – взорвался режиссёр. – Вас на экране увидят миллионы. Будут завидовать вам, восхищаться вами. Право, настолько тупых девчонок я вижу впервые. Это будет фильм «экстра» про молодёжь. Сам Янис Лиепиньш пишет музыку к нему. Байба может петь. Чтобы завтра в семнадцать ноль-ноль были на киностудии! Вас встретит мой ассистент Эджус. Вы его узнаете по суперсветлому ёжику на голове.

– Но я… – начала Байба.

– Никаких «но»… Ужас! Мне уже десять минут как надо быть в театре. Пока, – и он удалился.

– Счастливые, – уже завидовали однокурсницы.

– Я не хочу, – твёрдо сказала Светлана. – Хватит того, что в училище надо мной насмехаются, обзывают коровой. Стать посмешищем для всего света, спасибо.

– Светочка, милая, я пойду с тобой, – подлизывалась Дезия. – Стать киноактрисой – моя заветная мечта! Так и скажем тому режиссёру. Пусть он берёт меня на твоё место. Хочешь, я напишу тебе сочинение по латышскому, а ты перепишешь?

– Не хочу, – заупрямилась Светлана.

– Ну ради меня, ну пожалуйста, – приставала Дезия.

* * *

Из дневника Байбы:

«Что же делать? Какая из меня актриса? С моей-то застенчивостью. И страшно. Нет, лучше не пойду. Всё равно ничего не получится».

* * *

– Вот дуры набитые, – осуждали подруг девушки второй группы, узнав, что и Байба и Света не хотят идти на киностудию. – Вас что, убудет? Сходите хотя бы посмотреть, что там происходит, потом нам расскажете.

– Я сама их отвезу и прослежу, чтобы не сбежали, – решила Дезия.

Чем ближе были корпуса киностудии, тем медленнее шли Байба и Светлана. Дезия силой тащила их вперёд.

Просторный вестибюль был полон учащихся. До Байбы доносились обрывки разговоров:

– Эй, старик, что ты здесь ищешь?

– То же, что и ты. Тебе повезло?

– Не совсем. Наверно, вышибут.

– Здорово придираются?

– Спрашивают у меня: «Как с учёбой?» – «Слабовато», – отвечаю. Чего скрывать, всё равно узнают. «Почему слабовато?» – спрашивает один очкарик. «Некогда зубрить», – говорю. – «Чем занят так?» – «Раскатываю на мотоцикле». – «Просто так?» – удивились. «Нет, почему же, фотографирую, снимаю, что понравится». Попросили назвать трёх знаменитых латышских фотомастеров. Ну, на этом меня не поймаешь. «Апкалнс, Бинде, Балодис», – выложил по алфавиту.

Одна девушка, прислонившись к стене, тихо плакала, а другая её успокаивала.

– Что я скажу маме? Она так надеялась.

Суперблондин ассистент стоял рядом с проходной.

– У меня только два пропуска.

– Без меня бы они не пришли, – оповестила Дезия.

– Пусть она идёт вместо меня, – упрямилась Света. – Мне противно выпендриваться.

– Нет, нужна ты. Сценарист видел в роли именно такую… – ассистент замялся, – ну, такую бравую, рослую.

– Неужели для меня ничего не найдётся? – обиделась Дезия.

Ассистент внимательно посмотрел на её вздёрнутый носик и круглые совиные глаза.

– Ну, ладно, – махнул он рукой. – Может, тебе повезёт? Совсем как в сумасшедшем доме сегодня.

Эджус привёл девушек в просторное помещение, пригласил из коридора ещё с десяток претендентов на славу кинозвёзд и усадил всех за совершенно белые новые школьные парты.

– Только не исчеркайте и не поцарапайте, – предупредил он.

– Чао, Байба, рад видеть твой светлый лик. – Это был бывший одноклассник Арнис Лицис. Байбе стало спокойнее. – Каким ветром тебя сюда принесло? – спросил Арнис.

– Не принесло, а притащило силой.

– Ну и правильно.

Парни в джинсах суетились вокруг огромных прожекторов.

– Это «Юпитер», – шепнул Арнис.

– Внимание, тишина, – выкрикнул Эджус. – Представьте, что вы в школе. Сейчас должна быть контрольная по русскому или по математике, всё равно. Одни пишут шпаргалки, другие зубрят. Вдруг вбегает ученица, это будешь ты, – Эджус показал пальцем на Дезию, – и сообщает, что контрольной не будет. И тогда… Можете делать всё, что придёт в голову. На аппаратуру не обращайте внимания. Начинаем.

– Можно пять минут посовещаться? – попросил Арнис.

– Ну, давай, – Эджус вышел в коридор покурить.

– Старики, договоримся, что каждый будет делать. А то, если все будем прыгать, как сало на сковороде, ничего не выйдет.

– Командир нашёлся.

– У меня, старик, опыт. Три фильма за спиной.

– Тогда, пожалуй!

– Попробуем так. Ты сними туфлю и стучи ею по парте. Я буду делать вид, что играю на гитаре. Байба пусть поёт и вихляется, как солистка из «Бони М», остальные танцуют, прыгают через парты, Я карты играют и тому подобное. Ясно?

Арнис открыл дверь и сообщил:

– Можно начинать.

Зажглись прожекторы. Да, то, что каждый день происходит в классе, мальчики и девочки умели показать.

– Хорошо, хорошо, – кричал Эджус. – Байба и Арнис на передний план!

– Что с тобой? Колики в животе или зубы болят? Улыбайся, – шептал Арнис. Схватив девушку за руку, он пытался растормошить её. Байбе почему-то захотелось плакать.

– Что я здесь потеряла? – Светлана, втиснувшись в узкую парту, молча следила за происходящим. – Пусть они дурачатся, если нравится, а с меня хватит.

На неё никто не обращал внимания.

Первые недели после кинопробы Дезия находилась в приподнятом настроении. Она была твёрдо уверена, что главный режиссёр заметит её и именно ей поручит ведущую роль. Ведь только у неё такие светлые волнистые волосы и такая фигура.

Постепенно восторг убывал.

– Ничего нет? – время от времени спрашивала она Байбу.

– Чего нет?

– Приглашения сниматься, дурёха.

– Не было, – Байба равнодушно пожимала плечами.

– Мне тоже.

Конверт из киностудии достал из почтового ящика Найковский. Он долго вертел его в руках, хотел вскрыть, но, не решившись, положил Байбе на стол.

– Что это девчонке надо на киностудии? – спросил он у жены.

Та ничего не знала.

Байба, усталая и голодная, спешила домой. Шаги редких прохожих гулко звучали по тротуару. Впереди чётко печатал шаг своими кованными сапогами плечистый офицер. Мимо, стуча острыми каблучками, будто протанцевали две девушки.

У каждого свой ритм шагов, так же, как свой почерк и лицо. И у каждого своя жизнь. Байба сунула замёрзшие руки в карманы пальто. На голых ветках деревьев качалась полная луна. В голове звучали только что пропетые на репетиции песни.

– Что так поздно? – нахмурился Найковский. – Кавалеры звонят и звонят. Никакого покоя соседям!

– Репетиция затянулась.

– Смотри у меня.

– Тебе письмо на столе. Из киностудии, – сказала мать.

Проходившие месяц назад кинопробы казались далёким прошлым. Байба совсем забыла о них. Дел в училище и дома было хоть отбавляй, для сна времени не хватало. И вдруг неожиданно это письмо.

«Приглашаем вас в киностудию на собеседование 20 февраля в 17.00.

Режиссёр В. Мелналкснис».

– Ну, ты сегодня пользуешься успехом, – заметила соседка, приглашая Байбу к телефону.

– Байба, ты? – Кричал Арнис в трубку так, что каждое слово можно было слышать на расстоянии. – Чао! Поздравляю. Ты утверждена на одну из главных ролей. И я тоже. Будем работать вместе. Здорово, правда? Двадцатого в пять? Мне тоже. Встретимся у проходной. Всего хорошего!

Байбе казалось, что её сердце разделилось на маленькие кусочки и бьётся во всём теле: в горле, в кончиках пальцев, в висках.

Мать пристально посмотрела на вспыхнувшую дочь. Не дай бог, опять влюбилась. Байба подала ей письмо.

Какое-то время было тихо. Найковский, откинувшись в мягком кресле и устроив ноги на табуретке, задумчиво тёр подбородок.

– А как же училище? – спросила мать.

Байба пожала плечами.

– Пусть потрудится на пользу семьи. Говорят, актёрам платят бешеные деньги, – решил за Байбу отчим. – Сможем достроить гараж.

На следующий день Дезия ходила хмурая и злилась. Ей дали малюсенькую роль без слов.

– И что они в этой Байбе нашли? Косы? Я тоже могу купить и приделать себе нейлоновые косы; ещё толще, чем у Байбы.

Светлана тоже получила приглашение на киностудию.

– Не пойду, – сказала она твёрдо.

Вилнис Мелналкснис сам пришёл в училище уговаривать её.

– Понимаешь, Светлана, у меня такой замысел: хрупкая, нежная Байба и всюду с ней рядом вы, спокойная и могучая, как… как… Будда. Байба идёт на свидание, и вы с ней. Байба на танцы, вы тоже. На улице к Байбе пристают хулиганы, вы им по морде.

– Я не хочу драться, – упрямо повторяла Светлана. – Не хочу, чтобы надо мной смеялись.

– Ну нет, так нет, – рассердился Мелналкснис. – На вас свет клином не сошёлся. Найду другую.

* * *

– Чёрт побери! Как ты целуешься?! Так целуют маму, а не любимого. Ты что, ещё никогда не целовалась?

Большие глаза Байбы наполнились слезами.

– Не могу. Мне стыдно, когда все смотрят.

– Детский сад да и только. Это ж искусство, кино, понимаешь? Дайга, покажи ей, как надо целоваться.

Дайга без малейшего стеснения обняла партнёра.

– Вот так. Репетируем.

Партнёр, парень из народной студии киноактёра, прильнул к губам Байбы. Байба его оттолкнула.

– Я не могу. Мне противно.

– Десять минут перерыв.

Мелналкснис, оператор и их помощники столпились в кучу.

– Выбрал на свою беду эту святошу. Лицо точно как в сценарии. Что будем делать?

– В классе, среди школьников она играет вполне прилично, – заметил оператор.

– Но как только что-нибудь интимное, всё пропало. Только моргает да носом шмыгает.

– Бери средний план или сзади.

– И так молодежь критикует нас за отрыв от жизни, за надуманность и так далее. Ну, ладно. То, что она оттолкнула парня, на первый раз даже хорошо, можно снять ближним планом. А дальше? Потом по сценарию она в него влюбляется и даже спит с ним. А эта святоша ни за что не согласится играть такое, поспорим?

На следующую съёмку Байба не явилась. Мелналкснис был вне себя.

– Бери машину и доставь эту девчонку хоть из-под земли, – приказал он своему ассистенту.

Байбы не было ни в училище, ни дома. Она сидела в комнате у Даце и тихо плакала.

– Когда этот тип Ивар ко мне приближается, я леденею. Всосётся в губы, как пиявка, за грудь хватает, потом я чувствую себя, как помоями облитая.

– Скажи режиссёру.

– Режиссёр его игрой доволен.

– А тебе правда совсем не хочется стать актрисой? Многие девчонки тебе завидуют.

– Понимаешь, я не могу притворяться. Я не могу сыграть любовь.

– Тогда напиши в киностудию, что ты отказываешься от своей роли. Нечего мучить себя и их водить за нос.

– Они ужасно рассердятся. И отчим тоже.

– Лучше теперь, чем позже.

– Поможешь мне написать письмо, ладно? – Байба улыбнулась.