Текст книги "Без пяти минут взрослые"
Автор книги: Зента Эргле
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Здесь поблизости должна быть автобусная остановка.
Они побежали по дамбе вдоль правого берега Даугавы. Огни бакенов торопились вместе с ними.
Дома Байбу встретили враждебным молчанием. Роланд уже спал, а мать с отчимом смотрели по телевизору фильм.
– Можете меня поздравить, я принята в профессионально-техническое училище. Через три года буду дипломированной портнихой, – сообщила Байба.
– Что ты сказала? – мать не сразу поняла, в чём дело.
– Портниха? – Это хорошо. По-моему, ты это отлично придумала, – похвалил отчим. – У хороших портних в наше время золотая жизнь: будет вдоволь и денег, и дефицитных вещей.
– Вечно ты со своими вещами, – недовольно прервала его мать. – Не делай глупостей, Байба! Вернись в школу и продолжай учиться музыке!
Она уже успела похвастать своим сотрудницам, что дочь её-станет знаменитой певицей.
– Нет, мама, я всё хорошо обдумала, – грустно улыбнулась Байба. – В училище бесплатно одевают, кормят и уже на втором курсе платят за работу на практике. Через три года я смогу полностью сама себя обеспечивать.
Глава вторая
Начало
31 августа двадцать восемь будущих портних, девушек второй группы, впервые собрались в мастерской. Столы, недавно покрытые лаком, швейные машины в клеёнчатых чехлах, гладильные доски, манекены – всё как в ателье мод. Оказавшись за одним столом, девушки поглядывали друг на друга, улыбались, знакомились, – расспрашивали о школе, в которой учились.
Прозвенел звонок, и в мастерскую вошла пожилая женщина с гладкими, тронутыми сединой волосами, уложенными на затылке в старомодный узел. Добродушная материнская улыбка делала её лицо знакомым.
– Я ваш мастер. Меня зовут Кристина Яновна Лиепа. Нам придется работать вместе. Я помогу вам сделать первые стежки, а пройдёт время – и вы начнете шить нарядные вечерние платья. Два раза в неделю…
Дверь с шумом распахнулась. Появилась девушка – кудрявая блондинка с ярко накрашенными губами и зелеными тенями на веках.
– Ой! – заметив мастера, она вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Кристина Яновна недовольно поморщилась.
– Как тебя зовут?
– Дезия. Дезия Дарбиня.
Дезия шагнула, чтобы занять единственное свободное место – рядом с крупной девушкой, лицо которой портили угри.
– Подойди сюда! – позвала мастер.
Дезия удивленно вскинула брови.
– С тебя и начнем. Чтобы избежать в дальнейшем неприятных недоразумений, я познакомлю вас с правилами распорядка училища. Посмотрите внимательно на свою сокурсницу. Девушка как девушка: и фигура, и лицо приятное. Зачем же ты так намалевалась?
Дезия покраснела.
– Ну, чтобы нравиться! – она пожала плечами. – Чтобы быть красивее. Все так делают!
– Неправда, не все. Но некоторые из вас, я смотрю, грешат этим. Попрошу запомнить: все эти три года в училище чтобы никакой мазни. Садитесь, Дезия, и в перерыв, пожалуйста, смойте все, Поверьте, вы и так красивы, и слой румян вас только портит.
– Совсем чокнутая, – прошептала Дезия, усаживаясь на место. – Как тебя зовут?
– Света, – ответила девушка с угреватым лицом.
– Ты из деревни?
Света молча кивнула.
– Я тоже. Ты живёшь в общежитии?
– Угу.
– А я у сестры. Она портниха, кончила это же училище.
Мастер продолжала говорить о правилах распорядка:
– Каждый воспитанник обязательно должен заниматься в каком-нибудь кружке: художественном или техническом. В училише два танцевальных коллектива – народного танца и современного, хор, вокально-инструментальный ансамбль, драматический кружок…
Раздался звонок.
– Не расходитесь! Пойдем получать форму, – напомнила Кристина Яновна.
* * *
– В этом училище хуже, чем в средневековом монастыре, – ворчала Дезия, гладя новое форменное платье. – Какого чёрта нужны эти идиотские белые фартуки, как у кухарок? Ну, посмотри, на кого я похожа. Чучело чучелом. Форма, как мешок.
Эдит, старшая сестра Дезии, с улыбкой смотрела на младшую.
– Белое – всегда было цветом торжества; платье невесты тоже белое. И вы в своих белых передниках будете очень нарядными.
– А на что похожа полосатая рабочая одежда? На мужскую пижаму. Ну, если им так надо форму, ничего не поделаешь, но после занятий сразу долой.
– Ты что, голая пойдешь домой?
– Почему голая? Буду переодеваться в гардеробе.
– В мое время гардеробщица не разрешала, там места нет.
– Тогда в мастерской в шкафу спрячу или где-нибудь еще. Все в старших группах так делают, только дурочки ходят по улице в форме.
– Модница нашлась!
– С тобой нельзя говорить по-человечески, – обозлилась Дезия и выбежала из кухни.
* * *
Утром первого сентября город преобразился до неузнаваемости: стал моложе и веселей. Первоклассники с ранцами за спиной и с гладиолусами, длиной почти в их рост, серьёзно и торжественно вышагивали рядом с мамами. Старшеклассники перекликались друг с другом:
– Чао, старик! Как жизнь?
– Классно. А у тебя?
Байба шла в училище с двойственным чувством. В школе всё было привычно, все свои – Профессор, Клаве, Марга, Рита, Анна… И ей вдруг стало так жаль, что она их оставила.
– Поздравляю молодую смену рабочего класса.
Даумант преподнес Байбе белую астру.
Торжественная встреча первокурсников была одной из традиций училища. На лестницах, от входных дверей до зала, стояли барабанщицы в белых коротких юбочках, в белых чулках, в красных жилетах и красных беретах. Под барабанную дробь новички прошагали в актовый зал и разместились вдоль стен, оставив середину зала свободной.
Серебристая иголка,
Веселей беги вперед… —
звучал гимн училища в исполнении хора.
– С сегодняшнего дня серебристая игла будет и в ваших руках, – обратилась директор к новым воспитанникам. – Важно, насколько умелыми станут эти руки. Вы выбрали прекрасную профессию – делать людей красивыми. Хорошая одежда – великая вещь. Она укрепляет в человеке уверенность в себе, придает стройность осанке, скрывает недостатки фигуры. Три года это училище будет вашим вторым домом. Мы не обещаем вам легкой жизни. Придётся много работать, чтобы одновременно освоить профессию, курс средней школы и ещё участвовать в разных общественных делах.
Парни из седьмой группы, будущие мастера по пошиву мужских костюмов, следили за происходящим с ухмылкой. Рядом с Даумантом стоял Том Суна, стройный, красивый парень, одетый в безупречно сшитый костюм. Дезия своими круглыми глазами и светлыми кудрями сразу привлекла внимание мальчишек.
– Настоящий ангелок, правда? – подтолкнул Том Дауманта.
– Которая?
– Вон, курносая.
– Не мой тип.
– Его та, с косой, – поддел невысокий рыжий парень. – Я сам видел, идут, за ручки держатся, как любовники.
– По зубам хочешь? – ощетинился Даумант.
Рыжий замолк.
Сменяли друг друга выступающие: бывшие выпускники, представители производственных объединений «Дзимтене», «Рижская одежда».
– Шеститысячная семья рабочих нашего объединения одевает всех от мала до велика. Мы ждём ваши молодые руки. Желаем успехов в учёбе и хорошего здоровья.
– Кончай трепаться, тётя. А ну, старики, двинем на Киш-озеро, искупаемся, – шептал Том. – У меня там моторка.
Через горы ярких осенних цветов, которыми был завален стол президиума, смотрела на новичков с приветливой улыбкой директор Вия Артуровна Чолдере. Но на душе у неё было неспокойно. Какими будут эти 240? Удастся ли создать в группах крепкий, сплоченный коллектив? Одна-единственная ложка дёгтя может испортить бочку мёда. Так и в коллективе. Попадется один лоботряс…
Даумант отыскал глазами Байбу и помахал ей рукой. Она ответила улыбкой.
После торжественного акта все направились возложить цветы к памятнику В. И. Ленину. Впереди шагали барабанщицы, потом знаменосцы, воспитатели и, наконец, семисотголовая колонна учащихся.
* * *
Учитель-пенсионер Рейнис Карлович болезненно переживал это первое сентября. Сорок лет этот день был самым радостным в году, а теперь – один, всеми забытый.
– Как ты думаешь, Милда, придут они?
– Придут. Куда денутся? Не все, конечно.
– А печенья хватит? И где мы их всех разместим? – тревожился учитель.
– Ложись, отдохни. Раньше, чем к вечеру, все равно не придут, – успокаивала Милда.
Первыми пришли Байба и Даце.
– А мы пораньше. Может, надо помочь что нибудь?
– У меня тут тётя Милда навела такой порядок, что я ничего не могу найти.
Потом ввалились сразу все, как будто сговорились.
– Чао, Имант.
– Даумант, старик! Где ты пропал? В одном училище с Байбой, говоришь? Понятно. У меня нет слов…
– Славный восьмой «б», простите, девятый «б» класс. Среди нас есть отступники. О присутствующих, – Арнис со значением посмотрел на Байбу, Даце и Дауманта, – ничего не скажу, пусть сами оправдываются. «Профессор» втихаря переметнулся в математическую школу, никому и словом не обмолвился. Наша школа для него, видите ли, слишком легкая! Но самый дикий номер выкинул Клаве. Прочти, Петерис.
Петерис поправил очки и вынул из кармана письмо.
«Леди и джентльмены! При мысли, что первого сентября вы снова соберетесь все вместе, мне впору стонать, как барышне в сентиментальном романе. Так хочется быть рядом с вами. Это письмо я пишу в общежитии, на двадцатом этаже. Здесь теперь мой дом на три года. Мой сосед, узбек Рахим, ещё не прибыл из Ташкента. Старикам я ничего не сказал, одолжил деньги у хорошего знакомого и приехал в Москву сдавать экзамены в цирковое училище. Конкурс был страшный: тридцать человек на место. Некоторые тренировались годами и уже выступали со своими номерами. Когда я увидел эту толпу, у меня, честное слово, коленки задрожали. В комиссии десять теперешних и бывших знаменитостей, все с суровыми физиономиями и проваливают безжалостно. А у меня с русским не очень-то. Что будет, то будет, – подумал я, надел костюм клоуна, тот, прошлогодний, с карнавала, и вошёл в зал на руках. Вытащил у одного из носа яйцо, у другого из уха пачку сигарет. Сначала они ничего, а потом начали смеяться. Словом, мне чертовски повезло. Старики не обрадовались. Долго ещё пришлось уговаривать их. Помог друг отца, бывший клоун Роберт. И вот я здесь, и вся Москва у моих ног. По вечерам, когда зажигают огни, такой вид, будто внизу звездный ковёр».
– Как поэтично! Умираю от восторга!
– Рейнис Карлович, скорее нашатырный спирт. У Иманта обморок от зависти.
– Когда вы только поумнеете? – учитель чувствовал себя счастливым среди своих питомцев.
«Клаве будет артистом цирка, Петерис – литератором, «Профессор» – химиком, как и его отец, Марга – медиком… А я простым портным, рабочий класс, так сказать, – размышлял Даумант. – «Талантливый молодой художник Даумант Петерсон» звучит, конечно, иначе, чем, скажем «этот парень вкалывает в каком-то ателье портным».
Даумант молча смотрел на бывших одноклассников. Его одолевали противоречивые чувства. Главное не в словах, а в деле. Хороший портной ценнее плохого художника, это даже кретину ясно. А если всё наоборот… Какие глупости! Талант, если он есть, никуда не денется! Сейчас самое главное – быстрее освоить профессию и качать работать, чтобы помочь матери и Байбе. В мире тысячи разных профессий, и чёрт знает, откуда известно, что именно портной – та самая, моя? И выбрал он её ради Байбы. А если через несколько лет шить осточертеет? Как хорошо остальным! Им ещё три года не надо ломать голову.
Байба и Даце сидели на одном стуле, обхватив друг друга, чтобы не упасть, и с улыбкой смотрели на одноклассников, как старшие сестры на младших. У тех беззаботные школьные годы, а у них с завтрашнего дня начинается настоящая трудовая жизнь. Выбор состоялся.
* * *
– Добрый день, Рейнис Карлович! Вы меня ещё помните?
– Юрате! Разве можно забыть одну из своих лучших учениц? Присаживайся, я сейчас.
Ничего здесь не изменилось. Тот же продавленный диван, те лее видавшие виды стулья… И книги – книги на полках вдоль стен, на столе, на подоконниках. Везде цветы. Ну да, вчера же было первое сентября.
Когда-то и они сидели здесь, прямо на полу, скрестив ноги по-турецки, пили чай и спорили о литературе. Именно здесь Юрате решила стать учительницей латышского языка и литературы и устраивать такие же литературные вечера. Не в школе, а дома.
– Прости, что угощение такое скромное. Жены нет дома. Да, так вышло, женился под старость. Ты её знаешь. Наша школьная медсестра Милда.
Юрате молча пила мятный чай, закусывая печеньем тёти Милды. Учитель уже в годах, но как жизнерадостны его глаза. На письменном столе груды рукописей.
– Я не помешала вашей работе?
– Что ты, Юрате! Я очень рад. Мы так давно не виделись! А я пишу историю нашей партизанской бригады. И надо сказать – загорелся всерьёз. Кое-что забылось, правда. Тогда расспрашиваю своих товарищей. Мало их осталось. Да что это я всё о себе? А как твои дела? Рассказывай.
– Да вот пришла за вашим благословением. У меня завтра первый самостоятельный урок.
– Как же ты задумала его провести?
– Не знаю. У меня есть магнитофонные записи. Может быть, поставить какую-нибудь песню? Или показать диапозитивы?
– Телевизор, магнитофон и другая техника только вспомогательные средства. Главное ты сама, твоя искренность, твоё вдохновение. Если тебе удастся увлечь своих учеников, всё будет в порядке. Конечно, будут и трудные моменты, когда захочется всё бросить и пойти работать всё равно куда, только не в школу. Хватит ли у тебя сил устоять?
– Я не знаю, – ответила Юрате, – я постараюсь.
– Самое главное – не испугаться первых неудач.
– А вы помните свой первый урок?
– Как сейчас. Был декабрь сорок четвёртого года. Война продолжалась, но я был уже не боец. С осколком в груди не повоюешь! Пошёл в вечернюю школу учителем латышского языка и литературы. Первый урок был в девятом классе. Накануне я приготовил много красивых слов о любви к Родине, о литературе. Зашёл в класс, встал у учительского стола, и все высокие слова застряли в горле. В классе холодно, как дыхнёшь, пар идёт. Ученики сидят в пальто, засунув руки кто в рукава, кто в карманы. Кое-кто моего возраста, у иных ещё усы не выросли. Рассказал о себе и о своих товарищах, как в тылу врага взрывали военные эшелоны, склады боеприпасов, как спасали людей от угона в Германию. Познакомился с каждым. И кто мог знать тогда, Что широкоплечий великан Виктор Карклс станет известным писателем, а стройный парень с волнистыми волосами, любитель помечтать, будет петь в опере? Так и прошёл мой первый урок, совсем иначе чем я задумал.
* * *
Молодая учительница, глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, открыла дверь кабинета латышского языка и литературы. Шум утих. Девочки встали.
– Садитесь.
На учительницу смотрели двадцать восемь пар глаз – равнодушные, вопрошающие, ухмыляющиеся, заинтересованные.
«Ещё зеленая. Это хорошо, легче поладим. Ведь старые только и знают двойки лепить», – размышляла Дезия.
– Жаль, нет нашего Рейниса Карловича, – шепнула Байба Даце.
– Трикотажное платье отлично сидит на ней, правда? На заказ, наверно, – оценила Даце.
Учительница улыбнулась, на щеках показались ямочки.
– Меня зовут Юрате Мартыновна Юрьяне. Я буду воспитателем вашей группы. О себе я мало что могу рассказать. Этой весной закончила филологический, и сама попросилась к вам в училище.
– Почему? – спросила Даце.
– В прошлом году я была здесь на практике, и училище мне очень понравилось. Знаю, что нелегко будет и мне, и вам. Но что может быть прекрасней литературы? Она делает нас причастными к многим жизням, благодаря ей мы становимся прозорливее, опытнее, познаём настоящие чувства.
– А грамматика? Бр-р-р!
– Ничего не поделаешь. Без грамматики не научишься ни говорить, ни писать правильно. Я взяла с собой одну из своих самых любимых книг. Её написал человек, который выше всего на свете ценил красоту человеческих отношений, настоящую, неподдельную дружбу. Это сказка Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц».
«У каждого человека свои звёзды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для учёных они как задача, которую надо решить. Для моего дельца они золото. Но для всех этих людей звёзды немые. А у тебя будут совсем особенные звёзды…
– Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звёзды смеются. У тебя будут звёзды, которые умеют смеяться!» [1]1
Перевод Норы Галь.
[Закрыть]
Учительница закрыла книгу. В кабинете царила тишина, пока Света не нарушила её, громко высморкавшись. Дребезжащий звонок известил об окончании урока.
Юрате Мартыновна осталась в кабинете одна.
«Я их приручу, как Маленький Принц приручил Лиса. Постепенно, терпеливо. Между мной и девочками всего семь лет разницы. Приручу… Но как? Поговорить с каждой? О чём? О жизни? О доме? О любимых занятиях? Вряд ли будут откровенны. По крайней мере, вначале. Подростки в этом возрасте стеснительны, боятся казаться смешными, скрывают свои мысли, беды. У одних отец, или, что ещё хуже, мать бросила семью. У других отец – пьяница, устраивает скандалы и драки. Ни для кого не секрет, что в ПТУ трудных подростков больше, чем в обычных школах. Многие чувствуют себя одиноко, не нашли себе друзей. Что сделать, чтобы в училище они чувствовали себя, как в хорошей семье?»
– Только без панибратства, – наставляли её старшие коллеги. – Тогда дисциплине конец. Не будут учить уроки. Лентяи будут выпрашивать безразмерные тройки вместо заслуженных двоек.
– Ну нет. Никаких компромиссов.
Юрате Юрьяне задумчиво посмотрела на портреты писателей. Андрей Упит, такой же серьезный, как его романы, свой путь тоже начинал учителем.
Анна Саксе улыбается, как бы подбадривая. Поэт любви Мирдза Кемпе. Зиедонис прищурил глаза, как будто смотрит на яркое солнце. Сумеет ли она сделать так, чтобы эти писатели стали близкими и понятными её ученикам?
* * *
В первые недели сентября в училище всё шло кувырком. Учителя и мастера не знали своих учеников, а те ещё не привыкли к порядкам в училище. Новички блуждали по коридорам в поисках нужного помещения.
Учебный процесс в училище отличался от школьного. Программу средней школы надо было пройти в более короткое время. Появились новые учебные предметы: технология изготовления одежды, оборудование швейной промышленности, материаловедение. Два дня, а третьекурсники даже три дня в неделю, работали в швейных мастерских. Все воспитанники либо выполняли разные общественные обязанности, либо занимались в кружках художественной самодеятельности.
Хормейстер Алда Петровна Клява работала в поте лица: не шутка, проверить свыше двухсот девушек.
Ежедневно из зала доносилось надоедливое:
– До-ми-соль-до. А-а-а-а…
Даце нарочно спела неправильно. Обязанности комсорга, занятия хореографией, спортивный кружок по ориентированию на местности – для пения даже при большом желании времени не оставалось.
Голос Байбы натренированное ухо хормейстера сразу выделило из остальных голосов. Две с половиной октавы девушка спела без всяких усилий.
– Спой какую-нибудь песню.
Байба быстро перебрала в уме свой репертуар и запела первую попавшую народную песню.
– Ты училась где-то?
– Да… Нет… Немного.
– Будешь петь в нашем ансамбле.
Байба обрадовалась. Она уже знала, что ансамбль девушек занял первое место в Риге и второе – в республике. Это что-нибудь да значило.
– Ты сегодня как солнышко сияешь, – заметила директор, встретив хормейстера.
– Есть отчего. Мы думали уже, что конец ансамблю. От него осталась половина, и две участницы на последнем курсе, а тут целая толпа отличных певиц. Организуем еще один ансамбль. У одной девушки особенно звучный голос. Наконец у нас будет солистка.
* * *
– Слушай, тебе надо в танцевальный кружок. Сам знаешь, мальчики в училище – дефицит, – сказала Даце Дауманту в столовой во время обеда.
– Я… танцевать? Тебе что, башку в дверях придавили?
– А что? Ты разве паралитик? Не парень – картинка. На нашем курсе одна из-за тебя лишилась покоя, сна и аппетита.
– Да ну! Кто же это?
– Не скажу. Она тоже в танцевальном.
– Пусть идёт к чёрту. Я не собираюсь прыгать по сцене, как кузнечик.
– Ну и ладно. Байбу жаль. Именно она остаётся без партнёра, – выложила Даце свой козырь.
– Байба тоже танцует? – засомневался Даумант. – Она мне ничего не говорила.
«Байбу я уговорю, – подумала Даце. – Лишь бы Даумант согласился».
– А если репетиции будут совпадать с тренировками по боксу?
– Как-нибудь устроится.
– Ладно. Считай, что сагитировала.
Из-за Байбы Даумант согласился бы не только танцевать, а даже на руках ходить и кувыркаться.
– Но учти, буду танцевать только с Байбой и ни с кем другим. На репетиции вместо Байбы рядом с Даумантом встала Дезия.
– Ты, дорогая, перепутала адрес.
Дезия посмотрела непонимающе.
– Где Байба? – спросил Даумант у Дане.
– Она поёт в ансамбле. Репетиции совпадают, да и выступления часто в одно время.
– Чао, обойдётесь без меня, – Даумант перебросил сумку через плечо и направился к выходу.
– Не глупи, – Даце схватила его за руку и потащила обратно. – Всё равно где-то надо участвовать.
Даумант остановился. Дане права. Если Байба может петь, почему он не может танцевать?
– Внимание! Начинаем репетицию! – Никто из первокурсников не заметил сидящего позади рояля парня. – В училище есть танцевальный коллектив старшекурсников. Он стал одним из лауреатов прошлого праздника песни и танца. Наша задача – постараться не отставать от них. Начнём с упражнений по ритмике. Представим, что мы птицы, и летаем. Раз, два – взмахнули крыльями, три, четыре – опустили.
Пианистка, положив вместо нот раскрытый роман, заиграла марш, «Как в детском саду», – посмеялся над собой Даумант.
* * *
Перед практическими занятиями в швейной мастерской девочки выстраивались в шеренгу.
– Как в армии, – издевалась Дезия.
– Явились двадцать семь воспитанниц, отсутствует Элита Элксните, – доложила дежурная.
– У неё с утра болела голова и была температура, – пояснила Светлана, соседка Элиты по комнате в общежитии.
– Надо позвонить дежурному по общежитию, пусть вызовет врача, если что-то серьёзное, – сказала мастер Кристина Яновна Лиепа, сделав отметку в блокноте.
– Ты ничего не видела, поняла, – шептала Дезия санитарке Инне, спрятав руку, за спину. Но та была неумолима.
– У Дарбини ногти покрыты тёмно-красным лаком, – доложила Инна.
– Запиши в журнал, – приказала мастер. – И чтоб это больше не повторялось!
Кристина Яновна дала каждой воспитаннице задание и вышла из мастерской.
– Девочки, полное банкротство. Тридцать мальчиков и семьсот девчонок. С ума сойти! На танцах вязать придётся.
– Почему вязать?
– А что ещё делать? С девчонками я танцевать не собираюсь. Это не для меня…
– Успокойся, Дезия, – прервала Даце. – Пригласим на вечер гостей из других училищ. Например, мебельщиков или полиграфистов.
Какое-то время девочки старательно строчили по нарисованной на бумаге зигзагообразной линии. Только перед Даце лежали пёстрые лоскуты ткани. Она уже выполняла задание швейной фабрики.
– Я забираю себе кучерявого из седьмой. Слышите? – не вытерпела Дезия.
– Зря стараешься. Он уже занят.
– С чего это ты взяла?
– Мы учились в одном классе, – пояснила Даце.
– А мне на это наплевать, – Дезия надула губы. – Чего захочу, того добьюсь.
Байба старательно шила и, казалось, ничего не слышала.
– Если тебя так интересуют мальчики, зачем шла в это училище? – спросила Света. – Поступала бы в строительное или мебельщиков.
Вошла мастер, и разговор прервался.
* * *
Одиннадцать парней и девятнадцать девушек из седьмой группы стояли неровным строем у стены в мастерской и ждали мастера Антона Юльевича Крауклиса. Дежурная Вита Вента отмечала в журнале присутствующих. Знакомство пятнадцатилетних проходит легко и просто. Никакого выканья, сразу же дружеское «ты».
– Мастер Крауклис, говорят, жуткий придира. Градусы чувствует за километр, как охотничья собака зайца.
– Ну, не так ужасно!
– Откуда ты знаешь, Том?
– Я его лично знаю.
– Выкладывай.
– Бывший подпольщик, не пьёт, не курит. Что вас ещё интересует?
– Чистый святоша. Такого только четвёртым на памятник у музея Стрелков, – ухмыльнулся рыжий парень небольшого роста.
– За такие речи можно по зубам схлопотать, шакал.
Леон Лацис с недоумением посмотрел на Тома Суну.
– У Крауклиса золотые руки и чистая совесть. Он вместе с моим предком сидел в тюрьме за политику. Воевал добровольцем, а после войны всю жизнь проработал в этом училище, хотя с его умением в другом месте мог бы зашибать большие деньги. Но не стал. Он из идеалистов, понимаете.
В первый день учёбы в училище Даумант и Том случайно сели за одну парту и с тех пор продолжали всюду держаться вместе. Даумант, казалось, был высеченным из гранита, широкоплечий, коренастый. Том рядом с ним выглядел хрупким: стройный, с тёмными волнистыми волосами, маленьким женственным ртом и длинными, густыми, как у девчонки, ресницами вокруг карих глаз.
– Почему без формы? – спросила секретарь комсомольской организации училища Людмила, встретив Тома на лестнице.
– Отдал в химчистку.
– Не дурачься.
– Органически не выношу формы. Она делает всех одинаковыми, как с конвейера.
– В армии тебя выучат.
– Ничего не выйдет, у меня врожденное плоскостопие.
Людмила повернулась и пошла вниз, зная по опыту, что напрасно затеяла этот разговор.
Из седьмой группы только Том и Даумант умели пользоваться швейной машиной. Пока остальные учились заправлять нить в машину и строчить по прямой, Тому мастер доверил уже шитьё брюк, а с Даумантом занимался отдельно.
– Научишься шить, сообразишь за вечер вельветоны и красненькая кармане, – просвещал Том Дауманта. – Если не будет заказов, могу подбросить.
