Текст книги "Без пяти минут взрослые"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава шестая
Труд не только ради хлеба, но и для души

Дезия, как на крыльях, влетела на пятый этаж и рванула дверь.

– Эдит, я буду манекенщицей. Я единственная из нашей группы. Соображаешь? Девчонки позеленели от зависти. Кристина Яновна сказала, что у меня самая лучшая фигура. Байба слишком тоща, это каждому видно. У Даце ноги толстоваты. О Свете и говорить нечего: дылда, и толстая, как бочка.

Эдит опустила на колени вязание и, улыбаясь, смотрела на младшую сестру.

– Телевидение, Москва, показ мод за границей… Колоссально! – продолжала ликовать Дезия.

– Ну-ну, обрадовалась, как бы плакать не пришлось.

– Манекенщица – это тебе не простая портниха на фабрике или в каком-то ателье. Нечего и сравнивать. Представь себе: на мне сказочное вечернее платье, шикарная причёска, модельные туфли на высоких каблуках. Тихо звучит музыка. Я выхожу на помост, медленно кружусь в танце. Все смотрят только на меня. Аплодисменты. Цветы. Эдит, я так счастлива!

– А я устала. Почисть картошку к ужину.

Дезия, тяжело вздохнув, пошла на кухню, натянула резиновые перчатки и принялась за ненавистный труд. «Все мне завидуют: и девчонки, и даже родная сестра. Ну и пусть. Мне от того ни жарко, ни холодно».

Работать манекенщицей оказалось не так-то просто.

– Как ты идёшь? Скачешь, как коза, – заметила старший мастер. – Положи на голову книгу и неси её, как дорогую вазу, которую нельзя уронить.

Девушке из деревни, привыкшей ходить летом босиком, остроносые сапожки на высоких каблуках казались непривычными и неудобными. Книга упрямо валилась с головы на пол. Дезия со злости швыряла ей в угол, потом поднимала и пробовала снова.

– Знаешь, почему у африканок такая красивая осанка и плавная походка? Потому что они с детских лет все тяжести носят на голове, – объясняла старший мастер.

* * *

Каждый год в апреле самым главным событием училища была выставка работ воспитанников и демонстрация новых моделей.

– Наконец, и мы можем сказать своё слово, – радовались девушки из кружка прикладного искусства. – А то всё время славят только певцов, танцоров, барабанщиц, спортсменов. У них дипломы, награды, а нам ничего.

Светлана сияла от радости. Подушка, которую она всю зиму усердно вышивала, всем очень нравилась.

Увлечения воспитанников были разнообразны: выделка кожи, батика, вышивание, вязание, макраме, остроумные украшения. Это делало выставку особенно интересной.

– Мы тоже хотим участвовать, – в самый последний момент объявили мальчики седьмой группы. – Нам нужен стенд размером метр двадцать на метр двадцать.

– Что же вы будете выставлять? – удивлялись девочки. – Вышитые цветочками джинсы?

– Там видно будет, – таинственно ответил Леон.

Парни удивили не только сокурсниц, но и всё училище. На квадратном льняном полотне были нашиты карманы и карманчики, а в них разные мелочи, необходимые в хозяйстве: ножницы, щётки, щипцы, нитки, иголки, зубочистки, косметика, даже маленькая щеточка для крашения ресниц.

– Всё в одном месте, под рукой, очень удобно, – восхищались посетители выставки. – Обычно эти мелочи разбросаны по разным углам и полкам, и, когда надо, их не найти.

В мастерских было оживлённо. Девочки шили, примеряли, распарывали, гладили. Изготовить шестьдесят платьев, костюмов и пальто по новейшим требованиям моды – дело не шуточное.

– Говорят, будет уйма гостей.

– Секретарша сказала, будут даже из Москвы и Волгограда.

– Только бы всё прошло хорошо, – беспокоилась Светлана.

– Вам что, разложили по местам и всё, – прервала её Дезия. – У меня колени подкашиваются, как подумаю, что каждый день буду на глазах у публики. И всё время с улыбкой. Ужас!

Гости уже собирались в кабинете директора перед тем, как идти на выставку, когда Даце вспомнила:

– Цветы, девочки, где цветы?

– В мастерской, в ведре.

Светлана сломя голову бросилась по лестнице вниз.

– Выставка в нашем училище – большое событие, – обратилась к гостям директор. – Каждый наш воспитанник занимается в каком-нибудь кружке. Прошу учесть, что перед вами работы учащихся, а не мастеров художественных промыслов, и не судить слишком строго.

– Такие выставки устраиваются сейчас в каждом училище нашей системы, – сказал заместитель председателя комитета по профтехобразованию. – В мае лучшие работы можно будет посмотреть на республиканской выставке в Доме спорта.

Гости разошлись по залу.

– Чудесно. Жаль, что такие работы нигде нельзя купить. Посмотрите на это панно. Как просто и остроумно! Я тоже сделаю себе такое.

Книга отзывов наполнялась восторженными записями.

До самых майских праздников училище каждый день принимало гостей. Утром и вечером демонстрировались модели одежды. Показ моделей для каждого времени года сопровождался соответствующими стихами и песнями. Зрители не скупились на аплодисменты.

– Где они выкопали таких красавиц?

Кинооператорам из телевидения и киностудии работы хватало.

– Настоящие джентльмены. – Это относилось к мальчикам, демонстрировавшим новейшие модели костюмов и пальто.

– В таком костюме не стыдно и на приём к английской королеве.

– Пора что-то придумать, наконец. А то всюду джинсы: и в училище, и на работе, и на вечере, и в театре.

– Быстрее, быстрее, – торопили манекенщиц мастера, помогая им сменить наряд.

– У вас очень фотогеничное лицо, – сказал молодой кинооператор, узнав Дезию на автобусной остановке. – Дайте свой адрес. Если подвернётся подходящая роль, я вам сообщу.

– Точно? – обрадовалась Дезия.

– Как в банке.

– Это было бы восхитительно. Всю жизнь мечтала о кино.

– Ну, ещё ничего не известно, – умерил её восторг оператор. – Привет! Не забудьте посмотреть следующий номер киножурнала «Советская Латвия».

* * *

Из дневника Байбы:

«Просто ужас, как бежит время! Уже цветёт сирень. Даумант сегодня принёс огромный букет. Запах по всей комнате. Вокруг его дома целое море сирени. Хочется уехать далеко-далеко в деревню, где нет ни машин, ни телевизора, лежать на лугу среди цветов, слушать трели жаворонков, жужжание шмеля у самого уха, ни о чём не думая, наблюдать, как по небу скользят белые барашки облаков».

* * *

В Болгарию, Чехословакию и ГДР на летнюю практику едут лучшие из лучших. Все об этом знали.

В каждой группе кандидатуры обсуждали шумно, подолгу спорили.

Против Даце во второй группе никто не возражал: лучшая швея, комсорг группы, победитель в соревнованиях по ориентированию на местности, активная участница художественной самодеятельности и учится без троек. Байба тоже честно заслужила эту поездку. Но вот-кто-то назвал имя Светланы.

– Если Света едет, то и я тоже, – вмешалась Дезия.

– Света научилась хорошо шить, а ты?

– А я манекенщица и ещё танцую.

– Мы все что-нибудь делаем: кто поёт, кто танцует…

– У тебя одни тройки.

– У Светы тоже тройки, – не уступала Дезия.

– Свете учёба даётся с трудом, но она старается, а ты просто лентяйка.

Все споры разрешились на большом совете педагогов и мастеров вместе с профсоюзным и комсомольским активом во главе с Людмилой. Во второй группе посчастливилось Даце и Байбе.

– Том едет в Болгарию, вы с Даце в Чехословакию, некоторые в ГДР. Счастливцы! – с грустью сказал Даумант Байбе в последний учебный день. – А я каждый день буду вкалывать. Второй филиал производственного объединения «Дзимтене». Звучит солидно, правда?

– Сам виноват. Мог бы немного поднажать. По латышскому тройка, по истории и химии тоже.

– Честное слово, времени не было. По вечерам тренировки…

– А ещё халтура. Думаешь, я не знаю?

– Это тоже. Как иначе разжиться деньгами?

Оба медленно направились к Кировскому парку.

– Теперь мы долго не увидимся. Почти два месяца. В августе у меня спортивный лагерь.

– А у меня шитьё. Мамины подруги нанесли целую гору тканей.

– Знаешь, иногда я мысленно разговариваю с тобой.

– Жаль, что у нас нет телефона. Ну, пока. – Байба грустно улыбнулась и подала Дауманту руку.

– Подожди. Пройдёмся ещё чуть-чуть. Мне никто никогда не писал писем. Обещай, что напишешь из Чехословакии. Я буду ждать.

– Попытаюсь.

– Я приду проводить вас.

– Не надо. Что девчонки скажут?

– А всё равно все знают, что я… Чао!

Даумант повернулся и ушёл, не оглядываясь.

О лето, лето! Тебя так долго ждали, и уже всё, конец. Послушать бы ещё песни соловья, кукование кукушки! А то и выспаться вдоволь не удалось.

Байба едва успела обшить своих и во время отпуска отчима сделать крюк по Латгалии, как наступило первое сентября.

Даумант вернулся из спортивного лагеря чёрный, как негр.

– Из тебя выйдет толк. – Тренер остался доволен его успехами.

Глава седьмая
Чрезвычайное происшествие

И опять по улицам Риги с цветами в руках шли ученики. Младшие несли свои букеты, как свечи, в вытянутых вперед руках, парни постарше, стесняясь, небрежно засовывали цветы под мышку, как веники, а девушки оберегали каждый цветок.

Училище, надоевшее за долгие месяцы учёбы, окружило своих беспокойных и шумных хозяев той волнующей атмосферой, какая бывает только в первый учебный день. Это радостные встречи после летних каникул, нетерпеливое желание узнать, как дела у товарищей, рассказать о собственных приключениях.

– Привет рабочей молодёжи!

– Чао, Даумант! Как дела?

– Чао, Том! А у тебя как?

– Здорово. Только вчера вернулись из Болгарии, ездили на машине.

– Ну и как?

– Не говори. Прокатили несколько тысяч. Дороги там бесподобные. И сервис тоже. Предок ни за что не хотел ехать, ему ничего не надо, кроме нашей хижины за городом, но маман уломала. Я записался на курсы автолюбителей. К весне получу права и махнём куда-нибудь вместе. Договорились?

Пронзительный, требовательный звонок угомонил всех и разогнал по кабинетам.

– Кончились золотые денёчки, – сказал Леон.

По лестнице в актовый зал, сопровождаемые барабанным боем, немного взволнованные, опять шли первокурсники. И опять, как обычно в начале учебного года, в училище всё шло кувырком: новички блуждали по многочисленным коридорам и лестницам. Из спортивного зала, где хормейстер проверяла голоса, снова звучало надоедливое «а-а-а» и «до-ми-соль-до».

Был солнечный сентябрьский день. Директор Вия Артуровна Чолдере в своём кабинете разбирала служебные бумаги. Тихо звучала музыка. На «кофейном» столе (это название дали ему ученики, вкладывая в слово совсем другое значение) в керамической под янтарь вазе стояли, радуя глаз, тёмно-фиолетовые астры. Рядом уместилась корзинка с жёлтыми и красными яблоками. Красиво. Выбрав тернистый путь учителя, директор в душе своей оставалась художником. Она ни в чём не терпела безвкусицы, будь то рабочая одежда, или, скажем, оформление помещений. Резкий настойчивый телефонный звонок разрушил благодушное настроение. Уголки губ озабоченно опустились.

– Может быть, в другое училище? У нас только что были… Ну хорошо, – директор вздохнула. – Бунтари, говорите? Мы соответственно прореагируем.

– Вызывали, Вия Артуровна? – в дверях показалась секретарша Марта.

– В четырнадцать часов у нас будет делегация американской молодёжи. Известите барабанщиц, ансамбль и манекенщиц. Если встретите завуча, попросите её ко мне.

Автобус с экскурсантами подъехал с небольшим опозданием. Барабанщицы исполнили приветственный марш. Девушки с трудом сдерживали смех. Таких гостей в училище ещё не бывало. Небрежно заштопанные вельветовые брюки засунуты в короткие сапоги. Парни дымили из мощных трубок. Челюсти девушек двигались так, будто их преждевременно выгнали из-за обеденного стола. Тощее существо непонятного пола, повернувшись к Дезии, раскрыло рот, и выдуло большой, как воздушный шар, пузырь. Раздался писк. Барабанщицы прыснули.

– Очень жаль, но у нас не курят, – вежливо, но не допускающим возражения тоном, сообщила Вия Артуровна.

Что-то недовольно пробурчав, парни засунули трубки за голенища сапог.

Со скучающим видом гости обходили учебные помещения. В кабинете иностранных языков зашёл разговор о профессиях. Том, который хорошо говорил по-английски, был за переводчика.

– Сколько стоит обучение профессии? – поинтересовалась одна гостья.

– Нисколько. Нас ещё кормят и одевают бесплатно. И за выполненную работу мы получаем деньги.

Американцы переглянулись.

– А после окончания училища все находят себе работу?

– Портной у нас – профессия дефицитная. Фирмы «Дзимтене», «Рижская одежда» и множество ателье каждый год просят пополнения.

Лица гостей выразили недоверие.

– Счастливые! А у нас многие не могут найти работу по своей специальности. Даже с дипломом университета мы готовы на любую работу: посудомойки, уборщика, санитара.

– Хелло, старик! – по дороге в зал обратился на лестнице к Тому на чистом латышском языке стройный светловолосый парень. – Меня зовут Янис Озолс. Мы все хорошо понимаем, что вам… – Янис подыскивал подходящие слова, – вам надо так говорить, но мне ты можешь… ну… правду. У вас действительно у всех есть работа? Понимаешь, за океаном это проблема номер один.

Том подозвал Яниса к окну.

– Видишь стройку напротив? Там строят новое здание училища. Видишь белые листочки на заборе? Это приглашения на работу. Можешь почитать. И в газетах их сотни. На больших заводах не хватает рабочих рук. Молодёжь там обучают на месте и платят хорошую стипендию.

– Невероятно.

Девушки из ансамбля спели негритянские песни на английском языке и этим завоевали симпатии гостей. Несколько парней подхватили, а остальные хлопали в ладоши и притопывали.

Демонстрация моделей тоже прошла успешно. Глаза парней прилипали к фигурам и лицам манекенщиц. Какие девушки! Совсем не по стандарту. Американки не могли скрыть восторгов по поводу нарядов.

– Это я покупаю. Сколько стоит? – Одна гостья пожелала купить синее хлопчатобумажное платье с кружевной отделкой.

– У нас модели не продаются, – объяснили ей.

– Почему не продаются? Я заплачу долларами, – настойчивая гостья вынула из сумки пачку пяти– и десятидолларовых ассигнаций.

– Это модель – дипломная работа учащихся, – пояснила директор.

Американка заплакала.

– Вот истеричка! – громко сказала Даце.

Директор сложила платье, подошла к плачущей девушке и сказала: «Возьмите. Мы вам это дарим. А деньги оставьте себе, нам они не нужны».

– Как не нужны?

Для гостей это было что-то невообразимое.

– Слушай, старик, – сказал при расставании Янис, – надо бы поговорить, так сказать, в интимной обстановке. Ты не мог бы организовать… небольшую… встречу что ли? Можно? О’кей, наши парни, ваши девушки, да? Но где?

– Можно у меня, – Том написал номер своего телефона. – Если что, позвони. Я заеду за вами завтра в восемь. Идёт?

– О’кей! Ну, я побежал, все уже в автобусе.

– Ты, наверно, едешь на дачу? – спросил Том у матери в субботу за завтраком.

Мать, тяжело вздохнув, кивнула.

– Отец тоже?

Вопрос был лишний, потому что мать туда одна никогда не ездила Она больше любила курорты, где можно было других посмотреть и себя показать. Старый дом на берегу реки Юглы был любимым детищем отца. Он проводил здесь всё свободное время: удил рыбу, ходил в лес за грибами, копался в земле.

– Покой, тишина… А воздух!.. Им одним насытиться можно, – восторгался отец.

– Приятного аппетита. Посмотрим, надолго ли тебя хватит, – сердилась мать.

– Мам, будь человеком. Сорганизуй так, чтобы я сегодня вечером был свободен, и машина тоже.

– Отец сказал, что тебе обязательно надо ехать. Он один не сможет починить крышу.

– Я не могу. У меня сегодня вечером будут иностранцы, несколько парней. Послушаем музыку, и вообще… Отцу скажи, что у меня соревнования где-нибудь в провинции. Так будет лучше.

Мать влюбленными глазами смотрела на своего красавца-сына и, как всегда, не могла ему отказать.

«Ну, одно улажено, – размышлял Том по дороге в училище. – Классных напитков полный бар! В холодильнике консервы, клиенты отца нанесли. Их можно пустить на бутерброды. Осталось сорганизовать девчонок. Но это уже мелочи. В училище их предостаточно, только пальцем помани. Хорошо бы уговорить Байбу Балтыню: поёт, танцует».

– ?? How do you do, мисс ББ? – без особых церемоний Том подхватил на перемене Байбу под руку. – Разрешите пригласить вас на ужин. Общество будет экстра-класс, с иностранцами.

– Благодарю, но не воспользуюсь.

– Почему? Позвольте полюбопытствовать.

– Я занята.

– Чем, если не секрет?

– Соревнованиями по боксу.

– Ты что, чокнутая? Из-за каких-то глупых соревнований пожертвуешь такой вечеринкой.

– Ничего, переживу. Даумант, постой, мне надо тебе что-то сказать.

Байба повернулась к Тому спиной.

– Всё ясно, – зло прокричал вслед Том. – Боишься семейного скандала.

– Ты что-то сказал? – обернулся Даумант.

– Катись ты со своей зазнобой, – проворчал Том. – Девчонки в нашем училище, слава богу, не дефицит. Эй, Дезия, иди-ка сюда. Чего засыпаешь на ходу?

– Как ты разговариваешь с дамой? – обиделась Дезия.

– Нашлась дама. Сорганизуй-ка пару девчонок пошикарнее ко мне в девятнадцать ноль-ноль. Общество будет отменное, иностранцы. Только не тащи эту толстую корову Свету. Тогда уж лучше Даце.

– Даце не пойдёт. Она на таких, как ты, с пятого этажа плюет.

– На каких таких? – удивился Том.

– На таких, которые импорт и денежки любят больше всего на свете.

– Подумаешь, идеалистка. Да ну её.

Дезия знала, что говорит. А Том хоть и сделал равнодушный вид, но эти слова его задели. Даце в училище любили за честность, общительный характер, за желание помочь всем. И Тому было не безразлично, что Даце о нём думает.

«А разве это плохо – желание иметь деньги?» – думал Том, шагая по узкой зелёной улочке в Межапарке.

Через два года он закончит училище. Дядя, у которого в Лондоне большая швейная мастерская, обещал прислать вызов. За полгода жизни в Англии он пополнит знания, мир посмотрит. У отца больное сердце, собирается на пенсию. Том заменит его. Это уже почти ясно. И что тут плохого?

Калитка заперта. Значит, укатили. На кухонном столе записка от матери: «Еда в холодильнике. Вернёмся в воскресенье к вечеру. Будь умницей. Не забудь запереть дверь». Том улыбнулся. Всё ещё считает маленьким. А он чуть папашей не стал. Хорошо, удалось уломать девчонку, и старики не узнали, а то бы… подумать страшно.

Том огляделся. Всюду чистота и порядок. В этом заслуга матери и тёти Лины. В просторной гостиной камин, медвежья шкура на полу. Дорогие ковры, настоящие турецкие, сразу после войны их можно было купить по сходной цене. Выставленный в серванте хрусталь отбрасывал солнечные блики на большой портрет деда. Старик в жилете, с сантиметром через плечо, смотрел сквозь очки на внука и как будто иронически усмехался. В полном несоответствии с роскошным убранством комнаты под портретом стояла старая швейная машина фирмы «Зингер» и на ней тяжелый чугунный, нагреваемый углями утюг.

– Каждый по-своему с ума сходит. Кто ставит в угол икону, а ты портрет отца, – заметила однажды с иронией мать. – Людей стыдно, смеются над нами.

У отца тогда даже губы побелели.

– Всё, что нам принадлежит: этот дом, картины, мебель, – заработаны благодаря этой машине, – медленно, выделяя каждое слово ударом ладони по столу, ответил он. – Тем, кто не уважает хозяина и его семью, у нас нечего делать.

Мальчиком Том любил слушать рассказы деда об ученической его поре. Вместе с отцом они бродили по хуторам и шили брюки и пиджаки из домотканого сукна. Толстая ткань была прочна, как кожа. Проходило несколько лет, прежде чем круг повторялся.

Любимой пьесой деда была «Дни портных в Силмачах».

– Ну, точно, как в жизни, – объяснял он. – Были такие Дударь и Рудис, Абрам и Йоске.

Приехав в Ригу, Карлис Суна мало-помалу разжился. Оба сына – старший Янис, отец Тома, и младший Петерис – пошли по стопам отца. Янис Суна гордился своей профессией. Каждый костюм, сшитый им, был произведением искусства. Люди – далеко не Аполлоны: у одного спина сутулая, у другого живот выпирает. Янис Суна знал, где положить накладки, где подтянуть ткань, а где, наоборот, выпустить. Глядишь – совсем другой человек.

Уже который год нуждающиеся во фраках записывались в очередь к мастеру Суне. Слава его перешла границы республики.

Получив очередное приглашение от своего клиента на концерт, мастер с интересом разглядывал публику.

«Вон тот фрак я шил. Никто не скажет, что у певца одно плечо выше другого».

«Ну и фрак у пианиста! – рукава в морщинах. Плохой мастер. Стыдно за такую работу».

Все очень удивились, когда пожилой мастер женился на молоденькой выпускнице филологического факультета Еве Гриве.

– Какая там может быть любовь?! – сплетничали соседки. – Она ему в дочки годится. Говорят, не захотела ехать по распределению в далёкую сельскую школу английский преподавать, вот и выскочила замуж.

На что мастер отвечал:

– Я могу позволить себе иметь жену с высшим образованием. Пусть хозяйничает дома, играет на пианино и учит наших детей английскому языку.

У Евы всего было вдоволь: и модных платьев, и роскошных шуб, и дорогих украшений. Мастер в своё время любил посидеть с женой в шикарном ресторане, сходить на концерт, куда мог попасть не каждый. Ему нравилось, что мужчины явно или исподтишка восхищались Евой. За домом, а позднее и за детьми, присматривала славная тётя Лина, двоюродная сестра отца. Первой на свет появилась дочь Иветта, через несколько лет за ней последовал Том. Больше детей в семье Суны не было запланировано.

По поводу будущего детей супруги вели нескончаемые споры. Отец не возражал, когда мать учила их английскому языку и игре на фортепиано.

– Самый надёжный капитал человека – это образование, – внушала она детям.

– Мастерство – дороже золота, – возражал отец. – С хорошим ремеслом и сами будете сыты, и семьи ваши будут в достатке.

Иветта была на стороне матери. Не выдержав конкурса на театральный факультет в консерваторию, она пошла работать на телестудию за каких-то девяносто рублей в месяц, работа ей нравилась из-за творческой атмосферы, возможности общаться с актёрами, музыкантами, писателями, художниками.

– Хотел бы я знать, как бы она прокормилась с ребёнком этой атмосферой, если б я не подкидывал ей сотню каждый месяц, – ворчал Суна.

Том был сыном своего отца. После восьмого класса он сам решил поступить в профессионально-техническое училище.

– Лучше меня тебя, конечно, никто не обучит, – рассуждал старый Суна, – но в наше время необходим диплом. И среднее образование не помешает. Мастер Крауклис – порядочный человек, и руки у него золотые. Окончишь училище, напишу брату в Англию, пусть вызовет тебя и там ещё подучит. А остальное в твоих руках.

Цель была уже близка. Учиться дальше Том не хотел: не было смысла. Частная практика отца давала монет больше, чем диплом инженера. Нет, он не собирается обкрадывать государство. Он, как и отец, будет вкалывать на дому и платить подоходный налог, а в ателье устроится на полставки. Если кто-то считает это рвачеством, пусть, дураков на свете всегда хватало.

– Я сегодня буду поздно, – в субботу сообщила сестре Дезия.

– Почему?

– У нас в училище вечер. Может, у подруги заночую.

– Очень жаль. У меня два билета в кино.

– Ничего, продашь у входа.

Сестра ушла. Дезии только это и было нужно. Усевшись за туалетный столик, она принялась за косметику: наложила на лицо крем и кончиками пальцев втерла его в кожу, затем выщипала пинцетом брови, чтобы были тоньше (широкие сейчас не в моде), векам придала голубоватый оттенок. Импортный крем-пудра превратил светлую нежно-розовую кожу в смуглую. Губы накрасила ярко-красной помадой. Наконец, она надушилась французскими духами, которыми сестра пользовалась только в особых случаях. Повертевшись перед зеркалом, Дезия довольно улыбнулась: «Всё в норме. Правда, нос слишком вздёрнут, но мальчишки уверяют, что это даже пикантно».

В шкафу висело новое выходное платье сестры. Самый шик! Как хорошо, что у них одинаковые фигуры! Что с ним сделается? Ночью, когда сестра будет спать, она повесит его на место.

Трое девушек договорились встретиться у универмага в Межа-парке. Элита явилась в американских «фирменных» джинсах. На Инне было цветастое платьице из трикотажа, каких много.

Том внимательно осмотрел «дам».

– О’кей, very good. А теперь быстро за работу. Вам надо всё приготовить. Бутерброды с сыром и ветчиной поджарим в тостере. Остальное разложите по тарелкам. Я еду за парнями.

Гости разрушили иллюзии Дезии и остальных девушек об «американском рае», где бедной, но красивой девушке стоит только взмахнуть ресницами, и сын миллионера, потеряв голову, на коленях предлагает ей своё сердце и кошелёк.

Родителям Яниса Озолса принадлежит небольшая ферма. Чтобы выдержать конкуренцию с большими латифундиями, всей семьей приходится работать от зари до зари. Янис мечтает об учёбе, но плата за обучение в высших учебных заведениях в Штатах не по карману его родителям. Поэтому Янис заключил договор с одной канадской фирмой и поедет работать лесорубом. Годик поработает, там видно будет.

У Джо мать гречанка, а отец – пуэрториканец. Он живёт в Нью-Йорке, в Гарлеме.

Джо надеется создать свой ансамбль, а пока каждую ночь поёт и играет в гарлемском ресторане «У белых мышек». Ничего не поделаешь, в семье восемь младших братьев и сестёр, а зарабатывают только он и отец. Джо взял со стены гитару и чуть хрипловатым голосом запел грустную пуэрториканскую песню.

Питер о себе рассказывал неохотно. Его отец, генеральный директор крупного химического концерна, живёт в шикарном доме в Лос-Анжелесе, на берегу моря. Семье принадлежит несколько автомашин, яхта и даже самолёт. Старший брат по примеру отца через год будет инженером-химиком. Дома только и слышно: прибыли, акции, дивиденды, замораживание заработков, повышение цен, увольнение рабочих. Год назад Питер решил жениться на цветной девушке.

«Или она, или мы, выбирай», – ответил отец.

Питер выбрал Джину. Оба живут в Нью-Йорке в маленькой квартирке. Питер – корреспондент небольшой прогрессивной газеты. Его жена – продавщица.

– Если верить Янису, эта Америка – не ахти какой рай, – сказала Инна, когда девушки вышли на минутку в соседнюю комнату привести себя в порядок.

– Мне больше всех нравится Питер, – подкрашивая губы, восхищалась Дезия. – Если бы он мне предложил, я бы, не задумываясь, поехала с ним. Я уж сумела бы понравиться его богатым предкам. Вы только представьте, что за жизнь: роскошные туалеты, автомашина, езжай, куда хочешь, весь мир перед тобой!

– Ты забыла, что у Питера в Штатах есть своя Джина, которая ему дороже всей твоей роскоши.

– Мои предки – простые колхозники, но если б я захотела учиться дальше – всегда пожалуйста! Но ведь там тоже не все работают лесорубами, – возразила Дезия.

Мелодичные песни Раймонда Паулса сменялись темпераментной музыкой ансамблей «Opus», «Laid back», «Santana».

Коллекция записей, добытая за большие деньги у знакомых парней, была гордостью Тома. Янис, Джо и Питер обучали девушек моднейшим танцам.

Уровень в бутылках падал, а веселье возрастало.

– С ума сойти, уже пять. Ну, старик, всё было о’кей. А сейчас в гостиницу. Через два часа вылетаем в Москву.

Том открыл дверь на террасу. В лицо ударил дождь. Нетвердой походкой он направился к гаражу и вывел машину. Парни разместились сзади, Дезия села рядом с Томом. Элита и Инна остались навести порядок в доме.

Дождь лил как из ведра. «Дворники» не успевали вытирать стёкла своими резиновыми пальцами. Иногда Том с трудом различал дорогу. Хорошо, что улицы были пустыми. Город ещё спал.

– Нельзя ли побыстрее? Мы опаздываем, – попросил Янис Озолс.

Том прибавил скорость.

У дверей гостиницы уже стоял автобус. Парни и девушки грузили в него свои чемоданы.

– Успели. В последнюю минуту. Всего хорошего! Приезжайте к нам. Мы вам напишем.

Дезия с завистью и грустью смотрела вслед уходящему автобусу. Счастливые, столько повидали всего. Колоссально!

Она жила в Иманте, в одном из новых микрорайонов. По дороге домой её охватило беспокойство, вдруг сестра заметила пропажу своего нового платья. Как приедет, повесит его на место, только замоет пятно от бальзама.

От выпитого Тому стало плохо. В висках стучало как молотком. В глазах рябило. Он заехал в узкую улочку и остановился. Его вырвало. Стало легче. Гремя цепью, яростно лаяла собака. Фонарь напротив освещал мокрую листву деревьев. Гроза, обежав город, гремела в стороне Юрмалы. Дезия, свернувшись клубком на заднем сиденье, сладко спала.

Том развернул машину в сторону Иманты. Ещё несколько минут, и он сможет ехать домой. Страшная усталость! Неожиданно на дороге, как огромная гора, вырос рефрижератор. Том изо всей силы жал на тормоза, но машина скользила по мокрому асфальту прямо на черную стену.

– Девушка, девушка… Ты жива?

Дезия открыла глаза. Она лежала на мокрой траве. Что-то тёплое текло по лицу. Бородатый мужчина, опустившись на колени, вытирал ей глаза.

– Что случилось? Где я?

– Слава богу, жива! Но с парнем плохо.

– Том! – позвала Дезия, пытаясь сесть. Страшная боль пронзила тело. Она заплакала.

Шофёр рефрижератора напрасно пытался остановить проезжавшие мимо немногочисленные машины. Выругавшись, он перешел через улицу и ногой разбил стекло в витрине магазина. Завыла сирена. Через несколько минут, мигая сигнальной лампочкой, подъехала милицейская машина.

– Умышленное ограбление, – констатировал молоденький лейтенант, осмотрев разбитое стекло. – Очевидно, на выпивку не хватило. А ну, дыхни.

– Чёрт возьми, что за люди? Человек умирает, а помощи не дождешься, – ругался шофёр.

Только тогда милиционер заметил за рефрижератором сплющенные «Жигули». Ещё через четверть часа подъехала «скорая помощь».

– Ну, что? – поинтересовался шофёр рефрижератора, когда потерпевших поместили в машину.

– Трудно сказать. Поехали в травматологический.

– Носятся эти пьяные молокососы, сами разбиваются, и других в беду толкают, – злился шофёр в ожидании, пока автоинспектор составит акт об аварии.

– Была б моя воля, я бы пьяниц за рулём судил, как убийц, – согласился с ним автоинспектор. – Влепил бы годков десять, пусть поработают где-нибудь в тайге и поразмыслят хорошенько, стоит ли лезть пьяному за руль.

* * *

– И зачем я тогда уехала? – упрекала себя мать Тома. – Осталась бы дома, ничего бы не случилось.

После второго переливания крови Том открыл глаза. Ничего не понимая, глядел он на чужие лица. Узнав мать, чуть улыбнулся. Он совершенно не помнил ни про иностранных гостей, ни про катастрофу.

На кровать села Дезия, коротко остриженная, с повязкой на лбу, Том смотрел на неё так, как будто видел впервые.

– Это я, Дезия. Как это случилось? Я спала в машине и ничего не знаю.

– Что эта девушка хочет от меня? Скажи, пусть уйдёт. У меня болит голова.

Дезия тихо заплакала и вышла из палаты.

– Доктор, это навсегда? – волновалась мать.

– Мозг человека остаётся загадкой и для нас, врачей. Будем терпеливо ждать и надеяться.

Молодость и крепкий организм делали своё. Через несколько недель врач сказал, что жизнь Тома вне опасности. Постепенно возвращалась и память. Минуту за минутой он припоминал события того вечера: как они слушали записи, как Питер, Джо и Янис учили девушек новым танцам, как у горящего камина спорили, где лучше жить – у нас или у них. Затем в памяти всплывал мокрый асфальт, неизвестно откуда появившаяся перед «Жигулями» стена и… Ночью в бреду всё повторялось: ночной город, мокрый асфальт, отражение в нём фонарей, визг тормозов и крик боли.