Текст книги "Недетские забавы (СИ)"
Автор книги: Зэль Ада
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Глава 40.
Наши дни.
– Я заметила вы совсем ничего не съели. Такой молодой и красивой девушке не стоит голодать, – Тамара бесшумно подходит к моей кровати и ставит на тумбочку поднос с ароматным пловом. Желудок стягивает от голода, все-таки она права, я сегодня не притронулась к еде. И это не было протестом, просто не хотелось.
– Спасибо, – благодарю женщину.
Она кивает, отходя к двери, но останавливается. Мешкается, хочет что-то сказать, но видимо отец приучил не говорить пока не разрешат.
– Говорите, Тамара, – стараюсь улыбаться. Женщина уж точно ни в чем не виновата, и спускать на нее всех собак я не собираюсь.
– Вы простите, я лезу не в свое дело, – она переминается с ноги на ногу, отпускает руку с ручки двери, – Константин Петрович жесткий и принципиальный человек, но он вас любит. Несмотря на то, что подавляет вашу волю.
– Тамара, а у вас есть дети?
– Сын, – кивает она.
– Разве вы подавляете волю сына, указывая, где и с кем ему быть?
Она на секунду задумывается, но усмехнувшись, качает головой.
– А я не Константин Петрович, у меня обычная жизнь. Я не говорю, что он прекрасный человек. Все мы не без греха. Но то, что он вас любит – чистая правда. Ни дня не прошло, чтобы он не говорил о вас.
– Тамара, он отдал меня совсем маленькой девочкой в детский дом, а потом заплатил приемной семье, чтобы они меня удочерили. Все это время он был рядом, но не захотел, чтобы рядом была я, – смахиваю непрошеную слезу. Обида детства прорывается, расталкивая броню. Я плачу не из-за себя, а из-за той маленькой Алисы. Которая сражалась с этим злым миром в одиночку, думая, что совсем одна, пока самый родной единственный человек жил себе припеваючи.
Никогда я этого не пойму и не приму. Хотел спрятать, увез бы в другой город или страну. Или как там еще делают богатые люди. А судя по этому дому у отца проблем с финансами нет. Но нет же, выбросил как нашкодившего котенка.
– Я влезла не в свое дело, простите, – она поспешно открывает дверь и убегает. Я кошусь на еще горячий плов и снова не испытываю чувство голода. Но поесть нужно, иначе свалюсь в обморок от переживаний.
Плов – идеальный: рис рассыпчатый, мясо нежнейшее, а специи какие! Хоть что-то приятное во всем этом дерьме есть. Детдом научил меня искать, по возможности, положительные моменты в совершенно отрицательных ситуациях. В данном случае, кормят меня потрясающе. На этом положительное закончилось.
Ладно, я лукавлю. Как бы больно и тяжело мне не было, отца я рада видеть. В глубине души, но рада. Осознавать, что жив, что здоров. Обида сильнее, но все же... Я так долго его ждала.
Стук в дверь разрывает поток моих противоречивых мыслей, оборачиваюсь на звук.
– Так спокойно на душе, когда ты рядом, здесь, в этом доме, – отец обходит комнату, но не приближается ко мне. Становится у окна, сцепив руки в замок за спиной.
– А я не испытываю радости, – печально хмыкаю.
– У меня не было выбора, дочь.
– И мне ты этот выбор не предоставил, – отламываю кусок свежего хлеба, катая мякиш в руке, – Что с Игнатом?
Разумеется, я интересуюсь не из вежливости, и уж тем более не потому что, волнуюсь. Напротив, я очень надеюсь больше никогда не видеть его в своей жизни.
– Провел воспитательную беседу, он кается. Больше не будет тебя обижать, – спокойно парирует. А у меня внутри буря негодования нарастает.
– То есть достаточно воспитательной беседы и все, можно простить? Так ты серьезно хочешь выдать меня замуж за него? – откидываю кружок из хлебного мякиша на поднос.
– Я планов своих не менял.
– Отец, родненький, – подбегаю к нему, утыкаясь в грудь, – Пожалуйста, не отдавай меня ему. Зачем мне вообще замуж?
– Нужен наследник. Сына у меня не получилось, пускай хоть внук будет.
Обида топит сердце, разгоняясь со скоростью света. Дочка неугодная была, подавайте мальчика.
– Я не буду рожать от Минаева, – холодно отрезаю, – Я сделаю все, чтобы этого ребенка не было.
– Мне угрожать не нужно, дочка. Я это дело не люблю, – хватает меня за плечо, но силу контролирует.
– Я не угрожаю, а предупреждаю.
Отхожу обратно к кровати, от отца веет холодом. Ничего теплого и родного сейчас я не испытываю. Только разочарование.
–Если это все, что ты хотел мне сказать, то я буду готовиться ко сну, – расправляю кровать, скидывая декоративные подушки и покрывало на пол.
– Не все, – он тяжело вздыхает, – Я скучал, дочь.
Ищу отклик в душе от его слов, но там тишина. Отрицательные эмоции топят и не выпускают какие-либо позитивные ощущения. Все еще беспросветная мгла.
– Что ж, теперь твоя жизнь прекрасна. Дочь рядом, все пляшут под твою дудку. Все удалось, – язвлю. За себя не боюсь, уверена, что отец меня и пальцем не тронет, – Только ты не учел один момент. Паша не сможет без меня, как и я не смогу без него. И наша встреча – это дело времени.
– Если этот щенок будет стоять у меня на пути, я найду способ его убрать. Навсегда, – повышает голос.
Сдерживаюсь от ответного крика, не хочу быть уязвимой.
– Не будет его, не будет меня, – я манипулирую. Жестко. Но пусть только попробуют тронуть его пальцем, я всех сама поставлю на мушку.
Надоело быть слабой и беззащитной.
– Ты явно не в настроение и бредишь. Поговорим позже, – отец тоже сдерживается от гнева, но я вижу как горят его глаза от ярости. Ну ничего, папа. Я твоя дочь, умею играть в такие игры.
Как ты там сказал? Хорошая генетика? Отличная!
Глава 41.
Наши дни. Павел
Желание потянуться к бутылке и забыться в алкоголе сохраняется по сей день, но я сдерживаюсь. Меня всего трясет изнутри, словно кто-то пустил по вене яд, и оставил меня медленно умирать, наблюдая насколько я бессилен в ситуации. Теряю контроль. Боксерская груша, что висит в подвале, истерзана в клочья, каждый раз представляю лицо Минаева и пытаюсь сбросить гнев. Кингстон боится меня, сторонится, а я и правда озверел. Кидаюсь на людей, грублю, огрызаюсь, срываюсь по пустякам – следствие неуравновешенная психика. Так и до ручки дойти можно.
Падаю на мягкий мат спиной, смотрю в потолок. Не дышу. Представляю, что делает моя девочка сейчас. Надеюсь сидит одна, ее никто не тревожит, она спокойна. Если она спокойна, то и мне стоило бы прийти в себя.
Телефон звонкой трелью доносится до перепонок, морщусь от громкости, поднимаю гаджет перед лицом. Олег Викторович.
– Да, – сиплю.
– Ты связался с Ткачом? – без приветствия задает вопрос. У фсбшников только так – конкретика наше все. Времени нет ни на что. Хотя я тоже далеко не эталон вежливости. Порой бываю тем еще придурком.
– Сегодня встреча, на пустыре. Разумеется, Алису он не привезет, – бью кулаком в стену, царапая кожу об шершавую поверхность.
– А чего сам не сказал? Все выпытывать из тебя нужно, – злится подполковник, отчитывает как мальчишку. Правда это меня в последнюю очередь волнует, в любой другой день я нашелся бы с ответом. Сейчас же пустота.
– Он сказал, чтобы я один был. Ткач ваших ребят сразу считает, не дурак же он. Поеду сам.
– Давай хотя бы одну машину за тобой поставлю. Грохнет же, не пожалеет.
– Не грохнет, – в этом я уверен, – Она ему никогда этого не простит.
– Плохо ты знаешь Ткача, – Олег Викторович замолкает.
И я молчу. Может я и плохо знаю Ткача, но я хорошо знаю ее. Она не простит его, не примет и не поймет. А ему точно нужно доверие дочери.
– Все будет гуд, – сам себя уверяю больше.
– Ладно, хер с тобой. Потом отзвонишься, – скидывает.
Продолжаю лежать и смотреть в потолок, телефон отбрасываю подальше.
Интересно, чего захочет Ткач кроме моей головы?
Допустим, покорности, я согласен прогнуться. Но он далеко не идиот, что поверит в этот фарс. Все мое покаяние будет до тех пор, пока я не возьму ее за руку – там же и закончится игра.
Ну почему из всех женщин мира я влюбился в его дочь? Почему у Алиски не простые родители, которые не стояли бы на пути счастья собственной дочери. Потому что она особенная. Самая. Мой магнит, который тянет меня уже больше десяти лет за собой. Я как собака поводырь – куда она, туда и я. Даже если нет рядом, на ощупь ее ищу, рою землю. А когда рядом оказывается – покорно складываю голову на колени и кайфую. Наркотик, а не женщина. И с каждым разом я хочу еще и еще.
Время словно специально тянется медленно, решаю приехать туда раньше. В доме тесно, стены давят. Голова гудит, сжимаются виски. Так и до инсульта не далеко. Пульсация невыносимая.
На пустыре тишина, снизу обрыв, а там пропасть в никуда. Ощущаю такую же пропасть в своем сердце: колотится, кровь качает, но абсолютно бесполезно.
Однажды я даже задумался, а что если мы с Алиской станем семьей. Настоящей. Я знаю, что женюсь на ней, хочу, чтобы она носила мою фамилию, но дети... Уверен это не для меня, какой из меня отец. Примерно такой же как Ткач, именно поэтому его действия мне понятны. Но все же единожды допустил мысль, что у нас будет ребенок. Даже не думал, какой пол, просто малыш.
Она его держит на руках, укачивает, целуя молочный лоб, что-то шепчет ласковое. А я кроме страха ничего не чувствую, наблюдаю за ними и пиздец как боюсь. Только не понимаю, чего именно боюсь? Потерять или приобрести?
Шины за спиной визжат, раскидывая грязь по сторонам. Оборачиваюсь, смотрю на огромные черный гелик с кортежем из двух седанов. Кладу руки в карманы, подходить не спешу, пусть выходит сам, я первый шаг делать не буду. Молодой парнишка выпрыгивает из водительского кресла и бежит открыть заднюю дверь. Ткач тоже не спеша выходит, смотрит на меня, сведя брови и расправляя идеально выглаженные брюки.
– Приветствую, – улыбаюсь как идиот и машу рукой. Увлекает меня весь этот цирк. Смотрю за спину Ткача и вижу главного клоуна.
Тебя то я ждал больше всего. Руки начинают гореть и чесаться, так хочется съездить по наглой роже Минаева.
– Ты не язви, Федулов. Не в той позиции, – качает головой Ткач.
– А у меня никакой позиции. Я как ветер в поле гуляю, все у меня забрали, – кричу ему в ответ. Наклоняю голову в бок, прохожусь презрительным взглядом по Игнату, – И ты тут, шавка.
Он дергается в мою сторону, но Ткачев одним движением руки его останавливает.
– Прекрати паясничать, я же тебя предупреждал что будет, если ты не прекратишь поиски.
– А какая уже к черту разница? Все уже произошло, и я хочу исправить.
Иду в их сторону вразвалку, как пацан, мальчишка. Руки из карман не вынимаю.
– А вот скажите мне, каково это подкладывать сосбсветнную драгоценную дочь под насильника? – останавливаюсь в метре, – Неужели родительское сердце не дрогает?
– Что ты имеешь ввиду? – поворачивает голову и смотрит на Минаева, тот тушуется, но держит плечи ровно и гордо. Петух напыщенный.
– Например то, что он залез в трусы к Алисе без ее разрешения и оставил там отметины, – глаза наливаются кровью. Вспоминаю, как в порыве страсти и любви раздвинул ее ноги для ласки, а сам чуть не задохнулся от увиденного.
– Заебал, – у Минаева все же получается вырваться вперед, но я не зря молотил все дни грушу, оттачивая технику. Успеваю отпрыгнуть, поэтому противник спотыкается и летит в грязь лицом. Цирк, говорил же.
– И вот это ваш будущий зять? – показываю на тело, лежащее в говне, – Прекрасно.
– Вы меня уже оба порядком раздражаете, – сдерживается от мата.
– Константин Петрович, а давай полюбовно решим, что делать? Я готов на переговоры, – тут же становлюсь серьезным.
Шутки шутками, а девочка моя все еще у него. Игнат где-то сбоку пытается встать, как муха навозная. Ткач кивком головы указывает на него, и парни из охраны забирают тело, усаживая в машину. Надеюсь его больше не увидеть.
– Закопайте его. Я хотел сам, но обещал Алиске без смертей.
– Хочешь, чтобы она меня ненавидела?
– Думаю, она не далека от этого, – пожимаю плечами, – Так что? Решим вопрос?
– Решим. Исчезни из ее жизни, и обещаю, что дам ей полное руководство над своей жизнью.
– Не гожусь я вам в зятья? – нет, должен быть другой выход. Не могу я уйти. Не хочу.
– Ты такой же, как я. Один в один, – начинает он, – Любил Марину очень сильно, еще подростком влюбился. Бегал хвостиком за ней. Воротила от меня нос, но все-таки добился своего. Поженились, дочка родилась, и бизнес в гору пошел. Не жизнь, а сказка.
Он смотрит в пол, сглатывает. Волнами чувствую, насколько тяжело ему откровенничать, но находит в себе силы продолжить.
– Только жену убили, а дочку пришлось спрятать в детском доме. Хочешь такую же судьбу Алисе?
– Нет, но я не допущу такого же.
– Я тоже так думал. Только не было и дня, чтобы я не пришел к Марине на могилу с цветами.
Один раз я уже думал, что она мертва, когда выл у чужой могилы. Прекрасно знаю это чувство, мне и объяснять не нужно.
– Дайте мне увидеться с ней. Я все решу, – наступаю на него. Ссориться не собираюсь, но отступать тоже не буду. Заебался я отступать.
– Федулов, исчезни, – садится обратно в гелик. Стучу по капоту, кричу. Один хуй делает вид, что не слышит. Уезжают.
Бегу за ними несколько метров, дыхалка сбивается.
Сука! Сука! Сука!
Падаю на колени, вколачивая кулаки в грязь. Как же, сука, больно то. Кто-то сзади пытается меня успокоить, но зверь внутри уже рычит и рвет все на части.
– Парень, хватит! Угробишь себя. Вставай, – Кристенко с его бойцами поднимает меня. Рычу, брыкаюсь.
– Да нашел я лазейку. Угомонись ты, – отвешивает жесткую пощечину, приводя в чувство.
– Что? – ошалело вскидываю глаза.
– Решаем вопрос с Ткачом. У нас все шансы.
В какой-то момент кажется, что тучи на небе рассеиваются, и появляется слабый луч надежды.
Ты ли это, Господь? Спасибо, очень больно.
Глава 42.
Наши дни.
Стучу костяшками пальцев по тяжелой дубовой двери, ожидая отклика, но там молчание. Разочарованно вздыхаю, так долго собиралась начать этот разговор, хотелось побыстрее выговориться, но видимо отца дома нет. Последнии дни вообще все стихло, Игната я не видела, с отцом пересекаемся только во время еды. Единственная Тамара всегда рядом, что несомненно радует. Иначе от одиночество я завыла бы волком.
Все время думаю о Паше, прокручивая в мыслях нашу последнюю ночь. Сейчас мне остро необходимо сказать, как сильно я полюбила его, как благодарна, что он показал какая любовь может быть. Да, не очень правильная, но в нашей ситуации про экологичность и заикаться не стоит. И все же на этом пепле удалось построить отношения.
И больше всего сожалею, что у меня не хватило смелости сказать ему правду.
Сказать, что я это Я.
– Отец, ты здесь? – подаю голос и повторно стучу.
– Да, – очень тихо и хрипло, но я различаю его голос за дверью. И какого черта он не реагировал на стук?
– Могу я войти?
– Валяй, – откликается в ответ. Голос, кажется, пьяный. Надеюсь он не причинит мне вреда в таком состоянии.
Захожу в кабинет, отец сидит в кресле, слегка развалившись и вытянув ноги вперед. Я была права, он пьян, но не сильно. Отстраненно рассматривает бутылку с коньяком, словно не здесь находится, а где-то внутри себя.
– У тебя что-то случилось? – присаживаюсь напротив. Мне плевать, что на самом деле у него происходит, я все еще ужасно зла, но где-то в глубине души еще крутится что-то былое. Все же он мой отец. Даже если такой.
– Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!
Он усмехается, потирая устало глаза, и делает жадный глоток, выдыхая.
– И что это значит?
– Потерпи, дочка. Скоро ты вырвешься из оков ненавистного отца.
– А можно перестать говорить загадками, а попробовать вести адекватный диалог? – раздражаюсь, потому что ни черта не понимаю.
– Да все просто. Нашли они возможность выкрутит мне руки, что ж, я знал, рано или поздно это произойдет, но думал, у нас будет больше времени провести вместе.
– Ты не особо проявлял желание поговорить со мной, – пожимаю плечами, – И пытался выдать замуж наильно за нелюбимого человека.
– Ты, глупышка, так ничего и не поняла. Я пытался переписать на тебя все активы, а по внутреннему уставу нашего предприятия – женщина не может стать владельцем. Это была вынужденная мера.
– А как же речь про внука? – прищуриваюсь, не верю я ему.
– Ну до восемнадцатилетия твоего сына, у тебя был бы доступ ко всем средствам. Игнат никак не смог повлиять на деньги, а вот после совершеннолетия твой сын бы сел в кресло генерального. Я все продумал, дочка, – отворачивается в сторону стены. Провожу взглядом за ним.
Только сейчас замечаю, что на стене висит картина. Сердце сжимается. На ней карандашом нарисована женщина с младенцем на руках, черно-белый портрет.
– Это мама? – задаю вопрос, я плохо помню ее. Только по фото, но воспоминания так далеки, что все размыто.
– А ты на руках, – кивает, подтверждая мои догадки, – Тебе тут два месяца, ты постоянно капризничала и не хотела есть, а Марина переживала и не выпускала тебя из рук. Словно чувствовала, что ей немного осталось времени, хотела быть как можно больше с тобой.
Мужчина выглядит измотанным, только сейчас замечаю, как сильно он все же постарел. И с какой болью говорит о маме. Точно не играет, так невозможно притворяться.
– Я думала она умерла почти сразу после родов.
– Это для тебя такая версия была, чтобы не пугать сильно. Но сейчас ты выросла, можно и правду сказать, – прочищает горло, отпивая приличную порцию, – Ее убили, Алиса. Конкуренты. Именно поэтому у меня было критично мало времени, чтобы тебя спрятать.
Прикрываю глаза, одинокая слеза срывается вниз. Это не боль, это отчаяние. В каких больших иллюзиях я пребывала всю свою жизнь. Маму все равно во воспоминаниях почти нет, размытые образы. Но судя по всему она была в моей жизни намного дольше, чем я думала.
– Почему же не забрал меня потом?
– А что я мог дать девочке, живя каждый день в риске? Я хотел, чтобы ты была в безопасности, никто даже не подозревал о твоем существовании. Когда твой Федулов начал рыть и искать тебя, и при этом покусился на мой завод, мне пришлось тебя похоронить, Алиса. Я всю жизнь беспокоился только о твоей безопасности.
Ах, вот оно что. Вот почему Паша думает, что я мертва.
– Во всем это есть здравый смысл, отец. Однако, любви никакой. Только холодный расчет, а я вот всю жизнь мечтала только об одном – это оказаться в твоих объятиях, – горько выдыхаю. Ну вот и вторая слеза срывается.
– Я уже ничего не смогу изменить, дочка. Просто хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, – он абсолютно спокойно и уверенно говорит такие важные для меня слова. Сердце больно отстукивает, срываясь в пятки и обратно.
– Если любишь, позволь быть с ним.
– С ним ты повторишь судьбу своей матери. Я не могу этого допустить. Сколько раз ты была в опасности, пока вы были вместе?
– Отец, – срываюсь на истерический смех, – Все неприятности создавал ты. Опасность исходила от твоих людей.
– Показательно было? А так будет всегда, если ты останешься ним. Ты – его уязвимое место, туда бить и будут. Нормальной семьи у вас не выйдет.
– Не решай за меня! Паша сделает все, чтобы я была в счастлива. Дай хотя бы возможность объясниться с ним. Он не в курсе, кто я на самом деле.
Отец смеется, так открыто, словно я действительно шутку какую-то рассказала. Недоумевающе смотрю на него, ожидая, пока он успокоится. Видимо такого рода истерика – это у нас семейное.
– Вот еще одно доказательство моих слов. Он прекрасно знает, кто ты такая, Алиса. Прекрасно знает, что ты жива. Поэтому он и нашел тебя, неугомонный мальчишка.
– Нет, этого не может быть! Он мне рассказывал о своей первой любви, – спотыкаюсь на полуслове, – Ну то есть обо мне. Не важно! Говорил, что мертва.
Рычу от злости. Паша не мог врать.
– Наивный мой цветочек. Он прекрасно знал, с кем ложится каждый день в постель. Он одержим тобой, поэтому никакая другая его бы не удовлетворила.
– Ты несешь бред!
– Серьезно? Ну давай у него как раз и спросим, – смотрит в окно, снова над чем-то усмехаясь. Отпивает уже из бутылки, не заморачиваясь над переливанием жидкости в стакан.
– Ты разрешишь увидеться с ним? – шепчу с надеждой.
– А чего разрешать, он вот сам приперся. Шуму опять навел. Заебал, – отец выплевывает со злостью, кивая на улицу.
Подхожу к оконной раме, вставая рядом и выглядывая в окно. А там ОМОН, возня, шум. Полный хаос. Поворачиваюсь в сторону отца, глаза неживые, пустые. Он знал, что они придут.
За спиной раздается грохот, резко оборачиваюсь и вижу его.
– Маленькая, – шепчет, срываясь ко мне.
Глава 43.
Наши дни.
Бросаюсь в объятия мужчины, он подхватывает меня на полпути, прижимая к себе. Слезы срываются вниз, но это точно от радости. Я выдыхаю облегченно, пряча лицо в изгибе его шеи. Он нежно гладит мою спину, шепчет что-то ласковое, но я ничего не слышу кроме стука его сердца.
– Скажи мне, что тебя не трогали? – заглядывает в глаза, а там надежда. Боится, что не усмирит своих демонов, а я боюсь, что натворит дел на эмоциях.
– Все в порядке, Паш, – лукавлю, но упоминать Игната крайне глупая затея. Как бы я не хотела защиты, но не такой ценой, тем более Минаев пропал. Надеюсь, навсегда.
– Я снова сошел с ума. Клянусь, я не вывожу всего этого. Привяжу тебя к себе, чтобы больше никто не забрал, – я не боюсь его собственнических порывов, это пустой страх. Он никогда не станет запирать меня в клетке, потому что знает, под гнетом я уйду. А для его это будет концом, потому что вернуть меня уже будет невозможно.
– Очень все это мило, но смею вас прервать, – слышу голос отца за спиной. Оборачиваюсь, на лице мужчины никаких эмоций, а вот Паша пускает воздух из ноздрей, как бык на красную тряпку. Ему сорваться ничего не стоит. Но последнее, что я хочу – это видеть, как любимый мужчина нападает на родного отца. Даже если отец далек от идеала.
– Отец, послушай, – перебиваю, – Давай мирно решим. Сядем за стол и поговорим. Я все равно не брошу его, а он не уступит тебе никогда. Мы попытаемся найти компромисс. Ради меня.
Я как кот Леопольд пытаюсь привести всех к уму разуму, но понимаю, что мужчины живут абсолютно по другим законам. У них другие понятия, но если я им так важна, как они говорят, то выход у нас один. Это мир.
– Я готов, если для тебя это важно, – Паша целует мой висок, прижимая крепче к себе. Все еще боится, что я исчезну. Вдыхать его запах невообразимо хорошо, потому что его присутствие придает сил и спокойствия.
– А я не понимаю, что мы будем обсуждать, – отец разводит руки в сторону, – Раз уж тут Кристенко, то судя по всему меня ждет решетка.
Не понимаю, почему отец так спокойно говорит о таких страшных вещах. Неужели он не понимает, что его посадят не на один год. Или же он хорошо скрывает свой страх.
– Я предупреждал, чтобы ты вернул ее, – Паша огрызается, я сжимаю его руку, успокаивая.
– А я предупреждал, что не отдам, – отец рычит в ответ.
– Стоп! Хватит! – взрываюсь, – Вы послушайте вообще себя. Делите меня как безвольную куклу. А меня вы спросить не хотите? Чего я хочу?
– Малыш, – Федулов пытается ухватиться снова за мое тело, но я вырываюсь из его объятий.
– Подожди, – прерываю его, – Я люблю тебя, Паш. Но и отец мне не чужой человек. И если вы оба, как говорите, хотите моей безопасности, то вам нужно объединиться, а не ссориться из-за всего подряд.
– Что ты хочешь кроме Алисы? – на удивление отец первый идет на диалог.
– Уже ничего. Не всрался мне этот завод, если бы я знал, что он достанется мне такой ценой, я бы сразу отказался.
– Допустим. Но я не могу оставить завод Алисе, пока она не замужем. А следовательно, если ты станешь ее мужем, то и завод уйдет тебе. Как все хорошо складывается, тебе не кажется?
– Кажется. Но когда началась борьба за завод, я не знал, чья она дочь.
– Дочь, я не смогу отдать ему завод. Нет веры, – отец делает вид, что попытался решить вопрос. На самом деле он изначально знал, что останется при своем.
– Мне ничего не нужно, пап, – горько усмехаюсь, – Все, что я хотела – это найти тебя. Оказалось, зря.
Паша делает попытку сблизиться со мной, заключая в кольцо своих рук. Пытаюсь расслабиться, но обида глушит. Так больно осознавать, что ты лишь разменная монета в игре.
– Так доверяешь ему, как лань льнешь, – отец хрипит, – А мы не выяснили главный вопрос. Ты хотела что-то рассказать своему суженному.
Да, точно. Мне действительно стоит рассказать Павлу правду. Носить в себе это очень тяжело. Я надеюсь, Паша воспримет информацию спокойно. Не подумает, что я водила его за нос и обманывала. Не закроется от меня. Мужчину столько раз предавали, что это может разбить его.
Федулов смотрит мне прямо в глаза, не ищет подвоха. Его чувства как на ладони. Улыбаюсь кротко, вспоминая, как только-что минуту назад призналась в своих чувствах. Абсолютно честно и открыто. Давно надо было сказать, что люблю его. Паша искал меня столько лет, а я даже не подрузамевала, жила своей спокойной жизнью. Только все до него было фальшивой идеальной картинкой, а с ним я нашла себя, только с ним поняла, что такое любить.
– Родной, – и правда льну как лань, – Есть кое-что, чего ты не знаешь. Прошу тебя, не думай, что я тебя вводила в заблуждение. Просто я была растеряна и зла какое-то время, – прикладываю руку к его лицу.
Он настораживается, но слушает внимательно.
– Ты рассказывал мне про свою первую любовь. Девочку Алису из детского дома. Так вот, – делаю глубокий вдох, – Это я.
Зажмуриваю глаза, боясь увидеть разочарование или еще что похуже. Но слышу только хриплый смех. Ничего не понимаю.
– Я знаю, маленькая. Разве я мог полюбить другую? – он целует меня, а сзади отец хлопает в ладоши, подтверждая свои слова.
Каменею в руках Паши, машинально отвечая на жаркий поцелуй. Он не стесняется выражать свои чувства открыто, а у меня в голове мысли путаются в клубок.
Растерянно отрываюсь от него, закусывая губу.
– А ты что думала, все тут честно играют, дочь? – отец снова присасывается к бутылке, – В нашем мире честных путей не бывает. Он хотел тебя любым способом, он получил. А теперь подумай будешь ли ты в безопасности с таким содержимым.
Паша ревет, срывается в его сторону, но не рассчитав силу, сбивает меня с ног. Падаю на пол, роняя глухие слезы на персидский ковер.
– Лиса, – тут же опускается на колени передо мной, виновато поднимая за подбородок.
– Мне все всегда врут. Я и правда кукла, – срываюсь в жгучие рыдания.
Не могу больше справляться со всем. Я ни черта не сильная, а просто марионетка. Дура. Думала все под контролем, еще и отомстить когда-то хотела обидчику. А мной изначально руководили, дергали за нужные ниточки. Играли красиво. Наивная идиотка.
Паша пытается до меня достучаться, кричит. Но мне плевать. Устала.
