Текст книги "Газета Завтра 816 (80 2009)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Изыди, Сатана!.. Изыди, Сатана!..

Крестил ракету, изгоняя нечистую силу. В ответ из ракеты полетели населявшие ее нечистые духи. Первыми, взявшись за руки, вылетела троица – академики Келдыш, Курчатов и Королев. Все трое перебирали ногами, у Курчатова развевалась борода, а у Королева ветер задувал на спину помятый пиджак. Всех троих унесло в луга, где туманилась цветочная пыльца и кричали коростели. За ними вылетел первый отряд космонавтов во главе с Гагариным. Несмотря на печальный момент расставания, Гагарин лучезарно улыбнулся и сказал: "Поехали". Их всех унесло ветром, и они растаяли в луговом тумане. За ними вылетел Никита Хрущев, держа в руках туфлю, ту самую, которой колотил по трибуне ООН. Вслед за ним, изгоняемые батюшкой, улетали великие ученые, математики, металлурги, испытатели, каждый из которых был окружен математическими формулами, дифференциальными уравнениями, чертежами, схемами, начертаниями химических элементов. Все это кружилось, перевертывалось, улетало вдаль, навсегда пропадая среди цветущих трав.

Последним вылетал тощий, больной, с растрепанными волосами академик Кисунько – создатель противоракетной обороны Москвы. Изгнание сатаны завершилось. Удовлетворенный батюшка, внеся свою лепту в разрушение безбожного строя, удалился в родную деревеньку хлебать постные щи.

– Ну, как, господин посол, вы не устали? – любезно осведомился Есаул.

– Нисколько! – с воодушевлением воскликнул Киршбоу. – Я так люблю Россию! Хочу понять загадочную русскую душу! Но ведь "умом Россию не понять, аршином общим не измерить", не так ли?

Есаул не успел ответить. На луг с гиком выскочило трое мужиков – жилистые, кряжистые, смоляные бороды, красные рубахи. В руках топоры, зубы сверкают, сапоги в дегте. Заскакали вокруг ракеты – подпрыгивали, посвистывали, выдыхая жуткую разбойничью песню с припевом: "Эхма, Холмогоры-Хохлома!"

ЭТО БЫЛИ ПАЛАЧИ, призванные казнить ракету. Поплевали на руки, накинули на вершину веревку, поднатужились, натянули и с оханьем завалили огромную тушу. Налетели все трое, рубя топорами, сверкая сталью, гремя железом в шейных позвонках боеголовки. Голова отскочила, покатилась по лугу, ломая колокольчики и ромашки. Народ ахнул, увидев обезглавленное тулово. Палачи подбегали с разных сторон, врубались, кромсали плоть, хрустели костями, расчленяя, четвертуя, предавая мертвое тело страшной казни, как это делали их предшественники с Емельяном Пугачевым и Стенькой Разиным.

Скоро от ракеты осталась груда изувеченной материи, уродливые ребра, изломанные конечности. Палачи, потные, с мокрыми пятнами под мышками, вогнали топоры в колоду. Им подносили баклаги с пенной брагой, деревянные корытца с соленой капустой. Палачи жадно пили, проливая брагу на красные рубахи. Хватали щепотью кислую капусту, заедали, блестя зубами, стряхивая с черных бород соленье.

– Эхма, Холмогоры-Хохлома, – хмелея, произнес один, делая сапожками коленце.

И уже подбегали к обезглавленной расчлененной ракете мастера и ремесленники из артели Федора Ромера. Вырезали из обшивки веселые сувениры в виде шестиконечных звездочек, знаки зодиака, профили депутатов Государственной думы, поп-звезд и телеведущих. Потрошили боеголовку и из урана вытачивали скульптурки зверей, детские игрушки, бюстики именитых людей.

Начинался пир на весь мир.

Послу Киршбоу, как почетному гостю, поднесли деревянную братину с брагой. Он пил, нахваливал русский напиток. Давали отведать грибков, выращенных в ракетных шахтах. Салаты из морковки и свеклы величиной с небольшую избу, выросших на месте ракетных хранилищ и складов. Посол сначала отнекивался, а потом, захмелев, ел все подряд.

Когда пир завершился, и посол Киршбоу был готов спрятать книжицу с подробным описанием народных разносолов и яств, Есаул обратился к нему:

– Господин посол, вы могли убедиться, что вверенная мне Администрация держит свои обязательства перед старшим партнером США. Прошу вас, когда будете представлять записку в Госдепартамент, отметьте это обстоятельство и скажите, что мы готовы идти гораздо дальше. А именно – позволить американской морской пехоте установить контроль над российскими атомными станциями и другими объектами. Пусть госпожа Кондолиза Райе знает о моей лояльности. Мы бы смогли хорошо работать вместе.

– Я подумаю, Василий Федорович, – важно ответил посол. – Всё, что я сейчас видел, впечатляет.

В этот миг к послу подошла маленькая прелестная девочка в долгополом платье. Она была послана арт-критиком Федором Ромером, протягивала послу Киршбоу вырезанный из урана бюстик Джорджа Вашингтона.

– Нате на память. Дядечка Жора холесенький, добленький!

Посол Киршбоу извлек из кармана счетчик Гейгера, тронул безделушку. Прибор страшно затрещал и замигал.

– Спасибо, деточка. – Посол погладил дарительницу по русой головке. – Играй сама на здоровье.

Там, где лежали останки ракеты, вовсю орудовали крестьяне из соседних деревень. Разбирали титановую обшивку на корыта для гусей и свиней. Тащили обтекатели, чтобы крыть ими крыши дворов и сараев. Шпангоуты и опоры пригодятся на огородах, при сооружении заборов. Пора было возвращаться на корабль.

– Хочешь поехать с нами, милая девочка? – спросил Есаул, беря на руки маленькую крестьяночку. – На кораблике хорошо, интересно.

– Хотю, – согласилась малютка. – Колаблик холесенький, добленький.

Они возвращались на теплоход, усевшись в катер. Есаул держал девочку на коленях, загораживая от ветра, чтобы ее не продуло. На берегу, где еще недавно возвышался сияющий столп ракеты, теперь валялись бесформенные остатки с торчащими ребрами и позвонками. Словно на этом месте умер последний динозавр. Со всей округи с неистовым карканьем слетались вороньи стаи расклевывать падаль…

Даниил Торопов АПОСТРОФ

Юлиус Эвола. Лук и булава; пер. В.Ванюшкиной. – СПб.: Владимир Даль, 2009, 384 с.

Выход этой книги в конце шестидесятых для автора был ответом на многочисленные вопросы, которые вызвала его предыдущая работа «Оседлать тигра». В России публикация «Лука и булавы» вызвала не менее ожесточённую полемику, причём в лучших традициях отечественной интеллигенции. Барона на тот свет отправили «обвинение» в том, как он страшно далёк от народа, который знать не знает про горний мир, шамбалу и топор Парашурамы. Всё недовольство основывалось на убеждённости в тотальности сего мира. Однако его шатающиеся основы очевидны уже многим закоренелым сторонникам модерна.

Эссе, написанные ещё в тридцатые, книгой стали в 1968 году, получив новую редакцию, с добавлением актуальных тем. Это своеобразная картография "аномалий и извращений", современных Эволе. Разрушительные тенденции, явления и их истоки – от культа иррационализма и господства вульгарности до сексуальной революции. Как заметил автор обширного и компетентного предисловия Глеб Бутузов: "Генеральным направлением наступления выступает современная парадигма как таковая, и соответствующая ей цивилизация в противопоставлении миру Традиции и его основополагающим принципам".

В шутку и всерьёз говорилось, что весь корпус текстов Мишеля Фуко – подстрочный комментарий к работе Ницше "К генеалогии морали". По аналогии, можно сказать, что Юлиус Эвола – это комментарий к миру Традиции в столкновении с современностью.

Что, видимо, и вызывает раздражение: "шумим, братец, шумим", а тут – циклы, касты, Империя. Когда "освобождался" коллективный Маркузе, барон вопрошал – куда и зачем? Сегодняшний кризис новых левых – прекрасный показатель, что критика Эволы была более чем адекватна.

И почему энергичные усилия по "расколдованию мира" привели ко всё большему закабалению человека?

Но в отличие от многих авторов, заход которых направлен на "здесь и сейчас", но на выходе даёт умозрительный и неочевидный результат, Эвола при всей "высоте полёта" внимательно и аккуратно работает с конкретными предметами. И, несмотря на внешнюю категоричность, он скорее задаёт вопросы, формулирует недоумение. Прежде чем предлагать лекарства, крайне важно зафиксировать болезнь. Ибо то, что кажется естественным ходом вещей при внимательном рассмотрении предстаёт как извращение, выворачивание наизнанку подлинного смысла.

"Происходит особая подмена – "мифичность" приписывается древнему человечеству, якобы жившему и действовавшему, подчиняясь простым иррациональным и выдуманным комплексам, тогда как истина, напротив, заключается в том, что если подобное "мифическое" – в отрицательном смысле – человечество когда-либо и существовало, то это, безусловно, современное человечество. Именно все эти громкие слова с большой буквы – Народ, Прогресс, Гуманизм, Общество, Свобода и.т.п. оказали чудовищно возбуждающее воздействие на огромные массы и вызвали почти полный паралич способности к ясному критическому суждению у отдельного индивида, что имело поистине катастрофические последствия".

Один из глупейших наездов на тексты Эволы – "это не философия". Могу успокоить критиков: Юлиус Эвола никогда особо не претендовал на "звание" философа, как традиционалист относился к нему скорее скептически.

Эвола не задаёт читателю интеллектуальный кроссворд. Но при простоте и ясности изложения тексты Эволы требует внимательного прочтения, знания контекста. Многие критические выпады сегодня звучат привычно, но это не отменяет их ценности и значения мыслителя, в числе первых, углядевшего грядущие провалы.

Барон совершенно не стремится понравиться, обаять. Он ясен, но суров. Множество авторов антибуржуазного толка стремится завоевать обожание, заигрывая и подмигивая. Эвола строг даже со своими. Но притягателен для получившего порцию сомнения в основах окружающего мира. Возможно, для того, чтобы читать Эволу, надо быть уже немного эволаистом. Сам Эвола предупреждал, что всякие рассуждения о Традиции, выводы, параллели, оценки по-настоящему доступны только тем людям, которые обладают духовной интуицией.

Для Эволы современный человек фактически сродни Ихтиандру из популярного фильма, когда того запихнули в бочку с затхлой водой, и у человека-амфибии атрофировались лёгкие: "Мы отдаём себе отчёт в том, что для многих читателей будет довольно сложно понять вышесказанное, поскольку речь идёт о давно утраченных перспективах, чуждых текущей "культуре". Попробуй тут объяснить, что важнейший тезис традиционалистов – множественность состояний бытия: "из которых человеческое состояние является только одним из возможных. Однако следует также принимать во внимание то, что существуют не только высшие, но и низшие состояния, сравнительно с тем, которое определяет обычную, нормальную человеческую личность".

Есть ещё один важный момент. Бесполезно ожидать от чтения "Лука и булавы" какого-то "накопления" смысла. Эвола – большой эрудит, его исследования о традициях и учениях почти каноничны. Но как мыслитель-критик он не предлагает что-то приобрести, читая его, скорее избавляешься от наносного, налипшего, вменённого. Современность внутри тебя ревёт, сопротивляется, истерит. Юлиус Эвола продолжает наносить удары.

В ПОИСКАХ СВЯТОСТИ «Круглый стол» экспертов по роману Александра Проханова «Виртуоз»

Андрей ФУРСОВ, историк.

Недавно в стенах своего Экспериментального Творческого Центра Сергей Кургинян устроил обсуждение романа Александра Проханова "Виртуоз", взглянув на него через призму современной социально-политической реальности. Тогда у нас появилась ответная идея: рассмотреть русскую реальность сквозь призму романа "Виртуоз". Взглянуть на роман глазами политтехнолога, криминолога, политолога, социолога и историка. И попытаться понять, что же такое постсоветское общество в контексте русской истории, русской метаистории.

Александр ПРОХАНОВ, писатель.

Актуальная история, которая на наших глазах протекает в этом нашем двумерном пространстве, она дана нам в неполном виде. Конечно, существует масса исторических тайн, тот самый конспирологический фон, который так никогда и не будет вскрыт. Но дело в другом: история протекает далеко за пределами земного существования, в какой-то трансцендентной реальности, где вращается ее полный, не двумерный, объем. Художник, в отличие от историка, окруженного и ограниченного методологической культурой, благодаря своей фантазии может подняться в эти метафизические сферы, в сферы объемов, в эти консилиумы смыслов, и там попробовать обнаружить большую историческую полноту, а потом вернуться сюда с этими добытыми знаниями. Отсюда романная, метафизическая история, которая не совпадает с нашей двумерной историей. В романе, мне кажется, я нащупал метаисторическую формулу, где соединяются фигуры Сталина и Николая Второго. Все наши газетные "завтрашние" попытки соединения красного сталинского и белого романовского периодов заканчивались неудачей, поскольку мы брали не те точки отсчета. Мы брали две кромки смыслов, которые между собой не соединяются, отторгают друг друга. Грубо говоря, объединение Фрунзе с Врангелем могло закончиться только неудачей. Эти враждебные кромки по-прежнему пылали, не желая соединяться. А вот Николай Второй, чье окружение пестрело республиканцами, демократами, августейшими любителями носить красные банты, был, по сути, последним монархистом, он уходил, будучи последним адептом монархической идеи. Он ушел на свою Голгофу, и, в конце концов, был причислен к лику святых, обретя метафизическую полноту. А Сталин, по сути, был первым монархистом и первым новым монархом. И после 1945-го года он стал в каком-то смысле и помазанником, соединив воедино народ, освятив себя и страну Победой. И мне кажется, что метафизическое соединение – последнего и первого монархиста, последнего и первого монарха, освящение этого соединения святостью привело бы к интегральным результатам.

Александр НАГОРНЫЙ, политолог.

Для меня, как для политолога, важна политологическая и политическая составляющая этого романа. Мне представляется, что роман скользит хоть и близко к поверхности нашей действительности, но все равно в нем доминирует гротескная составляющая, что мешает нам разглядеть картину текущего момента и увидеть некие перспективы. Впрочем, на страницах романа мы можем встретить целый веер идеологических типажей, обнаружить набор тенденций, определяющих, на сегодняшний день, развитие российского общества. Лично мне в романе не хватало того, что мы обычно называем народностью. Фигура главного героя при всей своей посконности не отображает, на мой взгляд, типаж русского, постсоветского человека, весьма далекого от проблем монархии и православия. Ведь существует некая непознанная необходимость увидеть, почувствовать коллективное бессознательное народа. О народе можно было бы сказать более жестко и более комплексно. Ведь народ наш охотно воспринимает все отвратительное, что происходит в обществе, и, как говорил товарищ Пушкин: безмолвствует. Исследуемая в романе монархическая модель, и если ее прикладывать к будущему России, вполне может стать бомбой для нашего государственного организма. Для тех, кто работает на дальнейшее расчленение России, на распад государства ультранационалистическая идея в монархической оправе – это то, что нужно! Внедрение такой модели еще больше отвратило бы широкие слои населения от государства, и привело, в конечном счете, к гражданской войне.

С политологической точки зрения в романе очень выверено и точно изображается борьба в верхах, а вот трагедии народа, психологии народа, мне в романе этого недоставало.

Хотел бы добавить, что само название романа "Виртуоз" фонетически перекликается со словом "виртуал" и указывает на то, что наша власть занимается виртуальными играми. Присутствующий здесь Михаил Геннадьевич Делягин не раз был участником написания различных президентских посланий, и подтвердит, что для их создания берутся различные идиомы из разных газет, в том числе и из "Завтра", транслируются в народ, а потом благополучно забываются. В этом как раз и заключается виртуальность идеологии власти. Возникает своего рода дымовая завеса. Но, простите, кто "ответит за базар"? Возможно, все хорошие слова, сказанные властью, воздействует как-то позитивно на душу нашего народа и может быть, когда-нибудь они и дадут благие всходы. Но течение исторического процесса стремительно, скорость изменений на планете чудовищна. А Россия как будто замерла… Может быть, в этой отрешенности признак ее святости, но фактически это ведет к её уничтожению.

Елена ПОНОМАРЕВА, политолог.

Поскольку исследование было начато с политологической точки зрения, я позволю себе продолжить в том же ключе. Для начала хочу сказать, что прочитав "Виртуоз", я окончательно поняла, что романы Проханова читать мне тяжело, ибо неделю или две я оцениваю реальность, исходя из тех поступков, которые совершают его литературные герои. Действительно, смотреть на мир глазами художника, это чрезвычайно полезно, так как видишь явления, которые в обыденной жизни не замечаешь. Теперь, что касается политологической составляющей романа. Вспомним классика американской политологии Дэвида Истона, который в 50-е годы ввел в научный оборот из системотехники понятие "черный ящик", что должно было закрепить представление политологов о том, что политическая система, властные отношения – это черный ящик, и что происходит там – никому не ведомо. Однако этот ящик помещен в окружающую среду. Мы бы сказали, в общество. Ведь никакая система власти не может быть привнесенной извне. Все равно общество порождает эту систему, этот черный ящик. Но, по прочтении романа Александра Андреевича, мне даже показалось, что можно переиначить истоновскую концепцию черного ящика. Российская власть превратилась в своего рода чёрную дыру, и все общество она утягивает в бездну за собой. И благодаря Проханову мы начинаем понимать, что власть и политика это не просто грязное дело – это зло. И в это вот зло втягивается всё больше и больше людей. В метаниях прохановского Алеши по Москве, по этому страшному Вавилону прекрасно видно, что есть такое русский ад. Потом, когда у Алеши все выстраивается в жизни, он начинает воспринимать этот Вавилон совсем по-другому – в красочных брызгах движущейся Москвы. Это нормальная реакция человека, это следствие того, что ты уже находишься в этой черной дыре, в измененном пространстве. В романе прекрасно показана связка между первой, второй, третьей и четвертой властью. Показано то, как средства массовой коммуникации оперативно реагируют на приказы главы государства, вторят его желаниями и рекомендациям. И, наконец, в романе очень ярко отображено, как Виртуоз манипулирует сознанием людей через телевидение. Политико-системный подход позволяет увидеть в романе несколько пластов общественной жизни современной России. Мы, например, через роман можем увидеть, как формируется, как существует, или существует в кавычках, наша партийная система. Весьма красочно отображено заседание парламента в Государственной думе, где депутаты показаны как марионетки, которые не имеют представления не только об истории страны, но и о ее сегодняшнем дне. По отношению к ним даже не хочется употреблять понятие "политическая элита". К ним лучше подходит понятие "политический класс". Они сама алчность, они преследуют свои собственные интересы, что означает – партийной системы в России на самом деле не существует. Методы управления в регионах тоже прекрасно показаны через фигуру главного руководителя города на Неве. И дальше мы упираемся в вопрос преемственности политической элиты – а откуда взялась эта так называемая элита? И опять всплывает общество. Мы сами породили свою "элиту", хотя и являемся заложниками этого "черного ящика". Мне кажется, здесь есть много поводов к размышлению, к научным исследованиям. Единственное, с чем я не могу согласиться, так это с той наивной верой автора в святость представителей дома Романовых и возможность её передачи, так сказать, трансляции в сегодняшний мир.

И еще: в романе подспудно проводится мысль, что добро может победить, поставив себе на службу зло. На мой же взгляд, ко злу лучше вообще не прикасаться, тем более для решения каких-то благих дел. В этой связи меня потрясло недавнее сообщение о том, что представители РПЦ будут помогать судебным органам взимать с граждан долги. В этой связи я вспоминаю христианскую молитву "Отче наш", где говорится о прощении должников.. Получается, что мы все живем в каком-то перевернутом мире! В романе Александра Андреевича я не нашла ответа, победит ли добро?

Михаил ДЕЛЯГИН, экономист.

Действительно, можно сказать, что в романе нет народа как участника исторического процесса, хотя в культурном плане, конечно, определенные социальные типы представлены, – хотя бы даже в лице заключенных и психов.

Фигуры власти, представленные в романе, абсолютно освобождены от всякого влияния экономики. Думается, что это не случайно: именно такое освобождение создает ощущение, что наши властители мотивированны не деньгами, но мистическими энергиями, силами Стоглава и, тем самым, позволяет судить о них с точки зрения морали, говорить о них как о людях. О том, до какой степени "вынута" из них экономическая компонента их деятельности, то есть непосредственные пути достижения и удержания ими их положения, свидетельствует то, что заместитель главы администрации чувствует святость и, более того, желание помочь Родине. Это допущение, без преувеличения, потрясает.

Мне очень понравилось, как ненавязчиво и вместе с тем выпукло, однозначно показана стратегическая обреченность Путина. И почти так же показана в романе обреченность самой монархической идеи и идеи святости, – разумеется, не с моральной точки зрения, а с точки зрения политики, борьбы за власть. Получается, что, с одной стороны, святость – не более чем инструмент для решения определенных вопросов, а с другой, – что эта идея не от мира сего. Ярче всего это показано в самой светлой личности романа, Алексее, который перерождается в ходе романа, приобретает необыкновенный дар прозрения, беседует чуть ли не с Богом, встречается со Сталиным, – и, оказывается, вообще не понимает, что вокруг него происходит.

Он, оказывается, перерождается в святость не к благу общества, не к преображению мира или хотя бы России, а всего лишь к собственной лоботомии. Большего унижения для идеи святости – не говоря уже об идее монархии – представить себе я не могу.

И ведь ни один из его собеседников не раскрывает ему глаза, – а когда раскрывают на частные случаи, он не способен их оценить и увидеть за ними систему. Разве что только товарищ Сталин слегка проговаривается, но, учитывая его специфический юмор и отношение к людям, эту оговорку можно счесть и издевкой…

Роман прекрасно раскрывает идею справедливости, показывает, как она может преображать общества и созидать государства, – но то, что этот показ остается не более чем бесплодной и в конечном счете бесплотной мечтой, лишь усиливает ощущение парализующей безысходности.

Я не разделяю такой взгляд, но в романе безысходность показана очень правдоподобно. Вынужден признаться – у меня уже неделю болит голова после прочтения романа.

Вместе с тем важно сознавать, что роман описывает ситуацию в статике, а не в динамике, – это, вероятно, закон жанра. Поэтому экстраполирует в неопределенное будущее ситуацию момента написания романа, без ее развития, даже вполне прозрачного и неизбежного.

Именно этой статичностью подхода и обусловлено восприятие народа лишь как культурной и моральной среды, а также как набора социологических типажей, но отнюдь не как силы, которая может что-то менять и на которую скоро придется всерьёз опираться.

Теперь несколько частных замечаний – прежде всего о взаимоотношениях добра и зла. Действуя из плохих побуждений и плохими методами, люди часто творят зло. Но не следует закрывать глаза и на то, что почти так же часто жестокие методы и злые люди делают очень хорошие, полезные и правильные вещи. В конце концов, сам сатана – не более чем падший ангел, который категорически не хочет, но вынужден подчиняться Богу.

Далее: насчет виртуальности власти. Если мы будем рассматривать слова власти, постановления правительства и другие ритуальные, символические действия, то мы вынуждены будем согласиться с этим тезисом. Но не следует забывать, что по крайней мере одно реальное дело у нашей власти все-таки есть. Правда, поскольку публично признаваться в нем никак нельзя, оно существует неофициально, на правах порока.

Но оно существует и называется "личное обогащение". Нынешнее государство является инструментом для личного обогащения крайне ограниченного числа людей, и это – сущность данного государства. Мы привыкли считать, что кто-то где-то как-то подворовывает, как обычно в нашей истории. Отнюдь нет: в России создано государство нового типа, сутью и квинтэссенцией которого является воровство. И в этом смысле действующие лица романа абсолютно свободны от экономики хотя бы потому, что у них есть все. И, абстрагируясь от экономики, роман позволяет читателю закрыть глаза на то, каким путем это "все" им досталось и воспринимать их столь же романтично и адекватно, как воспринимал их несчастный Алексей. Сурков – это теперь государственный деятель, который думает о будущем. Путин занимался мутными делами в аппарате Собчака, а теперь распрямил плечи и, как былинный герой, стал служить Родине, и вот уже девятый год служит, а то и одиннадцатый…

Однако мы, отложив роман в сторону, не должны забывать, что наверх попали именно те люди, которые строили нынешнюю систему, причем вполне осознанно. Те же, кто не очень стремился к созиданию данной системы, кто стеснялся ее, кто думал о народе или морали, туда, насколько можно судить, не попали и не могли попасть.

И поэтому нынешнее российское государство отнюдь не виртуально, – оно конкретно и даже, более того, "чисто конкретно". Другое дело, что его идеологию, его цель и задачи объявить вслух нельзя: даже в нашем терпеливом обществе это будет не только моральное, но и политическое самоубийство. Поэтому публичные выступления власти так пространны, гладки, правильны – и при этом, как можно судить, лживы в своей основе.

Владимир ОВЧИНСКИЙ, криминолог.

Прежде всего, реплика по поводу выступления Александра Нагорного. Совершенно неверно связывать монархию и национализм. Российская монархия, если уж говорить цинично, всегда была интернациональна. Интернационализм – это и было типичное выражение русской монархии. Кто двор составлял? Кто окружал русскую императорскую династию? Это представители всех народностей России и не только. В этом и была суть великой русской Империи, что она всех объединяла. В ней жили немецкие ученые, еврейские банкиры, черкесские воины, грузинские полководцы, армянские министры, татарские купцы и бурятские лекари.

Теперь к роману. Главный вывод из романа для меня таков: властитель, добровольно отдающий власть в России, обречен на гибель. Из всего многообразия сюжетных линий в романе две, на мой взгляд, главные: Николай Второй и Виктор Викторович. Оба они добровольно отдают власть, и оба обрекают себя на гибель.

Конечно, это роман о борьбе добра и зла. Добро и зло – это суть такой науки, как криминология. Есть еще такое понятие, как философия преступления. Криминология это и есть философия преступления. И если рассмотреть роман с этой точки зрения, то это роман о череде преступлений против русского народа. И этот ракурс потрясает. Я многое читал, смотрел фильмов пор убийство царской семьи, но то, что Александр Андреевич описал, это потрясает, вызывает изумление, еще раз через себя это проносишь. Показана череда преступлений диких и во многом бессмысленных, которые совершают описанные властители России. Это касается убийства шутника-журналиста, который поднял всю историю цесаревича. Убийство Гагарина, убийство Кузнецова, убийство Алексея, а лоботомия это фактически убийство – все эти убийства бессмысленны, они совершены ради удовольствия. Люди, совершившие данные преступления, показаны как патологически криминальные личности. Это показано в главной сцене романа. А главной сценой романа я считаю скармливание лани уссурийскому тигру. Ничего, кроме омерзения и сгустка ужаса, эта сцена не вызывает. И с каким наслаждением на это смотрит один из главных персонажей. На этот раз я специально не начинал с конца романа, но, прочитав эту сцену в середине книги, я сразу понял, что в конце этот человек убьет всех. Этот эпизод вводит в сюжет коллективного Чикатило, доктора Менгеля, самых известных мировых преступников, которые испытывали наслаждение от уничтожения, от смерти. Если исходить из логики Нагорного, и искать то, чего нет в романе, то в романе, на мой взгляд, нет современной криминальной России. Нет экономики, нет и криминала, потому что у нас нет экономики без криминала. Нет русского народа, потому что русский народ переплетен с криминалом, если говорить о массовом явлении. Поэтому, когда герой генетически и морально является наследником дома Романовых, опять же не показано, какой народ он может возглавить. Показаны преступления власти, нет преступлений окружающей среды.

С момента развала Советского Союза у нас через тюрьмы, следственные изоляторы, изоляторы временного содержания, колонии, бомжатники и так далее, прошло около 25 миллионов человек. Это на наши 140 миллионов человек вместе с младенцами, лицами старшего возраста, и лицами, которые априори не могут совершить преступление. Такого удельного веса, такой категории людей, которые прошли через все это, нет ни в одной стране мира. На сегодняшний день в России 18 убийств на 100 000 населения, а в США 6 убийств на 100 000 населения. В странах Евросоюза 1 убийство на 100 000 человек. Таким образом у нас в 18 раз больше убийств происходит, чем в Европе, в 3 раза больше, чем в США, в этой криминальной стране, где каждый вооружен револьвером. Мы должны понимать, что это последствия разрушения СССР, уничтожения Царя и всего прочего.

Вспомним холодное лето 53-го года, когда Берия сознательно выпустил сотни тысяч уголовников, и они стали всех на улицах резать. Потом хрущевская "оттепель", когда он перестал сажать в тюрьмы опасных преступников, и они по улицам ходили, им только общественное взыскание выносили. Лишь при Брежневе до его первого инсульта было сравнительно спокойно. С того момента, когда необходимая для здорового человека рефлекторная структура у него пропала, начался опять разлад. По статистике можно посмотреть: с 67-го по 77-й год спад преступности, а потом опять скачок. Ведь в начале своего правления Брежнев был очень жесткий руководитель. И уж конечно, нас накрыло волной преступности в период перестройки, когда в 88-м году приняли закон о кооперативах, а бывший министр внутренних дел СССР Власов издал указание N 10, в котором запретил работникам милиции входить на территорию кооперативов и проверять их. Вот тогда и возникла современная организованная преступность, когда бандиты соединились с теневым бизнесом, стали одним конгломератом, и, по сути, хозяевами жизни. Хозяевами целых регионов, целых отраслей, целых направлений. И современное решение о непроверке малых предприятий – это аналогичная ситуация. Мы наступаем на те же грабли.