Текст книги "Газета Завтра 826 (90 2009)"
Автор книги: "Завтра" Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Валерий Новицкий ПРАВО КОСТОПРАВА
Намаявшись с больной рукой, обив пороги кабинетов разных поликлиник и научных институтов, я добился желаемого: меня положили, наконец, в травматологическое отделение профилактория.
Перед тем я исследовал, насколько это было возможно, историю моего заболевания с помощью Интернета. От врачей я узнал, что синдром моего недуга не в руке, а в плече, в каком-то очень "узком" его месте. В научной терминологии это "периартрит". На этот вид болезни я открывал сайты. Читал, сравнивал точки зрения. Самое трудное: установить причину, поставить правильный диагноз. Казалось, цель близка: перевести прочитанное на понятный мне язык и лечиться под наблюдением профессионального врача.
Опыт общения с врачами давно убедил меня: они нас не слушают! Рассказываешь врачу о своей боли, а он, не поднимая головы, бесстрастно роняет: "Это у вас возрастное…" А в соседнем кабинете говорят: "Вы сами спровоцировали боль в плече…" И так далее. И все что-то пишут, пишут в медицинской карте.
На этот раз мой лечащий врач повел себя еще более экстравагантно. Он даже не спросил у меня карту, не задал ни одного вопроса. Выслушав, на что я жалуюсь, пообещал сделать блокаду плеча, чтобы заглушить неумолкающую боль.
Я лёг на кушетку лицом вверх. Появился мой "лечащий" с группой студентов. Он привел их на практические занятий, спустил с высот теории, из аудитории в процедурную. Все они склонились надо мной. Врач, со шприцем в руке, стал объяснять им, что у "больного" явно выраженный остеохондроз шейных позвонков. От этого и боль в плече. Необходимо произвести блокаду плеча!
Я невольно вживался в роль испытуемого. Врач психологически грамотно готовил меня к предстоящим испытаниям. Главное – чтобы я не волновался и не пугался, как только почувствую нечто похожее на удар тока в руке и вслед за ним – "струю жидкости". Он разъяснял студентам, водя иглой по моей коже: "От ключицы до этой точки не более сантиметра…". И вдруг вонзил иглу в мое тело, в шею, в самое уязвимое для человека место так резко, что мне стало страшно за свою жизнь. Доктор-то подстраховался. Перед обследованием заставил меня подписать документ: "Согласие с общим планом обследования и лечения".
Приведу выдержки из этого документа. Попасть в современную лечебницу может каждый. Так что имейте в виду.
Там говорится: "Я, находясь на лечении в… отделении… ознакомлен моим лечащим врачом с намеченным общим планом обследования и лечения… Мне лично разъяснены цель, характер, ход и объем планируемого обследования, а также способы его проведения… Я ознакомлен с планом предполагаемого медикаментозного лечения и действием лекарственных препаратов, с возможными изменениями терапии в случае непереносимости тех или иных лекарственных препаратов, изменением состояния здоровья, требующего изменения тактики лечения, а также применением лекарственных препаратов и других методов лечения, которые могут быть назначены врачами – консультантами по согласованию с моим лечащим врачом… Я уполномочиваю врачей выполнять любую процедуру или дополнительное вмешательство, которое может потребоваться в целях лечения, а также в связи с возникновением непредвиденных ситуаций…" И так далее.
Короче, вам придется подписаться под тем, что вы доверяете врачу, как Господу Богу. Иначе вас лечить не будут.
Травматолог протыкал меня иглой, нащупывая какой-то нервный узел, и заметно волновался, так как я не чувствовал ни удара подобно току, ни "струи". Как-то объяснил студентам свою неудачу и отправил меня в палату.
Жильцов в нашей палате пятеро. Двое из них отчаянно курили. "Эх, вы! – набрасывался я на них. – Одно лечите, а другое калечите". Таким примитивным доводом я пытался их вразумить. Особенно остро реагировал на мои нравоучения молодой сосед с травмой плеча. Парень, отстаивая честь своей футбольной команды, получил удар битой в плечо. Мне было его искренне жаль, так как сам когда-то в молодости, тоже в потасовке, получил перелом руки в локтевом суставе. Помню маму, прибежавшую в районную больницу за двенадцать километров. Запомнился врач в белом колпаке, и его толстые, безжалостные руки. Он бесстрастно перебирал ими раздробленные кости, порванные связки и сухожилия, таким образом пытаясь восстановить локтевой сустав. Адские боли… Потом наложил гипс на руку и не велел снимать, пока не срастутся кости. Как после выяснилось, локтевой сустав он "слепил" неправильно, из-за чего рука всю жизнь не разгибается полностью. Вместо локтя образовался мосол. Так что я понимал: попавший под удар биты парень тоже вряд ли выкарабкается из беды целым и невредимым.
Сочувствовал ли я этому "фанату", вспоминая о пережитом мною? И да, и нет. Меня везли в "районку" по разбитой дороге, в кабинке еле ползущей "полуторки". При малейшем толчке я испытывал неимоверные мучения. Ехали медленно, будто везли покойника. А этого парня мгновенно доставили с "места сражения" родители на дорогой иномарке. И родители его были тоже "боевыми".
Отец сразу устроил в больнице разнос. Тыча в лицо медсестре "ксиву" темно-коричневого цвета, он негодовал: "Вы видите, кто я?! Вы мне здесь не занимайтесь анархией. Я знаю всё! Почему вы новые шприцы не распечатываете в присутствии больного? Почему вы утаиваете от них лекарства: не набираете полностью из ампулы в шприц? Мой сын после операции никак не может придйти в себя. Мальчик страдает… Почему вы не применяете более эффективные препараты, которые снимают боль? Экономите? Для отвода глаз какой-то дешевый "ортофен" вводите! Разве это не профанация медицины?.."
Прооперированый, его сын лежал, туго забинтованный и сникший. Я смотрел на него и не узнавал ершистого "фаната". Он ли мне давеча изливал свою обиду: "Что вы читаете мораль? Курил и буду курить! Мой организм, мое здоровье – это моя личная собственность. Понятно? Курят все! Зайдите днем в моечную. Там и врачи, и медсестры смолят… Дым коромыслом… А в туалете что делается? Вы им скажите. А мне мои родители не запрещают… Вон калеки на костылях ковыляют друг за другом чтобы посмолить… У всех свои привычки. Вот вы каждые полчаса моете руки. Почему? Зачем? Разве это нормально? Но я же молчу!" Пришлось разъяснять парню азбуку личной гигиены.
Или вспоминаю конфликт с техничкой Ниной. Повод – яйца выеденного не стоит: из-за швабры. Из целой кучи этих деревяшек в моечной я облюбовал подходящую. Дело в том, что в комплексе специальных упражнений, с целью разработки мышц плеча, физиотерапевт этого учреждения особенно рекомендовала работу с палкой: "Вверх-вниз, влево-вправо…" – показала женщина, водя туда-сюда своими руками. И больше я ее не видел. А где "палку" в больнице найти?..Увидел швабру, стоящую без дела, и стал заниматься с ней. Врачам и прочему медперсоналу явно был не по душе этот "театр одного актера". Упражнения не были прописаны в "контракте". Зато там имелись такие слова : "Я предупрежден, что за нарушение больничного режима могу быть досрочно выписан из ЛПУ". Истинный смысл слова "режим" я постигал на собственном опыте…
Техничка Нина разрядила атмосферу нарастающего противостояния. Утром она влетела в холл и потребовала отдать ей швабру. Свой поступок она объяснила тем, что специальная комиссия ежедневно проверяет наличие швабр поштучно.
После чего эпицентр "противостояния" переместился в процедурную. Срок моего пребывания в больнице приближался к завершению, а обещанного удара, подобно току, я так и не ощутил. Мой "лечащий" не халтурил, и это было заметно по выражению его лица. У него просто не получалось. Но что удивительно: он вводил иглу шприца в одно и то же место, на сантиметр от ключицы, а боли в шее не было.
Однажды я, лежа в процедурной лицом вверх, стал пересказывать вычитанное мною в Интернете. Мол, причинами перерождения ткани мышечного сухожилия являются и возраст, и травма руки, в результате теряется эластичность… Возможно, этим объясняется длительный воспалительный процесс и как следствие длительный болевой синдром?
Меня прервал человек со шприцем в руке: "Вы меньше в Интернет заглядывайте. Кроме цитат из старых учебников, там ничего нет…" Мол, верьте только последним достижениям науки в лице практикующих врачей.
А я бы мог рассказать и ему, и студентам, как выкарабкался из инвалидности, залечивая свою травму: не бегал по врачам, а подбирал комплексы для упражнений мышц плеча, учился преодолевать боль в руке. Но я одернул себя: "Будут ли эти студенты вникать в мои проблемы? Они уже научены, что проще иметь дело с больным без всяких там его историй и мотиваций… Будут ли они копаться в историях болезней? Приноравливаться к особенностям организма и характера больного?"
Эксперимент "лечащего" надо мной, наконец, удался. Однажды-таки я почувствовал удар наподобие тока и ощутил струю жидкости в руке. Я видел, что он глубоко удовлетворен. Когда я встал на ноги, то меня качнуло. Студенты поддержали, и я побрел в палату на ватных ногах без посторонней помощи. А рука немела. Вскоре повисла плетью.
Я лег на кровать и начал "разрабатывать" онемевшую руку. Такого со мной еще не случалось, чтобы была потеряна чувствительность в какой-то части тела. Я перевел взгляд на соседа, лежачего больного, почти неподвижного. Это был пожилой, не совсем еще старый человек. Я видел его страдания от невозможности пошевельнуться. На минуту представил себя таким же. Стало жутко. Вспомнил техничку Нину, которая ухаживала за ним. Часто она была и за медсестру. Он звал ее: "Сестричка! Ниночка! Мне плохо". Тогда она подставляла под него судно, меняла белье, подмывала.
А я с ней поссорился из-за такого пустяка! Вот случится мне так же лежать -кто, как не она, станет ухаживать?
Ей надо низко в ноги поклониться. Это она и ее подруги наводят здесь чистоту. По утрам волочат огромные целлофановые тюки с мусором. За сутки в туалете образовывается настоящая "авгиевая конюшня". Больные окурки и пепел бросают в раковину, а не в пепельницу, которая рядом.
"А поставь себя на место врачей…"– подумал я. Ведь с утра и до самого вечера, порой и в ночные смены, они с такими вот "калеками" с глазу на глаз…
Добрые чувства к врачам на этом и закончились. Дверь распахнулась, и в палату шагнул мой "лечащий" со своими студентами. Он приблизился к моей кровати и велел встать. Подхватил мою здоровую руку. Стиснул ее своими ладонями, словно стальными клещами. Сделал резкое движение вверх. Раздался хруст сустава. "Слышали? – обратился он к студентам. – Скоро у него и с этим плечом будет то же, как и с тем. Остеохондроз шейного отдела позвоночника!"
Какое-то мгновение я находился в состоянии шока: почему здесь, в палате, на глазах у моих товарищей, этот человек пытается сломать мою здоровую руку! Потом вместе с криком боли во мне стал нарастать протест. Я кричал, что таких как я, упертых, с обостренным чувством собственного достоинства, в подобного рода учреждениях окончательно доламывают, унижают…
Но не успел я опомниться, как этот, в белом халате, рванул другую мою руку, висевшую плетью, и проделал с ней тот же трюк. Опять раздался хруст в плечевом суставе. Опять я почувствовал дикую, нестерпимую боль. "Назад! Не подходить! – заорал я.
А мой лечащий с иезуитской вежливостью говорил: "Успокойтесь. Полежите. Боль через пару часов пройдет…"
На следующий день меня выписали. Читаю эпикриз под шапкой "Лечение проведено в соответствии с Московским стандартом стационарной медицинской помощи": "Выписан с улучшением… Объем движений в суставе увеличился… Болевой синдром купирован… Проведен курс консервативного лечения – выполнялась блокада плечевого сплетения…" Рекомендовано: миакальцик"!
По привычке сел за компьютер и открыл сайт. Читаю: …боли в костях, костная болезнь, потеря костной массы.. Все не то. При чём тут мои кости? Читаю дальше: плечелопаточный синдром! Вот это – мое! Но там столько наворочено, что я окончательно запутался в "паутине" терминов. К примеру, чем отличается периартрит от периартроза? Хочу прочитать об одном, выскакивает другой.
И я решительно зашел на сайт "Лечение народными средствами". Автор делится с читателем, как он избавился от периартрита плечевого сустава… Всё очень просто и понятно!
Начнем с завтрашнего дня.
Яна Бегнетова АЛЫЕ РОЗЫ ЗА КРАСНЫЙ ДИПЛОМ
Студенческие годы прекрасны. Институт, в котором, в сущности, не так уж плохо (по крайней мере, веселее, чем в школе), компании друзей и сокурсников, наивная беззаботность, неисчерпаемая вера в свои силы… И, что немаловажно, – материальная обеспеченность со стороны родителей, освобождающая от проблем, где добыть денег на гамбургер и колготки. Но вот пять лет позади, а впереди вопрос: что дальше? Определённость внезапно исчезает. Вчерашний студент оглядывается и видит вокруг себя вместо привычных лиц и стен враждебный, в общем-то, мир, в котором ему нужно найти себе место, но где он никому не нужен.
Конечно, родители не выгонят из дома в день вручения диплома о высшем образовании. Да и на следующий – тоже не выгонят. А вот денежки на карманные расходы брать у них становится как-то неудобно. И чем дальше, тем неудобнее молодому специалисту… Пора уже Её Величество Независимость обретать – пора, что и говорить! Вот тут-то и начинается настоящее веселье.
Куда пойти работать современному выпускнику вуза? Ответ, казалось бы, простой – ну, на кого-то же он учился пять лет? Учился, это факт. Но, оказывается, для приёма на работу диплома отнюдь не достаточно. Вот вам правдивый жизненный пример. Моя соседка окончила университет, где успешно, на "отлично", овладела профессией эколога. В нынешнее, прямо скажем, губительное для окружающей среды, время её должны с руками и ногами хватать в ряды специалистов по спасению мира! Как бы не так.
Начнём с того, что экологическая полиция была не так давно расформирована. Не буду акцентировать внимание на самом этом факте… Частный итог таков, что основная экологическая организация страны больше не существует и, соответственно, рабочие места предоставить не может.
Вариант следующий: каждая организация, занимающаяся промышленным производством, должна иметь в штате специалиста-эколога. Но – всем нужен работник со стажем. Никто не хочет возиться с новичком, будь он трижды умён и трижды дипломирован. А где, спрашивается, его взять, этот стаж? Где, ежели никто неопытных на работу принимать не хочет? Прямо волшебство какое-то должно произойти: вчера – студент, сегодня – опытный профессионал… Что делать? Купить в каком-нибудь переходе метро поддельную трудовую книжку с "левой" печатью о выслуге лет в некоей несуществующей организации, чтобы работодатель успокоился и допустил несчастного выпускника "до станка"?
Еще можно устроиться в научную лабораторию. Заработок – за квартиру заплатить не хватит. И задержка по десять месяцев. Не нравится? Поищем ещё… В школу какой-нибудь экологический кружок вести не выйдет – с этим справится учитель биологии. Да и там всех сокращают, кого можно… Что на очереди?
Отчаявшись, решили искать работу не по специальности. Надо же хоть как-нибудь на жизнь заработать! Посмотрим, что по нашему району реально предлагают .
Продавцы-консультанты салонов сотовой связи. Бывали, знаем. Недостача – и её стоимость делится на всех работников салона. А если сумма крупная? В общем, работать будешь только на то, чтобы успевать погашать убытки от краж или невнимательного учёта продукции… Мне нравятся улыбчивые молодые люди в ярких футболках, предлагающие свои консультации по той или иной модели телефона (если не приходится консультировать их). Но пополнять их ряды я никому не пожелаю.
Продавцы одежды и аксессуаров. Без опыта работы не берут. Даже в хозтовары не взяли! Раньше в супермаркеты ещё раскладчики товара требовались, но уже вакансий нет.
Есть ещё варианты.
Производство пластиковой продукции. Надышитесь химии, ничего страшного.
Было предложение пойти упаковщицей на водочный завод. Но оно почему-то отпало.
Кассиры. Всё прекрасно, кстати. Сидишь, и только "пи, пи, пи…" Да вот беда – работа до ночи. Домой, за город, никак не добраться.
Грузчики. Кто имеет железную спину – вперёд. Соседке своей это порекомендовать, увы, я никак не могу.
Сетевой маркетинг. По телефону представитель компании очень красочно расписывал необходимость глобального внедрения в общество тибетской медицины. Но как только мы поинтересовались реальным размером оплаты труда и перспективами, речь его сделалась весьма невнятной…
Сказать по правде, из всех найденных вакансий мне больше всего понравилось предложение поработать в розарии. Уход за цветами – это всё-таки не тазики упаковывать. Можно даже смириться с вожделенными взглядами нерусских, составляющих основной контингент рабочих. Пусть смотрят. Зато вокруг, насколько хватает глаз, – розы, розы…
Собственно говоря, вот и всё.
Может, соседка кажется привередой? Но вопрос вот в чём. Если она даже станет кассиром или займётся распространением косметики – разве от этого у неё появится и будет расти стаж специалиста-эколога? Или её с радостью возьмут работать по специальности после месяца непрерывной сортировки и упаковывания тазиков? В том-то и дело, что нет. И как не было опыта работы, так его и не будет.
Может, экология – экзотика, или моей соседке патологически не везёт? Отнюдь! Загляните в объявления – практически любое содержит словосочетание "опыт работы не менее…" Эта проблема тем острее, что охватывает собой большинство профессий.
Где же они, молодые, свеженькие, дипломированные специалисты? Работают охранниками, раздают на улицах бесплатные сим-карты, стоят за прилавком, если вдруг возьмут. Или вынуждены получать дополнительные знания, иногда прямо на местах – помощник машиниста электропоезда, например. Повезло тем, кто имеет связи и может быть пристроен "по знакомству". Остальные – извините…
Соседка вздыхает и открывает очередную газету с вакансиями. А время идёт, но заветное слово "стаж" так и не появляется в её резюме.
Владимир Бондаренко …И ПРИШЛА «КАБАЛА»
Писатель Александр Потёмкин испытывает человека в крайних приграничных ситуациях, когда человек добровольно, или под внешним воздействием – отменяется.
Это может быть мир разнообразного садомазохистского порока ("Мания"), мир игры ("Игрок"), мир жестокого чиновного бизнеса ("Стол"). В романе "Кабала" благополучный человек, бизнесмен средней руки, погружается в мир наркотиков, дабы и раствориться полностью в нём, умереть в его райском аду.
Написано это погружение в наркотические состояния так подробно и убедительно, что поневоле приходит в голову мысль: может быть, Александр Потёмкин, бывший сухумский беспризорник, сам когда-то проходил через все подобные состояния. Это не описания снаружи, не описания врача, который, к примеру, подробно рассказал писателю все внешние преображения погружающегося в наркотические видения человека, его страшную ломку – но со стороны.
В романе "Кабала" превосходно и с пугающей подробностью описано всё внутреннее преображение человека, порабощенного (или облагодетельствованного?) наркотиками. Я бы посоветовал прочитать этот роман всем врачам-наркологам, а заодно и всем наркоманам.
Это не сатира и не социальное изучение человеческого дна – никто не осуждается. Может быть, вот так и суждено погибнуть безропотно всему человечеству от того или иного вида социального, музыкального или пищевого наркотика; может, это наше будущее? Но Александр Потёмкин не пишет утопию или антиутопию, он всерьёз, как Путин на дно Байкала, погружается со своим героем за пределы самой жизни. Это явно экзистенциалистский роман, как и всё, что пишет Александр Потёмкин. В любом обществе его всегда интересует конкретный герой. И чаще всего – герой из бездны. Вот и в романе "Кабала" не надо искать признаков "Каббалы", некоего зазеркалья, оккультных глубин. Это скорее сверхпсихологический роман, исследующий закрома души современного русского человека. Может быть, этим самым он и становится – русским романом. Ибо психология-то исследуется западными методами, но человек-то русский, и выход из этой психологии может возникнуть самый неожиданный. Если это исповедальный роман отпетого наркомана, то зачем он? Он же ничему не учит, ни от чего не отталкивает. Да и наркоман наш, любезнейший Петр Петрович Парфенчиков, ни в чём не раскаивается и ни к чему ни призывает. Он наслаждается своей агонией умирающего. Собственно, всё действие романа – это бурное умирание некоего наркомана на фоне необъятных просторов Сибири. Впрочем, и эти необъятные просторы вымирают вместе с Парфенчиковым. Парфенчиков – как столичный сталкер из фильма Андрея Тарковского. По всей Сибири какая-то имитация жизни, сплошная нелепица: ни людей, ни дорог, ни домов… Вернее, всё это есть, но тоже в состоянии затянувшейся агонии. Или в ожидании некоего прихода кого-то другого: китайцев ли, мусульман, инопланетян, американцев.
Может быть, весь роман написан в том состоянии, в которое погружает очередная маковая доза? Но автор уверяет, что сам никогда наркотики не употреблял. И наркотическое состояние Парфенчикова ли, Сибири всей, перегруженной Москвы при самом стройном, логически достоверном, психологически точном описании всего этого процесса скорее напоминает романы Франца Кафки, где тоже по законам логики жили самые странные существа. Так мог бы описать процесс внимательный врач-нарколог, ежедневно следящий за своим пациентом, но и он вряд ли смог бы заглянуть в душу самого Петра Петровича Парфенчикова. А если и заглянул бы, то удивился: никаких бесовских видений, никакого кошмара. Спокойное обывательское умирание с наслаждением. Человека ли, нации ли, государства.
Даже элемент фэнтэзи Александр Потёмкин вносит в роман всего лишь как дополнительный сюжет, мол, вот внесём в каждого человека чуточку грузинской или еврейской крови, немецкой или китайской – и человек преобразуется. Появится новый глобальный человек. То, что проделывают в небольшом сибирском городке два наркомана, экспериментируя с добавками крови в человеческий организм, плавно превращается в глобальный итог романа, преобразовывает его весь. Ибо в эпилоге из московской гостиницы "Националь" выходит молодая красивая женщина, когда-то сдобренная добавками чужой крови нашими наркоманами, и это – уже женщина из высшей элиты общества, а никакая не Катерина Лоскутова. Обычные люди вымирают от наркотизации всего общества, а новая элита с новой космополитической кровью определяет развитие опустевших сибирских просторов.
Вроде бы нет в романе никакого глобализма, описана судьба московского опустившегося наркомана, но кто-то же, какой-то доктор, появляющийся после определённого приёма опийных доз, меняет национальный состав крови, добавляя к русской ещё и китайскую, еврейскую, немецкую, грузинскую… Что это – бредовая фантазия наркомана? Я бы так и сказал, если бы не абсолютно просчитанный и ясный финал всего романа. "Сказка – ложь, но в ней намёк…"
Скажу откровенно, мне немного мешали экономические рассуждения не столько героев романа, сколько самого автора. Парадокс в том, что сами по себе эти экономические фантазии были настолько неожиданны и привлекательны, что, выйди они отдельной книгой, быстро стали бы бестселлером. Но, вторгаясь в повествование, они замедляют его, как клипы во время фильма, сколь бы хороши они ни были. Все романы Александра Потёмкина явно провокационны. Но все его провокации литературные критики стараются не замечать.
Я бы не прочь поразмышлять и о литературной судьбе самого писателя, явной жертвы своих героев, всех сразу. Я как-то сказал ему: "Саша, если бы ты был бедным, опустившимся полуспившимся литератором полулиберального толка, то, как минимум, пяток из твоих книг стали бы бестселлерами. Тебя раскручивали бы Андрей Немзер и Слава Курицын, Павел Басинский и Лев Данилкин. Ты – явно талантливый и явно независимый ни от кого писатель. И потому тебя не впускают к себе наши филологические грамотеи".
Я с восторгом прочёл статью одного из моих любимых критиков "Нового мира" Игоря Манцова, и некоторые его мысли прямо перенёс на отношение нашей филологической элиты к романам Потёмкина: "Между прочим, нью-йоркская вольница, пережитая и описанная Уорхолом, заставила вспомнить труды знаменитого математика и публициста перестроечной поры Игоря Шафаревича. Нечто про "малый народ", который хитроумно навязывает свою волю, свою этику с эстетикой народу большому и доверчивому…
Мама дорогая, получается, левоеврейские гомосексуальные порнографисты везде?
И не только они! С чувством глубокого удовлетворения воспринял тот факт, что понятие "грамотные", которое, казалось, я вызвал из небытия и которое пытаюсь здесь укоренить, старше меня самого.
Вот слова заслуженного американского социолога Петера Бергера: "Средних лет профессора, особенно философы, и особенно в наших более старых университетах, создали специализированные монополии в использовании языка, для того чтобы защитить свой элитный статус как грамотных"".
Вот так они защищают свой статус грамотных и от босяков типа Севы Емелина, и от вторгшихся со стороны независимых писателей – таких, как Александр Потёмкин.
Он и пишет и ведёт себя явно не по законам общепринятого литературного мира, что левого, что правого. И давно уже дело не в его деньгах, у Кабакова или Маканина тоже в карманах бренчит, дело в его независимом поведении.
Вот и пишет он так же независимо. Я, опытный литературный критик, не всегда понимаю его логику. Ибо в литературу он вносит законы логической экономики, он чересчур объективен как учёный в исследовании своих героев, Зато его математическая логика даёт такие фантастические вбросы, которые не под силу ни одному фантасту. В кабале оказывается не только его герой, хотя столь утончённые описания его и мучительных, и упоительных наркотических состояний упорно наводят на мысль, что рукой автора порой водил сам демон. В кабале живёт вся Россия и, может быть, уже не живёт, а доживает.
Благополучный бизнесмен, осознанно ведущий весь свой бизнес далеко за пределами России, дабы не втягиваться самому в наши коррупционные процессы, в России, насколько я понимаю, Александр Потёмкин только тратит деньги. На дом на Рублёвке, на литературные проекты, на издательство.
Его давно уже охотно переводят на Западе, в той же Франции, он мог бы там же и издавать свои книги, оставаясь загадочным незнакомцем для литературной элиты. Литературный обозреватель Лина Ландер (Leena Lander) в журнале POLYCHRONIQUES пишет: "Я" – это мощный одинокий голос, то неистовый, то насмешливый, который порой нас отталкивает, но чаще всего захватывает". Ландер считает, что "Александр Потёмкин написал выдержанный в прекрасно дозированном стиле непрерывный внутренний монолог, в котором умещается 20 лет жизни одного человека. Мы находим в этой книге темы и ситуации, дорогие Достоевскому… Ещё один французский критик в NOTES BIBLIOGRAPHIQUES уточняет "Автор блистательно объединяет абсурд и чернуху. По мере того как его персонаж победоносно увязает в кошмаре, беспощадным пером Потёмкин разоблачает противоречия российского общества…" Пишут, что Потёмкин – это "провоцирующий автор, достойный быть узнанным. Его будоражащая книга вскрывает изъяны современной России, с трудом переживающей потрясения прошлого. Что есть наибольшее зло? Жестокость, низость, хищность людская? Или желание всё исправить любой ценой? Приходишь к заключению, что несовершенства и нерациональность человеческие намного предпочтительней. А между тем, во время странного монолога рассказчика мы не обделены описанием казалось бы всех возможных пороков. Русский писатель Александр Потёмкин предлагает зеркало даже не кривое. Просто свободное от любой ретуши…"
Вот и спрашиваешь себя, зачем автор стремится завоевать Москву, если Париж уже давно завоёван? Русская душа требует. И потому ему никогда не понять наших западников, стремящихся покинуть Россию. Отринуть Россию.
А зная законы западной экономики, с ещё большим сарказмом и сатирой он рисует хари русских чиновников-казнокрадов. Даже наркоман со своими прожектами по сравнению с ними – бледная овечка. И тут уже отступает его логика, его погружение в человека. В каждом из его романов, в том числе и в "Кабале", живописуется во всей своей неприглядности наш бюрократический монстр, от самого верху до самого низу. И кому он нужен в таком виде в России – каким швыдким или сеславинским, каким главным редакторам каких журналов?
Его независимость – это невиданное явление в наши дни. Это прорыв из русской Кабалы. Неслучайно Александр Потёмкин под названием романа – "Кабала" – надписал дополнительно – "сочинение для себя". И это на самом деле – для себя. Уверен, читателей у романа будет много, особенно среди попробовавших наркотик, их мнение прежде всего и интересует автора. А что думают "умные головы"? – какое нам дело.
Игорь Манцов продолжает: "Я огляделся и понял, что вокруг полным-полно тоскливых и нудных интеллектуалов… "Как мы могли впустить этих?!" – неизменный стон всемирного барского интернационала. Этот стон раздаётся и со всех сторон в окружении Александра Потёмкина. Как этот пролез в наши ряды? Как занимает место на книжных ярмарках, как устраивает презентации в большом зале ЦДЛ? Это для него, небось, ОМОН сгоняет слушателей и зрителей.
Энди Уорхол писал о себе: "Я хотел сделать "плохую книгу", так же как я делал "плохие фильмы" и "плохое искусство", потому что если делаешь что-то совершенно неправильно, на что-нибудь обязательно наткнёшься…"
Независимый художник в любые – советские, антисоветские – времена всегда ведёт себя бескомпромиссно, и в ответ та или иная доминирующая на данный момент социальная группа стремится унизить противника до крайности. Вот и стирают Потёмкина и все упоминания о его бесспорных книгах на всех либеральных литературных высотах. Впрочем, не только о нём. О Владимире Личутине, о Петре Краснове, о Всеволоде Емелине. Накинулись дружно на новую молодую прозу. В этой дружной стайности есть одна слабость – это самое интеллектуальное барство. Как пишет в статье обо мне Глеб Морев: "Ясно – человек культурно невменяем. Попробуем разобраться с природой этой невменяемости… Бондаренко – критик из "патриотов", персонаж из иной, параллельной действительности, с некоторыми реалиями которой я как-то знакомил наших читателей. Вероятно, таких персонажей там пруд пруди, у них же всё как у людей – своя литжизнь, своя критика. В основе его собственной культурной деятельности лежит компенсаторный механизм – стремление уесть обидчиков, властителей дискурса, т.е., правильно, либералов…"