Текст книги "На семи дорогах"

Автор книги: Юсуп Хаидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Судя по всему, кинжал сделали недавно. Ширина лезвия равнялась примерно расстоянию между указательным пальцем и мизинцем, а основу составляла сталь высокой марки.

Чары Верзила, все время осторожно и искусно затачивал кинжал, доводил его до остроты парикмахерского лезвия.

Поточив кинжал о гранит, он затем проверял остроту лезвия на собственной бороде и усах.

Поскольку эти испытания остроты лезвия носили постоянный характер, Чары Верзила никогда не нуждался в услугах парикмахера, которого и отыскать здесь, в горах, было бы мудрено. Правда, голова, борода и усы были всегда подстрижены неровно, что придавало Чары Верзиле смешной вид.

Больше всего на свете Чары Верзила любил курить. Табак он приготавливал сам из высушенных стеблей табачного растения. Скручивая цигарку за цигаркой, он мог дымить бесконечно, попыхивая и выпуская струйки дыма. От табачного дыма даже ноздри Чары Верзилы казались закопченными.

В один из дней в тайник с боеприпасами пришел Иламан. Ночью он отсыпался, заснув как убитый на свежем горном воздухе. Спал он и на следующее утро до тех пор, пока глаза сами, отдохнув, не открылись.

Давно он так не спал!

Мальчик проснулся печальным. Хорошо бы не просыпаться, тогда не нужно было бы той же тропой возвращаться назад, не нужно было бы видеть налившиеся кровью, жестокие глаза охранников-басмачей и слышать их ненавистные голоса, от которых ноет сердце...

«Может быть, я все еще сплю?» – подумал про себя Иламан и, ущипнув руку, скривился от боли. Значит, это не сон, а суровая действительность.

Издали доносился голос Чары Верзилы. Иламан прислушался.

– Вот что, Рустам, – говорил Чары. – Пока Хад-жимелик-обжора не заснул нас в свой карман, оседлай своего серого коня, и не забудь благословить нас. Дед Буркуд будет рад. Ты и сам не заметишь, как попадешь в пустыню Кербела.

Слова Чары, как всегда, были странны и непонятны.

Иламан наморщил лоб. «Дед Буркуд»? Кажется, дедушка ему рассказывал, что так мусульмане именуют повелителя дождя. Но все равно смысл слов Чары Верзилы ускользал от Иламана.

Мальчик вздохнул и посмотрел в сторону ущелья, где жил его дед, затем подошел к ослу и принялся седлать его. В этот-то момент, случайно подняв глаза, Иламан заметил Менджака, который, ведя в поводу коня, спускался к ущелью, где располагался тайник с боеприпасами.

Через правое плечо Менджака была перекинута пятизарядная винтовка без штыка, которая при движении тихо покачивалась из стороны в сторону.

Менджак смотрел на Иламана, ни на мгновение не выпуская его из вида.

Смутное подозрение шевельнулсь в душе Иламана. Он понял, что Менджак появился неспроста, и решил побыстрее скрыться от него.

Пока Менджак здоровался с Чары Верзилой и спрашивал его о здоровье и делах, Иламан повернул и по-мчался в сторону зеленых зарослей арчи. Он побежал не той тропой, по которой пришел, а совсем другой дорогой. Чутьем, которое дается только тому, кто с детства живет в горах, Иламан сумел отыскать почти незаметную тропку и. стал спускаться по ней вниз.

Увидев внизу заросли разросшейся полыни, мальчик облегченно вздохнул: он подумал, что избавился от одной беды. Однако, когда до подножия горы оставалось метров десять, не больше, путь Иламану преградила пропасть.

Попытаться преодолеть неожиданное препятствие можно было только с помощью веревки, другого пути не было.

Пока Иламан стоял и раздумывал, не зная, что делать, сзади него появился торжествующий Менджак.

Иламан, торопясь, ухватился за несколько цепких корней растений, пробившихся сквозь трещины скалы, и повис над пропастью.

Манджак широко расставил ноги, встал на краю обрыва и стал целиться из пятизарядки в голову Илама-на. В этот момент он заметил двух всадников в буденовках, которые повернули в сторону, куда должен был спуститься Иламан. Выстрел мог привлечь их внимание.

Тогда Менджак, оставив винтовку в покое, схватил большой камень и швырнул его в Иламана. Камень чуть задел мальчика, но этого оказалось достаточно для того, чтобы тот разжал руки, крепко державшиеся за корни, и полетел вслед за ним.

Иламан не успел даже крикнуть,

* * *

Иламан пришел в сознание в чистой комнате с низким потолком и большими окнами.

Он лежал на кровати, в мягкой постели. Руки, ноги и голова были туго забинтованы.

На низком табурете около кровати сидела русская женщина в белом халате. Увидев, что мальчик пришел в сознание, она поднесла к его рту молоко в чайной ложечке.

Иламан, не успевший понять что к чему, встрево-женно посмотрел на медсестру, затем сделал попытку вскочить с кровати, чтобы выбежать в дверь. Однако сил у него не хватило, поэтому он отвернулся и закрыл глаза.

Медсестра встала, открыла дверь палаты и спросила громко у кого-то в коридоре:

– Семен Андреевич еще не закончил операцию?

– Закончил, сейчас приду, – ответил сам разыскиваемый.

Хотя Иламан не понимал русского языка, он догадался, что русская женщина кого-то позвала. Он подумал: «Казалось, что избавился от одной беды, а теперь напоролся на другую. Они хотят собраться вместе и что-то сделать со мной».

Медсестра возвратилась в палату, вслед за ней вошли еще двое.

Лежа все так же неподвижно, Иламан крепко закрыл глаза.

– Неужели мальчик снова заснул? – обратился Семен Андреевич к рядом стоящим. Затем раздался голос другого мужчины:

– Иламан, Иламан, это я – Байхан. Ну-ка, открой глаза, я же вижу, что ты не спишь. И Союн-ага тоже хочет поговорить с тобой.

Иламан, сразу открыл глаза, повернулся к ним. Семен Андреевич погладил его по голове, а Байхан крепко сжал ему горячие пальцы.

Из глаз Иламана градом хлынули слезы.

После того, как у Иламана зажили раны, полученные при падении с горы, ему дали новую одежду. Брюки и пиджак были отлично пошиты. И от одежды исходил приятный запах, такой же, какой исходил от Семена Андреевича, когда они скакали вдвоем на одном коне.

Семен Андреевич, увидев Иламана в новой одежде, подмигнул емуи сказал:

– Теперь ты стал настоящим ленинградцем. Командир отряда Киселев вызвал к себе в кабинет

Иламана и Байхана и выразил им благодарность за чрезвычайно ценную информацию о басмачах. Потом он сказал:

– Басмачам теперь недолго осталось существовать на нашей земле. Но уничтожить их – это еще не все. Впереди у нас много дел, друзья!

Избавиться от классового врага – это еще не все. У нас есть еще один, не менее лютый враг. Это – неграмотность, невежество, которые подобны черной занавеси перед глазами. Человек силен разумом, головой. А невежество всегда залог глупости".

И еще сказал Киселев:

– Хорошую, новую жизнь нельзя построить одними только руками. Рукам должна помогать голова. Единственное оружие против невежества – это знание. Вы и другие должны теперь учиться и учиться.

А после что мы должны делать? – Иламан и сам не заметил, как у него вырвался этот вопрос. Киселев улыбнулся.

– Сначала, сынок, выучись. После сам найдешь ответ на свой вопрос.

– Когда же начать учиться?

– Завтра.

– Завтра? – Иламану показалось, что он ослышался.

– Да, завтра ты должен приступить к занятиям в школе, которую открыли при отряде, – проговорил решительно Киселев и продолжил: – А вы, Байхан, вечером посещайте школу для взрослых.

– А днем?

– Днем работайте.

– Где же мне работать?

– С работой поможем. Будете работать, где вам понравится, – решил Киселев.

– Для него уже имеется работа, – произнес до сих пор молчавший доктор Иванов. – Он будет помогать мне ловить мух и комаров для биологических опытов.

Иламан продолжал мрачно молчать. Киселев пристально посмотрел на него, поднялся с места.

– Ты о дедушке беспокоишься?

– Да, – прошептал Иламан.

– Сынок, я сейчас не могу тебя отправить к нему.

– Но он жив?..

– Жив и здоров, – улыбнулся Киселев. – Строит для колхоза большую мельницу. Мы ему уже сообщили о тебе.

– А когда к нему можно будет поехать? – продолжал упрямо Иламан.

– Мы сами скажем тебе, когда можно будет.

– Но откуда вы знаете, что у меня есть дедушка? – только теперь удивился Иламан.

– Мы не только знаем, что у тебя есть дедушка, но знаем и то, как увезли тебя двое всадников, приехавших из-за границы. Да, кстати, а зачем, интересно, они приезжали?... Они говорили об этом?

– Да.

– Что именно?

– Они говорили, что хотят совершить паломничество к святым могилам и посетить «Кызыл-Ата», и просили, чтобы мы с дедушкой показали это место.

– Так-так.

– Мы с дедушкой отказались, – продолжал свой рассказ Иламан. – Тогда они связали дедушку, а меня увезли.

– Странно... – проговорил в задумчивости Киселев. – Ты говоришь, они приезжали посетить святые места? А зачем это им понадобилось, да еще так срочно?

Иламан пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Странно, очень странно, – повторил Киселев. – Вся эта история выглядит весьма подозрительной.

Придя в класс, Иламан сел за парту, которую ему указали. Чувствовал он себя довольно неуверенно.

Ученики смотрели на незнакомого мальчика, не отводя глаз. Учитель с опухшими от бессонницы глазами дал Иламану новую книгу и несколько чистых тетрадей.

Иламан, раскрыв книгу, принялся рассматривать картинки. Через несколько минут он сказал:

– Эту книгу я уже рассмотрел, дайте другую. Услышав слова Иламана, весь класс рассмеялся.

Успокоив смеющихся учеников, учитель подошел к Иламану.

– Ты все рисунки просмотрел?

– Все.

– Молодец, – похвалил учитель. – Из тебя выйдет способный ученик.

– Я буду стараться.

– Постараешься как следует – будешь учиться лучше всех! А теперь давай-ка будем разбирать буквы.

– Но я же их не знаю?

– Вот мы и будем их изучать.

Поначалу Иламан не мог запомнить ни одной буквы, не сумел даже ручку удержать в руках.

Учитель стал рядом с ним и помогал выводить буквы, поддерживал руку.

Иламан думал, что учитель оказывает ему снисхождение, и все это его ужасно раздражало. Где мальчику было понять, что учитель хочет открыть ему глаза на мир, сделать грамотным?..

Несмотря на новые знакомства и новых друзей,

Иламан с каждым днем все больше скучал по дедушке и желал побыстрее встретиться с ним. Поэтому он не оставлял в покое Киселева и Бердыева, когда те появлялись в штабе.

– Ну что ты за мальчишка такой? Все уши мне прожужжал. Я тебе вот что скажу: если сможешь дойти пешком, то можешь идти хоть сейчас. У нас нынче нет лишних коней, чтобы тебе дать.

Принимая слова командира отряда за чистую монету, Иламан немедленно соглашался:

– Я пойду.

– Только много занятий не пропусти. Понял? А то уши надеру, – усталый Киселев повышал голос.

Однако Бердыев, смягчая тон командира, обычно добавлял с улыбкой:

– Командир шутит.

– Нет, не шучу. Будет приставать – обязательно надеру ему уши.

– Командир если и надерет уши, то не больно, – заключал Бердыев.

Наконец Иламан, добившись разрешения, отправился в путь пешком.

Прошло три-четыре часа.

Киселев, склонившись над большой масштабной картой местности, что-то подсчитывал, прикидывал циркулем расстояние, затем вскочил и побежал в кабинет к Бердыеву.

– Если басмачи будут преодолевать в час десять километров, то не исключено, что через два часа они преградят путь мальчишке.

– Пожалуй.

– Представляешь, что они сделают, если он попадется им в руки?

– Представляю.

– Действуй.

– Разрешите выполнять приказ?

– Да, и не мешкай. Возьми с собой двух солдат и догоняйте Иламана.

Мальчик шел по старой горной тропе, которой пользовался много раз, и через некоторое время добрался до знакомого ущелья.

Иламан пробирался сквозь заросли дикого инжира, когда вдруг заметил впереди, в двух-трех шагах Баба-кули и Ходжанепеса. Он отпрянул назад, но было поздно.

Бабакули и Ходжанепес, долгое время поджидавшие его в засаде, бросились вслед за ним.

Среди зарослей дикого инжира поднялся большой шум. Иламану долгое время удавалось изворачиваться, увертываться от преследователей.

Тем, однако, удалось поймать его.

Когда Иламан лежал на земле, уткнувшись лицом в камни, с руками, скрученными за спиной, в дальнем конце зарослей инжира раздались одиночные винтовочные выстрелы.

Ходжанепес и Бабакули переглянулись и замерли на месте, боясь пошевелиться...

Бердыев тщательно обыскал арестованных и в одном из карманов нашел письмо. Он, не читая, сунул его в свою полевую сумку. Затем надел на арестованных наручники и велел посадить их на коней.

Бердыев мягко, как всегда, обратился к Иламану:

– Сейчас дальше не ходи. Возвращайся в штаб.

– А дедушка?

– Потом я тебя сам отвезу к нему. – С этими словами Бердыев вытащил левую ногу из стремени.

Иламан ловко вступил в стремя, вскочил на коня, сел сзади Бердыева и крепко ухватился за его пояс.

* * *

Несмотря на то, что стояла глубокая ночь, все в штабе были на ногах.

Резерв эскадрона, находившийся в распоряжении командира отряда, был готов вступить в бой, ожидая только приказа.

Остальные подразделения отряда преследовали врага на различных участках, не давая ему ни минуты передышки.

Значительная часть басмачей была уничтожена, а остатки сумели пробиться в горы Койтен. По сведениям, полученным командиром, они собирались, объединившись, форсировать реку и перейти государственную границу.

Преследуемые пограничниками, басмачи карабкались на неприступные скалы, поливая оттуда преследователей огнем. Наступление наших подразделений временно замедлилось.

Киселев, в течение трех суток не сомкнувший глаз, сидел в штабе и разрабатывал план завтрашнего боя. В то же время он непрерывно получал сведения о продолжающихся боях в горах Койтен.

Бои проходили тяжелые, было много жертв. Это печалило Киселева, но он умел скрывать свои чувства.

Получив известие о том, что басмачи похитили десятилетнего сына секретаря партийного комитета района, командир отряда вскочил и в волнении заходил по комнате. Бандиты обнаглели. Доведенные до отчаяния, они способны на все. Необходимы решительные действия. Киселев бросил на карту карандаш, который держал в руке и вызвал к себе командира эскадрона:

– На рассвете идем в бой!

Командир эскадрона ушел, чтобы заняться необходимыми приготовлениями. А Киселев принялся расхаживать из угла в угол кабинета, обдумывая детали предстоящего сражения.

Дверь робко приотворилась.

– Войдите, – сказал Киселев. В кабинет вошел Иламан.

– Давид-ага, возьмите и меня с собой? Киселев посмотрел на него.

– Хотя мы и считаем тебя своим юным бойцом, а вот обращаться к командиру, как положено, ты не умеешь. Выйди и войди снова!

Иламан покинул кабинет, через пять минут возвратился и постучал в открытую дверь.

– Товарищ командир, разрешите обратиться?

– Говорите.

– Я, Иламан, хочу пойти с вами в бой. Разрешите мне, пожалуйста?..

Киселев достал из кармана часы и глянул на них.

– В данное время все бойцы спят. Кто вам разрешил нарушать дисциплину? – проговорил он строго. – Ступайте и ложитесь спать.

– Слушаюсь...

– За нарушение порядка лишаю вас на три дня прогулки. Повторите приказ!

Сконфуженный Иламан повторил приказ командира.

Едва начало рассветать, резервный эскадрон, возглавляемый Киселевым, выступил в бой. Всадники двигались по направлению к горной гряде.

Вдруг из передовой группы отделился один всадник и, повернув назад, подскакал к Киселеву. Он сообщил командиру следующее:

– Впереди, у самого горизонта, от нас убегает какой-то человек небольшого роста. Время от времени он пытается скрыться в зарослях.

– Догоните и приведите!

Когда Киселев подъехал с эскадроном, командир группы охранников, улыбаясь, произнес:

– Товарищ командир, да это, оказывается, наш Иламан.

Опустив голову, мальчик стоял босиком на прохладном утреннем песке.

Вместо того, чтобы отчитать Иламана, Киселев сказал командиру группы охранников:

– Посадите его на коня сзади себя.

Пятьдесят басмачей были защищены со всех сторон горами, единственным уязвимым местом их позиции был проход с южной стороны. Если говорить военным языком у них было стратегически очень выгодное место.

Басмачи, лежа, непрерывно стреляли в пограничников.

Киселев, может быть, и решился бы на прямой штурм, несмотря на большие потери. Но дело осложнилось тем, что басмачи пригнали на горные склоны отары овец в несколько тысяч голов.

– Джомарт-бай хитрец, каких мало, – сказал Киселев. – Пока мы будем сражаться с этой небольшой группой басмачей, которые укрылись в горах, он может воспользоваться этим и убежать.. Да и овец жалко, ведь это народное добро.

Бердыев произнес:

– Мы не можем разделить наши силы на две части.

– Что ж, выхода нет, – решил Киселев. – Мы должны взять этот подъем и раздавить эту полсотню, пока Джомарт-бай не прошел мимо,

– Дорого это нам обойдется.

– Другого пути у нас нет. Теперь вот что, Ата Бер-дыевич, – обратился Киселев к своему заместителю. – Возьмите резерв эскадрона и проведи боевую разведку.

– Южный пролом?

– Да. Выясни, можно ли через него прорваться. Однако сам не старайся туда пройти, замаскируйтесь в сторонке. А мы вас поддержим, если понадобится, огоньком. Артиллерия наготове.

Загремели выстрелы и взрывы, и эскадрон во главе с Бердыевым пошел в атаку.

Хотя к пролому продвигались с большой осторожностью, были ранены три бойца. Кроме того, было убито четыре коня.

Ближе к цели, как приказал Киселев, Бердыев и бойцы слезли с коней и замаскировались в кустарнике.

Отпустив эскадрон, Киселев стоя наблюдал за происходящими событиями в бинокль.

– Товарищ командир, разрешите обратиться! – проговорил подбежавший к нему Иламан.

– Говори.

– Видите вон ту арчу, растущую на склоне горы?

– Одиночную?

– Ту самую.

Командир в бинокль внимательно рассмотрел ее.

– Ну и что?

– Близ той арчи есть узкая расщелина, которая ведет на другую сторону горы, – возбужденно произнес Иламан. – В расщелину может пролезть человек.

– Все равно, до того места не взобраться, – покачал головой Киселев.

– Раньше я туда взбирался.

– Серьезно?

– Там есть незаметная тропка...

– А зачем ты так высоко лазил?

– Собирал мумиё. Киселев опустил бинокль:

– Нет, туда не взобраться.

– Я пройду, товарищ командир, вот увидите. Знаете, как я раньше взбирался туда?

– Как?

– Когда я выходил на горную тропинку, дед взбирался на самую вершину и оттуда смотрел на меня. А я смотрел на него, продолжая путь.

– А если дедушка не смотрел бы?

–Тогда, наверно, я скатился бы вниз кувырком.

Товарищ командир, мой дедушка стоял вон там, на том месте, – указал рукой Иламан. – Идите на то место и стойте, хорошо? А я проберусь по расщелине и брошу гранату прямо на голову басмачам.

– Ты хорошо научился метать гранаты?

– Ну, конечно! – с гордой улыбкой ответил Иламан.

Киселев посмотрел на вершину, которую указал ему Иламан. Затем немного помешкав, прикрепил к его поясу пять гранат, обнял мальчика и поцеловал.

– Ступай, батыр! Иламан двинулся в путь.

Командир тем временем взобрался на возвышенность, и, не мигая, стал наблюдать за торопливо шагающим мальчиком. Вот он вышел на знакомую ему тропинку, над которой нависли огромные стены гор. Этот путь можно было считать тропинкой, но в равной мере и не считать. Даже у кошки, привыкшей к крутизне, встала бы дыбом шерсть от страха, попади она на эту дорогу.

Иламан начал передвигаться боком. Его поддерживал взгляд командира, стоявшего на холме, хотя хмурые насупленные горы настойчиво подталкивали в пропасть.

Время тянулось медленно.

Над головой Иламана прожужжала красная оса. Едва не задевая лицо, она немного покружилась над ним и улетела. Видимо, где-то здесь недалеко находилось осиное гнездо.

Отвлекшись, Иламан потерял взгляд командира. У него подкосились ноги. Мальчику почудилось, что горы сдвинулись с места и закачались над ним.

Он прислонился к скале и закрыл глаза. Еще несколько секунд, и он растворится в вечном дыхании бездонной пропасти, откуда тянет промозглой сыростью.

Нет, так просто он не сдастся! Иламан, преодолевая страх, заставил себя открыть глаза. Немного поблуждав, его взгляд остановился на холме, над которым развевался красный флаг. А около флага стоял Киселев.

Хорошо, что за это время флаг подняли повыше, иначе в эту критическую минуту глаза Иламана могли бы и не отыскать командира.

Иламан снова двинулся в путь.

Ближе к расщелине он упал на землю и пополз. Добравшись до дыры, осторожно заглянул в нее. Он увидел басмачей, которые метались из стороны в сторону. Их было, как показалось Иламану, очень много.

Улучив минуту, он сорвал гранаты и стал швырять их прямо на головы басмачей.

Взрывы, сопровождаемые долгим эхом, сотрясли горы. Дрожь, которая прошла по скалам, едва не скинула Иламана в пропасть. Но теперь он уже не боялся ничего, ничего на свете!

В тот же момент отряд, возглавляемый Бердыевым, пошел в атаку.

От того, что он сумел помочь своим, радости Иламана не было предела. Теперь необходимо сообщить командиру, что задание выполнено.

Бегом, то поднимаясь на возвышенности, то спускаясь в низины, Иламан возвратился к командиру. Тот до сих пор не сводил глаз с тропинки, по которой недавно прошел Иламан.

– Товарищ командир!..

Киселев ничего не ответил. Он продолжал стоять, мертвой хваткой держась за узловатый корень какого-то растения, вылезший из скалы.

Иламан подошел ближе.

Грудь командира была мокрой от крови, кровь струилась из голенища сапога.

Душераздирающе закричав, Иламан ухватился за командира, однако не смог сдвинуть его с места. На крик прибежало несколько бойцов в белых халатах и адъютант Киселева.

Пока бойцы хлопотали близ неподвижного командира, адъютант вытащил из планшета пакет с четырьмя штампами и сургучной печатью, и подал его растерянному Иламану.

– Возьми этот пакет, садись на моего коня. Пакет необходимо вручить Бердыеву, – произнес адъютант и указал на горизонт, где густая белая пыль поднималась в небо.

***

Железная дорога шла вдоль берега Амударьи. Прорезая пески и редкую растительность, рельсы уходили в даль, за горизонт.

Близ обычно пустынного полотна железной дороги нынче царил переполох.

В сопровождении четырех всадников показался сначала Менджак, все время пришпоривавший коня. Через седло наискосок он придерживал увесистый мешок. Маленький отряд почему-то двигался в сторону штурмующего отряда.

Увидев вдали, у самого железнодорожного полотна вздымающиеся ввысь клубы жирного черного дыма, всадники придержали коней.

Менджак срезал кинжалом завязанный конец мешка и вытряхнул наземь содержимое. Из мешка вывалился мальчик лет десяти. Он мягко упал на траву и скатился в пологую впадину.

Менджак с всадниками соскочили с коней, привязали чуть стонавшего мальчика к тускло поблескивающей рельсе и умчались.

Шум в воздухе стоял невероятный: с запада доносился грохот взрывов, с ним смешивалось блеяние отары овец, которая приближалась к железнодорожному полотну, и лай собак, а также окрики растерянных басмачей, которые пытались удержать отару, чтобы она не разбежалась.

Ругая своих незадачливых сообщников, Джомарт-бай велел согнать овец с железной дороги к реке. Затем он отобрал десяток всадников, наказав им пуще глаза охранять плот, на который должны были погрузить овец, чтобы переправить их на противоположный берег.

Вдали показался бронепоезд. Он уверенно мчался по рельсам, изредка стреляя поверх.

Когда до мальчика оставалось не более десяти метров, бронепоезд внезапно резко сбросил скорость и пустил густой черный дым.

В тот же момент по бронепоезду забарабанили пули. Откуда стреляли, было непонятно. Впрочем, пули не могли причинить бронепоезду никакого вреда.

Одновременно затрещали пулеметы бронепоезда, и натиск басмачей ослаб,

Тогда бронепоезд снова медленно двинулся в путь.

Когда расстояние между бронированным чудищем и мальчиком, привязанным к рельсам, стало совсем небольшим, тесно растущие у обочины железной дороги камыши раздвинулись, и из них вышла девушка.

Голову ее украшали четыре толстые косы, доходившие почти до пояса, волосы закрывала тюбетейка с затейливыми серебряными украшениями. На пей было платье из кетени – шелковой ткани домашней работы.

Это была Арзыгуль.

Она не обращала внимания на пули, свистевшие со всех четырех сторон: Арзыгуль видела только страшные колеса бронепоезда, которые неумолимо катились в сторону мальчика. Девушка кинулась к нему.

Пока она, торопясь, перерезала плотную веревку, которой мальчик был прикручен к рельсам, над головой ее просвистело несколько пуль. Это стреляли люди ее отца.

В последний момент, рискуя жизнью, она все же успела перехватить веревку и оттащить в сторону мальчика, потерявшего сознание.

Арзыгуль, расслабившись, на какое-то время потеряла контроль над собой.

В этот момент пуля пронзила ей плечо. Арзыгуль

охнула и присела.

Бронепоезд, вплотную приблизившись к Арзыгуль, трижды просигналил и двинулся дальше. Он торопился отрезать отаре овец путь к реке.

Вслед за бронепоездом мимо Арзыгуль, скривившейся от боли, проскочили красноармейцы с винтовками наперевес.

Джомарт-бай, наблюдая за ходом сражения, топая ногами, выходил из себя. Все его надежды рушились, словно карточный домик.

Бессильный что-либо сделать, Джомарт-бай наблюдал, как лодки, вызванные им с той стороны границы за огромные деньги, возвращаются обратно, а некоторые из них тонут, изрешеченные пулями.

Бай принял решение.

Так пусть же его богатство не достанется никому! – подумал он, вонзая шпоры в бока коня. Он решил загнать отару овец прямо в реку, чтобы утопить ее.

Однако Джомарт-баю удалось утопить только часть отары. Остальные овцы, не желая гибнуть, разбежались по широким окрестным просторам.

Джомарт-бай вошел в воду по грудь, затем по горло и повернулся к берегу, уже не отдавая себе отчет в своих действиях. Разорвав ворот рубахи и сжимая кулаки, он изо всех сил кричал что-то нечленораздельное:

– О... О... О-хо!..

В это время набежала крупная волна, сбив его с ног. Джомарт-бай, размахивая руками, исчез под водой. Выбраться на поверхность ему не удалось – сильное течение сбило бая с ног, закрутило, и он пошел ко дну. На том месте, где он исчез, появилось лишь несколько мелких пузырьков, которые разогнал свежий ветерок.

Иламан выполнил задание.

Вручив Бердыеву пакет, переданный ему адъютантом Киселева, Иламан на обратном пути встретил Арзыгуль. Девушка сидела близ железнодорожной насыпи, плечо ее было в крови.

Иламан слез с коня.

– Тебя ранили? Арзыгуль кивнула.

– Сильно болит?

– Пить, – проговорила девушка и прикусила от боли нижнюю губу. Краешком глаза она наблюдала за Иламаном.

Тот огляделся и увидел канаву, по дну которой бежал маленький ручеек.

Едва Иламан спустился к воде, чтобы набрать ее, Арзыгуль схватила коня за поводья и вскочила на него.

Мальчик, выбравшийся с водой, только и успел увидеть, как Арзыгуль на коне бросилась в реку, и сверкающие брызги воды веером разлетелись в разные стороны.

Иламан прибежал на берег, но услышал только удаляющийся собачий вой. Это собаки Джомарт-бая плыли за тонущими овцами, до конца верные своему хозяину.

Солнце почти скрылось.

На чужой стороне, по ту сторону границы поднялась густая пыль, которая стояла тяжелой неподвижной стеной. Под лучами заходящего солнца пыль казалась алой, словно кровь.

Переправившись на коне, Арзыгуль вышла на противоположном берегу реки.

И она, и конь, промокшие до ниточки, казались очень худыми. Вода с них многочисленными струйками стекала на песок.

Не задерживаясь, девушка пришпорила коня и, помчавшись прямо в сторону кровавого занавеса, вскоре исчезла из глаз.

Иламан, потерявший коня, долго смотрел на другой берег, обуреваемый противоречивыми чувствами.

* * *

Бердыев взял Иламана за руку и повел в свой кабинет.

– Садись, – сказал он и сам сел за стол.

Иламан опустился на стул.

Бердыев осторожно расправил клочок пожелтевшей бумаги и спросил:

– Ты сможешь показать, где находится «Кызыл-Ата?»

– Смогу.

– Это далеко?

– Около родника Шор.

– Тогда ступай, собирайся, – произнес Бердыев. – Поедем к твоему дедушке.

Хаджи Тихий обнял внука, касаясь его головы своей белой, как лунь, бородой, и долго стоял, не выпуская его из своих объятий.

Потом они присели на потрескавшийся камень, и Бердыев с начала до конца прочел все, что было написано на пожелтевшем клочке бумаги.

Все трое помолчали, обдумывая текст.

– Что скажете, Хаджи? – нарушил первым долгую паузу Бердыев.

– Я помню, как его привезли сюда на коне, —. произнес задумчиво Хаджи Тихий.

– Вы его видели? Хаджи покачал головой:

– Он был целиком укутан в халат. Я думаю, что этот человек умер от ран.

– Почему вы так думаете? .– Халат был весь в крови.

– Ну, а лицо хоть этого человека заметили, когда его хоронили? – продолжал допытываться Бердыев.

– Я помогал читать молитву и копал могилу.

– Хаджи-ага, еще один вопрос. Вы не знаете, зачем пришли те двое негодяев, которые мучили вас и потом забрали с собой вашего внука?

– Не знаю.

– Тогда я вам скажу. Это письмо, – Бердыев указал на пожелтевший клочок, – мы нашли у тех двух мерзавцев. Теперь понятно? Если бы вы сразу показали им месторасположение «Кызыл-Ата», вам бы ничего не было. Они бы вырыли спрятанное золото и вернулись с ним за границу.

Хаджи Тихий своим молчанием подтвердил, что он вполне согласен с Бердыевым.

...До родника Шор они добрались быстро. Разрыв почву в месте, которое указал старый Хаджи, наткнулись на кувшин, бережно обмотанный тряпками и халатом.

Кувшин оказался доверху набитым золотом.

Хаджи Тихий, молча наблюдавший за всем происходящим, начал пинать ногой светильники, которые, не ленясь, зажигал каждую пятницу.

После этого, не дожидаясь никого, он вернулся в свое жилище.

Операция была завершена.

Два пограничника, приехавшие с Бердыевым, отыскали водопад и с удовольствием, выкрикивая что-то веселое, купались под хрустальными струями, падавшими стремительно с высоты.

Потом все снова уселись на камень у входа в пещеру.

– Как ты там живешь, Иламан? – спросил Хаджи поглаживая внука по голове.

– Хорошо. Там большое село, дедушка. И я хожу в школу!

– Научился чему-нибудь?

– Могу немного читать и писать, – Вернешься ко мне? Мальчик помолчал.

– Дедушка, разреши мне жить там, – заговорил он наконец. – А к тебе сюда я буду часто приезжать.

– У меня есть для тебя одна вещь, сынок, – проговорил Хаджи Тихий, кряхтя поднялся и направился к пещере.

Сидевшие на камне переглянулись.

Через некоторое время Хаджи Тихий вернулся, бережно неся в руках кувшин с отбитым горлышком. Отверстие кувшина было крепко замуровано гончарной глиной.

Иламан спросил:

– Что это?

– Не торопись, – ответил Хаджи. В голосе его послышались торжественные нотки.

Старик вскрыл отверстие кувшина, перевернул его. На землю посыпались измятые бумажные листки различных расцветок.

– Что это, дедушка? – снова спросил Иламан, разглядывая бумажки, никогда не виданные.

– Это деньги. Я много лет собирал их, сынок, на твою свадьбу... Смотри, сколько их! Ты же помнишь, в этих местах имеется множество огромных валунов, крепких, как железо. Я мастерил из них мельницы. Эти валуны, эти камни я превратил для тебя в деньги. Возьми их, сынок.