Текст книги "Мехлис. Тень вождя"

Автор книги: Юрий Рубцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 4. На пике «Большого террора»

«Уничтожать, как бешеных собак»

В самом конце 1937 года волей вождя судьба нашего героя вновь совершила кульбит. 31 декабря 1920 года Мехлис был уволен из Красной Армии в запас. Ровно через 17 лет, 30 декабря 1937-го, Политбюро ЦК ВКП(б) своим решением вернуло его в Вооруженные Силы, утвердив начальником Политического управления РККА и заместителем наркома обороны СССР. Одновременно ему присвоили звание армейский комиссар 2-го ранга.

Такое назначение логично укладывалось в русло кадровой политики Сталина. ПУ РККА, осуществляя руководство всей партийнополитической работой в армии, было важнейшим рычагом воздействия партийной верхушки на умы огромного слоя советских людей – военнослужащих, членов их семей, вольнонаемного состава. И здесь многое зависело от руководства Политическим управлением, степени его ангажированности конкретной политической фигурой. В этом отношении предыдущими начальниками ПУ Я. Б. Гамарником и П. А. Смирновым, как показала их трагическая судьба, Сталин был недоволен.

Что заставило вождя возвести на пост, в условиях того времени второй по значимости в Вооруженных силах, именно Мехлиса, человека сугубо штатского, носившего военную форму лишь пару лет на фронте, да и то два десятилетия назад? Дело заключалось в стремлении Сталина придать выявлению и выкорчевыванию из армии всех, сколько-нибудь несогласных с ним, новое дыхание. При этом отсутствие у его бывшего помощника прочных связей с армейским руководством было положительным качеством: затевая чистку армии, вождь не доверял профессиональным военным.

Будучи составной частью общего процесса «большого террора», репрессии против военных кадров имели определенную специфику. Они происходили в среде вооруженных, по-уставному организованных масс людей; осуществлялись в условиях «двоевластия», то есть при наличии, помимо командиров, института военных комиссаров, облеченных беспрецедентной властью; были направлены, прежде всего, против кадров командного и политического состава; их фон составляла германская фальшивка об измене высшего комсостава РККА, освященная обвинительным приговором суда по делу о «военно-фашистском заговоре».

Кроме этого, массовые репрессии в Вооруженных силах развернулись несколько позднее, чем в большинстве иных государственных структур. При этом масштабы и интенсивность разоблачения «врагов народа» в системе армии и флота в 1937 году были признаны Сталиным недостаточными.

Эпидемия арестов в Красной Армии в 1938 году даже превзошла по размаху год 1937-й. На 1 января 1938-го по штату в высший комначсостав РККА (от комбрига и выше. – Ю. Р.) входило 845 человек, в высший политсостав (от бригадного комиссара и выше) – 269 человек. До конца года довелось дожить далеко не всем из них. Людей продолжали хватать пачками. Были арестованы два Маршала Советского Союза, два командарма 1-го ранга, один (единственный в то время) флагман флота 1-го ранга, один (опять-таки единственный) армейский комиссар 1-го ранга, два последних командарма 2-го ранга производства 1935 г., 20 комкоров, три флагмана 1-го ранга, 13 корпусных комиссаров, 49 комдивов, 36 дивизионных комиссаров, 97 комбригов, 96 полковников. [58]58
  Сувениров О. Ф. Трагедия РККА 1937–1938. М., 1998. С. 80.


[Закрыть]

Разумеется, советский лидер не мог не понимать, что такие репрессии донельзя ослабляют армию, снижают ее боеспособность. Но он презрел эту опасность, считая куда более важным устранить всех, кто вызывал хоть малейшее сомнение, а остальных пригнуть, пришибить страхом, который лучше любого средства гарантировал лояльность к нему. В момент же, когда кровопускание Вооруженных сил приобрело невиданные масштабы, и во все большее число голов приходили вопросы, можно ли и дальше продолжать репрессии без угрозы для армии совершенно потерять боеспособность, Сталину у «руля» политорганов требовался абсолютно преданный ему человек.

Мехлис был таковым. Многолетний опыт подсказывал ему, что, войдя в круг избранных, придется шагать по трупам. В буквальном смысле слова. Новый начальник ПУ Красной Армии прекрасно знал, что такова была внутренняя логика сработанной Сталиным системы, и каждый к ней принадлежащий, как в любом преступном сообществе, повязывался кровью. Его это не смущало, он готов был следовать этой логике, свою инквизиторскую работу исполнял без тени сомнения в правоте и с энтузиазмом. «Врагов и изменников будем уничтожать, как бешеных собак», – эти слова, брошенные им с трибуны XVIII съезда партии, были для него не удачной метафорой, а раз и навсегда определенной линией по отношению к тем, кто был или считался противником хозяина, а значит, автоматически и его противником.

Диалектика того исключительно сложного времени состояла в том, что массовые репрессии оказывали пагубное воздействие буквально на все стороны жизни Вооруженных сил. Под их гнетом войска учились, воевали. Обстановка шпиономании и борьбы с «врагами народа» деморализовала людей, подрывала воинские коллективы. В то же время армейская школа, которую проходили миллионы советских людей, наряду с преклонением перед вождем и ненавистью к «врагам народа» воспитывала любовь к Родине, готовность защищать ее с оружием в руках. Сумев устоять перед разрушительным влиянием репрессивной политики властей, воины Красной Армии уже через несколько лет продемонстрировали невиданный патриотизм на полях сражений Великой Отечественной войны. Однако никакой патриотический порыв, конечно, не мог компенсировать страшный недостаток подготовленных военных кадров, что пали в годы репрессий, в результате страна и армия подошли к войне с фашистской Германией неподготовленными.

Назначение Мехлиса на один из ключевых постов в РККА готовилось заранее. Еще 15 ноября 1937 года пленум ЦК ВКП(б) повысил его политический статус, переведя из кандидатов в члены ЦК. Возрос и его военно-административный статус: в отличие от своего предшественника Смирнова, он одновременно получил пост заместителя наркома обороны. А 13 марта того же 1938 года вошел в состав вновь образованного Главного военного совета РККА – узкую коллегию всего из девяти человек вместе со Сталиным, Ворошиловым и несколькими заместителями наркома. Все это явно свидетельствовало о стремлении верхушки партии и государства повысить роль данного звена военно-политической иерархии в процессах «большевизации», а точнее сказать – сталинизации Красной Армии.

В отличие от внутриполитических сил, зарубежным оппонентам Сталина не приходилось лукавить и высказывать неумеренные восторги по поводу назначения нового начальника ПУ РККА. Его истинный смысл они сумели постичь сразу же. Троцкий прокомментировал его с большим сарказмом: «Назначая свою лошадь в сенаторы, Калигула хотел унизить римский сенат. Назначая свеого лакея Мехлиса в вожди Красной Армии, Сталин преследует гораздо менее платонические цели. Бывший личный секретарь Сталина, бездарный карьерист, спец по закулисной интриге, исполнитель наиболее грязных дел хозяина, Мехлис силен лишь поддержкой Сталина. Мехлис – замнаркомвоена! Кто поверил бы этому еще полгода тому назад? Чем больше «врагов народа» истребляет Сталин, подымаясь на их трупах вверх, тем большая пустота образуется вокруг него. Резервы верных ограничены сегодня субъектами типа Мехлиса». [59]59
  Цит. по: Роговин В. З. Партия расстрелянных. С. 178.


[Закрыть]

В аналогичном духе высказывался автор выходившего в Париже журнала «Часовой». Мехлиса он характеризовал как человека, обеспечившего себе пост тем, что он не связан никакими дружескими связями с прежним руководством Красной Армии, как старательного исполнителя предначертаний Сталина в борьбе с «бунтующей армией».

Зловещего усердия в кровавой чистке командно-начальствующего и политического состава Мехлису, в самом деле, было не занимать. Мы уже обращали внимание на то, что с его приходом к руководству ПУ предпринимавшиеся до того усилия по разоблачению «врагов народа» были признаны недостаточно активными. Такой вывод он постарался заложить – и успешно – в решения Всеармейского совещания политработников, состоявшегося в апреле 1938 года. В принятом на этом совещании и одобренном Центральным комитетом партии письме Главного военного совета РККА констатировалось, что «ощутительных результатов» в «очистке армии от врагов народа», на что ориентировали февральско-мартовский 1937-го и январский 1938 года пленумы ЦК ВКП(б), несмотря на уже годичное существование института военных комиссаров, добиться пока не удалось. [60]60
  РГВА, ф. 9, оп. 40, д. 53, л. 68.


[Закрыть]Авторы столь хлестких выводов – а ими были Мехлис в качестве основного докладчика и, как он публично заявил здесь же, перед участниками совещания, Сталин – сами оценивали свои «достижения», сами и определяли новые рубежи.

При этом их не смущало, что аресты и увольнения из армии в предшествующий период и без того образовали зияющую кадровую дыру. В 1937 году число арестованных только армейских политработников достигло 876 человек да в первые месяцы 1938 года – еще 250. Всего некомплект политсостава на 1 января 1938 года составил 10 525 человек, или почти 30 процентов штатной численности.

Воодушевленный доверием Мехлис сразу же взялся за чистку аппарата ПУ и политсостава в главных и центральных управлениях Наркомата обороны, в военных округах, в военно-учебных заведениях, за подбор и расстановку «своих» кадров. Задача – физически устранить всех до единого «шпионов и диверсантов» – была главной, понятной, привычной.

В числе первых документов, которые он подписал в новой должности, стала директива от 14 января 1938 года об участниках так называемой белорусско-толмачевской группировки. До того она называлась по-иному – «внутрипартийной оппозицией 1928 года». Такой политический ярлык тогдашний начальник ПУ A.C. Бубнов приклеил части политсостава Белорусского военного округа и коммунистам Военно-политической академии им. Н. Г. Толмачева за попытку предложить меры по расширению демократических начал в военном строительстве.

Так вот спустя десятилетие Мехлис обязал начальников политуправлений округов, флотов, армий, военных комиссаров и начальников политотделов соединений, военных академий и училищ выявить всех участников этой «группировки» и внести соответствующую запись в их учетные карточки коммунистов. Справка об этом в обязательном порядке представлялась в отдел руководящих партийных органов (ОРПО) Политуправления РККА.

Из сетей не должен был выскользнуть ни один оппозиционер, даже если он уже уволился в запас. Лев Захарович внимательно следил, как выполняется его указание. Через месяц в адрес тех же должностных лиц он дал грозную телеграмму: «Выясняется, что многие руководящие работники не знакомы с директивой ПУ РККА от 14 января… Считаю это ненормальным и обязываю вас ознакомить с этой директивой всех коммунистов РККА».

«Толмачевцы» стали для него личными врагами. Он устроил за ними подлинную охоту. В июле 1938 года, находясь на Дальнем Востоке, он шлет следующую шифровку в Москву своему заместителю: «Назначьте комиссию для обследования и изучения преподавательских кадров Академии Ленина. Если сохранились участники толмачевской группировки, изъять до последнего».

Щупальца этого всепроникающего спрута хватали людей и потом, на протяжении нескольких десятилетий. В 1962 году группа бывших политработников, выпускников Военно-политической академии, а к тому времени уже пенсионеров, обратилась в Главное политическое управление СА и ВМФ с просьбой исключить из их учетных карточек членов КПСС запись об участии в белорусско-толмачевской группировке, законным образом называя ее фабрикацию «результатом господства культа личности» и произвола Мехлиса. В связи с этим они предлагали провести партийное расследование деятельности бывшего начальника ПУ РККА и опубликовать подлинную историю «группировки».

Ветераны поверили, что расставание с прошлым, провозглашенное на XX и XXII съездах партии, действительно может состояться. Партийная верхушка, однако, думала иначе. Априори считая постановления ЦК 1929 года, квалифицировавшие белорусско-толмачевскую группировку как внутрипартийную оппозицию, верными, начальник ГлавПУ генерал армии A.A. Епишев в докладе в ЦК КПСС оснований для изъятия из учетных карточек соответствующей записи не увидел. «Производить в связи с этим вопросом партийное расследование виновности бывшего начальника ПУРа Мехлиса также оснований нет», – заключал Епишев. [61]61
  АПРФ. ф. 3, оп. 50, д. 26, л. 176.


[Закрыть]

Справедливость восторжествовала, правда, для абсолютного большинства «оппозиционеров», увы, посмертно, лишь еще через тридцать лет. Только в мае 1990 года комиссия Политбюро ЦК по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 30–50-х годов, признала белорусско-толмачевскую группировку грубой фабрикацией ближайшего сталинского окружения.

Но «толмачевцы» вовсе не были единственным противником для Мехлиса. В таком случае все оказалось бы слишком простым. Нет, фантазия опьяневших от крови инквизиторов простиралась намного дальше. «Особенности работы вредителей в Красной Армии сказались в том, – заявил начальник ПУ на Всеармейском совещании политработников, – что здесь орудовало много различных, обособленных шпионских групп. Они действовали по принципу – «врозь идти, вместе бить». Каждая группа держала камень за пазухой против другой. Но всех их объединяло одно – ненависть к нашей большевистской партии, к рабочему классу и к делу социализма». [62]62
  АПРФ, ф. 3, оп. 50, д. 22, л. 13боб.


[Закрыть]

Докладчик с энтузиазмом развернул свою мысль. Расстрелянных к этому времени М. Н. Тухачевского (бывшего первого заместителя наркома обороны) и И. П. Уборевича (бывшего командующего войсками Белорусского военного округа) он назвал состоявшими на службе германской разведки и причислил к «шпионской ветви вредителей», связанных с так называемым Общевоинским союзом – белогвардейской эмигрантской организацией. Покончившего с собой Я. Б. Гамарника (бывшего начальника ПУ РККА) и расстрелянного И. Э. Якира (бывшего командующего войсками Уральского военного округа) характеризовал как «кадровых, матерых троцкистов, продавшихся японской разведке». С. П. Урицкий (бывший начальник Разведуправления Генерального штаба), по его оценке, – «штатный французский шпион, с большим стажем предательской работы», И. П. Белов (бывший командующий Белорусским военным округом, он сменил Уборевича) – «старый эсер», A.C. Булин (бывший заместитель начальника ПУ РККА) – «старый углановец». Немало оказалось в Красной Армии, нагнетал страсти докладчик, всяких меньшевистских и буржуазно-националистических группировок. В ПУ РККА сидели «правотроцкистские шпионы».

Удивительно, как это Лев Захарович, да и его хозяин, не путались во всяких оттенках взглядов своих противников (один «право-«левацкий» уклон» чего стоит!). Впрочем, это их не беспокоило. Похоже, навешивались первые попавшиеся ярлыки, и чем хлестче и абсурднее звучали они, тем лучше.

Разоблачить врагов можно было намного раньше, говорил Мехлис, но в ПУ засело немало «болотных элементов и примиренцев», потому-де «вся тяжесть работы» легла на плечи чекистов. Хороши примиренцы, когда, по его собственному признанию, к этому времени было арестовано уже более 1100 политработников, то есть около 5 процентов всего политсостава! «Цифра не столь уж значительная, как любят рисовать отдельные паникеры», – демонстрировал завидное хладнокровие докладчик.

Отдавая должное чекистам, он при этом не собирался и сам оставаться в стороне. Чистку начал с аппарата Политуправления. Самым запущенным считал при этом отдел кадров. Менее 10 дней продержался на должности начальник этого отдела бригадный комиссар М. Р. Кравченко. А еще через месяц был арестован. Оказался, по утверждению Мехлиса, «булинской дубинкой», «участником заговора», переведен бывшим заместителем начальника ПУ Булиным из Белоруссии, чтобы продвигать к руководству «толмачевцев». Начальником отдела кадров был назначен состоявший в запасе РККА секретарь Пролетарского райкома партии Москвы Ф. Ф. Кузнецов, уже к концу года ставший заместителем Мехлиса.

Следующей жертвой кампании против врагов народа в Политуправлении РККА стал секретарь партийной организации Н. Я. Котов. Его тоже убрали с должности в первые же дни работы нового начальника ПУ, вменив ему в вину то, что он скрыл материалы, уличавшие Булина в правотроцкистских выступлениях в 1928 году.

Сокрушительный удар был нанесен по политуправлениям военных округов. В Закавказском военном округе бывший начальник ПУ бригадный комиссар К. Г. Раздольский, по словам Мехлиса, «в порядке показной бдительности» уволил свыше 700 человек, а на поверку «оказался» участником белорусско-толмачевской группировки, сподвижником Гамарника, Якира. Был по инициативе начальника ПУ РККА снят с должности, уволен из армии, арестован. В Сибирском военном округе были репрессированы «матерые шпионы» – начальник политуправления округа батальонный комиссар И. Д. Павлов, член военного совета дивизионный комиссар H.A. Юнг, в Забайкальском военном округе – заместитель начальника политуправления округа дивизионный комиссар Г. Ф. Невраев, военный комиссар Особого корпуса в МНР корпусной комиссар А. П. Прокофьев. В Приволжском военном округе был арестован и отбыл немалый срок под стражей бывший начальник политуправления «правотроцкистский шпион» бригадный комиссар Н. Д. Черемин. Мехлис утверждал также, что не лучшей оказалась ситуация в Белорусском, Северо-Кавказском, Среднеазиатском и других военных округах.

Воистину нарицательным стало имя начальника ПУ Киевского военного округа дивизионного комиссара И. М. Горностаева. Его на разные, но одинаково негативные лады склоняли участники Всеармейского совещания политработников, оно прозвучало в письме Главного военного совета, принятом на этом совещании. Горностаев характеризовался как активный участник военно-фашистского заговора, проводивший подрывную работу, дезорганизовывавший политаппарат. [63]63
  РГВА, ф. 9, оп. 40, д. 53, л. 68об.


[Закрыть]Финал был обычным для тех дней – увольнение из армии, арест, расстрел.

Политические работники КОВО не были гарантированы от серьезных неприятностей и в дальнейшем. 11 января 1939 года командующий войсками округа С. К. Тимошенко направил Мехлису следующую телеграмму: «Заместитель начальника особого отдела КОВО Шевченко доложил военному совету – показанием Шифреса, бывшего начальника академии (Военно-хозяйственной академии РККА. – Ю. Р), Поляков в 1934–1935 гг. активно участвовал в троцкистской группировке, возглавляемой Славиным. Арестованные бывшие инструктора Пуокра Бойко, Соловьев и Волков… подтверждают свои показания о том, что Поляков укрывал и поддерживал бывших толмачевцев». [64]64
  РГВА, ф. 9, оп. 29, д. 348, л. 150.


[Закрыть]Речь здесь идет о бывшем члене Военного совета КОВО, а позднее комиссаре Военно-хозяйственной академии дивизионном комиссаре М. Н. Полякове, входившем в состав Военного совета при наркоме обороны. На него, уже освобожденного к этому времени от всех постов, судя по всему, собирался компромат, дабы придать последующему аресту видимость оснований.

Персональную ответственность за погром кадров на Мехлиса возлагают не только историки. Как установлено КГБ и Генеральной прокуратурой СССР, он принимал самое активное участие в решении вопросов об арестах видных военных работников. Действовал заодно с другими «кадровиками» – начальником управления Наркомата обороны по начсоставу Е. А. Щаденко и заведующим отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым. В ходе реабилитации ряда военных деятелей, проходивших по процессу о «военно-фашистском заговоре», были выявлены представления НКВД, направленные на имя наркома Ворошилова, об аресте членов военных советов ряда военных округов – H.A. Юнга, К. Г. Сидорова, A.B. Тарутинского, старшего инспектора Политуправления РККА Я. Г. Индриксона, заместителя начальника ПУ СКВО А. М. Битте и других. На этих документах имеются резолюции вышеназванной троицы, выражающей согласие с арестом.

Ищущий очередную жертву взор Мехлиса проникал повсюду. Прибегая к возможностям Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, он постоянно «просеивал» не ту, так иную категорию политработников. Так, 23 мая 1938 года он обратился с просьбой проверить в политическом отношении кандидатов в депутаты Верховных Советов союзных республик, выдвинутых военными советами и политуправлениями округов, 11 июня того же года – группу политработников в связи с назначением в ПУ РККА.

Одной из категорий лиц, подлежащих тотальной проверке и чистке, были представители национальностей, имевших государственные образования за пределами СССР. 10 марта 1938 года Маленков поручил Мехлису подготовить списки армейских коммунистов – поляков, немцев, латышей, эстонцев, финнов, литовцев, болгар, греков, корейцев и других. Указание было выполнено, и в июне того же года нарком обороны Ворошилов подписал директиву об увольнении из РККА командиров и политработников этих национальностей и уроженцев заграницы, априори подозреваемых в способности предать социалистические принципы, даже если они отдали их защите всю жизнь.

Увольнение высшего командного состава Красной Армии находилось вне компетенции Мехлиса, вопросы такого рода решались Политбюро ЦК ВКП(б) и наркомом обороны. Но начальник ПУ РККА нашел возможность влиять на ситуацию: в архивах хранится большое число его докладов на имя Сталина и других руководителей, ставящих под сомнение политическую благонадежность многих командиров.

Так, 21 марта 1938 года он бездоказательно доложил Сталину, Ежову и Ворошилову, что «авиация меньше всего очищена от вражеских сил», и просил снять заместителя начальника ВВС Я. В. Смушкевича и двух членов военного совета – ВВС РККА и АОН (армии особого назначения) с должности, а их дело передать в НКВД. Тогда Смушкевичу удалось отвести наветы, но весной 1941 года он был все же арестован и в октябре того же года без суда расстрелян.

А вот Разведывательное управление Генерального штаба не смогло противостоять наветам и подверглось катастрофическому разгрому. За 1937–1938 годы там было арестовано 182 человека. Начальник политотдела этого управления И. И. Ильичев доносил начальнику ПУ РККА: «Вам известно о том, что, по существу, разведки у нас нет… Нет военных атташе в Америке, Японии, Англии, Франции, Италии, Чехословакии, Германии, Финляндии, Иране, Турции, т. е. почти во всех главнейших странах». [65]65
  Цит. по: Сувениров О. Ф. РККА накануне… Очерки истории политического воспитания личного состава Красной Армии 1929 г. – июнь 1941 г. М., 1993. С. 202.


[Закрыть]На адресата это донесение не произвело ровным счетом никакого впечатления.

20 ноября 1938 года Мехлис, не боясь вступить в конфликт с наркомом обороны Ворошиловым, между прочим – членом Политбюро, через его голову обращается с письмом к Сталину: «В двух записках я докладывал ЦК ВКП(б) и наркому о положении в Разведупре. Там сидит группа сомнительных людей и шпионов. Начальнику политотдела Разведупра я разрешил разобрать в партийном порядке дело Колосова (имеется в виду П. И. Колосов. – Ю. Р.) – бывшего секретаря партбюро, связанного с врагами, выводившего их из-под огня… Сейчас тов. Ворошилов распорядился собрание отменить и вопроса не рассматривать. Нарком хочет ликвидировать политотдел, чего делать нельзя. Надо ввести также и комиссара.

С линией наркома в этом вопросе я не согласен. Неправильно также, что собрание отменяется через голову начальника Политуправления РККА… Вообще мне уже пора отвечать хотя бы за кое-что в Наркомате. Я готов отвечать за мою работу. Но я не могу мириться с тем, когда кругом не мало врагов (не только в Разведупре, но и в центральных управлениях), а я нахожусь в роли наблюдателя.

Прошу вызвать меня и дать линию. Наркому я доложил, что вопрос передаю в ЦК ВКП(б)». [66]66
  АПРФ, ф. 3, оп. 50, д. 22, л. 205.


[Закрыть]

Словом, аресты в органах военной разведки продолжались. И это – напомним – в канун Второй мировой войны! В пароксизме шпиономании, в желании любой ценой выслужиться перед Сталиным его бывший помощник, как видим, договорился до того, что руки ему вяжет не кто иной, как нарком обороны. А в общем-то, ход с письмом мог преследовать далеко шедшие расчеты: и себя в глазах вождя показать с выгодной стороны, и наркома, отношения с которым у Льва Захаровича никогда теплыми не были, лишний раз уязвить.

Руке Мехлиса принадлежит масса доносов, касающихся отдельных военных руководителей, в том числе тех, кто в годы Великой Отечественной войны вырос в крупных военачальников.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

На попытки Мехлиса дискредитировать его маршал обратил внимание Хрущева и Микояна в письме от 27 февраля 1964 года: «В 1937–1938 годах меня пытались ошельмовать и приклеить ярлык врага народа. И, как мне было известно, особенно в этом отношении старались бывший член Военного совета Белорусского военного округа Ф. И. Голиков (ныне маршал) и нач[альник] ПУРК-КА Мехлис, проводивший чистку командно-политического состава Белорусского ВО». [67]67
  Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 2001. С. 496


[Закрыть]

Маршал Советского Союза И. С. Конев.

Донос на него, тогда командира и военкома 37-й стрелковой дивизии, поступил в ЦК ВКП(б) еще в декабре 1937 года. По этому поводу начальник ПУ РККА Смирнов сообщил в ЦК о том, что Конев сомнений не вызывает, работает хорошо. В марте 1938 года Мехлис затребовал это письмо из архива, чтобы использовать для компрометации Смирнова. Занялись и новой проверкой Конева на том основании, что его прикрывал «враг народа». В декабре того же года Мехлис информировал ЦК: «По имеющимся сведениям Конев (к этому времени уже командующий 2-й отдельной Краснознаменной армией. – Ю. Р.) скрывает свое кулацкое происхождение, один из его дядей был полицейским». [68]68
  РГВА, ф. 9, оп. 29, д. 354, л. 265; д. 405, л. 7.


[Закрыть]

Маршал Советского Союза В. К. Блюхер.

Буквально сразу же по прибытии в штаб Краснознаменного Дальневосточного фронта, которым Блюхер командовал с 1 июля 1938 года, Мехлис и бывший с ним заместитель наркома внутренних дел М. П. Фриновский вступили в острый конфликт с командующим. При активном участии начальника ПУ РККА было сфабриковано «дело» Блюхера, которое рассматривал Главный военный совет РККА 31 августа 1938 года.

К маршалу, очевидно, присматривались давно. Его лояльность вождю проверили, введя вместе с заместителем наркома обороны Я. И. Алкснисом, начальником Генерального штаба РККА Б. М. Шапошниковым, командующими Московским, Белорусским, Ленинградским и Северо-Кавказским военными округами С. М. Буденным, И. П. Беловым, П. Е. Дыбенко, Н. Д. Кашириным в Специальное судебное присутствие, рассматривавшее дело о «военнофашистском заговоре» Тухачевского и других. Поистине не было границ сталинскому цинизму: сначала заставить военачальников участвовать в судилище над боевыми товарищами, а потом уничтожить и их самих, обвинив в участии в том же самом заговоре (из членов Специального присутствия остались в живых лишь Шапошников и Буденный).

Наверное, следует ради справедливости отметить, что Василий Константинович действовал на Хасане неудачно. По оценке маршала Конева, «во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил». Однако претензии, которые ему предъявили на заседании Главного военного совета, носили, прежде всего, не военный, а политический характер. Командующего Дальневосточным фронтом обвинили в «сознательном пораженчестве», неумении или нежелании «по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа», «двуличии, недисциплинированности и саботировании вооруженного отпора японским войскам». По итогам заседания ГВС РККА Блюхер от должности командующего был отстранен. [69]69
  Русский архив: Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР. Т. 13 (2–1). М., 1994. С. 60.


[Закрыть]До ареста ему оставалось чуть более полутора месяцев, до гибели в тюрьме в результате диких истязаний – еще 18 суток.

Генерал армии A.B. Хрулев.

«В конце 1937 г., – вспоминал он, – Мехлис уверял Сталина, что я враг, участник военно-фашистского заговора. Щаденко пытался возражать, но достаточно робко, а затем под влиянием Мехлиса и сам стал сомневаться. В 1938 г. я был близок к аресту». Позднее сам начальник ПУ с неудовольствием говорил, что только заступничество Сталина и Ворошилова, которые знали Хрулева еще по гражданской войне, спасло его крупных неприятностей. [70]70
  Хрулев A.B. Испытание войной // Тыл Вооруженных Сил, 1991, № 11. С. 29; См. также: Новая и новейшая история, 1995, № 2. С. 68–69.


[Закрыть]

Генерал-лейтенант М. Ф. Лукин.

В 1937 году за «притупление» классовой бдительности он был снят с должности военного коменданта Москвы и направлен заместителем начальника штаба СибВО. Будучи в Новосибирске проездом на Дальний Восток, Мехлис 27 июля 1938 года телеграфировал Щаденко и Кузнецову: «Начштаба Лукин крайне сомнительный человек, путавшийся с врагами, связанный с Якиром. У комбрига Федорова (тогда – начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР. – Ю. Р.) должно быть достаточно о нем материалов… Не ошибетесь, если уберете немедля Лукина». [71]71
  См.: Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. В 2 кн. Изд. 2-е, доп. Кн. 1. М., 1990. С. 544.


[Закрыть]Вызванного в Комиссию партийного контроля будущего Героя Советского Союза, командующего армией, спасло лишь вмешательство Ворошилова (к слову, редкий для наркома обороны случай).

Обнаружены также доносы, подписанные Мехлисом, на начальника Разведывательного управления РККА комдива А. Г. Орлова (17.12.1938), члена Военного совета ВВС РККА В. Г. Кольцова (3.03.1938), командующих войсками УрВО Г. П. Софронова (19.04.1938) и СибВО М. А. Антонюка (22.05.1938), заместителя командующего войсками МВО Л. Г. Петровского (26.05.1938), комдивов М. А. Рейтера (21.12.1938), И. Т. Коровникова (21.12.1938) и других. Большинству из них, к сожалению, не удалось доказать свою невиновность, и они пали жертвами репрессий.

Мехлис держался весьма независимо. Он и через голову своего непосредственного начальника наркома Ворошилова мог, как мы видели выше, обратиться к Сталину, а уж с другими руководящими работниками и вовсе не боялся отношения испортить.

Доверием маршала Буденного пользовался командир особого кавалерийского полка Наркомата обороны комбриг К. Г. Калмыков. Член военного совета Московского военного округа дивизионный комиссар А. И. Запорожец по-всякому пытался убрать Калмыкова, заподозренного в связях с «врагами народа», даже проинформировал секретаря ЦК A.A. Андреева о необходимости уволить комполка из армии. Но вмешивался командующий округом Буденный, беря подчиненного под защиту. Не добившись желаемого, Запорожец доложил начальнику ПУ РККА. Тот направил целый доклад о положении в особом кавполку и его командире на имя Сталина и Ворошилова, как председателя Главного военного совета. [72]72
  РГВА, ф. 9, оп. 29, д. 351, л. 429–434.


[Закрыть]Калмыков «политического доверия не заслуживает», говорилось в нем, однако пользуется поддержкой маршала Буденного.

Лев Захарович, настаивая на отстранении комбрига от должности, по сути, одновременно ставил вопрос и о политической незрелости, если не хуже, его высокого покровителя. Он, таким образом, давал понять: в борьбе с врагами народа для него нет никаких компромиссов, никаких привходящих обстоятельств, вроде соображений субординации или дружеских отношений. Подобные импульсы, посылаемые Сталину, принимались весьма благосклонно, чему есть много подтверждений. И главное из них то, что Мехлису было позволено свирепствовать вплоть до сентября 1940 года, когда даже провалившийся Ворошилов уже был убран с поста наркома.