Текст книги "Мехлис. Тень вождя"

Автор книги: Юрий Рубцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Поведение начальника ПУ РККА высвечивало его нравственную ущербность, склонность к фарисейству и интриганству. Расправившись с десятками и сотнями по-настоящему преданных государству и народу коммунистов-руководителей, он без тени малейшего смущения заявил с трибуны XVIII съезда ВКП(б): «Всем нам, армейским большевикам, пора по-сталински относиться к судьбе члена партии, не допускать исключения человека по шепоткам в закоулках, а действовать только на основе документов и фактов». [73]73
  Мехлис Л.3. Речь на XVIII съезде ВКП(б) 14 марта 1939 г. М., 1939. С. И.


[Закрыть]

Расправы над конкретными людьми сопровождались массовым «промыванием мозгов». В соответствии с директивой от 26 мая 1938 года в учебные планы военных и военно-политических училищ, курсов, военных академий, дивизионных партийных и комсомольских школ, окружных домов партийного образования вводился специальный курс «О методах борьбы со шпионско-вредительской, диверсионной и террористической деятельностью разведок капиталистических стран и их троцкистско-бухаринской агентуры». А каждый судебный процесс над этой самой «агентурой» предварялся и сопровождался шумной пропагандистской кампанией в армейской печати, о чем следовали многочисленные указания начальника ПУ РККА.

Лишь к концу 1938 года наркотический дурман репрессий вроде бы отпустил инквизиторов: на общегосударственном уровне появились первые признаки изменения репрессивной политики. В секретном постановлении СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» положительно оценивалась работа органов НКВД по «очистке СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров». В то же время здесь перечислялись «крупнейшие недостатки и извращения» в работе НКВД и прокуратуры – массовые необоснованные аресты, грубое нарушение процессуальных норм и т. п. Правда, все это списывалось на «врагов народа», пробравшихся в органы НКВД. Тем не менее была признана необходимость дальнейшую работу организовать «при помощи совершенных и надежных методов». Постановление запрещало массовые аресты и высылки, ликвидировало судебные «тройки». Через несколько дней с поста наркома внутренних дел был снят Ежов.

На перемены вынужден был реагировать и Мехлис. Когда в конце декабря военком и начальник политотдела Военной академии им. М. В. Фрунзе запросили его разрешение на разбор персонального дела начальника академии комдива H.A. Веревкина-Рахальскош в связи с тем, что тот в 1919–1920 годах служил вместе с арестованным командармом 1-го ранга И. П. Беловым и другими «врагами народа», они получили отказ. Более того, Мехлис бросил упрек бдительным ходатаям: «Нельзя за работу в 1919 г. с Беловым привлекать к ответственности. Если судить по тому, кто с кем работал в 1919–20 гг., то перебьем все кадры. Надо солидно обосновать». [74]74
  Сувениров О. Ф. РККА накануне. С. 93.


[Закрыть]

Не поздновато ли стало приходить прозрение? К концу 1938 года Красная Армия была уже в полном смысле слова обезглавлена. Из девяти военных работников (Ворошилов, Гамарник, Якир, Блюхер, Булин, Егоров, Тухачевский, Буденный и Уборевич), избранных в 1934 году XVII съездом ВКП(б) в состав ЦК, семеро были объявлены в 1937–1938 годах врагами народа, участниками «военнофашистского заговора». Исключения составили Ворошилов и Буденный, хотя на последнего органы НКВД также сфабриковали показания о принадлежности его к «заговору». Из 36 видных командиров и политработников, избранных на VII Всесоюзном съезде Советов в члены ВЦИК, врагами народа были объявлены 30.

К ноябрю 1938 года из 108 членов Военного совета при наркоме обороны СССР не репрессировали только 10 человек. Из высокопоставленных военных были осуждены также секретарь Совета Союза ЦИК СССР И. С. Уншлихт и секретарь Комитета обороны при Совнаркоме СССР Г. Д. Базилевич. Подверглись репрессиям 22 начальника и 30 ответственных работников управлений Наркомата обороны и Генерального штаба, командующие войсками Московского, Ленинградского, Белорусского, Забайкальского, Закавказского, Северо-Кавказского, Среднеазиатского, Уральского, Харьковского военных округов, Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, восемь начальников военных академий, институтов и школ. Всего за эти два года были арестованы и осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР 408 человек руководящего и начальствующего состава РККА и ВМФ. К высшей мере – расстрелу был приговорен 401 человек, семь – к различным срокам заключения в исправительно-трудовых лагерях. [75]75
  Реабилитация. С. 300–302.


[Закрыть]

Последствия вопиющих беззаконий самым роковым образом сказались на трагедии Красной Армии летом 1941 года. Да что там – вся война могла быть иной, не столь длительной и кровопролитной. Народ и армия как минимум дважды жестоко заплатили за бешеное властолюбие и диктаторские притязания своих больших и малых вождей: в дни мира и годину войны.

Что касается личной ответственности Мехлиса за уничтожение военных кадров, то нельзя умолчать о существовании и компромиссной точки зрения. Например, бывший главный редактор «Красной звезды» Давид Ортенберг, хорошо знавший его лично, утверждал, что в пору репрессий начальник ПУ РККА брал некоторых лиц под защиту. В числе таковых он называл не только себя, но и заместителя начальника ПУ Кузнецова. Материалы о связях последнего с «врагами народа», по свидетельству писателя, так и остались похороненными в сейфе Мехлиса. [76]76
  Ортенберг Д. И. Сталин, Щербаков, Мехлис и другие. М., 1995. С. 7.


[Закрыть]Увы, такие примеры единичны, и не они определяли линию поведения начальника ПУ РККА.

«Глаза и уши» партии

Подлинная ситуация в Вооруженных силах, складывавшаяся в конце 30-х годов, была очень далека от победных реляций Мехлиса на партийных съездах и пленумах, на форумах армейских политработников. Его излюбленный тезис: Красная Армия, очищаясь от «врагов народа», становится все крепче и боеспособнее – вопиюще контрастировал с реальной действительностью.

Так, по донесению главного военного прокурора о самоубийствах в Красной Армии, их число постоянно росло: с 477 в 1938-м до 684 в 1939-м и 1362 – в 1940 году. Аналогичная динамика наблюдалась и в росте покушений на самоубийства, соответственно: 355, 487, 618. Могут возразить: сравнивать абсолютную статистику без учета роста численности армии, шедшего в эти годы, некорректно. Однако в любом случае в качестве основной причины суицида лишь болезнь стоит выше «боязни ответственности» – такой формулировкой прокурор определил целый комплекс факторов: страх людей перед застенками НКВД, невыносимый моральный гнет от вздорных обвинений в свой адрес, отказ предавать товарищей и доносить на них и т. п. [77]77
  ЦАМО, ф. 32, on. 11 309. д. 13, л. 97, 99.


[Закрыть]

Невиданно снизился уровень боевой учебы, резко ослабла воинская дисциплина. «Если сравнить подготовку наших кадров перед событиями этих лет, в 1936 году, и после этих событий, в 1939 году, надо сказать, что уровень боевой подготовки войск упал очень сильно, – говорил по этому поводу маршал Г. К. Жуков. – Мало того, что армия, начиная с полков, была в значительной мере обезглавлена, она была еще и разложена этими событиями. Наблюдалось страшное падение дисциплины, дело доходило до самовольных отлучек, до дезертирства. Многие командиры чувствовали себя растерянными, неспособными навести порядок». [78]78
  Цит. по: Симонов КМ. Глазами человека моего поколения. М., 1988. С. 348–349.


[Закрыть]

Руководящие документы того времени указывали на еще одно свидетельство крайнего морального угнетения военнослужащих – пьянство, которое, как следовало из приказа наркома обороны от 28 декабря 1938 года, «стало настоящим бичом армии».

Это дополнительные факты к имеющимся в литературе многочисленным свидетельствам того, насколько был деморализован личный состав Красной Армии, накрытый идущей «сверху» погромной волной, оказавшийся в тисках дикого произвола органов НКВД, оглушенный истерическими воплями о всепроникновении заговорщиков, шпионов, террористов. Не был исключением и многочисленный отряд политработников. Однако Мехлис, докладывая об этом в ЦК, списывал все на вредительство «врагов народа», которые якобы стояли во главе политорганов и особых отделов и вредили, как только могли. Тем самым под предлогом необходимости очистки армейских рядов от «дохлых кошек» – «ставленников гамарников и булиных» он выдавал и себе, и своим подручным индульгенцию на дальнейшее избиение кадров.

Свою опору Мехлис видел в комиссарах. Последние были введены в штаты воинских частей, соединений и учреждений еще до его прихода в ПУ РККА – 10 мая 1937 года. Появление нового института, так явно напомнившего об обстановке чрезвычайности периода Гражданской войны, не случайно совпало с началом «большого террора». Эти события были, безусловно, синхронизированы.

Сталина и его окружение, видимо, мало трогало, что введение этого института подрывало, если не ликвидировало, установившееся с таким трудом единоначалие в РККА. Гораздо больше их волновало, насколько быстро и надежно можно будет с помощью комиссаров сделать из красных командиров покорных «овечек», бессловесных исполнителей верховной воли.

В связи с этим характерна публичная одобрительная оценка, данная им на совещании политработников в марте 1938 года поведению одного из комиссаров: «В Московском округе был такой разговор. Было сказано, что я – мол, комкор, а ты дивизионный комиссар; это было сказано с тем, чтобы комиссар не забывал о высоком звании командира, а тот ответил, что мне на это начхать, что он является членом Военного совета и что он одновременно является комиссаром, – вот вам ответ настоящего комиссара».

На этой почве Мехлис даже пошел на конфликт с заместителем наркома обороны начальником управления по начсоставу РККА армейским комиссаром 2-го ранга Щаденко. Последний был одним из наиболее активных проводников репрессивной политики, но и его обеспокоили масштабы арестов и увольнений командиров различных степеней. Отталкиваясь от решений январского пленума ЦК ВКП(б) 1938 года «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков», он дал указание военным советам округов, начальникам центральных управлений НКО и начальникам военных академий пересмотреть все представления на увольнение комначсостава, всесторонне проверив основательность имеющегося порочащего материала. Представлять к увольнению следовало только после подтверждения компрометирующих данных. Необоснованно уволенных предписывалось вернуть в РККА. Отдельным пунктом директива требовала «изъять из личных дел восстановленных в РККА не подтвердившиеся компрометирующие их материалы (характеристики, досрочные аттестации и т. п.). То же сделать и в отношении комначсостава, представленного, но не подлежащего увольнению в силу неосновательности мотивов». [79]79
  Репрессии в Красной Армии (30-е годы). Сборник документов из фондов РГВА. Наполи, 1996. С. 292.


[Закрыть]

Мехлис не только оставил на документе помету: «Считаю этот пункт неправильным», но и оспорил его. В письме в ЦК ВКП(б) и на имя наркома обороны он высказал пожелание «немедленно отменить этот явно враждебный приказ тов. Щаденко». Требование при рассмотрении дел посылать ответственных работников на места для расследования и обязательно вызывать увольняемых для личной беседы он квалифицировал как «недопустимую затяжку и волокиту при разборе дел». А изъятие из личных дел всех не получивших подтверждения компрометирующих материалов назвал тормозом в деле избавления Красной Армии от врагов: «Такой очисткой личных дел создается полная безответственность в изучении людей и условия для укрывательства врагов».

Не сумев настоять на своем, начальник ПУ РККА на практике саботировал приказ Щаденко и требовал этого же от подчиненных. «По линии политработников я не позволю изымать материалы из личных дел», – заявил он на упомянутом выше Всеармейском совещании политработников. Там же он во всеуслышание назвал «дурацкой вещью» еще одну директиву Щаденко, направленную командующим войсками округов и требовавшую прислать в управление по начсоставу РККА партполитхарактеристики и служебные отзывы на командиров от капитана до комбрига для их изучения и выдвижения. Эту директиву он расценил как непозволительное командование партийными организациями.

Таким образом, начальник ПУ и заместитель наркома обороны публично призывал командно-начальствующий состав не выполнять приказы старшего начальника, такого же, как он, заместителя наркома. Трудно найти более убедительный пример того, насколько серьезную опасность несла такая линия поведения принципам единоначалия, интересам укрепления воинского порядка и дисциплины. И дело здесь, как может показаться, не только в личности самого Мехлиса. Вмешательство военкомов в оперативную деятельность командиров, гласный и негласный надзор за ними были обычной, общераспространенной практикой, подрывавшей авторитет командира, начальника, расшатывавшей устои воинской службы.

На Всеармейском совещании политработников в апреле 193 8 года Мехлис, назвав комиссаров «именинниками» этого совещания, напомнил им слова Сталина о том, что «комиссар – глаза и уши партии и правительства». Между тем, заметил докладчик, многие из них до сих пор чувствуют себя на положении помполитов (то есть помощников командиров по политической части). С таким положением свыклись сами новоиспеченные комиссары, оно устраивает и командиров. С этим теперь должно быть покончено, торжественно провозгласил начальник ПУ. Поскольку военный комиссар есть представитель партии и советской власти в части, то «вы обязаны по делам проверять и судить о всех политических и командных работниках, в том числе и о командире».

Командный состав, таким образом, ставился под контроль комиссаров, гласный и негласный. В Политуправлении РККА в составе отдела руководящих партийных органов было создано отделение по изучению политико-морального состояния командиров и начальствующего состава, где аккумулировалась вся негативная информация об этой категории руководителей. Совершенно секретной директивой начальникам политуправлений округов, армий, комиссарам и начальникам политорганов соединений, частей и учебных заведений от 17 апреля 1938 года Мехлис предписал два раза в год (к 1 июня и 1 декабря) представлять ему подробные политические характеристики на командиров частей и соединений, начиная с полка и выше. Категорически требовалось обеспечить строжайший режим секретности – характеристики писать от руки, копий не оставлять и даже не ставить в известность свое непосредственное руководство. Мехлис особо обратил внимание: «Политхарактеристики представляются комиссарами дивизий, бригад и корпусов непосредственно (подчеркнуто Мехлисом. – Ю. Р.) в Политуправление на мое имя без предоставления их в округ».

Соответственно функциям подбирались и их исполнители. Надо ли удивляться после этого, что комиссары в своем большинстве не только не сумели защитить своих командиров от репрессий. Более того, многие из них инициировали позорные разбирательства и возглавляли борьбу с пресловутыми «врагами народа».

Вот один из таких ревностных деятелей – комиссар 11-й кавалерийской дивизии ЛBO полковой комиссар Д. Г. Кулаков. В письме Сталину он похвалялся, что только в течение июня – августа 1937 года направил военному совету округа представления на 40 человек «политически неблагонадежного комначсостава частей дивизии». «Из всех этих уволенных значительная часть арестована органами НКВД», – посчитал необходимым подчеркнуть Кулаков. И тем не менее даже его уволили из армии, причем, что особенно возмутило полкового комиссара, «за противодействие мерам по разоблачению «врагов народа»».

Бывшему военкому отдельного строительного батальона В. К. Смирнову тоже было чем похвалиться любимому вождю: «Но я без хвастовства говорю, что я в течение двух лет давал достаточно сигналов о наличии вредительства, но это доходило до осиного гнезда вредителей, шпионов, засевших в политуправлении ОКВДА». [80]80
  РГВА, ф. 9, оп. 29, д. 357, л. 301, 312.


[Закрыть]

Сколько было таких Кулаковых и Смирновых, которым в условиях тотального погрома совершенно развязали руки! На них, кстати, потом нередко и возлагали ответственность за репрессии, после чего выбрасывали, словно использованную ветошь.

То, что исследователи смогли в полный голос сказать лишь в наши дни, хорошо было видно наиболее проницательным наблюдателям и в те годы. Троцкий, говоря о последствиях введения в Красной Армии института военных комиссаров и вспоминая, в связи с этим, о военных советах и комиссарах, введенных в годы Гражданской войны, писал: «Исторический фильм развертывается в обратном порядке, и то, что было прогрессивной мерой революции, возвращается в качестве отвратительной и термидорианской карикатуры… Во главе армии стоит Ворошилов, народный комиссар, маршал, кавалер орденов и прочая, и прочая. Но фактическая власть сосредоточена у Мехлиса, который, по непосредственным инструкциям Сталина, переворачивает армию вверх дном. То же происходит в каждом военном округе, в любой дивизии, в каждом полку. Везде сидит свой Мехлис, агент Сталина и Ежова, и насаждает «бдительность» вместо знания, порядка и дисциплины. Все отношения в армии получили зыбкий, шаткий, плавучий характер. Никто не знает, где кончается патриотизм, где начинается измена. Никто не уверен, что можно, чего нельзя… Все выжидают и тревожно озираются по сторонам. У честных работников опускаются руки… Устои армии расшатываются… Действительные виновники прикрываются доносами на вредителей. Среди командиров усиливается пьянство, комиссары соперничают с ними и в этом отношении. Прикрытый полицейским деспотизмом режим анархии подрывает ныне все стороны советской жизни; но особенно гибелен он в армии…»

Даже если эти резкие оценки были продиктованы ненавистью Троцкого к Сталину, кто может сказать, что они не отражали истинной картины?

По собственному признанию Льва Захаровича, к моменту его прихода в ПУ РККА положение с кадрами политсостава было «крайне сложным». В некомплекте было 10 525 человек, или 29,8 процента от их штатной численности, в том числе высшего политсостава – 51 процент, старшего – 45,8. Чуть забегая вперед, скажем, что этот некомплект он своими руками сделал еще больше: в 1938 году дополнительно было уволено из армии еще 3176 политработников, прежде всего по трем причинам – в связи с арестом, в связи с их участием в прошлом в различных антипартийных группировках, а также «в порядке очистки» от лиц «подозрительных» национальностей – поляков, немцев, китайцев и т. п.

Проблему некомплекта усугубляло такое специфическое явление того времени, как «вридство» – временное исполнение должности. О масштабах этого крайне негативного явления дает представление доклад Мехлису 8 мая 1938 года начальника отдела ПУ РККА дивизионного комиссара А. Н. Храменко: в Военной академии им.

М. В. Фрунзе «все кругом вриды: начальник и комиссар академии, весь состав политотдела, все комиссары факультетов, все начальники кафедр, весь состав работников учебного отдела, все начальники курсов». [81]81
  РГВА, ф. 9, оп. 29, д. 351, л. 248


[Закрыть]Подобная картина отнюдь не была редкостью.

«Страшной армейской болезнью» назвал ее сам Мехлис, вынужденный признать, что «вридов больше, чем утвержденных людей», умалчивая, правда, об истинных причинах этого явления. А коренилось оно, прежде всего, в страхе тех начальников, от которых зависело утверждение на ту или иную должность, ошибиться, назначить потенциального «врага». Основания для страха были самые что ни на есть обширные, ибо, если исходить из иррациональной логики устроителей репрессий, «замазаны» были все: кто-то с кем-то из уже выявленных «врагов» или тех, кто будет выявлен позднее, вместе служил, с кем-то встречался на учениях, сборах, партийных мероприятиях, даже ехал в одном вагоне поезда (инкриминировалось, случалось, и такое). Поэтому должностные лица всеми силами уклонялись от принятия самостоятельных решений при назначении на должности.

Кто же, по мнению начальника ПУ, должен был заполнить зияющую кадровую брешь? Для начала прибегли к инъекции извне. 9 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) поручило Мехлису и возглавлявшему в ЦК партии отдел руководящих партийных органов Маленкову в трехдневный срок отобрать 100 выпускников вузов и Института красной профессуры для назначения армейскими политработниками. Неоднократные мобилизации ЦК на партполитработу в армию и в дальнейшем оставались одним из путей ликвидации кадрового некомплекта. В 1938 году таким Ьутем было призвано 258 человек, а в следующем – уже 5500 гражданских коммунистов. Но к чему это приводило? Многие, как докладывал Лев Захарович в ЦК ВКП(б), тяготились своей работой в армии, являлись «носителями низкой дисциплины».

Основным источником кандидатов на заполнение вакансий должны были стать все же армейские ряды. «Политорганы, – предписывал в связи с этим Мехлис начальникам политуправлений военных округов и армий 14 января 1938 года, – должны неустанно работать над выращиванием подлинно большевистских политработников сталинской закалки, способных неуклонно повышать большевизацию политаппарата РККА и беспощадно бороться со всеми врагами народа, до конца и без остатка ликвидировать последствия вредительства в рядах РККА». Чтобы ни у кого не возникало сомнений, что именно такие качества поощряются руководством, он в этой же директиве дал указание представить политработников, «показавших себя подлинными вожаками масс, стойкими в борьбе с троцкистско-бухаринскими и буржуазно-националистическими шпионами и диверсантами», в соответствии с решением ЦК партии и в связи с 20-летием РККА и ВМФ, к внеочередному повышению в воинском звании.

Собственно армейские кадры оказались, однако, настолько ослабленными, что дать солидную прибавку кандидатов на выдвижение в ограниченное время не могли. Правда, это если придерживаться установленного и испытанного порядка формирования командно-политического состава, постепенного выращивания кадров в соответствии с опытом и уровнем подготовки. Но Мехлис, сам выдвинутый на свой пост по произволу вождя, не опускался до «каких-то» элементарных норм, руководствуясь известным лозунгом, что у нас, если надо, «героем становится любой». И произвольно, аврально, без учета уровня подготовки прибегал к массовому выдвижению.

На самом-то деле, бодрился он, выступая перед участниками Всеармейского совещания, Красная Армия, как никто, богата кадрами. А посему «некомплекта политсостава в армии нет, есть некомплект в работе Политуправления РККА и в работе Военных Советов округов и Пуокров». Надо, мол, лишь «иметь смелость выдвигать молодых талантливых людей». И выдвигали: политруки становились полковыми комиссарами, начальниками политотделов дивизий, военкомами бригад и дивизий.

В основу подобной кадровой политики клался не уровень профессиональной компетентности, а политическая благонадежность, абсолютная лояльность к правящему режиму. Цену таким выдвижениям без скидок показала война с Финляндией.

Да и заклинания, откровенно говоря, помогали слабо. Прошел год, а проблема «вридства» по-прежнему оставалась в повестке дня. «Не позднее 10 февраля 1939 г. ликвидировать вридство среди политработников номенклатур Военных Советов округов. К этому же сроку полностью оформить материал на всех… политработников номенклатуры Политуправления РККА», – вынужден вновь телеграфировать начальник ПУ в военные округа.

Пытаясь решить проблему, он даже пошел на формальный конфликт с наркомом обороны, предложив взять 50–60 слушателей Военно-политической академии (а это в основном были политруки и старшие политруки), чтобы назначить их сразу военными комиссарами и начальниками политотделов дивизий и корпусов, то есть через три-четыре ступени. Но тут даже обычно податливый Ворошилов возразил, резонно полагая, что людям надо дать возможность хотя бы завершить учебу. Натолкнувшись на сопротивление, Лев Захарович обращается напрямую к Сталину, Андрееву и Жданову (копия – Ворошилову). Он доказывает: обстановка с кадрами высшего политсостава остается напряженной, в военных округах есть 227 вакансий на должности комиссаров и начальников политорганов дивизий и корпусов. Выход один – тот, что предлагает он.

Чтобы ликвидировать некомплект в среднем звене политработников, у Мехлиса был тот же рецепт – массовое выдвижение. 20 января 1938 года он обратился к Сталину, Кагановичу и другим секретарям ЦК за разрешением привлекать наиболее проверенных и грамотных красноармейцев и младших командиров в качестве заместителей и помощников политруков (таковых, по мнению начальника ПУ РККА, насчитывалось не менее 15–20 тысяч человек). И такое разрешение было получено. Кроме того, решением Политбюро из числа увольняющихся в запас было разрешено оставить в кадрах РККА 5 тысяч заместителей политруков. Тех из них, кто был кандидатом в члены партии, разрешалось допускать к исполнению обязанностей младших политруков.

Для политического натаскивания этого контингента с 1 октября в округах организовывались 6-месячные курсы. В связи с ростом численности Красной Армии политработников среднего звена требовалось все больше, так что в следующем, 1939 году, на этих курсах было подготовлено уже почти 9 тысяч заместителей младших политруков. Готовили наспех, по облегченной программе. В июле 1940 года в ПУ вынуждены были констатировать, что «6-месячный срок обучения не обеспечивает подготовки полноценного в политическом и военном отношении политработника». В связи с этим срок обучения продлевался до 1 года, и курсы переводились на типовой учебный план и программы окружных военно-политических училищ. И как-то забылось, что в свое время на Всеармейском совещании комсомольских организаций РККА в мае 1938 года Мехлис высокопарно назвал привлечение красноармейцев и младших командиров к политработе «сталинским призывом», «поистине историческим для судеб политработы в РККА». Иного результата авральные меры дать просто не могли.

На ликвидацию некомплекта политсостава и «вридства» с 1938 года были брошены все силы – окружные военные училища, годичные курсы по переподготовке военных комиссаров, пропагандистов и газетных работников при военно-политических училищах центрального подчинения – им. Ленина, им. Энгельса и им. Фрунзе, преобразованные из 6-месячных в годичные Высшие курсы усовершенствования политсостава РККА. Небольшую часть ранее уволенных из Вооруженных сил вернули в армейские ряды (в 1938–1940 годах – 386 человек). На военную политработу шли тысячи коммунистов с «гражданки».

Военным советам и начальникам политуправлений военных округов и армий под строжайшую ответственность было предписано не позднее 25 октября 1938 года заполнить все вакансии и за счет внутренних ресурсов сформировать резерв политработников всех уровней – от политруков до комиссаров и начальников политотделов соединений.

Но не может в одночасье подняться вырубленный лес. В июне 1939 года Мехлис направляет тем же адресатам директиву, в которой отмечает, что его указание о создании резерва политработников в округах и соединениях не выполнено. Каждому военному округу под личную ответственность начальников политуправлений округов, армий были установлены контрольные цифры резервистов – военных комиссаров и начальников политотделов соединений, военкомов полков и отдельных батальонов. Тем не менее до самого ухода Мехлиса из ПУ РККА эту проблему решить в полном объеме не удалось. Как докладывал он в ЦК партии, из некомплекта, составившего за 1938–1940 годы 45 459 должностей политсостава, около 4 тысяч к маю 1940-го оставались вакантными (при этом автор доклада пошел на подлог: некомплект составил не указанные им шесть процентов, а не менее девяти).

Кадровая работа шла на соответствующем идеологическом фоне. С уст начальника ПУ РККА не сходили бесконечные сентенции об опасности «врагов народа» всех мастей, о необходимости довести до каждого красноармейца положения закона о каре за измену Родине, об опасности идейного примиренчества и притупления классовой бдительности. Выявление враждебных происков шло неустанно.

Так, 19 апреля 1938 года своим приказом Мехлис уволил из армии и предал суду исполняющего должность начальника школы партактива 14-й мехбригады старшего политрука Т. К. Беспалова. Причина – выступил с «провокационной» речью на собрании беспартийных учителей, «клеветнически» осветил положение в СССР. В свою очередь, начальник политотдела бригады и исполняющий должность военкома 5-го мехкорпуса были наказаны за «недонесение».

«Политическую беспечность» допустили комиссар 3-й танковой бригады полковой комиссар Долгов, начальник политотдела батальонный комиссар Федосеев и политрук Власкин. Приказ Мехлиса дает «впечатляющую» картину происшедшего: кто-то проколол висевший в парткабинете бригады плакат «Кадры решают все». Характер проколов не оставлял сомнений, что налицо «вылазка врага нашей партии и советской власти». Долгов же и Федосеев вместо острого реагирования поступили «по-кабинетному» – они просто сняли этот плакат, а Власкин сжег его, «затруднив тем самым работу следственных органов».

На естественный вопрос сегодняшнего читателя, неужели ради такого случая нужно было издавать приказ по Красной Армии и разве не было у начальника Политуправления более серьезных дел, ответ есть. Антисоветчина, вражеские происки, что называется, высасывались из пальца, дабы поддерживать обстановку чрезвычайщины, атмосферу тотального страха и доносительства.

С осени 1938 года делать это Мехлису стало полегче – вышел в свет «Краткий курс» истории ВКП(б). И сразу на места полетели директивы положить его в основу всей работы по идейно-политическому воспитанию всех категорий военнослужащих. В пользу нового учебного курса по указанию начальника ПУ РККА решительно перераспределялось учебное время. В военных училищах на изучение истории СССР отводилось 100 часов, тогда как на историю ВКП(б) – тот же «Краткий курс» – 220 да плюс еще 30 часов на учебную дисциплину «О методах борьбы с шпионско-вредительской, диверсионной и террористической деятельностью…» (что было, в сущности, одно и то же).

Устанавливался выпускной экзамен по истории ВКП(б). Счет, таким образом, оказался, как минимум, 2,5: 1 не в пользу истории Отечества, при том, что и этот курс был насквозь идеологизирован. А директивой от 29 ноября 1939 года курс истории СССР и вовсе был упразднен. Все 280 часов учебного времени, отводимые на социально-экономический цикл, поглотили история ВКП(б) – 240 часов и партийно-политическая работа – 40. Кому после этого были неясны акценты, расставляемые большевистской верхушкой и ее верным адептом с четырьмя ромбами в петлице и большой звездой армейского комиссара 1-го ранга на рукаве кителя?

С выходом в свет «Краткого курса» Мехлису вообще стало легче осуществлять задачу, которую для себя он считал важнейшей – насаждение идеологии культа личности Сталина. С первых же дней пребывания его на посту начальника ПУ РККА примеров тому буквально сонм. Немало самых пышных эпитетов в адрес вождя прозвучало из уст Мехлиса на апрельском совещании политработников РККА, на XVIII съезде ВКП(б). Сам за себя говорит и пафос его доклада об итогах съезда на собрании партактива Киевского особого военного округа, растиражированного 6 апреля 1939 года «Правдой»: «Сталин – это Ленин сегодня. Сталин – наше знамя. Сталин – победа. Сталин – мировая коммуна. Хай живе рiдний Сташн!»