Текст книги "Поэзия мифа и проза истории"

Автор книги: Юрий Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

При беглом, поверхностном знакомстве с «Илиадой» может сложиться впечатление, что в поэме очень мало чисто мифологических элементов, например сказочной фантастики, мотивов, так или иначе связанных с религиозным верованиями древних греков. Показательно, что даже там, где поэт, казалось бы следуя самой логике сюжета, должен был использовать сказочные черты в образах своих персонажей, он их, по-видимому, сознательно опускает. Так, известный по мифу мотив неуязвимости Ахилла для любого оружия, о которой позаботилась при его рождении мать – морская богиня Фетида, – у Гомера практически не находит никакого применения. Если не обращать внимания на почти постоянное присутствие на эпической сцене олимпийских богов, впрочем и внешне, и в чисто психологическом плане почти не отличающихся от обычных смертных, и их вмешательство в разыгрывающиеся на этой сцене события (каждый из богов или богинь, как хорошо известно читателям «Илиады», болеет за одну из двух враждующих сторон – греков или троянцев – и всячески ей содействует), то, пожалуй, можно было бы без особых колебаний допустить, что поэт действительно описал один из наиболее примечательных эпизодов Троянской войны, во многом ускоривший ее развязку. Более того, некоторые части поэмы воспринимаются как самая настоящая историческая хроника, неизвестно, каким образом попавшая в руки Гомера и включенная им в свое произведение. Таков, например, знаменитый «Каталог кораблей», или перечень ахейского войска, составляющий значительную часть II песни «Илиады» и восходящий, как считают некоторые авторы, правда без достаточных к тому оснований, непосредственно ко времени реальной осады Трои.

И все же внимательный анализ основной фабулы великой поэмы довольно быстро убеждает каждого непредубежденного исследователя в ее чисто фольклорном, отнюдь не историческом происхождении. История героя, которому нанесена тяжкая обида, заставившая его отказаться от участия в борьбе с врагами в критический момент для его отечества или его соплеменников (если дело происходит на чужбине), но затем забытая из-за каких-то чрезвычайных обстоятельств, известна в мировом фольклоре во множестве разнообразных вариантов и с полным правом может быть отнесена к разряду типичных эпических сюжетов. С одной из ее версий мы сталкиваемся в русской былине «Про татарское нашествие». Татары во главе с Идолищем Поганым осадили Киев и требуют немедленной сдачи города. Князь Владимир умоляет Илью Муромца, которого он сам посадил за какую-то провинность в погреб, выйти против татар. Илья делает вид, что не слышит просьб князя. В уговоры включается княгиня Апраксина (по другой версии – Опракса, королевна). Только после долгих поклонов князя и княгини и обещаний богатых даров (50 бочек зеленого вина) строптивый богатырь сменяет гнев на милость, выходит в поле и спасает Киев от врагов. Сказитель или сказители, создавшие былину, разумеется, никогда не слышали об «Илиаде» и вряд ли что-нибудь могли из нее заимствовать даже через какие-то промежуточные инстанции. Просто сам строй их художественного мышления был во многом близок гомеровскому, что и привело к сюжетному сходству этих двух столь удаленных во времени и в пространстве образцов героического эпоса.

Несколько вариантов истории разгневанного героя мы находим в греческой мифологии. Один из вариантов Гомер, по-видимому, вполне сознательно ввел в IX песнь «Илиады» в качестве поучительной параллели к главной сюжетной линии поэмы. Здесь с рассказом об отречении от гнева этолийского героя Мелеагра обращается к Ахиллу его старый воспитатель Феникс, дабы успокоить и смягчить его разгневанное сердце. Если же выйти за рамки непосредственного сюжета «Илиады» и одним взглядом окинуть весь обширный круг сказаний, посвященных Троянской войне, ее предыстории и трагическому завершению, то здесь мы найдем множество разнообразных мифологических сюжетов и очень мало того, что можно было бы считать историей в ее чистом, не искаженном фольклорными примесями виде. Вспомним хотя бы знаменитую свадьбу Пелея и Фетиды, на которой начался великий спор между тремя верховными богинями олимпийского пантеона, затем суд Париса, избранного третейским судьей в этом споре, похищение Елены троянским царевичем и множество других событий, завершающихся взятием Трои с помощью чудесного деревянного коня и возвращением героев – участников похода к себе на родину, опасными приключениями и неслыханными бедствиями, выпавшими на долю большинства из них. Реальная Троянская война, даже если предположить, что когда-то она все же происходил а на самом деле, как бы растворяется и исчезает в бесконечных сюжетных хитросплетениях великого эпического цикла, явно не имеющих никакого отношения к подлинной истории.

Мы не можем завершить наши размышления об исторической основе мифа о Троянской войне, не упомянув еще об одном любопытном источнике, возможно имеющем если не прямое, то хотя бы косвенное отношение к этому же сюжету. Впервые этот источник стал достоянием науки в 1924 году в связи с сенсационными открытиями швейцарского лингвиста Э. Форрера, которому удалось прочесть в текстах из дворцового архива хеттских царей, найденного во время раскопок древней цитадели в Хаттусе (совр. Богазкеой, Центральная Турция), несколько, как он утверждал, греческих имен. Все они были хорошо известными именами мифических героев. Среди них мы видим Атрея – родоначальника царского дома Атридов, отца братьев – предводителей ахейского войска под Троей Агамемнона и Менелая; Этеокла – одного из двух сыновей прославленного фиванского героя и царя Эдипа, погибшего в кровавой схватке со своим родным братом Полиником; Андрея – тоже мифического царя беотийского города Орхомена и, наконец, Александра. По мифу таково было второе греческое имя царевича Париса – похитителя Елены, признанного главным виновником Троянской войны. Правда, в дальнейшем некоторые из этих, как считали другие ученые, чересчур смелых догадок Форрера были отвергнуты. В самих хеттских текстах обнаруженные им якобы греческие имена звучали совсем не по-гречески. Так, вместо «Атрея» читалось «Аттарисья» или, может быть, «Аттарсия», вместо «Этеокла» – «Тавагалава», вместо «Андрея» – «Антарава». Известное сходство с греческим Александрос можно было признать лишь в имени Алаксандус. В этом единственном случае правильность чтения Форрера подтверждали также и некоторые другие факты.

В письме хеттского царя Муваталлы, адресатом которого является Алаксандус, его имя прямо связано с названием не то города, не то местности, которое может читаться как Вилуса или в других текстах Вилусия. В этом названии довольно легко угадывается, вероятно, искаженное на хеттский манер (В)илиос или (В)илион – одно из двух названий гомеровской Трои. В том же письме Муваталлы Форрер обнаружил и еще одну любопытную деталь, как будто тоже подтверждающую его первую догадку. Среди богов Вилусы фигурирует божество по имени Аппалиунас, в котором Форрер без труда узнал Аполлона – главного покровителя и защитника Париса и вообще всех троянцев в «Илиаде». Но если и этого мало, то вот еще один факт, эффектно дополняющий общую картину. В египетских надписях, повествующих о знаменитой битве при Кадеше (около 1300 года до н. э.), в которой войска фараона Рамзеса II были разбиты хеттами, среди союзников хеттов упоминается племя дрдни, что довольно близко напоминает одно из наименований троянцев все в той же «Илиаде» – дарданы. Письмо Муваталлы к Алаксандусу Вилусскому, также написанное где-то около 1300 года, представляет собой договор о дружбе, союзе и помощи, которую правитель Вилусы должен оказывать хеттскому царю в случае его столкновения с какой-нибудь третьей державой. Отчего бы не предположить, что троянцы (дарданы) сражались на стороне хеттов в битве при Кадеше, выполняя условия этого или какого-нибудь другого еще раньше заключенного договора?

Все эти замечательные совпадения должны вдохнуть в душу усталого читателя хороший заряд оптимизма. После долгих блужданий во тьме вдали как будто наконец-то появился просвет. Из переписки хеттского царя Муваталлы нам удалось узнать, что действительно существовал по крайней мере один из главных героев троянского цикла мифов – Александр, он же Парис, а это не так уж мало. Исторической реальностью, а не плодом поэтического вымысла мы должны признать также и саму Трою – родной город Париса, который был известен хеттам, как это следует из того же письма Муваталлы, под другим своим названием – Илион-Вилуса. Правда, вдумчивый читатель наверняка обратит внимание и на некоторые пусть не очень существенные, но все же досадные расхождения между свидетельствами греческого мифа и хеттского клинописного текста. В мифе Александр всего лишь троянский царевич, один из многих сыновей престарелого царя Приама. Хетты знали его как самостоятельного правителя, вероятно царя или князя Вилусы. Еще важнее расхождение в хронологии. Между временем, когда жил и правил Алаксандус из Вилусы, и временем Троянской войны, как его определяли наиболее авторитетные греческие хронографы (1184 год до н. э.), получается разрыв продолжительностью более чем в сто лет. И даже если взять явно заниженную Блегеном датировку гибели Трои VIIa – 1260–1250 годы до н. э., разрыв, хотя и не такой большой, все же остается. Возможен только один выход из этого затруднительного положения, если мы признаем, что под Вилусой хетты подразумевали не Трою VIIa, а предшествующую ей Трою VI, которая погибла где-то около 1300 года до н. э., то есть примерно в то время, к которому относится и письмо Муваталлы к Алаксандусу.

Но главные трудности нас ждут впереди. В своем рассказе мы еще не упомянули о двух удивительных открытиях Э. Форрера, которые он сделал, читая другие документы из того же хеттского архива в Хаттусе. А между тем эти открытия намного усложняют всю ситуацию, казавшуюся до сих пор простой и ясной. Так вот, во-первых, Форрер установил, что кроме названия Вилуса-Илион хеттам было известно еще и название Троя, звучавшее в их языке как Труиса, а может быть, и как Троиса, Тарувиса, Тарвиса и т. д. Это название было прочитано знаменитым лингвистом в длинном перечне областей или, может быть, городов страны Ассува, занимавшей, по всей видимости, северо-западную часть Малой Азии[23]23
  Само название Ассува, возможно, связано с позднейшим греческим словом «Азия». Первоначально так называлась только северо-западная часть Малой Азии, включавшая некоторые районы Лидии и Троаду. Позднее это название распространилось на всю Малую Азию, а затем и на лежащие еще дальше на восток области Азиатского континента.


[Закрыть]. Рядом с топонимом Труиса в этом же перечне стояло уже знакомое нам Вилуса, в несколько видоизмененной форме Вилусия. Отсюда следует вывод, что хеттам Троя и Илион были известны не как разные названия одного и того же города, как использует эти два слова Гомер, а как названия двух разных, хотя, вероятно, и расположенных по соседству, городов или областей. Возможны различные объяснения этого странного парадокса: 1) Вилуса и Труиса в перечне городов страны Ассува вовсе не тождественны Илиону и Трое; 2) такое тождество допустимо лишь в каком-то одном из этих двух случаев; 3) в греческой поэтической традиции, восходящей к XIV–XIII векам до н. э. и позднее использованной Гомером в «Илиаде», оба эти города каким-то образом слились (может быть, благодаря их близкому соседству на карте Малой Азии) и образовали один город с двойным названием. Какое из этих трех объяснений соответствует действительности, мы пока не знаем.

Во-вторых, Форрер вычитал в документах дворцового архива Хаттусы еще одно легко узнаваемое название – Аххиява. Так называлось некое могущественное государство, находившееся в довольно сложных то мирных, то враждебных отношениях с Хеттским царством. Несмотря на то что интересы обоих государств довольно тесно между собой переплетались и упоминания об Аххияве встречаются в хеттских источниках неоднократно, до сих пор ученым не удалось установить точное местоположение этого влиятельного соседа Хеттской державы. Существует несколько различных вариантов решения этой сложной проблемы. Сам Форрер поместил Аххияву на южном побережье Малой Азии, в области, которая в более поздние времена называлась Памфилией. Высказывались, однако, и другие предположения. Одни считали наиболее подходящим местом для Аххиявы один из трех больших островов, примыкающих к Малой Азии с юга: Родос, Кипр или Крит, другие называли западное побережье той же Малой Азии с городом Милетом, третьи – район Троады на северо-западе полуострова. Самая же смелая (но не самая правдоподобная) из этих догадок заключалась в том, что под Аххиявой хетты подразумевали то ли всю балканскую Грецию, то ли какую-то ее часть, например Пелопоннес. Почему эта проблема привлекла к себе столь пристальное внимание ученых-историков и лингвистов и вызвала бурную, никак не затихающую дискуссию? Ответ напрашивается сам собой. В названии государства Аххиява довольно легко угадывается слово, родственное одному из трех гомеровских названий греков «ахайой» или, еще точнее, «ахайвой», то есть «ахейцы» («Аххиява», очевидно, может считаться производным от имени народа, означая «Страна ахейцев»). Если это действительно так, а большинство ученых, специально занимавшихся этой проблемой, убеждены в том, что иначе и быть не может, то открытие Форрера имеет огромную историческую значимость. Ведь ему удалось найти самые древние из всех известных в науке упоминаний о греках в восточных источниках, причем из этих упоминаний ясно следует, что уже в те времена, к которым относятся тексты из хаттусского архива (в основном это XIV–XIII века до н. э.), греки-ахейцы были одной из самых влиятельных политических сил в Восточном Средиземноморье, с которой не могла не считаться даже такая могущественная держава, как Хеттское царство. Поэтому вполне понятно стремление ученых по возможности точно определить то место на карте, где могло находиться загадочное государство Аххиява.

От ответа на этот вопрос прямо и непосредственно зависят наши представления о политической обстановке, которая сложилась в Малой Азии и Эгейском бассейне в конце эпохи бронзы, то есть как раз в то время, когда, согласно наиболее правдоподобным догадкам современных историков, должна была происходить реальная, а не придуманная Гомером Троянская война. Едва ли нужно объяснять, как интересно было бы взглянуть на это событие глазами его современников, к тому же находившихся на азиатской, а не на европейской стороне Эгеиды, отделявшей Грецию от Троады. К сожалению, никаких прямых свидетельств об осаде и взятии греками Трои или Илиона до сих пор в хеттских архивных документах найти не удалось, хотя правители Хеттского царства, несомненно, должны были быть хорошо осведомлены об этих происшествиях, поскольку они весьма близко затрагивали также и их политические интересы (как мы уже видели, в поле зрения хеттской дипломатии находилась даже не одна, а целых две Трои: Вилуса и Труиса, а царь одного из этих городов, Алаксандус из Вилусы, был союзником и вассалом хеттского царя). Лишь в одном тексте из Хаттусы, представляющем собой письмо от неизвестного хеттского царя к опять-таки неизвестному царю государства Аххиява[24]24
  Этот документ известен в науке как «письмо Тавагалавы». Тавагалава – имя родственника царя Аххиявы, упоминаемого в письме.


[Закрыть] (имена обоих царей, очевидно, были начертаны в табличке, содержащей начало этого пространного документа, но она-то как раз и не сохранилась) в весьма неясных выражениях упоминается какой-то конфликт между хеттами и Аххиявой из-за Вилусы. Было бы, конечно, весьма заманчиво попытаться тем или иным способом сблизить это событие с той войной греков с троянцами, о которой повествуется в гомеровской «Илиаде» (хронологически они не так уж сильно удалены друг от друга, если принять предложенную Блегеном датировку гибели Трои VIIa где-то в середине XIII века), но этому мешают, по крайней мере, три обстоятельства. Во-первых, конфликт, о котором идет речь в только что упомянутом письме хеттского царя, был, судя по всему, улажен мирным путем. До разрушения Вилусы дело на этот раз как будто не дошло. Во-вторых, Гомеру, по-видимому, ничего не было известно о Хеттской державе – одном из двух главных участников конфликта. Наконец, в-третьих, если государство Аххиява находилось не в Европе, а в Азии или где-то вблизи от нее – на одном из островов Эгейского или Средиземного моря (а к этому мнению склоняется сейчас большинство ученых), – то получается опять-таки слишком большое расхождение между показаниями хеттского источника и греческой мифологической традиции.

Итак, мы поступили бы, пожалуй, слишком неосторожно, если хотя бы на минуту допустили, что за вроде бы знакомыми именами и географическими названиями, прочитанными в хеттских клинописных текстах из Богазкеоя, скрываются те самые лица и места, которые фигурируют и в греческих эпических сказаниях о походе на Трою. И все же какая-то связь между этими двумя столь сильно различающимися между собой видами источников, скорее всего, существует. Как явствует из документов богазкеойского (хаттусского) архива, и хетты, и ахейцы были хорошо осведомлены о находившемся где-то, вероятно в северо-западной части Малой Азии, небольшом княжестве или царстве Вилуса, которое по крайней мере в одном случае упоминается вместе с другим, наверно, соседним, царством Труиса, и, похоже, в равной степени были заинтересованы в установлении своего контроля над этим районом.

Если хеттам это на какое-то время удалось, то об ахейском протекторате над Вилусой и Труисой нам ничего не известно, хотя попытки подчинения, а может быть, даже прямого захвата этих двух царств с ахейской стороны, видимо, все же предпринимались и, как следует из одного уже упомянутого документа, привели к прямому конфликту с Хеттским государством, хотя его и удалось своевременно уладить. Можно, таким образом, предполагать, что события, о которых идет речь у Гомера и в хеттских источниках, в конкретной исторической действительности (конечно, если считать и то, и другое историей) происходили как бы в двух разных плоскостях. Но по крайней мере в одной точке они пересекаются. Претензии ахейских владык на Вилусу[25]25
  Вилуса, или Труиса, или обе они вместе, возможно, и в самом деле были захвачены и разрушены ахейцами, и нельзя считать совершенно исключенным, что свидетельством этого события как раз и являются руины древней цитадели – то ли Трои VI, то ли Трои VIIa, открытые на Гиссарлыке.


[Закрыть], где бы ни находились сами эти владыки – в Европе или Азии, – и каковы бы ни были результаты этих претензий, уже сами по себе могли в один прекрасный момент стать завязкой фабулы героического эпоса. И дальше эта фабула могла развиваться по своим собственным законам, ничего общего не имеющим с законами, действующими в истории.

Кому-то из ахейских сказителей-аэдов пришла в голову «счастливая мысль», что борьба за обладание Вилусой была «спровоцирована» самими богами, которые нарочно подстроили похищение Елены Парисом, чтобы учинить кровавую бойню, в которой участвовало множество племен и их предводителей, обитавших на двух противоположных берегах Эгейского моря. Кто-то другой «сцепил» с этим сюжетом другую популярную историю – об обиженном витязе, разгневанном на своих соотечественников и, чтобы насытить свой гнев, уклоняющемся от участия в бою. Третий ввел в эту же цепочку мифов еще одно важное звено – рассказ об удивительном деревянном коне, с помощью которого ахейцы наконец проникли в осажденный город и предали его огню и мечу. За то время, пока формировался сюжет бессмертного эпоса, возникали бесчисленные его варианты и ответвления, железный век успел сменить бронзовый, блестящая эпоха микенских дворцов и цитаделей уступила место унылой череде темных веков. За эти несколько столетий греки наверняка успели забыть подлинный исторический Илион – Вилусу – так же, как начисто забыли оставившее гораздо более заметный след в истории Малой Азии и при мыкающих к ней районов великое Хеттское царство. Поэтому, когда в IX или VIII веке до н. э. греческие мореплаватели вновь после длительного перерыва появились на берегах Троады, они едва ли располагали какими-нибудь достоверными сведениями о древнейшем прошлом этого района. Скорее всего, ничего определенного они не знали и о древнем заброшенном городище, расположенном в нескольких километрах от морского побережья. Однако легенды и мифы, бытовавшие среди местного населения (теперь это были племена фригийцев, перебравшиеся в Азию из Европы, с территории Фракии), могли в каких-то деталях напомнить им их собственные героические предания о походе на Трою. Вполне возможно, что в этих легендах фигурировало древнее название или названия разрушенной цитадели, напоминающие греческие «Илион», или «Троя», или оба эти названия вместе. Таким образом, две версии эпической традиции, в течение ряда столетий развивавшиеся совершенно независимо друг от друга в разной этнической и языковой среде, в конце концов, как говорится, нашли друг друга и, соединившись, стали главной сюжетной основой дошедшего до нас цикла мифов о Троянской войне, в число которых вошел и миф о «гневе Ахилла», на котором строится сюжет гомеровской «Илиады».

Основное содержание троянского цикла, если приглядеться к нему внимательнее, представляет собой необыкновенно сложную и пеструю мозаику, в которой разнородные и разновременные исторические факты беспорядочно перемешаны со столь же разнородными мотивами фольклорного происхождения. Может быть, когда-нибудь и найдется исследователь, которому удастся разложить это хаотическое смешение исторической реальности с поэтическим вымыслом на его составные элементы, четко разграничив при этом историю и миф. Но для этого, несомненно, понадобятся новые источники. Возможно, это будут новые хеттские клинописные тексты, или египетские исторические хроники, или даже пока еще неизвестные нам документы из микенских дворцовых архивов.

Пока же нам остается лишь еще раз напомнить читателю об одной удивительной способности, которой обладает коллективная память устного народного предания, то есть тот единственный источник исторической информации, на который только и могли опираться Гомер и другие авторы Троянского цикла. Все дело в том, что реальные исторические события, попавшие в орбиту притяжения фольклорной традиции, сплошь и рядом как бы спрессовываются в одно грандиозное по своим масштабам и числу участников, но в действительности нигде и никогда не происходившее событие. Весьма вероятно, что именно таким событием-символом, событием-итогом, подводящим черту под длинным рядом более или менее однотипных, но происходивших В разное время и в разных местах исторических эпизодов, как раз и была Троянская война.