355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Сальников » Чтобы всегда по справедливости » Текст книги (страница 5)
Чтобы всегда по справедливости
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 12:33

Текст книги "Чтобы всегда по справедливости"


Автор книги: Юрий Сальников


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

А почему это так трудно?

– Все правильно, – сказал Миша, помолчав, и тяжело вздохнул. – Да только иногда сам знаешь, что нехорошо, а делаешь.

– Вот, вот. Когда чего-нибудь охота, просто терпения не хватает. Да и этот Дима сознаться-то сознался, а зачем сам на рыбалку пошел? Тоже ведь знал, что нарушает лагерный режим? А пошел, – ответила Вера.

– Да, – подтвердил Витюха. – Это уж так. Делаешь, а потом сам жалеешь.

– И вправду, почему это трудно? – снова спросила Вера, ни к кому не обращаясь.

Все молчали. Никто не мог ответить на этот вопрос.

Придется, наверное, опять мне помочь.

А, может, не спешить? Может, кто-нибудь из вас, дорогие читатели, захочет разобраться самостоятельно?

Давайте поразмыслим. Для этого и помолчать не мешает, чтобы собраться с мыслями…

Вообще я хочу вам посоветовать научиться бывать наедине с собой. Иногда это очень полезно. Я знал мальчика, который, ложась спать, не сразу засыпал, а лежал да припоминал, как прошел у него день – что случилось и что он сам сделал, хорошо или плохо поступил, и как бы мог сделать лучше. Конечно, не обязательно только в постели, на сон грядущий, итог дня подводить. Выбери момент и в другое время суток, когда около тебя никого не будет – чтоб никто не мешал, – сядь спокойно да призадумайся: а как течет твоя жизнь, все ли в ней хорошо и что нужно, чтобы было еще замечательнее.

А то, наверное, не у одних наших героев, но и еще у кого-нибудь из вас случается, что хотя вы и знаете, как себя вести, а ведете-то не так. Внушают вам взрослые, внушают: «Нельзя это, нельзя то». Вы и сами давно усвоили – нельзя. А поди, ж ты! – отошел в сторону – и нарушил запрет.

Много веков назад китайский философ Конфуций высказал мысль: «Можно многое знать, но не понимать того, что знаешь». Может, и вы не все еще поняли из того, что знаете, а поэтому и получается, что взрослых не слушаетесь?

Одна маленькая девочка сидела за столом, пила молоко и баловалась. Мать предупредила ее:

– Сиди спокойно, а то прольешь.

Девочка сказала:

– Нет, не пролью. – И нечаянно все-таки пролила.

Мама ее поставила в угол. Девочка плакала, просила прощения. Словом, все было, как и со многими бывает. Потом девочку простили, а через некоторое время мама ее спросила:

– Ты понимаешь, Мариночка, за что тебя наказали?

– Понимаю, – ответила та. – За молоко.

Конечно, эта девочка еще совсем маленькая, потому и ответила так наивно, смешно. Вы, наверное, сказали бы иначе: ну, например: «За то, что баловалась». Или: «За то, что не слушалась».

А может быть, и не за это?

За что же?

Вообще – за что наказывают?

Кому-нибудь этот вопрос покажется сейчас неожиданным. Мы же не о наказании говорим. Но ведь за то, что иногда вы не можете отказаться от какого-нибудь своего эгоистического желания, от какой-нибудь прихоти («Хочу – и все! Подавай – и все!») вас тоже наказывают? А за что? Тоже «за молоко»? Или «за фонарик», как у Витюхи? «За назойливость», как у Миши… Или провинности разные, а главная причина, из-за которой мы все бываем подчас виноваты, какая-то общая? Какая же это причина?

А может, пока мы не докопаемся до нее, до тех пор и от собственных эгоистических желаний отказываться не научимся?

Видите, как много возникает вопросов для размышления.

Вот и подумайте.

Два Сережи

Ходил я недавно в туристский поход с пятиклассниками. Шли мы из Краснодара через Кавказские горы, перешагнули перевал и спустились к Черному морю. Поход был длительный, пятнадцатидневный, ночевали в палатках у говорливых речек, варили пахнущие дымком обеды, пели у костра, беседовали с местными жителями, искали партизан гражданской войны. У моря, конечно, загорали, купались. В общем, все были очень довольны. Даже не хотелось кончать такое путешествие.

Но хочешь не хочешь, а возвращаться домой надо. Покинув берег моря, мы двинулись назад. И все было бы прекрасно, не случись одно происшествие. Очень неприятное, омрачившее нам весь поход. И не хотелось бы мне о нем вспоминать, но правду говорить надо.

Прошла самая последняя ночь… Мы уже и позавтракали. И вдруг один из мальчиков – Гера – заволновался:

– У меня ножичек пропал.

– Как пропал?

– Ну, пропал… Был, а теперь нету.

Надо сказать, что Геру все любили. И когда он растерянно объявил о пропаже, многие ребята и девочки начали поиски. Все знали, что у него был самодельный ножичек, которым он дорожил – сам сделал, готовясь к походу.

Только как ни искали – не нашли.

– Может, ты его вчера потерял, когда сюда шли? – предположил кто-то.

– Да нет, вечером-то был у меня.

– Был, – подтвердили некоторые ребята. – Мы видели, как он его из рюкзака выкладывал и поверх одеяла положил.

Событие приобретало серьезную окраску: значит, ножичек не потерян, а его украли? Страшно подумать – неужели среди нас оказался вор?

Следствия никто не вел, но уже через несколько минут истина была установлена. С правой стороны от Геры лежал Сережа. Он о чем-то долго шептался с Вовкой – это видела Рита. Потом Сережу с Вовкой видели на улице за воротами – они быстро шли, свернули за угол, а там растет высокий бурьян. Они постояли около этой травы и, смеясь, вернулись. Ничего особенного в такой их прогулке не было, но едва услышав об этом, Рита выбежала за ворота.

А через некоторое время она вернулась. В руках у нее был… Герин ножичек.

Тут уж на Сережу с Вовкой налетели все ребята:

– Зачем вы это сделали? Зачем забросили Герин ножик в траву?

Вовка покраснел, глядел в землю, переминался с ноги на ногу. А Сережа ухмылялся. Он вроде бы нисколько не был ни расстроен, ни смущен.

– А что? – фыркнул он. – Интересно! Уж больно он трясся над этой своей железкой.

Железка! Конечно, по сравнению с дорогим ножичком, который был у Сережи – купленный в магазине, новенький, с блестящими лезвиями, – Герину самоделку можно было назвать презрительно «железкой». Но не деньгами меряется в жизни многое, не деньгами определялась для Геры и цена этого ножичка. И если она, такая невзрачная «железка», дороже человеку, чем роскошная вещь, если он сам смастерил ее и бережет, зачем же брать ее да еще выкидывать? Брать чужое без спроса некрасиво, позорно, преступно – воров по закону судят. И Сережа с Вовкой, взяв ножичек тайком, тоже уподобились ворам. Кто-то из ребят даже назвал их ворами. Но им-то ведь даже и не нужен был этот ножичек! Они тут же выбросили его. Им было просто «интересно»! А что интересно? Смотреть, как Гера будет переживать? Как он хватится, станет искать, расстроится, да еще, быть может, и заплачет из-за своей «железки»?

Воры не воры, а мелкие пакостники! Вот кем оказались Сережа с Вовкой. Распирало их любопытство: что из их озорства получится. И сотворили они ради своего удовольствия гадость товарищу, с которым делили пятнадцать дней трудности похода, спали бок о бок, ели из общего котла…

Я, очевидно, не стал бы все-таки вспоминать про этот неприятный эпизод, если бы не встретился с Сережей еще раз. И когда это произошло, я понял, что тот поступок с ножичком у Сережи не был случайным…

Пригласили меня однажды в гости. Пришел я к знакомым и увидел у них Сережу. Он был с мамой. Мои знакомые оказались и ее хорошими знакомыми. Сели взрослые за стол. А перед этим хозяева ребятишек покормили и сказали: «Идите играйте». Все дети побежали на улицу, а Сережа закапризничал, заломался, начал к матери приставать: «С тобой хочу!» – «Неудобно, Сержик, – сказала она. – Видишь, ребят здесь нет, а со взрослыми тебе делать нечего». – «А я хочу!» – заявил он и уселся рядом с матерью.

Хозяева, люди вежливые, конечно, ради приличия сказали: «Пусть сидит». И вот он остался со взрослыми, есть уже не хотел, просто ковырял хлеб да вмешивался в разговоры взрослых – это тоже было неприлично, невоспитанно. А потом вдруг заявил: «Пойдем домой!» – «Ну, иди», – сказала ему мама. А он опять заломался: «Один не хочу, скучно одному, вместе пойдем». Вечер только еще начался, все стали уговаривать его: «Не порти маме праздник». Но ничто не помогло, он и слышать не хотел. Короче говоря, оделась она и ушла с сыном.

Не скрою, на прощание я сказал: «Извините, но вы неправильно поступаете, потакаете Сережиным капризам. Он же измывается над вами. Наплачетесь вы от такого сына, если не возьмете его в руки, да и обществу страшного эгоиста подарите». Пощадил я ее материнское сердце и не сказал еще про эпизод в походе. Но она, видно, сама все понимала и печально вздохнула: «Ваша правда, говорит, только один он у меня, сиротой растет, отца-то нет, умер». И этим словно оправдалась. А после ее ухода в нашей компании долго еще говорили и о ней, и о Сереже…

Я рассказал об этом не для того, чтобы просто сообщить, как иные мамы и папы балуют своих детей. Вы это и без меня знаете. И кое-кто из вас даже пытается себя этим тоже оправдывать: дескать, если я и эгоист, так что поделаешь – взрослые меня избаловали!

Когда балуют, безусловно, приятно: значит, любят, вот и стараются сделать, как тебе лучше. Но возникает вопрос: а сам-то ты любишь своих родных? Почему же тогда сам не хочешь сделать так, чтобы для них было лучше? Или, может, не любишь?

Про Зину, которая ушла от матери, видимо, можно сказать, что она не любила мать. А если и это неверно? Как можно не любить родную маму или папу? Сколько лет я на свете живу, а такого человека еще не встречал. И, может, Зина все-таки любила мать, но тем не менее ушла.

Почему же?

Вот у Сережи я через несколько дней спросил: «Почему ты маму из гостей увел? Наверное, не любишь ее». Так он просто обиделся: «Это я-то не люблю? Еще как люблю!»

Значит, любит, а плохое делает! И мало того, что из гостей увел, радости лишил, еще и нервничать заставил, волноваться: разве ей не стыдно за такого сына перед своими друзьями?

Допустим, что любить какого-то мальчишку Герку Сережу никто не обязывает. Ни его, ни других ребят Сережа и не любит, поэтому и пакости им учиняет. Но маму-то любит. А пакости тоже чинит.

Что же, значит, выходит. Значит, кроме любви, есть еще какое-то другое чувство, которое надо обязательно иметь в своем сердце, чтобы хорошо относиться к людям? И даже к самым близким.

Послушайте, что произошло однажды, с другим Сережей…

Был он отличным спортсменом, но особенно увлекался футболом. И сам играл так, что слава о его успехах перешагнула далеко за порог школы – взяли его в юношескую сборную города. И, конечно, все футбольные матчи по телевизору он смотрел, когда только мог, и всех игроков по именам знал, а с капитаном местной команды был лично знаком. И ни одной серьезной встречи на городском стадионе не пропускал.

Все это не отражалось плохо на Сережиной учебе: уроки учил, двоек не имел, ради футбола занятия не забрасывал. И, может быть, именно поэтому пользовался у ребят в классе большим авторитетом.

Мудрено ли, что постепенно все в классе под влиянием Сережи «заразились» футболом. Не только мальчики, но и девочки. И коллективно ходили на матч своих динамовцев с приезжим «Спартаком». И несколько раз «болели» за Сережину сборную. Когда же разнеслась весть, что в их городе состоится матч на первенство страны, а во время этого матча решится судьба местных динамовцев – быть им в группе «А» или не быть! – тут уж все в один голос заявили, что пойдут на стадион обязательно. И целый месяц с нетерпением ждали объявленного соревнования.

Но произошло непредвиденное. За две недели до матча в школе изменилось расписание. И седьмой класс, в котором учился Сережа, был переведен во вторую смену. А долгожданный матч был назначен в будничный день на шесть часов. Короче говоря, надо было выбирать: или пропускать уроки, или не идти на стадион.

Голоса разделились. Ребята были настроены воинственно: «На стадион и – никаких гвоздей!» Девочки же колебались: «Все-таки уроки…» Споры дошли до классного руководителя.

Антон Артемьевич – или, как его все любовно звали, Ант-Арт – был справедливым человеком. Он не сказал: «Приказываю забыть о матче и всем явиться в школу». Он сказал: «Я вас хорошо понимаю, потому что сам хотел попасть на стадион. Но у меня уроки не только в вашем классе. Могу ли я сидеть на стадионе, когда знаю, что меня здесь ждут ученики?» – «Значит, и нам нельзя?» – спросил кто-то уныло. «Решайте сами. Только учтите, что стадион – это ваше удовольствие, а уроки – долг, обязанность и ваш труд, как и для меня. Я выбираю долг. А вы решайте». И он ушел из класса, потому что разговор возник на перемене после пятого урока, а у Ант-Арта был еще шестой час в девятом классе. Семиклассники остались одни. Поднялся шум. Голоса опять разделились, но теперь уже было известно мнение Ант-Арта. А его уважали. Все и безоговорочно. И когда перекрикивать всем друг друга надоело, кто-то внес предложение: «Проголосуем».

Должен сказать, что в этом классе издавна был заведен незыблемый порядок: если при каком-либо спорном вопросе проводили голосование, то после голосования все подчинялись большинству. Как принимали решение, так все до одного и делали.

– Проголосуем! – согласились даже самые отчаянные спорщики, и староста класса Коля Котенко сказал:

– Поднимите руки, кто за то, чтобы на матч не ходить?

Сережа руки не поднял. Но, оглядев класс, он понял, что все кончено. Он и еще несколько его друзей-болельщиков остались в меньшинстве. Сережа даже побледнел, закусив губу. И это увидел Коля Котенко.

– Ребята, – сказал он. – Мы, как и Ант-Арт, выбрали долг. Но я думаю, одному из нас мы поручим пойти на стадион. Одному за всех, как нашему представителю. Пусть пойдет Сережа.

– Правильно! – закричали многие.

Но Гена спросил:

– А почему такое исключение?

Этот Гена всегда спорил с Сережей. Он тоже считал себя специалистом по футболу. Но некоторые ребята подозревали, что он просто завидует Сереже – у него-то таких успехов не было. Как бы то ни было, но он восстал против Колиного предложения. И выдвинул свое: «Или все идем на матч, или никто!»

– Проголосуем, – опять сказал Коля. – Кто за то, чтобы разрешить Сереже одному пойти на матч?

И опять поднялось много рук. Только когда посчитали, выяснилось – голоса «за» и «против» разделились поровну.

– Как же быть? – растерялся Коля.

– Спросим у Ант-Арта, – сказали девочки. – Пусть он кому-то отдаст свой голос.

И тут встал Сережа:

– Зачем беспокоить Ант-Арта? Я воздержался, не голосовал. А раз такое дело, теперь голосую. – И он высоко поднял руку. – За то, чтобы мне не ходить на матч.

Когда об этом сообщили Антону Артемьевичу, Сережи в школе не было. А на другой день на уроки в седьмом классе явились все. Все, кроме… Сережи. Уже прозвенел звонок, а его еще не было.

– Наверное, заболел, – предположил Коля Котенко.

А Гена усмехнулся:

– Да, да, «заболел», это точно!

– Молчи, – крикнул Коля. – Сережка не станет врать.

– А вот посмотришь, – захохотал Гена, но осекся: в класс входил Сережа.

Ни слова не говоря, он сел на свое место.

А в этот миг на стадионе начинался матч. И волнение в классе достигло высшей точки. Пришел Антон Артемьевич и объявил, что в радиобудке за ходом матча следит дежурный радист-десятиклассник. Во время перемен он будет передавать по всей школе сведения о результатах игры.

Действительно, в первую же перемену динамики разнесли по этажам голос диктора.

– Первый тайм окончился вничью. Слушайте отрывок из репортажа со стадиона. – Он включил магнитофонную запись.

Математик вошел в класс со словами:

– Один – ноль в нашу пользу.

– Ура! – закричал кто-то, и математик оценил его патриотический восторг:

– Шагай к доске и реши задачу из жизни местных футболистов.

Одним словом, матч на стадионе шел как надо. Но и занятия в школе шли как надо. Может быть, чуточку возбужденнее вели себя ребята. Зато они все-таки были, сидели в классе, решали задачи. И не только из жизни футболистов.

Вот и все. Или нет. Еще не все.

После уроков Антон Артемьевич спросил у Сережи:

– Почему ты опоздал?

– Ездил к брату, – ответил Сережа. – Отдал ему билет.

– Какой билет?

– Билет на матч.

– У тебя был билет? – удивился учитель.

– Да. – Сережа объяснил, что родители давно пообещали ему ко дню рождения такой подарок – достать хороший билет на этот знаменитый матч. И отец выполнил свое обещание. Но Сережа сказал, что пойти не сможет. Отец ответил: «Делай как хочешь». Ему и Сережиной маме было жалко сына – ведь так мечтал об этом дне! И они сказали: «Если все-таки надумаешь пойми, мы скажем, что ты болел». Они были согласны даже на это, лишь бы доставить сыну радость. Но Сережа отказался.

И когда его спросили потом, почему он все же не пошел на стадион, он ответил:

– Не хотел подводить ребят. Ведь решили же. Не хотел огорчать Ант-Арта. И еще не хотел, чтобы мама и папа из-за меня оказались обманщиками…

Вот теперь уж действительно все!

Наверное, всем ясно, что из рассказа о двух Сережах легко извлечь подсказку на вопрос: какое же чувство надо иметь в сердце, чтобы находить в себе силу отказываться от собственного эгоизма?

Сережа не захотел подводить ребят. Он не захотел огорчать учителя. Не захотел, чтобы родители выглядели из-за него невольными обманщиками. Он все время помнил о других. И хотел делать только так, чтобы и хорошо, и приятно было людям, которых он уважает…

Значит, вот оно – чувство, помогающее преодолевать эгоизм: уважение?

Что такое уважение?

– Ну и вопрос! – удивится кто-нибудь. – Кто же этого не знает?

С самого раннего детства каждый из нас только и слышит: уважай старших! Уважай людей! Надо уважать своих товарищей!

Но не все здесь просто, как с первого взгляда кажется.

Однажды в газете «Комсомольская правда» было напечатано письмо читательницы Раи Солдатовой из города Александрова. Она спрашивала: «Что же такое уважение: обязанность, долг или чувство? Если чувство, то почему говорят все время: надо уважать старших?»

Видите, даже человеку более взрослому, чем вы, не все понятно. И вправду. Не говорят же: «Надо любить родителей». Это само собой разумеется: любят – и все. А вот, чтобы ты уважал кого-нибудь, всегда внушают: «Надо!» Нрава Рая Солдатова – есть от чего прийти в недоумение.

В «Толковом словаре русского языка» (о котором мы уже вспоминали) сказано четко: «Уважение – это чувство почтения». Значит, все-таки чувство! И дальше сказано: «Отношение, основанное на признании чьих-нибудь достоинств, заслуг, высоких качеств».

И В. И. Даль в своем словаре сто лет назад писал: «Уважать – означает душевно признавать чьи-либо достоинства, высоко ценить, почитать, чтить».

Значит, тоже не просто признавать чьи-либо достоинства, а именно душевно, то есть сердцем, чувствовать почтение.

За что же уважают?

Между собой люди часто говорят: «Я его уважаю за ум». Или: «Я его уважаю за умение работать». Уважают за доброту, за искренность, за смелость, честность, правдивость, скромность, аккуратность, настойчивость, веселость, верность… Словом, за все хорошее!

А не уважают? За глупость, грубость, трусость, зависть, двуличие, упрямство, самодурство, надоедливость, ложь, скупость, лесть, зло… Опять-таки – за все плохое!

Но если уважение приходит только тогда, когда с человеком познакомишься и увидишь, что его стоит за что-то уважать, то почему же внушают: «Уважай старших!» «Уважай взрослых». «Уважай товарищей». Выходит, всех старших надо уважать? Всех товарищей? Но разве не прав в этом случае мальчик, который в ответ на такие призывы спросил:

– Да за что же мне уважать человека, если я его совсем не знаю? А вдруг он окажется плохим?

И он рассказал о таком случае.

– Переехали мы в новый дом в новом районе, где все жильцы были новые и друг друга до тех пор совсем не знали. И увидели мы там старичка. Седой такой, маленький, словно ссохшийся – ходил всегда тихонечко, осторожно ступая, будто боялся, что земля под ним провалится. И все взрослые люди, встречаясь с этим старичком, вежливо уступали ему дорогу, а дети даже помогали ему донести сумку с продуктами, переводили через дорогу. И вдруг… приехала однажды милицейская машина и два милиционера вывели этого старичка и увезли! Выяснилось, что был он каким-то мошенником, который скрывался от милиции. Вот тебе и старость, которую надо уважать! Выходит, зря мы его три месяца уважали! – уверенно закончил свой рассказ мальчик.

Ну, что на это ответить?

Конечно, уважать такого человека не за что. Не сумел жизнь прожить по-настоящему, вот и дождался, что на старости лет в тюрьму посадили. Получил вместо уважения заслуженное возмездие за свои черные дела.

Но ведь добрые-то соседи уважали его не за бесчестную жизнь, какую он прожил и о какой они даже не подозревали. Соседи уважали сто, думая, что он хороший старичок, проживший трудовую жизнь. Ну, ошиблись они. Так нельзя же из-за одного жулика или мошенника относиться ко всем людям плохо и с подозрением: а вдруг и тот тоже жулик? Допустим, что и еще где-нибудь похожий на того старика попадется. Но большинство-то людей на земле все-таки хорошие, честные, замечательные труженики. И за спиной у любого взрослого человека большая почетная жизнь. Мы еще можем ничего не знать о каком-нибудь человеке – ни как его зовут, ни где он работает, – но заранее угадываем, что за свою долгую жизнь он много трудился, и много знает, и много умеет, а сил у него – если он старенький – теперь маловато, здоровье уходит, вот мы и стараемся облегчить его старость своим добрым вниманием, как бы в благодарность за все то доброе и хорошее, что он сделал даже не нам лично, а вообще всем людям, обществу.

Ну, ошибаемся мы, повторяю, один раз из ста или даже из тысячи, когда проявим свое уважение к недостойному человеку, то это, по-моему, все-таки меньшая беда, чем, если из опасения ошибиться, мы вовсе ни к кому не будем относиться с уважением!

А если уж говорить откровенно, то даже наше ошибочное уважение может иногда принести свою пользу. Увидит какой-нибудь недостойный человек, как это хорошо – когда уважают-то! – да и захочет, чтобы его всегда уважали. И исправится. Конечно, так просто и легко это не делается, но доброе отношение к людям совершает чудеса.

А поэтому не бойтесь ошибиться, а всегда оказывайте свое искреннее большое уважение всем незвано вам старым людям.

И не только старым.

Мы советуем: «Уважай старость». Но мы же советуем: «Уважай старших».

А старшим по отношению к тебе может быть и тридцатилетний и даже двадцатилетний человек. Совсем еще молодой, но для тебя-то все равно «старший». И он уже знает больше, чем ты, умеет что-то делать лучше, чем ты, и жизненный опыт у него больше, чем у тебя, – значит, и разных полезных качеств, и высоких достоинств, которые нужны людям и обществу, у него тоже больше, чем у тебя. Высоко ценя в нем эти качества, которых ты пока еще не накопил, ты и должен уважать этого человека, даже если лично его не знаешь.

Уважая молодых, мы ценим их не столько за то, что они сделали – много они еще и не успели, – а за то, что сделают в будущем. Мы уважаем их за то хорошее, что в них есть, но не проявилось пока в полную меру.

Так и с твоими ровесниками.

Конечно, ты знаешь их лучше, чем взрослых, с которыми встречаешься на лестничной площадке, на улице или в автобусе. И про многих своих друзей-товарищей ты можешь довольно точно сказать – у кого какие качества и какие черты характера, достоинства или недостатки, кого следует уважать, а кого не следует.

Ну, а как относиться к ученикам в школе не из твоего класса? Или к таким же, как ты, ровесникам, которые учатся в других школах? Ты же их тоже не знаешь. И они не старше тебя. И никаких особых достоинств вроде бы не имеют.

Может, их и не уважать? Ведь не за что как будто!

Но если ты сделаешь такой вывод, это будет величайшая ошибка. Не научившись уважать ровесников, ты никогда не научишься уважать и всех людей. Ведь твой ровесник такой же, как и ты, человек! А мы все, хотя и говорим, что уважаем кого-нибудь «за что-то», за какие-то качества, все-таки прежде всего уважаем любого человека за то, что он человек!

«Человек – это звучит гордо!» – повторяем мы крылатое выражение Максима Горького.

«Уважайте в себе и в других человеческую личность!» – Сказал русский критик, революционер-демократ Дмитрий Иванович Писарев.

«Чуден свет, дивны люди!» – так передает радостное изумление красотой души человеческой народная пословица.

И вся жизнь наша наполнена чудесной радостью постоянного, непрерывного открытия в окружающих людях все новых» новых замечательных качеств. Только посмотри внимательнее вокруг себя, приглядись к тем, кто тебя окружает! Может, конечно, случиться, что и огорчит тебя иная встреча с каким-нибудь дурным человеком, но гораздо больше ты увидишь таких, от общения с которыми тоже воскликнешь: «Чуден свет, дивны люди!» И может, окажется, что в один прекрасный момент ты вдруг убедишься, что и мама твоя необыкновенная, и папа тоже необыкновенный, а ты просто до сих пор не замечал этого, а теперь вот заметил и поразился, потому что сумел понять их лучше, чем понимал до сих пор.

Да что там папа и мама! Они-то свои, родные, близкие. А вот сосед по квартире тоже вдруг предстанет перед тобой в неожиданном свете. Проходил ты раньше мимо него и не замечал, а в один какой-то миг вдруг раскрылось тебе в нем тоже что-нибудь необыкновенное, и ты увидел, что он добрый, много знающий, интересный человек, и ты готов пропадать в его комнате целыми часами, беседовать обо всем, листать его книги, мастерить вместе с ним быстроходную яхту…

А эта щупленькая старушка! Приехала она откуда-то издалека и была неразговорчивой, даже суровой на вид и выходила из дома всегда в таком старомодном длинном платье, что ребятишки смеялись ей вслед. Она плохо слышала и, оборачиваясь, улыбалась по-доброму: думала, приветствуют. Взрослые говорили, что у нее есть сыновья и что она жила у них, да вот приехала, стала коротать дни в одиночестве. «Видно, характер плохой, не ужилась со своими», – предположил кто-то.

А однажды наполнился двор веселыми голосами – приехали в гости к старушке четыре сына с женами и детьми и еще какие-то седые мужчины, старушкины ровесники, и все поздравляли ее: оказывается, у нее день рождения, и не забыли о нем ни далеко живущие сыновья, ни ее друзья, с которыми воевала она в Отечественную. Привезли они ей привет из другого города, где помнят ее как героиню и куда снова звали жить. Но она отказалась, потому что тянуло на старости лет в родной город – здесь прошли ее детские годы, и захотелось походить по улицам, по которым бегала девчонкой, подышать воздухом далекого прошлого.

Причуда? Возможно. Но разве не имеет человек права на заслуженный отдых там, где все Дорого сердцу?

Прославилась она геройскими делами в другом городе, а тут о ней никто не знал, и она такому о себе не сказала – настоящий герой всегда скромен. Так вот и жила. Зато когда уехали ее сыновья и друзья, а она все-таки осталась, никто из ребятишек во дворе уже не смеялся над ней, а встречали и провожали с добрыми улыбками, словно заново познакомились с человеком, и для многих из ребятишек этот случай на всю жизнь послужил уроком: поняли они, какого высокого уважения достоин каждый человек, каждый, даже незнакомый, потому что в любом человеке таится еще не открытое тобой до поры бесценное богатство душевной красоты.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю