Текст книги "Чтобы всегда по справедливости"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

«Мне хорошо, мне удобно!»

Представь себе такой случай: ты вошел в трамвай и сел у окна. Приятно обдувает ветерок, и тебе интересно смотреть на мелькающие дома. Словом, и хорошо, и удобно. И вроде бы все законно – место-то «детское».

И вдруг рядом появляется старушка. Свободных мест нет, и она остановилась около тебя. Ты заметил, ее, но делаешь вид, будто не видишь: отворачиваешься, насколько шея позволяет, и так внимательно рассматриваешь улицу, словно никогда ее не видел до сих пор. Готов даже высунуться наружу чуть не до половины. Потому что тебе все-таки немного стыдно. Ты же давным-давно знаешь стихотворение Сергея Михалкова «Одна рифма». Учил его наизусть еще в первом классе. А в нем рассказано, ну, точь-в-точь про это самое – про пионера, который сидит и смотрит в окна трамвая, а старушка стоит перед ним.

И надо бы тебе встать да уступить старушке место, но ты сидишь и сидишь…

А собственно, почему «надо-то»?

В одной школе задали ребятам этот вопрос: почему надо уступать место старшим? Так знаете, что они ответили? Одна девочка сказала: «Так принято, такое правило». А другая сказала: «Из вежливости». И только третья объяснила: «Потому что у стареньких ноги болят».

Вот она правильнее всех ответила! Потому что подумала, что надо заботиться о старых людях – им же труднее стоять в трясущемся трамвае, чем мальчику или девочке. Конечно, я не говорю о трехлетних или пятилетних крохотулях, им тоже неудобно стоять на неокрепших ножонках. Но едва ли нужно доказывать, что десятилетний школьник, который без устали целый день носится с приятелями по улице, играя в войну, не обессилит окончательно, если и постоит двадцать минут в трамвае или автобусе.

Это простой случай. Я уверен, что большинство ребят все-таки уступают место. Редко встретишь такого невежу, который, развалившись, радуется, как ему хорошо и удобно, в то время как рядом переминается с ноги на ногу пожилой человек.

Но вот пример посложнее. И он тоже связан с трамваем или автобусом. Только мальчик вошел не один, а с мамой. Все места были заняты. Кроме одного. На это место хотел сесть старичок. Но мама сказала: «Садись скорее!» И ты обогнал старичка и уселся. А мама подошла и пристроилась рядышком. И все бы ничего, только какая-то женщина возмутилась:

– Как не стыдно! Большого мальчика посадили, а старый человек стоит.

– Места детские, – ответила мама. – И я на законном основании с ребенком.

– Такой ребенок мог бы постоять, – послышался еще чей-то голос.

И вдруг заговорил весь автобус, все стали возмущаться и говорить, что мама поступает неправильно и воспитывает сына неправильно и выйдет из него самый последний эгоист. «Вот такие, когда вырастают, ни с кем не считаются, себя только знают!»

А ты сидишь ни жив ни мертв, и тебе ужасно стыдно.

Мама, твоя добрая мама постаралась, чтобы тебе было удобнее и лучше. И что не вынесет доброе материнское сердце – и укоры, и насмешки, и всеобщее презрение, – лишь бы тебя устроить: «Сиди, сиди!»

Но тебе уже не сидится, ты встаешь, красный, растерянный, едва шепча: «Ничего, я постою…» Мама некоторое время сидит одна. Но ведь не для себя же она старалась! И ей тоже неловко – она еще совсем молодая, а старичок-то стоит! И немного погодя она тоже поднимается, уши у нее горят. Она говорит старичку: «Садитесь». И на следующей остановке вы с ней выходите.

Вам ехать бы еще дальше, но вы выходите из автобуса здесь и идете пешком молча, и мама молчит – не то сердится на тебя, не то расстроена, а ты думаешь: «Ну и пусть она посердится, ничего, зато я поступил справедливо, не согласился с мамой, хотя она хотела для меня лучше, и она должна понять меня».

Прости, пожалуйста, что я написал, будто это случилось с тобой. Конечно, твоя мама никогда ничего подобного не допустит. Она у тебя во всем справедливая. Но я нарочно придумал так, чтобы легче было представить, а как бы в этом случае ты поступил? Нашел бы в себе силы встать, лишившись удовольствия проехать хорошо и удобно, или так и сидел бы до самого конца?

А вот история совсем уж серьезная.

У Зины ушел из семьи отец. Оставил мать и Зину, «бросил», как говорят соседи. Он женился на какой-то тете Нюре и переехал в ее дом, в другом конце города. Зина узнала об этом, потому что однажды он встретил ее на улице и пригласил: «Приходи к нам в гости».

Мать была очень зла на отца, когда вспоминала о нем, то только ругала, и Зина ничего не сказала ей о том, что приглашена в гости.

Матери было, конечно, трудно. Она давно прибаливала, «схватывало» сердце, а теперь совсем сдала – похудела, почернела, но работала по-прежнему, не покладая рук: вставала на рассвете, готовила завтрак и уходила на свою швейную фабрику, а вечером тоже крутилась допоздна. И часто усталая, раздраженная, недовольная Зиной выговаривала ей: «Опять уроки не выучила! Опять за собой не прибрала! Опять на улицу рвешься, нет, чтобы помочь!» Зине казалось, что она и так много помогает, но маме не угодишь.

И вот один раз, ничего не сказав, она пошла к отцу.

Тетя Нюра ей не понравилась. Какая-то слащавая, приторная, неискренняя: «Ах, доченька! Ах, золотце!» А какая ей Зина доченька? И отец тоже был неискренне-масленый – угощал, угождал, явно заискивал, старался задобрить. Почему он так вел себя, Зина не могла понять, только ушла домой с тяжелым сердцем.

Но дома снова ворчала мать. И невольно Зина подумала, что у отца ей лучше – никто не ругает, про учебу не спрашивают, делать ничего не заставляют, наоборот, только интересуются: «Чего ты хочешь, Зинуленька?» И показалось ей, что не так уж там плохо. Через несколько дней она снова пошла к отцу, а потом стала бывать там часто. А с мамой поссорилась. «Купи туфли!» – «Нет у меня сейчас денег, дочка, потерпи». – «Ах, так! – закричала Зина – Ну, и не надо! Мне папа купит! Он для меня все сделает, не то что ты!»

Мать поняла, что Зина бывает у отца, и поняла, почему дочь в последнее время совсем перестала ее слушаться. И разволновалась:

– Ох, дочка, портят они тебя, портят.

Зина опять крикнула:

– Это ты мне все портишь! Придираешься, а ничего не покупаешь. Вот уйду жить к папе.

Мать заплакала. Зину не тронули эти слезы. Собрала она свои вещички и ушла к отцу.

Когда об этом ее поступке узнали в школе, то все подруги, единодушно осудили Зину: «Как ты смогла?» Но она без смущения отвечала:

– А что? Разве он мне не родной отец?

С Зиной пытались говорить и классная руководительница, и многие учителя, но она осталась непреклонной, к матери не вернулась. Мать не выдержала – подвело вконец сердце, и ее увезли в больницу.

Вот какая печальная история произошла с Зиной. Впрочем, сама-то Зина считает, что все нормально. Да и в самом деле на первый взгляд кажется так: разве не может она жить у родного отца? Или у отца, или у матери – это же ее личное дело выбирать. Вот она и выбрала.

Но почему она решила именно так?

Отец оставил мать. Конечно, сам по себе этот факт еще не говорит, что отец плохой человек. В жизни много сложного, и нельзя с налету осуждать Зининого отца только за то, что он создал новую семью. Чтобы судить о любом поступке человека справедливо, надо очень хорошо знать, чем он вызван.

И Зина тоже могла бы поинтересоваться, почему отец ушел от матери. И если бы вдруг оказалось, что виноват в этом их семейном разрыве не он, а мать, то вполне возможно, что у Зины родилось бы недовольство матерью и в конце концов нежелание жить у нее. Если бы все так случилось, Зину еще можно было бы понять.

Но сейчас-то ею двигали совсем иные побуждения! Ей у отца не понравилось, она почувствовала, как неискренен с ней отец, как он лишь заискивает и задабривает, а мать была, как прежде, требовательна и строга, и вот Зина прельстилась жизнью с людьми, которые ей неприятны, но которые ей все разрешают и не предъявляют никаких требований. И отец, и тетя Нюра сделались вдруг для нее сразу «хорошими», а мать стала «плохой».

Эгоист всегда ищет оправдания. И Зина старалась оправдать себя мыслью, будто мать «плохая». Возможно, что в эти месяцы Зинина мама была излишне строга и раздражительна и не всегда ласкова, но ведь надо понять, в каком она состоянии находилась – одинокая, больная. И надо было понять, что требовательность ее вызвана настоящей любовью. Но Зина разумную взыскательность взрослого расценила как неприятную для себя обузу. И променяла требовательную материнскую любовь на фальшивые отношения в новой отцовской семье, променяла лишь потому, что захотела для себя более удобной, легкой жизни.

Поэтому можно сказать, что ушла она не просто от матери, она ушла от серьезного отношения к жизни, как бы заранее отступая с прямой дороги на кривую тропку, по которой идти вроде и легче, но которая никогда не приводит человека к большим целям.

И самое главное – Зина совершила страшную несправедливость. Недаром так возмутились ее подруги и учителя. Они увидели в Зинином поступке жестокость и бессердечие. Ведь ради собственного удовольствия она не пожалела родную мать.

Видите, к чему может привести желание человека поступать только так, чтобы лично ему было «хорошо и удобно».

А если бы Зина отказалась от этого удобства? Если бы она нашла в себе силы устоять перед «легкой» жизнью у отца? Если бы осталась с матерью, чтобы ей во всем помогать? Вот тогда бы мы могли сказать, что она поступила честно и справедливо.

Да, чтобы поступать справедливо, человеку иногда нужно отказываться от собственного удовольствия.

«Не твое дело!»

Ну, пожалуй, нам надо вернуться к нашим героям.

Мы оставили их сидящими в темном сарае. А сколько же можно сидеть и молчать?

Только подождите-ка… Да они уже выбрались! Или нет, их позвала Павликова мама. Вернее, она позвала своего сына. Вышла на крыльцо и крикнула: «Павел!» Он вскочил и зашептал:

– Пора! К бабушке посылает. Еще вчера сказала – поедешь.

– Зачем?

– Передать что-то. А поехали вместе? – предложил он друзьям.

Миша, не задумываясь, согласился. Если уж не удалось убежать на морском корабле в дальнее плавание, то хоть съездить к Павликовой бабушке на электричке.

Согласилась и Вера.

Так они все трое оказались перед Павликовой мамой.

– Они со мной, – заявил Павлик.

– А деньги на дорогу у них есть? – первым делом спросила мать. – Всех твоих приятелей я обеспечивать не намерена.

– Есть у них, есть, – сказал Павлик и подмигнул Мише и Вере, что означало: «Не волнуйтесь, найду». – Что бабушке передать?

Он думал, что придется что-нибудь нести, но мать ответила:

– Передай, чтобы немедленно выписывалась у себя. Так и скажи: немедленно.

– Ладно – «немедленно». И все?

– И еще, чтобы поскорее перебиралась к нам – прописку оформлять надо быстрее.

– А зачем, мама? Она, что ли, жить у нас будет?

– Не твое дело!

– А как же дед? У них там тоже свой дом…

– Я кому сказала – не твое дело! Понял, что от тебя требуется?

– Ну понял.

– Вот и иди.

Павлик пошел, но, словно вспомнив о чем-то, опять повернулся к матери.

– Мам, а для чего нам все эти ящики?

– Да что ты будешь с ним делать! – рассердилась мать. – И это не твое дело!

– Не твое, не твое, – забурчал под нос Павлик, нахмурившись. – А какое мое?

Он пошел такой расстроенный, что Вере стало его жалко.

– Да не думай, – сказала она. – Взрослые всегда так говорят, потому что им неохота объяснять.

– Да пусть не объясняют, – уже махнул рукой Павлик и рассмеялся. Он долго печалиться не умел. – Во! – забренчал он мелочью в кармане. – Хватит нам всем и на билеты и на мороженое.

– Откуда у тебя? – спросил Миша.

– Отец мне на марки дает. Марок-то у меня уже, знаешь, полтыщи, наверное. И дорогие есть. По рублю штука. Целое богатство. Можно обменять и продать. Отец говорит: это твоя сберкасса.

– Марки собирают, чтоб по ним мир изучать, – вразумительно возразил Миша, – а не продавать. Что ты – купец-меняла, что ли?

Павлик рассердился:

– А это не твое дело! Они мои, что хочу, то и делаю.

– Ага! Сам заговорил: не твое дело!

– Подождите, мальчики, – спокойно сказала Вера. – Не надо ссориться.

– А что он! – сказал Миша. – Марками торгует. Самому стыдно, вот и кричит «не твое дело»!

– Ладно, – буркнул Павлик.

Некоторое время все шагали молча. Потом Миша сказал:

– А я знаю, почему взрослые говорят «не твое дело!» Когда сделаешь что-нибудь не так и стыдно признаться, тогда и кричишь: «Не твое дело, не суйся!» Как ты сейчас на меня, – добавил он, ткнув пальцем в Павлика.

– А я что? – смутился Павлик. – Я ничего.

– Марками барышничаешь, вот что! – подтвердила Вера.

Павлик подумал:

– Ну, ладно – я на тебя за это накричал. А мама на меня за что? Что плохого, если бабушка к нам жить переедет?

– Так она с пропиской? – уточнила Вера. – А когда прописываются, непостоянно переезжают. Зачем же твоей бабушке у вас постоянно жить, если у нее свой дом?

Верины слова заставили Павлика опять задуматься: и в самом деле, зачем бабушке у них прописываться?

Но в этот миг Миша закричал, показывая вдаль рукой:

– Смотрите, смотрите!

Еще один обиженный

Ребята шли к остановке электрички берегом реки. Тот, кто спешил, обычно предпочитал прямой путь по улице. Но от нечего делать можно прогуляться и низом. Здесь было пустынно, плескались о сырой песок волны, качались у причала плоскодонки.

Вот здесь-то Миша первым и увидел дерущихся мальчишек. Их было четверо. Они сбились тесно в кучу и молотили друг друга кулаками. Вера прижала ладошку к губам и ахнула. А Павлик пригляделся и крикнул: «Одного бьют!» – и побежал вперед.

Тут Вера с Мишей разглядели, что это не просто драка, а много хуже – трое ребят напали на одного и колошматили его без зазрения совести. Миша бросился вслед за Павликом. Вера за ним. При этом она закричала:

– Эй, что вы делаете!

Драчуны встретили неожиданных защитников тоже кулаками. Один из них – долговязый – так саданул Павлика, что тот отлетел далеко в сторону. Из носа у него полилась кровь. Драчуны со свистом и гиканьем помчались прочь. «От нас не уйдешь!» – проорал издали долговязый избитому мальчишке.

А мальчишка стоял, пошатываясь, держась за скулу, и сплевывал. Был он маленький, щупленький. Вера сказала:

– Как не стыдно! Трое на одного, такого хилого.

Мальчишка вдруг обиделся:

– Это кто хилый? Я, что ли? Да если б не вы, я бы им так надавал!

– Брось хвастаться, – сказал Павлик. – «Надавал».

– А что? Тебя с первого удара сбили, а я стою!

– Я, я, – опять передразнил Павлик. – Много воображаешь.

– Это я воображаю? – выставил плечо мальчишка.

Вера встала между Павликом и мальчишкой:

– А ну, кыш! Еще что выдумали?

Они послушно опустились на корточки у воды, умылись.

Миша спросил у мальчишки:

– За что они тебя?

И ответ был неожиданным:

– Из-за отца.

– Из-за какого отца?

– Ну, из-за моего. Он во всем виноват.

Это было непонятно, и Вера потребовала:

– Расскажи!

Все уселись на скамейку под деревом. И Витюха – так звали мальчишку, – шмыгнув распухшим носом, рассказал, что с ним случилось.

Купил он себе батарейный фонарик. Давно хотел иметь такой. Но отец сказал: «Не все сразу». Потому что недавно родители купили Витюхе «Конструктор». А фонарик он захотел приобрести не простой – четырехцветный. Один цвет обыкновенный, белый. А кнопочку подвинешь – наползет на стекло красная пленка, я светит фонарик красным. Отодвинешь эту пленку, другую подвинешь – зеленый свет. А если обе кнопки сразу надвинешь – желтый. Красный, зеленый и желтый. Как у светофора. В общем, так сильно захотелось Витюхе иметь такой фонарик, что не стал он ждать, пока расщедрятся родители. «Я и сам могу!» – решил он и начал действовать самостоятельно.

Давала ему мама деньги на завтрак. А он ничего не покупал в школьном буфете. И скопил два рубля. За рубль семьдесят четыре копейки купил фонарик, за семнадцать копеек – батарейку, и еще девять копеек осталось на конфеты. Все было хорошо, да отец увидел фонарик. И пристал:

– Откуда?

– Купил.

– То есть как купил? А где деньги взял?

Витюха объяснил. И отец рассердился:

– Кто же тебе позволил так делать?

– Так ведь мои деньги? Мне их мама дала? На завтрак.

– Именно – на завтрак! А ты куда истратил?

– Да вам-то это уже не все ли равно?

– Как это «все равно»! Да когда я что-нибудь покупаю, всегда с мамой советуюсь. А ты? Или такой уж самостоятельный стал?

– Вот и самостоятельный.

– Ах, так! – еще сильнее рассердился отец. – В таком случае, чтобы завтра же фонарика не было, а два рубля чтоб вот здесь лежали! Понял?

Понять это было нетрудно. Труднее выполнить приказ. Куда сбыть фонарик? В магазин назад не принимают. Да и все равно – двух-то рублей не наберешь…

– Рупь от силы! – сказал Долговязый, повертев Витюхин фонарик. – Здесь не крутится.

– Врешь, – возмутился Витюха. – Все крутится.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами Долговязый. – Батарейка села.

Фонарик и без батарейки стоил не рубль, но Витюха только вздохнул. Другого выхода у него не было – сам же он и предложил купить. Долговязый жил по соседству, нигде не учился, ходил всегда, засунув руки в карманы брюк, за ним, как свита, ходили также «руки в брюки» два мальчишки поменьше. Все они курили, вертелись по вечерам около кинотеатра – Витюха их немного побаивался. Но сейчас надо было вступить с ними в «деловые» отношения.

– Где же я еще рубль достану? – спросил Витюха. – Мне ведь два рубля надо.

– Ладно, – смилостивился Долговязый. – Дам два. Только с уговором. Вот при них, – кивнул он на свою «свиту». – Через неделю рупчик вернешь.

– Верну, верну, – обрадовался Витюха.

– И вдобавок еще тридцать коп.

– А их-то за что?

– За выручку. Я же тебя выручаю?

«Вот кулак!» – подумал Витюха, но согласился. Что делать?…

Вечером он положил на стол перед отцом два рубля.

– Так-то лучше, – подобрел отец. – И впредь, не спросясь, ничего не делай. А то влипнешь в какую-нибудь неприятность.

Не знал он, что сын уже влип! Ведь за неделю Витюха не сумел скопить рубля тридцати копеек. Мама теперь так следила за его питанием в школе, что экономить на завтраках, как прежде, было невозможно. И через неделю он принес Долговязому только полтинник.

– Ну ладно, – сказал тот, пересчитав медяки. – А за то, что просрочил, вернешь еще через недельку сверх рупчика уже не тридцать коп, а шестьдесят.

– Да ты что? Совести у тебя нет!

– А у тебя? – окрысился Долговязый. – Ты ведь обещал? Обещал вернуть все через неделю. А вернул? Вот и плати за просрочку. Да не вздумай зажилить, а то… – И он опять кивнул на свою «свиту».

– Хорошо, – ответил Витюха, не потому что испугался угрозы, а потому что надо было расплачиваться. – Подавись ты своей «выручкой»!

Но он опять не смог за неделю собрать сполна и принес Долговязому только сегодня, просрочив еще пять дней. Долговязый заявил:

– За просрочку с тебя еще сорок коп.

– А вот это не хочешь? – поднес Витюха к его носу кукиш.

И тут началось! «Свита» бросилась на Витюху. Он отбивался как мог…

Кто же все-таки виноват?

– Да, дела, – после короткого молчания произнес Павлик.

А Вера спросила:

– Почему же ты винишь отца? Он-то при чем?

– А как же! – ответил Витюха. – Не узнал бы отец про фонарик, ничего бы не было. А ему стало жалко, что я купил.

– Не жалко, а без спроса.

– Да что спрашивать? Деньги-то «съеденные».

– И не в деньгах дело.

Витюха засмеялся:

– Все ты знаешь!

– Она знает, – подтвердил Павлик. – Она с Беседчиком советуется. Ты позови его сейчас, – предложил он Вере.

– А пожалуйста, – охотно ответила она и вскочила со скамейки, встала лицом к ребятам. – Беседчик-Советчик, приди к нам сюда! А вы слушайте… Вот ты, Витя, обиделся на отца. Отец «пристал» к тебе из-за фонарика. А почему? Потому что не понравилось ему, как ты истратил деньги, которые тебе давали на завтрак. А почему? Потому что завтракать надо каждый-день и вовремя. Это важно для здоровья. В животе у тебя урчало, но ты не ел, и тебе казалось, желудок потерпит, потом съем вдвое больше, и ничего не случится, не умру. Не умер, верно. Но когда питаются нерегулярно, наживают разные болезни. Сразу, конечно, эти болезни не появляются, и ты о них просто, не подумал. А взрослые заботятся о твоем будущем. Тебе кажется, будто они пожалели деньги, которые ты сэкономил, а они пожалели тебя: если ты привыкнешь «обманывать» свой желудок, то очень скоро испортишь его. И еще. Ты не только свой желудок «обманул». Ты и родителей обманул. Ты скрыл от них, что задумал сделать такую покупку. Твоих родителей испугала скрытность, которая появилась у тебя. Они хотят, чтобы ты вырос честным человеком. А ты вдруг стал от них что-то скрывать. Вот они и заволновались. Ты обижаешься на то, что отец помешал тебе быть самостоятельным, а на самом деле он и тут подумал о твоем будущем. Взрослые всегда смотрят дальше, чем ребята. Значит, нечего зря обижаться, а если хочешь судить справедливо, то прежде подумай хорошенько: почему они так поступают? Они не зря делают, даже когда тебе что-нибудь в их поступках и не нравится.

– Вот, слышал? – спросил Павлик у Витюхи, когда Вера замолчала. – Значит, не виноват твой отец, если ты фонарик купил тайно.

– Вроде так получается, – согласился Витюха. – Верно.

– А вот и не так! – вдруг подал голос Миша. – Витюхин отец тоже не прав! Ну, рассердился – поругай. А зачем приказывать: деньги верни! Откуда их было взять? Об этом отец подумал? Вот и попал Витюха в кабалу к Долговязому.

– Верно! – обрадовался Витюха поддержке. – Где я мог достать? Он и виноват!

– Ты как хамелеон, – сказала Вера. – И то у тебя верно, и это.

– Но если правда? – заступился вдруг за Витюху Павлик. – Деньги-то назад отец мог и не требовать.

– И вообще, – продолжал Миша, – взрослые любят говорить, что делают все правильно. Помнишь – Мария Николаевна заболела и к нам другая учительница пришла, так она тебя тогда за что из класса вытурила? – спросил он у Веры. – Мычала-то Ритка! А тебя – в коридор. Мы крикнули: «Мычала не Самсонова!» А учительница и слушать не захотела: «Все вы безобразники!» Разве не так было, помнишь?…

Стойте, стойте! Тут я опять вмешаюсь, ребята… Вы заметили, как Миша настроен – во всем обвинять взрослых! Вера, бедная, даже покраснела от растерянности – ведь действительно бывает, что взрослые ведут себя иногда неправильно. Что тут возразишь?

Вот один знакомый шестиклассник рассказал мне, как он обиделся на классную руководительницу. У мальчика умерла бабушка. Он пришел в школу грустный-грустный. Классная руководительница узнала про Колино горе и сказала:

– Поговорим, Коля, на перемене.

И на перемене Коля подошел к ней. Правда, не близко, потому что учительницу окружали веселые девочки. Он остановился поодаль и ждал, когда классная руководительница заговорит с ним. Но она побеседовала с девочками, а потом к ней подбежала старшая пионервожатая, что-то сказала и куда-то увела. Учительница даже не взглянула в сторону Коли. Забыла о нем и о его горе. Коля выскочил на улицу и в класс не вернулся. Он вообще долгое время совсем не хотел идти в школу, чтобы не видеть эту учительницу.

Как видите, бывают обиды настоящие, не кажущиеся.

Только мне и тут хочется предостеречь вас, ребята: не делайте поспешных выводов. Обида слепа. Она застилает глаза черной неприязнью к обидчику, вызывает чувство враждебности и отчуждения, заставляет нас тоже быть не всегда справедливыми. Никогда нельзя поддаваться первому ощущению: «Меня обидели». Надо постараться понять, отчего это случилось. Почему взрослый, умный человек вдруг поступил не так, как тебе хотелось бы? Ведь к взрослые совершают ошибки по разным причинам.

Витюхин папа, который приказал сыну вернуть назад деньги, истраченные на покупку фонарика, попросту не подумал, как трудно мальчику это сделать. И, конечно, Витюха мог бы не попасть «в кабалу» к Долговязому, если бы Витюхин папа хоть на секунду поставил себя на место сына. Каждый человек, чтобы поступать по справедливости, должен уметь ставить себя на место другого.

Но если Витюхин папа ошибся, из этого не следует, что он хотел сыну зла. Наоборот, он хотел ему добра. Да только не сумел найти подходящее решение – вот и ошибся. Значит, иногда взрослые ошибаются именно из-за того, что не знают, как поступить лучше. И обижаться на них за это, право, не годится. Ведь и ты иногда ошибаешься. Есть даже такая поговорка: не ошибается тот, кто ничего не делает.

А вот Колина учительница проявила свою нечуткость по другой причине. Если бы она вообще не обратила внимания на Колино горе, мы могли бы посчитать ее черствой, бессердечной. Но она же хотела поговорить с мальчиком. Только ее окружили другие ученики и отвлекли разговорами, да еще появилось какое-то срочное дело, из-за которого прибежала пионервожатая. Учительница заторопилась и действительно в эту минуту забыла про Колю. А когда спохватилась, наверное, сама сильно расстроилась.

У взрослых бывает очень много разных дел и забот, да еще с годами приходит недомогание, усталость, болезни, и нервы «развинчиваются», становится человек несдержанным, вспыльчивым, раздражительным, не таким внимательным, как бы нам хотелось. Все это я говорю не для оправдания того, что можно раздражаться, грубить или отмахиваться от чьих-нибудь вопросов, но понимать поведение того или иного человека всегда нужно. Пойми, и тогда легко простишь случайное невнимание этого человека к тебе, как часто прощают взрослые тебе самому твои ошибки и промахи.

– Ну да, конечно, конечно! – слышится мне недовольный Мишин голос. – Вы так рассуждаете, потому что тоже взрослый! Поэтому у вас все взрослые правы. А нам, детям, дескать, только кажется, будто нас обижают. А если и вправду обижают, то все равно, выходит, взрослый не виноват. Это вы нам так объясняете, потому что для нас, для детей, книжку пишете, да?

– Ну что ты, Миша! Неужели подозреваешь, что я кривлю душой? Мы же условились вести серьезный, откровенный разговор. Я на самом деле так считаю: прежде чем осуждать человека за какой-то поступок, всегда надо постараться понять, почему человек так поступил. И особенно вам, ребятам. Потому что зам не всегда понятны причины поведения взрослых.

Но из этого вовсе не вытекает, будто всех взрослых я готов оправдывать и защищать только потому, что они взрослые. Бывают случаи, когда люди поступают очень плохо, и как ни объясняй их поведение, а оправдать невозможно. И не только по отношению к вам, ребятам. И ко взрослым. Да и вы сами друг к другу. Дело не в возрасте. Ведь человек должен жить по справедливости всегда, сколько бы лет ему ни было!

Но почему же иногда люди ведут себя не так? Почему не все живут по-справедливому?

Тут мы подходим к самому что ни на есть серьезнейшему вопросу, можно сказать, наиглавнейшему вопросу всей нашей жизни.