355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Емельянов » Троцкий. Мифы и личность » Текст книги (страница 12)
Троцкий. Мифы и личность
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:20

Текст книги "Троцкий. Мифы и личность"


Автор книги: Юрий Емельянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц)

Судя по тому, что писал Троцкий о своей работе, он и через 30 с лишним лет высоко оценивал роль масонства в историческом процессе. Троцкий писал: «Работа над франкмасонством явилась для меня проверкой собственных гипотез… Исторический материализм не был мною воспринят сразу в догматической форме. Диалектика предстала передо мною впервые не в виде абстрактных своих определений, а в виде живой пружины, которую я находил в самом историческом процессе, поскольку старался понять его».

Похоже на то, что исследования процессов экономического и социального развития, которые осуществляли руководители социалистического движения России в своих теоретических работах, представлялись Троцкому лишь догматической и абстрактной формой восприятия исторического материализма. Его не захватили изучение социального положения рабочего класса и опыт международного рабочего и социалистического движения. Судя по его интересу к масонству его занимала закулисная сторона политических и социальных процессов и тот тайный механизм, с помощью которого совершались революции и государственные перевороты. Поскольку предметом его исследования было масонство, то скорее всего именно в нем он разглядел «пружину» мирового развития и был готов рассматривать организацию «вольных каменщиков» как одну из ведущих сил мировых общественных процессов.

Видимо, для того, чтобы отмести традиционное для революционной пропаганды пренебрежительное отношение к масонству как архаической организации, отжившей свой век, Троцкий подчеркивал, что старомодные формы, принятые в масонской организации, могут активно использоваться и в наши дни. Он писал: «В технике нашего производства произошел переворот гораздо более могущественный, чем в технике нашего мышления, которое предпочитает штопать и перелицовывать, вместо того, чтобы строить заново. Вот почему французские мелкобуржуазные парламентарии, стремясь противопоставить распыляющей силе современных отношений некоторое подобие нравственной связи людей между собою, не находят ничего лучшего, как надеть белый фартук и вооружиться циркулем или отвесом». В сочетании древних ритуалов масонов с вполне современными политическими задачами, которые они решали, Троцкий видел диалектику исторического процесса.

Диалетику Бронштейн мог увидеть и в соединении в масонстве разных идейно-политических течений. В своей автобиографии Троцкий писал: «В отдельных ветвях франкмасонства были сильны элементы прямой феодальной реакции, как в шотландской системе. В XVIII веке формы франкмасонства заполняются в ряде стран содержанием воинственного просветительства, иллюминатства, выполняющего предреволюционную роль, а на левом фланге переходящего в карбонарство. К франкмасонам принадлежал Людовик XVIII, но также и доктор Гильотен, изобретший гильотину. В Южной Германии франкмасонство принимало явно революционный характер, а при дворе Екатерины стало маскарадным отражением дворянско-чиновничьей иерархии. Франкмасона Новикова франкмасонская императрица сослала в Сибирь».

В то же время многие идейные и политические разногласия внутри масонства растворялись в общих надполитических и надрелигиозных принципах. Объясняя духовные принципы масонства, герой романа Писемского Вигель заявлял, что хотя масоны «поклоняются всемогущему строителю Вселенной», они не имеют «никакого определенного представления о сверхчувственном».

Судя по словам Вигеля, масоны, говоря современным языком, «утверждали приоритет общечеловеческих ценностей». «Цель их единая, – говорил Вигель, – внушить людям гуманность, чтобы они за католиком, за лютеранином, за православным не забывали человека». Объявляя масонов «союзом союзов», Вигель объяснял: «В масонстве связываются все контрасты человечества и человеческой истории. Оно собирает в свой храм из рассеяния всех добрых, имея своей целию обмен мыслей, дабы сравнять все враждебные шероховатости. Совершается это и будет совершаться дотоле, пока человечество не проникнется чувством любви и не сольется в общей гармонии».

Выдвигая в качестве высших целей общие положения о человечности и любви к ближнему, масоны, с одной стороны, создавали представление о себе как об организации, озабоченной лишь человеческим благом, а, с другой стороны, скрывали конкретные задачи, которые ставили перед собой те или иные масонские ложи и их объединения. Вигель на этот счет изъяснялся туманно: «Мнения о высших целях нашего ордена… столь же разнообразны, что описать оные во всех их оттенках так же трудно, как многоразличную зелень полей, лугов и лесов, как летний вечер… Масонство само есть тайна, потому что его истинное и внутреннее значение может открыться только тому, кто живет в союзе масонском и совершенствуется постоянным участием в работах».

Противники же масонства, литературу которых жадно поглощал Бронштейн, утверждали, что «вольные каменщики» под видом деятельности по совершенствованию людей в течение десятков лет могут готовить зловещие заговоры, направленные против христианских стран. В своей книге «Тайная сила масонства» Александр Селянинов утверждал: «Одно из главных преимуществ масонства – умение не спешить. Сила, его направляющая, рассчитала всю трудность тех поистине гигантских разрушений, которые нужно ей произвести для осуществления своей тайной цели, и разделила свой труд на «подготовление» и «выполнение». Подготовление состоит в том, чтобы обманывать христианский мир, дабы он легко дался в руки, и выбирать среди христиан себе сотрудников, которые, изменив своему прошлому, дойдут до такой неразборчивости в средствах, что будут способствовать разрушению собственного отечества».

Антимасонские авторы считали, что вожди «вольных каменщиков» сознательно напускали туман вокруг своих программных задач, скрывая свои отнюдь не человеколюбивые, а разрушительные цели. Селянинов писал: «Когда после долгих годов подготовительной работы масоны совершат свое дело пропаганды в качестве апостолов, проповедников; когда группы, работающие вокруг них по их указке, превратятся в неутомимые подголоски их пропаганды, когда удастся захватить политическую власть, когда ораторы, журналисты, поэты, составители песен, драматурги, актеры, авторы порнографических изданий достаточно разовьют различными способами свои якобы прогрессивные идеи перед доведенным до исступления народом, подобно испанским бандерильям, машущим красным плащом перед быком, – тогда политический «тореадор», настоящий ставленник тайной силы, может наконец появиться».

После своего появления на сцену, писал Селянинов, настоящий лидер «вместо пропаганды разрушительных теорий, пустит в ход оружие мятежа и разрушения, которое неизбежно породит гонения, грабежи, погромы, убийства, и возбужденная, ослепленная до безумия толпа яростно бросится принимать участие в бесчинствах – признак того, что она дошла до состояния, которое нужно «тореадору», украшенному тайными масонскими эмблемами. Будь он Мирабо, Дантон, Робеспьер или ближе к нам – Вальдек Руссо, Комб, Клемансо, будь он сам масон или нет, но раз он избран «делегатом», ему досточно говорить что угодно, чтобы увлечь за собою общественное мнение, уже заранее для него сфабрикованное. Толпа в его руках одновременно с властью».

Неопределенность или скрытость целей масонства не помешали Бронштейну разглядеть в нем слаженную систему контактов, обеспечивающих взаимопомощь людей из разных стран, представлявших различные социальные слои, политические партии и религиозные конфессии. Если бы Бронштейн был знаком с «Интернетом», то он мог бы увидеть в масонстве схожие черты со всемирной электронной паутиной. Как и «Интернет», масонство было открыто для людей всего мира вне зависимости от их национальности, политических и религиозных взглядов. В то же время лишь люди, овладевшие системой символов и умевшие произносить кодовые слова-пароли, получали доступ к этой паутине всемирных связей. У них были свои «сайты» (масонские ложи), где проводились «чаты» (ассамблеи). Как и «сайты» «Интернета», посвященные самым разнообразным темам, масонские ложи удовлетворяли самым разнообразным интересам тогдашнего общества. Тут были группы, занятые философией и богословием, алхимией, теософией и даже попытками создать искусственного человека. Как и новички всемирной электронной паутины, масонские неофиты зачастую не могли разобраться в эзотерических тайнах и получали много вздорной или малоценной информации. В то же время, как и завсегдатаи «Интернета», опытные масоны овладевали искусством пользоваться глобальными связями и приучались общаться друг с другом на особом жаргоне, понятном лишь для них.

Однако, в отличие от «Интернета», доступ к информации внутри масонской организации дозировался в зависимости от степени посвященности того или иного масона в тайны своего ордена. Продвижение масонов по многоступенчатой иерархии определялось тайными руководителями этой организации. Кроме того, в отличие от «Интернета», принадлежность к масонству означала доступ не только к информации, но и к власти. По тонким, но прочным нитям всемирной масонской паутины, которые оставались невидимыми для посторонних, можно было быстро подняться вверх и даже стать причастным к решениям о смене власти и общественного устройства в целой стране.

Видимо, это обстоятельство было решающим определившим жгучий и устойчивый интерес Бронштейна к масонству. Стремившийся всегда первенствовать и подчинявший этому стремлению все свои жизненные помыслы, Бронштейн узнавал о существовании всемирного механизма прихода к власти. Став частью этой организации, он мог беспрепятственно идти по ступеням к высшей в мире власти.

Правда, вряд ли он догадывался в ту пору, что сложная и засекреченная масонская организация не позволяла многим ее членам понять, кто из них является послушной куклой в руках тайных правителей, а кто – кукловодом. В то же время, создавая иллюзию равноправия, масонство привлекало в свои ряды многих людей, искренно стремившихся к идеалам равенства, братства, свободы, просвещения.

Из литературы, которую тщательно штудировал Бронштейн, он узнавал, что в масонских ложах состояли ведущие писатели, композиторы, философы, ученые-естествоиспытатели, вельможи и крупные финансисты, священники различных культов, революционеры и короли. Успехи и неудачи, а порой и сама жизнь каждого из них зависели от решений, принимавшихся в тайных советах масонского ордена. «Пружина», которая приводила в движение назначения министров и отставки правительств, государственные перевороты и революции, находилась в масонской организации.

Описывая жизнь русских масонов в 30-40-х гг. XIX века, А.Ф. Писемский в своем романе «Масоны» рассказывал, что даже после разгрома лож «вольных каменщиков», учиненного Николаем I, орден оставался влиятельной организацией, от которой многое зависело в политической и государственной жизни России. Многие масоны продолжали сохранять влиятельное положение и верность дисциплине своей организации. Поэтому, когда герой романа Егор Егорыч Марфин, не занимавший какого-либо государственного поста, но являвшийся влиятельным лицом в ордене, решил отстранить от власти губернатора, последний был обречен. Письмо Марфина в столицу чиновнику в министерстве было равносильно приказу, который был выполнен. С еще большей легкостью милейший Егор Егорыч смещал почтмейстеров и прочих чиновников губернского или уездного масштаба, назначая на их место угодных ему людей. Если верить Писемскому, то такова была сила масонов в России даже, когда они были запрещены и преследовались правительством. В современных же странах Западной Европы пребывание в рядах масонства открывало возможности занять властное положение, что и объясняло тягу честолюбивых людей к этой организации. Троцкий справедливо писал, что «каменщики» «имеют в виду не строить новое здание, а лишь проникнуть в давно построенное здание парламента или министерства».

Очевидно, что, обсуждая со своими подельниками полученную им информацию, он сопоставлял ее с их опытом революционной работы. На фоне истории масонства их деятельность в Николаеве в течение нескольких месяцев выглядела безнадежно дилетантской. Умелое сокрытие тайн ордена «вольных каменщиков» контрастировало с беспомощными потугами на конспирацию «Южно-русского рабочего союза». Способность же масонов проникать в самые различные слои общества и постепенно влияя на развитие политической жизни, то поднимать выступления широких масс населения, то организовывать дворцовые перевороты, заставляла его критически оценить свою провинциальную организацию, объединившую лишь несколько десятков рабочих-сектантов под руководством недоучившихся студентов и оказавшуюся неспособной просуществовать более года. Ему теперь становилось особенно ясно, что, несмотря на наличие некоторых связей с другими революционными организациями, руководители «Южно-русского рабочего союза» действовали как кустари-одиночки. Изучение истории масонства показывало Бронштейну, что без хорошо налаженных связей с другими группировками революционеров, без строгого подчинения всех местных ячеек централизованной организации, нельзя рассчитывать на успех.

Постоянно высмеивая как марксистов, так и народников за «узость» их взглядов, Бронштейн мог противопоставить этому масонство, умевшее растворить идейные, политические и религиозные разногласия в туманной «общечеловеческой» риторике и сплотить своих членов на основе преданности «надпартийной» и «надрелигиозной» сверхорганизации. В такой организации нашлось бы место для человека, который долго колебался между бентамизмом и марксизмом.

Беспрестанно осуждая марксизм за его сухость, Бронштейн мог противопоставить пропаганде учения Маркса-Энгельса, основанного на критике современной экономической и социальной жизни, легенды и ритуалы масонства, которые захватывали воображение самых передовых людей последних столетий. Если революционеры превращали свои собрания в скучноватые научные диспуты, то масоны постоянно прибегали к театрализации своих сборищ, порой доводя себя до состояния крайней экзальтации. Вероятно, масонский стиль собраний был более близок Бронштейну, склонному к театрализации и экзальтированности даже в общении со своими товарищами по кружку Швиговского.

Можно утверждать, что в своей дальнейшей политической деятельности Бронштейн использовал многие выводы, к которым он не мог не прийти, сопоставляя опыт всемирного масонства и «Южно-русского рабочего союза». Вскоре он становится последовательным сторонником создания централизованной, тщательно законспирированной революционной организации, имевшей не только разветвленную сеть своих организаций в стране, но и обширные международные связи. Такой партией стала для него РСДРП, а затем РКП(б). Внутри этих партий он не раз осуждал «узость» тех или иных платформ или фракций, пытаясь играть роль «надфракционного лидера». Хотя ему пришлось мириться с господством в партии «сухой» марксистской теории и даже изображать из себя теоретика марксизма, Бронштейн вносил в свои работы много цветистых оборотов (за что его так осуждал Плеханов), а затем прославился как мастер театрализовать свои появления на трибуне и доводить партийные и массовые собрания до экзальтированного состояния.

Осознав важность управления эмоциями массовых собраний, Бронштейн, с детства стремившийся лидерствовать, нашел в истории масонства многочисленные примеры успехов, достигнутых теми, кто овладевал рычагами власти в политическом движении. Провал его попытки стать российским Лассалем в рядах «Южно-русский рабочий союз» наглядно показал ему безнадежность его амбиций, пока он остается на переферии политического движения. Уроки же, извлеченные из истории масонства, доказывали ему, что он перестанет быть пешкой в сложных политических играх, когда окажется в штабах, где принимаются главные решения. Не прошло и пяти лет после его ареста, как он добился того, что оказался в лондонской штаб-квартире РСДРП и стал рассматриваться как один из подающих надежды юных руководителей партии.

Знакомство с литературой о масонстве могло убедить Бронштейна в том, что успех революции может быть достигнут лишь после установления связей с масонской всемирной паутиной. Не исключено, что, постоянно рассказывая своим товарищам о невидимой, но мощной силе «вольных каменщиков», Бронштейн убеждал их в необходимости использовать не только уроки масонства, но и его связи для дела революции. Возможно, что он пришел к тому же выводу, к которому пришел известный революционер-анархист князь П.А. Кропоткин: «Масоны – это прежде всего всесветная политическая сила и вековая организация. И наше революционное движение очень много потеряет от того, если так или иначе не будет связано с масонством, имеющим свои нити и в России – и, конечно, в Петербурге – в самых разнообразных сферах». Комментируя это замечание Кропоткина, Бонч-Бруевич писал: «Он (Кропоткин) был прав по крайней мере в одном: что оппозиционная деятельность русских либералов имела непосредственную связь с масонами, через них проникала всюду и везде, в самые потаенные места самодержавного организма, везде имела свое влияние».

Активизации масонов в России в немалой степени способствовало заключение союза с Францией, в политической жизни которой «вольные каменщики» играли решающую роль. Как утверждал В.Ф. Иванов, «после франко-русского союза 1890 года «Великий Восток Франции» (масонский центр) становится лабораторией русского масонства. Русские политические эмигранты нашли гостеприимный приют главным образом в масонских ложах Парижа. В 90-х годах прошлого столетия при содействии «Великого Востока Франции» в Париже был организован специальный колледж, явившийся школой для подготовки будущих революционных деятелей. Многие из профессоров этого колледжа– М.М. Ковалевский, Трачевский, Амфитеатров, – а также и ученики их сделались масонами».

В эти годы многие деятели оппозиции, не только либеральной, но и революционной, вступали в масонские организации и к началу российских революций значительное число лидеров многих значительных политических партий оказались масонами. Позже депутат 4-й Государственной думы Л.А. Велихов сообщал, что он «вступил в так называемое масонское объединение, куда входили представители от левых прогрессистов (Ефремов), левых кадетов (Некрасов, Волков, Степанов), трудовиков (Керенский), с.-д. меньшевиков (Чхеидзе, Скобелев)». Тяга к масонству в эти годы была широко распространена среди политической интеллигенции России, в том числе и среди социал-демократов.

Не известно, насколько преуспел Бронштейн в пропаганде своих идей относительно масонства среди своих сокамерников и добивался ли он от них установления связей с масонами, но существует немало сведений о том, что Бронштейн стал в конечном счете членом масонской организации. Это утверждала такая исследовательница масонства, как Нина Берберова, ссылаясь на личное знакомство со списками масонов. В своей книге «Русская интеллигенция и масонство от Петра I до наших дней», В.Ф. Иванов перечислял Троцкого среди известных масонов России, таких как Керенский, Маклаков, Авксентьев. Валентин Пруссаков утверждал, что «Троцкий принял масонство в 1916 г., в период своего пребывания в США». Но поскольку речь идет о тайной организации, документальных свидельств вступления Бронштейна в орден «вольных каменщиков» нет. Есть сведения о том, что он постоянно поддерживал связи с масонским движением. Знаменательно, что выходец из семьи потомственных масонов, а затем верховный руководитель французского масонства Зеллер работал в секретариате Троцкого в период его эмиграции в 30-х гг. Об этом Зеллер писал в своих мемуарах.

Если Бронштейн рассчитывал на быстрое продвижение к вершинам власти с помощью всемирной масонской паутины, то он должен был учитывать и то, что вступление в ряды масонства было связано с принятием на себя немалых обязательств перед сообществом «вольных каменщиков». По приказам невидимых гроссмейстеров ордена рядового масона могли перебросить из одного конца планеты в другой, заставить его выполнять тяжелые поручения и в считанные минуты сменить свою политическую роль.

Нам неизвестно, стал ли масоном Бронштейн в тюрьме или нет, но очевидно, что изучение масонства показало ему не только несовершенство его прежних представлений о мире, но и собственные слабости. Один из принципов масонства, с которым он наверняка ознакомился, состоял в самосовершенствовании. «Масонство – это перевоспитание человека», – провозглашали масоны.

Суровые испытания в тюрьме и исследования масонства заставили Лейбу Бронштейна переосмыслить не только его идейные ориентиры, но и личные ценности. Лица, достигшие высоких ступеней посвящения, должны были не только полагаться на поддержку вышестоящих влиятельных особ, но и проявлять немалую требовательность к себе, отсекая от себя слабости, как куски неотесанного камня. Проявлением этой «огранки» стали перемены, происшедшие в характере Бронштейна после его выхода из тюрьмы.

И. Дейчер отмечал, что товарищам Бронштейна «настолько запомнилась теплота его дружбы на долгие годы, что позже» они «были поражены его беспощадностью в годы революции и гражданской войны». Скорее всего, взрывы добрых чувств к сокамерникам были лишь болезненной реакцией человека с расшатанной психикой. После завершения его пребывания в тюрьме ничего подобного в поведении Бронштейна не наблюдалось. Более того, после тюрьмы он стал подчеркнуто замкнутым и сдержанным в проявлении личных эмоций. Люди, которые видели Бронштейна в тюрьме, поражались той отчужденности, которую он стал проявлять в отношении своих бывших товарищей по заключению. Те, кто познакомился с Бронштейном-Троцким после заключения, отмечали его холодность и надменность, считая эти черты неотъемлемыми особенностями его натуры. Социал-демократ П.А. Гарви, встретивший Троцкого в Вене в 1912 году, писал, что тот внушал говорящим с ним «пафос дистанции», обладал «холодным блеском глаз за своим пенсне, холодным металлическим тембром голоса, холодной правильностью и отчетливостью речи». Й. Недава писал: «Многие мемуаристы отмечают безразличие Троцкого к друзьям, склонность отдаляться от них. Точнее было сказать, что у него не было друзей в обычном смысле этого слова (исключая Раковского и Иоффе, с которыми, впрочем, он тоже дружил недолго). Троцкий буквально излучал сознание своего превосходства; на его лице читали уверенность, что он не может тратить время на сентиментальную ерунду».

Свидетель бурных проявлений добросердечия и нежности Бронштейна в тюрьме, его друг со времен николаевского кружка, А.Г. Зив считал, что такое поведение было лишь временным явлением и приходил к твердому заключению, «что в душе Троцкого просто нет ни жестокости, ни человечности, вместо них – пустота. Душевное тепло к людям, не связанное с удовлетворением личных нужд, отсутствует в нем. Люди для него – просто особи, сотни, тысячи, сотни тысяч особей, способные питать его властолюбие. Троцкий нравственно слеп. Это врожденный физиологический недостаток, который англичане называют моральным помешательством. Душевный орган симпатии атрофировался у Троцкого в материнском чреве».

Вряд ли последнее замечание Г.П. Зива было справедливым. Нет сомнения в том, что неуживчивость Лейбы Бронштейна, во многом вызванная его болезненностью, могла постепенно исчезнуть по мере возмужания. Однако после тюрьмы он превратился в холодного и надменного человека, не скрывавшего своего отчужденного отношения к окружавшим его людям. Скорее всего, такая манера поведения была лишь внешним проявлением глубоких душевных перемен, происшедших с ним в заключении.

«Огранка» характера отразилась в выборе им псевдонима. Словно в древних посвящениях, когда после имитации нового рождения человеку давали новое имя, партийный псевдоним революционера навсегда связывал их с новой жизнью, а их подлинные фамилии нередко забывались. В одесской тюрьме Бронштейн встретил человека, под фамилией которого он стал в дальнейшем известен всему миру. Им был свирепый надзиратель Троцкий, гроза одесской тюрьмы, которого боялись не только заключенные, но даже тюремное начальство. Впоследствии обладателем фамилии тюремного надсмотрщика стал революционер.

В российской истории нет примеров того, чтобы деятель революции выбрал себе псевдоним подобным образом, хотя при выборе подпольных имен и кличек проявлялась немалая изобретательность. Для псевдонимов использовались собственные имена и географические названия (Ленин, Рязанов, Ярославский), названия материалов (Стеклов, Каменев, Сталин), орудий труда (Молотов), дней недели (Пятницкий) и даже птиц (Гусев), но никогда никому в голову не приходило выбрать себе фамилию того, кто олицетворял суровый тюремный режим.

Историк Н.А. Васецкий исходил из того, что выбор псевдонима Бронштейном отразил ироничный склад ума заключенного: «Как бы в отместку надзирателю за его диктаторские замашки Троцкий и взял его фамилию своим псевдонимом, чтобы доказать всем, что фамилия матерого защитника самодержавия может служить и другим целям – революции».

И. Недава предлагал в качестве одного из объяснений происхождения псевдонима Троцкого его стремление отречься от еврейского: «Нет никакого сомнения, что фамилия Бронштейн мешала Троцкому по меньшей мере в быту. Ни к чему она была и интернационалисту, отрицавшему национальность, – уже просто потому, что носила на себе печать национальности… Фамилия Троцкий звучит скорее на польский, чем на русский лад, контрастируя с распространенной русской фамилией Троицкий». В то же время ученый полагает, что «Бронштейну импонировала фамилия, которую он, конечно, мысленно производил от немецкого (и идишистского) слова «тротц», означающего «вопреки», «наперекор». Насколько такая интерпретация близка к истине, видно из другого его литературного псевдонима, который, в сущности, повторяет первый – Антид Ото». (Троцкий превратил итальянское слово «antidoto», означающее «противоядие», в подобие имени и фамилии.)

Сидевший вместе с Троцким в тюрьме Г.А. Зив выдвигал иное объяснение, считая, что «молодому Бронштейну исключительно импонировала представительная, авторитарная фигура надзирателя одесской тюрьмы». Для физически нездорового, неустойчивого в своих настроениях, навязчиво думающего о самоубийстве Бронштейна Троцкий олицетворял все, чего он был лишен, – физической силы, непоколебимой уверенности в своих действиях и положения, позволявшего ему беспрепятственно подчинять своей воле десятки заключенных. Ныне психология накопила немало данных о тех странных сломах, которые происходят в человеческом сознании под влиянием утраты свободы. Анализируя поведение людей, ставших жертвами участившихся во второй половине XX века похищений, психологи установили, что некоторые люди, оказавшись под давлением невыносимого душевного стресса, порой принимали сторону своих похитителей, начинали им подражать в поведении и даже помогать им. Такое поведение похищенных было описано на примере захвата заложников в Стокгольме, подобные случаи получили в психологии название «стокгольмского синдрома». Не исключено, что восхищение Бронштейна тюремщиком Троцким можно объяснить схожим явлением.

Не лишены основания и объяснения Недавы и Васецкого. Восхищение Троцким вряд ли дало возможность Бронштейну забыть, что тюремщик олицетворял все то, что он с детства ненавидел, – торжество грубой невежественной силы. Лейба Бронштейн, для которого до заключения самое сильное поражение и унижение было в ходе школьной истории с Бюрнандом, впервые осознал, что значит оказаться под пятой жестокой власти. Он, привыкший с детства к положению господского ребенка, оказался в более жалком положении, чем любой батрак в имении его отца. Он был грязен и покрыт паразитами, как те работники, которые вызывали у него брезгливую жалость. Даже когда Троцкий писал мемуары, он не мог забыть, какую брезгливость вызывал у тюремщиков, пробыв в одиночке несколько месяцев без смены белья и мыла. Он был лишен свободы, которой обладал любой, самый жалкий бедняк. Наконец, им помыкали те, кого он всю жизнь привык презирать за их невежество и дикость.

Он был буквально втоптан в грязь, несмотря на свою принадлежность к народу, считавший себя Богоизбранным, и к интеллигенции, считавшей себя «самой разумной» частью российского общества. Ценности древней культуры, установки, принятые в среде интеллигенции, потерпели крах в его глазах. Фамилия «Бронштейн» связывала его с предками, которых, как он заучил с детства, вечно преследовали грубые и невежественные люди. Отказываясь от фамилии своих предков, Бронштейн рвал с судьбой, обрекавшей его на покорное подчинение грубой силе. Он больше не хотел быть с теми, кто вечно проклинал своих давно умерших гонителей, но не мог защитить себя от ныне господствующих в обществе сил. Он не хотел быть среди тех, кого гнали, как баранов, в эмиграцию и за это позволяли прокричать проклятия в адрес России через просторы океанов и континентов.

Человек, который всю жизнь не мог простить школьным учителям наказание во втором классе, вряд ли был способен простить те тяжелые испытания и унижения, которые он перенес в тюрьме. Виновными в его муках он скорее всего считал строй, государство, всю страну. Для того чтобы впредь не стать жертвой подобных поражений и унижений, он должен был не только отречься от многого, что сделало его беспомощным, но и обрести качества, которыми обладали его победители. Для этого он должен был стать таким же сильным, жестоким и бесчувственным к страданиям других людей, как тюремный надзиратель Троцкий.

Очевидно, что решение о смене имени было результатом глубокой перековки характера и это было делом не одного дня. Превращение Бронштейна в Троцкого произошло через несколько лет после его пребывания в одесской тюрьме.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю