Текст книги "Первая мировая (Хроника обороны крепости Осовец)"

Автор книги: Юрий Гусаров

Во время службы сестрой милосердия в Осовецкой крепости, в краткие минуты отдыха Марию Николаевну радовало общение с отцом и, практически ежедневно, приходящие в ее адрес письма и почтовые карточки. В основном они были от матери, жившей в ту пору в Москве, и от мужа, который воевал в нескольких километрах от Осовца, неподалеку от Варшавы. С почтой в Осовце, по сравнению с другими участками фронта, дела обстояли неплохо. Этому способствовало железнодорожное сообщение и наличие шоссе и грунтовых дорог. В крепость достаточно часто поступала периодическая печать – журналы и газеты. Мария Николаевна любила читать журналы «Нива», «Родина», другие иллюстрированные периодические издания. Впрочем, во время отдыха она читала и много книг – художественных и специальных. Особенно она любила читать поэмы и стихи русских поэтов. Наверное, неспроста, первой книгой, которую мне подарила бабушка совсем в юные годы было отдельное издание А.С.Пушкина – поэма «Руслан и Людмила». Эта небольшая уже сильно потрепанная книжица хранится у автора до сих пор.

Строки стихов, посвященные раненым бойцам Первой мировой всегда трогали ее сердце. Возможно подобные стихотворения, когда то повлияли на выбор ее стези:

Раненым

 
Не дорогие хризантемы,
Несите раненым любовь.
За нас, пока мы были немы,
Они в бою пролили кровь.
А им не надо лучше счастья, —
Всю жизнь томящимся в тоске, —
Как – дрожь почувствовать участья
В родной протянутой руке.
Святая нежность без названья
В сердцах рождается простых.
Их просветленное молчанье
Красноречивей слов пустых.
Они в лицо глядели смерти,
Не отводя упорных глаз.
Их взгляду ясному поверьте,
Поймите их. Не надо фраз.
Чтоб знали чистые, как дети,
Герои славных долгих битв,
Что это праздник в лазарете —
Свиданья, полные молитв!
К святым сердцам не будьте немы, —
Они на подвиг рвутся вновь.
Не дорогие хризантемы,
Несите раненым любовь!
 

Письма раненых

 
С какой печалью и любовью
Читаем мы, сквозь слез туман,
Листки, написанные кровью,
Струящейся из ран…
На нас глядят из каждой строчки
Все те же милые глаза,
Нам снятся пушки, рощи, кочки
И бранная гроза!
И мы следим за каждым шагом,
Не покидая ни на миг
Того, кто рухнул за оврагом
И выронил свой штык.
Мутится взгляд его от муки,
В крови – томительный пожар,
И вот протягивает руки
Спаситель санитар!
И под огнем жестоким боя,
Оставив красный, влажный след,
Несут сраженного героя
В походный лазарет.
Здесь ночи тянутся в томленье,
А сердце снова рвется в бой,
Он слышит пуль глухое пенье
И пушек дикий вой.
Штыки щетинятся стальные
И знамя веет над полком,
А где-то ждут его родные
В осиротелый дом
С какой печалью и любовью
Читаем мы, сквозь слез туман,
Письмо, написанное кровью,
Струящейся из ран[79]79
  Родина. № 5, 1 февраля, 1915. С. 54.; Там же № 7, 15 февраля, 1915. С. 84.


[Закрыть].
 

Яков Годин

С волнением автор этой книги иногда просматривает пожелтевшие, потрепанные страницы периодических изданий российского государства, которого в прежних очертаниях уже нет на карте мира. Возможно, не только Мария Николаевна, но и другие герои обороны крепости Осовец, читали первый номер новогоднего выпуска журнала Родина за 1915 г. – год героической обороны крепости Осовец (Рис. 41). На титульном листе этого журнала имеется символическое изображение матери-Родины в былинных доспехах, шлеме и с мечом в одной руке. Рука об руку она идет вперед навстречу разрывам снарядов, вместе с мальчиком – символом, одновременно, Нового Года и Русского народа. Мальчик держит в руке, развевающееся на ветру, знамя. На знамени написано слово Победа. Это знамя удивительным образом напоминает Знамя Победы в Великой отечественной войне 1945 г. Как будто художник Георгиев – автор этого изображения «отложенной мечты», смог побывать в будущем и донести окончательные итоги войны с Германией из 1945 в 1915 год. Рядом с этим художественным произведением размещено стихотворение М. Семенова, которое воспроизведено далее:

На Новый Год

 
Пусть под орудий грозный гром
Мы этот год кончаем старый;
Пусть с гордым, дерзостным врагом
Еще не кончен спор наш ярый;
Но грянет день; побед заря
Над нами радостней заблещет,
Пред мощью Русского Царя
Безумный недруг затрепещет.
Орел двуглавый развернет
Еще величественней крылья,
И от меча погибнет тот,
Кто дерзко поднял меч насилья.
С молитвой жаркой на устах
Мы этот год встречаем новый
И с верой пламенной в сердцах
Пойдем мы снова в бой суровый —
И Русь год новый обновит
Победой радостной и славной,
И Царь-Царей благославит
Народ великий православный.
 

Таким образом, в постоянных трудах незаметно пролетели несколько месяцев 1915 г. Затем после очередного интенсивного обстрела, Мария Николаевна была ранена осколком в голову и эвакуирована в тыл русской армии. Там она проходила основной курс лечения.

Она вспоминала, что ее дедушка и бабушка были представителями рода Слупских, имели квартиру в Варшаве (на Маршалковской), поместье под Варшавой, иногда жили в Санкт-Петербурге и Москве. У семьи были земельные угодья, собственный выезд, конюшни и несколько карет с гербами Слупских. Вензелем этой ветви рода Слупских были сплетенные латинские буквы «S» и «W», первая, по-видимому, от начальной буквы фамилии, вторая буква, скорее всего, отображала начальную букву Варшавы и обозначение одного из гербов многочисленных ветвей польской шляхты, имеющих эту фамилию. Этот герб имеет форму буквы «W» и в геральдике называется «Абданк». В средние века одна из ветвей Слупских, являвшихся владетельными князьями Померании, имела герб в виде фантазийного образа Грифона – полуптицы-полульва.

В послереволюционные годы, вместе с матерью и мужем, вернувшимся из немецко-австрийского плена, Марии Николаевне приходилось скрываться от недремлющего ока ЧК в провинциальных городах России. Около десяти лет Мария Николаевна с мужем, детьми и матерью Анной Осиповной жила в Саратове по адресу – ул. Ленина (Московская), дом № 99 (Рис. 42.) Жили они в хороших для того времени условиях, но часто вспоминали о большой семье. Само упоминание о прежних родственных связях в советский период являлось – «табу». Семейный архив тщательно прятался ею в разных укромных местах.

Например, в период жизни в городе Балаково Саратовской области, фотографии и другие документы семейного архива скрытно хранился под половицей. Бабушка говорила, что если некоторые фотографии этого архива, в частности, фото генерала Флерова, будут обнаружены советской властью, то не миновать большой беды. Чтобы затруднить возможные поиски ее семьи советскими репрессивными органами в 20-30-е годы, бабушка не распространялась о своем происхождении и даже была вынуждена изменить свою дату рождения. И только в 60-е годы двадцатого века все эти документы стали храниться в свободном доступе у всех на виду.

Как выяснилось позже, из ставших известными в наше время документов, такое ее поведение было не только оправданным, но и мудрым. Один из главных организаторов и идеологов красного террора М.И. Лацис в ноябре 1918 г. писал:

«Мы не ведем войны против отдельных лиц… Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора»[80]80
  Мосякин А. Антикварный экспортный фонд. / Наше наследие. 1991. № III. С. 36.


[Закрыть].

О том, что ее опасения были далеко не беспочвенны, имеется достаточное количество свидетельств. Еще за более мелкие прегрешения против советского строя, а иногда просто по недоразумению любой человек на долгие годы мог потерять свободу или даже свою жизнь.

Об этом замечательно сказано в выдающемся и трогающем до глубины души произведении «Архипелаг ГУЛАГ» Лауреата Нобелевской премии по литературе (1970 г.) Александра Исаевича Солженицына[81]81
  Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ, т. I, М.: ИНКОМ НВ, 1991. – 432 с.


[Закрыть].

Моя мама – дочь Марии Николаевны Лопатниковой и Александра Андреевича Лопатникова; соответственно – внучка Анны Иосифовны (Осиповны) Федоровой и Николая Александровича Федорова – Галина Александровна Гусарова (урожд. Лопатникова) рассказывала следующее. Во время голода в тридцатые годы, хлеба и продуктов в Поволжье практически не было, лишь иногда людям перепадали жалкие куски грубого хлеба. Семья Лопатниковых и А.О. Федорова жили как все, то есть впроголодь. При помощи своих пациентов небольшое количество продуктов удавалось доставать отцу Галины Александровны – бывшему офицеру медицинской службы царской армии, в последующем – практикующему врачу – Лопатникову Александру Андреевичу. Эти простые продукты делились на всех членов семьи, но Анна Иосифовна (Осиповна), прятала собственные кусочки хлеба под подушку, а затем, потихоньку отдавала их внукам. Только за счет этого детям удалось выжить. Однако сама Анна Иосифовна (Осиповна) от голода умерла. Она похоронена в городе Балаково на старом кладбище.

Судьба ее была трагична, жизнь глубоко контрастна. Молодые годы счастливо прошли в милой Варшаве, блистательном Петербурге и красавице Москве. Период зрелости делился вместе с мужем в гарнизонах необъятной Российской империи. Склон лет пришелся на провинциальные города Саратов, Вольск и Балаково.

Переписка, с оставшимися в живых представителями рода Слупских и генерала Флерова, женатого на родной сестре Анны Осиповны, осуществлялась тайно через случайных людей. Эта переписка длилась до Второй мировой войны, а затем прекратилась. По слухам, часть родственников Слупских, в том числе генерал Флеров – бывший военный комендант г. Одессы, эмигрировали с отступающими частями Врангеля, через Стамбул в Париж. Другие, в том числе, любимые тети и дяди, кузены и кузины – Бронислав, Вацлав, Станислава, Ядвига, Халина, Лола и др., эмигрировавшие после немецкой оккупации Польши кайзеровскими войсками, скорее всего, со временем возвратились в Варшаву или осели в Западной Европе. К сожалению, в настоящее время автору о них ничего не известно.

Переехав из Саратова в Балаково, Мария Николаевна жила скромно. Православные иконы, католическое распятие, овалы с портретами Суворова и Ушакова, книжный шкаф со старинными и современными книгами, комод, кожаный диван, старинный письменный стол с зеленым сукном покрытия, украшенный мордами резных львов, пара бюро и этажерка – все это было в большой комнате. Были в этой комнате в бесчисленных хрустальных и посеребренных шкатулках, бесценные, просто волшебные для мальчишки вещи. Это всевозможные пуговицы с царскими орлами, наборные пояски, собранные из штампованных бронзовых пластин, для бального платья, веер из слоновой кости и еще масса всяких интересных мелких предметов. Эти предметы можно было разглядывать часами. Особенно интересными казались маленькие безделушки, извлеченные, когда-то, девочкой Марусей из шоколадных бомб Эйнема. Это были хрустальные расписанные рисунками шарики, перстенечки, колечки, куколки, балеринки в пачках, другие небольшие изделия из стекла, металла, хрусталя и кости. Они были волшебны и удивительны. Мария Николаевна в детстве просто обожала шоколадные изделия этой известной фирмы.

Товарищество «Эйнем» до сих пор служит выдающимся примером комплексного подхода к планированию деятельности на рынке пищевой продукции. Эта фирма – предшественник всем известной фабрики «Красный Октябрь». Основатель фабрики – Теодор Фердинанд фон Эйнем в 1850 г., открыл дело в Москве, с целью получения значительных прибылей на ненасыщенном в тот период российском рынке шоколадной продукции и кондитерских изделий. Немалому успеху в деятельности компании способствовала реклама, которой на фабрике уделяли самое серьезное внимание.

После кончины бездетного владельца фабрики товарищество возглавил Юлиус Хойе, который продолжил курс Эйнема, ориентированный на высокое качество продукции, ее оригинальную упаковку и тотальное использование рекламных средств. Российские дети, независимо от сословий очень любили продукцию фирмы «Эйнем». Они особенно обожали шоколадные бомбы – шоколадные шары, покрытые серебристой фольгой, с небольшими сюрпризами внутри них.

Перед Первой мировой войной в 1914 г. фирмой была выпущена серия из восьми красочных открыток фантазийного характера. Заказ исполнило Товарищество скоропечати А.А. Левинсона в Москве. Эта серия почтовых карточек была посвящена Москве будущего. Интересно как накануне войны русские люди представляли свое будущее.

На открытках, вызывающих живой интерес, были изображены различные сцены из прогнозируемой столичной жизни в XXIII веке. На фоне грандиозных сооружений, предполагаемых будущих событий, красочной и необычной жизни мегаполиса рука умелого художника сумела весьма органично и тонко разместить рекламу товарищества «Эйнем», таким образом, что она, не вызывая раздражения, свидетельствовала о незыблемости позиций Российской Империи, а также компании «Эйнем» и в далеком XXIII веке (Рис. 43).

Этому способствовал и текст рекламного обращения, помещенный на обратной стороне одной из открыток: «Ясный вечер. Лубянская площадь. Синеву неба чертят четкие линии светящихся аэропланов, дирижаблей и вагонов воздушной дороги. Из-под мостовой площади вылетают длинные вагоны Московского Метрополитена, о котором при нас в 1914-м году только говорили. По мосту над Метрополитеном мы видим стройный отряд доблестного русского войска, сохранивший свою яркую форму еще с наших времен. В синем воздухе мы замечаем товарный дирижабль Эйнем, летящий в Тулу с запасом шоколада для розничных магазинов».

Как видим наше будущее по мысли наших прекрасно образованных предков всегда увязывается с доблестным русским войском. Думается, что с этим прогнозом в ближайшие столетия трудно спорить.

Мария Николаевна была весьма религиозна, даже в Советский период постоянно посещала церковь. В красном углу лучшей комнаты ее дома висели старинные православные иконы. Как напоминание о католическом прошлом ее древних предков, в другой комнате висел массивный бронзовый крест-распятие. В нем хранились мощи святых. Для того чтобы посмотреть на них и прикоснуться к святым мощам, необходимо было отвинтить солидный винт и открыть верхнюю часть креста как своеобразную крышку. По преданию этот крест, освященный Римским Папой, был фамильной ценностью, принадлежащей когда-то одному из наших предков. По легенде этот крест выручал семью в самых печальных, и даже тяжелых обстоятельствах. К сожалению, этот крест пропал сразу же после ее смерти.

Исчезновение подобных атрибутов стало печальной традицией семьи. Некоторые увязывали все неприятности с так называемым проклятьем рода Слупских. По одной из версий оно было наложено в средние века на род Слупских немецкой баронессой Сидонией фон Борк. Предание гласило, что один из родовитых Слупских обещал на ней жениться, но слово свое не сдержал. После этого Сидония решила, что все первенцы-мальчики рода Слупских не должны долго жить, она предрекла и другие неприятные события. Бабушка никогда во все это не верила, но все же имеются факты многих несчастий имевших место ранее, и особенно часто сваливавшихся на семью после большевистского переворота. Возможно, именно в результате этого большая дружная семья Слупских и их ближайших родственников, когда-то функционирующая как единый большой организм, распалась на мелкие не контактирующие друг с другом части и в настоящее время практически исчезла.

Эта неприятная цепь событий, например, проявилась следующим образом. По рассказу бабушки, перманентно длящиеся революционные события застали часть большой семьи в Петрограде. Вместе с матерью и маленькой дочкой, не решаясь эмигрировать во Францию без своего мужа и отца, Мария Николаевна гостила у своего родственника – старого отставного царского генерала. В один из вечеров к ним ввалились «революционные матросы» (хотя возможно это были ряженые бандиты) и стали производить «обыск с конфискацией».

Кроме генерала и женщин, его гостей в доме в центре Петрограда были жена этого отставника и двое сыновей: один юнкер, другой кадет, которые уже были в гражданской одежде и ничем не выдавали себя. Большая часть семьи – Слупские, Флеровы и другие родственники разными путями перебрались во Францию и другие страны Западной Европы. Но другие остались на Родине и надеялись на лучшие времена.

К сожалению, лучшие времена наступили не для всех. Старый человек при обыске сделал резкое замечание одурманенным зельем и алкоголем матросам. В ответ, они вывели всех мужчин во двор и расстреляли, не пожалев даже юного мальчишку – кадета. Это происходило практически на глазах у женщин. Этому реальному трагическому событию полностью соответствуют строки из стихов Валентина Катаева, как будто Катаев в тот момент стоял рядом и все видел своими глазами:

 
«…Трехцветный флаг толпою сбит с вокзала
И брошен в снег, где костенеет труп
Расстрелянного ночью генерала»[82]82
  Катаев В.П. Эвакуация. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 10. – М.: Худож. Лит., 1986. – 711 с. С. 634.


[Закрыть].
 

Естественно Мария Николаевна, вместе с Анной Осиповной и маленькой дочкой, заехав на свою съемную квартиру и собрав оставшиеся ценные вещи, бежали из столичного города в глухую провинцию – в Саратов, где они уже недавно жили при 98-м Эвакогоспитале. Однако на пути их подстерегала другая беда. Подводу остановила и ограбила одна из многочисленных банд того времени. Бандиты мгновенно нашли и отобрали спрятанные наивной рукой в подушку драгоценности. Только серьги и броши остались на одежде и в ушах женщин. Бандиты поставили их на колени и приготовились рвать серьги вместе с ушами, при этом угрожая более серьезными действиями вплоть до убийства.

Но в это время, от другой подводы в их сторону направился главарь банды, которого в своих рассказах бабушка уважительно называла – атаман. Он посмотрел на Марию Николаевну, сказал, что она очень красивая девушка, велел не трогать ее пальцем и оставить все украшения, которые женщины имели на себе. Таким образом, женщины – члены моей семьи остались живы и даже добрались до Саратова. В этой истории, которую я часто слышал, меня всегда удивляло то, что бабушка всегда очень уважительно говорила о человеке, который ее ограбил, оставив только несколько украшений. Возможно, в этом случае проявился, так называемый «стокгольмский синдром», или синдром, при котором жертва часто неадекватно оценивает личность преступника.

В советский период Мария Николаевна работала старшей медицинской сестрой в медицинских учреждениях гг. Вольска и Балаково Саратовской области. Она очень гордилась своими детьми Галиной (1924–1990 гг.) и Ростиславом (1920–1984 гг.).

Во время Великой Отечественной войны они жили в городе Балаково. Дочь – Галина Александровна, не щадя своих сил, работала на заводе им. Дзержинского, который в ту пору перешел на выпуск оборонной продукции.

В дальнейшем в 1947 г. Галина вышла замуж за Валерия Ивановича Гусарова (1928–1992 гг.), все члены семьи которого, в военный период, или работали в тылу на оборонных заводах, или воевали на фронтах Второй мировой войны.

Валерий Иванович, по малолетству, в период Великой отечественной войны не смог пойти на фронт, он служил Родине в тылу, работал на оборонном заводе, изготавливал там снаряды и другие боеприпасы. По ночам он вместе с другими добровольцами дежурил в разных районах города Саратова. При массированных атаках фашистских бомбардировщиков на город, он отважно забирался на крышу дома, специальными длинными щипцами хватал немецкие зажигательные бомбы и тушил их в специальных емкостях, наполненных водой или песком.

Родной брат Валерия Ивановича – Альберт Иванович Гусаров (1924–1981 гг.) в самом начале Великой Отечественной войны закончил ускоренные офицерские курсы и в звании лейтенанта был направлен командовать взводом противотанковых ружей – сначала под Вязьму, потом под Ленинград в направлении Волоколамска, и в направлении Кенигсберга. Он рассказывал, что когда он прибыл в часть, то в роте были выбиты все офицеры, взводами на тот период командовали сержанты и старшины. Поэтому его – совсем молодого, еще не нюхавшего пороху офицера сразу поставили на должность командира роты.

Альберт Иванович принимал участие в тяжелейших боях, получил серьезное ранение в голову. На тот период хирурги еще не научились вставлять в череп титановые пластины, поэтому оставленное ему судьбой время, замечательный и очень добрый человек, мой дядя по отцу – Альберт Иванович Гусаров прожил с незащищенным от любого воздействия участком головы. На небольшом участке головы мозг защищали только восстановленная врачами кожа и ее волосяной покров. Из-за попадания осколком в голову Альберт Иванович, кавалер боевых орденов и медалей стал инвалидом Великой Отечественной войны. Интеллигентный и прекрасно воспитанный человек, он был всегда весел и остроумен. Почти до конца жизни Альберт Иванович проработал адвокатом. Он имел прекрасную репутацию в Саратовской областной коллегии адвокатов и часто вел очень сложные дела.

Интересно, что отцом братьев Гусаровых был бывший красный командир Гусаров Иван Федорович. Выходец из большой крестьянской семьи, он в Гражданскую войну в должности заместителя командира конно-артиллерийского полка воевал на стороне красных. Когда полк перевели в Саратов, он женился на поволжской немке – Берте Константиновне Батц (ее мать имела фамилию Швабенлянд). Затем, выйдя в отставку, Иван Федорович стал первым директором «Саратовволголесосплава». По мандату Сталина обеспечивал лесом, путем его сплава плотами по рекам, строительство завода «Комбайн», будущего Саратовского авиационного завода.

В такую трудовую семью, выйдя замуж за Валерия Ивановича Гусарова, попала Галина Александровна. Через несколько лет у них родился сын Юрий, а затем дочь Татьяна. Галина Александровна работала сначала учителем, затем инженером в Саратовском государственном университете, и на одном из заводов города Саратова.

Любимый сын Марии Николаевны Лопатниковой – Ростислав Александрович, в самом начале Великой Отечественной войны добровольцем ушел на фронт. Служил в морской пехоте, был отмечен боевыми наградами. В частности, он имел «Орден Славы» и медаль «За отвагу», которые он особенно ценил. Он всегда говорил, что от смерти в период тяжелых боев его спасали молитвы матери. Ростислав участвовал в десятках десантных боевых операций. Вокруг него постоянно гибли боевые товарищи.

При десантировании с кораблей, находясь по грудь и по пояс в воде, все они были хорошими живыми целями для гитлеровцев. Особенно тяжелым был десант при взятии города-крепости Кенигсберга. Но судьба сберегла Ростислава Александровича, за всю войну он не получил ни одного, даже легкого ранения. Как будто пули и осколки обходили его стороной.

Зная героическую эпопею обороны Осовецкой крепости, которая произошла после неудачного наступления Императорской русской армии на крепость-порт Кенигсберг, Ростислав Александрович считал своеобразным ответом свое участие в повороте событий истории в позитивном для России направлении.

В последующем он защитил кандидатскую диссертацию, и длительное время был на преподавательской работе в Саратовском пединституте. Несколько раз, по приказу Минобра СССР, вместе с семьей: женой Любовью и детьми – Верой, Александром и Надеждой, он выезжал в длительные командировки для укрепления системы вузовского образования в различных регионах России. В частности, длительное время они жили и работали в таких замечательных городах как Южный Сахалинск и Махачкала. Семье Ростислава Александровича очень нравились эти города, и особенно люди, которые там жили. Там у них осталось много товарищей и искренних друзей.

Последние годы жизни Р.А. Лопатников работал заведующим кафедрой истории педагогики Саратовского пединститута. Студенты очень любили Ростислава Александровича. За глаза, уважительно, но с юмором называли его «Наш Песталлоци». Это было связано с тем, что на лекциях по истории педагогики Ростислав Александрович часто приводил примеры из жизни замечательного педагога прошлого – Песталоцци.

Судьба оказалась для Марии Николаевны далеко не милостивой и даже суровой. Родившись в роскоши, не успев эмигрировать в революцию, она пережила смерть троих маленьких детей и потеряла любимую мать Анну Осиповну в голодные 30-е годы.

В советский период она работала старшей медицинской сестрой в медицинских учреждениях гг. Вольска и Балаково Саратовской области. Семья Лопатниковых и Федоровых, переехав в город Балаково, сначала поселились в большом кирпичном доме на центральной улице Ленина, где в последнее время располагалась одна из структур местного МВД. Потом они перебрались в более скромный деревянный дом с участком и небольшим садиком, по адресу Октябрьская 119, неподалеку от кинотеатра «Октябрь» (Рис. 44). Дом был снесен в середине 1980 гг. из-за расширения площадей под строительство нового микрорайона. Ныне все старые дома на этой улице старой части города Балаково также снесены, и на их месте построены безликие многоэтажки.

Возможно, семья сменила адрес проживания, исходя из следующих соображений. Во-первых, скромный деревянный дом не привлекал внимания репрессивных органов советской власти. Во-вторых, со временем стало известно о трагических событиях, ранее происшедших в кирпичном старинном особняке. До революции он принадлежал одному из самых богатых купцов города Балакова. Однако он, как Савва Морозов в Москве, симпатизировал революционерам, и постоянно скрытно выделял им средства на подрывную работу против царского правительства.

После революции, не вспомнив про это, во время очередной советской годовщины, большевистские руководители заставили этого купца всенародно каяться и высекли на центральной городской площади. Не выдержав такого позора, зажиточный владелец этого дома, придя домой, покончил жизнь самоубийством. Понятно, что после того, когда стала известна эта история, жить в таком доме никому не хотелось.

Много сил, душевного тепла и участия Мария Николаевна отдавала пациентам Балаковского дома инвалидов, в котором проходили лечение и реабилитацию участники Великой отечественной войны. Там она длительное время работала старшей медицинской сестрой. Осовецкий опыт служения сестрой милосердия ей сильно пригодился.

Многие из героев войны имели тяжелые формы инвалидности, остались без конечностей, были изуродованы тяжелыми ранами, в повседневной жизни пользовались костылями, палочками и инвалидными колясками. Они все очень любили Марию Николаевну за ее доброту и сердечность, тянулись к ней, часто навещали дома вне больничных палат.

При этом они всегда имели теплый домашний прием, с удовольствием пили чай из большого медного самовара, вода в котором, по-особому, кипятилась при помощи древесных углей. К чаю всегда подавалось печенье, а иногда по праздникам – торт «Наполеон», которые она заранее готовила к столу. Кондитерскому искусству, как и многим другим полезным жизненным навыкам, она научилась еще в молодые годы в системе институтов благородных девиц.

Дольше всех к нам в гости приходил простой русский солдат, очень симпатичный, наивный и добрый – Василий Богатов. Он был один как перст, так как его семья погибла в первые дни Великой Отечественной войны. Василий воевал в пехоте, имел несколько орденов и медалей. В последние дни войны, получив тяжелое полостное ранение от осколка разорвавшейся неподалеку мины, поступил на излечение и реабилитацию в Балаковский дом инвалидов.

Потом, женившись на доброй женщине своего возраста, он покинул Дом инвалидов и переехал к ней на постоянное место жительства в город Энгельс. Но даже после этого Василий приходил к нам в гости как к родным. Интересно было за ним наблюдать. Он пил чай, как это показывают в старых фильмах. Наливал чай в блюдечко, степенно брал блюдечко в одну руку, аккуратно дул на горячий чай, брал кусок рафинада, и с удовольствием, причмокивая от наслаждения, начинал мелкими глотками пить этот напиток. В течение застолья он несколько раз повторял эту процедуру, почти китайского чаепития. Алкоголь он никогда не употреблял.

Моя бабушка делала все, чтобы ее пациенты-подопечные быстрее поправлялись и не теряли интереса к жизни. Она влияла на них психологически своей мягкой душой и безграничной добротой. Она никогда не подчеркивала разницы в социальном положении, вела себя как истинная христианка, и поэтому была горячо любима всеми окружающими ее людьми. Мария Николаевна умерла 19 января 1983 года, в г. Балаково, не дожив одного дня до своего 89-летия.