Текст книги "Первая мировая (Хроника обороны крепости Осовец)"

Автор книги: Юрий Гусаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Корнет Б.Н. Федоров

Брат-близнец Марии Николаевны – Борис закончил в Варшаве престижный Суворовский кадетский корпус и затем стал юнкером (Рис. 45, 46). Варшавский кадетский корпус был учрежден в 1899 г. по указу императора Николая II. Его открытие было обусловлено необходимостью иметь в одном из крупнейших российских военных округов того времени – Варшавском, собственное юношеское военно-учебное заведение. В 1900 г. Варшавский кадетский корпус был переименован в Суворовский. Это переименование было проведено в честь памяти генералиссимуса А.В. Суворова, 100-летие со дня кончины которого пришлось на 1900 год. В Варшаве не все с пониманием отнеслись к такому переименованию, ибо еще жива была память о подавлении войсками Суворова в конце восемнадцатого века восстания конфедератов.

Суворовский кадетский корпус занимал комплекс красивых, прекрасно оборудованных помещений в самом центре Варшавы. Традиции именно этого Суворовского корпуса стали основой замечательного процесса воспитания и обучения всех последующих поколений суворовцев. У кадетов корпуса сложились некоторые особенные неформальные правила, нормы и обычаи, которые, впрочем, не противоречили строгим российским воинским уставам. Например, кадеты каждого старшего-выпускного класса заказывали себе у лучших варшавских художников и мастеров особенные жетоны с небольшой цепочкой. Непременной частью оформления этих выпускных жетонов было наличие российского герба и воинской атрибутики. Перед выпуском кадеты старшего класса с гордостью носили эти жетоны на мундире и щеголяли этими знаками отличия на выпускных балах. Обычно жетоны при помощи цепочки прикреплялись к одной из верхних пуговиц кадетского мундира. Однако кадет Борис Федоров часто стремился выделиться из рядов однокурсников, иногда это происходило на грани эпатажа. В частности, свой выпускной жетон Борис прикрепил не к пуговице мундира, а к кадетскому погону.

Отражением незначительных шероховатостей в общении с частью националистически настроенного польского населения являлись слова кадетской песни «Журавль», которую иногда пели первые российские суворовцы: «У Варшавы, как бельмо, То Суворовцев гнездо…». В этом отношении Борису сильно повезло, ведь он имел и русские и польские корни, кроме того в Варшаве жила большая часть многочисленной родни Слупских. Однако из-за смущения перед товарищами, Борис все свободное время стремился проводить в корпусе и не общаться с варшавскими родственниками.

Время пролетело быстро, бывший кадет-суворовец захотел стать офицером. При таком решении было не миновать стадии юнкерства. Борис успешно поступил и завершил обучение в Императорском Тверском кавалерийском училище. С его скамьи он из юнкеров был произведен в офицеры и призван в действующую армию (Рис. 47). Службу начинал в кавалерии. В звании корнета Борис служил в 4-м драгунском Новотроицком Екатеринославском полку 4-й кавалерийской дивизии. В первом же бою в ходе лихой кавалерийской атаки, молодой офицер – вчерашний юнкер, отличился и был удостоен высокой боевой награды.

С боями храбрый офицер дошел до Румынии. Как противовес снобизму некоторых надменных офицеров Борис, для развлечения в редкие минуты отдыха, использовал не какой либо «благородный инструмент», например, гитару, а простонародную русскую балалайку (Рис. 48).

Со временем он перешел в механизированные технические войска. Пройдя краткосрочные курсы обучения летному делу, неоднократно совершал боевые вылеты на аэропланах против германцев, фактически он являлся одним из первых боевых летчиков России (Рис. 49).

Он был смелым, мужественным и даже отчаянно храбрым человеком, однако излишне грубым и прямолинейным, возможно, потому, что воспитывался вдали от родителей. Борис оказался единственным членом большой дворянской семьи, который перешел к большевикам.

Бравый офицер, он начинал службу в кавалерии. Но из-за своего тяжелого неуживчивого характера, неравного брака с простой девушкой Ксенией, мать которой была прачкой и стирала белье офицерам, в армии он находился в постоянном конфликте с частью офицерской среды. В результате, а возможно, еще и из-за тяги к технике, в Первую мировую войну он вынужден был перейти в самокатные части. К ним в тот период относились танки, броневики, самолеты и другие технические средства.

Борис быстро переобучился и уже, через несколько месяцев, стал летать на аэропланах. Многие известные летчики России были его друзьями или знакомыми. Он рассказывал, что прямо из открытой кабины самолета ему приходилось сбрасывать бомбы на немецкие позиции, осуществлять рекогносцировку, и даже проводить фотосъемку линии окопов и немецких позиций (Рис. 50).

Так как аэропланы того времени были относительно тихоходны, а запас бомб быстро заканчивался, то летчики часто использовали достаточно необычные средства ведения боя. Со своих крылатых машин в расположение позиций противника, в окопы и другие укрытия они кидали специальные тяжелые кованные металлические стрелки. Они были диаметром, примерно, 1–2 см, длиной около 30–40 см. Впрочем, размеры иногда варьировались. При попадании во вражеских солдат, за счет набранной кинетической энергии, эти оригинальные снаряды пробивали их мундиры и тела, иногда даже проходили насквозь, принося противнику гибель или тяжелые увечья. Имелись случаи, когда такие незамысловатые средства ведения боевых действий, поражали не только вражеских солдат, но также офицеров и даже генералов.

Как память о Первой мировой войне в квартире Б.Н. Федорова висели шашка и немецкий цейсовский бинокль, взятый в бою в качестве трофея. Эта знаменитая цейсовская оптика отличалась большим угловым обзором, высокой кратностью увеличения, была удобна в использовании и ношении. Цейсовские бинокли были не только высокого качества исполнения, но за счет использования латунных элементов корпуса, современного по тем временам футляра, удачного крепления ремешка – обладали красивым оригинальным дизайном. Поэтому и на Западном и на Восточном фронте немецкие цейсовские бинокли считались очень ценным трофеем.

В действующей армии Борис Николаевич сдружился с некоторыми боевыми офицерами. В знак дружбы и особого расположения они обменивались фотографиями. На фотографии, сделанной в Петрограде, к сожалению не подписанной, изображен офицер в косоворотке – полевой форме русского образца (Рис. 51).

С другой фотографии, с подписью «На память моему другу от вольноопределяющегося Ф. Слупского», на нас смотрит молодцеватый вольноопределяющийся, готовящийся к производству в первое офицерское звание (Рис. 52). Об этом можно судить по щеголеватым офицерским сапогам со шпорами, погонам с продольной и широкой поперечной полосой и характерным кантом, а также по холодному оружию – шашке, носить которую разрешалось только перед производством в офицеры. Этот вольноопределяющийся был двоюродным братом Марии и Бориса. Он же в период Первой мировой войны стал товарищем по оружию своего родственника – Бориса Николаевича Федорова.

Институт вольноопределяющихся в России – явление достаточно интересное. С его помощью на иррегулярной основе постоянно пополнялся кадровый состав офицеров русской армии без ущерба к качеству подготовки. Это обуславливалось тем, что соискатель офицерского звания постигал все тонкости армейской службы на низовом уровне младших чинов.

Согласно установлению о воинской повинности 1908 года, вольноопределяющиеся – лица с образованием, поступающие добровольно на действительную военную службу нижними чинами. Они делились на два разряда. К первому разряду относились соискатели, получившие образование не ниже среднего, т. е. прошедшие полный курс высших и средних учебных заведений или курс 6-ти классов гимназии. Ко второму разряду относились соискатели, выдержавшие испытания по особой программе, приблизительно эквивалентной курсу 4-х классного училища.

Срок действительной службы для вольноопределяющихся первого разряда был один год. Перед увольнением в запас они были обязаны держать экзамен на чин прапорщика запаса армии. Если соискатель оставался в армии, то после получения унтер-офицерских чинов, он становился офицером, получая сначала младшее офицерское звание.

Вольноопределяющиеся должны были содержать себя за свой счет, включая экипировку и обмундирование. Их размещение проводилось в двух вариантах – или бесплатно в казармах вместе с нижними чинами, или на частных квартирах за свой счет. Часто вольноопределяющиеся, если их набиралось несколько человек в одной воинской части, снимали квартиру или дом вскладчину.

По форме одежды вольноопределяющиеся выделялись среди прочих нижних чинов пестрым трехцветным – черно-желто-белым шнуром (имелся более простой черно-желтый вариант окантовки), который нашивался по всему периметру погон. В быту их за глаза на армейском жаргоне называли «вольноперами». В гвардию могли поступать только вольноопределяющиеся первого разряда. Вольноопределяющиеся-артиллеристы становились офицерами только после преодоления нижних ступеней артиллерийских чинов – канонира, бомбардира и фейерверкера.

Вольноопределяющимся первого разряда до получения им офицерского звания был с начала Первой мировой войны двоюродный брат Бориса Федорова – Ф. Слупский. Отсюда видно, что многие поляки, даже выходцы из богатых и знатных семей, а именно к таковым относилась семья Слупских, считали за честь служить в русской армии.

В семье Федоровых всегда существовали доверительные отношения, постоянно поддерживалась связь, из разных частей света и регионов России Федоровы обменивались письмами, посылали друг другу открытки. Приведем примеры наполненных теплотой писем, посланных Борису Николаевичу Федорову родителями и его ответы в разные периоды жизни, приведем также текст небольших весточек – его жене Ксении из Действующей армии:

«Германия. 11.01.11.; Варшава 13.01.11. Россия, Польша, Варшава, Суворовский кадетский корпус, кадету V класса, Борису Николаевичу Федорову.

Милый Боря!

Твои две открытки получила. Пишу тебе из заграницы, где мы с Марусей находимся. Когда приеду домой напишу длинное письмо.

Целую тебя. Твоя мама, А. Федорова.

Варшава, ул. Ереванская. Тверь 18.10.13. Город Тверь, Кавалерийское училище. Юнкеру 4-го взвода Борису Николаевичу Федорову.

15 октября 1913 г.

Боря! Сейчас я в Варшаве. Все наши здоровы. Завтра мама пошлет тебе закрытое письмо, а сегодня пойдет в корпус к Еременко заплатить за потерянные вещи. Пришлю 15 рублей после 20-го октября. Целуем тебя все.

Твой папа.

Тверь 18.10.13.; Варшава 21 10.13.

Город Варшава, Е.В.Б. Анне Осиповне Федоровой. Маршалковская, № 79, квартира 16.

19 октября.

Дорогие Папа и Мама!!

Сегодня получил твою (папину) открытку, где ты пишешь, что приехал в Варшаву. Денег мне больше не надо: все готово и шинель и мундир и т. д. и за все заплачено. Ходил в отпуск, снялся в фотографии, в субботу будут карточки готовы и их вышлю. Вчера послал открытки в Варшаву и Осовец.

Целую. Ваш любящий сын Борис.

Тверь 13.04.14.; Осовец 15.04.14.

Крепость Осовец, Гродненской губернии. Е. В. Б. Николаю Александровичу Федорову, Старшему врачу 61-го пех. полка.

12 число 1914.

Дорогие Папа и Мама!!

Приехал в Вязьму в 8 часов вечера благополучно. Поезд на Тверь в 8 ч. 20 мин., т. е. через 20 минут. Выпью стакан чаю. И айда в Тверь. Из Твери напишу.

Целую Вас крепко. Борис.

Пенза. 01. 2.16. В действующую армию. 4 кавалерийская дивизия, Корнету 4 драгунского Новотроицкого Екатеринославского полка, Борису Николаевичу Федорову.

Дорогой Боря!

Твое письмо получили, поздравляем тебя с наградой. Я и папа послали Тебе длинное письмо, а теперь пишу тебе открытку. Мы все живы и здоровы, чего и тебе желаем. Пиши почаще, а то я волнуюсь за тебя.

Целуем тебя крепко, твои Н., А. Федоровы.

Ноябрь 1916 г. Город Пенза, Лекарская, д. № 12, кВ. врача; Ксении Григорьевне Федоровой.

28 ноября 1916 г.

Дорогая Аксюша!

Жив здоров. Привет и поцелуй с дороги.

Твой Бориска.

Привет всем.

Румыния. 30.12.16.; 5.JA.1917.; Бухарест. Россия, Пенза 21.01.17. Город Пенза, Лекарская улица, № 12, Ксении Григорьевне Федоровой, 177 госпиталь.

Pienza Rusia.

Дорогая Ксения!

Жив, здоров, благополучен.

Целую тебя. Твой Бориска!».

В последующем родственники стали относиться к Борису настороженно и без прежней сердечности, так как он после революции по Брусиловскому призыву перешел на службу к большевикам. Его взгляды не изменились даже после гибели отца от невыносимых условий, созданных большевиками для старого врача в Казани в конце 1919 года.

Как уже отмечалось, после Первой мировой войны Борис снова вернулся в армию, теперь уже в красную. Это произошло после обращения генерала Брусилова, с призывом к офицерам царской армии перейти на службу советской власти для спасения отечества. Около 300 тыс. офицеров поверили этому призыву, и смело воевали на фронтах Гражданской войны против Белой армии и белополяков. Однако обещания, данные Троцким и другими партийными и советскими функционерами российским боевым офицерам, не были выполнены. Большая часть из них была расстреляна или замучена большевиками, после того как надобность в них отпала. Большевики действовали жестко и решительно. Если офицеры отказывались переходить на их сторону, или проявляли хоть какое-то недоверие приказам красного командования, то они уничтожались. Тяжела была участь тех, кто сдался под большевистские гарантии сохранения жизни. Эти гарантии обычно нарушались.

Участнику Первой мировой войны Б.Н. Федорову в этом отношении повезло больше многих его сослуживцев. Он не только остался жив, но и быстро продвигался по карьерной лестнице в условиях новой власти. В Красной армии Борису Николаевичу снова пришлось служить в кавалерии. Он был знаком с Буденным, командовал эскадроном в Первой конной. Значительно позже Б.Н. Федоров несколько раз встречался с писателем Б. Полевым. В их планах была обработка мемуаров Бориса Николаевича. Но что-то помешало реализовать эти планы. Возможно, это были тяжелые воспоминания о братоубийственной Гражданской войне. Например, тягостная, тяжелая история случилась в период рейдов конницы Буденного по тылам Белой армии.

Когда автор этой книги, находясь в гостях у Бориса Николаевича у него дома в Москве на проспекте Вернадского, стал приставать к дяде Боре, чтобы он что-нибудь рассказал про Гражданскую войну, то услышал следующее. Он сказал, что любая война – это тяжелое и грязное дело, но самое тяжелое и грязное дело – Гражданская война. «Послушай, Юра, и больше никогда не проси меня рассказывать о боях в Гражданскую» – серьезно и даже строго сказал Борис Николаевич в ответ на мою просьбу.

Не торопясь, с большим волнением и внутренними переживаниями он описал реальный эпизод, который, в ночном походе по тылам белых, случился с одним из его друзей, тоже командиром эскадрона красной конницы. Приведу его по памяти, так как мне, тогда еще пионеру, все казалось ясным и понятным как дважды два. Белые – это жестокие звери, а красные – это отважные люди и борцы за свободу угнетенного народа. Однако его рассказ сильно пошатнул этот устоявшийся стереотип.

Как рассказывал Борис Николаевич – эскадрон красноармейцев ночью скрытно подошел к деревушке, в которой на отдыхе находилось подразделение белых. Охрана была бесшумно снята, и ничего не подозревающие, спящие солдаты и офицеры белых, численностью свыше 100 человек, без единого выстрела были взяты в плен.

Было принято жестокое решение их всех уничтожить. Из экономии патронов, а также с целью предотвращения нежелательного шума, было решено устранить их физически при помощи добровольца. В эскадроне нашелся боец, бывший кузнец, семью которого недавно повесили белые. Он был озлоблен и, не колеблясь ни секунды, вызвался произвести экзекуцию собственноручно. Белогвардейцы были связаны, а затем уложены лицом к земле в несколько рядов. После этого физически крепкий красноармеец, имеющий опыт обращения с тяжелым молотом на кузнице, взял молоток и прошел мимо рядов связанных людей, нанося им сильные удары в область затылка. Сцена была ужасающая, однако самому красноармейцу это действие принесло облегчение.

Когда этот рассказ был закончен, мне показалось, что Борис Николаевич сильно переживает за то, что ему пришлось принять участие в этой бессмысленной, жестокой и братоубийственной войне.

Из этого факта видно, что зверства красных были ничуть не меньше зверств белых, и детский романтический ореол Гражданской войны, привитый в советский период, эфемерен и недостоверен. Может быть, поэтому не увидели свет и мемуары Б.Н. Федорова, хотя, возможно, этому помешала его смерть в начале июля 1966 г.

К автору этой книги Борис Николаевич относился как к сыну. Его единственный сын совсем молодым юношей нелепо, по трагической случайности умер от ангины во время похода по горам Крыма.

Б.Н. Федоров, кроме наград за Первую мировую войну, имел высокие правительственные советские награды и поощрения, по некоторым сведениям, был лично знаком с выдающимся авиаконструктором А.Н. Туполевым (1888–1972 гг.). Борис Николаевич очень любил самолеты, не было такого случая, чтобы он специально для посещения самолетов не возил бы меня на ВДНХ в 60-е годы прошлого века. В то время практически весь самолетный парк СССР демонстрировался на этой замечательной выставке достижений народного хозяйства.

По непроверенным данным, в тридцатые годы прошлого века в составе одной из советских делегаций он посещал авиационные заводы Германии. Показывая мне самолеты, Борис Николаевич всегда говорил, что русские конструкторы и ученые – самые талантливые в мире.

Интересной параллелью этим событиям была моя стажировка на авиационных заводах Германии в 90-х годах. Немецкие инженеры и специалисты показывали нам почти все. Исключением были цехи авиационного завода в Мюнхене, в которых шли работы по разработке секретного Евроистребителя. Тогда мы отметили следующее – испытательные стенды на нашем производстве были во многом интереснее и функциональней, чем немецкие.

Но были случаи, когда мы были удивлены организацией и культурой немецкого авиационного производства. Например, сборка и отладка авиационных турбин полностью проводилась роботами в автоматическом режиме. Лопаточки для этих турбин подавались с потолочной части цеха специальными абсолютно невидимыми конвейерными лентами. Повсюду, для недопущения пыли и каких – либо посторонних источников загрязнения на сборочные участки, использовались многоуровневые воздушные отсекатели, изолирующие пространство в помещении, и другие хитроумные устройства, не мешающие перемещению людей между отдельными заводскими территориями.

Но особенно нас удивил процесс сборки самолетов среднего класса на авиационном заводе в Белефельде. Самолет (вернее его основа) при помощи устройства на воздушной подушке легко перемещался в процессе сборки в любой участок цеха всего одним рабочим, который проводил эти операции, пользуясь одним не очень большим пультом, который он держал в руках.

Когда на приеме у руководства завода мы похвалили немецких специалистов за такие удачные технические решения, то неожиданно выяснилось, что практически все эти решения в виде лицензий или другим способом заимствованы в России! Отсюда видно, что мало только делать открытия и изобретать что-либо, но надо еще уметь быстро осваивать и применять это в практике.

Во время командировки в Германию произошло событие, которое меня очень сильно удивило и даже поразило. Один из немецких специалистов, отвечающих у себя на заводе за стажировки иностранных специалистов, случайно вспомнил, что его дед – прусский генерал в Первую мировую войну воевал против русской армии в Восточной Пруссии. Мне сразу же представилось, что мои и его предки в районе Осовецкой крепости смотрели друг на друга через прицелы и окуляры биноклей. Мы же их потомки мирно беседуем и обмениваемся различными впечатлениями. Сразу подумалось, надолго ли сохранится такая мирная и доброжелательная ситуация? Конечно, хотелось бы, чтобы мирное небо было вечно, чтобы немецкий народ помнил призыв Бисмарка – «Никогда не воевать с Россией».

В конце двадцатых, начале тридцатых годов, в период голода, большевики, к которым Б.Н. Федоров перешел на службу после семнадцатого года, сделали его завхозом санаториев ЦК ВКП(б), что по тем временам соответствовало современной должности – директора. В этот период он пытался вызвать свою мать и сестру, сначала из губернского города Саратова, а затем из провинциального города Балаково, в котором они скрывались от ЧК, в Крым и спасти от голода. Но родственники не простили ему служения красным, гибели отца в Казани, практически с ним не общались. Его мать – Анна Иосифовна (Осиповна) отказалась ехать в Крым и предпочла этому голодную смерть.

Приведу тексты его переписки с матерью и другими членами семьи:

«Крым. Ялта. Саратов 29.3.28. Саратов, Ленинская улица, дом № 99, квартира врача Лопатникова. Анне Осиповне Федоровой 25 марта 28 года.

Мама!! Привет из Ялты. Я с завтрашнего дня пойду завхозить в Крестьянский Санаторий. У нас 9 градусов тепла. О землетрясении и прочих ужасах слухи сильно преувеличены. Есть несколько обвалившихся старых домов. А так здесь земной рай. Мой санаторий в бывшем дворце Кровавого Николая. Адрес свой сообщу. Целую. Борис.

Алупка-Приморская. Симеиз, в трех км. от Алупки. Саратов П.Т.К. 23.4.28. Саратов П.Т.К. 26.4.28. Саратов, Ленинская улица, дом № 99, квартира доктора. А.О. Федоровой 18 апреля 28 г.

Мама! Привет из Симеиза. Мой адрес: Крым. Симеиз. Поликлиника имени Свердлова. Завхозу. Вчера я уже купался в море. Борис.

Крым. Саратов П.Т.К. 26.7.28. Саратов, Ленинская улица, дом № 99, Анне Осиповне Федоровой Квартира врача Лопатникова.

22 июля 28 г.

Мама!! Твое письмо получил. Ты все-таки постарайся взять отпуск с 1-го августа и приезжай ко мне. Деньги на дорогу вышлю. Отдохнешь и подкормишься. К этому времени поспеет виноград. Прихватить с собой можешь одного – двух детишек. Жду от тебя ответа, тогда переведу деньги. Внизу этой открытки место, где будешь жить. Целую, Борис».

В дальнейшем Борис Николаевич жил в Москве, занимал различные должности, предположительно, в системе авиационного моторостроения. Интересным представляется факт знакомства Бориса Николаевича с Н.С. Хрущевым. Красного командира снова решили направить в авиацию, и он проходил обучение на специальных курсах академии им. Жуковского. Б.Н Федоров отличался грубым и вспыльчивым характером, это ему периодически мешало реализовывать карьеру.

Во время прохождения курсов авиационных специалистов в Академии им. Жуковского, Борис Николаевич вступил в серьезный конфликт с руководством академии. В результате руководством была сделана попытка его отчисления и были поданы документы в Московский горком партии на выбытие из партийных рядов. По тем временам, с учетом дворянского происхождения, это означало, сначала ссылку, затем верную смерть.

Конфликтная ситуация сложилась следующим образом. В период обучения тяжело заболела тифом его жена Ксения Григорьевна. В академии хорошо кормили, но обеды было запрещено выносить из столовой, из-за возможной пропажи посуды. Так как Ксения Григорьевна стала выздоравливать, ей понадобилось дополнительное питание, и Борис Николаевич часть своего пайка и обеда, несмотря на формальный запрет, относил ей. Однажды во время этого действия он в коридоре случайно столкнулся с командиром высокого ранга, заместителем начальника академии по хозяйственной части. Тот при всех курсантах в грубой форме стал отчитывать Бориса Николаевича за «похищение посуды и продуктов».

Борис Николаевич не выдержал и вывалил миску с горячей кашей прямо на голову обидчику. В результате завертелась бюрократическая машина, курсанта за этот проступок отчислили из академии, и ее собранием исключили из партии. Такие поступки курсантов и любых военнослужащих, несмотря на все их бывшие заслуги перед Советской властью, жестоко карались. Положение усугублялось офицерским прошлым и дворянским происхождением Бориса Николаевича. Репрессия, в каком – либо ее виде, после исключения из партии большевиков, казалась реальным событием. Осталось только одно действие до этого неминуемого шага – утверждение решения партийного собрания на специальной партийной комиссии, которую в ту пору возглавлял Н.С. Хрущев. Обреченным шел провинившийся курсант на заседание этой комиссии.

Но дело приняло неожиданный оборот – за Бориса Николаевича неожиданно вступился сам всесильный партийный деятель – будущий Первый секретарь ЦК КПСС. Когда глава комиссии узнал детали происшествия, он, на глазах у всех, порвал компрометирующие документы, и, к тому же, жестко отчитал начальника академии, его заместителя и секретаря парткома академии. Курсант был полностью восстановлен в правах, и более того, после окончания курсов, получил назначение на номенклатурную должность высокого уровня в области авиации и моторостроения. В дальнейшем между ними сложились хорошие отношения, что обеспечило административную поддержку Бориса Николаевича Федорова в советский период.

Остается только предполагать, почему Борис Николаевич перестал разделять взгляды своего отца Н.А. Федорова, и перешел на службу к большевикам, ведь личные качества его отца были замечательны, а жизненный путь – поучителен.

В 60-е годы прошлого века Борис Николаевич – уже старый партиец, персональный пенсионер союзного значения. Это давало многие блага, например, право на получение спецпайка в кремлевской столовой, возможность иметь бесплатные дорогостоящие путевки в престижные санатории и места отдыха.

Свою жизнь Борис Николаевич закончил в начале июля 1966 года. Отношения между двойняшками – братом и сестрой – Марией Николаевной после Первой мировой и Гражданской войн так и не сложились. Они практически не общались до конца жизни. Если и общались, то очень холодно и редко. Когда я приезжал после посещения дяди Бори к бабушке, она практически не интересовалась жизнью своего брата в Москве и другими обстоятельствами моей поездки. Если она что – то и спрашивала, то это делалось в официальной холодной манере. Конечно, не о таких взаимоотношениях между детьми мечтал их отец – Николай Александрович Федоров. Однако трагическая судьба России начала двадцатого века невидимой чертой разделила не только семью Федоровых, но и тысячи других не менее достойных российских семей.