Текст книги "Твердь небесная"

Автор книги: Юрий Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

И все-таки такая карьера, при всей своей видимой пышности, не могла удовлетворять честолюбие настоящего офицера. В душе Шарль осознавал, что успехами своими он обязан подвигу весьма сомнительному. Хороша это слава для офицера – одержать победу над двумя сотнями безоружных и беззащитных своих соотечественников! Нет, честолюбие Шарля требовало иных подвигов. Достойных звания французского офицера, а не какого-нибудь там презренного гражданского интригана.

И вскоре, как будто угадав настроение иных своих подданных, вроде Шарля Годара, первый французпредоставил им возможность сполна выказать воинскую доблесть. Это уже были не аресты безоружных представителей и даже не потасовки на бульварах с рабочим людом из предместий. Это была настоящая большая война с иноземным противником, грозным и многочисленным.

В 1854 году Шарль оказался в Крыму, в славной армии маршала Сент-Арно. Могло бы показаться, что ему, избалованному уже парижскою жизнью, службой при высочайшей особе, парадами и балами, военные тягости окажутся непосильным испытанием. Ничего подобного. Шарль и на войне нашел себя столь же скоро, как и в парадно-караульной службе при дворе. Он отличился в первом же деле – в битве при Альме.

А за Инкерманское сражение он был представлен к «Почетному легиону».

В том сражении русские, имея численное превосходство, решились под покровом тумана атаковать английские позиции, разрезать союзную армию и сбросить ее в итоге в море. Очень тихо, густыми сомкнутыми рядами они подошли к расположению англичан. Столкновение было ужасно. На тесном пространстве, лицом к лицу, противники дрались штыками и прикладами. В ход шли даже камни, находившиеся здесь во множестве. Мало кто способен выдержать русскую отчаянную штыковую атаку. Турки бежали бы сразу. Но англичане выстояли. Они удержали позиции до подхода союзников. В самый критический для них момент несколько французских батальонов неожиданно атаковали русских с фланга и принудили их отступить, причем потери последних были значительными. Один из этих батальонов и возглавлял Шарль Годар. Благодаря их стремительной атаке было спасено сражение. А в конечном счете и вся кампания. Генерал Канробер, принявший после смерти маршала Сент-Арно командование армией, немедленно отправил в Париж реляцию, где, в числе первых героев Инкерманского дела, указывался и капитан Шарль Анри Годар.

Отменно превосходные успехи Шарля на войне были омрачены лишь одною случайностью – при несчастном для союзников первом штурме Малахова кургана он получил ранение, и из Крыма ему пришлось вскоре эвакуироваться. Конечно, быть раненным в бою это тоже подвиг. Но вступать с победоносными полками в поверженный Севастополь, эту новую Трою,как тогда говорили, было несоизмеримо большею славой, нежели лежать на одре, хотя бы и окруженному маршальскими почестями. Так рассуждал Шарль, маясь в варнинском госпитале.

Но все хорошо, что хорошо кончается. Шарль поправился и выехал в Париж. Явившись на другой день по приезду к своему начальнику, он был поздравлен подполковником и офицером свиты Его Императорского Величества одновременно. Через несколько дней сам император повесил ему на грудь «Почетный легион». Шарлю шел двадцать пятый год. Ровно столько же, сколько и тулонскому герою.

Устроена ли была его жизнь? Всякий, наверное бы, сказал: да, вполне, – чего еще может пожелать молодой человек, помимо таких успехов? Разве достойной партии?

В высоких парижских кругах мало кто не подумал об этом. Ведь Шарль теперь был одним из самых завидных женихов. Его ждало, как казалось, великое будущее. Правда, все знали, что состояние Шарля исчисляется лишь карманными наполеондорами. Но восхитительные перспективы, без сомнения ожидающие его, позволяли особенного значения этому не придавать. Шарля стали нарасхват приглашать во всякие знатные дома. В этот период он перезнакомился с таким числом юных баронесс и виконтесс, что достало бы переженить всю императорскую гвардию.

Но не вышло ему теперь жениться. Не успел он как следует освоиться на этом параде прелестниц, как труба вновь позвала его в поход.

Самый миролюбивый в целом свете государь вынужден был вновь посылать лучших сыновей Франции на смерть. Интересы любезного отечества этого потребовали. Но уж эта-то война будет последнею. Правда, и предыдущая тоже была последнею. И, казалось, что недруги Франции, где бы они ни были, навеки присмирели. Ан нет – одни присмирели, но другие, немногие оставшиеся, еще хотят испытать силу французского оружия. А коли так, то пусть и эти узнают, что французский порох всегда сух.

Вместе со своими новыми верными союзниками – англичанами – первый француз предпринял военную экспедицию в далекий Китай. Для чего туда был снаряжен целый армейский корпус.

Шарль вполне мог бы избежать участвовать в этой кампании. Собственно, его никто и не неволил туда ехать. Но Шарль рассуждал следующим образом: он подумал, что если ему не проявить теперь служебного рвения и по первому же мановению обожаемого монарха не устремиться выполнять его волю в Китай ли, в другие ли дальние страны, то это будет выглядеть как неблагодарность с его стороны за все те милости, которых он удостоился. И карьера, столь старательно им устраиваемая, оказалась бы под серьезною угрозой. Шарль быстро сориентировался в положении дел и написал рапорт с просьбой разрешить ему принять участие в экспедиции в Китае.

Его подвижничество было оценено и вознаграждено сразу же. Вероятно, не без указания благоволившего ему императора, Шарля назначили на высокую и вместе с тем вполне безответственную должность офицера штаба корпуса. Это была одна из тех военных синекур, что позволяет безо всякого риска получать чины и награды наравне с непосредственными участниками боевых действий. А зачастую и преяеде них.

Все бы, наверное, так и получилось. И быть бы ему полковником, а то и генералом. Но где-то в конце войны, когда он уже наперед наслаясдался оясидающими его в Париже лаврами, с ним вышла поистине достойная приключенческого романа история. В результате чего счастливо складывающаяся карьера его решительно рухнула.

Осенью 1860 года союзники подступали к Пекину. Но мандарины сдаваться так просто не собирались. Они готовились к решительному сражению. Или, вернее сказать, к обычному своему неожиданному, по-восточному коварному набегу на союзнические войска. Для координации сил союзников, в связи с вероятным ударом неприятеля, начальник штаба французского корпуса направил во все колонны полномочных офицеров с соответствующими предписаниями. В одну из колонн был послан и Шарль. Такого рода поручения ему приходилось исполнять совсем не редко.

Вместе с ним, но по своим надобностям, туда же выехала и целая группа офицеров – англичан и французов, – числом человек за тридцать.

Был среди них один офицер французской армии, принятый в службу, как ни странно, уже в Китае. Удивительна была его судьба. Родился он в русской Польше. Когда разразилось знаменитое венгерское восстание, он пробрался в Венгрию и примкнул к повстанцам, полагая, что этим послужит и делу скорого освобождения собственного народа. Но венгерские события, как известно, в Польше тогда поддержки не получили. Жестоко подавив при помощи русских войск восстание, австрийцы выдали некоторых участников – подданных России – царскому правительству. И поляк этот, вместе с прочими, пошел в каторгу, в Сибирь. Там он несколько лет кряду, в железах, отработал на рудниках. Но едва подошел срок умерить ему наказание и его расковали, он тотчас бежал из каторги. Таясь, как ночная зверушка, избегая встречи с кем бы то ни было, он пробирался на юг. Наконец, ему удалось перейти границу. Но и в Китае было небезопаснее путешествовать. Он знал, что китайцы очень симпатизируют России, и, попадись им беглый русский каторжник, они, скорее всего, схватят его и выдадут. Так он и шел, пугаясь всякого куста и немедленно хоронясь, едва доносилась человеческая речь. Целью его было выйти к какому-нибудь порту и разыскать там английский или французский корабль. Но, пробираясь к морю, однажды он, к полнейшему своему изумлению, наткнулся на… французский пехотный батальон. И путешествие его на этом окончилось. Но не окончилось везение, будто бы чудесно дарованное ему свыше в награду за перенесенные непомерные страдания. В батальоне в это время находился офицер из штаба корпуса подполковник Шарль Годар. Он лично допросил несчастного поляка и очень сочувственно отнесся к его приключениям. Шарль решил позаботиться о нем. Он забрал его с собою в штаб и добился, чтобы поляк был принят во французскую службу. Беглец сам просил оказать ему такое одолжение. Не зная как иначе отблагодарить спасителей, он придумал предоставить в их распоряжение самую жизнь свою. И его зачислили в один из батальонов. Служил он безупречно. В делах за спины товарищей никогда не прятался. А однажды в стычке с татарами он, презрев смертельную опасность, выручил своего ротного командира, едва не взятого в плен неприятелем. За подвиг этот его представили к награде. Но покровительствующий ему Шарль вместо ордена исхлопотал для него младший офицерский чин. Он объяснил это поляку тем, что быть офицером, и особенно на войне, во всех отношениях предпочтительнее, нежели иметь орден, но оставаться рядовым. Поляк вполне доверял своему покровителю. И вскоре вчерашний каторжный заблестел эполетами подпоручика французской армии.

И вот вся эта группа офицеров, выехавшая из главной квартиры во фланговую колонну, бесследно исчезла. Позже выяснилось, что они нарвались на засаду и попали в плен в местечке Тонг-Чеу.

Поспешно принять меры для их выручки командование не смогло, потому что союзнические войска, почти одновременно с этим происшествием, подверглись внезапному отчаянному нападению многотысячной татарской орды. И хотя татары были разбиты наголову и бежали, время для немедленного поиска и освобождения попавших в беду офицеров оказалось потерянным.

После этого сражения главные союзнические силы двинулись к Пекину. Часть же армии направилась в Юнг-минг-юн, летнюю императорскую резиденцию, куда бежали остатки разбитого татарского воинства. Но по пути в Юнг-минг-юн им повстречались несколько офицеров из той злосчастной группы, исчезновение которой взволновало всю союзническую армию. Офицеры эти все до единого имели следы побоев, пыток. А переданные ими подробности смерти многих их товарищей были настолько чудовищны, что довели англичан до совершенного неистовства. Они бросились в Юнг-минг-юн, чтобы поубивать всех, кто там окажется, а сам дворец обратить в пепел.

Давать нового сражения татары не решились. И, едва узнав о приближении неприятеля, бежали из Юнг-минг-юна. Резиденция осталась безо всякой защиты, и англичане с французами беспрепятственно вступили в нее.

Взору союзного войска открылась потрясающая картина: на протяжении четырех ли простирались дворцы, павильоны, пагоды, озера, сады с разными богатствами и диковинами. И все это доставалось теперь победителям. Два дня англичане и французы, солдаты и офицеры, производили дележ богатой добычи. Все самые потаенные уголки этих роскошных зданий были исследованы. Золото, вазы, мебель, всевозможные предметы китайского искусства, шелковые изделия, бархат, атлас, золотая парча – все было захвачено в течение этих двух дней. А уходя, союзники подожгли Юнг-минг-юн.

Несомненно, та же участь ждала теперь и самую китайскую столицу. Но русский посол генерал Игнатьев уговорил мандаринов прекратить бессмысленное сопротивление и сдать Пекин. Китайцы послушались и открыли ворота на милость победителей. Почему разорять города союзники и не стали.

А через несколько дней в Пекине на старом католическом кладбище состоялись пышные, со всеми приличествующими воинскими почестями, похороны французских офицеров, попавших в плен в Тонг-Чеу и замученных затем татарами. Англичан похоронили отдельно – на русском кладбище.

На похороны геройски погибших соотечественников вышло все французское посольство. Их провожала вся армия. На похоронах этих привлекало внимание одно очень всем понятное и оттого щемящее сердце обстоятельство – закрытые гробы. И не случайно. Это была вынужденная мера, ввиду того, что тела и лица героев были невероятно жестоко искалечены и обезображены пытками. И показывать их не представлялось возможным. Их похоронили под залпы салюта. К свежим холмикам был выставлен почетный караул из одних офицеров. И преимущественно из тех, что вместе с покойными находились в монгольском плену, но чудом избежали гибели. Среди них стоял и тот самый подпоручик-поляк, которого приняли в службу уже здесь на войне, в Китае. Везение, по-видимому, так и не изменяло ему. Он мог бы лежать теперь в земле вместе с другими. А ему вот выпало стоять на карауле у их могил. Он стоял навытяжку, а по лицу его бежали неудержимые слезы. Все, кто знал его, понимали, отчего подпоручик не может сдержать чувств. Ведь только что он похоронил своего друга и покровителя. На ближайшей к нему могиле на кресте было написано: «Шарль Анри Годар. Подполковник. 28 лет. Год 1860».

А спустя несколько месяцев Шарль Анри Годар, подполковник, двадцати восьми лет, объявился в Париже собственною персоной. Все знакомые уже похоронили его. Сам император очень опечалился, когда узнал о гибели своего свитского офицера. А он, оказывается, жив и даже вполне невредим.

Разумеется, на войне полно самых невероятных случайностей. И не было еще, наверное, такой войны, начиная с Троянской, когда в доме родном не объявился бы всеми похороненный Одиссей, чтобы не воскресал кто-нибудь после нее – этой войны. И во всех почти подобных случаях, так же как и в случае с царем Итаки, их «воскресение» доставляло кому-то какие-то неудобства. Действительно, положивший живот на войне – это герой. А вот воскресший – это уже не герой, а в первую очередь претендент на наследство погибшего. То есть на свое же наследство. Которое, как правило, уже кем-то примечено, а то и вообще прибрано к рукам.

Когда Шарль вернулся в Париж, он нашел должность свою занятою. Но это еще полбеды. Хуже было то, что для военной бюрократии он сделался крайне неудобным явлением. Он видел, как за улыбками чиновников скрывается озабоченность от такой нечаянности. А в некоторых случаях его принимали и с откровенно постными лицами: ах ты жив… а как все хорошо уже устроилось…

Если бы Шарль стал униженно просить этих чиновников дать ему приличное место, они наверно что-нибудь ему и подыскали бы. Но просить их Шарль не стал. И вообще, некоторые его знакомые заметили странную перемену, произошедшую с ним. До китайской войны все знали его как человека, главный интерес которого состоял лишь в устройстве собственной карьеры. Ради карьеры он мог пойти на смерть. Но ради нее же он не погнушался бы и согнуть спину перед кем следует. Да, таков он был прежде. Но теперь – и многие это с удивлением отмечали – его как будто перестала интересовать карьера. Во всяком случае, он не просил за себя в кабинетах. Он входил туда, как к своим должникам. А когда, побывав в двух-трех местах, Шарль понял, что в нем особенно-то никто не нуждается, в очередном и последнем кабинете он попросту хлопнул дверью.

Но даже и после этого для него не все еще было потеряно. Прежние его заслуги и членство в ордене позволяли ему, в обход бюрократов-чиновников, напрямую обратиться со своею нуждой к первому французу.Разумеется, это и означало согнуть спину.Но в данном случае и самому большому гордецу это сделать было совсем не зазорно. Ведь перед кем! Но Шарль не предпринял ни малейшего усилия, чтобы хотя бы напомнить императору о себе. Больше того, он не воспользовался случаем, когда в Тюильри сами вспомнили о нем. Через какое-то время, после его неожиданного возвращения, когда императору доложили, что известие о гибели Шарля не является верным, Их Величество пожелали видеть этого бессмертного Годара. Адъютанты тотчас кинулись разыскивать Шарля. Они привезли ему бумагу с приглашением прибыть в указанный срок во дворец. Бумагу Шарль взял, но во дворец не пошел.

Это был уже совсем необыкновенный поступок. Так мог поступить либо по-настоящему слабоумный, либо человек, ни в чем не нуждающийся, совершенно независимый и оттого презирающий весь этот пошлый и лицемерный свет. Но всем было хорошо известно, что Шарль отнюдь не состоятельный, а значит, и вполне зависимый человек. Следовательно, причиной его столь странного поведения остается только одно – слабоумие. Недаром с ним история какая-то вышла в Китае. Вот и нашла блажь на молодца. Так решили в свете.

А очень скоро Шарль доставил новый повод для пересудов, воспринятый всеми уже как естественный порядок вещей. Ведь должен же он был сделать что-то неожиданное по уму своему скудному. И он сделал. Пожив какое-то время в Париже, Шарль вдруг уехал… в Китай.

Вот было радости-то в салонах, где знали Шарля. Новость обсуждалась на все лады. Уехал в Китай! А что еще от него можно ожидать! Aliene! [20]20
  Безумец (фр).


[Закрыть]Все распродал. Самый орден свой в заклад отнес! Кто-то придумал пошутить, что-де Годар поехал навестить собственную могилку. Все с удовольствием пересказывали эту шутку. Особенно потешались над ним в тех домах, куда перед войной Шарль едва не вошел как член семьи. Все эти бароны и виконты, чаявшие когда-то иметь его в зятьях, благодарили теперь судьбу за непопущение им такового несчастья.

Не возвращался Шарль довольно долго. И в Париже мало кто уже из его бывших знакомых вспоминал об оригинальном Годаре. А когда он, наконец, вернулся, то узнать в нем прежнего Шарля было совершенно невозможно. Настолько он переменился. Теперь из Китая вернулся совсем другой человек. Не то что в первый раз. Он и с лица сделался другим. Будто состарился лет на десять. Великолепная шевелюра его побелела. Глаза приобрели этакое прозрачно выплаканное выражение, какое бывает у схимников-ортодоксов. Но еще большие перемены произошли в его характере. Он стал очень нелюдимым и апатичным. Никакие прежние ценности больше его не интересовали. Ничто не радовало и не заботило больше его. Он снял насколько возможно дешевую комнату в предместье и поступил служить кондуктором в почтовые поезда. Ему не было и тридцати пяти, а его уже стали называть папаша Годар.

Как-то незаметно, само собою, он сошелся с хозяйкой, у которой квартировал в мансарде, довольно привлекательною вдовицей лет сорока. Они поженились. И папаша Годар сразу сделался многодетным отцом. Потому что жена его имела троих детей от первого брака. А вскоре у них родился еще и сын Терри.

Бремя ответственности за семью наполнило жизнь Годара каким-то смыслом. Он значительно воспрянул духом и даже помолодел, то есть стал выглядеть сообразно своему возрасту. Душевная рана от таинственного китайского приключения стала постепенно зарубцовываться. Он с удовольствием занимался с детьми. Заботился о благополучии дома. И если бы иногда его не посещали черные мысли о несостоявшейся прежней жизни, о катастрофе, выпавшей на его долю, он был бы, пожалуй, и счастлив. Тем нехитрым мелкобуржуазным счастьем, с которого и началась его самостоятельная жизнь и выше которого ему не следовало бы и подниматься. Может быть, он прожил как раз не свою судьбу. А его судьба – это домик в предместье, четверо детей и добрая пожилая женушка.

Лет через пятнадцать папаша Годар и сам остался вдовцом. Приемных своих детей он выделил по совести, насколько это позволяло невеликое их с женой состояние. А с младшим Терри он никогда не расставался. Он дал сыну образование. И, разумеется, не военное. Он опекал его по ту пору, пока сам Терри не сделался вполне самостоятельным. Когда родился Паскаль, старый Годар совершенно освободил сына и невестку от забот о ребенке, предоставив им заниматься иными всякими важностями. А с Паскалем они сделались самыми добрыми, самыми нежными друзьями. Паскаль никому не был так предан, как деду, ни с кем не был так доверителен. Решившись жениться на Клодетте, он прежде посоветовался именно с дедушкой, а затем уже рассказал родителям о своей невесте.

Такую вот удивительную жизнь прожил отец мэтра Годара. В свои семьдесят три года он был на редкость бодр и крепок, мудр и остроумен. Дрягалов отозвался о нем в обычной своей образной манере: ядреный старик.Он всякий день прогуливался по Пиренейской улице до Пер-Лашез. И кто бы мог подумать, что этот суровый престарелый господин с осанкой и выправкой лейтенанта в свое время положил конец Второй республике, получил «Почетный легион» за Восточную войну, а во Вторую опиумную войну сделался обладателем несметных сокровищ китайских императоров. Но кто мог так подумать?..