Текст книги "Кап, иди сюда!"

Автор книги: Юрий Хазанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Юрий Самойлович Хазанов
Кап, иди сюда!

От автора

Может быть, вы читали книгу «Как я ездил в командировку»? Она про Саню Данилова, про то, что с ним происходило в школе, дома, во дворе, в горах Северного Кавказа, в пионерском лагере…

В новой моей книге «Кап, иди сюда!» вы прочтёте о других событиях из жизни Сани Данилова – о том, как он обиделся на своего папу и чуть не побил рекорд Абебе Бекила, олимпийского чемпиона по марафону. Узнаете вы и о том, что хотели найти ребята в горах Дагестана; почему за Ахматом приезжала синяя машина с красной полосой; в кого превратился Витя всего на три минуты; как Димка стал храбрецом, и многое, многое другое.

«Ну, а кто же такой Кап?» – спросите вы.

Конечно, это лохматый чёрно-пегий пёс. Вот он смотрит на меня сейчас, когда я пишу эти строки, приветливо машет хвостом и просит передать читателям, что и с ним самим, и со знакомыми ему ребятами и взрослыми приключалось ещё много занятных историй, которые в свое время вы обязательно узнаете.

А от себя я хочу добавить: если вам понравятся эти истории, то мне будет по-настоящему радостно.

Так начиналась первая четверть

1

В субботу был английский. Сначала чтение, а потом Марина Михайловна стала слова спрашивать. И формы глаголов:

– Сафонов, – «работать»?.. Галуев, – «гулять»?.. Смирнова, – «красивый»?.. Назарук, – «принести»?.. Назарук!

– Что? – спросил Вадим.

– Он не слышал, – сказала я.

– Нужно слышать. Это уже не в первый раз… Я предупреждала. Придётся поставить двойку.

– За что? – спросила я.

– За невнимательность.

– За это не ставят. Вы его спросите – он знает.

– Ты учить меня будешь? – сказала Марина Михайловна.

– Можно, я отвечу? – поднял руку Вовка.

– Ставлю «два». Садись, Назарук.

– Значит, нельзя человеку задуматься? – сказала я.

– Перестань, – прошипела Рая.

– Прекрати! – Это Марина Михайловна сказала.

– Потому что неправильно, – сказала я. – Задуматься уж нельзя.

– Выйди из класса, – сказала мне Марина Михайловна. – У меня нет времени для споров.

– Лучше я выйду, – сказал Вадим. – Её ведь из-за меня.

– Нет уж, ты сиди и слушай.

– Ну, дайте я выйду! Можно?

– Нет, я сказала! Выйдет Светлана Волкова.

Я вышла. Хорошо, хоть до звонка недолго осталось.

На шестом уроке я получила записку:

 
Если что-нибудь случится
И вообще что-нибудь приключится,
Так и знай – твой товарищ и друг
                            Вадим Назарук.
 

Хорошие стихи, правда?..

Ох, и попало мне от мамы! Она кричала, чтобы я не лезла не в своё дело и не учила учителей, и что она хотела купить новые туфли, а теперь мне их не видать как собственных ушей, и что…

Я сказала, что мы за справедливость, а мама сказала, что я грубиянка, что она знает лишь одно; целыми днями – подавай, принимай, а благодарности не дождёшься, что не хватает только, чтоб мне снизили отметку за дисциплину, что пусть со мной говорит папа, а она умывает руки…

– Иди мой руки и садись обедать, – сказала мама. – А дневник не убирай, пусть лежит на видном месте. До прихода папы!..

…Очень правильная поговорка, что несчастье одно не приходит.

В понедельник нас с Вадимом отругала Марья Фёдоровна. Перед всем классом. Сказала, что у нас ложное чувство товарищества.

– У Райки зато не ложное, – сказала я.

– Рая перегибает в другую сторону, – сказала Марья Фёдоровна. – Она чересчур любит обвинять, а вы слишком защищаете.

– А что лучше? – спросил Ахмат. – По-моему, защищать. Если друзья.

– Смотря когда, – сказала Марья Фёдоровна.

А во вторник был урок физкультуры. Во дворе, потому что погода тёплая. Мы играли с мячом, а мальчишки стояли около ямы, где прыжки в длину. Я издали видела, как Петька нагнулся, набрал песку и бросил Ахмату в лицо. Ахмат закрылся руками и так стоит, а Вадим подскочил к Петьке да как стукнет в нос.

– Ой! – закричал Петька. – Аркадий Петрович, он дерётся!

– Смотрите, до́ крови! – крикнула Лида.

– Кто это сделал? Отставить прыжки, – сказал Аркадий Петрович.

– Я, – сказал Вадим.

– Выйди из строя! Ты что, у себя во дворе?

– Не во дворе, – сказал Вадим.

– Почему ты это сделал?

– А зачем он Ахмата?..

– Ахмат за себя может сказать… Я спрашиваю, почему ты ударил?

– Я же говорю: за Ахмата!

– Опять двадцать пять! При чём тут Ахмат? Почему ты во время урока драку устроил?

– Петька первый в Ахмата песком кинул! – сказала я.

– Тебя не спрашивают! – сказал Аркадий Петрович. – Он кинул, а этот кулакам волю даёт.

– Все глаза засыпал, – сказал Ахмат. – Получит ещё.

– Да-а, – сказал Петька с плачем. – Прямо в лицо бьёт. Самого бы так. Что я сделал?

– Ты мне хулиганства не разводи, – сказал Аркадий Петрович и помахал пальцем перед носом Вадима. – Если все начнут по лицу колотить…

– А если все будут песок в глаза бросать? – спросила я.

– Он же первый, – сказала Лида.

– Отставить разговоры! – крикнул Аркадий Петрович. – Я, кажется, ясно спрашиваю: почему ты ударил своего товарища по лицу?

– Не знаю, чего вы хотите, – сказал Вадим. – Я вообще говорить не буду.

– У директора заговоришь!

– Не понимаю, – сказала Лида. – Значит, песком можно, а кулаком нельзя?

– Ничем нельзя, – сказал Аркадий Петрович. – Но если кулаками на каждую ерунду отвечать, что это будет?

– А если бандит нападёт, тоже надо выбирать, чем бить? – Это Ахмат спросил.

– Глупое сравнение. И потом, бандитов у нас нет.

– В газетах пишут – есть, – сказала Лида.

– А ты читала? – спросила Рая.

– Трудный у вас класс, – сказал Аркадий Петрович. – С вами не сговоришься. Ведь вы пионеры?

– Пионеры, – сказал Вовка.

– Значит, должны понимать.

– Что понимать? – спросила я.

– Всё.

– Тогда зачем в школе учиться? – спросил Вадим.

Ну, тут Аркадий Петрович разозлился.

– Ты не только хулиган, – закричал он, – ты ещё… такие вопросы задаёшь! Тебе всё шутки!

– Вы же сами сказали, – говорю я.

– Защитников много!.. Придётся говорить о вашем классе. А пока и он, и ты, – Аркадий Петрович показал на меня, – получаете двойки и с урока можете уходить.

– За что? – крикнул Вадим. – Что я, прыгаю плохо? Не имеете права! И ей тоже!..

– Ты меня не учи, Назарук, – сказал Аркадий Петрович медленно и очень громко. – Я и без тебя знаю, что делать.

– Думаете, если взрослый, то всегда правы, – начал Вадим, – а мы всегда…

– Прекрати дискуссию и убирайся вон! – закричал что есть силы Аркадий Петрович. – Новости ещё! Завтра же будешь с родителями у директора.

И Вадим вдруг так побежал, как будто он струсил. Но я-то знала, что совсем не потому.

На другой день его не было в школе, а после уроков, когда я шла домой по Лермонтовской, гляжу – Вадим.

– Ты чего не был? – спрашиваю.

– Больше никогда не пойду, – сказал он.

– Ну да? А как же дома?

– И домой не пойду.

Мне тоже не очень хотелось домой.

– Совсем уйду, – сказал Вадим. – Ну их!

– Куда уйдёшь?

– Знаю куда.

– И я с тобой.

– Разве девчонки могут?

– Почему нет? Я даже где-то читала.

– Тебе трудно будет, – сказал он. – И холодно.

– Ничего. Лыжные брюки надену… Честное слово, Вадька. Ещё Ахмата позовём.

По правде говоря, я не думала, что могу по-серьёзному удрать из дому. Разве так – вроде в туристский поход. Только тайный, о котором никому не скажем. А если в поход, то что особенного? Ничего страшного. Возьму и пойду!.. И мне вдруг захотелось пойти…

Что, в самом деле? Им всё можно – и ругать меня, и выгонять, и новые туфли не покупать!.. А мне ничего нельзя?!

– Идём к Ахмату, – сказала я.

Мы пошли к Ахмату, и Вадим вызвал его условным свистом: три длинных, один короткий.

Ахмат сразу сказал, что это здорово, он давно думал то же самое. Чего они все придираются?.. Пусть без нас поживут – тогда узнают. Ещё вспомнят.

– Посмотрим, как Лида и Рая подружат, – сказала я.

– Англичанке скучно будет: приставать не к кому, – сказал Вадим. – И отец ругается. На меня и на мать. Дерётся.

– У меня тоже не лучше, – сказала я. – Только мама пока не дерётся. И папа не очень ругается.

– Я с братом поссорился, – сказал Ахмат. – Развоображался – приказывает: иди туда, иди сюда! Как маленькому…

– Куда пойдём? – спросила я. – И с собой что брать?

– Я уже придумал, – сказал Вадим. – Сначала за Белую Речку и в заповедник. Поживём дня три, пока все успокоятся. Там никто не найдёт.

– Я знаю дом недостроенный, – сказал Ахмат. – В нём ночевать можно.

– Только спички не забыть – самое главное, – сказал Вадим. – А потом поедем в Ростовскую область – и в колхоз какой-нибудь. В колхозе люди нужны – обязательно возьмут.

– Лучше, где коров много, – сказала я. – Буду за телятами ходить. Люблю животных.

– Я в кузницу пойду, – сказал Ахмат. – Или в механическую мастерскую. На токарном работать. В нём такая штука есть – «гитара» называется.

– Ладно тебе с гитарой, – сказал Вадим. – Значит, так. Завтра утром встречаемся в парке. Где ресторан «Лето». В восемь часов. Спички не забудьте.

– А поесть? – спросил Ахмат.

– Я возьму, – сказала я.

– Пусть без нас поживут, – сказал Ахмат.

– Ещё пожалеют, – сказал Вадим.

– Интересно, что Райка скажет? – сказала я.

– А Петька всё равно получит, – сказал Ахмат.

Мы ещё немного поговорили и пошли по домам.

Я забыла, что ухожу из школы и из дома, и зачем-то стала делать уроки. А когда вспомнила, было поздно: все задачки решила. Потом я обедала, читала, ходила гулять – и опять вспомнила про побег перед самым сном. Когда портфель укладывала.

Зачем теперь учебники? Тетрадки какие-то? Ручка? Всё это раньше было. А сейчас нужно положить… Ну, ручка пусть остаётся – письма писать. В школу, Марье Фёдоровне. Или Ирке… Лиде тоже можно. А Райке ни за что… И маме, конечно, с папой. Только потом. Не сразу. Когда буду уже за телятами ходить… У них морды мягкие-мягкие. И шея как шёлковый платок… Спички не забыть…

Я пошла на кухню и взяла пять коробок.

Хлеба тоже надо. Только немного, а то мама утром догадается… Два яблока можно, огурец, помидоры… Ещё коробка спичек войдёт…

Портфель уже был набит, как будто завтра шесть уроков.

Я легла спать и только собралась думать о побеге, как сразу уснула.

2

Утром папа ушёл рано, я с ним как следует и не попрощалась. Ничего – напишу письмо. А маму я поцеловала.

– Почему в брюках? – спросила мама.

– Сегодня в лес идём. По географии, – ответила я.

– После школы не задерживайся, – сказала мама.

Она каждый раз так говорит.

Школу я обошла за целый квартал и по Театральной вышла к парку.

Вот и ресторан «Лето». Вадим и Ахмат сидят за столиком под большим зонтом.

– Мы думали, не придёшь, – сказал Вадим.

– Ну да ещё, – сказала я.

– Два шницеля и сто бутылок пива, – сказал Ахмат.

Ресторан был закрыт, официантки ещё не приходили.

– Пойдём пешком, – сказал Вадим. – Денег мало. У меня тридцать копеек.

– У меня ничего, – сказала я.

Ахмат показал пальцами «ноль».

– Неважно, – сказал Вадим. – В крайнем случае продам рубашку… Здесь недалеко: километров шесть. А там только бы до колхоза добраться.

– Десять, – сказал Ахмат.

– Спорим – семь, – сказал Вадим.

– Сосчитать можно, – сказала я. – По шагам.

– Давайте, – сказал Вадим и встал со стула.

Мы двинулись по липовой аллее. Молча. Потому что каждый считал.

– Сто, – сказал Вадим и остановился.

– Сто двадцать, – сказала я.

– Сто десять, – сказал Ахмат.

– Так ничего не выйдет, – сказала я. – Шаги разные. Пусть кто-нибудь один считает.

– Я, – сказал Ахмат и сразу пошёл.

– Я хлеба взяла, – сказала я.

– Правильно, – сказал Вадим. – А спички?

– Наверно, уже звонок был, – сказала я. – Староста отвечает, кого нет…

– Восемьдесят семь, – сказал Ахмат. – Вы будете разговаривать, а я считать? Умные какие…

Когда подошли к Долинску, стало совсем тепло; мы сняли куртки.

– Посидим? – сказала я.

Долинск – это курорт около Нальчика, поэтому там везде скамейки.

– Нельзя, – сказал Вадим. – Может быть погоня.

– Кто будет гнаться? – спросил Ахмат.

– Кто? Милиция, конечно.

– И Райка, – сказала я. – А мы от них – рраз – в кусты!

– Надо быстрей до заповедника добраться, – сказал Вадим. – Эх, была бы попутная машина!

Машины не было. Были только попутные ишаки с тележками. Но мы шли в два раза быстрей, чем они. Сначала я немного устала, а потом ничего.

– Сходим под трубу? – сказал вдруг Ахмат.

– А милиция? – спросила я.

– Там никого нет. А вода, знаете, полезная! Тёплая-тёплая.

Мы свернули налево под гору и в лесок и скоро увидели трубу. Она стояла в земле, как буква «Г», и из неё текла вода.

– От всех болезней помогает, – сказал Ахмат. – Даже от гриппа. Здесь бассейн будет.

Вокруг трубы было маленькое озеро. Мелкое, по колено. Мы сняли туфли и вошли в тёплую воду. Ребята подставили голову под струю и начали брызгаться, а я отошла. Мне вдруг захотелось в школу, но я ничего не сказала.

– Теперь недалеко, – сказал Вадим, когда вышли на дорогу. – Два километра. А там только до колхоза добраться.

– Четыре, – сказал Ахмат.

Они опять заспорили, а мне очень хотелось есть, но я молчала.

– Попутная! – закричал Вадим и замахал руками, но машина не остановилась.

– Ну и хорошо, – сказал Вадим. – А то ещё начали бы спрашивать: куда, зачем?

…Вот он, наконец, заповедник! Дорога кончилась, вернее, сделала петлю и повернула обратно. Справа подымался склон – на нём трава, кусты и почти сразу лес. Совсем близко. А слева стояла буровая вышка с насосом – он похож на руку, которая всё время сгибается в локте. Рядом с вышкой было несколько зданий.

– Что я говорил? Смотрите! – сказал Ахмат.

Мы поднялись немного по склону и подошли к недостроенному каменному дому. У него были только стены и дырки для окон.

– Тихо! – сказал Вадим и оглянулся. – Никто не видит? Тогда полезли.

Мы забрались в дом через окно и плюхнулись на пол, вернее, на траву. Тут было почему-то много мух. Они сидели на стенках ровными рядами, как птицы на проводах.

– Поедим? – сказала я.

Хлеб у меня в портфеле совсем высох за ночь. Ещё были помидоры, а у Ахмата кусок хичи́на – такой балкарский пирог с мясом.

– Здо́рово, – сказала я. – Наверно, пятый урок кончился? Интересно, что Райка думает?

– Пошли в лес, наломаем веток. Спать-то здесь будем? – сказал Вадим.

– Лучше в лесу, – сказала я.

– Там кабаны бегают, – сказал Ахмат. – Это ведь заповедник. Их почти не стреляют. И другие звери.

– Тигры, – сказала я.

– Не смейся. Мне дед рассказывал. Кабан, может, пострашней тигра. Неважно, что свинья. Клыки у него больше, чем твоя ладонь… И другие звери есть: медведь с белым горлом, енот…

Мы заходили всё дальше в лес. Уже не слышно стука насоса на буровой вышке – только наши шаги да хруст веток. А может, это не наши шаги?

– Ой! – вскрикнула я, потому что в кустах что-то мелькнуло.

– Наверно, лань, – сказал Ахмат. – Или ещё кто-нибудь.

– Кабан? – спросила я.

– Кто его знает.

– Плохо, что у нас одежда не зелёная, – сказал Вадим. – Как у разведчиков. Никто бы в лесу не нашёл… Ну ничего. Вот до колхоза доберёмся…

– У меня зелёное платье есть, – сказала я. – С короткими рукавами.

– Было да сплыло, – сказал Вадим. – Разведём костёр?

– Картошки, жалко, не взяли. Испекли бы, – сказала я.

Мне опять захотелось есть.

– Завтра нароем, – сказал Ахмат.

Мы натаскали сухих сучьев и зажгли костёр. Я уже не боялась кабана, потому что знала – дикие звери к огню не подойдут!

– Давайте что-нибудь рассказывать, – сказала я. – Чур, первая.

Я рассказала про то, как жила-была королева леса, по имени Джуна. И однажды она рассердилась на нимфу…

– Кто это такая? – спросил Ахмат.

– Ну… её подчинённая, – сказала я. – Очень рассердилась. И знаете, что сделала? Так, чтоб этой нимфы на свете не стало. Ни тела, ни головы – ничего. Один голос. И то даже говорить не разрешила, а только отвечать.

Я вскочила, отбежала на край поляны и крикнула:

– Вадим!

«И-им…» – услышали мы.

– Эхо! – сказал Ахмат.

– Ага. Эту нимфу звали Эхо, – сказала я. – Теперь твоя очередь.

– Я знаю про собаку, – сказал Ахмат. – Рассказать? Как шёл чабан осенью с гор. Вёл отару овец. Ну, и видит: нет его лучшей собаки. Он стал звать: «Дозор, Дозор!» А Дозор не идёт. Чабан подумал: значит, умирать пошёл – старый уже был пёс… И дальше спускается с отарой. На привале смотрит, нет бурки. Искал – не нашёл. Ну ладно, думает, другая есть, а эту уже много лет носил… Пробыл он зиму дома, ранней весной опять отару гонит. На те же луга. И вдруг видит – Дозор! Худой, одни кости торчат. Лежит на земле, а кругом всё разрыто: видно, коренья искал. И рядом – старая бурка. Которую чабан забыл. Подходит к нему чабан, хотел погладить, а Дозор зубы оскалил и встал. Сам шатается, но идёт к лесу. Так и ушёл…

– Обиделся, значит, – сказал Вадим. – Ну и правильно.

– Ой, собаки такие верные, – сказала я. – У нашей соседки была овчарка…

– Овчарка – потому что овец охраняет, – сказал Ахмат.

– Ага. Когда соседка уехала, она отдала Пальму другим, на Пушкинскую улицу. А Пальма месяц ничего не ела. Честное слово. С горя. Так и умерла. Я даже заплакала, как узнала…

Потом Вадим спросил нас, что такое зоология. Никто не догадался. Это знаете что? «Триста лет один грек изучал ящериц». Понятно? Сокращённо – «зоология».

Мы много рассказывали, пока горел костёр. А потом он потух, и стало сразу как-то скучно. И очень хотелось есть.

– Надо ночлег приготовлять. Скоро стемнеет, – сказал Вадим. – Не здесь ведь оставаться?

– Нет, – сказала я. – Пошли скорей.

В лесу быстро темнело, но когда мы вышли из него, оказалось, не так страшно. Часов, наверно, семь, не больше.

На опушке мы наломали веток, нарвали травы. Руки у меня стали мокрые – уже выпала роса.

– Сена не сообразили поискать, – сказал Вадим.

Зато веток было очень много. Мы уложили их внутри, под стенкой дома, сверху настелили травы. Получилось мягко. Пока возились с травой и ветками, стало совсем темно. Луны не было. Мы уселись на свою постель, в темноте вынули из портфелей остатки хлеба и помидоров.

– Даже соль не взяли, – сказала я. – Туристы.

– Мы не туристы, – сказал Вадим. – Вот до колхоза доберёмся…

– А пока, значит, без соли надо есть, да? – спросила я.

И вдруг вспомнила про папу и маму и что прогуляла школу… Нас уже давно ищут. Мама, наверно, звонила к Ирке и заходила к Наташиной маме, и к Зоиной, а папа не лежит на диване с газетой, а тоже пошёл куда-нибудь… Может, в милицию?

Я поглядела в окно – туда, где город, но его как будто никогда и не было – никаких огней, ничего. Только внизу на буровой вышке горело несколько тусклых лампочек.

– Завтра надо о еде подумать, – сказал Вадим. – И за сеном пойдём.

«Зачем за сеном? – подумала я. – Ах да, ведь завтра опять ночевать. А что же целый день делать?..»

– Хорошо бы, собака была, – сказал Ахмат.

…Мама сейчас пришла, наверно, и говорит папе, что просто не знает… «Света совсем от рук отбилась. Что хочет, то и делает. А ты только смотришь…»

– Собаку нельзя, – сказал Вадим. – Начнёт лаять и нас выдаст.

«Интересно, моя кровать так и будет не застелена? Всю ночь? А утром что мама подумает?..»

– Наоборот, предупредит, если кто подойдёт, – сказал Ахмат.

Вадим засмеялся.

– Знаете, – сказал он, – как наш сосед говорит? «Кошка хороша тем, что не лает». У него пять кошек. Смешно, правда?

– Ага, – сказала я. – Что-то холодно.

– Возьми мою куртку, – сказал Вадим.

– Не надо.

Но он снял куртку и сунул мне.

– Если б костёр зажечь… – сказал Ахмат.

– Здесь нельзя, – сказал Вадим. – Хочешь, чтоб милиция?.. И так уж по городу ищут.

«Неужели ищут? – подумала я. – Ходят по улицам, заглядывают во дворы, на лестницы, да? И ещё везде ездят на синей машине с красной полоской… А вдруг сюда приедут?»

Мне на минуту захотелось: пусть приедут. Я даже глаза закрыла, чтобы открыть и увидеть две фары, а за ними синий кузов и красную полоску…

Но когда открыла, вокруг было темно, как у нас в парадном, если ребята лампочку выкрутят.

– Я уже спал и проснулся, – сказал в темноте Ахмат.

– Правда, давайте ложиться, – сказал Вадим.

– Даже укрываться нечем, – сказала я.

– Ложись в середину, – сказал Вадим и лёг лицом к стенке.

Он не хотел брать свою куртку, но я отдала, легла на спину и сунула руки в рукава. Слева от меня устроился Ахмат.

Мы молчали. Я смотрела вверх и думала: как плохо, что звёзды не греют… Чуть было я не стала расплетать косы, но вспомнила, что ни к чему.

Было тихо. А потом я услышала, что вовсе не тихо, потому что лес шумел и шумел – как будто мимо нас всё время шёл поезд.

– Потуши свет, – сказал Вадим.

Я так и не знала, смеётся он или во сне.

…Я проснулась. Сначала не могла понять отчего, а потом поняла – от холода. Было темно.

– Вы спите? – сказала я.

– Нет, – ответил Ахмат.

– Холодно?

– Да. А Вадька спит.

– Не сплю, – сказал Вадим.

– Давайте костёр зажигать, – сказал Ахмат.

– Давайте, – сказала я.

Вадим молчал.

– Простынем, тогда ни в какой колхоз не дойдём, – сказал Ахмат.

– Конечно, – сказала я.

Вадим молчал.

– А где топливо? – потом сказал он.

– Найдём! – Ахмат вскочил и стал махать руками и приплясывать. – Сей-час най-дём, сейчас най-дём!

– Ты сиди, – сказал мне Вадим. – Мы сами… На́!

Он кинул мне куртку, и они с Ахматом вылезли из нашего дома.

Я слышала, как они ходят вокруг, спорят, спотыкаются…

Меня разбудил шум. Я испугалась и закричала.

– Чего ты, Светка? Это мы, – сказал Вадим.

Было всё так же темно, и в этой темноте трещали сучья, чиркали спички.

Потом огонёк полез, как настоящий червяк: откуда-то снизу… выше, выше… В костре что-то обрушилось, и вот он запылал вовсю. Хорошо!

– Давно бы, – сказал Ахмат.

Он сел, поджав ноги, как турецкий хан на картинках, и так уснул.

Вадим подтащил нашу постель поближе к огню и лёг. Я стала подкидывать хворост: боялась – погаснет…

– Вы что, беспризорники? – крикнул вдруг Вадим. – Что делаете? Откуда?

Он толкнул меня в плечо, и я открыла глаза. Это не Вадим!.. Над нами стояли два человека.

Костёр ещё горел, он освещал их снизу, и тени от них по стене уходили прямо в небо.

– Что тут делаете? – снова спросил один из них.

Он разворошил ногой костёр, стало светлее.

– Я-то смотрю, – сказал второй (он был в телогрейке), – пожар не пожар. Может, нехорошие люди какие, думаю… Тут всё-таки машины у нас. Механизмы.

– Глаза протёрли? – спросил первый. – Чего молчите?

– А что, нельзя костёр зажигать? – сказал Вадим. – Здесь камень, не загорится.

– Откуда сами-то? – спросил тот, что в телогрейке.

– Из Нальчика, – сказал Ахмат.

– Дурак. Из Ростова мы, – сказал Вадим.

– А здесь что делаете? – Это первый спросил.

– Экскурсия, – сказал Вадим.

– Где же ваша учительница или кто?

– Она… это… заболела, – сказал Ахмат. – Грипп.

– Не заболела, а нас послала с заданием… – сказал Вадим.

– Ага, – сказала я.

– Чудная какая. Таких малых-то? – сказал дяденька в телогрейке.

– Чего ты их слушаешь? – сказал первый. – Врут они всё. И девчонка тоже. Это дело надо проверить. Наверно, их ищут давно.

– Никто не ищет, – сказал Вадим. – Нам разрешили.

– Кто разрешил?

– Директор, – сказала я.

Интересно как получается: пока не пришли эти люди, мне ужасно хотелось домой, даже во сне. А теперь я жалела, что ничего не получилось, не будем мы жить в колхозе, ходить за телятами, таскать воду из колодца…

Я знала, что ври не ври, наш побег закончился: дяденьки ни за что не отвяжутся, особенно первый.

– Вставайте, пойдём с нами, – сказал он. – До рассвета недолго. Посидите в конторе. А мы пока позвоним куда надо.

– Куда? – спросил Ахмат.

– Никуда я не пойду, – сказал Вадим.

– Ну-ну, как не пойдёшь? Тогда часового прямо здесь поставим…

– С винтовкой? – спросил Ахмат.

– С пулемётом, – сказал мужчина, – Из-за вас не спи полночи… Так что, сами пойдёте или…

– Идём, Вадим. Всё равно… – сказал Ахмат.

Мне показалось, что голос у него какой-то радостный. А мне было обидно. Честное слово. Так бы здорово пожили… Ещё на птицеферме тоже интересно. Цыплята маленькие, пушистые. И куры – целое белое море. И я в белом халате…

Мы шли уже в сторону вышки.

– Ничего, – тихо сказала я Вадиму. – Можно ещё раз убежать. В Ростовскую область или лучше сразу в Сибирь.

– Отстань ты, – сказал он. – Тебе-то ничего. Тебя отец по головке погладит…

Как это ничего? Я даже обиделась – ведь, кажется, хорошего ему хотела!

Мы подошли к конторе. Мужчина, которого из-за нас разбудили, отпер дверь своим ключом и сказал:

– Садитесь. Будьте как дома.

Мы сели, и мне сразу захотелось спать.

– Орлы! – крикнул вдруг мужчина, которого разбудили. – Вы не удерёте, пока я звонить пойду? Не обманете дедушку?

Это он про того, который в телогрейке, – я теперь разглядела.

– Не обманем, – сказал Ахмат.

Но мужчина ему не поверил.

– Не подпускай их к окну, – сказал он дедушке, – а дверь я запру снаружи. Уж извините.

И он ушёл. Мне было не до разговоров, потому что я обиделась на Вадима и спать очень хотелось.

Ахмат тоже, наверно, заснул, только перед этим сказал мне:

– Помнишь, в лесу как затрещит, ты ещё испугалась? Это кабан был. Точно. Я видел.

– Врёшь ты, – сказал Вадим.

– Ну и не верь.

Сколько раз я за эту ночь засыпала и просыпалась – не сосчитать. Но когда проснулась последний раз, было почти светло и в комнате стояли два милиционера.

– Наделали вы дел, – говорил один из них. – Мамки плачут-убиваются, и нам покоя не было. Весь город на ноги подняли.

– Весь? – спросил Ахмат.

– А что, думаешь, половину? Вставайте, поехали. Нагулялись.

У конторы стояла милицейская машина, синяя с красной полоской…

Ещё я помню, как мама меня всё время спрашивала:

– Ты с ума сошла? Нет, скажи, ты с ума сошла?

Я объясняла им, что у Вадима дома очень плохо, и в школе придираются, и что я хотела помочь ему. И Ахмат тоже. Мы бы написали письмо из колхоза, ну что такого? Ломоносов тоже ушёл из дому, когда маленький был…

– То Ломоносов, а ты глупая, – сказала мама.

А папа сначала всё молчал, а потом вдруг улыбнулся и погрозил мне кулаком.

В школе мы в этот день тоже не были, потому что всё равно опоздали – пока милиция, пока за нами пришли. У Ахмата отца нет, а за Вадимом отец и мать приходили. Отец сразу как размахнётся…

– Не смей! – крикнула мать Вадима и заплакала. На всю комнату, как девчонка.

А вечером было классное собрание. В зале на третьем этаже. Родителей позвали, и Василий Степанович пришёл, наш директор.

Он сразу сказал, что мы поступили глупо и жестоко. Потому что не принесли пользы ни себе, ни другим, а зато много волнений доставили.

Дружба – лучшее, что может быть на свете, и за дружбу надо стоять, а не бегать от неё… И надо всем вместе… Думаете, учителя никогда не ошибаются? Ничего подобного. Они тоже люди, и с ними всякое может быть. Но главное – доверять друг другу. И помогать. Побегами тут не пособишь…

Это всё Василий Степанович говорил.

Потом, когда все шли по коридору, я спросила Райку:

– Скажи по правде, ты пожалела о нас?

– Пожалела.

Но это ответила Лида.