Текст книги "В поисках героя (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Как потом пошло?

– Похлопотали за меня, – многозначительно возвел глаза к потолку Евгений. – оформили контрактником и направили в фильтрационный лагерь в Веденское, помойку разгребать. Он на территории Ингушетии находится, туда свозят всех задержанных подозрительных типов с этого региона, да из Дагестана.

– Ну там тебе было где разгуляться, – протянул Генрих.

– Я был обязан делать четко и безукоризненно свою работу. Непонятно? Я объясню. Даже убивать ты должен совершенно, насколько можешь. – Евгений улыбнулся мягко. – Даже бить ты должен красиво и предельно эффективно. И никогда... – Теперь его улыбка превратилась в неприятную усмешку. – Никогда ты не должен терять контроль над собой, вот, например, как потерял сейчас его я, сев вот так некрасиво и неудобно... – И он снова несмотря на бронежилет, оружие и рюкзак, закинул ногу на ногу. – Я кстати не люблю без нужды мучить людей, но они наших ребят пытали не в пример страшнее.

– О ваших делах не доложили куда следует?

– Мы мучили врагов, – просто сказал Неверов. – Они не должны были сюда приходить, в нашу страну, угнетателями, и более того и еще более того, грязными и отвратительными убийцами.

– А-а, и чтобы оправдать себя перед собой, – Генрих расправил плечи, – дескать, мол, не месть руководит тобой, не страх и не обида, а стремление к высшей справедливости, стремление к наведению конституционного порядка, ты делаешь перед собой вид, что борешься с террористами вообще, а не с отдельными людьми конкретно.

– Я не делал вид! – возмутился Неверов, не соглашаясь ни с кем, и тем более с собой. – Я так думал и я так думаю. Эти люди все потенциальные боевики или их непосредственные пособники. Чтобы подавить в тех краях сопротивление, нужно зачищать их всех, да!

Генрих усмехнулся.

– Но никуда не делось, поверь, желание убивать. – продолжал Неверов. – Уверен, что оно не исчезло и у тебя, майор, сейчас слушающего меня. Это желание настолько сильно врастает в тебя, что становится неотъемлемой частью тебя, и отделить вас друг от друга – тебя и это желание – может только смерть.

– Ну, ну, продолжай. Пока я не совсем согласен с тобой.

– Убивая, ты, по сути, уравниваешься с богом. То есть ты можешь не только дарить жизнь, как и любой из людей, но и по своему усмотрению отнимать се. Мы все имеем право давать жизнь, а отнимать почему-то не имеем. Кто это придумал? Когда? И отчего это считается единственно верным? Может быть, все как раз наоборот. Я думаю, вот с чего все начиналось. Однажды, очень и очень давно, кто-то гениальный, отмеченный, посвященный убил себе подобного и ощутил при этом мощный приток жизненных сил, ощутил радость жизни, своей жизни, и перестал тотчас бояться того, чего боялся раньше, стал спокойней засыпать и легче просыпаться, и, наконец, стал любить свою смерть, а значит, освободился от самой что ни на есть мучительной мысли, раздирающей всю человеческую жизнь, – мысли о смерти. Тот человек решил тогда же, что те чувства, что он испытал и ощутил, могут испытывать и ощущать только избранные, такие, как он, но ни в коем случае не все, не все, это совершенно ясно.

И этот сверхчеловек, наверное, имевший тогда возможность влиять на жизнь людей, придумывать и утверждать законы, придумал закон, по которому убийство считается самым страшным преступлением на земле. Так оно было. Я не сомневаюсь в этом. Причины, способствующие принятию закона, были именно таковы. Но тем не менее, каковы бы ни бы, ли, закон был категорично правилен и необходим. Ты скажешь, что я противоречу сам себе, что я утверждаю сейчас совершенно противоположное тому, что утверждал несколько секунд назад. И окажешься не прав. Я объясню... Ощущение власти над собой и ощущение радости жизни после убийства дано почувствовать не каждому, более того это дано единицам. Большинство же людей мучаются после убийства. Убитые являются им ночами, грозят им бледными пальцами из проезжающих трамваев и автобусов, шепчут на ухо всякую ерунду ну и так далее. Другая же категория людей вообще ничего не чувствует после убийства, ну, замочил и замочил, мать его, козла вонючего. Сытно после этого обедают и обхохатываются, смотря 'Кривое зеркало'. И таких, и первых, и вторых, большинство, повторяю, большинство. Так вот этот закон для них. Даже не закон. А, скажем, диктуемая извне непреложная внутренняя установка. Для них, и только для них. А для людей, сознательно идущих на убийство, чтобы получить ощущение собственной мощи, для таких людей существуют совсем иные законы – это те законы, которые они устанавливают сами для себя... Ты, наверное, смеешься сейчас. Мысль твоя, ты скажешь, не единожды уже произнесена и не однажды написана, а значит, банальна. Согласен, банальна, Но тем не менее она является единственно верной, потому как со столетиями нисколько не изменилась. Вот так.

– Ну а чем закончились твои приключения в лагере?

– А-а, – досадливо махнул рукой Евгений. – после нашей 'плотной работы' с задержанными умерло несколько человек. Ну и хрен, может, с ними, в тех краях каждый день люди пропадают. Но тут такая подляна случилась, один из ухайдаканных нами оказался братом Сулима Гочилаева, а тот же теперь за нас, с Рамзаном все время вместе, по телеку показывают. Сейчас Рамзан сделал его в новом правительстве Чечни замминистра по строительству. Ну и колесо завертелось, – Неверов зачесал волосы назад обеими руками, вздохнул и усмехнулся, – завели до хрена уголовных дел, куча следователей понаехала из Москвы, да еще эти паразиты из ОБСЕ пожаловали, словно кто-то им капнул, что у нас происходит. Шум вышел большой. Дело Озолина помнишь?

– Еще бы! – кивнул Генрих. – я хоть уже в СИЗО тогда был, каждый день о нем говорили. Ходили слухи, что его даже могут к нам перевести, в 'четверку', но в конце концов оставили в 'Матросской тишине'.

– Там человек пять или шесть немаленькие сроки получили показательным решением суда, чеченская диаспора постаралась, желая отомстить за земляка. В частности, капитан Озолин. Меня эта волна только чудом, считай обошла.

Дали условный срок три года, теперь, вот, искупаю кровью. На бумаге я законопослушный гражданин, а в реальности это уже которая моя командировка сюда. Я убивал, ты знаешь. Я не мог не убивать. Если бы не убивал я, убили бы меня. Это же война. И на войне убивать просто, убиваешь ведь тех, кого не знаешь, с кем не знаком. Никаких эмоций не вызывает убийство на войне. Разве что первое. И то не у всех. Совсем другое, если убиваешь не в бою. Тогда, убивая его, я лишаю права на существование целый мир, с материками, морями, государствами, городами, зданиями, автомобилями, любовью и страстями, звездами. Да, он плохой человек. Но кто же это установил, определил и доказал? Может, точно такой же плохой, а может, тот, кто еще похуже. Ведь так, согласись, майор, ведь так?

Генрих, не возражая, кивнул, но осторожно, слабо, едва заметно. А Евгений возможно, ощутив моральную поддержку, рассмеялся, но не получил отклика от Данзаса.

– Так вот именно тогда я приравниваюсь к богу. Потому что в этот момент только я один – и никто другой – решаю – жить этому человеку или умереть. Никто этого не вправе решить. А я решаю. Хоть и не вправе. Решаю и беру ответственность за это решение. И именно в этом мгновение я подобен господу.

'Он думает, что я одобрил... Конечно же, он может так думать. Другое дело, согласен ли я с этими мыслями и умозаключениями, и выводами. Согласен ли? Вот что главное. Я не согласен.' Генрих смотрел в окно, вглядываясь в вечернюю степь.

У Тараса в руке раздалась мелодия из популярного фильма.

– Слушаю, – услужливо сказал он, посмотрев на экран мобильного. – считаю вечер воспоминаний закрытым, – кратко перебросившись парой ничего не значащих фраз с незримым собеседником и выключив аппарат, обратился он затем как равный к равному к Евгению, – мы подъехали к цели.

– Где мы? – оживился Генрих.

– Здесь был разбит полевой лагерь Бумеранга. – внимательно взглянул на электронную карту местности Евгений. – именно здесь в последний раз выходил на связь сам Бумеранг и, согласно нашим источникам, здесь в последний раз видели членов его группы.

Глава 12

По приказу полковника Соловьева Андрей остановил машину метрах в пятистах от поселка. Видимо, командир опасался собак – услышат еще машины и поднимут переполох.

– Так, Тарас, ты говорил, что знаешь эти места, – сказал Борис Николаевич.

– Да, – кивнул Борисенко.

– Где они располагались?

– Два крайних самых дома.

– Забор там есть?

– Есть.

– А собаки есть, как думаешь?

– Вряд ли. Феликс говорил, при самом доме собак не было, он же пустой стоял. Местные ушли оттуда, линия фронта же совсем рядом.

– Разумно, – кивнул полковник. – Эх, не знаем мы точно есть ли там засада. Ничего толком не знаем. Соваться прямо так очень опасно. Будь там кто другой, можно было бы просто по-тихому через забор перелезть и через окна в дом. Мы бы всех там перерезали без единого выстрела. Но спецов, 'киборгов' там всяких, так просто не возьмешь. Там и сигнализация может быть, и посты наверняка с умом поставлены. Мы, конечно, тоже не пальцем деланы, но у обороняющегося всегда преимущество. Если просто через забор лезть, очень велик риск нарваться на пулю.

– Могу попробовать местным прикинуться, подойти к воротам, постучаться, – предложил Андрей.

– А потом?

– Потом видно будет. Кто-нибудь выйдет меня встречать, попробую его вырубить. И вперед.

– Неплохо, – покачал головой Соловьев. – Только вперед пойдет Тарас, как местный. К тому же, он язык знает.

– Что ж... пожалуй, – кивнул Евгений. – Да, может сработать.

День подходил к концу. Воздух остывал. Тарас в темно-синей курточке, безбоязненно шел по широкой тропинке к домам легкой пружинистой походкой.

Не выходя на открытое место, он вдруг легко наклонился, черпанул из лужи немного грязи и мазнул ею по тыльным сторонам ладоней, а потом провел темные извилистые полосы на лице. А затем он вдруг шагнул в соседние густые заросли, что тянулись почти до забора крайнего из домов, и словно растворился в них.

Тараса хорошо натренировали – ни одна веточка не шевельнулась случайно, ни сквозь один просвет не могли разглядеть его силуэт.

И произошло все быстро, как по волшебству. Вот шел человек по тропке, потом нагнулся, грязью себя мазнул и исчез, словно шапку-невидимку натянул. Все было сделано мастерски. Ничего не было, ни одна веточка не шелохнулась, но за высоким деревянным забором вдруг возникла его все такая же гибкая фигурка. Тарас работал стремительно, это было как в кино. Он не останавливался ни на секунду, совершая все движения с какой-то обезьяньей ловкостью и грацией. Вот он остановился перед кирпичной стеной дома, выждал паузу, прислушался... он бесшумно наблюдал за территорией из своего укрытия минут пять-семь.

Как кошка он скользнул вперед, исчез из поля зрения, но и на той стороне не затаился, а точно с такой же скоростью появился уже в доме, причем как он туда попал, было непонятно. Так же быстро он выскочил из дома. Перед забором Тарас задержался тоже только на мгновение: он преодолел препятствие ловко и бесшумно. Парень работал совершенно так, как работали бы бойцы разведывательно-диверсионной группы. Молниеносно, скрытно, без всяких тормозов и ленцы. Тарас все так же, не замедляя своих движений ни на мгновение, каким-то странным танцующим аллюром приблизился к дверям другого дома и столь же легко и быстро проник внутрь. Нет, не было вокруг ничего подозрительного.

Покинув дом так же бесшумно и незаметно, Борисенко в два счета перемахнул через забор и продолжая соблюдать осторожность, снова скрылся в густых зарослях древовидного кустарника, выйдя на тропинку только совсем рядом с ждавшим его отрядом полковника Соловьева.

– Ну что там? – Борису Николаевичу от волнения очень хотелось курить, но он сдерживался, чтобы огненной точкой не привлечь внимания возможных снайперов.

– Как-будто все чисто, – не спеша докладывал слегка вспотевший от прыжков и перебежек, вымазанный грязью Тарас. – ни одной живой души. Во дворах я насчитал штук пять трупов, похоже, почти все из отряда Бумеранга. Скорее всего, их захватили врасплох, ночью. Надо проверить, нет ли тут растяжек и сами трупы не заминированы ли.

– Это вряд ли, – почесал небритый подбородок Евгений. – они же не предполагают, что кто-то сунется сюда вслед за ними. Однако проверить не мешает.

– Делаем так, – взял командование в свои руки полковник. – вперед идут Андрей и Николай с миноискателями, их прикрывают Сергей, Тарас и... Генрих. Мы двигаемся следом. Тут вообще можно проехать?

Группы экипировались за пару минут.

– Отсчет пошел! – раздался в наушниках у Данзаса голос половника, и пятерка вооруженных мужчин пошла вперед, в поселок.

"Не расслабляться", – настроил себя Генрих, в темпе преодолевая сто метров до ворот первого из домов. Вместе с Борисенко он занял точки на случай огневого отступления.

Меры предосторожности оказались излишни – нигде не было видно ни одной живой души, ни малейшего движения, стояла вечерняя тишина.

Андрей с Николаем работали миноискателями очень быстро, обследуя по периметру всю площадь двора и подступы к нему. Наконец Андрей махнул шедшим сзади рукой – чисто. Настала очередь и другого строения. Несмотря на наступающие сумерки, Черных и Червяков внимательно, шаг за шагом, обследовали всю прилегающую к дому территорию.

– Все чисто, ловушек нет! – Генрих успел уже зайти в дом и стоя в дверях, махнул рукой стоявшему у калитки Евгению.

– Загоняем машины во двор, – распоряжался полковник, – только соблюдаем, по возможности, тишину! Линия фронта совсем недалеко, в километре или двух отсюда!

– Да поняли мы все, – вздохнул уставший Сергей.

Ощущение опасности помогало Данзасу держаться на ногах. День выдался насыщенный событиями. Евгений напоминал загнанную лошадь, потому что он формально был адъютантом полковника Соловьева и, похоже, вторым человеком в команде. Остальные, вытаскивая коробки из чрева микроавтобусов коробки с провизией, техникой и различными предметами повседневного обихода, буднично смотрели на лежавшие в огороде трупы и спокойно перетаскивали свои пожитки. Некоторые недоверчиво поглядывали на Генриха: рыжий, с худым веснушчатым лицом Сергей, бритоголовый, с узеньким лбом Николай, а татуированный Андрей, с пистолетом-пулеметом 'Кедр' за поясом прямо буравил Генриха взглядом своих серых с красноватыми прожилками от недосыпания глаз. Врачи и медсестры тихо общались между собой.

– Проверить еще раз экипировку и отдыхать! – скомандовал полковник.

Экипировка выглядела солидно, она включала, в частности, современные спецкостюмы из тальпона, материала, не пробиваемого ножом, с меняющимся рисунком темных пятен на зеленовато-буром фоне. В костюм были вшиты широкие бронепластины из кевлара, защищавшие грудь и спину. Кроме того, костюм был дополнен боевым жилетом и шлемом из прочного пластика, с инфракрасными очками, в который были вмонтированы микрофон и наушник рации, обеспечивающей постоянную связь с командиром. Боевой жилет был настолько удобен, что даже с довольно солидным грузом не мешал солдату свободно двигаться, стрелять из всех видов оружия и драться врукопашную. В карманах жилета, на груди и на спине, размещались не только автоматные рожки с патронами, но и сигнальные ракеты, гранаты, комплект химзащиты, аптечка, НЗ, радиостанция "аварийной волны" – то есть маяк, химические грелки, толовая шашка, лопата, продукты питания, бритва, комплект выживания и личной гигиены, мазь от насекомых и мазь, сбивающая со следа собак.

Генрих с удовлетворением оглядел запасы оружия: в ассортименте были и пистолет-пулеметы "Клин" и "Кедр" с магазинами на тридцать патронов, очень удобными в ношении, пистолеты 'Гюрза' с магазинами на восемнадцать патронов и глушителями, а также тактические боевые ножи известной американской фирмы "СОГ". Кроме того, в наличии имелись снайперские винтовки "СВД" калибра 7,62 миллиметра с магазином на девять патронов, бесшумный снайперский комплекс 'ВСС' и болгарские гранатометы "Лавина" револьверного типа, а Тарас, также проверявший вооружение команды, поигрывал старым добрым "ТТ".

Тщательно проверив оружие, медикаменты и карты местности, Генрих сел в углу спальни между шкафом и разбитым окном, на подоконнике которого были свалены увесистые мешки с песком, создававшие импровизированный дот и прикрывавшие находившихся в доме людей от посторонних глаз, закрыл глаза и сосредоточился на медленном дыхании, заставляя мысли лениво течь от ассоциации к ассоциации, не анализируя своего отношения к происходящему.

– Все пятеро из отряда Бумеранга, – донесся до него голос Евгения, – в том числе спец по компьютерам.

– Малофеев? – теперь говорил уже Борис Николаевич, и Генриху показалось, что тот взволнован. – При нем что-нибудь нашли? Диски, флэш-карты?

– Ничего.

– Совсем ничего? Надо бы поискать. Его материалы не должны попасть в чужие руки.

– Солнце уже зашло, люди устали за день, – Евгений разговаривал не в пример спокойнее. – завтра с утра посмотрим.

– Завтра не будет времени, надо идти на разведку местности. Через пару километров начинается линия фронта. Если Бумеранг находится действительно в руках сил АТО, тех же спецбатальонов, то, не исключено, они находятся совсем рядом.

– Одна группа проведет рекогносцировку, другая останется в лагере и прочешет его вдоль и поперек. Людей хватит. Перед завтрашней операцией надо сохранить силы.

– Тебе отвечать, если что, – сухо бросил полковник.

'Интересно' мелькнула у Данзаса мысль.

– Все нормально? – войдя в комнату, поинтересовался у сидевшего в углу майора Борис Николаевич.

– Устал за сегодня, товарищ полковник, – вырвалось у Генриха.

– Надо всего лишь плотно поесть и выспаться. Рекомендую сходить к остальным, притирайся к коллективу. На вас серьезная нагрузка ляжет.

– Что насчет Ильи решили?

– В погреб в соседнем доме положили. Завтра его должна забрать 'вертушка'.

Когда Данзас вошел в гостиную, остальные уже давно расселись за круглым дубовым столом. Кто-то ел, кто-то пил кофе. По помещению разлился аромат 'арабики'. Сергей и Тарас курили. Не было полковника с адъютантом, Дины и двух врачей. Павел, в безрукавке цвета хаки, раскрасневшийся, то ли подвыпивший, то ли сильно уже уставший, прижался к Екатерине, увлеченно всматривавшейся в свой планшетник и не обращавшей на ухажера никакого внимания. Андрей и Николай ели разогретую тушенку, закусывая ее консервированными овощами из армейских пайков, лежавших тут же на столе, распотрошенных. На Данзаса никто не обращал никакого внимания.

Сергей Червяков шумно отхлебнул бодрящий тело и душу напиток и почесал широкую грудь.

– Щас бы навернуть парочку эклеров...

– Лучше троечку, – поддержал приятеля Тарас.

– Ага, – кивнул Сергей, – И на дискотеку.

– Что, трезвым на дискотеку? – оторвался от медсестры Павел. – Никогда!

– Будет нам всем и дискотека, и эклеры с какавой, – прожевал кусок мяса Черных, быстро работая острым кадыком. – Хохлов встретим и станцуем...

Поглощая пищу, они вяло обменивались впечатлениями. Основной темой был, конечно, разгромленный лагерь Бумеранга, где они остановились ночевать. Они были озабочены судьбой оставшихся членов группы и называли некоторых найденных павших по именам, из чего Генрих сделал вывод, что большинство из группы были в командировках на Украине не один раз, и в том числе работали вместе с отрядом Бумеранга. Генрих сидел поодаль и в разговоры не вмешивался. Слегка поев, он просто отдыхал.

Андрей налил себе кофе и отпив глоток, назидательно проговорил Сергею:

– Надымил тут, зараза! Вот, посмотри на меня: не курю и отлично себя чувствую.

– Только бухаешь как свинья, – Червяков угрюмо посмотрел на него и брезгливо хмыкнул, – завалишь всю операцию.

– Ну так работа нервная, – пожал плечами Черных, – для меня спиртяга только полезна, – и он пошел прочь. Генрих посмотрел ему вслед и затем решил выпить минералки. Он подошел к столу совсем рядом с Сергеем, взял бутыль, отвинтил крышку и, наполненный найденный в хозяйском доме стакан, плеснул туда прозрачной жидкости.

– Завтра на разведку к украм, – отпив половину стакана, решил начать он разговор, заговорщическим тоном обратившись к Тарасу.

– Борисенко отмалчивался. Зато Павел хмуро посмотрел на бутылку, потом на Генриха, и бросил:

– Ну не с тобой же.

– Почему?

– Ты завтра здесь останешься. Вылазку будут осуществлять профессионалы.

– У меня много боевых высадок, я в Чечне и Грузии воевал, – нет, не ставил Генрих этого качка выше себя.

– Чего же тогда зону топтал? – усмехнулся Павел. – Не нашлось никого, кто бы вступился за бравого десантника? Или воевал хреново?

– Я-то воевал, – слова Павла задели Генриха и теперь он намеренно провоцировал оппонента. – в отличие от тебя. Это тебе не людей дубинками на площадях избивать!

Данзас попал в точку. Взбешенный Павел не сдержался и свободной левой рукой нанес сокрушительный джеб в голову десантника. Но не рассчитал. Генрих не стал сидеть сиднем и изображать из себя макивару. Выбросил руку вперед, отведя удар и 'на автомате' залепил своей тяжелой ладонью затрещину качку. Павел, зарычав, вскочил из-за стола и накинулся на успевшего занять боевую стойку Генриха. Мужчины сцепились в драке и, яростно рыча, повалились наземь. Стоявшие рядом члены группы с интересом наблюдали, чем кончится этот жестокий поединок.

На стороне десантника были занятия джиу-джитсу со школы, опыт войны и суровые уроки рукопашной в ВДВ. А на стороне его оппонента – многолетние тренировки, задержания и служба в ОМОНе.

Соперник был крупнее и сильнее. Но, несмотря на это, Генриху удалось подмять под себя разбушевавшегося мента, навалиться, перекрывая дыхание. Локоть, колено, закрыться от контрудара и снова атаковать... Противник ему попался на редкость выносливый и, несмотря на груду мускулов, верткий. Добраться бы до шеи этого гаврика...

В горячке боя он сначала краем глаза уловил холодный блеск металла, а потом уже почувствовал, как что-то укололо в левую ногу. Вложив все силы в то, чтобы стиснуть вражескую руку с невесть откуда взявшимся клинком, Генрих отвлекся на мгновение, чем омоновец воспользовался моментально: коленом сбросил с себя вцепившегося в руку десантника и уже сам оказался наверху. Теперь дело было нехитрое – выдернуть руку с ножом и добить.

Но выполнить это оказалось на редкость трудно – хватка у Данзаса оказалась железной. Он освободил вторую руку – и стал бить, бить! А потом подключил колени и локти...

Генрих понял, что побеждает – враг отвалился от него, как сытая пиявка. Выбив у него из руки острое лезвие, чтобы оно не причинило больше вреда, ловко увертываясь от исступленных ударов, Данзас спиной ощутил что-то твердое. Уже ни о чем не думая, схватил с пола табуретку. С размаху двинул ею вперед, сверху вниз... Павел дернулся и неожиданно громко вскрикнул: табуретка выпала у Генриха из рук. Закончились удары, куда-то оттащили Павла, стало легко дышать.

'Со мной все в порядке?' – сам себя спросил Данзас и попытался встать. Слабости не было, похоже артерия не была задета. Боль тоже практически не чувствовалась. 'Надо посмотреть, что там', – деловито подумал он, вставая на ноги. И тут же вздрогнул – заслонив собой свет лампочки над потолком, над ним нависла круглая голова с торчавшими ушами.

– Чего разлегся, десантник? – проворчала башка голосом Неверова. – С тобой все в порядке?

Стиснув зубы, Генрих перекатился на левый бок и медленно сел.

– У меня, наверное, нога ранена, – вслух сказал он, глядя, как Тарас и Сергей на всякий случай крепко держат Павла, а Екатерина перевязывает ему окровавленную и намазанную йодом голову, недовольно посматривая на Данзаса. – Услышал нас? Да?

– Дрались, – добродушно огрызнулся Евгений. – Все нормально, успел. Еще чуть-чуть, и вы бы тут горло друг другу перегрызли.

Генрих осторожно провел рукой по 'хэбэшке' – на бедре проступило кровавое пятнышко. Зачем-то внимательно посмотрел на руку, хотя и без этого знал, что это кровь.

Неверов, заметив эти манипуляции, произнес:

– Вижу, ты кровоточишь. Иди в соседнюю хату к Дине, пусть она тебя осмотрит. Все же доктор. Поторопись.

Павел сплюнул кровь и сквозь зловещую улыбку процедил:

– Ладно, корешок, еще не вечер, – повернувшись, он чмокнул разбитыми губами Екатерине.

Генрих, слегка прихрамывая, вышел из дома и направился в соседнее строение. Для вежливости постучав, он вошел в дом.

На одной из застеленных кроватей сидел Всеволод и уткнувшись в ноутбук, быстро стучал по клавишам. На другой сидел Виталий и тоже работал на лаптопе, только тот был меньше первого. Увидев Генриха, они повернули к нему головы:

– Что-то случилось?

– Ногу поранил, – не стал распространяться о подробностях ранения Генрих. – мне бы Дину, перевязать, посмотреть.

– Поранили? – оторвался от ноутбука Всеволод, вперившись взглядом своих серых, почти прозрачных глаз в Генриха.

– Вышел в туалет, и споткнулся о труп, – на ходу сочинил правдоподобную версию Данзас. – там железяка какая-то торчала, из земли.

– Ну так давайте посмотрим. Я военный врач и окажу квалифицированную помощь, – Виталий в свою очередь положил свой гаджет на кровать и подошел к Генриху. – так... придется снять штаны.

Генрих слегка замялся.

– Вы хотите, чтобы это сделала Дина? – улыбнулся Всеволод. – она на речку ушла, купаться, хоть я ее и отговаривал. Ну давайте, не теряйте времени, чем раньше мы вас осмотрим, тем лучше.

Данзас выполнил просьбу медиков.

– Так... ничего опасного, считай царапина, просто сосудик задет, поэтому такое кровотечение, – Всеволод осматривал рану. – перевязочный пакет дай, – решительно сказал он Виталию. Ножом разрезав упаковку, он вынул оттуда ватно-марлевые 'подушки' и, развернув, наложил на рассеченную кожу.

– Черт! – не сдержался Генрих, когда Виталий стал обрабатывать ему рану йодом, прижав повязку к месту ранения. Через пару минут кровоточащий участок был туго забинтован. Данзас натянув 'ХБ', встал на ноги. – Не мешает, идти смогу. Где Борис Николаевич?

Всеволод оглядел его критически:

– Тебе бы противостолбнячную сыворотку, ходок! Полковник вышел, скоро будет.

Генрих задумался, но в этот момент распахнулась дверь и в комнату вошел Соловьев. Мгновенно оценив обстановку, он быстро подошел к Генриху.

– Хулиганишь? Может, и со мной попробуешь махнуться? – хмуро бросил он, а сам выразительно уставился на медиков. И было непонятно, кому он сделал вызов – то ли Данзасу, то ли тем, на кого уставился.

Виталий покачал головой и как-то сник, а Генрих молчал, переминаясь с ноги на ногу.

– Завтра, завтра... Все откладывается на завтра... – задумчиво произнес полковник. – Ладно. Пока всем отдыхать, а завтра подумаем о планах операции. – Он посмотрел на Генриха, который тихо ретировался.

Когда Данзас вышел из комнаты, полковник обратился к Всеволоду:

– Что ты обо всем этом думаешь?

Психолог ждал этого вопроса.

– Ну, если тебя и вправду интересует мое мнение, то я скажу следующее. Во-первых, судя по последним событиям, активная фаза операции начнется в ближайшие дни. Вся полученная свежая информация говорит об этом. Логично?

– Логично.

– Во-вторых, по своему опыту могу сказать, что он может подвести. Хороший профессионал, но он другой. Другой психотип, одиночка. Индивидуал.

– После сегодняшней разборки я тоже так подумал, – согласился Соловьев, подсев ближе.

– Вот и я думаю, что после выполнения задания надо от него избавиться. -Всеволод поднял вверх указательный палец. – Так что, Борис Николаевич, надо его использовать 'вслепую', пусть он знает как можно меньше.

– Мы не можем терять время. Да и он ничего не подозревает. А спец он высокого класса.

– Ты спросил мое мнение – я ответил. А решать все равно тебе – ты командир.

– Я подумаю над твоими словами, Всеволод.

– Ну, думай, думай, полковник. – доктор взял и положил на колени ноутбук, давая понять, что разговор закончен.

– Не стесняйтесь, Дина, идите сюда, – пробормотал Генрих, подойдя к девушке поближе, дистанция между ними составляла всего пару метров. Сам он, сняв обувь, зашел в реку и теперь стоял в воде, игриво протягивая девушке руки. – Раз уж я вас повстречал...

Девушка размышляла недолго и без каких-либо эмоций приняла объятие рук Генриха. Приняв драгоценную ношу, Данзас нарочито медленно двинулся к лагерю, с каждым шагом все крепче прижимая пахнущую рекой девушку к себе.

– Можешь обнять за шею, – уловил он. – Мне так будет удобнее нести. Ты что? – неожиданно взвился он, едва не уронив медсестру в реку. – Чего ты щиплешься?

– Ты же не удав, – спокойно ответила Дина, – а я не кролик. Что ты меня тискаешь? Больно. А пообедать тебе мною вряд ли получится.

– Я и не собирался, – презрительно фыркнул майор, – какой вздор... – Он опустил девушку на поросший травой берег и уселся около ее вещей.

– Ладно, иди к поляне, – махнула рукой Дроздецкая. – Я сейчас подойду, только оденусь. Поздно уже для купания, берега не видно, – добавила она и стала вытираться тонким полотенцем.

Потом Дина быстро натянула тканевые лосины и футболку, надела на ноги резиновые тапки и уселась рядом.

– Хорошо... – мягко протянул Генрих, глядя на черную воду. – Романтика...

– Только костер не разжигай, – предупредила Дина. – укры очень близко. Вечер и без костра на берегу был довольно романтичен. В темнеющем июньском небе зажглись первые звезды, манившие ввысь.

А когда Данзас стал насвистывать строчки песни Талькова '...Поручик Голицын, корнет Оболенский, налейте вина...', стало совсем уж душевно.

– Хорошо, – после некоторой паузы снова повторил Генрих. – Не хватает только гитары и бутылки вина.

– Звуки гитары привлекут ненужное внимание, – практично рассудила Дина, – а вино тут не подойдет...

Она вытащила из напоясной сумочки плоскую фляжку и отвинтив крышечку провозгласила тост:

– Давай за наш успех. Чтобы мы все сделали как надо. А уж потом можно будет посидеть и душевно.

– Что это?

– Спирт, медицинский, разбавленный.

– Ты все про работу, – поморщился Данзас, проглотив свою дозу жгучего напитка, – лучше бы о... – он сразу осекся под лезвием девичьего взгляда.

– Про работу, Генрих, про работу, – подтвердила старший лейтенант, отхлебнув еще один глоток. – иной раз валишься с ног от усталости, – продолжала Дроздецкая, – а надо продолжать помогать пациентам, хотя потом от них часто ничего не дождешься в ответ. Что касается тебя, мне кажется, что тебе не стоит ссориться с другими членами команды.

– Это почему же? – поинтересовался Генрих, сделав большой глоток. – Что я спускать такие вещи должен?

– Работа у них сложная, – ответила Дина. – Посуди сам. – Он закупорила фляжку, утерла рот рукой и взглянула на Данзаса. – постоянно с риском для жизни. И постоянные командировки в места боевых действий. Колоссальное нервно-психическое напряжение. Так?