Текст книги "В поисках героя (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 17

Помногу раз проверяясь, петляя в переходных дворах, Роман двигался в сторону малой Филевской улицы. До квартиры, адрес которой дал ему полковник, было уже недалеко, всего два квартала.

Двухкомнатная квартира, в которой ему предстояло жить, находилась на третьем этаже пятиэтажного кирпичного дома, недалеко от метро 'Пионерская'. Роман позвонил в дверь условленным сигналом – один длинный и два коротких.

Ему открыла ухоженная женщина лет пятидесяти, брюнетка с отличными формами и с умным лицом с пористой кожей. Она заправила выбившуюся блузку яркой расцветки в модную юбку и смерила Липатова оценивающим взглядом.

– Ну вот, тетя Люся, проходил мимо, дай думаю – посмотрю, как у вас тут. Как вы без племянника живете.

– Скучаем, дорогой племяша, – нарочито громко ответила 'тетя'. – проходи.

Меры предосторожности были излишни; соседи не интересовались личной жизнью женщины. 'Текучесть' жильцов в доме была приличной.

– Пока будешь жить здесь, – женщина открыла Роману дверь в подготовленную комнату. – а все остальное как договорились с Михаил Павловичем.

Бросив сумки в прихожей, Липатов внимательно оглядел новое пристанище.

Комната была не слишком просторная, но уютная, с ковром на полу без единой пылинки; видимо, за ней присматривали. Кроме тахты, превращавшейся по мере надобности в кровать, двух кресел и двух шкафов – книжного и платяного, в комнате стоял еще журнальный столик, сервант с чайным и кофейным сервизами, с наборами бокалов и рюмок из цветного дятьковского хрустального стекла, а также цветной телевизор.

Вскоре Роман получил сообщение на мобильный от шефа.

Через полчаса из квартиры тети Люси вышло типичное лицо кавказской национальности и семенящей походкой отправилось своей дорогой. Лицо имело на голове огромную поношенную кепку-'аэродром', а под носом -густые черные усы в пол-лица. Что касается прочих черт лица, то в сочетании с кепкой и усами они тут же расплывались и поглощались, утрачивая индивидуальность. Теперь Романа вполне можно было принять за грузина, чеченца или армянина.

Теперь-то можно было двигаться спокойно. Роман доехал до Кутузовской, оттуда прошел пешком, обогнул торговый центр, продрался сквозь автостоянку, свернул в переулок. И, в конце концов, обнаружил искомый объект. Фургончик, который в самое ближайшее время ему предстояло посетить.

Пост на колесах стоял у главных ворот рядом с ресторанчиком кавказской кухни и вел наблюдение за двухэтажным деревянным строением на противоположной стороне улицы, арендованным под ресторанный зал.

В фургоне сидел старший лейтенант Петр Численко, окруженный техникой для видео и фотодокументирования, а также записывающими устройствами.

Численко, возможно по причине молодости – ему было двадцать три года – не любил статичных объектов. Ему нравилось гонять по трассам, проспектам и мостам за каким-нибудь оптовиком-наркодилером, или тянуть чинный военный атташат, нарезающий по городу круги в тщетных попытках – нет, не оторваться, а хотя бы выявить хвост. Сейчас его прикомандировали к следственной группе подполковника Липатова, а здесь, сидя в три погибели, приходится не один час подробно созерцать и фиксировать бытие двух неприметных личностей из органов.

Скучно.

– Тяжела и неказиста жизнь простого эфэсбиста... – вздохнул Численко.

Самое тяжелое в работе 'наружки' – ждать.

Незаметно юркнувший в фургончик Роман привычно надел наушники и листал оперативный материал, проработанный группой. Наконец Роман закончил с ворохом последней информации и уставился в экран.

На просторном диване расположились двое мужчин; один высокий, атлетичный, широкоплечий брюнет, с волевым строгим лицом. Другой не уступал в ширине плеч первому, но был на голову ниже его и был лыс. Его упитанное брюшко выпирало из тесноватой бордовой рубашки. Большую часть лица лысого гражданина скрывали темные очки.

Роман подкрутил звук для лучшей слышимости.

– Замначальника ВКР Корзубов и директор НИИ биологической и бактериологической безопасности МЧС Бочаров, – напомнил ему лейтенант.

– Замысловатое название у них, – ухмыльнулся Роман.

Лейтенант ответить не успел. В помещении началось какое-то движение. Раздвинув пышные занавески, в комнату вошел светловолосый человек в черных брюках и сером пиджаке в сопровождении официанта. Улыбаясь, он поздоровался с обедающими и сел напротив.

– Пошел вон, – махнул рукой официанту брюнет.

– Ну вот, – тихо сказал человек. – пришел за своей долей.

Роман узнал гостя: это был его старый знакомы майор Юдин из МУРа.

– в Крым меня переводят, – деланно вздохнул блондин. – покидаю насиженное место. Жаль.

– Чем он интересовался? – спросил лысый.

– Он у меня дело Шмирина забрал, – пробормотал майор. – видимо будет возобновлять.

– Был ты лохом и остался им, – протянул брюнет.

– А это меня уже не касается, – подмигнул лысому Юдин. – Ну, – хлопнул он себя по колену, – что пить будем?

– Все, – хмыкнул Корзубов.

– Как только закончим дело, – майор, улыбнувшись, прикрыл стакан рукой.

– Ладно, – брюнет откинулся на спинку дивана. – документы на присвоение тебе внеочередного звания уже поданы, все улажено, так что в ближайший месяц тада-да-да-дам, как говорится.

– Ребята, – взглянул на директора института Юдин. – вы, по-моему, мне не доверяете.

– Не доверяем, – без обиняков буркнул лысый.

– Замечательно. Только я вам тоже не доверяю, – обвел взглядом сидевших напротив мужчин майор.

– Ты же ему все выболтал небось... – начал Бочаров.

– Да успокой ты его, – словно не замечая директора института, обратился к Корзубову майор.

– Пожалуйста, – вытащил из дипломата какую-то сложенную вдвое бумагу брюнет. – здесь копии документов. – можешь сверлить место в погонах.

– Ой, замечательно, – развернул бумагу Юдин. – а сто тысяч? Наличман? За закрытие дела. А?

– Слушай, шкура, – у Бочарова очки съехали на нос. – ты у меня ничего не получишь. Ты у меня на зоне табуретки будешь сколачивать, урод...

– А ну-ка тихо! – крепко схватил его за руку Юдин.

– Хватит! – окриком остановил начинавшуюся ссору Корзубов.

Он снова открыл дипломат и вытащил оттуда увесистый непрозрачный пакет.

– Здесь сто тысяч, – замначальника ВКР положил пакет рядом с майором. – пересчитай.

Майор заглянул в пакет.

– Ребята, пахнет свободой. – он жмурился словно кот на солнце. – Пахнет свободой. – повторил он, с удовольствием растягивая слова.

– Вали отсюда, – промолвил Корзубов.

– Желаю оставаться в вашем террариуме, – Юдин направился к выходу, захватив с собой пакет.

– Надеюсь, больше не встретимся, – осушил бокал вина Бочаров.

– И я тоже надеюсь, что больше не увижу вашей рожи, – на прощание парировал майор.

– Пишешь? – повернулся к лейтенанту вполоборота Роман.

– А как же! – радостно доложил тот. – все от и до!

Наконец файл открылся. Генрих начал смотреть запись. Много раз он останавливал видео и вглядывался в кадр.

Какая-то деревня, видимо на востоке Украины. Жители, человек двадцать, под дулами автоматов сгоняются в какой-то сарай на берегу реки. Рядом с сараем стоят вооруженные Евгений, Павел, Екатерина и какой-то мужчина в очках, незнакомый Генриху. Заполненный людьми сарай запирается. Какие-то обритые наголо парни поливают крышу сарая из канистр. Затем один из парней поджигает сарай. Раздаются крики, рев, плач, стоны. Павел прикуривает от факела, которым был подожжен сарай. Пытающихся выбраться обожженных, горящих, обезумевших людей Евгений, Илья, Андрей и Екатерина расстреливают очередями, от живота. Неподалеку – мертвые женщины и дети, валяющиеся в дорожной пыли. Груда трупов на центральной площади. Оператор с удовольствием смакует кадры убитых, показывая их с разных ракурсов...

'Что я изучаю – уж не запись ли карательной операции зондер-команды СС времен второй мировой войны в какой-нибудь белорусской деревне?', думал Генрих, ужасаясь. Вот что они искали весь день...

За его спиной послышался шорох.

Данзас быстро нажал кнопку на боковой панели ноутбука, едва дождавшись, когда диск выползет из гнезда, переложил его в пластиковую упаковку от фильма, данного ему Диной, а диск с похождениями героя Ван-Дамма вложил в чрево компьютера. Быстро проделав эту операцию, он медленно, сделав расслабленную физиономию, обернулся.

За ним стоял Всеволод.

– Вы что-то ищете? – несколько настороженно поинтересовался он.

– Да вот, хотел проверить электронную почту, – пожал плечами Генрих, стараясь. Чтобы его голос звучал убедительно. – да вот не могу выйти в интернет, сигнал не ловит.

– Да, это проблема, – механическим голосом пробормотал психолог. – но не первоочередная. Видели, что случилось с вертолетом?

– Конечно.

– У нас прибавилось забот. Операцию по освобождению отряда Бумеранга мы скорее всего. Переносить не станем, но ее ход придется скорректировать. Вы меня поняли?

С этими словами психолог приобнял Данзаса за плечи, и Генрих почувствовал, что Всеволод изучает его. Его пронизывающий взгляд слезящихся по-стариковски серых глаз прожигал Генриха буквально до костей, до глубин подсознания.

'Он меня гипнотизирует, – пронеслось в мозгу у Генриха. – пытается понять, выведать, успел я что-нибудь увидеть или нет.'

Но Данзас сумел выстоять. Глядя прямо в глаза психологу, он промолвил:

– Да, я понимаю. Держите меня в курсе. План операции ведь будет осуждаться с участием всей команды, не так ли?

– Да-да, конечно, – несколько разочарованно убрал ладони с предплечий Генриха Всеволод. – конечно, Борис Николаевич выслушает все мнения, особенно людей имеющих боевой опыт, участвовавших в десантных операциях, в том числе и на территории противника...

– Тогда вы сообщите мне время встречи у Бориса Николаевича, – Генрих вышел из комнаты, слегка задев Всеволода плечом. – извините, у меня еще дела. Заодно нужно посмотреть, нужна ли моя помощь; хотя конечно, выживших в такой катастрофе быть не может.

Оставшись один, Всеволод несколько минут стоял посередине комнаты молча, а затем подошел к компьютеру.

– Я на войну пошел добровольцем, – говорил Генриху Евгений, глубоко затягиваясь сигаретой.

Они стояли во дворе дома, вдвоем, глядя на реку, мирно протекавшую напротив. Воде было абсолютно наплевать на все военно-политические распри между людьми разных национальностей и мутноватая вода спокойно поглощала в себя останки тех и других.

– Я решил, что там случится с мной одно из двух – или я погибну, или забуду о своем страхе смерти, даже не о страхе смерти, нет, а о страхе, порождаемом безостановочным движением времени. – Евгений прикурил новую сигарету от окурка предыдущей, когда огонек уже грозился окончательно потухнуть. -

Я боялся времени, понимаешь? Да, это так. Но я не испугался, и это немаловажно, вступить с ним в борьбу. Я же не пошел на войну с боевиками. А именно на войну со временем. Если время не остановить, – Евгений выпустил длинную струю дыма почти в лицо Генриху, – то во всяком случае можно – и это уж наверняка в человеческих силах – сократить период ожидания конца. Мне претит суицид. Во-первых, я другой, это противно моему инстинкту. А во-вторых, во мне, как и в миллиардах других, живет надежда, а вдруг что-то да случится и, например, кто-то изобретет, какой-то умник, средство от смерти, лекарство бессмертия, или эликсир вечности. Знаешь, естественно, что такого не произойдет – уж наверняка – при нашей с тобой жизни, а надежда вес равно тлеет где-то там глубоко-глубоко, и едва слышно шепчет: 'А вдруг, а вдруг...'. Стало быть, получается, кончать жизнь самоубийством даже противно самой смерти, а уж о надежде и рассуждать не приходится. Но тем не менее мы говорим и рассуждаем. Как видишь.

Генрих рассеянно слушал давнего знакомого. После увиденного на диске он не мог пока собраться с мыслями. Евгений принял молчание Генриха за одобрение и продолжал:

– Осознавая, что надежда та тщетна и не менее исключительна, смерть свою я откровенно говоря, ожидал не от себя самого, а от пули или клинка 'чичиков', а может, и от снаряда или от гранаты, или даже от вертолетного винта. Ожидал, представь себе. Но никак не дожидался. Пули и осколки летели мимо. Или задевали лишь легко – раз, другой.

Впрочем, однажды задели сильно – ты не знаешь, тебя уже перевели от нас – . мне прошибли плечо, голень, раскололи кусок ребра со стороны сердца, едва не задев позвоночник. И когда я лежал в полевом госпитале в беспамятстве, ко мне пришел я сам, только сильно постаревший, немощный, ссохшийся, беспомощный, жалкий, испражняющийся под себя, грязный и зловонный отчаянно. Не человек уже. Что угодно, но только не человек. И тогда я очнулся в студеном поту, я понял, что теперь я другой, чем был раньше. Оболочка осталась, но я другой. Я теперь знал, что делать. В ту ночь я хохотал от радости до утра, до самого рассвета, пока мне не вкололи несколько кубиков транквилизатора. Вот тогда-то, проснувшись, я решил следующее – сделать все от меня зависящее, чтобы никогда не постареть, сделать все, чтобы стать бессмертным, А что такое возможно, представь, я поверил сразу, как только подумал об этом еще во сне, когда увидел себя дряхлого и немощного. Представляешь?

– Ну и как ты это сделаешь? – автоматически спросил Генрих.

– Меня могли убить раньше – там, в Чечне или где-то еще. – прикурил еще одну сигарету Евгений. – Я прекрасно это понимал и кое-как мирился с этим. Но когда меня не убили, я решил сделать так, что никогда не буду болеть и никогда не стану старым и никогда не умру сам. Как я достигну бессмертия, я еще не знаю, но уверен, что скоро узнаю, очень скоро, у меня есть догадка, что мне будет дан сигнал или знак оттуда, свыше. Как действовать дальше, мне, скорее всего, подскажет голос. А может быть, я увижу свое будущее во сне. Да, да – во сне. Конечно. Я не сомневаюсь, что это самое наиважнейшее сообщение в моей жизни будет передано мне во сне...

– Оригинально, – процедил Генрих.

Да, я верю в сны. Хочешь верь, хочешь нет – я увидел во сне, что встречу тебя. Увидел еще задолго до того, как тебя взяли в нашу команду. Я хорошо помню тот сон. Расскажу, как было дело – во сне, разумеется. Ты лежал в гамаке на лужайке в горах Кавказа, пел песни, веселился и радовался. В который раз, не жмурясь, поглядел ты на солнце и на этот раз заметил на солнце пятно. Пятно увеличивалось и увеличивалось и вскоре ты различил бомбардировщик. Стальная птица камнем пикировала на тебя. Но самое интересное было то, что за штурвалом сидел я, и не просто сидел, а выкрикивал тебе еще, кривясь, что-то злое и обидное. Еще секунда, третья, десятая, и я тебя расстреляю из пулеметов бомбардировщика... И тут я увидел твои глаза. ты смотрел на меня, и я подобрел, мои черты лица разгладились и мягче сделались. И буквально за секунду, оставшуюся до того, как я нажму на кнопку и расстреляю тебя, я потянул пульт управления на себя, что есть силы, и бомбардировщик, со свистом рассекая воздух, снова пошел ввысь, недовольный, дымящий, ревущий раздосадованно. А ты, улыбаясь, помахал мне рукой... А через год, примерно, я тебя встретил на аэродроме, перед вылетом в составе нашей группы. Ты был похож на того Генриха, который снился мне, точь-в-точь, один в один. И когда я увидел тебя, у меня даже дыхание перехватило, я обомлел. И я подумал тогда: 'Это знак'.

– Какой знак? – нет, не вдумывался особо в рассказ бывшего однополчанина Данзас. Но тут – что-то зацепило.

– Не знаю, – развел сильными мускулистыми руками Евгений. – пока – не знаю.

Тут он осекся, увидев вышедшую во двор Екатерину.

Девушка, завидев их, подошла вплотную.

– Сколько раз полковник просил не курить, – хмыкнула она. – наблюдатели в два счета засекут.

– Отсюда не засекут, – Евгений обвел взглядом окружающее пространство. – все предусмотрено.

– И для каких-таких разговоров понадобилась столь интимная обстановка?

– Мы говорили о снах, – пробормотал Генрих.

– О снах?

– Мне не так давно приснился странный сон: я собирался расстрелять Генриха из бомбардировщика, но в последний момент, увидев его лицо, передумал и улетел. – коротко пересказал Екатерине содержимое своего сна Евгений.

– Я знал, видел, понимал, что ты очень хорошо относишься ко мне, но чтобы до такой степени, мне и в голову этого не приходило. – попытался отшутиться Данзас.

– А вам что снится, Генрих? – полюбопытствовала Екатерина.

– Сейчас-ничего, – Генрих не стал грузить этих двоих рассказами про лагерь. – Когда-то мне снилось, что я слышу какой-то шум, и что я от этого шума просыпаюсь. Но я пока не открываю глаза и тихо лежу. И слышу я дыхание и стоны и даже крики – и не одного, а двух человек – и еще слышу какие-то слова, и еще слышу шум возни и скрип кровати. Привлеченный и одновременно напуганный этим шумом, я встаю со своей кровати и иду по слуху на шум и подхожу к кровати, где спит моя мама, и вижу... что на кровати не только моя мама, но и еще какой-то человек. Я вижу, что этот человек голый и что он лежит на моей тоже голой маме и качается вместе с ней на скрипучей кровати и одновременно хрипит, стонет и что-то говорит моей маме грубое и незнакомое... А я хочу крикнуть и не могу, мой рот не открывается и язык не шевелится. Я хочу развернуться и побежать опять к своей постели, но и этого я сделать не могу. Я не в силах оторвать глаз от того зрелища, которое открылось передо мой. Зрелище пугает меня, но и манит при этом. И тем, что манит меня, оно еще больше пугает меня. Мне подумалось, что то, что я сейчас вижу, плохо, отвратительно, грязно и страшно, страшно... И мне так хочется ударить так противно копошащихся на кровати людей, сильно и зло, и мне хочется расцепить этих людей, и мне хочется убить того, кто прыгает так неистово на моей маме. При этом я не жалею маму, нет, я понимаю, что маме нравится то, что с ней делает этот голый человек, и именно потому, что маме это нравится, я хочу ударить и ее и голого человека, и именно потому мне хочется, под видом защиты мамы прекратить все, что здесь происходит. Мне очень не нравится, что мама смотрит на меня и улыбается, улыбается... Но вот рот ее кривится, и она закрывает глаза и кричит, уже не стесняясь...А мне, маленькому, становится совсем нехорошо, и я падаю и засыпаю...

– Черт, прямо триллер какой-то! – раздавил в руке окурок Евгений.

– Мы тогда жили с матерью вдвоем в однокомнатной квартире, в Нарве. Отца я не знал.

– Он бросил семью? – спросила Екатерина.

– Мать говорила, что он пропал без вести, когда мне было три года. Ушел в лес и не вернулся. Может быть, так оно и было. До самой ее смерти я так и не сумел выпытать у нее, кем же на самом деле являлся мой отец. Я наводил справки о своем отце и потом – после смерти матери, когда мы уже перебрались в Россию. Но увы. безрезультатно.

– Так вот откуда у вас такая странная фамилия...

– Да. – кивнул головой Генрих, – у отца эстонские корни. Может он был сталкером и именно от него, может быть, мне досталась такая тяга к приключениям. Смешная версия. Но все возможно... Тогда, в конце восьмидесятых, проснувшись утром, я, конечно же, думал, что мне приснился страшный сон, ничего более. Но днем под маминой кроватью я нашел рваный мужской носок... Этот сон снился мне целых два года. И сниться он прекратил только тогда, когда мы с матерью переехали жить к деду в Рязань.

– Все наши страхи и комплексы родом из детства, – наставительно заметила Екатерина. – они и формируют наше мировоззрение.

– А вам, наверное, снилось что-нибудь романтичное? – слегка демонстративно парировал Данзас.

– В детстве я мечтала стать укротительницей. Это и опасно, и интересно, и очень неординарно. Мне хотелось, чтобы могучие хищники меня слушались. Меня, маленькую девочку. Я люблю риск, люблю, когда вокруг сильные и опасные противники. А кроме того, мне нравится, когда выполняют мои команды, тем более дикие звери, которые могут меня разорвать в две секунды. Вот я выхожу в ярком костюме, тигры и львы рычат на меня, они хотят разорвать меня в клочья, а вместо этого покорно садятся на свои тумбы, ездят на велосипедах, ходят по доске, качаются на качелях. Я кладу им свою белокурую голову в громадную пасть, и под охи и ахи восхищенных зрителей их глаза светятся зеленым огнем от злобы и недоумения. А я медленно вынимаю голосу из пасти, щелкаю хлыстом и раскланиваюсь во все стороны. И вот уже не звери, а цирк ревет от восторга... – Екатерина вошла в экстаз, она облокотилась спиной на стену дома, ее руки слегка дергались.

– Ваши мечты частично сбылись, – искоса взглянув на нее, заметил Генрих. – только вместо животных были люди. Тоже нравилось, когда вас слушаются, вам подчиняются?

– Попробовали бы они не подчиняться, – с некоторым недоумением взглянула на Генриха Екатерина. – больше всего в таких ситуациях мне нравилось подрубать ноги непослушным. У меня была такая спецдубинка – цельная стальная палка, залитая резиной. Очень хорошо прочищала мозги.

– Удовольствие получали? – нет, не особо было приятно общаться Генриху с этой женщиной.

– Систему придумала не я, – спокойно произнесла Екатерина. – существуют определенные правила, не хочешь им подчиняться – получай. Мое дело было следить за их выполнением.

– Но тем не менее вы ушли оттуда?

– Не хотелось всю жизнь оставаться в холодном и зачуханном Миассе. Наш контингент приходит и уходит, отбыв срок, а пять с половиной лет там отбахала, словно за разбой какой-нибудь. Вот и решила там не оставаться, а уехать в Москву. Тем более, у меня мама врач, так что способности есть.

– А отец?

– Папа военный, поэтому я с четырнадцати лет могу собрать и разобрать автомат Калашникова. А с шестнадцати могла делать это вслепую. Ну а здесь – в командировках хорошо платят, да и приключения здесь мне по душе.

'Да уж', подумал Генрих, вспоминая кадры на записи, как Екатерина расстреливает мирных жителей.

Паузу нарушил появившийся Виталий.

– Вы мне нужны... – замялся он, оглядев всех троих. – надо кое-что уточнить... – повел он к дому Евгения и Екатерину. – вам же, Генрих, советую отдохнуть: вы пойдете в головном отряде группы. Инструктаж проведет вечером Борис Николаевич.

Они втроем скрылись в доме, оставив Генриха одного.

Соловьев открыл свой ноутбук, дождался, пока компьютер загрузится, после чего вставил CD-диск, развернул его содержимое. И остолбенел...

На экране возник Ван-Дамм с расквашенной физиономией.

– Что это, Евгений? – Борис Николаевич, грозно нахмурившись, повернулся к адъютанту. – Где запись? Ты решил меня обмануть? Ты разве не понимаешь, что нам грозит?

Но было заметно, что адъютант и сам обескуражен. Неверов непонимающе глядел на небольшой ноутбук, словно считал сам компьютер причиной потери секретных материалов.

– Дайте мне посмотреть. Этого просто не может быть, – наконец произнес Неверов, поднимаясь с места. – Поставьте другой диск.

– Здесь же всего один диск! – Соловьев буквально впился взглядом в лицо адъютанта. – на столе лежал только один диск. И на нем записан вот этот фильм.

– Я ничего не понимаю. – Евгений взял в руки компакт-диск, повертел его в руках. – диск находился все время в компьютере, о нем никто не знал, за исключением тех, кто в курсе. Но я не знаю, когда его успели подменить. Действительно не знаю!

– Всеволод, – Соловьев взглянул на психолога, – кто-то еще заходил в комнату?

– Генрих. Только он, – Решко взял в руки ненужную болванку. – по его словам, он хотел посмотреть электронную почту, ему разрешили.

– Послушай, Сева. От этого сейчас зависит чрезвычайно много. У него что-нибудь было в руках? Ты не обратил внимания?

– Нет, я зашел, а он уже выключил компьютер... – пояснил Решко и вдруг замер на мгновение, видимо, вспомнив какой-то момент. – когда я разговаривал некоторое время назад с ним, я почувствовал в его голосе фальшь. Он торопился, зачем-то спешил. Судя по всему, как я теперь понимаю, он поменял диски.

– Да, он заходил в дом сразу после взрыва вертолета, – сказала Екатерина, пристально смотря на полковника. – Перед этим он, как мне помнится, зачем-то копался в соседнем дворе. Зачем? Может быть, ты нам расскажешь, Виталий?

– Он копировал в блокнот рисунки с плиты в соседнем дворе. Я уверен, ребята Бумеранга порезвились там некоторое время назад, – Терпугов развел руками. – думаю Усминский, да, твой ученик, Сева. А у Данзаса есть самостоятельное мышление. Зарисовывать эти все значки он не стал бы, если только... – Терпугов на мгновение задумался. Потом медленно проговорил: – если только он не догадался, сопоставив кое-какие факты. А теперь диск с информацией, полагаю, у него.

– Нечего тут полагать, Витя, – поправил Соловьев. – незачем подозревать, когда уверен.

– Это слишком опасно для нас! – психолог едва не сорвался на крик. На какое-то короткое мгновение в его глазах полыхнула укрощенная многолетними тренингами ярость. Но, видимо, психолог очень быстро победил в нем воина. Спустя всего несколько секунд Решко заговорил спокойным глухим голосом: – Это Филин снимал материалы, потому что Усминский требовал их потом для просмотра. Видишь ли, ему нужно проанализировать чистоту выполнения обряда. Из-за этих психов появился такой убойный компромат.

– Как сказать. – Виталий опустился на стул, кинул взгляд на циферблат японских водонепроницаемых часов. – Усминский же твой ученик. Ты, Сева, его научил всему. Если я правильно помню, в прошлогодней акции участвовала практически вся команда. Я прав?

– Да. На записи запечатлено три четверти состава. Плюс люди Бумеранга.

– Мы не можем рисковать. – после некоторой паузы произнес Соловьев.

– Он все время ходит вооруженным, – заметила Екатерина.

– А если у него ничего нет? – Евгений взглянул в окно. – он хороший боец и светлая голова.

– А о своей голове ты подумал? – откликнулся полковник. – материал на этой записи, как говорится, без срока давности... Это, кстати, и тебя касается.

– Да знаю! – буркнул Неверов. – но кто нас спрашивает? В Москве на каждого из нас столько припасено.

– Я могу подменить этого десантника в намечающейся операции, – тихо заметил Виталий.

– Хм... а кто будет исполнять его? – задумался полковник.

– Я пас! – отрезал Евгений.

Каждый день в подобных командировках, он нередко чувствовал к себе такое отвращение, что ничего не хотелось делать. Он жил машинально, словно робот. Ни о чем не думал. И это его устраивало.

Все шло некоторое время своим чередом, но внезапно появился Генрих! Чисто интуитивно Евгений почувствовал в давнем знакомом что-то такое, что отличало его от остальных членов группы, располагало к себе, заставляло задумываться и о своей жизни.

И сейчас они решают, как проще списать Генриха Данзаса, товарища по Чечне, собутыльника по питерским и московским кабакам, спарринг-партнера по боевым искусствам на боевые потери, и даже не боевые – просто, знаете ли, пальнуть в спину... И он не может помешать этой разработке: как проще и безопаснее ликвидировать его старого приятеля, попавшего в это грязное болото, в котором барахтался сам. Как быть? Что делать? Что предпринять? Евгений смотрел в окно и видел перед собой Генриха, о чем-то разговаривавшего с пленным Русланом.

– Не хочешь-не надо, – уже прикинул какую-то комбинацию Соловьев. – сейчас позовешь Тараса и вдвоем пойдете на тот берег реки проверить, как там и что. По возможности, постарайтесь узнать, можно ли оттуда добраться до кирпичного завода. Если дорога есть, то это здорово облегчит нам задачу: мы сократим километра три. Возьмете оружие, бинокли, рации – все, что необходимо и в путь.

– А здесь как же? – не удержался Евгений.

– Это приказ, – отрезал полковник. – идите.

Если в фургончик 'Мосгаза' сегодня вошло лицо кавказской национальности, например Липатошвили, то в комнату на шестом этаже научно-технического отдела ФСБ поднялся уже подполковник Роман Липатов. И не просто подполковник, а следователь, расследующий запутанное дело.

– Здрасьте, Ром-Никитыч, – только и сказал компьютерный юноша, только на мгновение оторвавшись от экрана. Перед огромным монитором в удобном вращающемся кресле сидел молодой человек в джинсах и клетчатой рубашке. Соломенного цвета вихрастые волосы были всклокочены, очки в тонкой дорогой оправе подняты на лоб. Парень крутил в руках шариковую ручку с обгрызенным концом. На столе перед ним лежала стопка чистых листов – верхний был наполовину усеян какими-то малопонятными закорючками – на ковре, рядом с креслом, валялась кучка смятой бумаги.

На экране в этот момент вспыхивали взрывы, лилась кровь, супергерой за дисплеем, виртуозно работая мышью, уничтожал всех своих врагов.

– Салют, Володя, – ответил Роман с начальственной фамильярностью в голосе. – Я смотрю, ты все играешь. Как ни зайду в твою обитель, у тебя очередная 'стрелялка'...

– Так ведь скучно, Ром-Никитыч, – пробормотал компьютерный Володя, разнося в клочки очередного экранного монстрика. – Дела давно сделаны, а сиди здесь от звонка до звонка.

– Тогда ладно, пока поиграй. Разрешаю, – Роман сел на свободный стул, придвинул его поближе к Володе. – выцедил оттуда что-нибудь?

Парень включил еще один компьютер и, пока тот нагревался, приходил в рабочее состояние и искал нужный ему файл, вытащил из ящика стола какую-то папку.

– Там тоже не дурак сидел, – Володя отдал команду на распечатку файла. – имейте ввиду.

Компьютерный спец напоследок дострелил какую-то синюю чешуйчатую тварь и с некоторым сожалением поднялся с места. Что-то ворча себе под нос, он подключил лазерный принтер, заправил его бумагой и мельком глянул на дисплей.

– Ваши подопечные знают толк в программах шифрования и самоуничтожения – заулыбался он, словно втолковывал элементарные вещи двоечнику. – если брать только информацию на жестком диске...

– Господин Владимир Земляной, – строго заявил Роман, переходя на официальный тон. – Мы с тобой тут не в игрушки играем. Переходи сразу к делу. А то у меня может возникнуть желание заняться твоей деятельностью, осуществляемой в свободное от работы время. Сдается мне, что ты используешь компьютеры конторы для взлома финансовых систем где-нибудь за океаном.

Роман догадывался, что Володя в свободное от работы время слегка хакерничает на казенных компьютерах и гонорары получает отнюдь не только по ведомости техотдела ФСБ.

– Да я не читаю, я так... – упавшим голосом наказанного двоечника пробормотал этот компьютерный мальчик, сразу настраиваясь на деловой лад. – удалось восстановить файл, где он хранил свою переписку с некими адресатами.

– Читай.

'Сообщение. 13.11.16 to Mindmix777. Здравствуй, Алексей. Давно тебе не писал. К сожалению, состояние его ухудшилось. Мне срочно нужна твоя консультация. Я приложил к сообщению формулу состава, извини, если неточно – мне до твоего уровня надо еще много учиться. Тебе ведь должно быть известна пропорция компонентов? Мне нужно узнать это как можно скорее. Заранее благодарю за помощь. С ув. TroFox.' Продолжать? – покосился на Романа парень.