Текст книги "Сестра морского льва"
Автор книги: Юрий Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 2
В океане
Белый дьявол
– Па-адъем, искатели приключений! Все на палубу. Рыбалить! Волков открыл глаза и некоторое время не мог сообразить, где находится. Он лежал на койке, покрытый тяжелой и остро пахнущей овчинной шубой. Ах да, это же «Кайра». Ну да, он находится на сейнере, а сейнер держит курс на лежбище, везет продукты и снаряжение для зверобоев, да и самих зверобоев тоже. Однако отчего такая тишина? Не слышно работы двигателя, плеска воды… На якоре, что ли, стоим? Волков закрыл глаза, очень хотелось спать, и вспомнил, как еще в темноте с бухты разнесся вой тифона «Кайры», извещающий, что на сейнерах все готово к отходу на Большое лежбище, и они поднялись из-за стола. О чем же они спорили с Филиновым? А, бог с ним… Анна Петровна дала Волкову толстый и тяжелый, как кольчуга, свитер, принесла высокие резиновые сапоги и несколько пачек патронов для винчестера. Снова завопило с бухты, и они втроем – он, Филинов и Мать – отправились на берег. Но потом Волков их оставил и отправился к Альке, надо было попрощаться с ней, хотелось сказать девочке какие-то очень добрые слова, но ее не оказалось дома. Наверно, страшно одной, вот и ушла ночевать к кому-то. Он все же походил между домов, выкрикивая «Алька, Алька», но никто не отозвался, и тогда, зайдя к ней в дом вновь, и выбрав кое-что из своих вещей, и запихнув все это в рюкзак, полученный тоже у Матери, Волков зашвырнул чемодан под кровать и помчался к бухте. А там уже «пушил» бакланцев Филинов: опять у них двигатель не заводился, к тому же механик лыка не вязал, да и капитан «Баклана» был хорош. Трудненько у них с кадрами, подумал Волков, да и «Баклан»-то… смотреть тошно на посудину: ржавый, помятый, запущенный до предела. А ведь эти сейнеришки неплохие посудинки. Когда-то и он на таком пахал соленую водичку. Руки бы приложить: поскрести, посуручить, покрасить…
Отдернув занавеску, Волков посмотрел вниз, он спал «на втором этаже». Кто-то протяжно зевал; послышался смех. Присев возле по-детски крепко спящего Толика, Аркаха Короед совал мальчишке в ноздрю сухую травину. Протиснув ладони между коленок, Толик морщился, вздыхал, но не просыпался. Очки его висели на гвоздике, возле лица, а над койкой был сооружен прогнувшийся от тяжести, весь заваленный книгами стеллаж. Просто удивительно, как только мог Толик протискиваться под него. Перестав жевать, Короед всунул травину поглубже, Толик чихнул, вскочил и ударился головой о стеллаж. Аркаха захохотал и потопал к трапу. За ним на палубу пошли и другие мужчины: пятеро зверобоев, которых снял с «Баклана» и взял с собой на «Кайру» Филинов.
– Послушай, Волков. Тебе надо познакомиться с Пургиной, – сказала Мать, когда Волков спрыгнул на палубу кубрика. Она стояла перед мутным, в черных оспинах зеркалом и расчесывала густые волосы. «Какая же она Мать? – подумал Волков, посмотрев на нее. – Ей еще, пожалуй, и сорока-то нет…» Зажав в зубах шпильки, Анна Петровна поглядывала на Волкова через зеркало. Женщина скрутила волосы жгутом и пронизала их шпильками. – Она тут у нас начальница охотничья на всем острове. Так, может, тебя высадить в Каланьей? Там она сейчас. Оттуда до Урильей рукой подать. Километров восемнадцать.
– Это что ж, пять пудов продуктов и барахла на себе тащить? – спросил Волков. Сев на чью-то койку, он достал из рюкзака пачку табаку, набил им коробку. – Не выйдет, Мать. Аня, как ты? – послышался тут голос Филинова, Теперь в нем не звенел металл. Голос, пожалуй, был более извиняющимся. – Ты меня прости, что вчера расшумелся: эти бичи с «Баклана»…
– Я еще с тобой потом поговорю, – предупредила его Анна Петровна. – Ворвался, расшумелся. Тобой скоро детишек пугать будут. Иди-иди! Не подлизывайся.
Филинов шепнул что-то женщине, та, засмеявшись, оттолкнула его, поглядев на Волкова, тут и Филинов заметил, что они в кубрике не одни, и, кашлянув в кулак, вышел на палубу.
Набросив шубу на плечи, холодило, Волков поднялся по гулкому трапу, открыл дверь и… ничего не увидел. Пусто. Не было ни берегов, ни океана, ни солнца. Вернее, океан был, метров пятьдесят в одну сторону, столько же – в другую. А дальше сплошной стеной стоял туман, и из него выкатывались сизые, как крыло голубя-почтаря, волны. Катились одна за другой, подныривали под сейнер, валяли его. Чертыхнувшись, Волков с ненавистью глядел на плотную белую стену: нет мерзостнее штуки в океане, чем туман. Для мореплавателя он что повязка на глазах. Хорошо, если идет твое судно где-то в стороне от больших морских путей, да локатор, этот судовой ангел-хранитель, не барахлит, и ты знаешь, что он не подведет тебя.
– Туманчик-то хап и слопал нас, как белый дьявол! – услышал Волков голос Толика. Бухая тяжелыми сапожищами, парень подошел к нему: – Что? Из гор, говорю, выполз, зараза, и проглотил нас вместе с корытом. А нам на него тьфу! Кха, рыбку мы пока пошарим себе на ушишку, да и зверобоям привезем. На, держи снасть.
– Ваганов Серега, у тебя что: только одна бочка? А где брезентовые мешки? – послышался голос Филинова. – Толик, волоки их сюда. А ну, парни, давайте-ка на счет, кто больше. Поехали!
Снасть оказалась самой примитивной: с тремя крючками, каждый из которых был прикрыт красной, уже вылинявшей тряпочкой. И это все? Хотя да, они ведь тоже когда-то так ловили… Рыба была спасением. Рыбу на шхуне ели в завтрак, обед, ужин. Ага!.. Волков почувствовал, как леса дернулась и резко пошла под киль судна. Он потянул ее, в воде заметались серебристые тени, и в следующее мгновение он выдернул из воды двух крупных полосатых рыбин. Сняв их, снова опустил снасть в воду и опять почувствовал резкий рывок.
– Терпугов, бычков и палтусов в сторонку отшвыривайте! – крикнул тут Толик. – Ушишку я сделаю по собственному рецепту… Ать-два… еще три!
Ловля шла бойко. Все, кто был на сейнере, в том числе и Анна Петровна, стояли вдоль бортов судна и взмахивали руками, будто дирижировали невидимыми оркестрами. Бум-бум-бум: стучали о палубу тяжелые полосатые рыбины, которых Толик именовал «судачками». Стало тепло. Волков сбросил шубу и пригляделся – не только они ловили рыбу: под водой зигзагами носились кайры. И то одна, то другая выныривали на поверхность океана и заглатывали рыб. Правда, каких именно, понять было трудно. Опустившись на колени, Волков заглянул в воду – вот и еще одна кайра будто летела под водой. Вынырнула… Волков поднял голову: кайра тяжело разбежалась и взлетела. Полет ее был стремителен, прямолинеен, будто проложен по пеленгу; отражаясь в воде, кайра врезалась в белую стену и тотчас исчезла.
– Волк! Не отставай от нас, – окликнул его Филинов. Он уже скинул куртку, расстегнул рубаху и тягал огромных рыбин. – У меня девяносто три, у кого больше?
– Пятьдесят шесть, – сообщил Толик, – пятьдесят девять! Глядите, какого я палтуса выволок. Ух и ушишка у нас будет!
– Девяносто четыре, – сказала Анна Петровна, быстро сбрасывая трепещущих рыбин с крючков. – У кого больше?
– Сто семь! – рявкнул капитан «Кайры». – Сто девять!
– А ч-черт!.. Тебе что, зараза, жить надоело? – выкрикнул вдруг Аркаха: вместо рыбы на одном из крючков снасти билась… кайра. – А ну выплюнь крюк… Ишь, троглодитка, то рыбу пужала, то вообще вредить надумала. Сейчас я тебя: а ну-ка потанцуй. Оп-ля, оп-ля!
Подняв лесу, парень начал ее поддергивать, и птица, пронзительно крича, затопталась черными лапками по сырой палубе. Бросив лесу, к Аркахе подскочил Толик и попытался вырвать у него снасть. А ну, поваренок, отпрянь, – сказал Аркаха отодвигая мальчишку.
– Отдай птицу, – сказал Волков, подходя к ним. Он положил Аркахе руку на твердое, будто каменное, плечо.
Парень покосился, вздохнул; Волков увидел его пристальные, в красных жилках глаза и широкую крепкую челюсть, от которой к углам рта стекали две глубокие морщины.
– Отпрянь. Их же, этих птиц кайр, тут как грязи, – лениво протянул Аркаха. – Понял-нет?
– Эй, не дури! – строго прикрикнула Анна Петровна.
– А ну сигай в сторону, – процедил сквозь зубы Аркаха, приближая к Волкову лицо с напрягшимися скулами. – А не то…
Сунув руку в карман, Волков быстрым движением вынул нож, нажал на кнопку, и из ручки с лязгом выскочило острое длинное лезвие. Парень отшатнулся. Усмехнувшись, Волков коснулся лезвием лесы и подхватил птицу, а Толик, поглядывая на Аркаху, осторожно открыл кайре клюв, и Волков выковырнул из птичьего нёба крючок. Потом он подбросил кайру. Издав вопль, птица взвилась в небо свечой, и белая струя словно выстрелила из-под ее хвоста. Волков вовремя отпрыгнул. Несколько капель упали Толику на лицо, и он тотчас утерся рукавом, но больше всего попало на Аркаху. Скривившись, парень выругался, сплюнул и двинулся на Волкова со сжатыми кулаками.
– Сэр, вы желаете набить мне морду? – миролюбиво поинтересовался Волков, убирая нож и внимательно следя за парнем.
– Ух ты… Айболит… – пробормотал парень и ударил что было силы. Волков отклонился, кулак пария мелькнул мимо его челюсти. Чуть не упав, Аркаха повернулся и опять пошел к Волкову.
В это мгновение крышка горловины кормового люка распахнулась, и из трюма выскочила Алька. Бросившись к мужчинам, она встала перед Волковым, закрыв его собой, и Аркаха остановился. Лицо его стало растерянным.
– Отойди! – крикнула девочка. – Отойди сейчас же!
– Отпрянь! – рявкнул Короед. – Брысь, котенок, а не то… Поняла-нет? Ладно, поигрались, и будя, – спокойно произнес Ваганов и, подойдя к Аркахе, оттолкнул его. – А впредь запомни, Короед, шуметь возьмешься на пароходе – кости за борт выброшу.
. —..Сто сорок девять! – сказал Филинов и захохотал. – У кого больше? Я чемпион.
– Алька, противная бродяжка, почему ты была в трюме? – спросил девочку Ваганов не столько строго, сколько для порядка. – Опять в бега?
– Дядя Сережа, мне так хотелось с вами. Но я боялась: не возьмете.
– Да отчего тебя не взять? В воду только не ныряй, – сказал Ваганов. Тут же он настороженно осмотрел воду и тревожно спросил: – Никак Жорка приплыл, а?
Все поглядели в воду, и Волков тоже, хотя он еще не понимал, кто это такой, Жорка, откуда он приплыл и почему его надо опасаться. Поверхность океана была спокойной, туман вроде бы стал редеть. В десятке метров от сейнера покачивались на зыби два табунка кайр.
– Спасибо, – сказал Волков Альке. – Если не ты, плохо б мне было.
– Я же сказала: если что… так я всегда… – не закончив, она отбежала к фальшборту и, наклонившись, стала глядеть в воду.
Мимо них, выдергивая скрюченную папиросу из помятой пачки, прошел Аркаха. Бич оказался на его пути, и Аркаха, подфутболив псишку, сел на борт шлюпки. Он встретился взглядом с Волковым и усмехнулся. «Тесновато нам будет на острове», – подумал Волков. Но что поделаешь – весь мир разделен на врагов и друзей. Остров Больших Туманов не являет собой исключения.
Появление кита жорки
Кайры вдруг все как одна сорвались с воды, и в том месте, где только что были птицы, вспух пенный пузырь. На миг показалась черная лоснящаяся спинища, волны от нее кругами разошлись, сейнер резко накренился, и в клюзе застучала цепь.
– Точно. Приплыл, обормот, – с тревогой сказал Ваганов и, наклонившись над фонарем машинного отделения, крикнул: – Сень! Разводи керосинку, Жора приплыл.
– Сей секунд, – глухо отозвалась машина.
Вода вскипела, крутой блестящий плавник вспорол ее поверхность, хорошо была видна темная большая туша кита, плывущего вдоль сейнера.
– Толик, яшку вирай, – скомандовал капитан. – Ну живо, живо!
– Яшку-яшку! Все Толик да Толик. И чего это все я один должен делать? – возмутился вдруг тот и сплюнул за борт, но что-то у него не получилось. На бороду себе попал. Заметив взгляд Волкова, Толик покраснел и сердито произнес: – Вон пассажиров полный пароход: «волки» тут всякие да «короеды». Вот пускай и вирают. Сил им девать некуда!
– Щенок, понял-нет? – небрежно сказал Аркаха с кормы. – Всякие юные гальюнщики еще речи тут произносят.
– Кха… Сам ты! – неуверенно произнес Толик, и лицо его покрылось красными пятнами.
«А шкет мне нравится, – подумал Волков, направляясь вслед за ним. – Если бы он плавал со мной, я бы из него отличного моряка слепил».
Поплевав в ладони, Толик ухватился за одну ручку, Волков – за другую. Заскрежетали зубья шестеренок. Цепь поползла, и сейнер задергался на ней, как собака в ошейнике. Вот и якорь показался. Взяв якорь-цепь на стопор, Толик опять сплюнул и на этот раз удачнее: капля улетела на пяток метров от сейнера. Оглянувшись, Толик сказал:
– Волк, не связывайся с Короедом: опасный кадр.
– Хорошо, Толик. Я подумаю.
Жорка к нам плывет! – раздался звонкий голос Альки. – К на-ам!
– Да что там у тебя с движком? – шумел в рубке Ваганов, прижимая губы к переговорной трубе. – Сенька, сейчас Жора нас подковыривать будет.
– Сей секунд, – невозмутимо донеслось из машинного отделения.
Возня там была слышна, звон металла. Потом будто кто-то чихнул громко. Волков прислушался. Приходилось и ему когда-то возиться с такими, как на этом сейнере, движками. П-чхи! Это сжатый воздух вырвался из баллона через перепускной клапан. При помощи сжатого воздуха заводится тут двигатель. П-чхи!.. «Что-то мне не нравится это чихание, – подумал Волков. – В океане двигатель должен заводиться немедленно. Не отрегулирован ведь движок-то».
– Волк! – позвала девочка.
Она стояла на коленках и глядела в воду. Из глубины к поверхности воды поднималась черная, очень длинная и толстая туша. Волков даже чуть попятился, показалось, что кит прямо на сейнер прет. Всплеснулась вода, вспенилась, вынырнул кит… П-пых. Из дыхала его вырвался столб брызг и пара. Прямо надо сказать – невкусно пахнет использованный легкими животного воздух. С минуту кит лежал на воде и рассматривал судно правым глазом. «Да он же просто любопытный», – подумал Волков.
– Шрам видите? – спросила Алька. Да, Волков уже увидел на морде кита белый шрам, – Это он к винту «Кайры» подплыл поглядеть, что это такое… То в бухту залезет, то у поселка крутится и все глядит, глядит. Ужас какой любопытный китишка. Жорка, ну как ты живешь?
– Да что там с твоим примусом? – провыл в переговорную трубу Ваганов. – Сеня, ты меня знаешь! Да я ж тебя сейчас на весла и…
– Сей секунд, – скромно, не ударяясь в панику, отозвался моторист.
П-чхи! П-чхи! Как сухие выстрелы слышались из машины. Кит медленно пошел в глубину, подплыл под сейнер и начал всплывать. Судно качнулось, Волков ухватился за леера; послышался скрежещущий звук, и сейнер затрясся, как в ознобе. «Спину кит о киль судна чешет», – догадался Волков. П-чхи!.. Двигатель завелся. Он взревел на полных оборотах, видно, Сеня побаивался перейти на малые, чтобы движок судна не зачах. Ваганов захлопнул дверь, и сейнер медленно тронулся с места.
– Почесаться не дадут киту, – смеясь, сказала Алька и крикнула в воду: – А ну, Жорка, уходи, а то опять винтом по своему носу получишь!
– Как же ты на сейнер пробралась? – спросил Волков. – Ведь он посреди бухты стоял, а шлюпка была на берег вытащена. И зачем?
– Как да зачем… – протянула Алька, а потом, понизив голос, сказала: – Чего-то мне вдруг с вами захотелось попутешествовать. Вот… Ну когда вы ушли, я вскочила…
– Так ты притворялась? Не спала?
– Ага! Вскочила, собрала вещи и побежала к дому Анны Петровны. И тихонечко так закричала под окном, как ночная птица. Ну, Толик услышал, вышел из дому, тут мы с ним и помчались на берег. Вот и все… Глядитё-ка, а Жорка-то за нами тянется.
То погружаясь, то выныривая, кит плыл за сейнером.
Перспективы, надежды, мечты
– Ну как ты поживаешь… Хозяин? – А ты, Морской Волк? Счастливый, дьявол. «Бананы ел, пил кофе на Мартинике». Все как в песне? «Жевал, братишка, финики, они, по мненью моему, горьки». А?
– Подзагнул тут автор: не финики он жевал, – усмехнулся Волков. – А вообще-то многое довелось повидать. Рыбу ловил, на «спасателе» служил, теперь вот в «Трансфлоте» работаю. Новые суда с запада на Дальний Восток перегоняем. Во Владивосток, Находку, Петропавловск.
– Рад за тебя, Волк. Все твои мечты осуществились… Капитан небось?
– Холодит, однако, – сказал Волков и полез в карман за трубкой. Стоит ли рассказывать старому другу о всех неприятностях, свалившихся на его, Волкова, голову? И потом: еще не все ясно. Он добился, правда с большим трудом, чтобы его «дело» было отправлено в арбитраж на вторичное рассмотрение. Нет, не он, «японец» виноват. Сказал: – Выкладывай-ка о себе, Филин.
– У меня все по-другому: «суровые будни», как пишут газетчики. – Филинов с треском потер ладонями заросшее жесткой щетиной лицо и продолжил: – Застрял на островах, уж и не знаю, выберусь ли когда отсюда. Да и куда? И зачем? Привык ко всему этому, прикипел душой, будто ракушка к днищу корабля.
Набив трубку, Волков закурил. Они сидели на ящиках, привалившись спинами к обшивке рубки, и глядели, как, вспарывая плотную завесу тумана, сейнер нырял в него и все шел и шел, а куда, этого Волкову было не понять, но Ваганов не очень-то, кажется, и волновался. Слышно было, как он насвистывал в рубке песенку: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» – и в такт постукивал каблуками. Распарываемый сейнером туман расползался в стороны, откатывался, и на несколько минут позади сейнера образовалось как бы ущелье, каньон с черной водой, и в этом каньоне, шумно вздыхая, плыл кит Жорка, а потом стены каньона смыкались. И казалось, вот-вот они расплющат кита, высунувшего из воды спину, но сейнер снова взрезал туман, и новый каньон чернел позади глубоким ущельем.
– Ну а как твои семейные дела? Жена, ребятишки? – спросил Волков.
– Никак. Одиночествую, – сказал Филинов. – Мужик-одиночка! Такая, понимаешь, история.
– А… Лена? Она ведь нравилась тебе. Помнишь, как мы подрались из-за нее?
– Еще бы не помнить. Когда ты уехал, я уже решил: моя девочка, да не тут-то было… Понимаешь, какая история – тебя, паразита, ждала.
– Ждала?
– Что ж ты?.. Лена не из тех женщин, которых забывают, – сказал Филинов. – Да, лет пять-Шесть ждала. Потом уехала в Петропавловск, вышла замуж, да разошлась. Ребенок был, помер… – Филинов внимательно посмотрел в лицо Волкову, а потом хлопнул его по колену и улыбнулся: – Волк, да ты ведь к самой свадьбе прикатил. Наш Боб оказался более удачливым, чем я…
– Что-о? Борис? Он тоже на острове?
– Тут он. Окончил пушной институт, выбил кандидатскую диссертацию по морским бобрам и вот уже шесть лет кряду, что ни весна, катит к нам и сидит в бухте Каланьей. Он и Лене помог окончить институт. Вот такая, брат Морской Волк, история.
– Ах черт… Какую девчонку у меня увел! – засмеялся Волков. – Ну а у тебя все же какие перспективы?
Анна Петровна с Алькой тут вышли из кубрика и, устроившись на корме, начали чистить рыбу. Толик там же возился, сгребал улов в большие брезентовые мешки и давал какие-то указания женщинам.
– Перспективы? Вот мои перспективы и надежды, – сказал Филинов и поглядел в сторону Анны Петровны. Женщина, словно почувствовав, что говорят о ней, встрепенулась, посмотрела в сторону мужчин и, распрямившись, поправила прядку волос, упавшую на лоб. Опять пошаркав ладонями по щекам, будто они мерзли, Филинов, понизив голос, продолжил: – Сложно у нас с ней. Дьявольщина какая-то: любим друг друга, а ссоримся на дню раза по три. Жалобу вот на меня в облисполком накатала, мол, и больницу ремонтировать надо, и ясли… да и киношку бы новую отстроить. Старый-то кинотеатрик в бывшей церквушке тесноват…
– Постой: больница, ясли – ты-то тут при чем? Твое дело добыча пушнины.
– Понимаешь, какая история: техника, люди – все в моем зверосовхозе. Соображаешь? Вот и жмут на меня со всех сторон: райисполком, райком, облисполком. Или вот – еще одну жалобу моя Анечка накатала: почему скорняжный цех на острове я закрыл? А ты посуди: какого дьявола мне тащить шкуры с лежбища сюда, а потом отсюда – на остров Беринга, когда выгоднее прямиком их отправлять на главную базу, в Никольское? «Производство сворачивает Филинов…» – пишет.
– Может, она и права?
– Хватит, – устало остановил его Филинов. – Все не так просто. И другое сейчас меня заботит: Лена сообщает, что кота мало, а план высокий. Что делать? Не пришлось бы в Урилью на запретное лежбище махнуть. А?
– Черта с два, – ответил Волков. – Уполномочен местной Советской властью в лице Анны Петровны охранять лежбище. Учти это, Филин.
Они замолчали. Алька что-то рассказывала Анне Петровне и смеялась.
– Много забот, Валера, прорва всяких дел виснет на мне, как цепи на каторжнике, – заговорил вновь Филинов. – Хозяйство большое, жителей много, а работников… – Он махнул рукой. – Мотаюсь между островами: то на одно лежбище ринусь, забой организую, потом на другой остров мчу, там дело подтолкнуть надо. А там продукты нужно тащить на острова, керосин, уголь, тряпки, фильмы, почту… Брр! – он невесело рассмеялся, а потом встал, потянулся и уже другим, каким-то яростным тоном проговорил: – Но я чертовски крепкий мужик, Волк! Меня не согнешь. И вот что: цель я перед собой поставил – сделаю Никольское таким, что все ахнут. Все в нем будет, все! И широкоэкранная киношка, и ресторан, и громадная светлая школа с бассейном и оранжереей, и аэродром!.. А потом и за этот островишко примусь. – Громко топая сапогами, он прошелся перед Волковым, а потом хлопнул его по плечу:
– Послушай-ка, ты, «Летучий голландец»! Заграничные рейсы, тропические пляжи и прочее – это все занятно, но… твое место, Волк, тут; будь я проклят, если это не так. Ну, к примеру, «Баклан». Приличная посудина, да все капитана не подберу – какие-то алкаши попадаются, а?
– «Баклан»? Разве это название для порядочного судна? – сказал Волков, решив перевести разговор на шутливый лад, а потом, сунув руку в карман, вынул свой нож и протянул его Филинову. – Я ведь тебе обещал, кажется, нож привезти? Держи его, Филин, и заткнись. Ни слова больше о «Баклане».
– Ну и дьявол с тобой, – сказал Филинов, с удовольствием разглядывая подарок. – Но все ж подумай.
– Высажусь-ка я в Каланьей, – решил Волков, поднимаясь.
– Лена ахнет.
– На Бориса взглянуть хочется, – сказал Волков. Убрав нож в карман, Филинов отправился в кубрик досыпать, а Волков – в рубку, к Ваганову.
