Текст книги "Картограф (СИ)"

Автор книги: Юрий Москаленко

Соавторы: Сергей Кузьмичев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 13

Совершив плановый обход территории, мы с поручиком отправились в «штаб». Он у нас, как я, наверное, уже говорил, размелся в доме старосты. Ну а, где ж ему ещё-то быть, как не там?

Во-о-от… пришли, значит, мы с ним в штаб, а тут хозяйка. И сразу вопрос: а не желают ли ихние благородия господа офицеры отобедать? На «благородия», что характерно, Старинов никак не отреагировал. С понтом, так и надо. Придётся аккуратненько выяснить, действительно ли это так и надо, или тут банальное тщеславие, присущее большинству заурядных личностей?

– Андрей Иваныч, – с некоторой степенью жеманности заговорил поручик. – А в самом деле, не пора ли нам отобедать? Полдень давно миновал.

– Отобедать можно. Коли доктор сыт, так и больному легче, – ввернул я цитату из любимого фильма. – Накрывайте, хозяюшка.

Поручик нахмурился:

– Какой доктор? И кто у нас больной? Или это ты про себя сейчас? Вроде как голова ещё болит? А я думал, прошло уже всё. Или нет?

Я отмахнулся:

– Да нет! Это у комбата нашего присказка такая была. Ну, вот я и брякнул по старой памяти. Я думаю, за Раковым стоит послать, а то нехорошо как-то получится: мы тут трескать будем, а он – бедолага – там службу правит. Голодный.

Старинов насупился:

– Хочешь деревню без защиты оставить? Мы его сюда на обед отзовём, а там тати нападут. Стоит ли так-то рисковать?

– А ты предлагаешь им там на голодный желудок Родину защищать? Мы тут с тобой сибаритствовать будем, а они там пускай как-нибудь перетопчутся. Так лучше? – парировал я.

– Подпоручик – птица невеликая, котелок с кашей отнесут, да хлеба краюху, и хватит ему. Он человек военный…

– Ага! – перебил я Старинова. – Военный человек! Офицер. Присягу давал. Обязан стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Так?

– Да! Так! – с вызовом ответил поручик. – И тяготы переносить, и лишения! И присягал в том Государю Императору! И обязан оную присягу соблюдать и в большом, и в малом!

– Рома! Ты чего так разошёлся? Словно я тебя присягу нарушить подбивал сейчас. Хочешь всё по Уставу? Сделай. У тебя в команде толковый ефрейтор найдётся?

Поручик, всё ещё хмурый, вопросил, не слишком дружелюбно, кстати:

– Гефрайтор у меня сыщется, ток на что он тебе? Котелок Ракову и простой драгун снести может.

– Дай ему пару солдат и отправь заменить Алексея на часок-другой.

– По что?

Было видно: моя идея Роману не по душе, и упёрся он сейчас чисто из принципа.

– Считаю необходимым прояснить некоторые моменты в сложившейся ситуации, – холодным и жёстким как сталь голосом сообщил я.

Елизарыч усмехнулся:

– Что станем делать, когда на нас с другой стороны нападут? Не с той, с которой заслон ставим? Про это потолковать хочешь?

Хорошо, конечно, что наш бравый командир задался этим вопросом, но стратегически мыслить он всё равно пока ещё не начал.

– Рома, да не сунутся они сюда. Ни с той стороны, ни с какой другой. Хочешь, об заклад побьёмся?

Не знаю, откуда у меня возникла эта фраза про заклад, но завернул я её лихо. И ввернул тоже вовремя.

– Об заклад, говоришь? – хищно улыбнулся поручик.

Прямо даже не ожидал от него такого.

– А давай, побьёмся! Что в заклад поставишь, Андрей Иванович? Биноклю свою? Изволь, я готов.

Можно, конечно, и бинокль поставить, но…

– Бинокль тебе? А чем ты на него ответишь? А, Роман Елизарович? Что у тебя такого ценного имеется, чтобы с биноклем моим на равных потянуло? Разве что шпагу свою?

– Ошалел?! – взвился поручик. – Видано ли дело, шпагу, на какой присягу давал, в заклад выставлять? – тут он недобро прищурился и спросил: – Или же у вас, пластунов, эдак-ту принято? Оттого и не при шпаге ты сейчас, что проспорил кому-то?

Ни хрена себе заходы!

– Рома! Ты давай эта… – я помахал рукой, стараясь подобрать нужные слова, но не преуспел, поэтому ляпнул первое, что подвернулось: – Без гнусных инсинуаций! Что у тебя за манера? Чуть что, сразу пластуну, понимаешь, люди без чести и совести. Одно слово шпионы!

– А чего ты мне гнусности разные предлагаешь? Виданое ли дело офицеру на шпагу свою спорить?!

– Нормально! Значит, я должен бинокль свой поставить… заметь, подарок боевых товарищей… который мне в день… когда… Он мне может, дороже твоей шпаги будет?! Да хоть знаешь, сколько он стоит? Он может, как твоя годовая зарплата, а может, как две, или вообще, как целых три, а ты тут на него губу раскатал!

Поручик смерил меня оценивающим взглядом и изрёк:

– Так у тебя же нет больше ничего. Разве что, лопата. Так ведь не нужна она мне. Хотя, постой! У тебя же инструмент тот раскладной имеется! Вот давай, на него поспорим.

Мультитул было жалко, но, во-первых, я ещё не проиграл, а во-вторых, и не должен проиграть. Получается, если я практически не рискую, то…

– Хорошо. Чем ответишь?

Рома вперил в меня немигающий взгляд, а потом выдал, словно шапкой о землю, типа «гулять, так гулять!»:

– Пятак серебром!

Вот это я понимаю! Вот это по-гусарски! Просто аттракцион неслыханной щедрости! «Вот тебе пятак на водку, и катись, куды хотишь!»

– Вот те нате хрен в томате! А что ж так много-то? Отчего не ломаный грош? Эта штучка, к твоему сведению, на два полноценных рубля потянет! А ты: пятак! Нет, братец! Маловато! Маловато будет. Рубль!

– Да где ж рубль-то?! В базарный день за инструмент твой больше двугривенного не дают. Сам видал!

Ого! Вот это заявление! Да у них тут мультитулы, оказывается, на каждом углу продают! Хамишь, парниша!

– Полтинник! Это моё последнее слово. Не согласен – тогда и говорить не о чем!

В глазах поручика сначала зажёгся огонёк азарта, но очень быстро червь сомнения… то ли пожрал его, то ли потушил, но к Старинову неожиданно вернулась рассудительность:

– А нам обязательно об заклад биться? Просто так, без спора ты мне свою уверенность объяснить не можешь?

Да могу, конечно, могу, вот только почти верный полтинник прямо из рук ушёл. Надо было на двугривенный соглашаться, как ни как, а двадцать копеек. Серебром, что характерно. Не хухры-мухры!

– Ладно! Чего не сделаешь для друзей. Объясню, только Лёху ты всё-таки на часок с его погранзаставы отзови. Хочу и его мнение послушать.

Похоже, компромисс был найден: поручик возвращает Ракова на пообедать, а я ему, поручику, объясняю, почему не верю в возможность нападения на деревню этих самых лихих татей, которого все так боятся.

За Лёхой кого-то отправили, а хозяйке сообщили, что отобедать господа офицеры всё же не против, вот только товарища своего дождутся, и тогда как раз на троих и сообразят.

Я устроился на лавке поудобнее, ну, насколько это вообще было возможно, и начал излагать свою точку зрения на сложившееся положение дел:

– Не сунутся они сюда, Рома. Сам посуди, если бы они имели достаточно сил и наглости для нападения на деревни, то давно бы уже именно так бы и поступали. Но ни о чём подобном до сегодняшнего дня не сообщалось. Напротив, напали они на одинокий незащищённый обоз с десятком человек невооружённых мужиков. Да и факт того, что их именно полсотни, тоже не доказан. У страха обычно глаза в большую сторону округляются.

– Не пойму я тебя, Андрей, – помолчав, сказал мне поручик. – То ты меня убеждаешь, что деревню нужно от нападения защищать, то напротив, уверяешь, что никто сюда и носа не сунет. Не понимаю! Вот честное слово, не понимаю!

– Роман Елизарыч! Дорогой ты наш! Да как же тебя ещё-то остановить можно было? Ты же только что «Ура!» не кричал, так в бой рвался! Ты лучше вот что скажи, как, по-твоему, кто они? Откуда взялись и что тут делают?

Старинов, непонимающе глядя на меня, осведомился:

– Разве есть разница, откуда они?

– Как ты считаешь, местные или пришлые?

– Не всё ли равно? Повесить мерзавцев, да и дело с концом!

– Повесить – это само собой, но если они местные, то могут и здесь ещё покружить, а могут и ещё куда податься, но не далеко. Если же они пришлые, то должны уже домой собираться отваливать.

Старинов поскрёб ногтями щёку и скептически поинтересовался:

– И что это меняет?

Не понимает поручик, не понимает.

– Вот скажи мне, Роман Елизарыч, при каком раскладе они через нашу деревню пойдут?

Кажется, зацепило поручика: глаза у него оживились. Я решил ему немного подсказать:

– Ты, Роман Елизарыч, на карту-то взгляни, мозгами влево вправо раскинь и скажи. Если мы о них до сих пор ничего не слышали, то откуда они пришли?

Сам я думал, что это татаро-монгольские кочевники, и уже прикинул для них наиболее вероятный путь отхода. Но Старинов меня удивил.

Удивил он меня сразу несколькими вещами. Для начала поручик достал карту. Нет, не мою. У него, оказывается, своя имелась. Старая, кривая и нелепая, но своя.

– Ну-ка, дай взглянуть! – потянулся я за скрученным в рулон листом.

– Погляди, погляди, – со значительным оттенком надменности проговорил поручик. – Сей чертёж я самолично с княжеского рисовал. Его Светлость так и сказал: «Отменно получилось!» Это тебе не масоны твои. Тут мостов через Волгу нет. Зато горы, горы имеются, а не как на твоей.

Мостов действительно не было, а горы… а горы были. И были они нарисованы очень художественно. Я такого лет сто не видел. Или двести. Или даже триста. Всё зависит оттого, с какого года начинать считать. И в какую сторону.

В общем, на чертёж это творение старорусской картографии не походило совсем. Рисунок. Высокохудожественный, но рисунок. Видели когда-нибудь древние карты, на которых горы нарисованы именно как горы, холмики такие с тенями на склонах, а леса в виде отдельных деревьев? Вот. Старинов не поленился и даже волны на реке нарисовал.

Представили? Это ещё не всё. Сама Волга на данном творении местных геодезистов поворачивала под каким-то очень тупым и совершенно неправильным углом. Из-за этого Самарская Лука на «чертеже» была наклонена вниз, к юго-востоку, градусов на тридцать, а может и все сорок, сильнее, чем надо.

Я прямо дара речи лишился, разглядывая этот сверхточный топографический план местности. Натовский генштаб такое с руками бы оторвал, потому что десятка три стратегических объекта типа острог я сумел разглядеть на этой карте совершенно не напрягаясь. По характерным пиктограммам с соответствующими подписями. Вот, пожалуйста, всё как на ладони. Хоть ракеты наводи. Жаль только грифа «Секретно» нигде не вижу.

У меня бы в моём штабе такую сверх мастерски выполненную карту местности, принеси я её с выхода, тоже бы с руками оторвали. Карту отдельно, руки отдельно. А тут вот даже гордятся. Всё криво, косо, коряво и нелепо, но это не главное. Главное, что Светлость сказала: «Получилось отменно!» Это главное. Это важнее всего.

Немного оправившись от шока, я поинтересовался:

– Получается, что горы, которыми ты так гордишься, рисовать с помощью горизонталей вы не умеете?

Похоже, мой вполне логичный вопрос поставил поручика в тупик и загнал в ступор. Он немного потаращился на меня, а потом выдал:

– Горы мы рисуем с помощью чернил и остро отточенного стилуса. Получается, как ты сам можешь убедиться, вполне недурственно. А как там горизонталями твоими рисовать не только я, но и никто не знает. Ни в штабе у князя, ни в навигацкой школе, в коей я имел честь обучаться. И ежели бы подобный прибор оказался удобнее стилуса, то его бы, по моему разумению, повсеместно бы и применяли.

Вот такой вот он, наш поручик Старинов. Умелый стратег и бесстрашный картограф.

– Рома, попроси хозяйку блинов нам напечь. С десяток, не меньше.

– А что так? Просто каши поесть, да щей похлебать тебе уже мало? Или хлеб тут у них жестковат для тебя?

Прикалываешь, гад? Хорошо. Я сейчас тоже пошучу.

– А ты вот подумай, что если ошибаюсь я, что не нападёт на нас никто сегодня? Вдруг раз и напали? Вот и хочу блинов перед боем поесть. Потом-то уж не доведётся.

Поручик, по-видимому, заподозрил меня и, прищурясь напомнил:

– Перед боем наедаться нельзя. А вдруг в живот ранят? Помрёшь ведь.

– Так не от блинов же помру. Если ранят в живот, то какая разница, чем ты там наелся кашей, щами, чёрствым хлебом, блинами или заморской икрой баклажановой? И блины, Рома, мне нужны не для того, чтобы вусмерть ими обожраться, а чтобы вам с Лёхой про горизонтали разъяснить. Вот когда проникнитесь идеей, сразу и горы на моей карте найдутся. Обещаю.

– А без блинов, значит, никак?

– Без блинов, Роман Елизарыч, очень сложно, и очень долго. А с блинами быстро и очень наглядно. Посмотришь и сразу всё поймёшь. Я надеюсь.

– А с обычным хлебом не получится что ли?

– С обычным хлебом сложно и долго. С блинами надо.

Поручик снова прищурился и изрёк:

– Ладно, будь по-твоему. Попрошу блинов напечь. Только и ты уж смотри, если пошутить вздумал, не прощу.

Что могли означать эти его слова, я уточнять не стал. Да и какой смысл? Когда мне отец ещё в школе объяснял на примере блинов идейное содержание горизонталей, я понял всё почти моментально. Не думаю, что офицеры, пусть даже и заурядные, тупее пятиклассника.

– Рома, только обязательно блины, а не оладьи. С оладьями долго и сложно.

Поручик вышел. А я вернулся к изучению наиотменнейшего чертежа земель Казанской губернии.

Так, вот Самара… вот Красный Яр… Тольятти как тут у них называется? Бахметьевский острог? Хорошо. А про какие остроги они вчера спрашивали? Помню Буродольский… вот он. И ещё какой-то был. Вот Палимский. Вроде не он. Порубежный? Тоже не припомню.

Да и ладно! Сейчас спрошу. Если уж мне карту показали, значит, не секретная. А раз про свои остроги они сами же и спрашивали, значит, и это не тайна.

Дверь открылась, и в комнату вернулся Старинов.

– Будут тебе блины, – обнадёжил он. – Со сметаной.

– Не-не-не! – запротестовал я. – Сметана как раз не нужна! Ну, или хотя бы она отдельно тогда будет что ли.

Только что успевший опуститься на скамью, поручик снова вышел. Загонял я командира.

В этот раз вернулся он быстро:

– Не хочешь сметаны, будет тогда топлёное масло, – опять устраиваясь за столом сообщил штабной землемер Его Светлости.

ДА ЧТО Ж ТАКОЕ???!!!

– РО-О-ОМА-А!!! – страдальчески завопил я. – Какое ещё на хрен масло?! Ничего не должно быть, ни сметаны, ни масла, ни икры! Нужны просто блины! Просто блины. Без никто! Понимаешь?

– Чего ты так взбеленился? – вопросил поручик, в очередной раз вставая с лавки. – Не пойму я тебя никак, то тебе блинов подавай… зачем они тогда вообще нужны, если ни масла к ним, ни сметаны не будет? Чего только добро переводить?

Он побурчать-то побурчал, но отменять масло к хозяйке всё же отправился.

Теперь он отсутствовал несколько дольше.

– Хозяйка сказала, что сделает блины не на молоке, а на воде, раз ничего тебе не надо, – садиться он не стал, а с подозрением глянув на меня, поинтересовался: – Всё? Или ещё какая блажь тебе в голову придёт?

– На молоке, конечно, лучше, чем на воде… – начал было я, но был безжалостно перебит поручиком:

– Ну, тогда иди и сам объясняй, чего тебе там лучше! А с меня уже хватит! Нашёл себе посыльного! – с этими словами он демонстративно плюхнулся на лавку и вид сделал такой, типа никуда он больше не пойдёт, и это принципиально не обсуждается.

Да и ладно. Не очень-то и хотелось.

Я пододвинул Елизарычу его кривую карту отменной работы и спросил:

– Помнишь, на чём мы остановились?

– Про горы мы говорили, – с лёгким раздражением в голосе ответил тот. – И про, что вы их какими-то горизонталями рисуете, а не стилусами и чернилами, как все добрые люди.

– А до этого? О чём мы с тобой до гор разговаривали, помнишь?

С минуту поручик добросовестно скрипел мозгами, силясь выудить из памяти предмет нашего недавнего разговора. Но, судя по всему, не преуспел:

– Да пёс его знает! – воскликнул он с ещё большим раздражением. – Давай, говори уже! Не томи. И без того денёк не сахарный выдался! – сказав, он дотронулся до подбитого глаза, словно тот у него внезапно заболел.

– Я у тебя спрашивал, откуда, по твоему мнению, пришли наши предполагаемые противники? – напомнил и на всякий случай уточнил: – Те самые лихие людишки, которые обоз этот… – хотел сказать «бомбанули», но вовремя удержался. – Которые обоз перебили. И которые… не ровён час… ну, дальше сам знаешь. Вот давай, излагай свою версию.

В этот момент появился сменённый Раков. Войдя, он тут же обратил внимание на расстеленную на столе карту, если так можно выразиться, отечественного производства.

– О! Во-о-от! Посмотри, Андрей, какие карты наш Роман чертит. Только глянешь на неё, и сразу всё понятно становится. А у тебя? Одни сплошные догадки. То ли лес, то ли ещё чего… Гор вообще никаких нет. А они есть. Моста если нет, так его и на правильной карте не должно быть…

– Погоди, Алёшка! – перебил его поручик. – Господин прапорщик грозился показать нам сегодня, как надобно горы ихними таинственными пластунскими горизонталями рисовать. Заметь себе, показывать сие странное действо, он обещался при помощи… чего бы ты думал? Вот не в жизнь не догадаешься! При помощи блинов!

Раков, наверное, решил, что мы над ним издеваемся. В молчании он переводил взгляд с меня на поручика и обратно. Наконец какая-то мысль в голову ему пришла:

– Потешаетесь? – «догадался» он. – Блинами рисовать?! Это что-то новое такое в картографии. А их потом есть-то можно будет, или они уже в негодность придут? Я сейчас блинков-то немалую горку в охотку бы навернул. Да со сметанкой… – он мечтательно зажмурился и чуть-чуть не облизнулся.

– А вот и нет! – обломал его Старинов. – Они, пластуны, блины без сметаны едят и без масла.

– Ага! – буркнул расстроенный Раков. – И без смысла. Зачем же тогда блины? Взаправду что ли ими рисовать будет? – это он спросил у Елизарыча, потом повернулся ко мне за подтверждением: – Натурально? Блинами будешь карту рисовать?

Блин! Ну, вот что за люди?! Я поморщился и ответил:

– Подождите немного и всё увидите. Будут вам и карта, и горы из блинов. Больше не можете ни о чём думать? Только о блинах? Давайте уже вернёмся к нашим баранам. Ну, в смысле, к нашим бандитам. Я хочу знать ваше мнение: откуда они пришли и куда уходить будут? Вот ты, Рома, как думаешь, откуда и куда?

Наверное, для перевода хода мыслей с блинов, карт и гор на предполагаемого противника и перспективу реальности боестолкновения с ним Старинову понадобилось пару сотен тысяч миллисекунд, потому что ответил он далеко не сразу. Сначала выражение его лица из скептически шутейного трансформировалось в озадаченное. Потом он придвинул к себе карту и углубился в её изучение. Затем, видимо приняв какое-то решение, откинулся и изрёк:

– Полагаю, пришли они вот отсюда, – и он ткнул пальцем в пространство между Самарой и Уфой.

Это я так сказал просто между Самарой и Уфой, а на самом деле на Ромином сверхточном чертеже никакой Уфы не было. От слова «совсем». Хотя, судя по тому, насколько сильно всё искажено на данном рисунке, Уфа вполне себе могла находиться где-нибудь за пределами изображённой территории. А чего? Так бывает. Ну, не хватило листа отстроить всё в масштабе, вот Уфа и не вошла.

Да бог бы, чай, с ней, с Уфой! А если всё «вычерчено» настолько криво, что именно в тех местах и располагаются степи татаро-монголов? Или ещё хуже: вдруг там не степи, а сами татаро-монголы?

Стоп!

А с чего я решил, что если татаро-монголы размещаются там, то это для нас хуже? Для нас это как раз лучше, потому что возвращаться к себе они будут чётко-чётко назад. То есть к нам они при этом будут не боком или полубоком, а вот прямо самой что ни на есть спиной.

Но существует и другой вариант. Он не просто плохой, он безумно хреновый. Если те, кто напал на обоз – это всего лишь передовой отряд большого войска, идущего в поход на Самару.

Тогда будет совершенно не важно, является этот поход завоевательным, или это всего лишь грабительский набег. Красный Яр они возьмут очень быстро. Где-нибудь за день. Мы им вообще минут на десять. Что ж у меня патронов-то нет? Обоймы бы две-три, а лучше четыре. Я бы их тогда ещё на полчаса задержал. Или даже на час. Нет. На час без пулемёта… На вряд ли… Край, минут на сорок.

– И что теперь? – с излишним, на мой взгляд, пренебрежением к общей хреновости ситуации вопросил Раков. – Ну, пришли они с пустых земель, и что с того?

Если бы я знал, о каких таких пустых землях он сейчас говорит, может быть, что-нибудь бы и понял. Может быть, что-нибудь бы сказал. Может быть, что-нибудь даже предпринял бы. Но я понятия обо всём этом не имел. Поэтому устремил свой молчаливый взгляд на поручика, в конце концов, Раковский вопрос адресован именно ему.

Елизарыч пожал плечами:

– Пограбят, пограбят, да и разбегутся кто куда. А могут и не успеть разбежаться. Вот пришлёт Его высокобродие полковник Ватулин два-три взвода своих драгунов, переловят они всех этих лихоимцев, да обратно на рудники и свезут. А если кого из них и перебьют мимоходом, так тоже не велика потеря.

Так. Что же это у нас такое получается? Это не татаро-монгольские захватчики, а беглые каторжники что ли?

Не помню ни про один рудник в Самарской области. Разве что Ширяевские штольни? Так ведь они на другом берегу... Хотя, а в области, может, и не было рудников, а вот в уезде… в Самарском уезде… в смысле триста лет назад, может быть, таковые и наличествовали, но со временем закрылись. Истощились там, или по какой другой причине… Да плевать!

Если напали на обоз с недружественными мне колхозниками беглые каторжники, то как они себя поведут дальше? Попытаются сколотить шайку побольше и пробиться на Дон, с которого выдачи нет? Или укрупняться не станут, а постараются «затеряться в толпе»?

Наши бы, отбежав от лагеря чуть подальше, сразу бы начали разбредаться, типа дальше каждый сам за себя. За большой толпой и погоня большая. Как поступят местные зэки, я мог только догадываться. Да и, сказать по правде, запросто могу и не угадать.

Если их, как говорит Данилыч, полсотни человек, то пытаться переправиться через Волгу в районе Самары, в которой на секундочку базируется целый драгунский полк, это чистейшее самоубийство. По всему выходит: на нас они попереть не должны. Даже если их не пятьдесят человек, а сто. Даже если двести. Ведь не факт, что они всей бандой там напали на одинокий обоз.

Я, конечно, могу заблуждаться на предмет численности драгунских полков, но мнится мне там никак не меньше тысячи вооружённых и обученных бойцов. Но это только если полк полностью укомплектованный по штатам, а не кадрированный какой-нибудь.

Блин! А чего я гадаю?

– Парни, а у полковника в Самаре много народу под ружьём? Сотен пять наберётся?

Заурядные землемеры уставились на меня как на дурака. Нет, ну, если я чего-то на самом деле не знаю, это же ещё не значит, что дебил? Геодезисты переглянулись, и Старинов решил-таки меня просветить:

– Сотен пять вряд ли, а вот пара тысяч – это наверное. А ты будто не знаешь?

Откуда бы знать-то такое? Полки, они ведь тоже разные бывают. В мотострелковом, например, две с половиной тысячи. Это если по штату. А если полк кадрированный, то и ста человек может не набраться. Драгуны – они, по сути своей, как бы тоже мотострелки, только без бронетехники. Получается, и у них мог случиться недобор. Или какие-то другие мероприятия.

– Да это я так, на всякий случай, а то мало ли. Вдруг в поход какой умотали, а тут такое… Вы же сейчас из Самары? Значит, должны знать точно. Вот и спрашиваю.

Поручик усмехнулся:

– Нет, не умотали.

Уже хорошо. Но на главный вопрос ответа пока всё равно нет:

– А вот скажи мне, Рома, если это те самые люди, про которых ты думаешь, то есть беглые с рудников, куда они двинутся дальше? Будут пробиваться на Дон, или, может быть, ещё куда-то?

Рома ответил с чисто военной уверенностью:

– Откуда я знаю? Может, будут пробиваться, может, не будут. Может, на Дон, а может, и к степнякам.

Отлично! Елизарыч не знает. Хоть какая-то определённость. Ладно, зайдём с другого края:

– Алексей, а ты как думаешь? Что наши заклятые друзья предпримут?

Тот пожал плечами:

– Да пёс их знает, лиходеев-то этих. Чего только в дурную башку не придёт?! Может, на Дон, а может, на Пермь пойдут. А то и впрямь, к степнякам подадутся.

– Да как они на Пермь-то пойдут? – взвился поручик. – Им же вона какой крюк-то давать надо. И через Каму переплывать. Да и что им там делать в Перми-то в этой?

– А им хоть, Каму, хоть Волгу, всё одно переплывать что-то надо. А волга, она ещё и пошире Камы выйдет.

Тут он прав, но что в итоге? Кто они, и куда пойдут дальше?

Чёрт меня подери! У нас же Данилыч есть. Он же с гонцом разговаривал, наверняка тот ему что-то сказал.

– А что, господа офицеры, – обратился я к господам офицерам. – А не послать ли нам за Прокоповым?

И я напомнил обоим заурядствам про утреннюю встречу ихнего же сержанта с посланцем к полковнику за помощью в борьбе… защитой… ну и, так далее…

– По всему выходит, Данилыч сейчас среди нас самый осведомлённый человек. Имеет смысл поинтересоваться и его мнением. Не находите?

Поручик кивнул подпоручику, и тот, ни слова не говоря, отбыл. Надо полагать, на поиски сержанта. Когда за Раковым закрылась дверь, Елизарыч спросил у меня:

– Андрей, а зачем тебе понадобилось знать, кто они и куда дальше пойдут? Разве всё это так важно?

– Рома, оттого кто они, зависит, какие действия они предпримут дальше. Куда и зачем пойдут. А уже от этого – что нам самим дальше делать? Тут сидеть, или идти по своим делам. А мы, кстати, куда сейчас направляться должны?

Поручик повернул к себе карту и, быстренько глянув на неё, ткнул пальцем в один из немногих населённых пунктов, имевших честь быть отображёнными на «чертеже».

Я наклонился посмотреть, как называется то место, в которое мы должны проследовать. Нурлатынский острог. Точно! Именно про него Рома первым делом и спросил вчера.

Нурлатынский, так Нурлатынский. Острог, так острог. Вот только одно мне не нравилось: если я всё правильно понял, то добираться туда нам предстоит как раз через те места, в которых сейчас орудовала банда мятежных шахтёров с неизвестных мне рудников.

Хреново. Может быть, тогда не ходить мне с ними? Страшно, не страшно – это другой вопрос. Воевать мне с рудознатцами нечем, вот это проблема, так проблема.

Хозяйка принесла нам с поручиком по миске щей. Карте на столе места оставалось уже не так много, и я предложил Елизарычу её временно убрать. В принципе, всё что на ней можно было увидеть, я уже увидел.

Вернулся Раков. Вслед за ним пришёл и Прокопов. Хозяйка принесла три деревянные ложки и плошку с кусками ржаного хлеба, ойкнула и убежала. Алёшка уселся за стол, а сержант остался стоять. Видимо, садиться за один стол с господами офицерами ему не позволяла субординация. Или нечто подобное ей.

Я решил начать и встал, а то как-то нехорошо получается: я сижу, как барин, а Прокопов стоит, как провинившийся школьник.

– Скажи, Данилыч, ты вот сегодня утром с гонцом разговаривал, он что сказал? Кто напал на обоз на этот? Разбойники или другой кто-то?

Сержант на меня аж глаза выпучил:

– Дык, эта… знамо дело, разбойники. А хто ж ищщо?! Добрые-то люди, оне жа вот эдак-ту не нападают, а так, чтобы до смерти кого поубивать, так это уж и вовси… Разбойники, вашзрятство, как есть разбойники!

– Данилыч! То, что они разбойники, понятно. Ты вот что скажи: они местные или пришлые?

Тот снова поглядел на меня непонимающим взглядом:

– А не один ли чай хрен? – и сразу рот ладонью закрыл: – Звиняюсь, вашзрятство, само вырвалось!

Поручик, который в принципе-то разделял мнение своего сержанта на предмет однохренности территориальной принадлежности лихих людишек, и полагал её параллельной и фиолетовой, даже ультрафиолетовой, так вот этот самый поручик соорудил у себя на лице чрезвычайно сердитое выражение и раздражённо прикрикнул:

– ПРОКОПОВ!!! Ты смотри у меня! Ты с офицером разговариваешь, а не с торговкой на базаре!

– Виноват, вашзрятство! – сержант вытянулся по стойке «смирно». – Само как-ту вырвалось. Виноват. Ни сдиржалси.

– Смотри у меня! – прошипел поручик и очень грозно постучал пальцем по столу.

Сочтя экзекуцию законченной, я продолжил:

– Господин поручик считает, что это беглые каторжники, а я боюсь, как бы они степняками не оказались. Алексей Николаевич тоже полагает их беглыми, а ты что скажешь? Степняки это, или всё-таки беглые?

– Да не-е-е! Каки оне степняки?! Степняки оне… оне бы, вашзрятство, не оттоль бы пошли. Оне бы со степей бы и нагрянули. Да и чего им, степнякам-то, обоз-то ентот? Оне бы деревушку каку обнесли бы. Ту ж Балабановку. Аль Милютовку, – потупившись, он замотал головой: – Не-е-е! Балабановку! Она к йим ближее будет. Не степняки это. Да и мужичёнка йентот сказывал: лихие, стал быть, людишки. А ежели бы степняки были бы, он бы, мужичёнка-то йентот, значится, так бы и сказал. А раз не сказал, стал быть, не оне.

Значит, это не татаро-монголы? Уже хорошо. А то я тут сам себя всяческими Мамаевскими полчищами запугиваю, а это и не они совсем. Тогда получается, шахтёры восстали. Прямо из забоя.

Вошла хозяйка и принесла ещё две миски и ещё одну ложку.

Возникла неловкая пауза. Похоже, и Старинов, и Раков, и сам Прокопов осознавали, что сержанту не место за одним столом с офицерами. Хозяйка этого, скорее всего, не понимала и невольно поставила всех в затруднительное положение. Мне было жутко любопытно, как же всё разрешится?

– А Вы отчего ж, пообедать не садитесь? – простодушно спросила хозяйка у Данилыча. – Простынет всё.

И без того неудобная ситуация осложнилась ещё сильнее, потому что надо было что-то ответить. Я бы поступил просто: пригласил бы сержанта за стол, но это я, а Старинов такие широкие жесты совершать не спешил. Наверное, у него имеются свои, неведомые мне, резоны.

Но сержант сделал, на мой взгляд, довольно ловкий ход конём:

– Вашзрятство, – обратился он к поручику. – Дозвольте я плошечку-то с собой возьму? А уж апосля-то возверну. Всё честь по чести мытую чистую. А ложка-то у меня своя иметца.

Старинов милостиво разрешил:

– Вон хлеба ещё возьми.

Вошёл сам староста. Он принёс бутылку зелёного стекла, похоже, нам к обеду. Кто угодно мог догадаться, что в ней было налито.

– Чего ж так-ту? – сокрушённо спросила хозяйка у собирающего со стола выделенное ему продовольствие Данилыча.

– Так дела ж у меня, заботы. Служба, она ж такая, за всем пригляд мужон. Не гоже ежели солдатики без пригляду остаются. Оне ж народец такой, йих однех оставлять, некак не след. Вот я, значится, пойду, пригляжу, а господа офицеры… оне вот тут как раз… и отобедают. А я, стал быть, пойду, пригляжу.

Провожая сержанта взглядом, староста обратился к жене:

– Ты вона тоже иди, пригляди там за блинами-та, а то, не ровён час, подгорят.

Хозяйка, всплеснув руками, выбежала.

– Вы, вашблагородия, на старуху-то мою шибко-то не серчайте. Ей жишь что солдат, что генерал, всё едино. Одно слово – баба. Откушайте вот, не побрезгуйте, – проговорил староста, ставя бутылку на стол.