Текст книги "Афганский дневник"

Автор книги: Юрий Лапшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Сейчас обсушился и отогрелся. Дорогу должны расчистить. Скоро снова пойду на прорыв. Вечером, может, допишу.

Командир афганского 101-го полка гвардии позавчера, забрав шесть человек, благополучно перешел к «духам».

Информация разведки: по сведениям из кругов эмиграции одной из арабских стран, Гульбеддин Хекматьяр готовит удар по арьергардным частям как кровную месть и показатель боеспособности.

В Кабуле остался один батальон  103-й гв. вдддля прикрытия аэродрома. Затем сдают технику, и самолетами в Союз.

Генерал Шеенков из Джабаль-Уссураджа со своей оперативной группой сегодня перебирается на север, к нам за тоннель, в домики ОГ «Саланг».

6.02.1989, Саланг. Понедельник

Всю ночь напряженно работали люди и техника на всей трассе от южной галереи и до низа, до 203 ДП (диспетчерского поста). К утру получился местами узкий, но путь через заносы. Сначала пришли в движение машины ниже нас, а после того, как расчистили две лавины, и те машины, что скопились еще ниже, в районе шестой галереи.

Утыкаясь, сталкиваясь, скользя, с трудом, машины пошли к «дырке», исчезая в ней одна за другой.

Яркое солнце, благодать. Оказывается, горы могут быть ласковые. На солнце тепло. Даже не верится, что четыре дня была бешеная метель. С утра съездил через тоннель на северную сторону и вдвоем с заместителем командира  177-го мспподполковником Кузнецовым буквально вытолкнули афганцев на нашу сторону. Вот союзнички, черт им в дышло. Сначала стоны, что нет бензина, муки и т. д. Затем какие-то реплики в адрес Наджибуллы и Горбачева. И только после того, как мы буквально берем их за горло, они начинают шевелиться. Такое впечатление, что это нам нужно охранять Саланг, это нам нужны эта техника и вооружение. Им даром с неба валятся танки, БМП, машины, оружие, а они, сволочи, еще и нос воротят. Ну и развратили мы этих бездельников и нахлебников.

Наконец, они тронулись. Есть, оказывается, и бензин. Не весь за ночь смолотили, греясь по кабинам. К обеду кое-как, но пришли и приняли и технику и заставы.

Наши люди молодцы, золотой народ. В таких адских условиях: холоде, без сна, на сухарях, а дело делают. Но много машин остается на трассе. Одни сваливают под откос, другие жгут и взрывают или просто снимают самое ценное и бросают. Вперед, вперед! То здесь, то там возникают пробки. Машины железные, а сдают. Люди держатся.

Вечером, во «Времени», показали встречу в Термезе  317-го гв. пдп. Интервью Скачкова. Все чинно, с цветами, флажками и хлебом-солью. Все чистенькие, умытые. Первые наши реплики о том, как же мы с этой черной ордой будем преодолевать знаменитый мост. Месяц в палатках у «поларисов» и люди, как негры, заросшие, небритые, в саже. Начальника вещевой службы отправили в Хайратон. Там обещали помочь хотя бы чистым верхом для курток.

Завтра я должен с тылами, артиллеристами без пушек, танкистами без танков уйти на север, в Пули-Хумри.

Вечером темное дело с ранением в живот младшего сержанта Андреева.

Машины опять забили всю дорогу. Избавились от снега, теперь изводит гололед. Раненого на УАЗике (только он и пробьется через заторы) отправили на север через «дырку», а далее в Пули-Хумри. Ну и война, ближе полутора сотен километров ни одной хирургической группы.

7.02.1989, Саланг. Вторник

Утром информация: раненый скончался.

Планы моего выхода меняются. Опять заторы. То кого-то развернет в галерее, то чертовы транспортные колонны с их шаландами, которые с трудом идут по снегу и совсем никак – по льду. На нервах, на мате, рывками, кое-как нитка движется. Прикрывая их, второй батальон сняться не может. Жду и я. Если бы артиллеристы смогли сдать пушки, то могли бы тронуться и мы. Но… Опять афганцы. Два дня искали начальника штаба 2-й пехотной дивизии с печатью. Выловили, а он отказывается ехать наверх завизировать акты. Комбат-2, майор А. Токарев, чуть не арестовал его. Дело дошло до мордобоя и чуть-чуть не до стрельбы.

Сейчас 10 утра. Сижу, жду. Собрался, готов. Когда мы тронемся на север через «дырку», пока неизвестно. Прошел и заснял на фотоаппарат Саланг с его серпантином и галереями. Надеюсь, следующую запись сделаю в Пули-Хумри.

Шаланды, о которых писал выше, возили в Кабул муку. Сотня машин. Сейчас возвращаются пустые. Надо вытягивать боевые колонны, а мы туда-сюда гоняем транспортные, чтобы «афганский дружественный народ не бедствовал». Наши беды – от нашей щедрости.

Из Кабула эвакуированы все посольства. Вчера ушло последнее, английское. Осталось только наше, окруженное двойной стеной, рвом и с убежищами. Грибоедовы XX века.

14.02.1989, Кировабад. Вторник

Утром в сообщениях «Маяка» афганские новости: последние наши части остались в Хайратоне и Турагунди (Шиндандская ветка, Кушка). Завтра последний солдат вступит на советскую территорию.

Третьи сутки, с 12 февраля, как мы прибыли в Кировабад.

Возвращаясь в мыслях назад, вспоминаю все эти напряженные дни. Бум первой радости прошел. Да и не сказать, что чувствовал себя как-то по-особенному. Как и все, настолько был задавлен маршем, бессонными ночами, перелетом и прочим. Может быть, только на мосту через Амударью на последних метрах перед границей что-то колыхнулось в груди.

Итак, по порядку. Так и не тронулись с Саланга ни 7-го, ни 8-го. Мучительное перетаскивание колонн с южной стороны на северную. Как злой рок преследует. К вечеру 7-го опять поднялся буран. То тут, то там заносы. Вытащим голову, увязает хвост. И наоборот. Каждый час выходит на связь и уточняет обстановку командующий. Наш КП становится главным действующим лицом в этой драме. БАТы и трактора беспрерывно чистят то южный портал, то галереи, то дорогу, вытаскивают, выталкивают машины. Обстановка нагнетается и уже от командующего поступает приказ: в случае заторов, машины – в пропасть. Сначала взрывали и сжигали их, а затем и этого делать не стали. Просто толчок в борт, и летит, родимая, по склону, кувыркаясь. Прослушали по радио доклад 108-ой дивизии о брошенной технике: три БТС, две 2С1, ПРП, две БМП, четыре БТР и т. д. «Уралов» и КамАЗов и не помню, сколько. Мы оставили один транспортер колесный ТК на базе «Урала», да и то подозреваю, что от него избавились по старости.

Напоследок, когда утих ветер, установилась солнечная спокойная погода (утро 9-го), и когда подтянули к вершине все остатки и спокойно вздохнули, новая напасть. В седьмой галерее, прямо под нами в проеме встал БТР, заклинило рулевое. Тянули тремя машинами, а он ни с места. Четыре (!) часа пытались освободить дорогу для остальных машин. Послали саперов В. Гнедюка, чтобы подорвать зарядами рулевое и на брюхе корпус вытащить и сбросить. Командир не спит третьи сутки. Как держится?

Сидим на КП, в темноте, при свете отблесков от «Полариса», и сочиняем шараду. Все вместе, каждый последовательно добавляет что-то свое из нашего опыта на Саланге. И смеемся. Получилось подобное: как поступить, если БТР встал в галерее, рулевое заклинило, внизу трактор без солярки и отрезан хвостом колонны, прохода нет. Впереди занос, и его надо расчищать БАТом. БАТ не может пройти из-за пробки в южном портале. И вызвать его невозможно, так как нет связи с «Северным». А водитель, ко всему, плюнул и ушел. Шарада была и длиннее. Пишу, что вспомнил. Нам весело. Много организационных трудностей плюс к погодным. 7-го ушли комендачи, но через сутки их вернули. Передали узел связи афганцам, и у нас на КП сразу прекратилась вся связь. Пришлось посылать своих связистов на релейную и где помощью, а где угрозами, восстанавливать связь. Без нее мы вообще беспомощны.

7-го вечером при отходе 2-го батальона погибает наш последний солдат: в том же месте, где погиб Олег Юрасов. Один к одному. Очередь из темноты по колонне, пуля в шею и смерть. Дикая, нелепая. Гвардеец продолжал свой последний путь с нами до конца на носу машины, укрытый одеялом, на носилках. По-другому эвакуировать и отправить было невозможно. И только через трое суток, подойдя к Хайратону, мы смогли сразу переправить его через границу в морг Термеза (рядовой И. А. Ляхович).

Заявление «духов» о том, что после 23-го они нам отомстят и не пропустят через Саланг ни одного советского солдата, как всегда оказалось болтовней, блефом. В общем-то, никакого организованного сопротивления мы не встретили. Ближе к полудню 9-го с подходом  2-го пдбвстаю к ним в колонну и начинаем марш на Пули-Хумри. Командир полка В. Востротин с  3-м пдб Николая Ивонника отходит с южной стороны Гиндукуша последним. Последний раз идем через тоннель. Большая загазованность. Сначала запускали в «дырку» по десять машин, затем по двадцать. Последние загоняли по тридцать и более. Вентилировать некогда. Вперед, вперед. Да и так поставили рекорд тоннеля. За четверо суток – 1500 машин. Хотя летом и при хорошей погоде через «дырку» шло в сутки не более 300.

Наконец, впереди из темноты появляется овал выхода, «свет в конце тоннеля». Успеваю снять на слайд X. Ахмеджанова, который стоит в группе у выхода. Последние приветствия, и мы пошли вниз. Теперь легче. Здесь теплее. Дорога оттаяла до асфальта. У третьей галереи получил последнее приветствие «духов». Над головой щелкнула пуля. Думал, показалась. Посмотрел на А. Лукьянова (начальник строевой части), он подтвердил: да, пуля. Видимо, привлек чье-то внимание мой белый полушубок и то, что БТР единственный в колонне среди БМП. Хотя полушубок давно не белый. Посерел, почернел, но как он меня до и после выручал. Легкий, теплый, ветром не продуваемый. Почти идеальная одежда для марша. Жаль только, белый (был), быстро грязнится. А сажи, грязи, масел и на КП, и в машине хватает.

Идем вниз, петляя по серпантинам. Проходим  1-й пдб, оставляем самоходную батарею и снова вперед. Сзади, судя по радиопереговорам, снимается и выходит через «дырку»  3-й пдби командный пункт с В. Востротиным.

Доходим до Чаугани и два часа заправляемся прямо на базаре. Окружили разведчиками бензовозы. Отогнали бачей, чтобы не сунули какой-нибудь дряни под брюхо наливника. Зато к нам в голову колонны сбежалась целая толпа шумных, крикливых бачат. Солдаты бросают им галеты, сахар, банки. Уже в темноте продолжили путь. К исходу дня 9-го вошли в отстойник, разместились. В три ночи пришел и командир с остатками.

Короткий сон, короткие распоряжения на марш, и в девять утра мы снова двинулись к границе. За Пули-Хумри стоят уже блоки «полтинника»  (350-й гв. пдп). В районе их КП у дороги вижу Сергея Яркова, фотографирую. И надо так случиться, что через сотню метров ломается мой БТР. Но нет худа без добра. Пока ремонтируются, полчаса обмениваемся новостями.

И снова в путь. Впереди еще один перевал, но это уже не Саланг. И пониже, и пожиже. Затем горы, горы. Под конец, как страж, массивная высокая скала, прорезанная узким, темным проходом.

Живописное место. Македонские ворота.

Внутри лежит вертушка, вернее то, что от нее осталось. Вторая на склоне перед входом. Позже узнали, что два идиота на спор решили пройти по ущелью, скорее по щели. Командир прошел, а ведомый там и взорвался. Первый вертолет вернулся и пытался сесть перед входом. Зацепился за склон лопастями и кувыркнулся, сгорел. Экипаж, правда, выпрыгнул. Второй экипаж погиб. Слава Чкалова, наверное, жить не давала.

Дальше начинается степь. Здесь и блоков нет. Неоткуда нападать, да и граница близко. Осталось километров 50. У перекрестка на Мазари-Шариф В. Востротин уезжает попрощаться с командующим, а я веду колонну на Хайратон. Его видно издали. Гирляндами взлетают ракеты. Стрельба, трассы в небо. Пехота никогда не славилась порядком. Дикие люди.

Последняя заминка перед КПП. Все отстойники забиты войсками, и нам с трудом находят место в полевом парке. Тесно, но разместились. Люди третьи сутки не спят, а сна и не предвидится. Надо сдавать боеприпасы, оружие собрать в ящики. А главное, привести это грязное, чумазое войско в божеский вид. Помыть, побрить, постричь. Ведь завтра с утра под флагом пойдем через границу. Будут встречать.

Упал спать в три, в шесть подъем. Хожу дурной, И мысли уже путаются. Скажут: прибавить 56 к 147, ей-богу, не смогу.

Построил боевую колонну, Дмитрий Савичев – тыловую. Ровно в 10 часов тронулись. Последние формальности перед мостом, и мы пошли. Вот и черта посреди моста, граница. Родина! Сколько раз уже видели эту черту на экранах телевизоров. Киношники ее любят. А теперь и сами переступили. За мостом много людей. Кто держит плакат  «395-й мсп», кто с номерами других полков и частей, но есть и наши цифры –  345-й. Три самые «боевые» жены, несколько наших бывших солдат, пяток семей нынешних солдат. Но приветствуют нас все, независимо от того, свой или чужой. Безмерная радость у всех. Самый яркий момент. Черта!

Не сентиментален, но слезу выбило. Черт с ним, за двадцать последних лет один раз поплакать можно. Таких событий не много было и будет. Никаких пограничных и таможенных процедур. Только прошли мост, и команда: боевую колонну в отстойник, тыловую на погрузку. Из-за этой тайны получилась изрядная неразбериха. Нас загнали километров за десять в барханы, где разбит лагерь, а колеса ушли за Термез километров за пятнадцать на станцию. На три часа дня запланированы самолеты в Кировабад. А вещи на машинах. Надо ехать забирать. Морока. Путаница с людьми. Кого же отправлять? Надо забирать людей со станции. И так далее…

Вся техника с водителями и механиками остается для передачи. (Кроме машин, что грузят на платформы.) И с вещами путаница. Послали по одному офицеру от каждой роты, чтобы забрать личные вещи для всех остальных.

По пути на станцию посреди города загорелся БТР № 471 комендантского взвода. А в нем знамя и секретные документы. Помощник начальника штаба полка старший лейтенант Г. Шевченко потушил машину вместе с водителем. Пока задержался с ним, пока приехал на станцию, пока собрал людей и машины, потерял часа три. Вернулись. По темноте на четырех машинах выехали в Кокайды на аэродром. И, оказывается, зря спешили. А может, наоборот, потеряли время.

По Кировабаду дали штурмовое предупреждение. Там снег. Так или иначе, деваться некуда. Ночевка в самолете. 277 человек в однопалубном Ил-76, который и вмещает-то 160 чел. Да еще куча вещей: ящики, коробки, рюкзаки, минометы, радиостанции, палатки. Некоторые запасливые ротные везут даже печки и матрацы, что давно списано и на бумаге передано «зеленым». Обматерил и выбросил все лишнее из грузовой кабины. Мол, останется место, заберете. Но не осталось. Буквально набили самолет людьми и грузом. Люди сидят на шмотках под потолком, как куры на насесте. Рампу закрыли с трудом, утрамбовав людей в прямом смысле. А ведь еще и ночевать надо. Народ у нас терпеливый. Ночка трудная выпала. Какая по счету?

Взлетели только в полдень, 12-го. Три часа лета. В Кировабаде встречают комдив Сорокин, начальник ПО Синьков, оркестр и холод. Нам говорят, что это мы привезли, до нас все в кителях ходили.

Под вечер приехали в наш новый городок. Новые расположения. Одна казарма не окончена. Устраиваемся. В тесноте да не в обиде. Зато в тепле, под крышей, со светом. Вслед начинают прибывать остальные борты. Часа через четыре прилетел и В. Востротин. Много проблем: помыть, накормить, уложить. Опять бессонная ночь. Угомонились где-то в три ночи. Трудно. Связи нет, кто где разместился, сразу не запомнишь.

Вчерашний день. Считали людей, оружие, раздали молодых по подразделениям, обживались, обустраивались. Все с нуля. Надо притереть много мелочей, начиная с закрепления территории и кончая новым штатом и получением техники.

Сразу по прилету, когда немного освободился, дал телеграмму домой. Позвонить, видимо, не удастся. Порядки кировабадские. Вчера попробовал заказать, берут только на 18-е. А я, может, к этому времени уже и дома буду. Командир обещал отпустить на десять суток.

Писал в спешке, пытаясь вспомнить последние дни и не забыть ничего. Закончился мой афганский дневник. Не знаю, продолжу ли здесь. Вряд ли. Не будет таких ярких событий, не будет вдохновения от мелких повседневных проблем. Может быть, допишу в этой тетради еще одну главу, когда придет осмысление и уляжется суета последних дней.

Но уже сейчас могу твердо сказать, что я благодарен Афгану. Такого в моей жизни не было и, наверное, не будет больше. И как бы впоследствии ни оценивали нас и наше время, для нас это была жизнь. Жизнь яркая, насыщенная впечатлениями, с радостями и трагедиями, весельем и смертью, потом, сухарями, бинтами и орденами. Награды мы (говорю обо всех, кто прошел Афган) заработали не на паркете, положив на другую чашу весов как залог свою жизнь и здоровье. Мне повезло больше. Но не дай-то Бог, чтобы тем, кто остался без рук, без ног, без глаз, тыкали в лицо, что это было напрасно и зря. Мы за чужие ошибки не отвечаем. Нас послали в эту страну, и мы честно делали свое дело, стирая подошвы о горы, съев килограммы пыли с потом и кровью пополам.

Вспомним всех поименно и не забудем никогда: В. Козина, М. Матвеева, А. Бобровского, Г. Москалюка, О. Юрасова и многих других. Вечная вам память. Мы будем вас помнить. Это наша жизнь. Другие пусть проживут свою. И если она окажется праведнее, мы будем только рады за вас.

Послесловие

Больше пятнадцати лет прошло с тех, уже далеких времен, когда последний советский солдат покинул землю Афганистана. Завершилась та девятилетняя война. Но и сейчас во многих семьях смолкают разговоры и люди пристально смотрят на экраны телевизоров при упоминании об этой стране. Больше 800 тысяч наших соотечественников прошло по той земле. Число людей, которые ждали, встретили или потеряли там своих любимых и близких, измерить невозможно. Многое изменилось в мире и стране. Изменились и мы. Вчерашние солдаты и молодые лейтенанты стали взрослыми, солидными отцами семей, у которых самих дети достигли возраста пытливой юности. И вот только много ли сыновей и дочерей знают о том, какую дорогу прошли их отцы.

Было время, когда ту войну показывали как пребывание в дружеской стране со строительством фабрик и школ, посадкой деревьев при участии воинов-интернационалистов, и редко, замаскировав под учения, иносказательно в прессе рассказывали про бои: На границе вывертывали наизнанку чемоданы и дипломаты, отнимая пленки и слайды, а вести дневники и записей в тех условиях было преступлением. И то, что сохранено в личных архивах о том времени, по большей части, сделано тайно.

Были и другие времена, когда скрывать что-либо стало уже бессмысленно, наступила эпоха перестройки и гласности, и о войне заговорили все. И зачастую с надрывом. Появились «Цинковые мальчики», а позднее целый конвейер «мыла» об обожженном войной «афганце», который в одиночку вступает в войну с мафией и побеждает. Не знаю, как американцы оценивают и почитают «Рембо», но свою Джессику они носят на руках. Мы же до сих пор не знаем героев восстания в Бадабере, но с интересом смотрим на бородатых обрезанных русских и украинских парней, обросших семьями на чужбине, в Афгане, или «жертв той войны» – наркоманов из Канады.

И солдат, и генерал, и мать в Союзе видели события той войны не одинаково. И этот дневник – личное восприятие человеком и офицером боевых будней на афганской войне. Многие мои друзья и знакомые, прочитав его, признались, что не могли оторваться. Нахлынули воспоминания, о людях, о событиях… Подталкивали к опубликованию и предлагали помощь, за что я им благодарен. Все точки над i расставил сын моего однополчанина, девятиклассник. Он увидел у отца мой дневник и тайком прочитал. Парнишка не смог сформулировать, что ему особенно запомнилось, только сказал, что представлял эту войну по-другому. Этим признанием я особенно дорожу. Те, кому интересно, прочитают.

Приходилось встречаться и с теми, кто полностью отодвинул от себя прошлое, кто целиком в водовороте повседневной суеты и вспоминают об Афгане только с позиции выгоды. Благо, что таких людей абсолютное меньшинство. Убедился, что многие бережно хранят фотографии, документы, карты тех дней. Есть люди, которые бескорыстно, целеустремленно по крупинкам собирают воспоминания ветеранов, пытаются обобщить эту память в книгах, фильмах, создаваемых музеях, оказывают помощь семьям погибших. И делают это не только для «афганцев». «Каждому поколению выпал свой Афган – нам выпал этот» – писал я в дневнике, не предполагая, что очень скоро наша большая Родина попадет в водоворот кровавых событий от Таджикистана и Карабаха до Приднестровья и Чечни. И своевременно, и справедливо стремление объединить людей, прошедших войну, сохранить и использовать опыт солдат, где бы эта война ни происходила. Наверное, не только у меня сжимались кулаки от бессилия и злости при виде кадров гибели тыловой колонны 245 мотострелкового полка или десантников 6-й роты. А ведь подобное мы уже проходили на дорогах и в горах Афганистана. В мои два года были обстрелы и тяжелые бои, были потери, но не было разгрома и бойни. Научились воевать меньшей кровью. Вот только цена за опыт была высокой. Политики делают ошибки в кабинетах, а исправляют их солдаты в окопах. Если эта книга будет востребована не только ветеранами, но и теми, кто отдает боевые приказы, то, значит, работа по изданию дневника выполнена не зря. А более хотелось бы, чтобы сыновья и дочери знали, какую войну прошли их отцы.

С уважением ко всем солдатам афганской войны от рядового до генерала, гражданским специалистам, всем, кто побывал «за речкой».