Текст книги "Виллиса (Танцующие призраки)"

Автор книги: Юрий Коротков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

От свежего морозного воздуха у Юльки закружилась голова.

– Ну? – грубовато спросила она.

– Что?

– Зачем пришли?

– Знаешь, давай на ты, – предложил Игорь.

– Давайте. Мне все равно.

– Вы всегда так поздно кончаете? – Игорь кивнул на училище.

– Десятый урок – в шесть. А потом репетиция до восьми.

– А потом?

– Ужин.

– А потом?

– Уроки надо делать?.. Ким! Ким! – позвала Юлька.

Дог подбежал к ней, уткнулся мордой в живот. Юлька погладила его по большой угловатой голове.

– Дисциплина… – протянул Игорь. – А в выходные?

– Суббота – как обычно. В воскресенье – спектакль в КДС.

– Где?

– В Кремлевском Дворце съездов. «Тщетная предосторожность».

Дог обнюхал Юлькины ладони, понял, что сахара сегодня не будет, укоризненно глянул на нее снизу вверх и умчался.

– Можно, я приду?

– Приходите. Мне все равно, – пожала плечами Юлька. – Если билет достанете.

– Хоть раз в жизни схожу на балет.

– А вы не были? – Юлька удивленно вскинула голову. – Ни разу?!

– Нет, – засмеялся Игорь. – Все как-то не получалось…

Они дошли до конца аллеи и вернулись к ярко освещенному подъезду.

– Мне пора, – остановилась Юлька. – Французский надо учить.

Французский, конечно, мог и повременить, но Юлька сгоряча выскочила на улицу с голыми ногами и теперь нещадно мерзла.

– Я подожду после спектакля? – спросил Игорь.

Юлька молчала, опустив голову. И чем дольше тянулось молчание, тем больше краснела Юлька сквозь морозный румянец. Досадливо провела ладонью по горящей щеке. Наконец, сказала:

– Ладно.

– Что?

– Ждите.

В комнате Юлька переоделась, натянула на ледяные ноги толстые гетры, подчеркнуто-деловито, как ни в чем не бывало, убралась. Девчонки поглядывали на нее искоса и улыбались. Юлька села по-турецки на кровать, положила перед собой учебник и, сосредоточенно нахмурясь, открыла.

Девчонки вдруг разом прыснули, отворачиваясь.

– Чего ржете? – обиделась Юлька. И сама не выдержала, засмеялась вместе с ними.

Ночью, засыпая, она вдруг физически ощутила, что где-то в огромном городе в это самое время думает о ней человек. Она даже смутно представила его комнату и вид из окна. Ощущение было радостное и тревожное, будто в глухом лесу вдали задрожал огонек, готовый пропасть в любую минуту…

Юлька не любила, не знала и боялась Москвы, почти так же, как и восемь лет назад, когда нежданно-негаданно оказалась в училище. Для матери развод не прошел даром: вдруг полезла струпьями кожа со щек, и за несколько дней лицо превратилось в кусок сырого красного мяса. Она заперлась в дому, боясь показаться перед людьми таким чудищем, а летом ей дали отпуск и отправили в Москву, в медицинский институт – лечиться и сидеть на ученых конференциях, демонстрируя редкую форму нейродермита. Зойка и Катя уехали в лагерь на три смены, на Юльку не хватило путевки, и матери пришлось взять ее с собой. Месяц Юлька жила в больнице, помогала нянечкам и на кухне, ночевала то в палате, то в процедурной, то в кладовке – где позволяли дежурные сестры. В одной палате с матерью лежала плаксивая издерганная тетка с таким же красным «мясным» лицом – балерина из Станиславского, которую выжили из театра на пенсию. Она и посоветовала матери показать Юльку в училище. Юлька о балете не мечтала и вообще не думала, просто потому, что ни разу не видела. Однако все, что нужно – шаг, подъем, – оказались при ней, и ее приняли. Много позже Юлька поняла, что это было спасеньем – пристроить ее в Москве: троих детей мать не потянула бы. До первого сентября было еще далеко, но везти Юльку через всю страну домой, а потом отправлять обратно, не было денег, и мать оставила ее в пустом интернате дожидаться начала занятий. В первую ночь, одна в темной комнате, Юлька свернулась калачиком и тихо заплакала, бездомная, потерянная в глухом дремучем городе.

С той ночи прошло восемь лет, а это детское ощущение осталось: Юлька жила в бетонном бастионе училища, как в сказочном замке посреди заколдованного леса, где на каждом шагу – неведомая опасность. Случалось, что неделями не выходила в город – даже в старших классах, когда разрешили увольнения, – жила на третьем этаже, занималась на втором, обедала на первом, гуляла во внутреннем дворе. А оказывается, достаточно одного человека, чтобы огромный город стал живым.

Оркестр отделял сцену плотным звуковым занавесом – в зале царила музыка, на сцене раздавался не слышимый зрителю стук пуантов, скрип канифоли под туфлями, тяжелое дыхание, короткие фразы, вскрик Светы, неудачно вставшей после прыжка на больную ногу.

– Болит? – сочувственно спросила Юлька, переводя дыхание.

– Терпимо, – Света через силу улыбнулась. – Пришел?

– Не знаю.

Они разбежались к партнерам, Света – к Демину, Юлька – к Астахову…

Игорь сидел в предпоследнем ряду на балконе, он час топтался перед КДСом и за пять минут до начала купил два билета у руководителя какой-то туристической группы – один не продавали. Когда свет в зале погас, на свободное место рядом с ним втиснулись девчонки из училища, пришедшие поболеть за своих. Еще несколько сидели на ступеньках в проходе. Они шепотом комментировали происходящее на сцене.

– Светка совсем не тянет. Чего это с ней?.. Гляди, опять врет…

– А Нефедова! Штукатурки наложила! Ярче солнца…

– Астахов выделывается! Арза как ни при чем…

Игорь, не отрываясь, смотрел на танцующую Юльку, а когда она уходила со сцены, терял всякий интерес к действию. Отсюда, из зала, не виден был струящийся по шеям пот, контрастный грим на лицах.

Друзья героя, закончив вариацию, встали на колено и посадили подруг на бедро…

…Юлька села чуть глубже, скользнула по влажным лосинам Астахова и повалилась спиной на пол. Астахов, с искаженным от напряжения лицом, как штангист, рвущий вес, удержал ее за талию и усадил.

– Куда ж тебя несет, блин! – прошипел он сквозь радужную улыбку в зал.

– А ты чего спишь? Ч-черт колчерукий! Все произошло в одно мгновение. Игорь ничего не заметил и не понял, почему пискнули девчонки рядом с ним…

Друзья и подруги убежали за кулисы. Девчонки, задрав пышные шопеновские юбки, поправляли купальники, переобувались. Рабочие, обслуживающие сцену, пялились на них.

– Опять лосины дырявые. Зашить не могут, что ли? – Астахов задумчиво разглядывал дыру на колене. – Интересно, из зала видно?

– Кому ты нужен, смотреть на тебя… – огрызнулась Юлька. Она еще не отошла от пережитого на сцене испуга. Вот была бы картина – грохнуться затылком об пол, растопырив ноги, как баба зимой у колонки.

Она сменила пуанты на другие, помягче, с разбитым носком. Опустила бретельки перекрутившегося, прилипшего к телу купальника. Демин стоял напротив, смотрел на нее странными, неподвижными глазами. Юлька вскользь глянула на него, оправляя форму, потом подняла голову, улыбнулась удивленно:

– Ты чего, Ген?

Демин все не отводил глаз, а Юлька вдруг вспыхнула, торопливо прикрылась руками.

– Не выспался, что ли? – грубо спросила она.

Демин, наконец, отвернулся к сцене.

Началось па-де-де, у Юльки было еще минут семь, она ушла в коридор за кулисами, где стоял монитор на сцену. Света и Демин танцевали коду. Света совсем сдала к концу спектакля, работала вполноги, осторожно, заранее боясь боли. Ей заморозили бедро хлорэтилом, но, видно, и заморозка не спасала. Генка помогал, как мог, он был не блестящим солистом, но идеальным партнером.

Подошла Ильинская, она успела сбегать в артистический буфет и теперь жевала эклер, попеременно откусывая от пирожного и облизывая крем с пальцев.

– Твой пришел, – равнодушно сообщила Илья.

– А ты откуда знаешь? – обернулась Юлька.

– Девчонки видели. Наверху сидит, – Ленка вытерла кремовые пальцы о свою юбку.

– Подруги, приготовиться на выход, – послышался голос ведущего.

Юлька направилась к сцене. И, стоя за тяжелой кулисой, ощутила, тревожно и радостно, уже знакомо: в огромном темном зале один человек думает о ней и ждет ее выхода.

Юлька со второго класса танцевала в КДС и давно перестала бояться зала. В заигранной до дыр «Тщетной предосторожности», если за кулисами не стоял педагог, они даже развлекались на сцене – скажем, в финале, когда закидывали цветами счастливых влюбленных, можно было угодить бумажным цветком кому-нибудь из своих в лоб и уворачиваться в толпе от жаждущих мести девчонок. Зал казался Юльке со сцены одним бледно-серым, аморфным существом, не делимым на людей.

И вот теперь Юлька вдруг почувствовала, что зажимается, боится одного человека во всем зале. Тотчас разозлилась на себя, стиснула зубы и решительно шагнула под свет прожекторов…

После спектакля девчонки отдыхали в уборной, пропахшей потом, как конюшня. Смывали грим. Света сидела, бессильно опустив руки, склонив голову. Наталья Сергеевна раздраженно ходила взад и вперед.

– Просто святых выноси! Дуня из культпросвета лучше станцует! Что с тобой, лебедь ты моя? – она наклонилась к самому лицу Светы. – Я с тобой разговариваю!..

– Пришел? – шепотом спросила Ия. Юлька кивнула, быстро стирая тени у глаз.

Ребята и девчонки выходили из служебной двери в нижний коридор КДС. Здесь курили последние зрители, дожидаясь, пока схлынет толпа в гардеробе. Неподалеку у зеркальной стены стоял высокий, чуть седоватый мужчина с тяжелым волевым лицом, похожий на американского сенатора, – вполоборота разговаривал с товарищем, провожая глазами юных балерин.

– Илья – фас! – Демин ткнул в него пальцем.

Кругом засмеялись. Ильинская, нимало не смутившись, быстро, оценивающе оглядела сенатора.

– Сигарету, блин! Сигарету дайте, – зашипела она. Кто-то протянул пачку, Ленка воровато стрельнула глазами по сторонам и, разводя носки по пятой позиции, как бы мимоходом направилась к сенатору. Тот с готовностью щелкнул зажигалкой.

Юлька пропустила вперед сокурсников – Демин тащил компанию в кино – и вышла с последними зрителями. Игорь ждал ее на улице. Они двинулись к Манежу.

– Понравилось? – спросила Юлька.

– Нет. Глупое все-таки искусство. Нерациональное. Два часа непрерывного движения, чтобы пересказать две страницы из программки.

Юлька развернулась кругом и пошла в обратную сторону. Игорь, опешив, некоторое время смотрел ей вслед, потом догнал.

– Нам туда, – он остановил ее за руку.

– Не пойду!

– Почему?

– Потому что только кретин может не понимать балет!

– Я же не требую, чтобы ты любила физику молекулярных оболочек!.. Ну, извини, – миролюбиво сказал Игорь. – Я же в первый раз. Я постараюсь.

Он почти силком повернул Юльку, и они снова направились к Манежу. Игорь искоса поглядывал на нее и улыбался. Юлька шагала с суровым видом, старалась идти медленнее и все же постоянно вырывалась вперед. Наконец, досадливо обернулась:

– Что ты плетешься?

– А куда ты спешишь?

– Не умею гулять просто так.

– Учись.

Юльке действительно непривычно было идти не торопясь, она привыкла спешить: успеть переодеться, прочитать главу, написать письмо, добежать до почты, поесть, зашить, постирать. На переходе она по привычке кинулась было на желтый, Игорь удержал ее.

В потоке машин мимо проехала «Волга», с заднего сиденья, которой радостно помахала Ильинская. Юлька проводила машину взглядом.

– Вон твоя Ленка поехала.

– Она не моя.

Снова зажегся зеленый.

– А куда мы, собственно, идем? – наконец, спросила Юлька.

– Ко мне. Знакомиться с предками.

– Вот так – сразу?

– А я вообще человек «сразу».

В прихожей их чинно встретили родители Игоря. Они знали, что придет балерина, и ожидали, наверное, увидеть роскошную даму в мехах или супердевицу, выкрашенную во все цвета радуги, – кого угодно, только не этого продрогшего цыпленка с куцым хвостиком на резинке, розовыми с мороза щеками и бледным лбом с отчетливо выступающими венами. Они несколько озадаченно разглядывали гостью. Юлька стояла перед ними, напряженно выпрямившись. Она впервые была в такой ситуации и не знала, как принято себя вести, что говорить и вообще – каков ритуал знакомства.

– Пойдем, – Игорь открыл дверь с табличкой «Посторонним вход строго воспрещен», пропустил Юльку вперед. – Ма, позови тогда!

В комнате был стол, заваленный учебниками, магнитофон и вертушка с мощными колонками, кассеты и диски в стеллаже. На стенах висели портреты, из которых Юлька узнала только Менделеева и Джона Леннона. Все это мало походило на то, что привиделось ей в полусне.

– Садись, – Игорь развалился в кресле.

– Не хочу.

– Ты замечаешь, что сначала говоришь «нет», а потом думаешь?

Юлька независимо пожала плечами. Перед полированной дверцей шкафа она автоматически вскинула подбородок, повела руками, тотчас спохватилась, глубоко сунула руки в карманы, подошла к окну. За окном тоже был совсем незнакомый пейзаж: бело-голубые башни, опоясанные красной «китайской стеной», с детским комбинатом и школой посредине – типовой московский микрорайон.

– Классику любишь? «Битлз», – Игорь вытащил диск.

– Мне все равно.

– Опять?

– Ну, поставь.

Игорь включил вертушку. Юлька полистала какой-то учебник на столе.

– Интересно? – с сомнением спросила она, разглядывая непонятные формулы.

– Мне – да… А, в общем, наука наук. Мы с тобой, например, тоже состоим из молекулярных соединений.

– Это ты из молекулярных. А я – это я.

– Молодежь! – мать постучала в дверь. – Обедать!

– Я не буду! – торопливо сказала Юлька.

– Ты что! – замахал руками Игорь. – Мать с утра готовила. Сын невесту привел!

Юлька даже не нашлась, что сказать от возмущения.

– Пойдем, пойдем, – Игорь потащил ее в родительскую комнату.

Предки постарались не ударить в грязь лицом, Игорь сам такого давно не видел: на столе был весь парадный сервиз с супницей во главе. Обычно даже на праздники обходились кухонной посудой.

Мать торжественно разложила по тарелкам салат. Отец открыл бутылку.

– Я не буду, – Юлька закрыла рюмку ладонью.

– Сухое, – отец продемонстрировал этикетку с генеральским набором медалей. – Вам запрещают?

– Просто не люблю.

– Я тоже, – из солидарности сказал Игорь.

– Ну, а мы с матерью немножко позволим, – отец разлил вино.

– За знакомство, – сказала мать. Юлька взяла вилку, искоса взглянула на Игоря и переложила ее в левую руку. Есть салат ножом и вилкой было непривычно, все сыпалось обратно в тарелку. Юлька не столько ела, сколько мучилась, тем более, что родители исподволь следили за ней. От супа она отказалась.

– Диета? – понимающе спросила мать.

– Нет. Спасибо. Просто не хочу.

Пока все ели суп, Юлька сидела, неловко сложив руки на коленях. Вообще за столом было неуютно, напряженно. По тому, как не клеился разговор, видно было, что Юлька родителям сразу не понравилась. Игорь мучительно переживал нелепую ситуацию, торопился доесть, чтобы не оставлять Юльку в одиночестве, рот был занят, и он только вертел головой от одного говорящего к другому.

– Простите, Юля, просто любопытно – балерины и… – отец замялся, – в мужском роде…

– Танцовщики.

– И танцовщики – сколько получают? Ну, не Уланова – попроще?

Игорь протестующе замычал.

– В чем дело? – поднял брови отец. – Почему о деньгах стыдно говорить? Их пока никто не отменял.

– Сто-сто двадцать, – ответила Юлька.

– У нас на заводе ученики больше зарабатывают, – удивился отец.

– А правда, что балеринам после еды два часа сидеть нельзя? – спросила мать.

– Почему? – удивилась теперь Юлька.

– А вы, простите, сколько весите?

– Сорок пять триста.

– О господи, – сказала мать. – Вам, наверное, все время есть хочется? Столько ограничений…

Игорь сидел настороженный, готовый в любую минуту защитить Юльку, но никто ее не обижал, разговор был вполне вежливый, пристойный, просто – не тот. Предки общались с ней, как с аборигеном с острова Кука. Игорь, наконец, доел и облегченно отодвинул тарелку.

– Юля сегодня потрясающе танцевала! – сообщил он.

Родители покивали.

– Вы еще учитесь? – спросил отец.

– Заканчиваю летом.

– А куда потом?

– Куда распределят.

– Ив Большой театр могут?

– Без прописки в Москве редко оставляют.

Перешли ко второму. Юлька снова взялась за нож.

– А котлету ножом не режут, – сказала мать. – Она уже рубленая.

Юлька покраснела, положила нож и принялась нацеплять котлету на вилку. Она уже поняла, что опозорилась окончательно, и от отчаяния на нее напал какой-то злой азарт. В тишине раздался отвратительный скрежет металла по дну – мать аж вздрогнула. Юлька продолжала невозмутимо ковыряться в тарелке. Через некоторое время ей удалось проскрежетать еще громче и пронзительней. Игорь толкнул ее ногой под столом и тотчас получил такой удар пяткой, что замер, склонившись над тарелкой.

Между тем Юлька успешно вывалила полкотлеты с подливкой на скатерть. Невинно улыбнулась и рукой отправила ее в рот. Подумала немного и облизала пальцы. Потом вытерла ладонь о ладонь и встала.

–…ахибо, – сказала она, дожевывая. – …хень фкухно, – и направилась в коридор.

Игорь догнал ее, молча затащил в свою комнату.

– Ты что за представления устраиваешь?

– Ты зачем меня сюда привел?!

– Не кричи!

– Я что, экзамены сдавать должна?!

– Да тише ты! – Игорь врубил магнитофон, и дальше они ругались, перекрикивая друг друга и орущего нечеловеческим голосом певца.

– А мне наплевать! Пусть слушают!

– Актриса… погорелого театра!

– Я ем, как хочу! Как мне удобно! А по-вашему не буду!

– А вести себя прилично можно?!

– А в рот смотреть – прилично?! Как встала, как села! Не нравится – не надо! Переживу!

– Ты!.. – начал было Игорь. – Ты потрясающе краснеешь, – вдруг улыбнувшись, сказал он. – Девятнадцатый век.

Юлька уже набрала воздуха, чтобы достойнее отметить, но растерялась от неожиданного поворота. Потрогала пылающие щеки.

– Просто сосуды близко, – ворчливо сказала она.

– Трудно мне с тобой будет, – вздохнул Игорь.

– Трудно – не берись… В общем, я пошла! Спасибо за кормежку! – Юлька кое-как втиснула ноги в сапоги и подхватила с вешалки куртку.

Игорь вышел следом. Они молча, не глядя друг на друга, спустились в лифте и повернули к метро. Юлька мрачно нахохлилась под капюшоном.

– Да-а… – протянул Игорь. – Предки, наверное, в экстазе.

– Все равно. Я к вам больше не пойду.

– Ну что ж… Идем искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Погода что-то не балует, – Игорь поежился.

– Ты-то почему молчал? – спросила Юлька. – Я все время ждала, что ты… хоть что-нибудь…

– А мне интересно было, как ты сама выплывешь, – улыбнулся Игорь.

Юлька резко остановилась.

– Я тебе больше не кролик, чтобы на мне опыты ставить! Понял? – она побежала к метро.

– Слушай, у вас все такие ненормальные? – крикнул Игорь вслед.

У подъезда маячила знакомая фигура.

– Илья! – Юлька замедлила шаг. – Ты чего тут?

– Гуляю! – воинственно ответила та.

– Ты что… напилась, что ли? – Юлька подошла ближе.

– Ну и?.. – Ленка высокомерно вскинула голову. Она была пьяна в дым, едва держалась на ногах. Надо думать, сенатор доставил ее к училищу, потому что иначе Ленку забрали бы на первом же перекрестке.

– Хорошо погуляла? – зло спросила Юлька. – Генерала нашла?

– Не… Он женатый, блин. Во такой парень! Х-художник… Меня будет рисовать. У меня фигура – отпад, поняла?.. Культура тела, блин… А натурщицы у них – коровы!.. Хочешь, познакомлю? Их трое там, х-ху-дожников. Все честно – рубль за час…

От Ленки несло за версту, Юлька затаивала дыхание, отворачивалась. Сама она не пила совсем, даже от запаха мутило. Восемь лет назад в Руднике она нашла бутылку водки, припрятанную матерью, и выпила почти всю – наверное, чтобы матери меньше осталось. Зойка и Катя сидели напротив и внимательно смотрели, когда сестра начнет петь или плакать. Потом у Юльки стал синеть лоб, и они помчались в контору за матерью. Юлька ничего этого уже не помнила, позже узнала, что была в реанимации в райцентре. Мать ночевала на кушетке в приемной, а вернувшись домой, бросила пить, как отрезала…

Илья все болтала, раскачиваясь. На счастье, в конце аллеи появилась Середа.

– Привет! – сказала Илья. – Слушай… хочешь, познакомлю…

– Чего она? – удивилась Света.

– Нарезалась. Подержи-ка ее, – Юлька зачерпнула горсть снега и принялась растирать физиономию Ильинской. Света, смеясь, крепко держала ее сзади за руки.

– Отпу… Уй, блин… – вырывалась Илья.

– Вот так, – Юлька деловито вытерла ей лицо ее же шарфом. – Пошли.

Придерживая с двух сторон, они повели Ленку в училище. На вахте Света сразу подскочила к столу.

– Здрасьте, Ольга Иванна, ой, Ольга Иванна, а здесь не приходили ко мне? Никто не приходил? – затараторила она, закрывая подруг от вахтерши.

Юлька, подталкивая в спину, быстро провела Ильинскую к лестнице.

– А что ты, собственно, толкаешься? – уперлась вдруг та.

– Иди, иди!

– Нет, я спрашиваю, в чем дело? – надменно спросила Ленка.

Юлька размахнулась и влепила ей крепкий, звучный подзатыльник. Илья возражать не рискнула и скоренько пошла по лестнице, боязливо оглядываясь.

Но провести тем же приемом воспитательницу не удалось.

– Эй… Ильинская! Это что за явление? – она отодвинула Свету и встала. – Азарова! Ну-ка, обе сюда!

Девчонки замерли. Галина Николаевна взяла Ильинскую за подбородок, брезгливо морщась от перегара.

– Хороша-а… – так же брезгливо она ухватила пальцами Ленку за плечо и повела по коридору.

– Она больше не будет… Она нечаянно… Простите ее, Галина Николаевна… Она не хотела… Так получилось… – в один голос жалобно уговаривали Юлька и Света, поспевая за ними с двух сторон.

– А ну, марш в комнату! С вами я тоже поговорю! Заступницы… – Галина Николаевна повела дальше несчастную, протрезвевшую от ужаса Илью.

На ночь Ленку заперли в изолятор.

На следующий день после занятий Илья отправилась в учебную часть получать, что причиталось: в лучшем случае – строгий выговор, в худшем… Отчисляли и за меньшие грехи – за курение, за опоздание с каникул и вовсе без видимых причин, – чтобы освободить место блатным, это помимо ежегодных отчислений за форму и неуспеваемость. За восемь лет курс сократился наполовину.

В интернате к Юльке тотчас подкатилась малышка-первоклассница:

– Я тебя ищу-ищу! А Ольга Ивановна говорит – ищи-ищи! А он ждет-ждет!

Юлька кинулась вниз. Игоря в вестибюле не было.

– На минутку забегал, а ждал час, – сказала Ольга Ивановна. – Вот, оставил, – она протянула записку.

На листе, выдранном из тетради, сверху был крупно написан номер телефона, снизу: «Привет! Пока! Буду завтра!».

– Гордой надо быть, вот что, – сказала Нина. – И не выдумай первая звонить.

Юлька и сама знала, что надо быть гордой, но все равно очень хотелось прыгать от радости…

Интернатские, от мала до велика, торопились занимать места перед телевизором – сегодня повторяли «Знатоков». Кто-то первый не выдержал и побежал, и тотчас все кинулись наперегонки, с визгом и хохотом.

Демин с разбегу перепрыгнул через спинку и шлепнулся в кресло, раскинув руки. Юлька пристроилась рядом с ним. Вокруг штурмом брали кресла, втискивались по двое и по трое, кого-то спихнули на пол. Опоздавшие рассаживались в ногах.

Последним неторопливо подошел Астахов.

– Хаким! – он деловито оглядел сидящих. – Хаким здесь?

– Здесь я.

– Тебя к телефону. Межгород.

Хаким встал, и Астахов тут же юркнул на его место.

– Э! Ты меня обманул, да? – Хаким вцепился в рукав его халата. – Очень хитрый, да?

На экране появились титры.

– Ну, жалей себя! – решительно сказал Хаким и разлегся на коленях у Астахова.

Подбежала запыхавшаяся Ильинская.

– Ну что, Илья?

– Ничего, – Ленка удивленно развела руками. – Им не до меня там… Свет! Середа! Тебя к завучу!

В ответ раздался дружный хохот.

– Поновей чего придумай!

– Может, сразу к Григоровичу?

– Свет, завуч зовет, – сказала Ильинская.

– Зачем? – громче всех смеялась Света.

– Отчисляют тебя. Смех разом оборвался.

– Глупые шутки, Илья, – сказал Демин.

– Да не шучу я!

– Ты что?.. – Света, все еще неуверенно улыбаясь, смотрела на Ильинскую. – За что?

– Откуда я знаю!

В тишине, под напряженными взглядами ребят Середа медленно поднялась и пошла из холла. Ильинская устроилась на ее место… Света с надеждой оглянулась на нее, ожидая, что Ленка расколется, засмеется, – и все обернется злой шуткой. Та не улыбнулась, и Света вышла.

– Илья, правда? За что?

– Не знаю, – досадливо повела она плечом. – Врач там.

– Я… я буду лечиться, – Света потерянно сжалась в кресле перед завучем.

Завуч смотрела в окно, постукивая пальцем по столу. Наталья Сергеевна, подняв трубку, крутила диск телефона.

– Пойми, Света, – мягко сказал врач. – Это хронический процесс. Можно лечиться годами безо всякого результата.

– Пусть операция…

– Какая операция! Тебе новый сустав приделают? – врач поднял со стола черный рентгеновский снимок. – Видишь, вот здесь темно? Идет нагноение. И дальше будет хуже… Да пойми, если ты будешь жить нормальной жизнью – даже лечиться не нужно, обострений не будет. Будешь танцевать – через год станешь инвалидом…

– Пускай!

– Что пускай? Пускай – всю жизнь на костылях?

Света с надеждой посмотрела на Наталью Сергеевну. Та, досадливо морщась, нажала на рычаг, снова стала набирать номер.

– Не выгоняйте меня! Пожалуйста! – жалко крикнула Света. – Как я жить буду?!

– Только без истерики! – резко сказала завуч. – Будешь жить, как все живут… В общем, говорить здесь не о чем. Я звонила родителям. В пятницу за тобой приедет отец, – завуч открыла какой-то журнал.

В кабинете стало тихо, только пощелкивал диск телефона. Света пусто смотрела перед собой.

– Иди к себе, – сказала завуч.

Света не шевельнулась, даже, кажется, не услышала. Завуч переглянулась с врачом.

– Иди, Света, – мягко сказал врач, коснувшись ее руки.

Света поднялась и, не взглянув на них, вышла.

– Почему именно она?.. – не отрываясь от журнала, покачала головой завуч и то ли спросила, то ли добавила утвердительно: – «Жизель» отменяется…

– Кто сказал? – холодно вскинула брови Наталья Сергеевна.

– А кто танцевать будет? Наталья Сергеевна не ответила.

В кабинет заглянула молоденькая секретарша, молча замахала врачу. Тот выбежал. В коридоре началась тихая возня.

Завуч встала, неторопливо подошла к двери. Врач и секретарша уже подняли Свету, усадили спиной к стене, врач легонько шлепал ее по щекам, приводя в чувство.

Завуч вернулась к столу.

– Надо, чтобы присмотрели, пока отец приедет… Так, кто у нас там с ней живет?..

Света неподвижно лежала на кровати, отвернувшись к стене. Девчонки двигались по комнате осторожно, почти на цыпочках, разговаривали шепотом.

– Света… Ты ужинать пойдешь? – наклонилась над подругой Ия.

Юлька тронула ее за плечо: не надо.

– Принеси, – тихо сказала она.

– А ты?

– Не хочу.

Ия и Титова вышли. Тотчас в комнату заглянула Ильинская, громко зашептала:

– Арза, а тебя зачем вызывали? Не знаешь, кто вместо нее поедет?

Юлька стремительно вытолкнула ёе в коридор, выскочила следом, прикрыв за собой дверь:

– Совсем спятила?

– А чего? – невинно захлопала ресницами Ильинская. – Ей-то уже все равно…

– Слушай, Илья… – сквозь зубы сказала Юлька, глядя в ее изумленное кукольное личико, но только махнула рукой и ушла в комнату.

Села на кровать напротив Светланы, подперла голову кулаками.

Утром и на переменах, когда девчонки забегали переодеваться, Света так же безжизненно-неподвижно лежала лицом к стене.

Об отчислении знало уже все училище, рядом с расписанием уроков висел приказ, подписанный директрисой. Гадали, кто будет танцевать Лизу в «Тщетной». О «Жизели» и речи не было – она ставилась в училищах Союза всего несколько раз, под выдающихся выпускниц. «Жизель» ставилась под Свету…

Класс и народный прошли как обычно, девчонки на средней палке сомкнулись, заполняя пустующее место. Педагоги будто не замечали отсутствия Середы.

Перед дуэтом в зал вошла Наталья Сергеевна. Класс тотчас разобрался попарно, только Демин остался в одиночестве.

– Середа отчислена по болезни, – спокойно объявила Наталья Сергеевна.

Было так тихо, что отчетливо слышалась дробь каблуков в соседнем зале.

– Жизель с Деминым работает Азарова. В тишине под взглядами ребят Юлька перешла от Астахова к Демину.

– Перестановки в первом составе: Нефедова…

Нефедова, та самая «кобыла кривоногая» по весьма точному определению Нины, встала рядом с Астаховым. Тот безразлично глянул на нее сверху вниз. Родители Нефедовой танцевали в Большом, и никто не сомневался, что она рано или поздно окажется там же. Сама Нефедова была нормальной, не такой противной, как другие блатные, только абсолютно неспособной к балету. Но по мере того, как курс сокращался после каждых экзаменов, она как-то незаметно очутилась в первом составе, и теперь даже обошла Ийку.

– Вместо Нефедовой из второго…

Нина Титова внимательно смотрела в пол, влажный, только что политый…

–…Ильинская.

Ленка восторженно пискнула, даже подпрыгнула столбиком. Нина не шевельнулась, только бессильно опустились плечи.

Наталья Сергеевна вышла. Педагог по Дуэту, лысоватый, мощный, упер руки в пояс…

– Так. Начали…

Поклон педагогу, поклон концертмейстеру…

«Здравствуй, Зойка-Зайчонок! Второй листок отдашь маме, а это – только для тебя. Больше мне и пожаловаться некому. Плохо мне, Зайчонок! Устаю, как собака. Никогда так не уставала. Раньше ждала каждого урока – теперь не дождусь, когда кончится. За ночь не успеваю отдохнуть, утром ноги, как ватные…

Отчислили Свету Середу, самого близкого мне здесь человека. Какое-то дурацкое воспаление сустава. Это как под машину попасть – и глупо, и с каждым может случиться. Но почему именно с ней – самой лучшей, самой единственной… Теперь я танцую Жизель. Сколько мечтала об этом, но не так, не вместо нее. Стыдно девчонкам в глаза смотреть…»

– Сто-оп!

Все остановились, мальчишки вытирали о лосины мокрые от пота партнерши ладони.

– Астахов, я же велел всем штангой заниматься!

Астахов, действительно, не тянул: Нефедова разъелась до безобразия, весила пятьдесят три кило, и после легкой Юльки работать с ней было непросто.

– Я занимаюсь, – сказал он.

– Что у тебя с руками? – сердито спросила Юлька, оборачиваясь к Демину. – Нормально держи!

– Я нормально держу…

– Я вижу, как ты занимаешься! Это что такое? – педагог тряхнул Астахова за руку так, что тот едва устоял на ногах. – Это мужская рука? Это тряпка половая!

– Я же чувствую – не так! – раздраженно сказала Юлька.

– Штанга каждый день! Понял?

– Понял, – буркнул Астахов.

– Студент твой тебя как надо держит? – усмехнулся Демин.

Юлька вспыхнула, мгновенно развернулась и съездила ему по физиономии. Вокруг остолбенели, кто-то присвистнул.

– Азарова, это еще что?!

– Ах, негодяй! Вот тебе! Вот тебе, – Демин дурашливо шлепнул себя по рукам, по губам, по шее.

– Ничего. Все в порядке, – спокойно ответила Юлька.

– Еще раз увижу – пулей вылетишь отсюда! Прима!.. Продолжаем. Внимание! Ильинская, на меня внимание, а не на Демина!..

«…А самое главное, Зайчонок, – я, кажется, влюбилась! Никогда не думала, что это может со мной случиться. И вот – встретила необыкновенного человека. Ты спросишь, почему он необыкновенный? Сама не знаю. Просто не такой, как наши… Хочется быть гордой – не получается. Легко быть гордой, когда у тебя никого нет. Вчера поссорились, а сегодня часы до дыр просмотрела, одного боюсь – вдруг не придет?..»