Текст книги "Не мир принес"

Автор книги: Юрий Манов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

Часть первая
ЗИМА – БОЛЬШОЙ ИСХОД

Глава 1

– Эй, ну вы скоро там соберетесь-то? Давайте живее, спать охота, сил нет.

– Ладно, подождешь, мы не столько ждали.

– Поговори еще… Список готов? Ого! Двадцать семь человек, а не жирно ли?

– Еще чего, жирно… Вообще тридцать было, но братья Смирновы сами хотят, чтобы их на суде оправдали, а Абанян…

– Что Абанян?

– Да Абанян, ты же его знаешь, широкая душа. Я, говорит, эта женщина нэ убивал, я эе любил, но в баня, мамат кунем, нэ сдэржалса, нэмножко полубил эе, – передразнили армянина из окошка «кормушки»…

– Изнасиловал, что ли?

– Ну, что-то типа того. Он думал, она для виду упирается, а она, видишь как, полуголой из бани выскочила и в первую попавшуюся машину сиганула. Перепила, наверное. Ну согласись, пойдет баба с мужиком в баню, если без «чего говоришь»? Ну вот, он теперь себя и винит. Осталась бы она в бане – до сих пор бы жила, а так… Пусть, говорит, меня судят за изнасилование…

– Эх, Абанян, Абанян, – участливо покачал головой дубак в погонах старшего прапорщика. – Жаль, хороший мужик, хоть и чурка. Ладно, давайте на выход.

Ворота СИЗО со скрипом распахнулись, почти три десятка подследственных и уже осужденных вышли на морозную улицу. Тут же раздался рев, это какая-то женщина не выдержала и кинулась на шею одному из вышедших – коренастому мужичку в телогрейке.

– Сережа, Сереженька, – запричитала она, покрывая поцелуями его лицо и голову.

– Да ладно тебе, – смущенно улыбался мужичок. – Я ж тебе говорил, что невиновен, что все обойдется, а ты все в слезы. Все, пошли домой, а то дочка замерзнет…

Остальные встречающие, как по команде, бросились к своим родным, близким, друзьям. Раздался плач и смех.

– Эй, уважаемые! – громко крикнул здоровенный парень с характерными для борцов-вольников сломанными ушами, усаживаясь в длинный серебристый «мерс». – Если кого не встретили, кому переночевать негде или с работой проблемы, давай ко мне в «тачку», или вон в ту «Газель». И вообще, уважаемые, а давайте ко мне на дачу, отпразднуем восторжествовавшую справедливость! Вместе сидели, вместе погуляем, а? Да не ссыте, я ж в полной завязке, я теперь предприниматель.

Его телохранители, такие же здоровые и бритые, активно закивали бритыми головами, мол, все, завязано с криминалом, теперь только честный бизнес. Несколько человек с вещмешками робко подошли к «Газели», в основном же обретшие свободу в обнимку с семьями и друзьями направились к ближайшей остановке, стараясь успеть на последний автобус.

– Скока там по списку? – спросил дежурный майор, еще раз сверяясь по журналу.

– Двадцать семь, – повторил дубак. – Да, влетит нам завтра, эка скока народу на волю выпустили без всяких бумажек.

– Как пить дать влетит, – согласился майор. – Только еще Петр Великий говорил, что тюремное дело – зело подлое, но необходимое. И что тюрьмы да остроги для воров построены, а не для невинного люда.

– Вы еще Достоевского вспомните и про слезу невинного дитяти, – возразил начитанный прапор. – А в тюрьме порядок нужен.

– Вот мы и делаем порядок. На сколько человек наше СИЗО рассчитано? На 75 человек, а у нас вдвое больше. Отсюда и скученность, и туберкулез. Так что нечего невинным в камерах сидеть, воздух портить…

– Логично, товарищ майор. А вы, если не секрет, когда сами каяться собираетесь?

– Да вот сейчас журнал заполню и начну рапорт сочинять.

– Много грехов-то?

– Да нет, мелочевка в основном. Одному хорошему парню дал пару раз со своего мобильника позвонить, «передачки» сверх нормы разрешал. За «мертвых душ» в прошлом году довольствие получил и не оформил, выслугу себе приписал, три раза больничные липовые оформлял. Самое страшное, информаторов силовыми методами вербовал.

– Били?

– Запугивал, грозился в камеру к уркам перевести.

– Это фигня, пожурят и простят. В крайнем случае капитаном ходить будете. Мне куда хуже.

– Наркота?

– Упаси Бог! Вы, товарищ майор, вообще нас, дубаков, за ублюдков последних держите. Водка – да, была, вернее, спирт. Деньги в камеру передавал за 10 процентов, малявы на волю относил, тоже за деньги. А уж баб перетрахал, чтобы их мужьям и любимым на «крытке» помочь, – и не сосчитать. Боюсь, всех и не упомнить.

– А ты напиши общим числом, и все дела.

– Э нет, товарищ майор. Не знаю, как у вас, а мне, чтобы отпустило, во всем покаяться надо, во всем, до мелочей. Каждую молодуху оттраханную вспомнить и прощения у нее попросить. Вы знаете, я тут трех уже навестил, на коленях стоял, прощения просил, плакал. Они вроде как простили, одна даже со мной поплакала, и знаете, вроде полегчало. А то в позапрошлый раз так приперло, что еле-еле ребята успели из петли вытащить. Как вы думаете, сегодня сильно торкнет?

– Думаю, что да. Меня уже подташнивает. Знаешь что, Паша, а собери-ка ты ребят и пройдись по камерам с большим шмоном. Ну объясни, конечно, с какими целями. Заточки, лезвия, веревки, все греби, карты и прочую фигню не тронь, пусть развлекаются. А то как начнут они себя жизни лишать, замучаешься рапортами отписываться. И грех опять же на нас будет – не уберегли. Давай действуй…

Когда начальнику областного управления ИТУ полковнику Игнатьеву положили на стол, рапорт о ЧП в СИЗО №1, он сначала глазам своим не поверил. 27 человек, в том числе и уже осужденные, ожидавшие этапа, беспрепятственно покинули следственный изолятор, причем дежурная смена даже список составила, объяснив свой поступок тем, что отпущенные на волю… невиновны.

Распорядившись арестовать дежурного по СИЗО до выяснения обстоятельств и объявив 27 человек в розыск, Игнатьев заперся в своем кабинете и приказал ни с кем его не соединять. Он метался по кабинету, сбрасывал со стеллажей изготовленные зоновскими умельцами поделки: матрешки с физиономиями всех звезд эстрады (самой большой была вечно молодая Пугачиха), кораблики с развернутыми парусами, шахматные фигурки в виде Совета министров (белые) и самых известных думцев (черные), прочую дребедень, сделанную из разной доступной зэкам фигни, и с наслаждением топтал. Что, что это? Происки завистников, недругов, кто-то метит на его «теплое» местечко? Он с ненавистью глянул на кресло с высокой спинкой перед своим рабочим столом – тоже зоновская работа. Трон, настоящий трон, иначе и не скажешь, это с Централа, он сам ленточку мебельного цеха перерезал. Все убрать, убрать к чертям! Завтра же наедут комиссии, телевизионщики чертовы, все вынюхивать будут, камерами своими лезть, вспышками щелкать. Он уже представлял репортаж по первому каналу и себя на этом троне. Да, телевизионщики такого ракурса не упустят: главный вертухай области на троне. И неудивительно, что у него исчезают зэки целыми отрядами. Нет, убрать, все отсюда убрать! Обычную мебель, обычные кресла. А впрочем, поздно уже, наверняка, если скандал разразится, найдутся подчиненные, которые с удовольствием поведают свободной прессе и об этой мебели, и про баньку у старого тюремного равелина, и про «списанную» служебную «Волгу», и про остальное… Господи, кто бы знал, как жестко это начальственное кресло…

Игнатьев смачно выругался, уселся за стол, с ненавистью посмотрел на колонку фамилий напротив соответственных кнопок селектора. Вот они, помощнички, две дюжины офицеров, что на последнем юбилее глазами влюбленными его поедали, чуть ли не в разрез шинели целовали. А сейчас к кому обратиться? Кто не подведет, кто не захочет за счет свежеснятой шкуры полковника Игнатьева добыть себе очередную звездочку, стать из зама главным… Сдадут! Точно сдадут, и этот, и этот, а уж этот – в первую очередь, давно на его «трон» метит, хоть и клянется в вечной преданности при каждом удобном и неудобном случае. Некому довериться, некому… Он снова выругался и ткнул пальцем в кнопку напротив фамилии «Васинцов», командира спецназа областного УИНа.

Откровенно говоря, Игнатьев не особо любил Васинцова, точнее, совсем не любил. Больно уж независим этот капитан для работы в системе ИТУ. Эти армейские, а особо ветераны Кавказа, «брошенные» из сокращаемой армии на усиление МВД, внесли в унылую уиновскую жизнь изрядную долю махновских настроений. Поглядите-ка на них, они удерживали горные перевалы от банд наемников Халифата. Да что бы они сделали без местной милиции?! Правильно им звания прежние оставили, одно дело на перевалах сидеть да зачистки проводить, другое – зэков взбесившихся усмирять. Вот иди и заработай здесь звезды на погоны, когда чуть оступишься, тут же рапорт на тебя, а тут и вовсе из органов… Но сейчас ситуация несколько иная. Такое ЧП так просто не пройдет, тут не только звезды с погон, тут головы полететь могут.

Васинцов прибыл ровно через 20 минут, едва капитан вошел, полковник встал из-за стола и протянул руку, чего раньше никогда не делал.

– Что скажешь, Васинцов? – сказал Игнатьев и кивнул на рапорт. – Слышал уже?

Капитан – высокий стройный офицер с чуть тронутыми сединой висками – подошел к столу, глазами пробежался по рапорту.

– Не только слышал, но и…

– Что «но и», договаривай.

– Мои ребята уже проехались по адресам, они все дома.

– Кто дома, капитан?

– Все отпущенные. Семнадцать человек по месту прописки или у жен-любовниц, остальные на даче у Быкова.

– Быкова? Это который спортсмен?

– Ну да, у него. Сидят чинно на веранде после баньки распаренные, водочкой, шашлычком балуются, вроде как братаются. Еще одного бомжа нашли «дома» на вокзале, у него там в подвале под пивнушкой вроде как берлога. Спал пьяненький сном праведника.

– И?..

– Товарищ полковник, теперь вы не договариваете. Что значит «и»?

– Ты задержал их?

– А с какой стати? Вашего указания не было, я звонил, но жена ваша сказала, что вам очень плохо, и бросила трубку. Постановлений на арест у меня нет, они же уже вроде как арестованные, рапорта о побеге тоже, дежурный майор отказался писать. Да, вот еще. – Капитан извлек из-под мышки папку и положил ее на стол.

– Что это?

– Рапорты дежурившей в СИЗО смены, я пробежался краем глаза, там такого понаписано… Очень похоже на массовый бред со склонностью к массовым покаяниям. Как этот, отец Федор в «12 стульях», помните, он еще склонял птиц к лютеранству: «Птицы, покайтесь в грехах своих прилюдно!»

– Тебе только шутки шутить. Ладно, о рапортах потом, где эти двадцать семь бежавших?

Капитан улыбнулся:

– Как – где, конечно в СИЗО, пришлось для них старую казарму освободить, не по камерам же их обратно рассовывать. Но я не стал бы называть их бежавшими.

Полковник Игнатьев пропустил последнюю фразу мимо ушей, облегченно вздохнул и вытер пот с лица.

– Сопротивление оказывалось?

– Зачем сопротивление? Мы ж не дуболомы какие-то, мы ж по-хорошему. Объяснили, что смене, их выпустившей, влетит по самое не балуйся и что для законного освобождения нужны «бумажки». И вы знаете, никто даже не возмутился, все собрались оперативно и сами в автобус загрузились. Я, честно говоря, насчет этого Быкова опасался, уж больно крут мужик, да и охраны у него полторы дюжины, так он, наоборот, новый «Адидас» на себя натянул, тапочки домашние в пакетик сунул и первым в автобус полез. А мы чуть ли не БТР с собой приволокли к его даче. Соседям сказали, что учения идут…

– Что посоветуешь делать?

– Что-что, докладывать «наверх». Я тут с ребятами из Сибири связался, у них там примерно такая же фигня случилась…

– Такая же, – облегченно вздохнул Игнатьев.

– Да, неделю назад, а сегодня утром повторилась. Прямо исход какой-то…

Глава 2

То же самое слово «исход» употребил и главный тюремщик России, генерал-полковник со значимой фамилией Сизов, когда получил сотое по счету сообщение о ЧП в системе ИТУ. По всей стране от Сахалина до Бреста из тюрем и колоний беспрепятственно выходили люди. Не все, конечно, а процентов по 15—20. Тюремщики, поставленные их охранять, сами открывали железные ворота и желали им счастливого пути.

– Мы выпускаем невиновных или тех, чья вина не так тяжка, для ужаса наших тюрем, – заявляли «кумовья» всех рангов, но не могли объяснить, почему они считают этих людей невиновными. Просто чувствуют, и все.

Генерал отодвинул бумаги в сторону и подошел к большой карте страны, занимавшей чуть ли не всю стену. Карта была украшена лампочками, сотней лампочек, означавшими тюрьмы, колонии, поселения, временные изоляторы. Всю систему ГУИНа – Главного управления исполнения наказаний, его ведомства. Не ГУЛАГ, конечно, но похоже. Лампочки тревожно горели красным, сообщая о ЧП. И если сопоставить точное время ЧП, то можно было проследить закономерность. Исход шел с востока на запад вслед за солнцем. Первыми вышли на волю сахалинские зэки, последними белорусские. Не горели лампочки только в самой западной Кенигсбергской губернии. Нет, вон, замигала первая, и тут же вторая. Наверняка скоро загорятся все…

Он подошел к окну и долго-долго смотрел на падающий снег.

Он очень любил снегопад, когда мягкий пушистый снежок укрывает и городскую грязь, и голые деревья, в ужасе поднявшие обрезанные ветви к небесам, и серые крыши домов. Все красивое, белое, чистое…

– Со старым Новым годом вас, генерал Сизов, – сказал он сам себе, опустил руку в карман и вытащил никелированный браунинг. Именной, с накладкой рукоятки из слоновой кости, с золотой пластинкой и дарственной надписью на ней. Президентом лично врученный за долгую безупречную службу. Есть ли его вина в том, что в его ведомстве мучилось в неволе столько невинных людей? Нет его вины, не он сажает, он лишь исполняет наказание. Это его работа. А есть ли его вина в том, что русские тюрьмы так ужасны до сих пор? Что в тюрьмах туберкулез, вши, что на зонах процветают паханы, что по-прежнему зэки «опускают» зэков, а начальство смотрит на все это сквозь пальцы, потому и «петухи» там обычное явление. Виноват ли он в том, что люди выходят оттуда не исправленными членами общества, искупившими свою вину, а сломленными или, наоборот, озлобленными? Да, он виноват в этом! Виновен!

Когда в кабинете прогремел выстрел и адъютант здоровым плечом вынес дверь, он увидел опрокинутое навзничь тело своего генерала и большую лужу крови у его головы. А на карте Славянского Союза, или, как дипломатично стали называть страну после присоединения Казахстана – Киевской Руси, продолжающей тревожно мигать лампочками, размашисто было написано толстым красным маркером одно слово: «ИСХОД»…

Разгул криминала в России начался вовсе не с появления «черного нала» и не с демократических послаблений ослабевшей власти. Разгул начался, когда газетчики и телевизионщики стали называть обычных убийц звучным иностранным словом «киллер»…

Главный Мент скатал страницу в комок, со злостью бросил его в мусорную корзину. Вот идиоты, ничего поручить нельзя! «Дать писакам по сусалам» – вовсе не означает «спустить кобеля» на всю демократическую прессу, это лишь команда собрать «материал» на некоторых зарвавшихся журналистов, превратно понявших слова Президента: «Для прессы сегодня не должно быть запретных тем». Да, тема борьбы за правопорядок в стране не закрытая, но очень щепетильная. И подходить к ней надо осторожно. Да, кое-кто кое-где у нас порой честно жить не хочет. Про это даже песенка есть. Но это же не повод лить помои на все ведомство! Вот и ищите этого «кое-кого», вот и пишите о нем, снимайте на камеру, делайте умные рожи и давайте свои дурацкие ироничные комментарии, которые так нравятся спивающейся интеллигенции. Мы что, не отдаем вам на растерзание пойманных на взятках ментов? Каждую неделю даем, вот и рвите их на части. А если он, министр, расскажет завтра общественности, сколько и от кого получает «свободная пресса» за заказные материалы? Вот уж вой поднимется, вот уж заголовки будут: «Душители правды!», «МВД наносит ответный удар!», «Держиморды в погонах!» Правда, у него погон нет, он гражданский министр.

Главный Мент страны открыл папку и стал задумчиво перебирать фотографии с мужчиной в генеральском мундире, лежащим навзничь у большого окна кабинета. Разные ракурсы: справа, слева, вид сверху, крупным планом – голова с дырой в виске. Особо внимательно разглядел фотографию карты с надписью «Исход».

– Исход, будь он неладен, – проговорил Главный Мент, – так я и думал, исход. Бедный Сизарь, а ведь только по осени вместе на охоту ездили…

Он отхлебнул из стакана крепкого чая, ткнул в кнопку селектора.

– Слушаю вас, – немедленно отозвался секретарь.

– Владимир, вы помните, год назад ко мне на прием приходил отец Иоанн из какой-то там пустыни?

– Тот чокнутый монах? Да, конечно.

– Мы как-то помогли ему?

– Мы отправили его домой за счет ведомства.

– Я не об этом, он что-то просил для детей…

– Одну секундочку… – В селекторе явно слышался шорох переворачиваемых бумаг одновременно с щелканьем пальцев по клавиатуре. – Да, в детдом и интернат при монастыре Сергиевой Пустыни направлено сто комплектов армейского обмундирования малых размеров, валенки, армейские одеяла, четыре тонны макарон и круп, натовские сухпайки, присланные по части гуманитарной помощи еще при Ельцине. Кроме того, три контейнера конфискованных у пиратов видеокассет, компакт-дисков, ну и еще по мелочи. Четыре вагона стройматериалов развернули с южного направления, все равно ведь разворовали бы. Ну, в общем-то и все.

– Денег мы им дали?

– Нет, вы же знаете наши порядки и скряг в финуправлении. Но мы по линии МВД оплатили их объявления по всем крупным провинциальным газетам.

– Володя, вы можете прислать мне текст этого объявления?

Из селектора опять зашелестело и защелкало:

– А если минут через десять?

– Хорошо.

Главный Мент нажал кнопку отбоя и задумался. Монах, отец Иоанн. А ведь он тогда как раз и сказал это слово «исход». Да, именно так: «Господь объявит свою волю, и началом будет исход невинных из казематов». Что-то еще очень умное и важное, но Главный Мент не мог вспомнить, что именно. Еще бы, этот чокнутый монах объявился в приемной в самое неподходящее, неудачное время. Неудачнее не придумаешь. Июльский правительственный кризис, хохлы рвутся к портфелям силовых министров Содружества, этот неугомонный Лукашенко кричит: «Дайте мне МВД, и я наведу порядок в стране, как у себя в Беларуси». Вот не добавил бы он это «как в Беларуси», глядишь, и получил бы портфель. А так пусть пока Жириновского в Думе заменяет, а то скучно что-то стало у парламентариев без крепкого словца. Да, тогда кресло под Главным Ментом не просто зашаталось, на одной ножке качалось кресло над пропастью, парламентарии требовали не только его отставки, его крови они хотели, а тут этот монах. Слава Богу, он сдержался и не накричал на него, выслушал, даже дал указание секретарю помочь, чем можно, и сухо распрощался. А монах поклонился на прощание, осенил его крестным знамением и, перед тем как уйти, сказал… Что же он сказал? Ах да: «Успокойся, сын мой, тревоги твои напрасны. Забудь о суете и думай о главном, и я буду молиться за тебя». Черт побери! А ведь прав оказался монах. Не думать о суете! Когда на следующий день Главный Мент вышел на трибуну в Думе и вместо получасового покаянного доклада, который даже репетировал перед зеркалом, просто заявил, что он не держится за это кресло и готов хоть сейчас сдать дела, все испугались Лукашенки и попросили его остаться. Тогда он сказал, что не будет больше церемониться и либеральничать, а будет исполнять свой долг, определенный Конституцией. И все захлопали. Тогда он добавил, что кое-кому из сидящих в этом зале вскоре придется сменить мягкое кресло на жесткие нары, и зал разразился овациями…

Принтер зажужжал и выдал листок с небольшим текстом:

Приют Сергиевой Пустыни с радостью примет всех детей обоего полу любого происхождения до 12 лет, сирот, беспризорных, без опеки.

Если в вашем дворе живет беспризорник – позвоните нам, если вы знаете семью, где дети лишены ласки, голодают, подвергаются побоям, – позвоните нам. Если молодая мать не в силах прокормить ребенка, мы с радостью примем его, если зачавшая во грехе дева боится позора, она может родить у нас тайно и оставить ребенка с сохранением прав на него.

Образование и воспитание духовное, светское и военное. Бесплатно.

Внизу была приписка:

Братья и сестры! Подумаем о будущем России. Будущее страны в ее детях! Да хранит вас Бог!

И номера телефонов.

Главный Мент задумался и снова ткнул в кнопку селектора:

– Володя, вы можете мне подготовить все материалы по этой Сергиевой Пустыни?

– Я как раз занимаюсь этим, – раздалось из динамика, – но в нашей картотеке на них ничего нет.

– Совсем ничего?

– Абсолютно.

– Странно, это ведь беспризорники. Ну, может быть, мелкие кражи, мелкое хулиганство?

– Все чисто, сигналов не поступало.

– А телефоны, что указывались в объявлениях?

– С телефонами вообще странное дело получается. Это телефоны божьих храмов, и не только православных. Есть и евангелисты, мусульмане, католики, иудеи, секты разные.

– Странно, а монах мне показался сугубо православным. Слушай, а это не может быть связано с органами на продажу или с незаконным усыновлением? И финансирование, кто за все это платит, неужели наше народное образование?

– В компьютере данных нет, я попробую запросить красноярское управление, там у них, кажется, главная база.

– Хорошо, и подыщи мне какого-нибудь парня поголовастее, чтобы смог съездить и посмотреть все своими глазами. Ты меня понимаешь?

– Так точно.

– Вот и славненько, – не по уставу ответил Главный Мент и еще раз перечитал объявление. Как-то несуразно написано, нескладно, но что-то в этом есть.