Текст книги "Ступень 5. Бегство в Эдем (СИ)"
Автор книги: Юрий Киселев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
***
Ярко-зелёная трава, густым ковром покрывшая берег мелкой речушки, скорее даже большого ручья... Высокие деревья с раскидистыми кронами, вплотную подступившими к покатому берегу, яркие разноцветные бабочки, порхающие над пробивающимися из травы цветами... Густой, насыщенный свежестью и ароматом деревьев и цветущей травы медвяный воздух, от которого кружится голова... Где я? Что со мной? Собрав в кучу разбежавшиеся мысли, я предположил, что увиденному имеется всего три варианта объяснения. Вариант первый – я умер и нахожусь в раю. Если так, то и волноваться уже не о чем – у меня впереди вечность, поэтому рассмотрение этого варианта отложим на потом, да и не верил я в существование рая. Вариант второй – у меня поехала крыша, или, как по-научному выражаются медицинские работники, налицо глубокое психическое расстройство. Говоря простым языком, я брежу. Второй вариант не лучше первого, так как самостоятельно из бредового состояния никто ещё не выходил, не стоит даже пробовать. Лучше, как советуют врачи, расслабиться и наслаждаться видениями. Но бездействие не по мне, поэтому приму за основу вариант номер три – меня каким-то образом переместило с гибнущего звездолёта на поверхность планеты. Пощупал свои руки, потрогал траву и землю, из которой она растёт – всё настолько реально, что я, пожалуй, склонюсь к третьему варианту.
Медленно встал, осмотрелся. Сначала провёл ревизию себя, любимого. Я оказался предположительно жив и с виду здоров. Из одежды на мне был мой комбинезон – тот, в котором я за мгновение до гибели звездолёта находился на капитанском мостике. Из обуви – форменные ботинки с высоким голенищем и мягкой подошвой, мягкие и невесомые. В таких удобно перемещаться по ровным коридорам звездолёта, но не слишком комфортно ходить по лесу. Впрочем, лучше, чем ничего – я ведь сначала, как только услышал тревожное сообщение, хотел бежать на мостик вообще в нижнем белье. Из вещей... Вот из вещей у меня имелось лишь то, что находилось во внутренних карманах моего комбинезона, а именно идентификатор личности, представляющий собой небольшую, размером примерно с ладонь, пластиковую карточку с моими биометрическими данными, случайно завалявшаяся лазерная указка длиной в мизинец и свёрнутая пополам голография Линнеи, с которой я никогда не расставался. Печально – местность вокруг, по результатам предварительного осмотра, выглядела явно необитаемой. Необитаемой ли?
Пока я осматривался и решал, где я и что со мной, подспудно ощущал некоторый дискомфорт, но никак не мог понять, откуда. Прислушавшись к себе, неожиданно понял, что неудобство мне доставляет подаренный Линнеей амулет – он, спрятавшись на груди под комбинезоном, неприятно холодил кожу, как будто долгое время пролежал в снегу. Причём от контакта с обнажённой кожей так до сих пор и не нагрелся, что удивительно. Запустив руку за пазуху и вытащив серебристый диск, я ещё раз подивился его низкой температуре и сжал в ладони, решив согреть. Но время шло, а медальон оставался холодным, как будто что-то вытягивало из него энергию. Точно, энергия! Скорее всего, диск из неизвестного металла являлся малогабаритным конденсатором энергии, которая была потрачена на моё перемещение из звездолёта на эту планету. Накопители таких маленьких размеров мне были неизвестны, но мало ли какие тайны скрывают закрытые имперские архивы. Да и легенды о малогабаритных индивидуальных порталах ходят по империи – ими якобы обладают люди клана Рэй, что даёт им возможность самостоятельно, без помощи имперской транспортной портальной сети, перемещаться между звёздами и даже между галактиками. Возможно, в мои руки попал именно такой индивидуальный портал, замаскированный под украшение.
Я ещё раз, уже с признательностью взглянул на серебристый диск – амулет так и не нагрелся, на его поверхности даже проступили мелкие капельки сконденсировавшейся из воздуха росы, поэтому я не стал засовывать медальон обратно к себе за пазуху, ограничившись тем, что оставил его висеть на моей груди поверх комбинезона. Что ж, спасибо тебе, родной, за спасение моей жизни и отдельное спасибо твоей бывшей хозяйке. Итак, примем как должное – в момент взрыва звездолёта я не умер, оказавшись перенесённым выглядевшим как медальон устройством с неизвестным мне принципом действия на пригодную для жизни планету. Тогда можно предположить, что мир, в который я попал, обитаем – иначе теряется смысл моего спасения. Девственно нетронутая природа вокруг меня не показатель – во многих мирах можно найти такие же дикие места, куда практически не ступает нога человека. На Окане такие места даже охраняются государством и имеют статус заповедников. Вероятно, я попал в такой же заповедник.
Определять координаты мира, в который я попал, я даже не пытался, несмотря на свой огромный опыт в астронавигации – без специального оборудования сделать подобные вычисления практически невозможно, и я, как дипломированный специалист, слишком хорошо это знаю. Некоторые дилетанты от астронавигации наивно полагают, что капитан звездолёта обязан всего лишь по внешнему виду звёздного неба над своей головой безошибочно определить, в какое место вселенной или как минимум собственной галактики его угораздило попасть. Спешу разочаровать таких законченных оптимистов – сия процедура принципиально недоступна человеческому интеллекту, сколь бы опытным и бывалым он ни был. Даже хорошо известный рисунок звёздного неба кардинально меняется при перемещении всего на несколько лучей от исходной точки космического пространства, а на то, чтобы запомнить картинки, видимые с поверхности сотен миллиардов крупных космических тел размером с планету и более... Причём не просто запомнить – их ведь нужно воспроизвести в аксонометрии, чтобы определить пространственные реперные точки. Для подобной работы необходим как минимум промышленный искин класса не ниже седьмого, специально ориентированный под астронавигацию, другие мозги столь сложной задачи просто не потянут. Впрочем, как я уже говорил, подобной задачи перед собой я и не ставил – мне бы только добраться до обитаемых мест, а там уже аборигены подскажут, где же я нахожусь, и помогут добраться до портальной сети. Надеюсь, что помогут...
Приняв решение выбираться в обитаемые места, я оглядел небольшую полянку, на которой находился, бросил короткий взгляд на затянутое густыми облаками небо, дабы оценить возможность ориентации по солнцу, и, потерпев неудачу, решил пойти вдоль ручья. Разумеется, по течению – ручей со временем рано или поздно впадёт в реку, а люди обычно селятся вдоль рек.
Первые шаги в новом мире дали мне обильную пищу для размышлений. Настоящего дикого леса я, признаться, никогда в жизни не видел. Те лесопарковые зоны, в которых размещались наши города и посёлки, лесом можно было назвать лишь с очень большой натяжкой – лишённые кустарника, подлеска и сухостоя, тщательно спланированные, облагороженные и регулярно очищаемые, они просматривались вдоль и поперёк на сотни шагов. Здесь же была первозданная чаща, густая и труднопроходимая, прямой путь по которой далеко не всегда являлся самым быстрым – иногда значительно быстрее оказывалось обойти неожиданно возникшее передо мной препятствие, чем рискнуть штурмовать его прямо в лоб. Эту простую истину я осознал, когда уже несколько освоился в новом для меня умении ходьбы по лесистой местности и, увидев на своём пути заросли неизвестного кустарника, не нашёл ничего лучшего, как пройти их насквозь вместо того, чтобы, как умный человек, обойти. На тот момент решение казалось мне оптимальным – заросли тянулись в обе стороны на сколько хватало взора. Правда, хватало его ненамного – шагов на пятьдесят, не более, слишком уж массивными оказались растущие в этом лесу деревья. Широкие у основания стволы просто закрывали собой обзор...
Нахрапом взять препятствие не удалось – предпринятый мною штурм кустарника позорно провалился. Усталый и расцарапанный, я с большим трудом выполз обратно и, немного отдохнув, пошёл в обход. Подобные заросли попадались на моём пути ещё несколько раз, но, наученный горьким опытом, я сразу же сворачивал в сторону и обходил кустарник по дуге. В последних встретившихся мне зарослях я даже услышал, как в самой гуще кто-то, ломая ветки, ворочается и громко урчит – вероятно, местный обитатель, обнаруживший что-то съестное. Присмотревшись, заметил, что ветки кустарника покрыты какими-то невзрачными зелёными плодами размером с небольшое яблоко. Сорвав один плод – тот, который показался мне наиболее спелым, я осторожно разгрыз его. По вкусу плод оказался чем-то похожим на лесной орех без кожуры. Зная, что лесные орехи богаты растительным белком и другими полезными веществами, я немного задержался, обирая близлежащие ветки, и продолжил путь лишь тогда, когда почувствовал приятную сытость. К тому же раздающийся в самом центре зарослей хруст и треск начал постепенно смещаться ко мне – зверю надоело объедать кусты. Встреча с местной живностью не входила в мои планы, поэтому я прибавил скорости и быстро покинул территорию лесной столовой.
Уже ближе к вечеру я опять вернулся к ручью и, вдоволь напившись чистейшей прохладной воды, заночевал прямо на берегу, предусмотрительно отойдя на пару шагов в сторону и соорудив импровизированную постель из небольшого стожка нарванной тут же травы.
Сон на голой земле – не самый лучший способ отдыха, даже с учётом того, что между землёй и мною лежала тонкая прослойка свежесорванной травы. Ночью я несколько раз просыпался, чтобы перевернуться на другой бок и дать отдых тем частям тела, которые успел отлежать. Возможно, поэтому я проснулся рано утром, стоило только рассвести, хмурый и небритый, и, ополоснувши лицо и руки водой из ручья, напился и продолжил движение. Солнце так и не появилось, поэтому единственным ориентиром для меня остался ручей, текущий неизвестно куда.
До обеда погода так и не изменилось – небо по-прежнему было затянуто низкими тучами. Спасибо, хоть дождь не пошёл, а то было бы совсем тоскливо. За время пути я наткнулся ещё на несколько зарослей уже известного мне орехового кустарника и опять поел местных орехов. Судя по тому, что я до сих пор жив, орехи являются условно съедобными. Почему условно? А потому, что ближе к обеду мне показалось, что меня мутит и немного подташнивает, что косвенно может свидетельствовать об отравлении, а ел я только орехи. Вскоре к тошноте добавилась навалившаяся на меня усталость, так что ближе к обеду я был уверен – с моим организмом что-то не так. Положив руку на лоб, я понял – отравление ни при чём, я, похоже, заболел. Лоб горит, глаза слезятся – температура явно повышенная, что вполне объясняло и лёгкую тошноту, и подкатывающую слабость. Попытавшись приложить ко лбу свой амулет, я вместо ожидаемого холода ощутил лишь обычную прохладу металла, уже через несколько мгновений сменившуюся теплом – металл нагрелся, эффект откачки энергии исчез. Медальон вновь стал простым украшением, а не аналогом мини-холодильника. Что ж, вероятно неестественный холод артефакта действительно оказался связан с моим перемещением на эту планету. Одна загадка разрешилась...
Осталось решить, что делать с моей болезнью. По-видимому, я простудился, ночуя на холодной сырой земле. Простуду в империи легко лечили специально для этого разработанными препаратами, но мне это не грозило – ни аптечки под боком, ни медучреждения поблизости я не наблюдал. Как-то слышал, что простывшему человеку необходимо согреться, для чего можно использовать обычный огонь. Чтобы развести огонь, необходимы дрова. Дров вокруг полно, осталось только суметь их поджечь. Читал, что одним из способов добывания древними людьми огня является трение. Что ж, если я не хочу заболеть ещё сильнее, нужно собирать дрова и разжигать костёр. Приняв решение, я развернулся и потопал в лес за дровами.
Сказать легко, сделать оказалось значительно сложнее. Никогда не думал, что лес и дрова – суть абсолютно разные понятия. Наличие леса вовсе не означает наличия дров, при условии, что у тебя отсутствуют орудия труда, превращающие одно в другое. Да, деревьев в лесу вокруг меня было много – целый лес, но вы когда-нибудь пробовали голыми руками порубить на дрова дерево, которое даже обхватить не можете? Нижние ветви у этого дерева растут на высоте примерно в три моих роста, и это самое маленькое дерево, которое я нашёл. Причём бурелома и пригодного для дров сухостоя в лесу, оказывается, нет! Деревья, которые отмирают, так и продолжают стоять, пока их древесину не сожрут многочисленные насекомые, и только после этого падают на землю. Пару таких деревьев я даже нашёл – боковые ветки у них давно уже сгнили, превратившись в труху, а сделать дрова из стволов можно было исключительно с помощью специализированной лесозаготовительной техники – настолько массивными они оказались. Отчаявшись, я попытался наломать дров из кустарника, но его побеги оказались настолько гибкими, что не столько ломались, сколько гнулись, после чего расщеплялись на волокна, которые невозможно было порвать голыми руками. Пока я мучился с заготовкой дров, начало темнеть. До получения огня дело даже не дошло – так и не заготовив дров, я в потёмках добрался до своего ручья и, напившись, завалился спать.
Утро показало, что болезнь прогрессирует – температура подскочила, меня бил озноб, на лбу выступила испарина, а по всему телу разлилась предательская слабость. Правда, почувствовал я её тогда, когда поднялся на ноги. Идти в таком состоянии нельзя... Но надо. Лёжа на земле, я никогда не выйду к людям, а ведь неизвестно, какое в этой местности сейчас время года. Судя по растительности – лето, но может быть как поздняя весна, так и ранняя осень. Точнее можно сказать, если на протяжении достаточно длительного отрезка времени наблюдать за восходами и заходами солнца. Если продолжительность дня растёт – весна или начало лета, если убывает – осень. Хотя, если судить по созревшим плодам на кустах, то скорее всего осень, но и тут бывают исключения – некоторые деревья и кустарники плодоносят почти круглый год. Боюсь только, что это не мой случай, и ориентироваться мне нужно на осень, в крайнем случае – на конец лета. А подобное предположение говорит о том, что задерживаться мне нельзя – прокормиться в осеннем лесу, как я уже ощутил на собственной шкуре, несложно, но ведь за осенью обычно приходит зима. Неизвестно, насколько холодные здесь зимы, но даже одну ночёвку в снегу я не выдержу – замёрзну. И нужно мне сейчас, невзирая на болезнь, идти дальше. Что я и проделал...
Шёл я вниз по течению ручья дней шесть или семь – точнее сказать не могу, потому что нескольких дней я просто не помню. Остались лишь смутные воспоминания – я брёл, падал, поднимался и снова брёл, изредка возвращаясь к ручью для того, чтобы напиться. Иногда наталкивался на заросли местного орешника и ел его плоды, даже не ощущая вкуса. Кажется, даже столкнулся с одним из лесных обитателей, делавшим то же самое, что и я – то есть объедавшим орешник. Зверь выглядел как помесь свиньи с оленем, но толком я его внешность так и не разобрал – сквозь мутную пелену в моём сознании я увидел, что мои орехи кто-то без моего разрешения нагло жрёт, и издал по этому поводу возмущённый то ли хрип, то ли рёв. Зверь обиделся и быстро покинул место своей трапезы, хотя мне приятнее было бы сознавать, что он меня испугался.
Или орехи оказались целебными, или организм наконец-то переборол неведомую заразу, но по прошествии примерно семи дней я почувствовал себя относительно здоровым. Слабость никуда не ушла, но мысли текли в голове предельно ясно, да и температура, похоже, пришла в норму. Ещё одной хорошей новостью стала наконец-то установившаяся ясная солнечная погода. Резко потеплело, и по ночам я уже не мёрз, а днём даже становилось жарковато и появлялись мысли снять мой лётный комбинезон и путешествовать налегке, в одном нижнем белье. Останавливала от подобного шага лишь мысль о том, что я в любой момент могу выйти к человеческому жилью, а выходить к людям в одних плавках представлялось мне неприличным. Умом я, конечно же, понимал, что в любом случае успею быстро одеться, но побороть внутреннее предубеждение так и не смог, продолжая идти одетым.
Одежда меня и спасла, когда из лесной чащи на меня бросился... Даже не знаю, как сказать – существо, выскочившее на меня, казалось помесью оленя с дикобразом. Длинные стройные ноги, ветвистые рога и покрытое топорщащимися иголками тело, вылетевшее из растущих впереди кустов. Зверь, даже не обратив на меня внимания, снёс мою тушку с дороги, оттолкнув своей колючей грудью, как надоедливую помеху, и помчался дальше. Вернее, попытался помчаться – я же не зря столько времени потратил на изучение боевых искусств, и реакция на нападение у меня ушла на уровень рефлексов. Сбитый с ног, я успел выбросить руку вперёд и попасть костяшками кулака зверю в область уха. Окрестности прорезал полный боли визг оленедикобраза – похоже, я случайно попал в одно из уязвимых мест животного. Перевернувшись через голову и отлетев на несколько шагов, я быстро поднялся, чтобы не быть затоптанным зверем, и под непрекращающийся визг огляделся по сторонам. Животное каталось по земле в нескольких шагах от меня, и я не нашёл ничего лучше, как подскочить к нему и нанести ещё один удар под ухо, теперь уже пяткой ноги. Зверь хрюкнул и затих – последний удар оказался для него смертельным. Подождав, пока адреналиновый угар схлынет, и организм немного успокоится от встряски, я осмотрел сначала себя, а потом и убитое мною животное. О себе можно сказать коротко – если бы не комбинезон, то сейчас рядом со зверем лежал бы и я. Иголки на шкуре животного оказались настолько острыми, что превратили прочный материал моей одежды если не в лохмотья, то во что-то сильно на них смахивающее. Досталось и моему телу, но вместо глубоких резаных ран на нём виднелись лишь многочисленные ссадины да неглубокие порезы, из которых потихоньку сочилась кровь, набухая на груди мелкими красными каплями. Без комбинезона острые, как бритвы иглы располосовали бы мою грудь до кости, и я истёк бы кровью. Причём края порезов, на что я в горячке схватки не обратил внимания, онемели и жутко чесались – похоже, с иголок зверя в кровь попала какая-то гадость. Впрочем, жжение быстро прекратилось, кровь свернулась, а ссадины и порезы начали быстро, буквально на глазах, подживать. Убедившись, что смерть от кровопотери мне не грозит и мои ранения скоро затянутся сами собой, если их, разумеется, не тревожить какое-то время, я бросил ощупывать себя и занялся тщательным осмотром убитого мною зверя.
Осмотр выявил много интересного и дал разгадку того, почему зверь бросился на меня – он оказался раненым неизвестным охотником. Глубоко в боку лежащей на земле звериной туши засел обломок стрелы, пущенной, надо полагать, сильной и умелой рукой – наконечник стрелы с лёгкостью пробил прочную, покрытую иглами шкуру и глубоко вошёл в тело. Древко стрелы сломалось примерно посередине – видимо, тогда, когда зверь катался по траве, пытаясь притушить боль от моего удара. Обломок древка, перемазанный кровью, оказался очень скользким, и я с большим трудом, расширив рану пальцами, вытащил из убитого животного наконечник стрелы. Положив широкую листовидную полосу окровавленного металла на свою ладонь, я внимательно исследовал оружие неизвестного охотника. Что можно сказать... Размерами наконечник превышал длину моей собственной ладони, и для его изготовления явно использовалось не простое железо, а хорошая сталь. Даже будучи вытащенным из туши, наконечник сохранил идеальную остроту своих граней – я специально попробовал разрезать им шкуру убитого животного, и у меня даже получилось! Первый жирный плюс местной промышленности. Выстрел оказался очень точным – насколько я представляю анатомию животных, рана, нанесённая стрелой, была смертельной и зверь, если бы не встретил меня, через некоторое, весьма непродолжительное время, упал бы замертво. Второй жирный плюс меткому стрелку. Теперь о технологиях – зверя явно ранили выстрелом из лука. Кстати, скорее всего, именно поэтому он и бросился на меня – попытался отомстить своему обидчику, в которые по умолчанию записал всех людей. Луки – оружие цивилизации, стоящей достаточно низко на лестнице научно-технической эволюции. Даже арбалеты более прогрессивны, но арбалетные болты значительно короче, а наконечники у них имеют совершенно другую форму. Более того – как только люди освоили огнестрельное оружие, и луки, и арбалеты канули в прошлое. Сейчас на зверей и подавно охотятся с помощью пневматических винтовок с усыпляющими ампулами. И это жирный минус, опять поднимающий самый главный вопрос – куда же я попал. Впрочем, через мгновение я обрёл шанс его разрешить – из-за зарослей кустарника, откуда на меня бросился убитый мною зверь, появился хозяин лежащей на моей ладони сломанной стрелы...
***
Ну, что можно сказать по поводу стрелка... Во-первых, это оказался не абориген, а аборигенка. Молодая симпатичная девица, одетая по-мужски, сжимала в своих прелестных ручках натянутый лук, а стрела была направлена прямо на меня. Казалось, ещё мгновение – и я разделю участь убитого мною зверя. Но нацеленное на меня оружие не помешало мне разглядеть девушку подробнее.
Ростом незнакомка оказалась почти с меня, а ведь я в своём клане считался далеко не самым маленьким. Если же сравнивать с клановыми женщинами, то девушка оказалась бы как минимум на полголовы выше самой высокой из них. В то же время воительница выглядела необычайно пропорционально и женственно сложенной – как будто над её телом поработал профессиональный пластический хирург, вылепивший теоретически достижимый идеал. То есть ни прибавить, ни отнять в фигуре девушки было нечего – пропорции её тела оказались безупречны, равно как и черты её лица. Длинные мускулистые ноги, красоты которых не могли спрятать обтягивающие штаны из тонко выделанной кожи, заправленные в невысокие кожаные сапожки с ремешками, изящная приталенная курточка, нежно обхватившая ровные тяжёлые полушария грудей, широкий пояс, перехвативший тонкую талию, огромная, связанная на затылке в тугой узел и обнажившая изящную тонкую шею грива длинных льняных волос... Фигуру девушки не портила даже болотно-зелёная раскраска её одежды, неплохо маскирующая охотницу на фоне леса. Да, чуть не забыл – плечи девушки охватывали широкие лямки висевшего за её спиной рюкзака, а над правым плечом виднелись оперённые наконечники стрел, уложенных в невидимый мне тул. Композицию воительницы завершал небольшой лук такого же серо-зелёного цвета, как и комбинезон – по-видимому, для маскировки неизвестный мастер обтянул его крашеной в защитный цвет кожей.
Медленно повернувшись к девушке лицом, я так же медленно развёл в стороны руки раскрытыми ладонями вперёд, показывая, что я не вооружён. Обломок стрелы при этом соскользнул с моей ладони на землю, но девушка не обратила на него внимания, что-то резко и зло мне крикнув. Да, дружелюбием в её словах даже не пахло...
– Я не понимаю... – медленно и чётко ответил я.
Девушка опять разродилась целой фразой на своём языке, но уже значительно менее грозно. Лук, правда, при этом не опустила, продолжая держать меня на прицеле.
– Я не понимаю ни одного произнесённого вами слова. Этот язык мне незнаком, – так же медленно и отчётливо, как и в прошлый раз, проговаривая каждое слово, ответил я.
– Ты кто? Как оказаться здесь есть ты? – жутко коверкая слова, с диким акцентом переспросила девушка на уже понятном мне имперском. Я облегчённо вздохнул и плавно опустил руки – во-первых, постоянно держать их поднятыми не слишком легко, а во-вторых, услышав пусть и сильно искажённую, но нормальную имперскую речь, я действительно успокоился. Ведь знание языка подразумевает наличие связи с местом, где этот язык в ходу, следовательно, я в империи или на планете, которую посещали имперцы. Наличие разумной жизни тоже подтверждено – доказательство сейчас целится в меня из своего примитивного оружия.
– Меня зовут Кейтон. Кейт. Я из клана Тарома. Это империя?
– Что империя есть, Кейтон? – переспросила девушка.
– Это – Окания? Оканийская империя? – переспросил я, показав пальцем в землю.
– Нет, не есть Окания. Эдем, – ответила незнакомка.
– Эдем – название планеты? – попытался уточнить я.
– Эдем – мир, – пояснила девушка.
– Понятно... Планету вы называете миром.
– Нет, Кейтон, – возразила девушка, опустив лук и поведя ладонью раскрытой руки вокруг себя, – Эдем называется вселенная.
– Ты не путаешь? – недоверчиво уточнил я. Возможно, из-за языковой проблемы и жуткого произношения лучницы мы друг друга не поняли.
– Планета, звезда, галактика, вселенная – Эдем, – подтвердила девушка.
– Ты хочешь сказать, что я попал в другую вселенную? – не заметить в моём вопросе сомнения не смог бы только глухой.
– Я не знаю, откуда есть ты, чужак, – добавила девушка, – но ты меня понял. Этот мир называется Эдем.
С каждым сказанным незнакомкой словом я начинал привыкать к её манере речи и ломаным фразам, тем более что альтернативы у меня не было – второй язык, на котором девушка заговорила со мной вначале, был мне незнаком. Кстати, если аборигенка знает мой язык, то её утверждение о том, что я нахожусь в другом мире, выглядит по крайней мере натянутым – иначе где бы она тогда выучила имперский? Подобная мысль требовала своего подтверждения, о чём я сразу же и спросил:
– А почему тогда ты знаешь мой язык?
– Это мёртвый язык. На нём говорили наши предки. Недолго. Пока не вернули себе истинный.
– Истинный – это тот язык, на котором ты заговорила со мной в самом начале?
– Ты догадлив, чужеземец.
– Кстати, раз ты сама поняла, что я чужеземец – я был бы весьма признателен за помощь в возвращении домой. Здесь я оказался случайно.
– И где твой дом, чужеземец? – равнодушно спросила девушка.
– Мой дом там, где все люди говорят на языке, который ты называешь мёртвым. Я зову свой дом Оканийской империей.
– В этом мире нет места с таким названием, Кейтон. Мои же далёкие предки, принесшие с собой забытый ныне язык, пришли в Эдем из другой мир. Другая вселенная. Другой куст, веер... Я тяжело подбирать эти понятия на другой язык.
– Но как-то ведь я сюда попал... – скорее для себя, чем для своей собеседницы пробормотал я.
– Мне тоже интересно, как ты сюда попал, – безразличные интонации в голосе девушки резко контрастировали со смыслом её слов.
– Подозреваю, что сюда я попал порталом, – высказал я самое разумное на мой взгляд предположение.
– Кейтон является сильным магом? – усомнилась девушка.
– Магии не существует, – усмехнулся я, – а попасть сюда мне, по-видимому, помог вот этот амулет.
И я достал из-за пазухи подаренный Линнеей медальон.
– Разреши взглянуть? – на лице незнакомки впервые за всё время нашей беседы промелькнула заинтересованность.
– Пожалуйста, смотри, – ответил я и, сняв цепочку с шеи, протянул амулет девушке.
Но приблизившаяся ко мне незнакомка, лишь увидев на медальоне оскаленную морду рурха, в страхе отшатнулась:
– Откуда у тебя ЭТО? Ты жрец смерти?
Реакция девушки меня обескуражила, поэтому я, замотав головой, пробормотал:
– Никакой я не жрец! А этот медальон мне подарила моя любимая девушка. На память о совместно проведённой ночи, так сказать...
– Ты отмеченный смертью! – уверенно подтвердила девушка. Значит, ты её жрец.
И вдруг глаза незнакомки испуганно округлились:
– Ты хочешь взять мою жизнь?
И впервые на её лице появился страх... Девушка на несколько мгновений замерла в неподвижности, после чего медленно опустилась на колени, положила лук на землю и склонила голову, обнажив тонкую изящную шею. Увязанные на затылке в узел белокурые волосы незнакомки сбились, обнажив большие заострённые сверху листовидные уши с маленькими пушистыми кисточками на концах. Мутантка! Всё, приплыли...
***
Вторые сутки я иду по лесу вместе с аборигенкой, назвавшейся Ирумой. После того, как недоразумение разрешилось и мне удалось убедить девушку, что я не жрец неведомой богини смерти, пришедший за её душой, она успокоилась и стала вполне адекватной, засыпав меня информацией о мире, в который я попал. Мир называется Эдем, и находится в галактике, которая явно не входит в состав Оканийской империи. Ирума утверждает, что такой империи в этом мире вообще не существует, но тут я подвергаю её слова сомнению – откуда-то ведь она знает наш язык. Легче всего предположить, что я попал в отколовшуюся от империи колонию переселенцев, что не есть хорошо, но всяко лучше, чем то, в чём меня пытается убедить моя провожатая. Далее – правит миром якобы богиня Мара, которую никто не видит, но все знают, что она есть. Ну, кто бы сомневался! Боги – они такие... На алтарях её изображают в облике рурха. Кстати, вот и ещё одна связь с империей – сомневаюсь, чтобы рурхи жили ещё где-то кроме нас, ведь звери не умеют пользоваться порталами. Мара – единственная богиня в пантеоне, и, следовательно, я столкнулся с культом единобожия. Правда, с каким-то странным культом – теория зарождения религии, которую я как-то от нечего делать изучал, гласит, что люди чаще всего обожествляют небесные светила и землю, на которой живут. Объясняется это тем, что на начальном уровне развития цивилизации люди не имеют возможности научно обосновать возникновение мира, в котором живут, и присваивают авторство его рождения божественной сущности. Здесь же люди обожествили смерть, наделив её аватарой и считая её одновременно ответственной и за жизнь. Некоторая логика в таком подходе есть – без жизни не было бы и смерти. Но всё равно как-то слишком сильно натянуто... Ну да создатель с ними – пусть веруют во что хотят, лишь бы меня в свою веру не агитировали. Помирать в ближайшее время я как-то не намерен, тем более после своего чудесного спасения. Но что-то я отвлёкся – Ирума закончила с восхвалением своей богини и перешла к её жрецам. Итак, ниже Мары стоят жрецы – их власть практически безгранична, их слово считается законом. Они имеют право карать и миловать и никому, за исключением своего божества, за свои действия не отчитываются. То есть убить могут любого, где хотят и когда хотят. Вместе с тем сами жрецы – личности неприкосновенные и не подчиняются никому, кроме богини. Якобы сама богиня смерти следит за тем, чтобы её жрецов не обижали – за убийство жреца обязательно последует жестокая кара. То-то же девчонка так испугалась, когда приняла меня за служителя своего культа. Подумала, наверное, что я убью её за направленную в мою сторону стрелу...
