Текст книги "Формалин (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Я и в самом деле ждала его все эти годы. Надеялась вытащить его по условно-досрочному, забашляв кому надо, но с этим не прокатило. Для амнистии нужно «примерное поведение», а Хуан числился нарушителем дисциплины и как раз тогда, когда должен был решаться вопрос о его освобождении, загремел в карцер – причем не то чтобы его подставили, желая заставить стучать (это было бы понятно), а из-за драки, которую затеял он сам.

Признаюсь, когда я об этом узнала, то была просто в отчаянии и здорово зла на него. Я не могла понять, как он, такой умный, мог свалять такого дурака. Но на свидании Хуан был бодр и весел, говорил, что знает, что делает. Чтобы я не забывала читать книги и совершенствовать свой английский, потому что, как только он выйдет, мы уедем в Штаты и будем жить на собственной вилле на берегу океана, в окружении скал и сосен. Он говорил об этом так уверенно, что я поняла – это не просто слова, чтобы меня подбодрить. У Хуана был план – о котором он, понятно, не мог рассказывать при тюремщиках, и мне оставалось только верить, что это хороший план.

И я верила ему. Потому что знала, что он умный – и потому что хотела верить. На самом деле ни для меня, ни для него карьера лидера банды не была намеренным выбором – судьба просто забросила нас на эту роль. Не скажу, что такая роль была мне противна, по-своему это было интересно – но это не была та жизнь, о которой я мечтала. Может быть, потому, что еще совсем мелкой наслушалась сказочек матери о трехэтажной вилле на берегу океана, вдали не только от трущоб, но и вообще от городской толчеи, куда мой неведомый отец когда-нибудь заберет нас обеих. Я очень рано поняла, что этого никогда не будет, но мечтать-то себе не запретишь. И Хуан тоже мечтал о подобном, но для него это были не сказки. У него был план.

И я читала книжки и смотрела фильмы на английском. Крутила одни и те же по множеству раз, повторяя фразы за актерами, чтобы отработать произношение. Выучила кучу фильмов наизусть. «Перестреляйте всех и сожгите город. Что-нибудь еще, дорогая? – Там есть одна семья с детьми… Сначала убейте детей, и пусть мать смотрит. Скажите ей, что остановитесь, если она не будет плакать. Думаю, у нее не получится – Вера очень слезлива». «Догвилль». Мощное кино. Наглядно показывает, что стоит один раз проявить слабость – и вскоре тебя уже будет трахать весь город. А месть – это, конечно, прекрасно, но лучше все-таки вовсе не допускать того, за что потом придется мстить.

И вот, наконец, настал тот день, когда, отсидев свой срок от звонка до звонка, Хуан все-таки вышел. Сперва он восхищался тем, как я вела дела в его отсутствие и как выросли за это время сила и влияние нашей банды (понятно, что во время свиданий при надзирателях я не могла рассказывать ему подробностей). Даже сказал (когда закончилась общая гулянка по поводу его освобождения и мы остались вдвоем), что будет жаль покидать так хорошо налаженный бизнес. А потом поведал, как именно он намерен это сделать.

Выслушав его план, я чуть не набросилась на него с кулаками – хотя очень редко даю волю эмоциям. Я кричала, что считала его умным, а он на самом деле идиот, который хочет погубить нас всех. А он в ответ лишь самоуверенно ухмылялся и говорил, что готовился давно и все тщательно продумал. Риск, конечно, есть, но – «нам нужно просто рискнуть в последний раз в нашей жизни». «Вот именно – в последний!» – мрачно ответила я, но он не слушал и продолжал, что, мол, совсем без риска невозможно добыть три миллиона долларов – а именно столько нам нужно, чтобы уехать в США не бесправными нелегалами и не по поддельным документам, а на законных основаниях, в качестве уважаемых инвесторов. 1,8 миллиона нужно вложить в американский бизнес, чтобы получить вид на жительство и впоследствии гражданство, а остальное нам на дом и текущие расходы, пока бизнес не начнет приносить прибыль.

Что верно, то верно. Не знаю, может быть, для какой-нибудь нью-йоркской банды это и не сильно большие деньги, но в трущобах Тихуаны для бригады районного масштаба, даже для такой успешной, какой стала наша под моим командованием, эта сумма запредельная. А на практике-то нам нужно было еще больше – ведь мы не могли провернуть операцию вдвоем, а значит, надо было поделиться с другими. Но все равно то, что задумал Хуан…

Идея его была такой. В тюрьме он свел знакомство с личным охранником Альвареса, одного из боссов «Тихуаны»[4]4
  Tijuana – наркокартель, базирующийся в соответствующем городе и один из двух крупнейших, оперирующих в нем (вторым – и соответственно злейшим врагом «Тихуаны» – является картель Sinaloa). Имеет репутацию самой жестокой криминальной организации во всей Мексике.


[Закрыть]. Я имею в виду не город, а картель, хотя называть его и одним из боссов города не будет большим преувеличением. Звали его – то есть охранника, а не босса – Педро Бульдозер, и свое погоняло он получил вовсе не за физическую силу и габариты (хотя и этим от природы обижен не был), а потому, что свою первую ходку мотал за угон бульдозера, здоровенного гусеничного «Катерпиллара». На вопрос, на хрена ему понадобился этот трактор, Педро угрюмо отвечал, что хотел свалить на нем в Штаты, проломив ковшом пограничную стену. В общем, понятно, что все, чем природа одарила его по части силы, она сэкономила на уме. Ржали все, включая судей, но свои три месяца тюрьмы он таки получил. А в тюрьме его уже приметили более серьезные ребята, и тогда он уже сделал более успешную карьеру, в конечном счете дослужившись до уже упомянутого мною места. Однако и оттуда он в итоге загремел в тюрьму за чересчур рьяное исполнение профессиональных обязанностей. Обычно перцы смотрят сквозь пальцы на убийство одними бандитами других, полагая, что так им только меньше работы (уж мне ли, да и Хуану, было это не знать), но Бульдозера подвело то, что он открыл пальбу на глазах у кучи свидетелей. А точнее, даже и не это – само убийство фактически сошло ему с рук, оформленное как самооборона – а то, что он стрелял из незарегистрированного пистолета (разрешение на каковой ему, как ранее судимому, не полагалось), и вот этого уже беспристрастная мексиканская Фемида простить не могла никак.

Обычно членов картелей в тюрьмах сажают своих со своими, потому что начальство не хочет резни на подведомственной территории. Но Бульдозер забурел, считая себя слишком крутым, и нахамил одному из вертухаев – не самому начальнику, рангом пониже. А тот взъярился – тем паче что оскорбление было публичным – и решил наказать его куда суровее, чем карцером. И перевел в камеру, где сидели члены «Синалоа», а заодно и Хуан (который не относился ни к одному из картелей, но надо же было его куда-то девать). Вот тогда-то Хуан, уже знавший, кто такой Бульдозер, и спас ему жизнь.

Надо сказать, Хуан, по жизни весьма спокойный и хладнокровный, создал себе среди сокамерников репутацию бешеного, готового убить любого, не задумываясь о последствиях.

Это, пожалуй, лучшая позиция для одиночки, за которым не стоит группировка, готовая его защищать (а Хуана посадили отдельно от подельников) – но тут очень важно правильно сыграть эту роль. Нельзя перегнуть палку – явного психа, готового кидаться на других вообще без повода, прикончат во сне просто из чувства самосохранения – но и ни в коем случае нельзя быть недостаточно убедительным, ибо нет в тюрьме ничего хуже, чем если о тебе дознаются, что ты претендовал считаться тем, кем не являешься. У Хуана, хотя это была его первая ходка, все получилось, как надо – к нему относились, как к отморозку, но не беспредельщику. То есть который уважает понятия, но которого лучше не злить.

Но и с такой репутацией он не стал спиной к спине с Бульдозером отбиваться от своих сокамерников. Такие истории встречаются только в глупых фильмах, снятых людьми, все свое знание о тюрьмах почерпнувшими из других глупых фильмов. Против целой камеры не отобьется ни отморозок, ни Бульдозер, ни Терминатор. Вместо этого Хуан, не дожидаясь ночи (которая, вероятно, стала бы для Бульдозера последней), во время обеда сам пырнул его заточкой, подтверждая свою репутацию отморозка. Типа как не сумел сдержать праведный гнев. Истекающего кровью Бульдозера отправили в лазарет, а Хуана – в карцер. О происшествии доложили – не могли не доложить – начальнику тюрьмы. А у того ума оказалось явно больше, чем у его возомнившего себя богом вертухая (на что Хуан и рассчитывал), и он сообразил, что перевод Бульдозера во вражескую камеру был не по понятиям и его убийство там могло спровоцировать тюремный бунт. А потому дал своему вертухаю по шапке, и после лазарета Бульдозер вернулся в свою прежнюю, безопасную для него камеру.

Самое главное – Хуан, прежде чем ударить, успел шепнуть Бульдозеру: «Не волнуйся, я тебя спасаю! Притворись, что сильно ранен, и уйдешь на больничку, иначе тебя кончат!» Но, хотя рана оказалась просто царапиной – Хуан знал, как бить, чтобы крови было много, а реальной опасности никакой – помимо карцера за это нападение ему могли намотать и новый срок. Но начальник тюрьмы, получив от Бульдозера заявление, что тот «претензий не имеет», предпочел спустить дело на тормозах. Простая драка между заключенными и не более чем.

Хуан вышел из карцера на две недели позже, чем Бульдозер из лазарета, оставшись при этом чистым перед своими сокамерниками, которые малость попеняли ему за несдержанность, но сказали, что от такого, как он, другого и не ждали. Потом, конечно, были еще сложности с тем, чтобы дружески общаться с Бульдозером; вообще в тюрьме немало мест, где могут встречаться заключенные их разных камер – столовая, спортзал, прогулочный дворик, мастерские, даже (новомодное веяние) учебные классы и студия самодеятельности – но при этом желательно было не попадаться на глаза тем, кого такая дружба бы, мягко говоря, удивила, но Хуану удалось эти проблемы решить, в том числе и благодаря выходу на свободу кое-кого из тех, кто был в курсе истории с заточкой. В общем, в конечном итоге Хуану удалось не только полностью расположить Бульдозера к себе, но и настроить его против бывшего работодателя. У Бульдозера вполне хватило ума понять, что Хуан ради него лишился возможности выйти по УДО и вообще рисковал новым сроком (что на Бульдозера, ради которого за всю его жизнь никто и никогда не шел и на куда меньшие жертвы, произвело неизгладимое впечатление), а вот Альварес палец о палец не ударил, чтобы вытащить его из тюрьмы. Так что Хуану удалось получить от Бульдозера весьма ценные сведения.

В трущобах Тихуаны никого не удивишь плохими парнями, но Альварес считался монстром и полным отморозком даже по здешним меркам. Вырезать всю семью человека, вызвавшего его недовольство, было для него все равно что заказать себе кофе в кафе. И все же даже у этого чудовища было свое слабое место, или, если кому-то угодна такая формулировка, своя человеческая черта – привязанность к его маленькому сыну Пабло. Этот мальчик вообще не должен был появиться на свет. Первым ребенком Альвареса должна была стать девочка, но он хотел сына и, как только узнал пол будущего ребенка, потребовал сделать аборт. Само собой, на 18 неделе беременности аборты запрещены (а в то время они даже и на более ранних сроках еще были запрещены по всей Мексике, кроме столицы), но для Альвареса это, разумеется, не было препятствием. Операция, судя по всему, прошла не очень хорошо. Ибо далее последовали три выкидыша и один мертворожденный. Но Альварес был не из тех, кто согласится терпеть чье бы то ни было неповиновение – будь то человек или природа. Так что с шестого раза он все же добился своего. Ценою смерти своей жены. Но мальчик, хотя и недоношенный – он появился на свет шестимесячным – выжил. Очень не завидую врачам, которые его выхаживали, понимая, что их собственные жизни висят на том же волоске, что и жизнь их пациента – но то ли их страх, то ли деньги Альвареса все же обеспечили желаемый результат. Правда, злые языки говорили (шёпотом), что у мальчика все равно куча проблем со здоровьем, как это обычно и бывает у недоносков, включая легкую степень задержки умственного развития. Но Альварес все равно чрезвычайно ценил столь дорого доставшегося ему сына и все еще лелеял надежду со временем таки сделать из него своего наследника. Не берусь сказать «любил» – любят того, с кем хотят проводить как можно больше времени, – но именно что ценил, как ценят дорогую вещь, которую держат запертой в сейфе.

Насчет сейфа – это, в общем, практически и не метафора. Заботясь о безопасности Паблито, Альварес старался особо не выпускать его из дома. И врачи, и учителя навещали мальчика на дому. Но было одно исключение – Паблито любил «кататься на лодочке», и поскольку врачи подтверждали, что это полезно для его здоровья, причем как физического, так и психического, которому требуются новые впечатления, отец периодически устраивал ему океанские прогулки на личной яхте. Сам Альварес в этих прогулках не участвовал – когда он самолично выходил на яхте в море, то обыкновенно развлекался там со шлюхами, и ребенок только путался бы у него под ногами. Так что мальчика отвозила в порт и привозила обратно охрана. И вот одним из охранников, которым периодически поручалась эта задача, как раз и был Бульдозер.

Бульдозер должен был выйти через восемь дней после Хуана, а еще через две недели как раз был день рожденья Паблито с неизменной морской прогулкой. По словам Хуана, похитить Паблито было бы легче легкого, ибо все меры безопасности – бронированный «линкольн» с армированными шинами, выдерживающий даже пулеметную очередь, экипаж яхты, вооруженный до зубов – были рассчитаны на угрозу извне, а не на предательство изнутри. Наверное, потому, что всем было очевидно – всякий, кто предаст Альвареса, и уж тем более предаст ТАК, не только сам умрет смертью, потрясающей всякое воображение, но и обречет на ту же участь всех своих близких.

У Бульдозера в целом свете не было никого. И с воображением у него было не очень.

Хуан пообещал ему полмиллиона долларов и взять с собой в Штаты – что, как мы помним, было бульдозеровой мечтой с детства. А еще Бульдозер видел в Хуане друга, какого у него никогда в жизни не было. И он согласился.

– Большинство похитителей сыплются либо при передаче выкупа, либо при освобождении заложников, – мрачно заметила я. – Собственно, поэтому большинство предпочитает их не освобождать.

– Так дела обстояли раньше, – отмахнулся Хуан. – Сейчас не нужно выдумывать никакие хитрые схемы с непомеченными купюрами, выбрасываемыми из окна машины. Достаточно одной транзакции в биткоинах. Знание номера кошелька никак не поможет установить его владельца.

– А мальчик?

– Поиграет пару дней на ноутбуке, объедаясь пирожными. Он даже и не поймет, что случилось. Будет думать, что это такая игра, сюрприз на день рожденья.

– Сколько ему лет?

– Перед тем, как Бульдозер сел, было семь, значит, сейчас исполнится девять.

– В таком возрасте ребенок уже способен понять, запомнить и рассказать о-очень много.

– Не суди по себе, – улыбнулся Хуан. – Не забывай, он в свои девять не сильно умнее шестилетнего.

– Даже и шестилетний может рассказать довольно много.

– В лицо он не увидит никого, кроме Бульдозера. А он сразу же уедет из Тихуаны и заляжет на дно, пока мы делаем визы. Потом мы его вытащим.

– Вообще-то это самое слабое звено плана. Он, как я понимаю, довольно приметный амбал, и при этом не больно-то умен. А если он попалится, и они доберутся до него раньше нас?

– Ты что же, – возмутился Хуан, – предлагаешь его грохнуть, как только он сделает свое дело?

– Вообще-то это было бы самым разумным.

– Но, Анхелина! Это было бы… подло! – да, Хуан употреблял и такие книжные слова, когда другой на его месте сказал бы «западло» или «не по понятиям».

– Я сказала «самым разумным», а не «самым благородным», – пожала плечами я. – Заметь – весь этот план с похищением твоя идея. Я лишь указываю его слабые места. А в целом я сразу сказала, что я против.

– Парень и так рискует всем ради нас.

– Ради пятисот тысяч долларов. Как и ты рисковал своим освобождением не ради него.

– Я, конечно, спасал его не ради дружбы, а ради именно такого плана, – согласился Хуан, – но все равно, я не могу так его подставить.

– Тогда откажись от операции.

– Нет, – покачал головой он. – Не говоря о том, что это наш шанс, которого мы столько ждали… теперь уже поздно. Бульдозер знает про план. И если он поймет, что его пол-лимона пролетают мимо кассы, он решит, что его кинули, и может все рассказать боссу, чтобы выслужиться и получить хоть что-то. Ведь пока что он перед Альваресом ни в чем не виновен. Он может сказать, что специально поддакивал мне, чтобы выведать план похитителей.

– То есть он нас подставить может, а ты его нет.

– Посмотрим, – пробурчал Хуан. – Как пойдет.

Пошло в итоге не очень.

То есть собственно Бульдозер виноват в этом не был. Просто, когда он вышел, Альварес не стал брать его на прежнее место. Бульдозер был настолько уверен, что вернется обратно, что заразил этой уверенностью и куда более умного Хуана – тот просто принял это как данность. А этого не произошло.

Не могу точно сказать, почему. Во всяком случае, не из-за того, что Альварес что-то заподозрил – что-то реальное и конкретное, я имею в виду, В этом случае Бульдозер, несомненно, не только сам не остался бы в живых, но и перед смертью рассказал бы все о Хуане во всех подробностях. Возможно, Альварес просто решил перестраховаться, допуская, что в тюрьме Бульдозера все же могли вербануть – скорее даже не другая банда, а перцы. Мочить или пытать своих людей на основании ничем не подкрепленного «а вдруг?» – это чересчур даже для такого отморозка, как Альварес, так недолго вообще остаться без бойцов. Поэтому, конечно, боевиком картеля Бульдозер остался, но уже без работы лично с боссом. Или же Альвареса попросту полностью устраивал тот охранник, что заступил на место Бульдозера, и он не видел смысла что-то опять менять. Наконец, не будем забывать, что, хотя все заинтересованные в Тихуане знали, кто такой Альварес, формально он числился законопослушным гражданином – а стало быть, нежелание снова брать на работу только что отсидевшего за незаконное оружие уголовника могло объясняться и заботой об этой части имиджа.

Признаюсь, я вздохнула с облегчением. Мне идея переходить дорогу Альваресу не нравилась ни секунды. Но Хуан не для того почти два года в тюрьме готовился к этой операции, пожертвовав досрочным освобождением, чтобы теперь от всего отказаться. И он объявил, что план меняется, но не отменяется.

Со слов Бульдозера, бронированный лимузин доставлял мальчика прямо на причал, но не оставался там все время до возвращения яхты. Внутри было два человека – охранник и водитель (который, разумеется, тоже был вооружен и прекрасно умел стрелять). Когда-то Альварес посылал с сыном троих, но мальчику не нравилось сидеть между двумя здоровенными дядьками, а не возле окошка, и Альварес пришел к выводу, что хватит и одного охранника на заднем сиденье. Это было, в принципе, разумно – в случае нападения и блокирования проезда задачей охраны было не вступать в перестрелку, а запереться внутри и вызвать подкрепление. Пробить броневик снаружи можно было разве что базукой – а от такого не защитило бы никакое количество охранников в салоне.

Так вот, морская прогулка обычно продолжалась часа три, и скучающие в машине охранники за это время успевали проголодаться. Поэтому они отъезжали подкрепиться в небольшую припортовую забегаловку, всегда одну и ту же, находившуюся буквально за углом, Бульдозер говорил, что там делают отличные буррито. Но окошка для обслуживания клиентов прямо в автомобиле там не было, а водителю было запрещено покидать машину на всем протяжении его миссии – он даже справлять нужду должен был в бутылочку. Чтобы никакой враг не подобрался незамеченным и не прицепил, к примеру, мину под днище (установленные в машине камеры давали шоферу полный обзор сзади и с боков). Машина при этом должна оставаться запертой все время, кроме непосредственно моментов посадки и высадки пассажиров. Второй охранник пользовался большей свободой. Поэтому броневик останавливался на парковке прямо под окнами заведения, охранник с заднего сиденья шел и брал буррито и кофе на двоих (честно за них платя, как обычный клиент, и даже периодически оставляя чаевые) – все это время водитель видел его через окна, если только охранник не заходил в туалет – и возвращался в машину, где оба и перекусывали, а потом ехали обратно на причал. Этот порядок был неизменен все те годы, что Паблито возили кататься на лодочке – и при Бульдозере, и при его сменщиках – и, очевидно, и в этот раз следовало ожидать точно того же.

– Так вот, – объяснял свой замысел Хуан, – в этот раз они получат особый кофе. Который вырубит их через несколько секунд. Поскольку стекла машины тонированные, снаружи никто ничего не заметит.

– А дальше? Как ты проникнешь в броневик, запертый изнутри?

– Никак, – улыбнулся Хуан. – Он так и останется стоять там. С причала его не увидят, я проверял. А мы подгоним на причал точно такую же машину. С тем же самым номером, который изготовит Рамирес.

– Где ты собираешься достать бронированный «линкольн», который наверняка делался по индивидуальному заказу и стоит не меньше миллиона долларов?

– Ну, не точно такой же, конечно, – признал Хуан. – Базовую модель, без брони и прочих наворотов. Но со стороны выглядеть будет так же – тем паче для тех, кто не ожидает увидеть ничего другого.

– Все равно, такой лимузин не так-то просто угнать. И шухер, который поднимут перцы, когда начнут его искать, нам тоже ни к чему.

– Зачем угонять? Просто возьмем напрокат. В Тихуане есть не только трущобы, если ты не в курсе, – улыбнулся он. – Но и конторы по прокату лимузинов. Я уже нашел две, где есть соответствующая модель.

– По каким документам? Сейчас, со всеми этими голограммами и чипами, нормальную липу уже не изготовишь…

– По настоящим документам добропорядочного гринго. Ну, или не очень добропорядочного. Ты, вообще-то, очень правильно сделала, что создала свою сеть из проституток. Признаю – был молод и глуп, когда недооценивал их возможности. Вот пусть какая-нибудь подцепит американского туриста, ищущего экзотики. И он найдет несколько больше, чем рассчитывал. Никаких убийств, – добавил он. – Просто несколько дней, до конца операции, наш гость проведет в наркотическом раю. А когда очнется где-нибудь на городской свалке, уже сам не сможет вспомнить, где и что с ним было. Ну, может, еще с фотографиями в кармане, намекающими, что в полицию идти не стоит.

– Все равно, мы подставим девку. До нее могут добраться, когда начнут копать. И размотать всю цепочку.

– К этому времени ее уже не будет в городе, а то и в стране. Дадим ей, скажем, двадцать пять штук, и пусть откроет свой цветочный магазинчик где-нибудь в Гватемале.

– А Рамирес – автосервис в Ондурасе[5]5
  Honduras читается «Ондурас».


[Закрыть]? – усмехнулась я.

– Почему бы и нет, – спокойно ответил Хуан.

– Этак нам никакого выкупа не хватит, если придется эвакуировать всю банду.

– Только тех, кто будет хоть как-то задействован в операции. А их число будет минимальным.

– Хорошо, приехал ты на причал. Думаешь, тебе просто посадят мальчишку в машину, не поинтересовавшись, кто ты такой и где охранники?

– Так ведь на заднем сиденье будет Бульдозер, которого экипаж яхты прекрасно знает. Скажет, что подменяет того парня, который был перед этим. У которого, допустим, прихватило живот – звучит комически, но на самом деле ситуация вполне реалистичная. А меня на водительском месте они снаружи и не разглядят. Тонированные стекла, да еще перегородка в салоне, это ж лимузин.

– Не могу сказать, что мне такой сценарий кажется надежным…

– Анхелина, люди видят только то, что ожидают увидеть. Они не ждут неожиданностей от Бульдозера. Они просто тупые громилы.

– Ну, в принципе, да, – согласилась я. – Мне удавалось разделываться с мужиками втрое сильнее меня только потому, что они этого не ожидали. Хотя вряд ли Бульдозер вызовет у них желание трахаться… Теперь насчет отравления кофе…

– Не отравления, – перебил Хуан. – Я не хочу никаких убийств. Помимо всего прочего, они привлекают полицию. Просто ударная доза наркоты, приводящая к потере сознания.

– Смертельная доза была бы гуманнее, – усмехнулась я. – Альварес с них потом шкуру спустит. Причем в самом буквальном смысле.

– Это будут уже не наши проблемы. Они знают, на кого работают, и они, в любом случае, не святые. Как, впрочем, и мы.

– В трущобах Тихуаны вообще трудно найти святых, – кивнула я.

– Хотя ангелы иногда попадаются, – улыбнулся он.

– Подожди, я серьезно. Кто подмешает им наркоту? Порт – это не наш район.

– И очень хорошо, что не наш. Но это все же не помешает продавцу той забегаловки позвонить своему боссу и сказать, что он приболел, и его сегодня подменит племянник. Обычное дело.

– Племянница.

– То есть ты хочешь сама…?

– Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо – делай его сам. И ты сам сказал, чем меньше наших будет задействовано, тем лучше.

– Но, хотя порт и далеко от нашего района, они будут потом искать по всей Тихуане. А Анхелину знают довольно многие. В том числе и в лицо.

Что да, то да. Я даже гордилась тем, что известна под своим именем, а не под кликухой. Типа есть много разных анхелин – а есть Та Самая Анхелина, и все понимают без уточнений, о ком речь. Ну, не все в городе, конечно, но все на районе точно.

Но вот теперь мне это было совсем не на руку.

– Ты просто не представляешь, как женщина может изменить свою внешность с помощью парика и косметики, – тем не менее ответила я. – Все, кого я буду обслуживать в тот день, запомнят курчавую мулатку. Никому и в голову не придет, что искать надо белую. Плюс туфли, увеличивающие рост, и бюстгальтер, увеличивающий грудь – мужики тогда начинают пялиться только туда и вообще забывают про лицо…

– Да, все это замечательно, но ведь по всей забегаловке и, главное, на тех самых стаканчиках из-под кофе останутся твои отпечатки. Сейчас же уже не разгар ковида – в перчатках и масках никто не работает. А твои пальчики есть в полицейской базе.

Я понимала, что Хуана беспокоит вовсе не полицейское расследование. Если бы перцы получили возможность сунуть нос в броневик – тот, который настоявший – раньше ребят из картеля, то вряд ли стали бы особо заморачиваться. Просто сделали бы вывод, что парни сами решили ширнуться, скрашивая скуку ожидания, и не рассчитали с дозой или с качеством товара – на чем и закрыли бы дело. Но Альварес никогда бы не доверил сына тем, кто ширяется сам – у серьезных парней из картелей вообще правило «держаться подальше от собственного товара». Он, конечно, мог в гневе и не поверить проштрафившимся охранникам, решив, что они несут чушь, чтобы выгородить себя – но скорее все же поверил бы, что их и впрямь подставили (что, впрочем, все равно бы их не спасло). И перевернул бы небо и землю, чтобы узнать, кто за этим стоит. А получить доступ к полицейской базе… насколько продажны перцы, объяснять никому не надо.

Была, правда, вероятность, что охранник и водила, очнувшись раньше, чем до них доберутся товарищи, сообразят, что Альварес никакие оправдания не примет, и успеют сами свалить из города вместе со всеми вещдоками и показаниями, спасая собственные жизни. Но на это лучше было не закладываться.

– Золотое, кстати, было время для криминала этот самый ковид, – заметила я. – Ну ничего, обойдемся без перчаток. Подушечки пальцев намазываются суперклеем, он мгновенно застывает, и эта пленка продержится целый день, а то и два. Ощущение не особо приятное, но ради дела вполне можно потерпеть. И никаких отпечатков, во всяком случае, различимых.

В принципе, в нашей банде было несколько совсем мелких пацанов, у которых никогда не снимали пальчики. Но доверять столь ответственное дело одному из них было слишком рискованно. Вплоть до того, что поставить за прилавок такого мелкого мог не согласиться даже и сам хозяин забегаловки. А главное – это все равно не давало гарантии, что пацана не найдут, а значит, его тоже пришлось бы эвакуировать, причем вместе с его матерью, сестрами и братьями (а у каждого из этих мальчишек кто-нибудь да был). Так что проще и надежнее было подмешивать наркоту в кофе именно мне, раз уж я в любом случае не собиралась оставаться в Тихуане.

– Ну, пожалуй, ты права, – согласился Хуан.

– Кстати, а что будет с моим «дядей»? Тоже получит деньги и уедет из города?

– Конечно. Достоинство картеля «Тихуана» в том, что за пределами города его возможности сильно ограничены… И, разумеется, никто из выполняющих вспомогательные задачи не будет иметь понятия, в чем участвует. Правду будем знать только я, ты и Бульдозер.

– А кто будет присматривать за мальчиком?

– Мы же и присмотрим. В карнавальных костюмах с масками и общаясь жестами в его присутствии. Он будет думать, что это такая игра.

Мне все равно не нравилась эта затея. Киднэппинг в Тихуане – дело почти столь же обычное, как изнасилование, но трогать Альвареса… Но я не могла отговорить Хуана и не могла предложить лучший план. Так что мне оставалось только идти с Хуаном до конца.

И все подготовительные этапы его плана реализовались удачно. Удалось и вовремя подцепить американского туриста с подходящей внешностью, так что Хуана было не особо сложно загримировать под фото на документах, и черный «линкольн» нужной модели оказался свободен, и так далее. В «день Д» я, опять-таки без проблем и чьих-либо возражений, вышла на работу в портовую забегаловку. «Здрасьте, я Луиза, мой дядя вам звонил… – Да, да, становись скорей за прилавок, мы открываемся через три минуты! У тебя будет 15-минутный перерыв в середине дня, и еще три раза может сбегать в туалет не больше чем на пять минут, иначе вычту из зарплаты! И не вздумай там курить – от девушки должно пахнуть только духами!» «Да я вообще не курю!» (что, кстати, чистая правда – ненавидела еще запах материнских сигарет) «Ну так за работу, я плачу не за болтовню!»

Ну тут он, то бишь владелец заведения, погорячился. Поболтать с клиентом – это тоже часть такой работы. Разумеется, когда на это есть время, а не когда клиент прет сплошным потоком. Но и в час пик надо улыбнуться каждому.

Любезничая с покупателями, я, разумеется, то и дело поглядывала в окно, ожидая, когда появится черный «линкольн». Мы полагали, что это произойдет вскоре после полудня, но ни в час, ни в два лимузина все не было. Я боялась отлучиться с туалет, в чем, по правде говоря, нуждалась, чтобы не пропустить его появление. Может, Альварес отменил морскую прогулку? Погода, во всяком случае, стояла прекрасная, так что дело было явно не в ней. Но, возможно, ребенок заболел? Или отец решил устроить ему сюрприз, скажем, покатать не на корабле, а на самолете? Или же… Но нет, если бы наш замысел раскрылся – а сдать нас, очевидно, мог только Бульдозер – я бы в эту минуту не стояла и не размышляла об этом, все еще живая и здоровая.