Текст книги "Витязь специального назначения"

Автор книги: Юрий Каменский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Да я подумал, – ответил он Барсу на вопросительный взгляд, – придётся на днёвку становиться, а то наш султан сдыхать начинает.

– Надо так надо, – согласился Андрей, – зачем нам в мирное время «двухсотые»?

– Не очень-то оно мирное, – процедил Акела и громко сказал: «Привал!» Соловей с ходу рухнул на задницу, хватая пригоршней снег. Барс ударил его по руке.

– Сдурел? Учти, это боевой выход, а не прогулка. Свалишься – дорежем. Понял?

– Вы звери, господа, история вас осудит.

– Переживём, – усмехнулся Акела, – бери топорик и наруби лапника. А будешь на землю жопу пристраивать – заболеешь. Тогда точно придётся по законам… Ну, ты понял?

– Зверьё, – Васька, кряхтя, встал на ноги, – вот связался с головорезами.

Друзья за его спиной переглянулись с хитрыми улыбками и занялись каждый своим делом. Берендей с Дорином от них не отставали.

Как здорово сидеть у костра на толстом слое лапника, покрытого шкурой, потягивать горячий дегтярного цвета чай с мёдом вприкуску. Видеть рядом лица товарищей, с которыми уже немало вместе расхлебал, а сколько ещё придётся. От парящей в кружке жидкости вкусно тянуло лёгким древесным дымком, по поверхности плавал попавший пепел.

Дорин, сопя, допил последний глоток чая и стал раскуривать свою трубочку. Барс, сидящий рядом, покосился, но промолчал, только отодвинулся. Они с Берендеем стали о чём-то переговариваться. Царь вообще охотнее всего общался с Барсом, сошлись, что называется, характерами, двое некурящих. На общий климат в компании это, правда, никак не влияло.

– Акела.

– Да, – повернулся он к Дорину.

– Объясни мне одну вещь. Я вот смотрю на вас…

– На нас – это на кого?

– Ну, на вас. На тебя, Барса, Соловья. Понимаешь, вы какие-то совсем другие, чем здешние люди. Вы, скорее, в чём-то похожи на эльфов, а в чём-то на гномов.

Акела захохотал, потом вдруг стал серьёзным.

– Брат мой Дорин, да мы просто сами на себя похожи. Эти люди живут в одном мире, мы жили совсем в другом – с чего мы должны быть похожи? Погоди, что-то наш Царь Лесной ушки навострил.

– Да они у него всю жизнь такие, – хмыкнул гном, неуклюже намекая на то, что у эльфов верхние кончики ушей заострены. Берендей мимолётно улыбнулся дружеской подначке.

– Кто-то подкрадывается. Один. По-моему, не человек. Если Дорин будет потише сопеть, попробую разобрать – кто.

– Счёт «один-один», – подытожил Барс.

– Кто-то из здешних лесовиков, – уточнил Берендей, – уже рядышком.

Кусты в конце поляны раздвинулись и оттуда вышел кряжистый косматый мужик звероватого вида. Непонятно даже было, – где кончаются космы и где начинается шуба, а, может, и собственный мех. Мужик подошёл к костру и остановился. От него приятно пахло смолой и почему-то грибами.

– Здравы будьте, люди добрые. И не люди тоже.

– Присаживайся, добрый нечеловек, – в тон ему отозвался Барс.

– Поняли, – хмыкнул косматый, пристраивая зад на лапник, – а вернее всего, они меня распознали, – он кивнул на гнома и Берендея, – вы-то здесь люди новые.

– Закуришь с нами? – Акела протянул гостю цыгарку.

– Отчего не закурить, – лесовик ловко выудил из костра уголёк, прикурил и, глубоко затянувшись, выпустил дым из волосатых ноздрей, – и чайку с вами пошвыркаю, коли предложите.

– Отчего ж не предложить, – гном нацедил дымящегося чёрного чая и подвинул гостю туесок с мёдом. Тот степенно кивнул, принимая угощение, и продолжал дымить.

– Сторожишь тут чего, дядька? – с улыбкой спросил Барс. Видно было, что он получает удовольствие от самой ситуации, забавляясь от души. Нет, в самом деле. Выходит из лесу натуральный леший. Чисто пообщаться, покурить, чайку швыркнуть. Для здешних это, может, и рутина, а для цивилизованных людей из третьего тысячелетия? Чистый сюр.

– Лес сторожу, – хитро блеснул из-под мохнатых бровей глазками гость, – леший я… племянничек.

Бросив окурок в костёр, лесовик стал неторопливо прихлёбывать чаёк, кряхтя и отдуваясь, предваряя каждый глоток доброй ложкой мёда из туеса. Видно было, что он смакует каждую секунду этого удовольствия. Дорин с Акелой курили, невозмутимые, как два вождя сиу-Дакота, Берендей с Андреем о чём-то тихо переговаривались, только Соловей во все глаза смотрел на лешего. Не успел он ещё привыкнуть ко всем этим персонажам.

– Благодарствуйте, – леший аккуратно поставил кружку донышком вверх.

– Прямо как узбек, – подумал Акела и протянул лесовику ещё одну цыгарку. Тот одобрительно крякнул, принимая угощение.

– Уважительные вы гости, – промолвил он, окутываясь дымом смачной первой затяжки, – и в лесу себя ведёте правильно. Я-то для порядку за вами приглядывал. Идите через лес спокойненько.

– Спасибо, Финогеныч, – в узких Васькиных глазах мелькнула смешинка.

– Как ты сказал? – удивился лесовик.

– «Спасибо», – это он так тебя благодарил тебя, – пояснил Акела, сам немного удивлённый. Чудит что-то Соловей.

– Да это-то словечко я как раз знаю. Как ты назвал меня?

– Финогенычем? – отозвался Васька, – ну, не лешим же тебя звать, да и леших много… А что, разве плохое имечко?

– Да нет, – подумав, согласился леший, – неплохое. Мне нравится. Отродясь меня никто, окромя как лешим да лешаком не кликал. А тут по имени, уважительно. Подмогну вам, ежели чего.

– Финогеныч, – сразу стал дожимать ситуацию Барс, – а орки в лесу есть?

– Есть, как не быть. Недавно появились. Но это белые. Так они себя называют, – пояснил он, – но энти-то не шибко пакостные, людей пока вроде не едят, только дичину. А чёрные лишь мимоходом, как волки проскакивают, – Финогеныч в сердцах сплюнул, – крепость у них в горах. Я, ежели разобраться, тоже нежить. Но надо же и меру знать.

– Беспредельщики? – подлил масла в огонь Соловей.

– Как? А-а, во-во. Точное словечко. Никакого пределу не мают, творят что вздумается. Точно, беспредельщики. А вы-то их ищете али, напротив, хоронитесь от них?

– Да, в общем, немножко того, немножко другого, – пояснил Акела, – говоря понятнее, нам меч нужен, который они в башне хранят. Ну, сам понимаешь, раньше времени нам встречаться ни к чему.

– Эт-точно, – прямо как товарищ Сухов, отозвался хозяин здешнего леса, – ежели чем подмогнуть надоть, то только скажите.

– Можешь, – серьёзно сказал Андрей, – дерево целебрис знаешь?

– Эт по-вашему целебрис, а по нашему просто синник. Кто ж его не знает?

– В предгорьях его много? – спросил Акела.

– Не так, чтобы много, но есть. Да пошто оно вам?

– Надо нам в Ониксовую Башню попасть, на самый верх, где орки меч прячут.

– Так дерево то совсем низкое, – разочарованно вздохнул Финогеныч, – не достать с него. Да и башня та, вообще, выше всех деревьев.

– Дружище, – проникновенно сказал Барс, – ты нам только дерево покажи, а оно нам поможет наверх попасть.

– Дерево тебе поможет? – недоверчиво хмыкнул лесовик, – Ишь, ты! Ровно лешак говоришь. Как энто оно тебе… Летать, что ль, научит?

– Да ты не хмыкай раньше времени, – серьёзно сказал Акела, – посмотришь сам, коли интересно. Ты, главное, дерево покажи.

– А что? И посмотрю. Любой пичуге крикни – позови, мол, Финогеныча, – он с явным удовольствием произнёс новое имя, – лысый башку расчесать не успеет, как я уж рядом буду. Ну, прощевайте.

Он легко поднялся и пошёл к лесу. У самых деревьев обернулся.

– А ежели хотите в доброй баньке попариться, возьмите чуть левее солнышка, – аккурат к вёске выйдите. Люди живут добрые, хоть и чудные немного. Христианами себя называют.

– Как? – чуть не в один голос вскричали все трое людей. Царь с гномом посмотрели на них с явным удивлением.

– Христианами, – повторил леший, – они зла не чинят, идите смело, – и скрылся за деревьями.

– Вот так, ещё и христиане, – озадаченно почесал затылок Барс, – ещё и живут рядом с орками.

– Рядом! – саркастически хмыкнул Дорин, – три пары сапог истопчешь, пока до этого «рядом» доберёшься. Вы лучше скажите – что вы там с деревом этим удумали?

– Да, – подхватил Берендей, – или вы лешему просто голову морочили?

– Мужики, вы не поверите, но из сока этого дерева можно сделать такую штуку, что летать по воздуху можно вроде мыльного пузыря, – Акела руками обозначил перед собой большую окружность.

– Как это – летать? – растерялись оба.

– Друзья, – вмешался Андрей, – это долгая песня, если на пальцах показывать. Сами, даст Бог, всё увидите.

– А вот в баньке и впрямь попариться не грех, – потянулся всем телом Акела, – как думаете, други?

…К деревне, о которой говорил леший, они вышли ещё до обеда. На большой опушке стояло с десяток добротных изб из круглого леса. Посередине, – самая большая, видать, общинная. Из труб тихонько курился дымок, стелясь к земле. Погода уже повернула на оттепель. Им навстречу пушистыми клубками выкатились звонкоголосые лайки, из-за прясел отозвались псы калибром покрупнее, – от баритона до октавы.

– Сейчас выскочат мужики с топорами, – прокомментировал ситуацию Барс, – и начнут нас, горемычных, посекати, поваляти и попинати…

Гном с Царём лесов хмыкнули. Акела не удержался.

– Сиротинушка ты наша беззащитная… Ты у нас ещё и аккордеон, оказывается.

– Баян, серая ты личность.

Крайние воротца распахнулись и, навстречу путникам, вышел высокий русобородый мужик в накинутой на плечи дохе.

– Здравствуйте, люди добрые.

– И тебе не хворать, – отозвался Акела, – мы люди мирные, путешествуем по своей надобности. Не возьмёте ли на недельку на постой? Заплатить есть чем.

– У нас с честных гостей плату брать не принято. Проходите ко мне. Гость в дом – Бог в дом.

– Спаси тебя Христос, хозяин, – поклонился Акела.

Глаза хозяина широко распахнулись: «В Христа веруете?»

– А то, – отозвался Соловей и размашисто перекрестился, неуч. Мужик недоумённо посмотрел на него, жест этот ему явно был не знаком. Ясен пень, крест как символ в их мире стали почитать века на три позже. Вот двоечник проклятый.

– Это в знак того креста, – пояснил он хозяину дома уже во дворе.

– А крест-то зачем почитать? – удивился мужик, – орудие палаческое, будь оно проклято.

Ситуация, блин. И всё из-за Васькиной малограмотности. Ох, как бы нам это не икнулось. Акела раскрыл рот…

– Раб божий, – раздался вдруг вкрадчивый, мягкий голос Барса, – крест мы почитаем не как орудие палача, но как символ того великого искупления грехов людских, ради которого Иисус на него взошёл.

Мужик оторопело уставился на них и замер, держась за ручку двери.

– Да вы кто же будете? Ох, что это я? Заходите, братья. И вы заходите, гостями будете, – добавил он, обращаясь к Дорину с Берендеем.

Изба пахнула на них тёплым и сытным духом жилья. Тихо потрескивала лучина в светце, шипели в подставленной плошке с водой падающие раскалённые угольки. У печи стояла молодая статная женщина, из-за стола таращился вихрастый пацан лет десяти.

– Это жена моя, Мария. Сынок Пётр. А сам я – Андрей. А вас как зовут, братья?

– Я тоже Андрей, – улыбнулся Барс, – тёзки мы с тобой, хозяин.

– Василий.

– Георгий. А это друзья наши – сам Царь Берендей и почтенный гном Дорин, сын Бафура.

– Проходите к столу, присаживайтесь. Оружие только оставьте у порога.

Пока они раздевались и свешивали одёжу и оружие на прибитые у дверей рога изюбря, Мария успела накрыть стол. Боже, чего там только не было! Душистый тёплый каравай, большое блюдо с парящим отварным мясом, приправленным какой-то зеленью, в чашках крепкие солёные рыжики и груздочки с налипшим смородиновым листом. Крупно порубленные куски холодной стерляди с застывшим на них желе, икра с торчащей из неё деревянной ложкой, куски запотевшего сливочного масла, румяные блины, пироги, заедки…

– Андрей, ты будто нас ждал, – удивился Акела, – или праздник у вас какой?

– Брат Георгий, – удивлённо и даже насторожённо глянул на него Андрей, – завтра же Рождественский пост начинается. Вы посты не блюдёте, что ли?

– Рождество?! – присвистнул Витязь, – Ничего себе!

– Прости, брат Андрей, – за всех повинился тёзка, – мы в дороге так давно, что даже дни уже считать перестали.

– Акела, – наклонился к его уху Берендей, – я всё знаю про этого Христа, но не могу понять, – за что его люди так почитают?

– Ты о Творце, создавшем этот мир, знаешь?

– Знаю, конечно.

– Христос – его сын.

Царь Берендей задумался, потом решительно мотнул головой: «Что-то у тебя не сходится. Творец же не человеческую сущность имеет».

– Ну, конечно. Вдобавок, создав человека, он увидел, что это не лучшее его творение.

– Да уж, – хмыкнул собеседник, – у нас бытует такое поверье, что он создание человека поручил любимому ученику, а тот, ну… в общем, не справился.

– Такое поверье и у нас есть. Вот и получился человек существом противоречивым, – душа тянет вверх, а бренная плоть – вниз. Ученика-то потом Творец низвергнул в ад за гордыню его непомерную. Но ты же знаешь законы магии? Творение настроено на создателя.

– Ты не объяснил, почему Христос, будучи человеком, стал вдруг сыном Творца.

– Всё просто. Творец часть своего «Я» поместил, как зародыш, в лоно выбранной им женщины. Был запущен обычный женский механизм и через девять месяцев родился мальчик, которого назвали Иисусом. Дальше ты знаешь.

– Ну, так, в общих чертах. Не пойму только, как при всём его могуществе люди смогли его казнить?

– Да он сам пошёл на это. Смертью он перед Творцом выкупил все грехи, которые человечество успело наколбасить с момента сотворения первого человека.

– Творец это всё человечеству простил?

– Старые грехи – да. А вот саму казнь и то, что после, – уж извините.

– Всё равно не понимаю – в чём высший смысл?

– Смысл в том, что человек – самое несовершенное, но самое любимое творение Господа. Он всё равно надеется. что мы станем достойны своего Творца. Но пока – увы.

– Творец непогрешим, это даже нечисть знает, но когда мы смотрим на людей… Решительно непонятно – для чего он вас создал? Не прими в обиду мои слова.

– Не приму. Я в своей жизни сотни раз видел такое, что сам решительно отказывался понимать – в чём была задача Творца. С другой стороны – кто мы такие, чтобы его обсуждать? Наш мозг против него пылинка.

– Пожалуй. Хотя и среди эльфов существует мнение, что будущее за людьми. Иногда и мне кажется, что в вас есть что-то, возвышающее вас над нами всеми. Но что?

– Это «что-то» и есть душа, та самая частичка «Я» Творца, которую он в нас вложил ещё при сотворении. Из всех обитателей Вселенной такая душа есть только у человека.

От долгой умной беседы у Акелы пересохло в горле. Взяв со стола чашку с холодной медовухой, он выпил её залпом и только тут заметил, что все внимательно смотрят на них с Берендеем. Похоже, их разговор, по крайней мере значительная его часть, стал общим достоянием.

– Да, Борисыч, – протянул Барс, – если такой умный, чего строем не ходишь?

– Видать, не настолько умный.

– Велика премудрость твоя, брат Георгий, – уважительно сказал хозяин, – не скрою от вас, братья, что вся наша весь, – христиане. Но иногда, когда кого-нибудь начинают одолевать сомнения бесовские, я не знаю, что сказать в ответ. Ладно, что уважают меня люди. Верят мне на слово. Но слаб человек, особенно молодой. То и дело – отчего да почему?

– Прости, брат, – мягко ответил Акела, – то, что человек хочет умом Бога понять – это не от беса, а от Бога.

– Это как же? – вскинулся Андрей – хозяин дома, – сказано же в писании – не мудрствовать лукаво!

– Так то ж – лукаво,  – иезуитски улыбнулся Акела, – они ж Бога понять хотят, а не осрамить. Ну, вот, для примера. Я в вере твёрд? На твой взгляд.

– Твёрд, я думаю.

– Ну, вот и сравни. Возьмётся Враг рода человеческого хитрыми вопросами искушать меня и любого отрока из твоей веси, который с твоих слов все десять заповедей наизусть знает. Кого лукавый быстрее запутает и сомнение в душе посеет?

Хозяин поскрёб затылок.

– Так ведь не все же столь мудры, сколь ты, брат Георгий.

– Да я же и не спорю. Каждому даётся по его вере и разумению. А дураку и грамота вредна, это все знают. Я просто к тому сказал, что если человек от чистого сердца Бога понять хочет – это одно. А вот когда он мудрствует лукаво, чтобы в других сомнения посеять – совсем другое. Тут его так надобно срезать, чтобы все поняли – кто он на самом деле есть.

– Где же мне такую премудрость-то взять?

– Дастся тебе, брат, по вере твоей, сам же знаешь.

– Андрей, – мягко вмешалась Мария, – гости-то уже груши вешают, ты же их заговорил насмерть.

– Да, – спохватился хозяин, – пойдёмте, я вам постели покажу. Ничего, что я всем вместе постелил?

– Нормально, – отозвался Васька, – у нас содомский грех не в ходу.

Вытянувшись с наслаждением на тюфяке, набитом свежим сеном, Акела медленно проваливался в сон среди домашних запахов сушёного клевера и овчины.

– Борисыч…

– Кому не спится?

– Борисыч, – повторил Барс, – когда здесь книгу Гиннеса заведут, мы тебя первого в неё занесём.

– Это пуркуа?

– Как первого в истории теолога, чуть не уболтавшего эльфа и гнома принять христианство.

Из темноты хрюкнул, зажимая рот, чтобы не заржать, Дорин. В углу захихикали Берендей с Васькой.

– Дозвездишься, сын мой, боженька язык-то отхерачит, – с достоинством отозвался, едва сдерживая смех, Акела, проваливаясь в мягкую паутину сна под аккомпанемент тихого смеха друзей.

Глава 7
Цена жизни

«Пока Добро, на Бога уповая,

Стучится лбом в пороги храмов,

Зло в это время забивает гвозди

В ладони их богов! Прислушайся!

Разве не слышен стук?»

Лариса Дмитриева

…Лучик восходящего Солнца заплясал на ресницах, затопил сознание тёплым оранжевым светом, заскакал золотыми зайчиками по всей комнате. Тело, привычно разминаясь, скрутилось жгутом, вытягиваясь, как струна, хрустя позвонками. Акела резко сел и встал на ноги. Ещё раз скрутился вправо-влево, прогоняя остатки дрёмы, раскинул руки в стороны. Сон слетел, как сухая шкурка.

Выйдя во двор, он стянул рубаху и кинул на длинную поленницу колотых рачительным хозяином дров, растёр тело собранной с края крыши пригоршней снега. Нет, мокрый снег так не освежает. То ли дело сухой, жёсткий, колючий зимний снег, от которого кожа горит и краснеет. Ну, нет так нет. Холодный, и на том спасибо.

Войдя в дом, он увидел сидящих за столом хозяйку и Барса.

– Доброе утро, Борисыч.

– Доброе, – отозвался Акела, вытер лицо подолом рубахи и одел её на мокрое тело, – доброе утро, Мария.

– И тебе того же, брат Георгий, – с ясной улыбкой отозвалась хозяйка, – прошу к столу.

– Не откажусь, – он присел и взял протянутую хозяйкой чашку с янтарным чаем, – спасибо. А где Андрей и все остальные?

– В лес пошли. Дозорные утром следы какие-то видели. Нужно посмотреть, мало ли что. Муж мой в нашей вёске – первый следопыт, – добавила она с гордостью.

– Понял. Как вам тут вообще живётся? Я и не знал, что у нас на Руси христиане есть.

– Мало нас, – с сожалением отозвалась Мария, – вот и ушли в глушь от гонений. Кнез-то наш к христианам терпимо относится, но не те мы, вишь, христиане.

– Как не те?

– При нём неотлучно священники христианские находятся. Но благоволит кнез всего более к священнику из Ордена Тернового Венца. А мы, убогие, только под ногами путаемся, мешаем просвещённым благодатную веру в народ нести. Не ко двору мы им пришлись.

– Что так? – спросил Барс.

– Не воевать за веру хотим, а добро людям нести. Хорошо, что верный человек предупредил, едва успели уйти.

– Давно вы здесь обосновались? – Акела слушал, подперев щёку ладонью. И здесь то же самое. Христианин, ну, казалось бы, по определению – добро и долготерпение. Щ-щаз-з! Со сколькими людьми, называющими себя христианами, переговорил он в своё время. Стоит только речи зайти о других конфессиях, других течениях, да просто о другом понимании тех же евангельских строк, сколько ненависти сразу в них просыпалось. Последователь Христа и ненависть! Нонсенс.

Ладно, хоть пастыри на Руси, в основном, радуют. Умные, как правило, и сильные мужики. Такие, как патрирх Алексий, или, как отец Константин в Новосибирской епархии. Хотя, вообще, явление это живучее. Правду сказать, и дураки иногда попадают, Акела вспомнил кадр из фильма о Ванге, как она вразумляла какого-то церковника высокого ранга – «ты же владыка, ты же должен быть слаще мёда и ваты мягче»!

– Брат Георгий, о чём задумался? – Мария сочувственно заглядывала в глаза, – у тебя глаза такие стали, словно ты схоронил кого.

– В нашем мире, Машенька, такие же «воители» есть. Только у нас им шибко воли не дают. И до ваших доберёмся, дай срок. Ладно, хватит об этом. Как орки, не беспокоят вас?

– Бог миловал. Да и лесовик у нас здесь хороший, глаза им отводит, когда забредают в наш лес. Охотники наши его приветили, так он теперь им помогает. О вас он тоже заранее предупредил.

– Ах, вот оно что! То-то, я смотрю, встретили нас так спокойно, словно ждали.

– Ну, да. Он сказал: послал к вам хороших людей, они вам зла не сделают, с ними эльф и гном, тоже пристойные, уважительные. А сейчас столько разной нежити появилось. Орки, тролли…

– Что, с троллями тоже сталкивались?

– Когда сюда шли, проходили мимо гор. Один вышел, попробовал коров наших ловить, мужики его били-били, насилу убили, сколько тогда народу полегло – cстрасть! А уж покалечилось! А сами-то вы куда путь держите, коли не секрет?

– Да, в общем, это не секрет. По делу идём, в горы, – уклончиво ответил Барс.

– Да я к тому спросила, – поспешила внести ясность Мария, – может, помочь чем сможем?

– Можете. Дня три ещё погостим? – засмеялся Акела.

– Да Бога ради, – рассмеялась женщина, – места не просидите, – а этот, с вами, красавчик, неужто сам Царь Берендей?

– Понравился? – спросил Барс.

– Да, красивый, ровно картинка. А этот, с бородищей, гном. Хоть и нежить, вроде, а весёлый, добрый.

– Пока орков не видит, – хмыкнул Акела, – но, вообще, права ты, сестра Маша, хороший мужик этот гном. А наши-то давно ушли?

– Так уже, поди, вернуться должны, – она выглянула в оконце, – да, вон они, идут, уж ко двору подходят.

Снаружи, радостно взвизгивая, залаял пёс. Через минуту в дверь ввалились все четверо, румяные с мороза, запустив в светлицу морозные клубы. Знать, похолодало, а к вечеру мороз ещё наподдаст.

– Утро доброе, братья, – приветливо поздоровался Андрей, – как спали-ночевали?

– Спасибо на добром слове, хозяин, – улыбнулся Акела, – как в раю. Давно так славно не спалось.

– Вот сейчас позавтракаем легонько и баньку истопим.

…Банька у Андрея была знатная, рубленная из толстого соснового кругляка, изнутри она была обшита осиновым тёсом, пол из осиновых же плах застелен еловым лапником. Путники с удивлением обнаружили, что баня топится «по-белому». Жарко, аж до звона натопленная берёзовыми дровишками печь так и ждала, когда опрокинут на камни первый ковш кваску и хлебный аромат разольётся в парном тумане. Ароматным парком курятся в деревянном ушате душистые травы, залиты кипятком берёзовые и дубовые венички. И отогреется, оплавится тело бисером пота в этакой-то благодати, размякнет и в охотку примет на себя вениковый хлёст.

Одев холщовые рукавицы и войлочные «гречаники» [23]23
  Гречаник – войлочная шапка в форме усечённого конуса.


[Закрыть], парились до калёного тела, когда уже не было сил дышать ароматным раскалённым духом, выбрасывались на холодный воздух. Снега уже, почитай, не было, его заменил опрокинутый над собой ушат с ледяной родниковой водой.

Царь Берендей, как оказалось, был большим любителем русской бани. Парился он так, что сдался даже хозяин, перепаривший всех. А вот для гнома баня оказалась диковинкой. За его воспитание и приобщение к русской культуре взялся Его Величество. Люди, включая хозяина, уже дышали в предбаннике, как рыбы на берегу. Но из парилки по-прежнему доносилось уханье и рычание гнома.

Наконец, дверь распахнулась и вывалился багровый, облепленный листьями, Берендей. Схватив ушат с ледяной водой, он пулей вылетел на улицу. Послышался звук льющейся воды и довольное рычание. Он вошёл, плюхнулся на лавку и жадно припал к ковшику с квасом.

– Что камень парить, что гнома, – вымолвил он, переведя дух.

Лёгок на помине, из парилки шагнул коренастый косматый Дорин.

– Скажи лучше, что ты слабак против гнома, – добродушно прогудел он.

– Золотой веник – гному, серебряный – Берендею, – подвёл черту Акела. Интуитивно поняв подтекст, мужики захохотали и потихоньку стали одеваться.

– Здоровы же вы париться, братья, – сказал Андрей, когда они уже сидели дома за столом, – со мной редко кто долго выдерживает. Видать, в вашем мире тоже баньку уважают.

Акела, выскочивший из парилки первым, улыбнулся, но промолчал. Соловей, перепаривший даже Барса, кивнул.

– Брат Георгий, – повернулся к Акеле Андрей, – братья и сёстры поговорить с тобой хотят. Не удержался я, прости уж, ради Христа, рассказал про твои разговоры. У многих вопросы сразу появились, а я что? Я только рты могу затыкать, нутром вот чую, что прав, а высказать не знаю.

– Да Бога ради, – легко согласился Акела, – хоть как-то вам добром отплатить.

– Да, Борисыч, – тихо сказал Барс, – от своей кармы даже в параллельном мире не спрячешься. Не зря же ты у нас жеребячьей породы. У тебя же кто-то из предков священником был, если я ничего не путаю.

– Не путаешь, – кивнул он, – прадед был магистром богословия, до архимандрита дослужился. Расстреляли его в двадцать четвёртом.

– Вот видишь. Продолжаешь его дело.

– Да ладно тебе. Хотят люди узнать что-то, мне не жалко. Меньше мракобесия будет.

– Вот и дерзай.

…Братья и сёстры собрались в общинной избе. Чинно сидели бородатые мужики, разрумяненные с мороза бабы в пуховых платках с интересом оглядывали гостей, те кто помладше крутили головами, боясь чего то пропустить. В помещении висел сдержанный гул голосов. Словно в сельском клубе перед показом кино или лекцией, его позабавило это невольно пришедшее сравнение, но ведь и впрямь похоже. А вообще, вполне сытно живущая весь, кою в такой глухомани давно и никто не тревожит.

Сначала вопросы были, скажем так, не очень важными. Они не были принципиальными, скорее, уточняющими. Один юноша, например, затронул вопрос о том, как Христос превратил воду в вино. Как раз перед тем, как их всех забросило в этот мир, по центральному телевидению показали сенсационный фильм о чудесных свойствах воды. Единственно, что пришлось объяснять это попроще, избегая оборотов и терминов двадцать первого века, но с этим Акела легко справился.

На втором часу беседы поднялся мужчина лет тридцати с очень колоритной внешностью. Над высоким выпуклым лбом свисала чёрная косматая прядь, ястребиный нос, резко очерченный рот. Вот только щека и челюсть попорчена страшным шрамом, нанесённым, скорее всего, крупным зверем, даже борода не может скрыть. Как только выжить умудрился с такой раной?

– Ты мне вот что скажи, брат Георгий, что это за странный обычай – добром за зло воздавать? Очень уж он для всех лиходеев удобный. Бей христиан, пытай их, – ничего не будет.

– Как зовут тебя, брат?

– Ипполит.

– Брат Ипполит, это и есть самое сложное в христианстве. Только немногие, самые сильные, люди могут полностью положиться вот так на Бога, чтобы самим не делать зла. Бог-то их обязательно накажет, но очень трудно дождаться его приговора, тянет разобраться и отомстить самому, своими руками. Правда ведь?

– Ну. Та что ж теперь, коли тать или орк поганый на друга моего топором своим замахивается, мне, значится, что делать? Пониже спины его поцеловать? Али всё же шестопёром по голове пригладить?

– Если ты хочешь моё мнение знать, то шестопёром по голове.

– Так ведь грех же.

– Какой? – искренне удивился Акела.

– Так убийство же.

– Так, слушай меня. Зачем орк на твоего друга топором замахнулся, убить?

– Знамо дело.

– А ты его по головушке из чистой жажды крови или друга спасти?

– Знамо, друга.

– Вот и получается, – греху убийства ты совершиться не дал, а спасти друга – благое дело. Так?

– Ну, так…

– Чего ж тебе, детинушка, ещё надобно? Живи по правде, зла не делай, Бога чти и заповеди его, вот тебе и вся хитрость.

Ипполит присел, запустив пятерню в космы, видимо, прогоняя ещё раз через своё понимание сказанное Акелой. На лице Андрея, хозяина дома, застыло непонятное выражение. Как если бы человек, выпустив джинна из сосуда, теперь и сам не рад его чудесам, но как ты его теперь закроешь?

Тут поднялся тщедушный мужичонка со слащавым выражением лица, по виду воплощённый фарисей и, щуря глаза, спросил: «Разъясни нам, тёмным, брат Георгий, вот разбойники с нас дань затребовали, так как же нам быть? Воевать несподручно, да и в грех впадём. А платить – по миру пойдём, волка ведь только привадь, потом не отстанет. Так как?»

Ишь, ты, хитрован. Не ответ тебе нужен, ты нас, фактически, на военную помощь подписать пытаешься. Но ведь не в этом жуке навозном дело. Вся деревня пострадает, а они нас как родных приняли. Андрей, Маша. Положеньице…

– Брат…

– Иувеналий, – подсказал хитрый.

«Эк тебя!» – чуть не вырвалось у Акелы.

– Брат Иувеналий, ты же сам себе ответил. Я и не понял – ты меня о чём спросил, коли сам знаешь, что волков приваживать нельзя?

– Дык… – заюлил мужичонка, – думал, может, подскажешь чего в учёности своей, мы-то люди тёмные, а ответ-то назавтра давать.

Акела встретился глазами с Барсом. Та же озабоченность – и не ко времени им всё это, но не бросать же их…

– Обсудим мы это с братом Андреем, хорошо? Волков действительно нужно на место ставить.

– Как же так, брат Георгий? – вскочил с места пухлый прыщавый юнец лет восемнадцати, – Господь ведь велел – если тебя ударят по левой щеке, подставь правую.

Толстовцы, вашу мать. Сколько же оправданий находит подлость и трусость. Ужо я тебя, щенок зажравшийся…

– Ничего такого Господь не говорил, это ты что-то напутал, отрок. Имел он в виду людей, у которых совесть есть, ибо устыдился тот, кому щёку подставили. Волкам же ненасытным Христос горло подставлять не учил. Всё, братья, простите меня, спаси вас Бог за честь великую. Пойдём мы с братом Андреем это дело обсудим.

– Чего молчал-то? – уже на улице спросил он у хозяина.

– А чего лезть-то к вам со своими заботами? У вас своих дел невпроворот, может ещё похлеще наших.

– Прав ты, тёзка, но и неправ. Ты нас, как друзей, встретил, а за помощью, как к друзьям, не обратился. Так я не понял – мы друзья или нет?

– Устыдил, – вздохнул Андрей, берясь за ручку двери.

– Неделю назад, – рассказывал он уже дома, – пришли пятеро. Мужики матёрые, с оружием. Не одни они были, охотники наши потом по следам посмотрели, – на опушке их ещё самое малое человек семь ждали. А у меня оружие держать человек пять всего может, да и то… Остальные либо старики, либо молодёжь зелёная. Биться, – полдеревни положу, а осилю ли – бабка надвое сказала. Платить невмочь, да и обнаглеют.

Прав этот хитрован Иувеналий, хотя, чует моё сердце, без него тут не обошлось. Грех это, – про брата плохое мыслить, но уж очень у него глаза бегают. Нутром чую, – он навёл, прости меня, Господи. Коли вы уж сами этот вопрос затронули, не стану скрывать, – без вас нам их не одолеть.