Текст книги "Принцесса Звездного престола"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 63 страниц)

Хоть и было одно существенное различие между земной и всеми остальными цивилизациями. Оно состояло в полнейшем отсутствии у последних любых, даже самых мало-мальски религий. Как этому обрадовались деятели различных концессий и религиозных уклонов, более или менее процветающих на Земле. Толпы миссионеров ринулись в открытые миры с целью заполучения новой паствы и расширения ареала своих верований. Но в этой своей экспансии Земля, в конечном итоге, потерпела полное фиаско. Вначале другие цивилизации смотрели снисходительно на строительство храмов, костёлов и мечетей. Если имеешь деньги, покупай землю и строй, что хочешь. В рядах безверцев даже находились сочувствующие привнесённым религиям. Не обошлось и без нескольких тысяч новообращённых. Но со временем все стали полностью игнорировать и совершенно не обращать внимания на миссионеров. И те тихо отдали своим богам свои души. А вновь построенные шикарнейшие и великолепные здания сгодились на объекты, посещаемые немногочисленными туристами, с целью ознакомления с образцами земной архитектуры и зодчества.

А к двадцать девятому веку уже утратилось и политическое значение Земли, как центра по освоению космоса и обобщению всего человечества. Основной причиной этого послужило передислоцирование к центру Галактики, как самой «Доставки», так и всех её служб, руководства и капиталов. Что было выгодно для оной во всех отношениях: как с практической, так и с финансовой точки зрения.

Но правительство то на Земле осталось. С очень пышным названием: Объединённое правительство всех стран и народов. Привыкшее быть всегда в центре внимания, зная, что к его мнению прислушиваются, оно продолжало навязывать остальным мирам свои нравы, традиции и обычаи. Причем в правительство входило такое количество представителей от каждой из многочисленных стран, что уже само это вызывало здоровый смех у остального населения Галактики. Практически все миры стремились к объединению, как своих многочисленных заселённых планет, так и общего экономического и культурного развития. Почти во всех мирах был введён новый общий язык – галакто. Редко где можно было услышать разговор на местных наречиях и уж совсем большой редкостью, являлись планеты, где галакто полностью отсутствовал. И уж совсем полным абсурдом считалось наличие в любой звёздной системе более чем одного правительства.

А с Земли постоянно раздавались вопли о нарушении прав каких-то меньшинств, неслись призывы о помощи в возрождении и восстановлении забывающихся языков и утрачивающихся традиций. Причём призывы эти относились к совершенно далёким и новым мирам. Которые и сами то прекрасно знали, как им существовать. Зато на Земле стало ставиться во главу угла, причём с большой помпой и рекламой, всё традиционное, старое и незыблемое. В каждой стране изучался только свой язык. Проповедовались только свои нравы, обычаи и незыблемость всех правил поведения. Знание галакто даже считалось дурным тоном и подобные «новшества» презирались. Земляне даже перестарались, вводя в свою повседневную жизнь давно забытые манеры и правила поведения, чуть ли не тысячелетней давности. В одной стране стали носиться с ятаганами и жить в шатрах. В другой: бегали со шпагами и вызывали друг друга на дуэли. В третьей попросту рубали мечами головы и вспарывали животы своим противникам. Кое-где даже облегчились до набедренных повязок и приноравливались к луку и стрелам, взывая к ведению здорового образа жизни – на лоне природы и под открытым небом.

И это уже было не смешно. Но что было делать? «Доставка», оттолкнувшись от Земли и отряхнув прах её со стоп своих, заботилась уже обо всей Галактике. Ей было совершенно безразлично состояние дел на своей планете-праматери и руководство, если и вспоминало о Солнечной системе, то только при рассказе и прослушивании новых анекдотов, главными героями которых были выжившие из ума обитатели «земного зверинца».

А «Союз Разума» – детище новообъединённых цивилизаций, проповедовал полное невмешательство во внутренние дела любого мира и свободный выбор своего пути исторического развития.

В итоге, Земля катилась к своему закату. Сюда даже перестали приезжать туристы из-за небезопасности подобных путешествий. Сюда даже перестали заглядывать различные бизнесмены, торговцы и даже аферисты. Чем можно разжиться среди отсталых, но амбициозных дикарей? Да ничем, кроме неприятностей!

А неприятности, добропорядочные жители Галактики не любили, и искать не собирались.

Ну, это они! А я то? Получается, что я недобропорядочный, раз я здесь и, мало того, давно мечтал здесь побывать! Да ещё и притворяюсь полным дебилом!

Я почесал огромную кудлатую бороду, в душе и, возмущаясь, что меня не брили, вероятно, всё это время, и соглашаясь с правильностью подобного решения.

А в подвал тем временем, прямо-таки ввалились, семь человек в самых экзотических и дивных одеждах. Почти у всех за плечами находилось по одному, а то и по два длинных тонких меча, на поясах свисали в сверкающих ножнах кинжалы, очень пригодные для метания, да и для ближнего боя.

Мне непроизвольно вспомнились слова моего учителя по фехтованию, пожалуй, самого лучшего в Галактике. «Я ещё ни разу в своей жизни не встречал человека выжившего в современном бою с помощью любого, пусть даже лазерного, меча. Но ты – это он мне говорил, когда я как-то высказался о бесполезности подобного оружия, – должен всегда уметь пользоваться как мечом, так и кинжалом в любой защите и при любом нападении. Когда-нибудь это тебя может спасти!» Действительно спасало, и не раз.

«Уж не настал ли опять подобный момент?» – подумал я, рассматривая шумную кампанию. Шестеро было, при всей их разнообразности, по-моему, одного племени. Лишь седьмой явно выделялся длинными свисающими одеждами, в дутых складка которых, можно было спрятать какое угодно современное оружие. Он остался стоять на самой нижней ступеньке лестницы, заняв тем самым очень выгодную позицию. Мне это сразу не понравилось. Но и не только мне одному. Гарри радостно поднял руки вверх и хлопнул в ладоши три раза. По нашему коду это означало: «Всё твоё внимание на последнего!» И первой же фразой дал понять, кому он дал эту команду:

– Какие гости! Вот это встреча! Роберт, дружище! Посмотри-ка, что у нас осталось для угощения?

Роберт! Да, это тот самый парнишка, что сидел на деревянном ящике ближе всех к лестнице. Чуть ли не ломаясь в умильном поклоне, он вскочил и стал неловко рыться среди ящиков и прочее рухляди, накиданных возле него. С видом начинающего фокусника он извлёк откуда-то две двухлитровые бутылки с тёмно-красным вином. Я это понял по этикеткам, на которых красовались виноградные гроздья. И Роберт! Роберт даже с этими несуразными бутылками смотрелся как сама невинность.

Любой, глядящий впервые на его курносое лицо, усыпанное веснушками, никогда бы не принял его за опасного противника. И те, кто отнёсся к Роберту подобным образом, почти все превратились в навоз. Этого неповоротливого не вид мальчишку мы, между собой, называли «Молния». Если кто и мог кидать любые предметы со смертельной точностью лучше меня, так это был он. Роберт иногда показывал один из своих коронных трюков. Делая сальто, он одновременно кидал банку с консервами и нож. При этом банка оказывалась пришпиленной к стене в любом заданном месте. Именно поэтому он «работал» со мной на многих рискованных заданиях, и я был рад, что Гарольд не отказался от его услуг. Несмотря на одно большое пикантное недоразумение, произошедшее между ними в недалёком прошлом.

Роберт, подскочив к Гарольду, услужливо протянул обе бутылки:

– Вот, маэстро! Ещё целых две осталось!

Маэстро?! Я чуть не засмеялся, вспомнив, что ни у одного из нас, кроме Малыша, конечно, нет музыкального образования.

– Всего то?! – угрожающе прорычал Гарри, беря бутылки и злобно сдвигая брови. – А где ещё две?! Потрох ты эдакий…!

– Так ведь с утра так пить хотелось и, пока вы спали, я и не заметил, как одну, по чуть-чуть и выпил до дна, – смущённо затараторил Роберт. – А другая…, – он виновато развёл руками, – разбилась…

– Ах, ты!!! – Гарри хотел замахнуться, но, вспомнив, что у него в руках, спохватился и заорал: – Совсем охамел?! Алкаш чёртов! Ну, погоди, я те позже всыплю! Пшёл на своё место!

Воровато оглянувшись, Роберт повернулся и собрался идти к своему ящику, но Гарри вдруг сделал шаг за ним вслед и, изо всей силы, пнул ногой под зад. Под дружный хохот прибывших Роберт сделал несколько кувырков и распластался возле самой лестницы. Приняв сидячее положение, одновременно потирая ушибленные зад и голову, обиженно заскулил:

– Ну что вы, маэстро?! Ведь ещё же целых две осталось! – чем вызвал ещё большее веселье у окружающих.

– Ты теперь у меня одну воду пить будешь! – убеждённо пообещал «маэстро» откупоривая первую бутылку. Сделав несколько неслабых глотков, он передал вино самому грузному и внушительному на вид самураю, вероятно, их предводителю. Потом открыл вторую и, тоже надпивши, вручил другому, самому ближнему к нему гостю. – Угощайтесь ребята! Как у вас говорится: чем богаты, тому и рады. Хоть и немного, но от всей души.

Гости стали не спеша пить, передавая вино друг другу. Видимо подобное происходило при каждом их посещении. В первый момент удивившись, что мой друг не угостил вначале других, я вдруг вспомнил ещё одну печально-известную особенность жизни на Земле. Здесь делались самые страшные и опасные яды и галлюциногены, запрещённые и не допускаемые в другие миры. Поэтому любые предосторожности в этом направлении на древней планете не были излишними.

– Неплохое, неплохое! – одобрительно причмокнул бритый толстяк. – Конечно, не самое лучшее…

– Ну, так, – сокрушённо поднял плечи Гарри, – при наших то доходах?! Скоро совсем от голода изойдём.

– А что ж так? – удивился вожак, – перестали подавать?

– Перестали?! Так ведь с самого начала и не подавали! – возмутился наш маэстро. – Я всё-таки решил послушать твоего совета и перебраться в Токио. Думаю, столица нас лучше прокормит. Как, ты говоришь, зовут твоего брата, к которому мне надо будет обратиться за помощью?

– Сандаки! Он заправляет в районе Перешейка и если сошлётесь на меня поможет вам обустроиться, – самурай говорил на ломаном галакто, но вполне сносно и понятно. – Хотя…, если бы вы захотели, и здесь я бы подобрал для вас занятие! – сказав это, он оглянулся назад, а потом, как бы невзначай сделал шаг в сторону. Теперь между мной и стоявшим на лестнице никого не было, и я почувствовал, что меня пристально разглядывают. И с каким-то нездоровым интересом. Я продолжал сидеть, согнувшись и чуть раскачиваясь, монотонно мыча себе под нос и, грязным пальцем перебирая рёбра лежащего рядом моего музыкального инструмента.

– Да нет! – оживлённо продолжал разговор Гарольд. – Ты знаешь, мы люди творческие, думаю и так себе на жизнь заработаем. Ты бы знал, как нам здорово жилось на *Овчаре! Мы выступали в лучших заведениях и ресторанах и катались как сыр в масле. Если бы не этот гад аккордеонист, что б он сдох при рождении! – он со злостью сплюнул на пол. – Угораздило идиота спереть шкатулку драгоценностей у родственницы самой королевы! И вот результат: он там гниёт в песках, а мы здесь прозябаем. Да ещё и брату мозги отбили, – он сочувственно, чуть ли не со слезами погладил меня по голове. – Там полицейские хуже зверей! Хорошо хоть всех не покалечили.

– Сравнил! – хмыкнул самурай. – Здесь у нас совсем другие порядки. И люди вроде нас живут припеваючи, – потом заржал и скаламбурил: – Или под песни таких как вы, лабухов!

И вот тут он сделал грубую ошибку, которая решила участь всех гостей. Полуобернувшись, он сказал несколько фраз на гортанном местном наречии, совершенно, правда, для меня непонятном. Но один из его людей вдруг перевёл эти фразы на **пиклийский(!) обращаясь к человеку на лестнице:

– Шеф спрашивает: долго ли нам ещё здесь торчать и тот ли это человек, что вам нужен?

Пиклиец, а в том, что он был «оттуда», мы догадались все сразу же, в раздумье пробормотал на своём родном языке:

– Побрить бы этого дурика…, – чуть помедлив, принял решение и скомандовал на галакто: – Подведите-ка его ко мне поближе, а то я даже рост не могу рассмотреть!

Предводитель самураев, явно не привыкший что бы ему давали указания, с кислой мордой прогаркал что-то своим людям и указал на меня. Двое из них подскочило ко мне, и попытались поставить на ноги. Я их поджал и замычал ещё громче. Заметив, что Гарри забеспокоился, самурай похлопал его по груди и заулыбался:

– Не бойся толстяк, ничего твоему брату не сделают!

Но мой друг уже всё просчитал и дал следующую кодовую команду:

– Он же бедненький и так побитый, а вы ему ещё и все ПОСЛЕДНИЕ ЗУБЫ ВЫБЪЕТЕ! – это он говорил обеспокоенным голосом, просительно сложа руки не груди и чуть ли не целуя похлопывающую его руку.

Тем временем меня поволокли к лестнице. Все самураи явно не ожидали от нас ничего плохого и совершенно не были готовы к схватке.

– Он же совсем не сможет потом КУШАТЬ! – дал Гарольд заключительную команду.

Но моусовец что-то почувствовал. Глаза его вспыхнули, а с уст сорвалось короткое ругательство. Длинные одежды опасно зашевелились, топорщась поднимаемым оружием. И у него было выгоднейшее положение! Единственно, о ком он забыл и не обращал должного внимания – Роберт. Метко брошенный обломок стальной арматуры пронзил глаз пиклийца и вылез из затылка. Он рухнул как мешок, так и не успев воспользоваться ничем из своего арсенала. Ещё в момент падения его тела, я резко вытянутыми ногами, махом сбил поддерживающих меня молодцев, схватил их головы локтевыми захватами и изо всей силы пригнулся к полу. Их шейные позвонки хрустнули как раздавленные спичечные коробки.

Гарольд, тем временем, превратил свои руки из просящих в карающие. Выхватив у стоящего к нему боком вожака меч, он почти отрубил тому голову с расширенными от удивления глазами и, не давая мечу остановиться, вспорол живот и грудную клетку другому самураю. И этот успел лишь уронить бутылку, да попытаться дотянуться до наспинного меча. Но так и упал на спину с заведённой за голову рукой.

Пятый самурай оказался единственным, кто попытался и имел возможность причинить нам вред. Молниеносно выхватив меч, он нанёс такой страшный и коварный удар в направлении Николя, что тот спасся только чудом, уйдя в заднее сальто и грохнувшись всем телом о стенку. Нападавшему оставалось только довершить расправу, он даже сделал шаг в сторону намеченной жертвы. Даже рот раскрыл для готового вырваться крика о помощи, но так и замер. А потом медленно осел на пол. Из простреленного маленькой ядовитой стрелой горла, раздался лишь булькающий храп агонизирующего тела. Это выстрелил из своей «флейты» Армата. До этого он игрался ею как простым музыкальным инструментом. Я мысленно успел удивиться этому, так как Армата всегда специализировался только на самом современном и сложном вооружении.

С «переводчиком» вообще получилось как нельзя лучше. Крутнувшись по полу, Роберт сбил его с ног и оглушил, ударив ребром ладони по затылку. За такую прекрасную работу я, не удержавшись, показал большой палец. Подобный жест был большой похвалой с моей стороны.

На весь этот скоротечный бой ушло не больше четырёх секунд. Не раздалось ни одного громкого крика, могущего привлечь внимание сверху. Но мы все замерли на некоторое время, прислушиваясь – не подойдёт ли к самураям подмога. Всё было тихо. Гарольд подскочил к углу с бутылочными сигнализаторами и стал легонько подёргивать за отдельно висящую верёвочку. Отдавая, при этом вполголоса указания:

– Танти, поищи оружие на этом, – он кивнул мне в сторону пиклийца. – И держи лестницу! Роберт, тащи переводчика в подсобку и подготовь к *домутилу. Все трупы туда же и здесь немного прибрать!

Я расстегнул длинные одежды распростёртого у лестницы трупа и вздрогнул, увидев в остывающей руке мощнейший парализатор с включённым индикатором готовности и на полном режиме. Ему не хватило какой-то десятой доли секунды! Сейчас бы мы валялись бесчувственными мешками среди этих куч мусора на пыльном и грязном полу. Если бы не Роберт…

Парализатор удобно примостился в моей руке, направленный раструбом на верхушку лестницы. Другой рукой я вытащил из нагрудного кармана трупа изящный пистолетик и отправил в объёмистый, но до этого совершенно пустой, карман моих штанов. Ребята в отличном темпе спровадили все тела за угол подвала и прикрыли кровь на полу различным мусором. Гарри, прислушиваясь к рывкам верёвочки, говорил:

– Малыш видит одного: тот стоит в другом конце ангара и переговаривается с кем-то, кто стоит на выходе из здания. Значит их ещё минимум двое. Даю ему команду: если удастся, пусть убирает, кого может, но тихо. Идём в подсобку, послушаем, что поболтает наш «полиглот».

Мы пробежали за угол и вместо ожидаемой кучи тел, я увидел торчащую из люка в полу голову Николя. Он держал на уровне глаз готовый к бою небольшой автомат с коротким стволом. Скорей всего изъятый всё из того же, недавно ещё ходячего, «арсенала».

– С шажшывными! – обрадовано прошепелявил он, выскакивая наверх и пропуская нас в «подсобку».

– А где ж твои зубки то, красавчик? – удивился я, заметив пустой провал между его губами.

– Слышь, дантист! – вмешался Гарри, уже спустившийся под пол и высовывая оттуда своё лицо. – Ещё успеешь наслушаться жутких и длинных историй о наших мытарствах с невменяемой персоной. Прыгай сюда! А ты, Николя, стань к углу и лупи любого, кто сюда полезет. Малыш сюда уже не вернётся. Смотри только, что бы бомбу сюда не бросили!

Действительно, обстановка была не до расспросов. Неизвестно было, и сколько человек охотится за нами, (а может только за мной?) наверху. Может вообще всё здание оцеплено? Мы пробежали по слабоосвещённому коридору, стены которого были увиты ржавыми трубами и прогнившими кабелями и, сделав два поворота, оказались в большой круглой комнате. Лампа слепящим светом охватывала стоящие по периметру баки и, в центре, прикрытый решёткой, зев уходящей вглубь шахты. Всё ещё бесчувственный переводчик был привязан к железному креслу. Роберт стоял рядом, держа в руках ампулу с домутилом и вопросительно глядя на нас.

– Давай, вводи! – скомандовал Гарольд.

– Стоп! – вмешался я. – Есть *антидот?

– Есть, но очень мало: всего две порции.

– Ему нет смысла врать, – объяснил я своё поведение. – Приведи-ка его в чувство!

Роберт, из стоящей рядом бочки, зачерпнул воду вместительным ковшиком и стал поливать привязанного. Тот вздрогнул, застонал и стал медленно покручивать головой, разминая ушибленные мышцы. Налитые кровью глаза немного прояснились и он, лишь мельком взглянув на свои привязанные руки, уставился на нас.

– Как зовут? – я спрашивал громко, кратко и голосом совершенно не допускающим ни возражений, ни снисхождения.

– Цой Тан! – ответил переводчик, поморщившись от боли в затылке.

– Знаешь, что такое домутил? – он вздрогнул:

– Знаю!

– Вводить? – я показал пальцем на ампулу в руках Роберта.

– Не надо!

– Сколько моусовцев наверху?

– Ещё трое.

– Как и где они расположены?

– Один на входе в здание и двое в машине, метрах двадцати от портала.

– Кто ещё есть наверху?

– Больше никого.

– Что или кого они ищут?

– Уже третий день мы с ними обходим все трущобы в поисках какого-то человека. Особенно тщательно они осматривают шизиков, дебилов и прочих чокнутых. И с очень большой предосторожностью, как нам казалось, даже излишней…, – он ощупал взглядом мою фигуру и саркастически приподнял уголки губ: – Теперь мне уже так не кажется!

– Кто эти пиклийцы здесь?

– Официально – торговые представители какой-то фирмы.

– А не официально?

– Скупают любую отраву, которая попадается, и подкармливают разных…, вроде нашего шефа. Иногда набирают желающих в экспедиции на Новые миры. Ну, по крайней мере, так они говорят, – вздохнув, добавил: – Я тоже хотел улететь…

– Поэтому и выучил языки?

– Да! Надоело в этом болоте.

– Что ещё важного знаешь, что надо знать нам? Только быстро!

Он на секунду задумался:

– Машина у них только с виду простая, а внутри чего там только нет. И главное – может летать! – мы многозначительно между собой переглянулись. – А самый опасный среди них, тот, что стоит на выходе. Раньше он был звёздным охотником.

– С чего ты взял? – я не скрывал недоверия.

– Я возле них уже несколько месяцев подвизаюсь, – доверительно сообщил Цой Тан. – Ловлю каждое слово, заглядываю всюду, уде удаётся. И ещё – у него есть крабер.

– У кого?! – вырвалось у меня.

– У бывшего охотника! Он его всегда носит с собой.

Вот это да! На Земле краберы были строжайше запрещены. Их могли иметь только члены правительств и уж о-очень крупные воротилы. В этот момент послышался шорох и из шахты показался Армата:

– Выход разблокирован, вокруг ни души!

– Этого…, – я показал пальцем на сжавшегося переводчика, и Роберт вопросительно сделал рукой жест по горлу. – …Нет, нет! Просто сделай, что бы он не шумел и не мешал!

– Есть дайенский шарик! – подсказал Гарольд.

– Чудесно! – разрешил я. Пять секунд, и голова Цой Тана оказалась в белом матовом шаре, немного обвисающем на его плечах. Это коварное изобретение из системы Дайен позволяло пленнику только дышать, лишая, в то же время, слуха, зрения и возможности говорить. Снять его без кодового слова было почти невозможно и при попытке острые, ядовитые струны тут же впивались в лицо, вызывая скоротечный конец. Шарик действовал только пять часов. Если его за это время не снимали то, в зависимости от заданной команды: «смерть» или «жизнь», он либо умерщвлял пленника, либо расслаблялся и отпускал голову своей жертвы. Дайенский шарик был удобен и в хранении: не больше средней книги в сложенном состоянии. Если мы не вернёмся сюда – участь пленника будет решена: много видел и знает. Хоть он и мог пригодиться.

– Мы все, к выходу, туда, где машина. Удастся взять целой – хорошо! Возьмём кого-то живым – вообще прекрасно! Но! Никто из них не должен уйти! – хоть я и постоянно перехватывал командование у Гарольда, но тот выглядел вполне довольным. – Роберт, бери парализатор. Коси под кого хочешь, но водилу выруби. Остальных: не цацкаться, валите сразу. Вперёд!

Спустившись в шахту, пробежали пару узких сырах подвалов, поднялись по нескольким пролётам, нырнули в какой-то лаз и, наконец, выбрались через проём бывшего камина в большую залу. Она была без единой целой двери и окон, потолка и, даже, крыши. Вместо крыши, на десятиметровой высоте, чудом держались перекрученные железные балки, готовые рухнуть в любой момент.

Армата первым выглянул из углового окна и сообщил:

– Никого! Ну, кроме тех, что обычно.

– Где их машина? – я тоже выглянул, обозрев улицу, заваленную по обочинам самым разнообразнейшим и немыслимым металлоломом и полуистлевшими спальными модулями. Между ними бродили, сидели или ещё чем угодно занимались люди самых разных форм и норм поведения, в самых диких и несусветных одеждах.

– За тем углом, – Гарри показал взглядом на ближайший остов какого-то древнего завода.

– Далеко с другой стороны?

– Пока мы дойдём с этой, Роберт будет уже там. Он всегда у нас бегает, как мальчик на посылках. На него никто не обратит внимания. Давай, в темпе!

Роберт тут же, полусогнувшись, пробежал между хламом и обломками, валяющимися на полу, и скрылся в проёме с другой стороны.

– Пошли? – я спрашивал у Гарольда, так как не знал местности.

– Через соседнюю комнату! – скомандовал тот. – И дай мне руку! – заметив моё недоумение, подковырнул: – Ты что, забыл о своём кретинизме? Опять память потерял?

«Интересно, – подумал я, – долго ли он будет надо мной издеваться? Хотя…, последние полтора года…, совсем не могу поверить! Чувствую: наслушаюсь я ещё от них леденящих душу историй о моей… м-м…, болезни. Надеюсь, время для этого будет. А ведь они ещё и приврут, смеха ради!»

Мы шли по улице, проезжая часть которой была сделана из «вечного асфальта». Сейчас им уже давно не пользуются из-за слишком огромной стойкости к внешним факторам, а вот раньше! Мода не «Загальское чудо» была фантастическая: ведь производители (раса людей-карликов из системы Загаль) давали гарантию ни много, ни мало – на пять тысяч лет! Это уже как-то потом выяснилось, что обратное превращение асфальта в пушистую стружку специальным и опасным облучением обходится в миллион раз дороже, чем его производство и укладка. А ведь транспортные артерии меняются довольно-таки часто. Асфальт, правда, легко разрушался и в открытом космосе, но от этого было не легче. Я вспомнил как «убирали» подобные улицы при необходимости. Двух, а то и четырёхкилометровые участки отрезали друг от друга, поднимали гигантскими дирижаблями и топили в отведённых для этого, самых глубоких участках океанов. И там «Загальский асфальт» будет мокнуть ещё не одно тысячелетие (если не один десяток).

А здесь, подобная стойкость, не была излишней. Видно было, что вся жизнь местных обитателей вращается возле подобных «стержней» прочного и неизменного. И если бы не проносящиеся изредка огромнейшие грузовики, то, вероятно, даже всю проезжую часть давно бы заставили жилищными модулями (кто же хочет жить в зданиях готовых в любой момент рухнуть в любую секунду?), коробками, домиками и различными торговыми и стряпчими точками.

Гарольд иногда здоровался с кем-то, а я косил глазами, припадая на обе ноги и «давал» себя тащить за руку. Армата сразу же ушёл вперёд и я его уже не видел. Ну а нам, видимо, не приличествовала излишняя поспешность.

– Ты чего идёшь как гусь лапчатый?! – зашипел Гарольд обернувшись. – Иди, просто ссутулившись и подмыкивай негромко под нос! Ты же так раньше не ходил!

– М-мордашка м-милая м-моя! – замычал я в ответ, распрямляя ноги и ссутуливая плечи. – Тебе не угодишь!

Мы свернули на заброшенную улочку, ведущую к громадине полуобвалившегося завода. Здесь уже никто не жил, по крайней мере, на виду. Кому же была охота окончить своё существование под обломками. А если кто и жил внутри, то у них, наверняка, имелись более опасные угрозы для бренных тел, чем падающие глыбы с арматурой. Как мы, например. Интересно, сколько мы прожили в этом подвале? И все это время я ел эту ядовитую кашицу? Ужас, какой!

Дойдя до угла, стали аккуратно из-за него выглядывать. Машина у них действительно была внушительная. А если она и вправду летела! Только бы захватить её не повредив! В противоположном конце улицы послышались резкие выкрики продавца водой. Этого свидетеля нам только не хватало! А тут ещё, обгоняя нас, спешащей походкой просеменил какой-то местный, в длинном халате, островерхой шляпе и с огромной корзиной за плечами. Корзину он нёс с помощью ремня одетого на лоб. И только по острому, мелькнувшему в профиль носу я, с облегчением, узнал его: Армата! Он уже почти поравнялся с машиной, когда на противоположном тротуаре показался бегущий к «большой» дороге разносчик, скорей по привычке, продолжающий расхваливать холодные напитки.

– Ей! – крикнул Армата, призывно махая рукой.

Разносчик, теперь я уже прекрасно рассмотрел Роберта, подбежал, поставил заплечный бак с бутылками и баночками рядом и, обмахивая шляпой разгорячённое лицо, стал ждать, пока заказчик не даст деньги. А тот всем своим видом напоминал прижимистого и скупого крестьянина, который если и расстаётся с деньгами, то чуть ли не целуя каждую монетку. Медленно достал завязанный в узел платок, медленно отсчитал нужную сумму. Одну монетку даже поднял вверх, как бы просвечивая её в луче заходящего солнца – не фальшивая ли. Разносчика это нервировало, видно было, что он торопится. Он то нахлобучивал свою шляпу на голову, то снова срывал и начинал яростно обмахиваться как веером. По нашим кодовым сигналам это означало: машина не просматривается внутри, непрозрачные стёкла. А это было чревато при применении парализатора. Стекло могло быть с отражающим слоем, а если и нет, то могло ощутимо снизить поражающий эффект при стрельбе.

И тут в здании глухо зацокали разрывные пули. Дверь машины неожиданно открылась и из неё выскочил юнец очень внушительного вида и, презрительно гаркнув:

– Пошли вон отсюда, крысы! – сделал шаг вверх по полуразрушенным ступенькам. Это был его последний шаг в жизни: Армата раскроил его глупый череп увесистым трофейным кинжалом. А секундой раньше Роберт задействовал парализатор, направив его в проем закрывающейся дверцы. Машина резко дернулась, потом клюнула носом, дергаясь, проехала метров десять задним ходом, забрала вправо и, с ускорением, грохнулась в одиноко стоящую стену. И, вроде как, замерла. Зато стала раскачиваться стена, зашатавшись как живая. Мы обмерли, наблюдая, куда она рухнет. И она обвалилась, к счастью, в противоположную от машины сторону.

Под этот шум, из темнеющего проёма, бывшего некогда парадного входа, прямо-таки выкатился, последний из моусовцев. Он действительно был опытным бойцом. С одного взгляда он оценил обстановку и стал стрелять по Армате и Роберту. Тех спасла только сноровка да чудом уцелевшая, до сих пор высокая тумба, стоявшая у подножия лестницы. Они рухнули за неё как подкошенные. А моусовец продолжал стрелять их автомата, раскрашивая в пыль кирпичную тумбу, одновременно отбегая задом в моём направлении. И при этом левой рукой он умудрялся стрелять из пистолета в портал, откуда только, что выскочил. Было очевидно, что его кто-то преследовал, Он даже имел явное ранение в ногу и сильно её тянул. Иногда оборачиваясь, он приближался к нашей засаде. Я уже мысленно представил, как мы с Гарри его заломаем, как вдруг моусовец, словно что-то почувствовав, метнулся через улицу к большому пролому в стене. А в приближающихся сумерках у него была неплохая возможность уйти, да и крабер вроде у него имелся. Вдруг успеет кому-нибудь дать сигнал?! Мне ничего больше не оставалось делать, как выстрелить ему прямо в голову из позаимствованного пистолетика у его, уже тоже покойного, товарища. Они, наверное, и встретились в тот же момент на том свете, удивляясь: как быстро судьба их вновь свела вместе.

А нам было не до них, мы бросились к машине. Как она нам была нужна! Роберт уже возился с дверкой, пытаясь её открыть.

– Армата! – скомандовал Гарольд. Надо было узнать о наших в здании: – Ищи Малыша и Николя. Давай им знать о себе голосом. Потом тащите сюда переводчика!

– Меня уже не ищи! – сказал Малыш, выходя из здания и хлопая по ладони пробегающего мимо Армату.

– Ты ещё больше вырос или мне кажется? – обрадовано спросил я, протягивая обе руки для приветствия.

– Не знаю, вырос ли я, но то, что ты вроде как заново родился, меня радует и воодушевляет! – мы обнялись. Затем он отстранился, разглядывая моё лицо и, с трагизмом в голосе, добавил: – Хотя, и огорчает тоже!