Текст книги "Сборник статей, материалов и документов - Был ли Сталин агентом охранки"

Автор книги: Юрий Фельштинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

Попутно журнал "Восток и Запад" указывает еще на ряд менее сенсационных разоблачений и фальшивых цитат, которые, как многие никогда не произнесенные "исторические слова", вошли в обиход, хотя явно были созданы с целью рекламы.

Восстанавливая истину, журнал "Восток и Запад" оказывает большую услугу будущим историкам.

Е. Л. Янковский

0 ПОДЛИННОСТИ СТАЛИНСКОГО ДОКУМЕНТА1

Многоуважаемый Марк Ефимович!

В связи с полемикой по поводу подлинности сталинского документа, в которой неоднократно указывалось, что как министерство внутренних дел, так и Департамент полиции пользовались положением о письмоводстве военного ведомства, позвольте мне, как бывшему полковому адъютанту мирного времени, по долгу службы знакомому с письмоводством военного ведомства, уточнить некоторые положения.

Не собираясь доказывать подлинность или фальшивку данного документа, я хочу лишь пояснить характер и общий вид бумаг, установленных Положением о письмоводстве военного ведомства.

Помимо приказов, приказаний и служебных записок, не имеющих никакого отношения к данному случаю (документов совершенно особой формы), существовали еще: предписание (своего рода индивидуальный приказ) начальника подчиненному; сношение – переписка равного с равным, и рапорт – донесение младшего – старшему. Вид всех этих бумаг был следующий. В левом верхнем углу – бланк. По верхнему краю бумаги – кому таковая адресована, и внизу – подпись.

В зависимости от сути бумаги, бланк мог быть 1) учреждения (штаб... дивизии), тогда перед подписью фамилии ставилась должность и чин пишущего. 2) Должностной бланк (командир... полка). В этом случае при подписи указывался лишь чин. И, наконец, 3) именной бланк (командующий... ротой, шт. капитан... ), с подписью чина и фамилии.

1 Новое русское слово. 1956. 13 июня. С. 4. – Примеч. Ю. Ф.

Таковые же указания о Положении о письмоводстве были и в отношении адреса по верхнему краю бумаги, т. е. бумага адресовалась или учреждению, или определенному должностному лицу, иногда даже и с указанием чина и фамилии адресата, что обозначало, что данная бумага направлена для исполнения определенному лицу (а не его заместителю), каковой и может только вскрыть ее, в особенности же когда наверху стояла надпись: "не подлежит оглашению", "секретно" или "в собственные руки".

Помимо вышеуказанного вида бумаг существовали еще и официальные письма, каковые начинались – Милостивый Государь, чин, имя и отчество. В этих случаях адрес ставился в левом нижнем углу, на уровне конца письма, в каковом указывались должность, чин и фамилия адресата. Официальные письма подписывались с абзацем: Примите уверение в совершенном почтении... и фамилия.

Эти правила письмоводства существовали до 1910 года, когда было введено новое Высочайше утвержденное положение, более упрощенное, главным образом, в смысле экономии бумаги и упрощения высокопарности выражений. Согласно этому положению, при направлении официального письма равного к равному или младшему установлено было выражение "уважающий Вас" – вместо, "примите уверение... " Когда же письмо адресовалось старшему, к выражению -"уважающий Вас" добавлялось еще "покорный слуга".

В заключение, помня мудрую народную пословицу "не ошибается лишь тот, кто ничего не делает", могли быть ошибки и халатности в переписке с низшими инстанциями. В виде иллюстрации могу привести известный мне случай, когда в рапорте, даже на Высочайшее Имя, было как-то раз допущено небольшое отступление, которое прошло незамеченным. В конце 1912 или в начале 1913 года, т. е. на третьем году действия нового Высочайше утвержденного положения, было подано на подпись начальнику официальное письмо с установленным в Положении выражением "уважающий Вас". Старому служаке эта форма выражения показалась малопочтительной, и он приказал, вопреки правилам, переделать подпись по старому, уже отмененному положению: Примите уверение и т. д.

Все это, как мне кажется, лишний раз доказывает, что правила о письмоводстве не могут являться окончательным критерием при выяснении подлинности сталинского документа.

Исаак Дон Левин СТАЛИН КАК ПОЛИЦЕЙСКИЙ ШПИОН1

Учитывая возрастающий поток публикуемой о Сталине полемической литературы, открытое обсуждение вопроса о связях Сталина с царской тайной полицией назрело уже давно. Если я помог ускорить это обсуждение путем публикации в "Лайфе", наряду с важными разоблачениями Александра Орлова, вводной главы моей книги "Величайший секрет Сталина", я могу только приветствовать появление в "Нью лидере" 20 августа рецензии Григория Аронсона. Однако я возражаю против применяемой им методологии. Эта методология станет очевидной по мере того, как я пункт за пунктом буду рассматривать его анализ имеющего решающее значение документа Еремина, характеризующего Сталина как полицейского агента.

1. Когда документ был впервые опубликован, заявляет

Аронсон, Бертрам Д. Вольф в письме в "Лайф" категорически

объявил его подделкой. Вот что Вольф действительно написал

в "Лайф" 14 мая:

"Вы сделали большое дело, опубликовав статью Орлова и связанный с прошлым Сталина документ с комментариями Левина, и они теперь смогут стать предметом дальнейшей проверки... В 1952 году ко мне за консультацией обращался чиновник-эксперт по России из Госдепартамента США по поводу документа, являющегося, кажется, тем самым, который Вы теперь опубликовали. Мы пришли к заключению, что обвинение представляется правдоподобным, но труднодоказуемым... Если документ Левина и нуждается в дальнейшей проверке, то статья Орлова вполне убедительна".

"Борис Суварин, биограф Сталина, подверг документ

тщательному анализу", – заявляет Аронсон. Вот как выглядит

тщательный анализ Суварина. Статья в "Лайфе" была опуб

ликована в номере от 23 апреля. Суваринская публикация в

парижском издании "Запад и Восток" спешно пошла в печать

1 мая с таким заявлением: "Этот псевдодокумент был пред

ставлен четыре года назад Б. Суварину, который тотчас и

категорически объявил его фальшивкой". В то же время Су

варин охарактеризовал статью Орлова как "набор нелепостей".

Аронсон заявил, что пропуск приставки "Санкт" в пись

ме Еремина был немыслим в 1913 году. Он впервые отметил

это в выходящей на русском языке газете "Новое русское сло

во", на что исключительно хорошо информированный коррес

пондент А. Михайловский ответил в номере от 6 мая, что

1 Пер. с англ. Опубл. в "New Leader", 1 октября 1956, с. 26–28. – Примеч.. Ю. Ф.

некоторые лица не соблюдали эту формальность в письмах, не представляющих большой важности. Такого же мнения придерживаются многие царские офицеры, утверждающие, что слово "Петербург" часто применялось в неформальной официальной переписке.

Аронсон пишет: "Сталин упоминается не только его по

длинным именем – Джугашвили, но также псевдонимом -

Сталин, хотя он принял его только недавно, что не было ши

роко известно". Это одно из самых серьезных возражений про

тив документа, датированного 12 июля 1913 года. Действи

тельно, фамилия Сталин впервые появилась в печати в газете

"Правда" 1 декабря 1912 года под статьей за подписью

"К. Сталин", причем "К. " означало "Коба". В то же время

подпись "К. Ст. " появилась в "Социал-демократе" 25 мая 1910

года. "Правда" опубликовала также статью с продолжениями

в трех номерах – 19, 24 и 25 октября 1912 года.

По словам Аронсона, Охранка называла своих осведо

мителей "секретными сотрудниками", а не "агентами", т. е.

тем термином, который используется в письме Еремина. В до

несении от 20 августа 1913 года, направленном из департа

мента полиции генерал-губернатору Финляндии относительно

предотвращения контрабанды оружия (документ можно про

верить), говорится следующее: "В связи с обнаружением и сле

жением за контрабандой в распоряжение офицера было

придано 20 секретных агентов".

"Сталин подается как член Центрального комитета пар

тии, не уточняя какой партии", – отмечает Аронсон. Отчасти

верно, но на документе есть запись "по С-Д. " (по социал-де

мократам). Кроме того, сама фамилия Сталина и известная

принадлежность к партии помогли бы определить Централь

ный комитет.

Документ, заявляет Аронсон, "был якобы послан в Ени

сейское отделение Охранки. Есть все основания, однако, счи

тать, что Охранка не имела отделения в Енисейске". Какие

на этот счет есть факты?

25 апреля газета Аронсона "Новое русское слово" опубликовала письмо вышеупомянутого Михайловского. В письме говорилось: "В городе Енисейске было Охранное отделение. Оно ведало делами нескольких уездов в бассейне реки Енисей".

30 апреля "Новое русское слово" поместило письмо В. И. Максимовича, заявившего:

"Енисейский уезд и прилегающий к нему Туруханский край были местом ссылки в административном порядке. Для распределения и наблюдения за ссыльным элементом в гор. Енисейске существовало Охранное отделение, во главе которого стоял ротмистр Железняков (ему адресовано письмо Ере

мина. – И. Л. ). С ним я был лично знаком в продолжение нескольких лет. Последний раз я видел его в начале 1914 г. Дальнейшая судьба его мне неизвестна".

В одном из больших городов Канады живет сегодня бывший высший офицер Охранки В. С, служивший в 1912–1913 гг. в Енисейской губернии. Цитирую по его многочисленным письменным свидетельствам, находящимся в моем распоряжении: "В существовавшем Енисейском Охранном отделении было два штаба, возглавлявшихся жандармскими капитанами, и располагавшихся в Енисейске, а также в Красноярске, где я служил в 1912 и 1913 годах... Лично мне известные местные секции Охранного отделения находились в Ашхабаде, Красноярске, Енисейске, Никольск-Уссурийске. Они состояли из одного офицера в ранге капитана и одного чиновника. Эти небольшие отделения были введены недавно... Я знал всех офицеров жандармерии Енисейской губернии 1912–13 гг. персонально и поддерживал постоянную связь с ними... "

Мой корреспондент известен многим как человек с хорошей репутацией, и он готов представить свое конфиденциальное свидетельство любому беспристрастному расследованию.

Последним авторитетом Аронсона является А. Байкалов, который спешно направил из Лондона в "Новое русское слово" материал, даже не ознакомившись со статьями в журнале "Лайф", а основав этот материал на информации, полученной из Нью-Йорка из вторых рук. Его и цитирует Аронсон. Байкалов, в частности, категорически заявил, что "в г. Енисейске никакой Охранки никогда не было".

Обратимся теперь к Борису Николаевскому, хорошо известному читателям "Нью лидера", который также сомневается в подлинности документа Еремина. Находившийся в ссылке в Сибири Николаевский прибыл в Енисейск через пару дней после падения царского режима и был немедленно избран председателем Комитета общественной безопасности. Когда я сказал ему, что узнал о том, что жандармский полковник Руссиянов привез в Китай письмо Еремина из архивов сибирской Охранки, Николаевский заявил:

"Отчего же, я лично подписывал приказ на арест полковника Руссиянова в Енисейске по просьбе городского головы. Когда его пришли арестовывать, то застали его за сжиганием дел у себя в кабинете". На мое замечание: "Значит, в Енисейске было отделение Охранки!", г-н Николаевский ответил: "Там был своего рода Охранный пост, но мне кажется, он не назывался отделением".

Аронсон, вероятно, может стыковать это с огульным утверждением Байкалова. Но как он может объяснить то, что не процитировал заявление Байкалова из той же статьи, в которой говорилось: "Если Сталин не был постоянным и плат

ным агентом Охранки, он несомненно был время от времени осведомителем этого учреждения".

8. Самым весомым аргументом в арсенале Аронсона явилось указание на томе седьмом "Падения царского режима", где сказано, что Еремин был шефом финской полицейской администрации начиная с 11 июня 1913 года, т. е. за месяц до того, как якобы был написал этот документ. Каким образом, однако, Аронсон не смог обнаружить в пятом томе того же издания на стр. 94–97 памятную записку агента-провокатора Екатерины Шорниковой, утверждавшей, что она 20 июня приходила к помощнику директора Еремину, который дал ей 50 рублей?1 Дело в том, что 11 июня было датой назначения Еремина. Между назначением на должность и занятием нового поста в другом городе проходило много времени.

Но это только начало истории. 10 июня этого года "Новое русское слово" опубликовало пространную корреспонденцию бывшего чиновника русского департамента полиции Николая Веселаго, сейчас живущего в Лос-Анджелесе, который выразил сомнения относительно письма Еремина. Веселаго, однако, добавил:

"Полковник Еремин был потом произведен в генерал-майоры и был начальником Финляндского жандармского управления, но в пятницу 12 июля 1913 года он еще находился в Особом отделе Департамента полиции. Это время связано с одним моим личным делом, а потому память мне в этом изменить не может".

Почему Аронсон опускает любое упоминание об этом? И почему он также избегает ссылаться как-нибудь на мой ответ в "Новом русском слове" после того, как он впервые использовал свое открытие в этой газете 20 мая? В своем сообщении я сослался на частное письмо от 14 июля 1949 года бывшего царского полицейского чиновника генерала Спиридовича его старинному знакомому2. В этом письме он объяснил, что Ере

1 И. Дон Левин ошибается, причем эта ошибка, отчасти, вызвана путаным

русским текстом, в котором не разобрался Дон Левин. В документе написано

следующее: "До 13 числа товарища министра не было в С. -Петербурге, а

потому я пошла в департамент, где меня принял заведующий особым отделом

полковник Еремин со своим помощником. Я объяснила свое положение, что

у меня нет средств, и просила доложить обо мне директору [... ]. Полковник

Еремин сказал, что директора нет в департаменте, обещал обо мне доложить

и дал 25 рублей. После я несколько раз просила свидания с директором через

помощника полковника Еремина, так как последнего не было. Он просил

меня обождать, так как еще не мог получить распоряжений директора. 20

июня я пришла в департамент полиции и заявила помощнику заведующего

особым отделом, что у меня вышли деньги. Он принес мне 50 рублей" (Па

дение царского режима, т. 5. М.; Л., 1926, с. 97). Таким образом, очевидно,

что деньги Шорниковой выдавал не Еремин, "так как последнего не было",

а его помощник. – Примеч. Ю. Ф.

2 Видимо, речь идет о письме А. Спиридовича В. Макарову от 14 июля

1949 года. – Примеч.. Ю. Ф.

мин, вероятно, оставался на своем посту на протяжении нескольких недель после назначения, особенно в связи с тем, что летом 1913 года праздновался трехсотлетний юбилей династии Романовых, и большинство жандармских офицеров путешествовали с царской семьей.

Подлинный документ, сохранившийся в государственных архивах Финляндии (факсимиле доступно для проверки) улаживает весь спор. Это сообщение из штаба корпуса жандармерии от 21 июня 1913 года, извещающее генерал-губернатора Финляндии о том, что 11 июня полковник Еремин назначен служить под его началом. Печать канцелярии генерал-губернатора официально зарегистрировала получение этого сообщения только 7 июля. Поскольку Санкт-Петербург лишь 21 июня собрался проинформировать генерал-губернатора о назначении Еремина 11 июня шефом его Охранки, то, очевидно, он не мог занять свой новый пост 11 июня.

Когда Аронсон утверждает, что разоблачение Сталина, как агента Охранки, наносит ущерб делу антикоммунизма, то он проявляет поистине потрясающий подход к историографии. Он, очевидно, считает, что цель ученого не стремление понять правду и раскопать скрытые факты, а оценивать результаты исследований по их политической целесообразности до их обнародования.

Но даже если посылка Аронсона верна, так уж ли он прав, утверждая, что доказательство факта провокаторства Сталина отвлекло бы внимание от центральной политической задачи дня – разоблачения фактов сталинского террора? Как мне кажется, центральная задача состоит в подрыве веры миллионов людей в советской империи в идеализм коммунистических руководителей. Если будет установлено, что Сталин был царским шпионом и предателем дела революции, этот удар потрясет советскую диктатуру до основания.

Наконец, мы подошли к вопросу, имеющему первостепенное значение. Был ли Сталин царским агентом? Если бы Аронсон рецензировал мою книгу, а не ограничился рассмотрением документа Еремина, он мог бы способствовать освещению темных пятен. Позвольте мне вкратце изложить главную идею книги "Величайший секрет Сталина".

Краеугольным камнем биографии Сталина и культа личности, воздвигнутого вокруг его революционной карьеры, является известная хронология, составленная Берия в его книге "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье", в которой его герою приписывается шесть арестов, шесть ссылок и пять побегов. Потом тот же Берия в опубликованном 21 декабря 1939 года сборнике, посвященном 60-ле-тию со дня рождения Сталина, насчитал уже восемь арестов, семь ссылок и шесть побегов.

Это действительно стало началом увлекательного поиска сведений относительно службы Сталина в царской полиции, службы, о которой длительное время ходят слухи. Моя книга "Величайший секрет Сталина" всего лишь начальная глава в поиске решения большой тайны в жизни Сталина. После публикации разоблачительного материала в "Лайфе" на свет появилось много новых источников информации. Среди всех свидетельств документ Еремина имеет лишь второстепенное значение. Даже если по причинам иным, чем полагает Аронсон, будет доказано, что документ сомнительного происхождения, собранные исторические сведения, которые я опубликую в свое время, не оставят и тени сомнения в том, что Сталин был царским агентом.

Григорий Аронсон ОТВЕТ И. ДОН ЛЕВИНУ1

В своей рецензии на книгу Исаака Дон Левина, анализируя документ, приведенный автором для доказательства того, что Сталин был агентом царской Охранки или тайной полиции, я пришел к выводу, что документ является подделкой.

Большинство вопросов, которые сейчас поднимает Левин, носят в высшей степени технический характер. Поскольку они направлены главным образом в мой адрес, я должен на них ответить.

Левин возвращается к вопросу, который первым бросил сомнение на подлинность документа, а именно вопросу о том, почему в письме из царского департамента полиции от 12 июля 1913 года Иосиф Джугашвили также упоминается как Сталин, т. е. псевдонимом, который стал известен намного позже. Левин говорит нам, что Джугашвили первый раз подписался этой фамилией в статье в "Правде" 1 декабря 1912 года, но появление одной подписи в большевистской газете не могло быть достаточным, чтобы ее использовать в официальном документе царской полиции.

Левин также касается странного обстоятельства, о котором я упомянул, что в документе Сталин подается как "член Центрального комитета", не уточняя, какой партии. Ответ Левина состоял в том, что на полях документа от руки, а не на машинке, кто-то написал словами "по С. -Д". Вряд ли это убедительно.

1 Пер. с англ. Опубл. в "New Leader", 1 октября 1956, с. 28. – Примеч. Ю. Ф.

Пытаясь доказать, что в городе Енисейске было отделение Охранки, Левин приводит много материала, который не имеет ничего общего с этим делом. Он упрекает меня за то, что я игнорирую письма в "Новое русское слово", в которых утверждалось, что такое отделение существовало. Я это делал по простой причине. В этих письмах содержались предположения, не подкрепленные какими-либо доказательствами.

Меня, в свою очередь, интересует, по какой причине Левин проигнорировал книгу М. Москалева "Русское бюро большевистской партии, 1912 – март 1917" (Москва, 1947), в которой страницы с 149-й по 160-ю посвящены различным административным и полицейским учреждениям Енисейска во времена последней ссылки Сталина. В книге ни разу не упоминается существование енисейского отделения Охранки. И почему Левин презрительно высказывается о А. Байкалове, который недавно писал в парижской газете "Русская мысль", что никогда в Енисейске не было такого отделения? Во время революции в 1917 году Байкалов жил в этом городе, и ему была поручена ликвидация там царской тайной полиции.

Левин оспаривает мое утверждение относительно того, что поскольку генерал Еремин, подписавший противоречивый документ, был назначен шефом финской полицейской администрации 11 июня, т. е. за месяц до даты написания документа, то его подпись и сам документ в целом должен быть подделкой. Тем не менее аргумент Левина главным образом основан на письме Н. Веселаго в "Новом русском слове", заявившего по памяти, что 43 года назад, 12 июля 1913 года, если быть точным, он видел генерала Еремина в Санкт-Петербурге (Еремин все еще не уехал в Финляндию). Подобным же образом Левин ссылается на письмо покойного генерала Спиридовича, в 1949 году утверждавшего, что Еремин хотя и был назначен на новый пост 11 июня, задержался в Санкт-Петербурге по каким-то причинам. Он также цитирует ряд финских документов того времени. Однако показательно, что Левин не цитирует ни письмо Спиридовича, ни другую документацию.

Левин критикует меня за то, что я цитирую Байкалова, когда он отрицает существование енисейского отделения Охранки, но игнорирую его утверждение о том, что Сталин "несомненно был время от времени осведомителем" полиции. Подобные заявления относительно точек зрения неуместны даже для высоко авторитетных лиц.

Веселаго, на которого ссылается Левин, писал в "Новом русском слове", что Сталин, "безусловно, был секретным сотрудником". Однако, когда речь заходит о документе Еремина, то он (Веселаго) категорически заявляет: "Просто невозможно

даже предположить, чтобы он выпустил из Особого отдела подобное письмо.... Я служил в Департаменте полиции и скажу откровенно, что это письмо вызывает во мне большие сомнения".

Левин заключает статью признанием того факта, что документ Еремина, представляющий собой основу книги, имеет лишь "второстепенное значение". Он обещает основывать будущие разоблачения на новых пока неизвестных источниках. Сразу же возникает вопрос: по словам Левина, его книга "Величайший секрет Сталина" всего лишь "начальная глава". Но не лучше было бы автору сначала собрать доказательства, а потом уже писать книгу, вместо того, чтобы делать наоборот?

М. Тителл

ДОКЛАД ДЛЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ НА НЬЮ-ЙОРКСКОМ

ЗАСЕДАНИИ АМЕРИКАНСКОЙ АССОЦИАЦИИ

РАЗВИТИЯ НАУКИ1

Тема: Разоблачение документального обмана.

Автор: Магистр Мартин К. Тителл, лектор по спорным документам, Нью-Йоркский университет штата Нью-Йорк, Институт криминологии, Бруклинский колледж. Нью-Йоркский университет.

Адрес: Фултон-стрит 123, Нью-Йорк 38, штат Нью-Йорк.

Время: Суббота, 29 декабря 1956 г., 14: 00.

Место: Комната Пенн-Топ, Отель "Статлер", г. Нью-Йорк.

Программа: Семинар "Наука и преступление". Секция социальных наук Американской ассоциации ученых общественных наук, организованный при содействии общества развития криминологии.

23 апреля 1956 года одно из наиболее влиятельных средств массовой информации в Соединенных Штатах – журнал "Лайф" опубликовал статью известного журналиста Исаака Дон Левина, озаглавленную "Величайший секрет Сталина". Суть статьи в том, что покойный диктатор Советского Союза Иосиф Сталин был в дореволюционное время царским шпионом и работал на правительство против своих товарищей по революционному делу. В качестве доказательства для такого заявления был предъявлен машинописный документ, подписанный, как утверждается, полковником Ереминым в С. -Петербурге 12 июля 1913 года.

1 Архив Гуверовского института, фонд Б. И. Николаевского. Пер. с англ. – Примеч. Ю. Ф.

В подтверждение подлинности этого документа, представляющего Сталина как царского шпиона, как "стандарт" для технической его экспертизы было приведено другое письмо – официальное сообщение и. о. директора Управления полиции России от 5 ноября 1912 года. В статье в "Лайфе" говорилось, что сталинско-ереминский документ и "стандарт" были отпечатаны на пишущей машинке "одной и той же модели и модификации". При этом г-н Левин ссылается на известного исследователя документов г-на Альберта Д. Осборна.

Позже статья г-на Левина была расширена до объема книги, уже опубликованной в этом году издательством "Ковард Маккен". Статья в "Лайфе" меня очень заинтересовала, и я внимательно прочитал ее. Посвятив свою жизнь изучению шрифтов и пишущих машинок и занимаясь многие годы изучением документов, я уделил особое внимание сравнению сталинско-ереминского документа со "стандартом" по фотографиям, сопровождающим статью. Даже из фотографий, воспроизведенных в журнале, следует с очевидностью, что эти документы не были отпечатаны на машинке одной и той же модели, и, по крайней мере, в этом отношении статья в "Лайфе" была неточной.

На следующий день я получил несколько оттисков статьи из "Лайфа" и раздал студентам своих классов по полицейской науке в Бруклинском колледже. Мои студенты с легкостью обнаружили двадцать пять различий в характере шрифтов обоих документов, и ни один из них не высказал мнения, что сталинско-ереминский документ и "стандарт" были отпечатаны на пишущей машинке одной и той же модели или модификации.

Вызванный этими документами интерес подтолкнул меня к необходимости изучить оригиналы обоих писем. По поводу сталинско-ереминского письма я связался с г-ном Левиным, а по поводу "стандарта" – с библиотекой Леланд, Стенфордского университета. Мне не удалось получить ни того, ни другого оригинала; сталинско-ереминское письмо находилось в сейфе Толстовского фонда, а работники Леланд, Стенфорда, не смогли найти "стандарт". В конечном счете я все-таки получил хорошую фотокопию сталинско-ереминского письма из Толстовского фонда и хорошую фотокопию "стандарта" от г-на Левина.

Изучение сталинско-ереминского письма, которое повлекло за собой поездку по нескольким европейским странам с целью опроса тех, кому могло быть что-то известно по этому поводу, а также анализ нескольких тысяч документов убедили меня в том, что письмо является подлогом.

Хочу подчеркнуть, что мое исследование связано с проблемой подлинности сталинско-ереминского письма лишь с точки

зрения материального его изучения. Говорю об этом потому, что, насколько я понимаю, в некоторых кругах это письмо вызвало политические дебаты, которые меня совершенно не интересуют. Кроме того, мои результаты не должны истолковываться как опровергающие мотивы "Лайфа", г-на Левина или г-на Осборна. Как эксперта по документам меня, однако, касается вопрос разоблачения поддельных документов, а ста-линско-ереминское письмо является подлогом.

Поскольку это мне представляется наиболее логичным способом изложения хода моего исследования, то я хотел бы начать в хронологическом порядке с того дня, когда я и мои студенты изучали оспариваемый документ и "стандарт".

В статье и книге Левина пишущая машинка, использованная для напечатывания обоих документов, определена как русская, изготовленная на заводе компании "Ремингтон" и экспортированная в Россию в дореволюционное время. Расспросы на заводе Ремингтон в Эльмире и в офисах этой компании в том же городе позволили установить, что "стандарт" был действительно напечатан на машинке "Ремингтон". Однако оспариваемый документ, так я буду называть сталинско-ереминское письмо, был написан вовсе не на ремингтоновской машинке.

В июле нынешнего года мое исследование вынудило меня к поездке в Германию. Во Франкфурте я обнаружил, что оспариваемый документ был отпечатан на машинке немецкого производства типа "Адлер". Завод "Адлер" был разрушен в результате бомбардировок, и поэтому установление времени производства машинки, использованной для изготовления спорного документа, оказалось невозможным. Однако сотрудники, проработавшие многие годы на фирме, заявили, что тот русский шрифт, которым отпечатан оспариваемый документ, был изготовлен впервые в 1912 году. Но сам документ не мог быть отпечатан ни в 1912 г., ни даже в 1913 г., а лишь много позже, поскольку шрифт изношен и разбит. Оспариваемый документ, должно быть, был написан много лет спустя после изготовления самой пишущей машинки. Я взял образчики шрифта, снятого с машинки "Адлер" производства 1912 года, и в подтверждение правильности моего определения их можно сравнить со шрифтом оспариваемого документа.

Будучи в Германии, я перепроверил некоторые из моментов, описанные г-ном Левиным в его книге. На стр. 107 книги "Величайший секрет Сталина" г-н Левин рассказывает о поиске некоего Добролюбова, бывшего прежде офицером Охранного отделения или царской тайной полиции. Автор говорит, что он посетил греческую провославную церковь на Находш-трассе в Шарлоттенбурге (Берлин), священник которой сразу отреагировал на имя Добролюбов. Автор помечает время этого

события мартом 1950 года. Я посетил ту же самую церковь и говорил со священником, прослужившим там многие годы. Он не знал ничего о Добролюбове и не припоминал встречи ни с американцем, ни с кем-либо еще из упоминавших это имя. Там был, правда, еще один священник, помогавший церкви, где я брал интервью, но он тоже ничего не знал о Добролюбове и не помнил расспросов о таком человеке.

Помочь в моих поисках вызвался г-н Игорь Фромке, 39-летний мужчина, который прислуживал в церкви и который, будучи ранее в плену у американцев, свободно говорил на английском, а также на русском и немецком языках. Для большей убедительности позволю Фромке самому изложить часть этой истории:

"В воскресенье, 15 июля, меня позвали к алтарю встретиться с американцем, который представился как Мартин К. Тителл. Он спросил, говорю ли я по-английски и когда закончится церковная служба. После последней проповеди г-н Тителл подошел ко мне и отцу Сергию и задал нам следующие вопросы: "Не может ли отец Сергий вспомнить американского писателя Исаака Дон Левина, который приезжал в Берлин в марте 1950 года и спрашивал о некоем дьячке по имени Добролюбов, который, должно быть, долго работал в нашей церкви до последней войны. Отец Сергий сказал, что такого дьячка в нашей церкви никогда не было и что он не помнит г-на Дон Левина. Но поскольку в нашей церкви всегда было и есть два священника, то он сказал, что нам следует поговорить также и с отцом Михаилом. В 9 ч. 30 мин. утра 16 июля мы с г-ном Тителлем снова встретились у входа в церковь, сразу же прошли внутрь и увидели отца Михаила, готовившегося к службе. Мы задали ему те же вопросы. Отец Михаил отверг их с еще большей категоричностью и заверил меня, что вовсе не знает такого человека".

На той же стр. 107 книги Левина говорится: "Поиски Добролюбова привели меня в Висбаден и завершились там на соседнем кладбище. Добрый местный священник проводил меня к его могиле. Он умер недавно, и вместе с ним оказались погребенными многие тайны Охранного отделения".