Текст книги "Сборник статей, материалов и документов - Был ли Сталин агентом охранки"

Автор книги: Юрий Фельштинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Обменявшись взглядами относительно большой чистки и показательных процессов с их фантастическими признаниями обвиняемых и о крайне искаженных представлениях Сталина о современной и хорошо известной истории, я спросил Рассела: "Известен ли вам в истории человечества другой такой феномен, как Сталин?"

– Да, – ответил он, – в данный момент мне на память пришла одна историческая параллель. Этот человек был из числа парфянских прародителей Сталина. Я имею в виду Мит-ридата Великого. Ведь родина Сталина – Грузия -входила в состав древней Парфии.

Возвратившись домой, я решил посмотреть в энциклопедии о Митридате, бывшем единственным правителем, который на протяжении восемнадцати лет сдерживал натиск Римской империи в Малой Азии. И вот что я записал:

"Историки древности окружали личность Митридата ореолом романтики. Его мужество... его способность есть и пить... его проницательный ум... возносились почти до небес. Получив поверхностное греческое образование, он совмещал в себе одновременно коварство, суеверие и упрямство представителя Востока... Он раздавал награды выдающимся поэтам и лучшим едокам... Он никому не верил. Он убил свою мать, сыновей, сестру, на которой был женат. Пытаясь не допустить захвата врагами своего гарема, он умертвил всех наложниц, а его са

мые верные сторонники никогда не чувствовали себя в безопасности".

Когда зимой 1930–1931 годов я работал над биографией Сталина, уже имелось множество косвенных доказательств, свидетельствующих, что Сталин является ненормальным феноменом в человеческом обществе. Это происходило до разразившегося по вине Сталина голода, во время которого миллионы жизней были принесены в жертву кампании коллективизации, до загадочных убийств его ближайших соратников, наставников и приверженцев, до большой чистки с ее массовыми расстрелами руководителей Красной Армии, в том числе маршала Тухачевского, до целого ряда инсценированных судебных процессов, на которых старая ленинская гвардия унижалась, бичевала себя в тщетной надежде добиться прощения, до потрясшего мир пакта между Сталиным и Гитлером, что стало прелюдией ко второй мировой войне.

В то время мысль о современном Митридате показалась мне невероятной. Глядя в прошлое, я отказывался верить тем обвинениям, которые выдвигались в отношении раннего периода деятельности Сталина – Бенедикта Арнольда русской революции. По множеству сведений из различных источников в начале своей карьеры в революционном движении Сталин выдал некоторых своих товарищей царским властям, а в ряде случаев манера его поведения наводила на мысль, что он был агентом Охранки – ненавистной царской тайной полиции.

Только огромное чувство вины и неотступный страх разоблачения могли объяснить фантастическую манеру поведения Сталина в тридцатые годы и придать видимость достоверности выдвинутым против него в высшей степени необычным обвинениям. В глазах Советов подобные обвинения выглядели чудовищными. До сознания жителя Запада это, вероятно, лучше всего можно было донести, приведя пример с Бенедиктом Арнольдом. Если б Арнольд не был разоблачен во время американской революции, то, став президентом и сохранив за собой навсегда этот пост, он обрек бы на смерть Джефферсона, Гамильтона, Адамса, Мэдисона, Франклина, Монро и других отцов – основателей Америки, обвинив их в предательстве и вдобавок в отравлении больного Джорджа Вашингтона. В подобном случае роль Бенедикта Арнольда была бы аналогичной той, которую приписывали Сталину его обвинители.

Действительно, обвинения выглядели настолько чудовищными, что их опроверг даже самый крупный соперник Сталина Лев Троцкий. В своей едкой и разоблачительной биографии Сталина, которую он завершал летом 1940 года, когда подосланный Сталиным убийца киркой размозжил его череп, Троцкий упрекал тех "легковерных биографов", которые пошли на поводу у подобных вымыслов.

"Революционная организация может поддерживать свое существование только беспощадной строгостью ко всему, что хоть отдаленно пахнет доносом, провокацией или предательством, – писал, руководствуясь политическими соображениями, Троцкий, воздавая незаслуженные почести дисциплине ленинской большевистской организации. Малейшая снисходительность в этой области означает для нее начало гангрены. Если бы даже Coco оказался способен на такой шаг, в котором на треть Макиавелли приходится две трети Иуды, совершенно невозможно допустить, чтобы партия потерпела его после этого в своих рядах". Но при этом Троцкий делает важное добавление: "Тем не менее совершенно не случайно, что злостная выдумка связана с именем Сталина. Ни о ком другом из старых революционеров не рассказывали подобных вещей"1.

То, что Сталин состоял на одну треть из Макиавелли и на две трети из Иуды, сейчас можно доказать. А документально доказав, что вся карьера Сталина до революции складывалась под знаком великого секрета его жизни -службы в качестве царского шпиона, – мы получим ответ на вопрос, который задает весь мир после сенсационных разоблачений, прозвучавших на XX съезде Коммунистической партии в Москве в феврале 1956 года.

Уолтер Липпман следующим образом резюмировал волновавшую всех проблему:

"Мы хотели бы знать, что побудило Хрущева начать столь широкую и впечатляющую кампанию по дискредитации Сталина. По какой причине он пошел на такой шаг, когда, располагая контролем над советской прессой, мог и далее игнорировать Сталина, не упоминать его имени и постепенно вычеркнуть память о нем из сознания людей? Какая была необходимость в то время поднимать антисталинистскую кампанию?"

Более точный подход к кардинальному вопросу представляется примерно таким образом. Если нынешние советские руководители решили наметить новый политический курс, осуждая политику Сталина и культ личности, то почему они не ограничились критикой его трудов и пересмотром его доктрин? В конечном счете одно дело подвергнуть ревизии политику Сталина, перейти от начертанной им линии к новому курсу опорочить его учение, переписать сфальсифицированную им историю. Все это ради того, чтобы преуменьшить роль культа личности и непогрешимости руководства (на решение этой задачи сталинским наследникам потребуются многие годы). Другое дело организовать против Сталина такую кампа

1 Цит. по кн.: Троцкий Л. Сталин: В 2 т. м.: Изд. Терра, 1996. Т. 1. С. 85. – Примеч. Ю. Ф.

нию, которую коммунистические единомышленники во всем мире наверняка расценили бы как кампанию клеветническую. И зачем тогда одновременно сопровождать ее посмертной реабилитацией отдельных жертв сталинской мести? Не явился ли тот факт, что реабилитация началась с прежнего идола Коминтерна Бела Куна, который едва знаком нынешнему поколению советских людей, очевидным намеком в адрес Тито, против которого Сталин направлял свои парфянские стрелы в ходе балканских чисток? Не было ли восстановление славного имени бывшего руководителя советской Украины Станислава Косиора призвано успокоить непокорную Украину, а заодно все порабощенные народы советской империи, местные лидеры которых были ликвидированы Сталиным? Не была ли канонизация Антонова-Овсеенко, сподвижника Троцкого по захвату Зимнего дворца во время революции, оливковой ветвью, протянутой всем сторонникам Троцкого? Какое неимоверное давление заставило кремлевскую хунту перейти от критики сталинизма к суровому осуждению злодеяний Сталина и начать широкую кампанию с целью низложения его с пьедестала пророка и осуждения его как ужасного преступника?

Лишь потрясающие по своему характеру обличительные документы могли вынудить наследников Сталина столь поспешно организовать кампанию по разоблачению своего хозяина. Более тридцати лет Сталин упорно стремился уничтожить всех свидетелей и все факты, относившиеся к самому затаенному секрету его прошлой жизни – службе в Охранке. Бесчисленное количество жизней погубил он, охотясь за подлинными полицейскими документами, относившимися к его деятельности, и стараясь стереть все следы своей прошлой измены делу революции. Все эти годы Сталин, действуя с непревзойденным коварством и цинизмом, старался сфальсифицировать все архивные материалы и создать многотомную историю революции, явно противоречившую общеизвестным фактам. Подобного не знала история. Сталин прокладывал себе путь, создавая вокруг себя ореол, рассчитывая навсегда смыть позор предательства. С помощью своих прихвостней Сталин писал новую историю своего времени. Книги печатались миллионными тиражами на всех языках и распространялись по всему миру. Культ обожаемого героя был изобретен самим Сталиным и возник под воздействием гнетущего страха быть разоблаченным. Именно это лежит в основе странных и, казалось бы, необъяснимых событий, которыми отмечено правление Сталина.

Неудивительно, что не кто иной, как Уинстон Черчилль, который одним из первых начал изучать большевизм и часто выражал в годы второй мировой войны беспредельное восхищение Сталиным, впоследствии охарактеризовал его режим са

мой великой в истории "загадкой, окруженной тайной, которая в свою очередь облачена покровом секретности". Тогда не было возможности рационально объяснить поведение Сталина. Сейчас мы располагаем документами, которые дают ключ к решению этой внушавшей трепет загадки.

Нам также известно, что подобные документы в разное время находились в руках соперников и оппонентов Сталина по коммунистической партии. Мало сомнений в том, что кремлевские правители стали владельцами ряда обличительных документов и знают о существовании других материалов за рубежом. В сложившейся обстановке у коллективных диктаторов не было другого выбора, как действовать первыми. За кулисами драматического разрушения сталинской пирамиды славы скрывается страх его бывших придворных, которые сейчас правят советской империей. Они опасаются, что их самих обвинят в том, что они были сознательными сообщниками предателя революции. Они горят желанием отмежеваться от человека, чей скипетр унаследовали и чью власть разделяют, пока поступь истории не настигнет их и не выявит их причастие к тщательно скрываемой тайне Кремля. Дело в том, что революционные традиции в советском правящем классе и в коммунистической партии все еще обладают огромной взрывной силой. Она способна отстранить от власти любого, кто запятнал себя службой в царской Охранке, и свергнуть любое руководство, виновное в сотрудничестве в деле умышленного утаивания или сокрытия подобных актов предательства революции.

2. ДОКТОР ДЖЕКИЛЛ И ГОСПОДИН ХАЙД

Когда после Февральской 1917 года революции в России, свергнувшей царский режим, были раскрыты центральные архивы Охранки, в недрах ленинского большевистского лагеря была обнаружена по крайней мере дюжина полицейских шпионов, внедренных в качестве агентов-провокаторов. В ходе расследования, проведенного Чрезвычайной следственной комиссией, которую учредило Временное правительство, были установлены личности всех провокаторов за исключением одного. Работа комиссии оказалась сорванной в результате захвата власти советами, организованного Лениным и Троцким в ноябре 1917 года. Затем последовал период гражданской войны и анархии, местных восстаний, сопровождавшихся появлением многих провинциальных правительств. В эти смутные годы большое число губернских архивов Охранки и полиции были либо потеряны и уничтожены, либо оказались за пределами досягаемости тех, чьи жизни зависели от секретов, сокрытых в царском досье.

Постепенно всех (за исключением одной царской подсадной утки в ленинском окружении) привлекли к судебной ответственности и казнили. Множество шпионов, находившихся в рядах других революционных партий, также были разоблачены или опознаны их бывшими жертвами, подверглись задержанию и часто убиты без суда и следствия. Традиция беспощадно наказывать предателей дела революции настолько глубоко укоренилась в сознании людей, что даже Ленин, находясь на вершине власти, не смог добиться помилования царского секретного агента, который вошел в историю. Этим человеком был Роман Малиновский. Его дело получило широкую известность в анналах русского революционного движения, а его отношения с Лениным пролили яркий свет на таинственные аспекты карьеры Сталина. В критические годы революционной борьбы, развернувшейся до первой мировой войны, Малиновский был одним из ближайших помощников и доверенных лиц Ленина, занимая куда более влиятельное по сравнению со Сталиным положение в большевистской иерархии.

Малиновский, имевший криминальное прошлое, примкнул к революционному движению в возрасте двадцати трех лет с тем, чтобы служить осведомителем Охранки. Он действовал под кличкой "Портной", поскольку вначале служил подмастерьем у портного. Затем стал металлистом. Его восхождение сразу по двум лестницам – Охранки и революционного подполья – было головокружительным. Он стал секретарем мощного профсоюза металлистов в промышленном Санкт-Петербурге, тогдашней столице России. Когда Ленин начал внутри социал-демократической партии наступление против умеренного меньшевистского крыла, пытаясь установить контроль своей экстремистской фракции над всей партийной машиной, Охранка направила Малиновского к непримиримым. Ленин принял Малиновского в лоно большевиков с распростертыми объятиями. В то же время он получил повышение по службе: осведомитель стал штатным шпионом Охранки, и ему было определено постоянное солидное жалованье. Только высшее начальство Охранки знало лично Малиновского. С ним он поддерживал прямую связь.

Накануне проведения в 1912 году предвыборной кампании в Четвертую Думу Ленин предложил Малиновскому баллотироваться в депутаты как рабочему от станка. Начальник Охранки с радостью ухватился за это предложение. Малиновский был пламенным оратором со всеми атрибутами прирожденного демагога. Внедрение в Думу видного большевика поистине явилось бы крупным успехом Охранки. Правда, на пути реализации этого замысла стояло препятствие: криминальное прошлое Малиновского. Но Охранка знала, как устранять всех сильных кандидатов, арестовывая их по сфабрикованным об

винениям. Малиновский победил на предварительных выборах и был избран депутатом от Москвы.

Всего в Думе насчитывалось тринадцать социал-демократических депутатов: семь меньшевиков и шесть большевиков. Малиновского избрали заместителем председателя объединенного руководства социалистов. Когда на открытии Думы царский премьер-министр огласил обращение царя, Малиновскому поручили произнести ответную речь от имени всей социалистической фракции. Текст речи составил Ленин, находившийся в австрийском подполье, а редактировалась она в главном управлении Охранки в Санкт-Петербурге.

Основной задачей, которую Охранка поставила перед Малиновским в Думе, было разжигание соперничества между большевиками и меньшевиками и усугубление всеми возможными средствами раскола между двумя крыльями с целью предотвратить создание между ними коалиции, что полицейские чиновники считали самой большой угрозой царскому режиму. Когда в январе 1912 года Ленин созвал в Праге конференцию своих сторонников с целью образовать Центральный Комитет, который, как он объявил, представлял бы всю партию, Малиновского избрали одним из семи его членов. Сталин был желанным кандидатом, но Ленину не удалось обеспечить его избрание ни в состав ЦК, ни в число четырех кандидатов в члены ЦК. Более того, будучи главой русского бюро ЦК, Малиновский имел право расширять его состав путем кооптации новых членов. Впоследствии при поддержке Ленина Малиновский ввел Сталина в состав ЦК. Во всех сталинских историях революции именно эта дата знаменует "избрание" Сталина в ленинский Центральный Комитет, в котором он состоял до своей смерти в 1953 году.

Весной 1912 года, когда Ленин предпринял издание газеты "Правда" в Санкт-Петербурге, Малиновский был назначен ее издателем, а Сталин – ее первым редактором. В промежутках своей полной забот хлопотной жизни в роли подпольного доктора Джекилла и господина Хайда Малиновский выдал полиции многих товарищей, сам арестовывался, пять раз "бежал" и ухитрился вызвать серьезные подозрения относительно своей революционной преданности, против которых резко возражал Ленин.

Первое подобное обвинение выдвинул не кто иной, как молодой Николай Бухарин. Его арест в Москве произошел при обстоятельствах, которые навели его на мысль, что только Малиновский мог выдать его местонахождение. Ленин отчитал Бухарина, не сумевшего представить конкретные сведения, подтверждавшие обвинения, и энергично защищал Малиновского. Другой видный большевик, будущий посол СССР в Соединенных Штатах Александр Трояновский, выдвинул против

Малиновского более серьезные обвинения. Его жена, Елена Розмирович, бывшая в свою очередь крупным большевистским деятелем, была арестована при обстоятельствах, которые побудили ее подозревать Малиновского. Будучи за границей и полагая, что Охранка вскроет его письма, Трояновский прибег к уловке. Он послал из Швейцарии своему родственнику в России письмо, в котором заявил, что ему известно имя провокатора, выдавшего его жену, и, если ее не освободят, он выступит с разоблачениями, способными потрясти страну. Начальник Охранки наверняка показал перехваченное письмо Малиновскому. Тот испугался, впал в истерику и потребовал немедленно освободить госпожу Трояновскую. Ее выпустили на свободу.

Документальные свидетельства все еще отсутствовали, и когда лидер меньшевиков Мартов предъявил обвинения Малиновскому, Ленин пришел в такую ярость, что потребовал от Мартова повторить свое "клеветническое" заявление в Швейцарии, чтобы иметь возможность возбудить предусмотренное швейцарским законодательством дело о клевете. Однако внезапные перестановки в царском полицейском руководстве придали делу Малиновского сенсационный оборот.

8 мая 1914 года, в разгар бурной перепалки в Думе между взбунтовавшимися депутатами-социалистами и консервативным председателем Родзянко, Малиновский бросил на стол последнего папку с документами и покинул помещение, уйдя таким образом в отставку. Один из депутатов-большевиков в Думе А. Бадаев в своих мемуарах, опубликованных советским правительством после революции, писал, что отставка Малиновского явилась громом среди ясного неба, так как до этого момента не было даже намека на то, что он замышлял подобное. Уход из Думы без согласия на то партии и без каких-либо объяснений явился таким грубым и из ряда вон выходящим нарушением партийной дисциплины, что никто не мог понять причины этих действий.

Причина обнаружилась довольно скоро. Вступая в должность, новый начальник царской полиции и Охранки генерал Дюнковский, бывший генерал-губернатором Москвы, обнаружил к своему удивлению, что большевистский нарушитель спокойствия в Думе и самый заядлый смутьян подослан Охранкой. Убежденный монархист, приверженец старомодного кодекса чести, Дюнковский не мог себе представить подобное. Более того, следовало считаться с перспективой национального и международного скандала, который мог его опозорить. Он немедленно сообщил об этом под большим секретом председателю Родзянко и потребовал прогнать Малиновского со службы в Охранке. Получив значительную сумму денег (в размере шести тысяч рублей) при условии, что он покинет страну,

Малиновский той же ночью уехал за границу. Он сразу же направился на конспиративную квартиру Ленина, находившуюся под Краковом.

Бегство Малиновского произвело фурор и нанесло серьезный удар делу большевиков. Однако Ленин был настолько уверен в том, что кампания против Малиновского была инспирирована политическими интригами меньшевиков с целью дискредитировать ленинское руководство, что с нескрываемым сочувствием выслушивал доводы предателя в свою защиту. Малиновский ссылался на то, что царская полиция обнаружила совершенное им в юности преступление – попытку изнасилования – и старалась шантажировать его с целью склонить к преступной деятельности. У него не было иного выхода, как подать в отставку и спасаться бегством. Хитрый крючкотвор Малиновский представил Ленину дело в вызывающей манере. Он потребовал расследовать выдвинутые против него обвинения, настаивая на том, что факты покажут, что возводимые против него нападки являются составной частью кампании его политических противников с целью подорвать авторитет Ленина и его движение.

Ленин поверил Малиновскому и впоследствии даже писал, что возникает чувство стыда за человечество, когда видишь, как личные невзгоды человека используются для борьбы с противостоящим политическим течением. В последующие военные годы, когда Малиновский находился в качестве пленника в германском лагере, Ленин и его жена посылали ему продовольственные посылки и пропагандистскую литературу, чтобы помочь вести большевистскую пропаганду среди русских военнопленных. Появившиеся после февральской революции разоблачения, касавшиеся двойной жизни Малиновского, стали сенсацией российского масштаба. Прежние хозяева по Охранке в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии привели множество омерзительных фактов. Но Малиновского нигде не могли найти. Затем произошла большевистская революция. Спустя год после прихода Ленина к власти, Малиновский появился в России и безуспешно пытался встретиться с бывшим покровителем, ставшим во главе советского правительства. Он был арестован и 5 ноября 1918 года предстал перед революционным трибуналом.

Бывший коллега Малиновского по Думе Бадаев писал, что многие свидетели (включая руководителей царской полиции) и тома документов, извлеченных из секретных полицейских архивов, позволили восстановить историю предательства. Когда на суде была полностью доказана деятельность Малиновского в качестве агента-провокатора, он, конечно, не смог отрицать свою причастность к преступлениям и избрал другой способ защиты. Он утверждал, что был вынужден стать аген

том-провокатором, так как полностью находился в руках полиции. Он представил свою карьеру в роли агента-провокатора как долгое мученичество, сопровождавшееся страданиями и угрызениями совести, от которых он не мог избавиться. Он пытался доказать, что добровольно покинул Думу из-за личных невзгод и сделал вид, что искренне раскаивается, признав при этом серьезность своих преступлений. Малиновский заявил, что ожидает только смертной казни, хотя, говоря это, несомненно рассчитывал, что такое поведение позволит добиться некоторого снисхождения.

Ленин действительно расположен был проявить снисхождение даже на этом этапе. Он выступил в печати с утверждением, что Охранка решила убрать Малиновского из Думы, так как его революционная активность чересчур досаждала царскому режиму. Однако, несмотря на свой огромный престиж и власть, Ленин не осмелился пытаться добиться помилования Малиновского. Давление народных масс, требовавших смерти предателям, оказалось слишком сильным, чтобы его мог игнорировать даже Ленин. Малиновского расстреляли на следующее утро после суда. Его казнь явилась предупреждением другим предателям дела революции: тех, в чьем прошлом есть темные пятна службы царскому режиму – ожидает смерть, как только обнаружится правда. С тех пор жизнь Сталина стала протекать под знаком противоборства между истиной, стремившейся выйти на свет, и мефистофельской стратегией, направленной на извращение правды, с тем чтобы навсегда похоронить ее в тайниках истории.

3. ПРИВИЛЕГИРОВАННАЯ ССЫЛКА

К весне 1931 года, когда я завершал работу над биографией Сталина, передо мной встала дилемма: не представить ли Сталина в роли Малиновского? В общественной печати различных русских революционных групп за границей появилось достаточное количество косвенных доказательств, подтверждающих, как мы увидим ниже, предположения на сей счет. Однако тот факт, что в русском революционном движении расплодилось больше, чем в любой другой стране, презренных двойных агентов, также создавало тлетворную обстановку взаимной подозрительности и доносительства. Поскольку многие представители подпольных партий оказывались объектом злостных наветов, преднамеренно фабриковавшихся часто Охранкой с целью посеять раздоры и разногласия, следовало проявлять двойную осторожность в обращении с такими документами.

В период страшных и кровавых 30-х годов Сталин еще не стал фигурой мирового масштаба. Поэтому я не обращал вни

мания на многие вопросы, которые приобрели зловещий характер в следующем десятилетии. Теперь же, ретроспективно всматриваясь в прошедшую четверть века, можно составлять пункт за пунктом обвинительный акт против Сталина, основываясь на необъясненных или опущенных эпизодах его жизни. Этот обвинительный акт является результатом обнаруженных позже документальных доказательств, свидетельствующих о службе Сталина в царской Охранке, и образует потрясающую рамку для портрета человека, который может войти в историю Иудой XX века.

Прежде всего встает вопрос о парадоксальном поведении Сталина после его исключения из семинарии весной 1899 года незадолго до предполагаемого окончания учебы. Более года Сталин был членом тамошнего тайного социалистического кружка и не пользовался расположением начальства семинарии. Спустя непродолжительное время после его исключения, из семинарии изгнали других членов кружка. Много лет спустя С. Верещак сообщил, что товарищи Сталина по семинарскому кружку заявляли, будто вскоре после его исключения их, в свою очередь, изгнали из семинарии в результате доноса Сталина ректору. Сталин не отрицал обвинений, но оправдывал свой поступок тем, что исключенные учащиеся, потеряв право стать священниками, смогли бы стать хорошими революционерами.

Кем был Верещак? Его разоблачения появились в январе 1928 года в издававшейся Александром Керенским в Париже газете "Дни". В 1908 году автор сидел со Сталиным в одной тюремной камере в Баку в течение примерно восьми месяцев, знал его по ссылке в Сибири, а позднее как делегата от Совета солдатских депутатов Тифлиса. В бакинской тюрьме Верещак входил в состав комитета старейшин политических заключенных, благодаря которому он имел возможность собирать биографические сведения о своих товарищах.

Французский журналист Борис Суварин, бывший одним из руководителей Коммунистического Интернационала, работая в конце тридцатых годов над биографией Сталина, проверил достоверность сведений, полученных от Верещака. По мнению Суварина, Верещак имел безупречную моральную репутацию в различных революционных кругах. Весьма комично, что собственный придворный поэт Сталина Демьян Бедный цитировал лестные для своего героя отрывки из воспоминаний Верещака в своих статьях, опубликованных в "Правде" в 1928 и 1929 годах.

Если рассерженный двадцатилетний учащийся отомстил за свое исключение тем, что действительно донес на своих товарищей, это было в тех условиях равносильно выдаче их тайной полиции, потому что семинария являлась государственным заведением Греческой православной церкви. Учащиеся-револю

ционеры считались идеалистами и мечтателями. Возможно, в жилах этого юноши – Иосифа Джугашвили (это произошло задолго до того, как он взял имя "Сталин"), – решившего стать священником, текла кровь предателя? Такое утверждение мне показалось чересчур натянутым, чтобы в это поверить.

В начале марта 1902 года Сталин был одним из руководителей стачки в Батуми, кавказском городе на Черном море. Действуя из революционного подполья, он поддержал попытку толпы безоружных рабочих напасть на тюрьму. Во время нападения около четырнадцати демонстрантов были убиты, пятьдесят четыре ранены и сотни арестованы. Суварин обвиняет Сталина в том, что он спровоцировал кровавую авантюру, и добавляет, что рабочие Батуми так и не простили бессмысленное пролитие крови. Сам Сталин в демонстрации не участвовал. Среди жертв ходили мрачные слухи, что он был царским провокатором. Раздавались угрозы свести с ним счеты. Сталин уехал в Тифлис.

Поведение Сталина в Батуми стало впоследствии предметом важного спора. Уважаемый лидер грузинских социал-демократов Ной Жордания, ставший президентом Грузинской республики, когда она обрела независимость после революции, обратился к этой теме в своих воспоминаниях о Сталине, опубликованных в парижском "Эхе борьбы". По словам Жордании, Сталин и ранее был замечен как интриган. Его предупреждали, но он не обращал внимания и продолжал распространять клеветнические слухи с целью дискредитировать признанных представителей движения и таким образом сумел прийти к руководству в местной организации. Тогда Сталина привлекли к суду партийного трибунала. Жордания подтвердил все это и другие факты в разговоре со мной в его загородном доме во Франции в 1951 году.

Троцкий приводит дополнительные сведения о том, что Тифлис стал чересчур опасным местом для Сталина из-за его жажды власти. Он возвратился в Батуми, где был сразу же арестован. Хотя группу вожаков беспорядков обвинили и привлекли к суду, среди них не было Сталина. В этом нет ничего удивительного, так как он лично не участвовал в нападении на тюрьму. После того как Сталин провел полтора года в застенке, его в административном порядке приговорили к трем годам ссылки в Восточной Сибири, в Иркутской губернии, откуда он бежал в начале января 1904 года после пятинедельного там пребывания.

И вновь представляются невероятными выдвинутые против Сталина обвинения в том, что предательство явилось побудительным мотивом для провоцирования им бунта.

Третье обвинение Сталина – в том, что он выдал царским властям Степана Шаумяна, "кавказского Ленина" – впервые

появилось в печати в издававшемся Жорданией "Эхе борьбы" ( No 3 за 1930 г. ). Речь шла о случае, который произошел в 1907 году в разгар острого соперничества между Сталиным и Шаумяном. Шаумян, армянин, получивший западноевропейское университетское образование, должен был стать членом ЦК партии (он известен в СССР как руководитель двадцати шести бакинских комиссаров, казненных в сентябре 1918 года солдатами Британского экспедиционного корпуса на Кавказе). Грузинское социал-демократическое издание выдвинуло обвинение в том, что честолюбивый Сталин был преисполнен решимости убрать Шаумяна из руководства. "Начавшаяся между ними длительная борьба, – повествует Суварин, – приобрела такие масштабы, что бакинские рабочие даже подозревали Джугашвили (Сталина) в том, что он донес на Шаумяна в полицию, и требовали, чтобы Сталин был привлечен к суду партийного трибунала. Его спасли арест и ссылка в Сибирь".

Сам Шаумян открыто обвинял Сталина в том, что тот на него донес. Так, он сообщил Жордании о своей уверенности в том, что именно Сталин донес в полицию о нелегальной квартире, в которой иногда ночевал Шаумян и адрес которой был известен только Кобе (Сталину). Шаумян считал, что кроме Сталина донести об этой квартире не мог никто. Бертрам Вульф, обращаясь к этому эпизоду в своей безупречной книге "Трое, сделавшие революцию", был крайне поражен тем, что работавшие со Сталиным люди могли считать его способным на предательство товарищей ради выдвижения. Троцкий также проявлял снисходительность в своем суждении, считая маловероятным, чтобы обвинители имели конкретные доказательства. Он назвал, однако, многозначительным уже тот факт, что партийные товарищи считали Сталина способным стать осведомителем из-за чересчур больших амбиций.