Текст книги "Осторожно: TERRA!"

Автор книги: Юрий Новиков

До того благословенного времени, когда автомобиль стал не роскошью, а средством передвижения, крупным поставщиком органических удобрений был город с его гужевым транспортом и конками. Сейчас на лошадь в городе смотрят уже почти как на чудо. Отходы же заменившего буланку «паккарда» способны разве только отравить городской воздух. Единственно, что оставалось взять с города, – это послать на поля канализационный сток.

В Японии и Китае уже много тысячелетий подряд выливают содержимое общественных и частных туалетов на посевы. Исследования показали, что в этом случае удается вернуть земле очень многое. Однако и здесь есть свои «но».

Прежде всего современный промышленный центр спускает в канализацию далеко не все, что полезно растению. И здесь требуются скрупулезнейшие исследования: что сливает, например, мыловаренный завод и что завод искусственных кож, городская прачечная и прочие объекты. Сток этих и многих других предприятий не всегда возможно отделить от общественного стока, строить же универсальные и громоздкие очистные сооружения – занятие дорогое.

Существенны и возражения против использования фекалий со стороны современных деятелей санитарии. В результате пока что считается, к сожалению, более безопасным засорять городским стоком не поля, а реки. На практике это ведет к тому, что уже сейчас многие крупные американские и западноевропейские города, лежащие в низовьях рек, пьют почти на все 100 процентов то, что извергают их соседи, расположенные выше по течению. И, несмотря на колоссальные очистные сооружения, вода остается отвратительной на вкус и едва ли полезной для здоровья.

Все же канализационный слив для нужд сельского хозяйства частично используется. Организуют для этого так называемые поля орошения или производство активированной грязи. В том и другом случае удается убить болезнетворные бактерии и в какой-то мере стерилизовать отходы. Однако подобные или другие методы пока экономически неэффективны: слишком уж далеко приходится транспортировать фекалии за городскую черту и слишком трудно равномерно распределять их по поверхности полей, не говоря уж об эстетической стороне дела. Так что используются они редко.

Пытаясь «разводить» полезных микробов в почве, биологи очень скоро убедились в том, что численность их в пахотном горизонте быстро восстанавливается до нормального уровня. Несколько более эффективной оказалась стерилизация земли от патогенных и вообще «вредных» микробов. Для этого почву стали пропаривать горячим паром или впрыскивать в нее растворы сероуглерода и толуола. Высушивание земли – операция в принципе не новая: она упоминается еще в древнеиндийских «Ведах» и была известна Вергилию. Конечно, до наступления века пара «баню» почве не устраивали: ее просто оставляли открытой для горячих лучей солнца или сжигали после уборки остатки урожая – стерню. А вот уже применение для стерилизации «не очень сильно действующих ядов» (пионером которой был эльзасец Оберлин в 90-х годах прошлого столетия) – дело куда более серьезное.

Сейчас мы, кажется, далеки от мысли, что поголовное уничтожение тигров и волков – дело похвальное на все 100 процентов. Вспомните знаменитый «воробьиный опыт», проведенный в Китае в общегосударственном масштабе, после которого в стране не осталось этой птички, отнимавшей зерно у крестьянина. Опыт убедительно показал, что природа не терпит пустоты: пришедшие на китайские поля насекомые, которыми в основном и кормились уничтоженные «вредители», сожрали куда больше…

Мы еще мало знаем открытый для наших глаз мир животных, рыб, насекомых. И еще меньше – мир, скрытый поверхностью земли. А ведь он так же, если не более, разнообразен. Главное же – там, как и наверху, все тесно связано единой прочной нитью жизни. Так что детская теория: этот жук – цаца, а эта бабочка – бяка, будущего не имеет.

А между тем благодаря все усиливающемуся использованию минеральных удобрений (в меньшей степени) и ядохимикатов (в большей) почва постепенно превращается в своеобразную кладовую ядов, кладовую, из которой вынуждено черпать все живущее, иногда на свою погибель.

Каждый год я несколько раз опрыскиваю свой сад. А у соседа он чуть ли не весь год стоит какой-то синий: «Чудо-жидкость!» – свидетельствует сосед. Однако каждую весну бабочек летает столько, что иной раз в глазах рябит. Старик сторож уверяет, что «про английскую бабочку» в его бытность и не слыхивали. Впрочем, как-то одна знакомая старушка всерьез рассказывала мне, что раньше и Луна была больше, и светила ярче.

В какой-то мере они правы. Ведь сейчас полив дождевой водой в опыте Ван-Гельмонта был бы признан «некорректным». Пока она долетит до нас с неба, свойства дистиллята потеряются; влага впитывает в себя все, что выброшено в небо промышленностью и автотранспортом.

Но этого мало. Опрыскивая посевы, мы прежде всего опрыскиваем землю. Первыми поедают яд черви. Яд им не по нраву, и они нередко после опрыскивания кончают жизнь самоубийством, выбрасываясь на поверхность, как киты на берег. На поверхности их с удовольствием поедают птицы. Яд накапливается теперь в них… Птицу съедает лиса и издыхает, вернув земле взятый яд.

Как-то мы поехали рыбачить на Маныч. Ночевали в одинокой сторожке на невысоком водоразделе между рекой и длинным озером. Ночью нас кто-то разбудил криком. Выскочив во двор, зажгли фары автомашины. Нашим глазам представилась фантастическая картина: через бугор из озера в реку ползли полчища раков. Дня за два перед этим прилегающие к озеру поля обработали инсектицидами. В следующем году на Маныче почти совершенно исчез сазан. Вновь одни грешили на химикаты, другие толковали о сазаньей эпидемии.

Но пока идут споры, земля накапливает яды. Они попадают туда с неумеренно вносимыми искусственными удобрениями, с гербицидами, используемыми для борьбы с сорняками, с ДДТ, используемым для борьбы с насекомыми, с толуолом, применяющимся для борьбы с «плохими» бактериями…

Насыщение ядами идет непрерывно: увеличивается содержание отравляющих веществ в почве, в воде, в телах животных, в нашем организме. И сможет ли человечество так же быстро приспособиться к отравленной биосфере, как приспосабливается к ней сорняк или насекомое, – это еще вопрос.

Один из наиболее крайних сторонников биологического владычества в сельском хозяйстве – американский ученый Л. Ховард – так обличает засилье химии: «Отравление жизни почвы – одно из величайших бедствий, которое переживают агрономия и человечество. Протест матери-земли выражается в постоянном росте болезней растений, животных и людей. Машины, распыляющие ядохимикаты, были призваны защитить растения; вакцины и сера – уберечь животных. Эта политика терпит крах на наших глазах. Население, питающееся продуктами, выращенными неестественным путем, вынуждено оберегать себя дорогостоящей системой медицинского обслуживания, куда входят патентованные лекарства, услуги платных докторов, диспансеры, госпитали и оздоровительные учреждения. Полноценный урожай может обеспечить только здоровая, плодородная почва; она должна рассматриваться как живая среда, а не как мертвая масса, плодородие которой можно вызвать повторными дозами так называемого высококонцентрированного питания растений. Искусственный навоз не только грабит подлинное плодородие, но и оставляет в наследство вредителей и болезни, как неизбежное последствие своей эффективности».

Эффективность! В этом слове пока и сконцентрирован ответ химиков на доводы биологов. Именно эффективность химизации сельского хозяйства заставляет считать, что в ближайшем будущем (химики считают – всегда, пока химией же не будут разработаны методы, позволяющие получать продукты питания, минуя традиционное и рутинное земледелие) использование химических искусственных удобрений будет непрерывно возрастать. Контролируем ли мы этот рост – вопрос иной. И на него другой известный американский агрохимик, Ф. Бер, не может сказать ничего более, как: «Введения в почву веществ, отрицательно действующих на химические и биологические свойства ее, следует избегать. Но если они уже введены, то необходимо обратить внимание на средства уничтожения или подавления вредного действия их».

Отличное резюме к более чем столетней истории развития агрохимии, не правда ли?

И все же это резюме не дает и малейших оснований не только для отказа от химических мер борьбы за урожай, но даже и для их существенного ограничения. Пример – кампания за запрещение применять ДДТ, развернувшаяся в последние годы во многих странах. Всемирная организация здравоохранения при ООН в феврале 1971 года решительно выступила против этой кампании: ДДТ сохраняет жизнь многомиллионному населению малярийных районов земного шара. В защиту ДДТ и других пестицидов высказался и известный селекционер лауреат Нобелевской премии 1970 года Норман Борлауг. Он подсчитал, что запрет на пестициды в США и других развитых странах приведет к потере половины урожая! В связи с этим цены на продукты питания поднимутся в 4–5 раз, и многие районы планеты окажутся перед угрозой голода.

И тем не менее уже в начале века даже самые убежденные сторонники химизации должны были признать, что решение одной проблемы обеспечения питанием растения с помощью искусственных или органических удобрений, сколь бы важным оно ни было, не может решить общей задачи поддержания плодородия земли. Не решает ее и «биологическое удобрение».

Одной теории питания растений оказалось недостаточно для объяснения причин истощения почвы: слишком уж сложной, многосистемной оказалась эта среда. Лишь докучаевское почвоведение установило, что для получения высоких устойчивых урожаев важны все свойства этой среды – химические, биологические и физические.

Глава 4
Почва – пашне мать.
Кто же мать почвы?

В сказаниях всех земледельческих народов земля – вечно живое божество. И она действительно живая. И, как все живое, возникла из мертвого еще на заре существования нашей планеты в довольно бурное и неуютное время. Несколько позже, как известно, всемогущий господь бог решил создать беспокойное существо по имени человек. Материал для изготовления оного был под рукой – глина. Проблему эту библия, надо сказать, решила легко, с ходу. Нерешенным остался другой вопрос – откуда бог взял глину?

Единственно подходящим, да и вообще единственно доступным в те времена, материалом для производства указанной прачеловеческой материи был камень. Камнем – застывшей корой – была покрыта вся планета. Кора была тонковата и кое-где с трудом сдерживала натиск энергичного Плутона, то и дело выплескивавшего наружу лаву и огонь. Помните, в «Фаусте» Гёте Сейсмос возится и ворчит под землей:

 
Ну-ка, плечи понатужу,
Крякну, двину раз-другой,
Высунусь в дыру наружу,
Все подастся предо мной.
 
 
………………………………….
 
 
В конце концов признать пора
Мои труды, толчки и встряски.
Без них могла ль Земли кора
Такой прекрасной быть, как в сказке?
 

Недавно Луна подарила человеку свои первые камешки. Оказалось, что спутник наш, как и Земля, покрыт тонким и довольно рыхлым слоем каменных обломков. Для него придумали подходящее слово «реголит». Большинство планет, видимо, тоже покрыто пылью, позволяющей, к полному удовольствию космонавтов, оставлять следы на тропинках.

Слова «лунный грунт», а иногда и «почва Луны» вошли в наш обиход. Не значит ли это, что почва – образование общекосмическое, а появление ее – закономерный этап развития любой планеты?

Уже сейчас говорят о том, что изучение Луны даст нам понимание процессов, происходивших на поверхности нашей старушки миллиарды лет назад. Единственным созидающим началом в то время был огонь. Именно он породил ту самую рыхлую основу, о которой К. Маркс говорил: «Земля – вот великая лаборатория, арсенал, доставляющий и средство труда, и материал труда, и место для поселения – базис коллектива».

Кстати, не случайно, вероятно, в нашем языке, в немецком и многих других для поверхностного слоя планеты и самой планеты существует одно и то же слово. И это двуединое слово подчеркивает одну мысль: Земля – основа, базис жизни.

Около 2 тысяч лет назад Везувий засыпал целые города. В течение нескольких часов Геркуланум и Помпеи оказались погребенными под толстым слоем пепла и камня. Через несколько веков об этой легкой шалости вулкана забыли, и над городами зацвели травы и сады. Так из огня родилась почва.

Доброе дело эрозии

На заре геологической истории Сейсмос шутил, вероятно, чаще нынешнего. И каждый раз эти шуточки заканчивались выбросом на поверхность планеты обломков камня, пепла и лавы. Последняя тоже является исходным продуктом для изготовления почв. Быстро застывая, она трескается, образуя глыбы, которые в дальнейшем перемалываются ветром и водой.

Прорываясь на поверхность, раскаленные потоки магмы и газов разрывали целые плоскогорья. Местами земная кора отрывалась от внутренних сжимающихся при остывании слоев, повисала над ними сводами пещер. Время от времени своды рушились, проваливались, опрокидывались друг на друга целые горные цепи. Мельница Вулкана дробила горы, образуя каменные россыпи.

Следом за огнем шел ветер.

 
Дуй, ветер!
Дуй, пока не лопнут щеки!
 

(Шекспир, Король Лир)

И ветер старательно дул. В результате он стал первым скульптором нашей планеты. Многие тысячелетия он занимался вытачиванием и шлифовкой различных поделок из камня. Конечно, у Микеланджело это получалось намного лучше, однако и ветру кое-что удалось. Главное же – он первым освоил массовое производство разного рода статуэток, далеко опередив при этом баб Дунь с ростовского базара, бойко торгующих глиняными кошечками. Вот, к примеру, так называемые «жандармы» – они прямо-таки тысячами усеивают вершины Кавказских гор. На Северном Урале аналогичные изделия получили «благозвучное» прозвище «болваны»; здесь есть даже горы Болвано-Из.

Отходы изобразительной продукции из творческой мастерской ветра – мелкие отщепы камня, песок – вновь использовались скульптором. Подхватывая песок, он с силой бросал его о скалы, истачивая камень и в то же время превращая инструмент в тонкую пыль. Этот процесс выветривания получил наименование эрозии, или дефляции. Продукты первичной дефляции кое-где залегают на глубину нескольких сот метров. Таковы, например, отложения лёсса на Китайской равнине.

Так ветер изобрел механическую обработку камня. Но у него же патент и на химическую его обработку. Дело в том, что атмосфера Земли никогда не отличалась особой чистотой. Если сейчас она изрядно загрязнена отходами промышленности, то в эпоху юности в ней было много паров ядовитого метана, аммиака и других малоприятных химических соединений. Вместе с кислородом и водяными парами эти вещества заносились ветром в трещины. Здесь развивались окислительные процессы, и входящее в состав минералов железо ржавело. За тысячелетия ржавчина съедала целые Гималаи. На поверхности камня появлялись вначале тонкие чешуйчатые пленки окислов, которые утолщались, отслаивались и затем уносились ветром. Постепенно ветер истачивал камни, насыпал барханы песка и засыпал промежутки между холмами.

По силе и результатам ветровой эрозии судят о возрасте гор. Если бы первичная эрозия не была обуздана, то в конце концов ветер доделал бы свое дело: снивелировал поверхность планеты, похоронив под многокилометровыми слоями пыли рухнувшие вершины Джомолунгмы и Монблана. Судьба эта не угрожает лишь тем небесным телам, которые лишены атмосферы. Впрочем, есть и другая стихия, которая противостоит ветру в его занятиях, – это вода.

Вода тоже, впрочем, точит камни. Но если ветер сглаживает и засыпает рельеф обломками, то вода, напротив, стремится вновь изрезать его ущельями и оврагами, врезаясь все глубже в тело Земли.

На фабрике производства почвы Плутон – наиболее старый сотрудник, Посейдон – самый молодой.

Вода принимается за дело в более позднюю эпоху. К этому времени атмосфера остывает уже настолько, что влага может выпадать на все еще мертвую Землю проливными дождями. В мелких выемках между голыми камнями образуются лужи, в более крупных – моря и океаны.

Однако до момента возникновения бассейнов для плавания прошли тысячелетия, в течение которых непрерывно шел дождь. Влага, попадая на горячие камни, быстро испарялась, поднималась облаками, чтобы, остынув, вновь устремиться вниз.

Скучное время миллионолетних дождей размывало и разрушало камни и остужало Землю. Пробираясь между камней, зажурчали ручьи. Сбегая с гор, они долбили каменные глыбы, отрывали их, уносили с собой. Прошли еще тысячелетия – и, к удовольствию любителей позагорать, берега рек и морские пляжи покрылись хорошо окатанной галькой и песком.

Как и ветер, вода разрушает камни не только механической силой, она еще и растворяет их. Содержащиеся в воде соли и кислоты усиливают процесс окисления, скалы ржавеют быстрей, покрываются легкой, облетающей шелухой.

Если ветер первый на Земле скульптор, то вода – первый строитель. Совместным действием вымывания и растворения она выстроила колоссальные пещеры, в особенности там, где поверхностные слои были сложены из известковых пород. Украденные в недрах гор материалы выносились водными потоками и откладывались в долинах рек намытыми огромными по протяженности равнинами.

Существенную роль в деле производства почв сыграла и смена температуры. Резкие перепады последней по временам суток и года приводили то к расширению, то к сжатию горных пород, развивали в них внутренние напряжения. Вода, попадая в расселины между скалами, замерзала и разрывала каменные глыбы. Периодически к делу подключались ледники. Сползая с гор, они слегка причесывали их вершины, порой снимая вместе с волосами и голову. По долинам ледники проходили подобно гигантскому напильнику, все стирая и кроша на своем пути.

Так постепенно менялся облик Земли… Конечно, «такие перемены, – как писал Ломоносов, – произошли на свете не за один раз, но случались в разные времена несчетным множеством крат, и ныне происходят, и едва ли когда перестанут».

Следовательно, грунт, земля – это те же каменные горы, истолченные водой, ветром и огнем чуть ли не до пылевидного состояния. Грунт непрерывно рождается, и сейчас процесс эрозии продолжается. За миллионы лет он укрыл поверхность планеты толстым слоем рыхлой породы, дисперсной смесью самых различных минералов. Вначале это был мертвый конгломерат – не почва, а то, что мы теперь называем ее материнской основой.

Кладбище жизни – ее колыбель

Колыбелью жизни называют океан. Но ею могла быть и почва.

В океане растворено огромное количество разнообразных веществ – готовый питательный бульон с кухни мамы-Природы для ее первенцев – древнейших праорганизмов. Жизнь могла появиться, видимо, только в такой очень дисперсной среде.

Почва – тоже дисперсная среда. На поверхности мельчайших частиц оседает влага, появляются тонкие пленки окислов, в мельчайших впадинах скапливаются лужицы сложнейших растворов… Много миллионов лет назад в этих лужицах могли появиться первичные органические системы, способные вступать в обмен с окружающей средой. Жизнь начала завоевание планеты. Завоевывая, она преобразовывала ее облик.

Однажды возникнув, жизнь, и погибая, несла в гибели свое возрождение…

Неограниченно всемогущи были когда-то египетские фараоны – сыновья самого божественного Ра – Солнца. Но знаете ли вы, что задолго до эпохи строительства пирамид фараонов всенародно избирали, причем всего на год? С наступлением зимы незадачливых властителей торжественно умертвляли. А весной «душу» усопшего обнаруживали в следующем избраннике. Таким образом, власть предержащий не успевал забыться, греясь в лучах славы, а его подданные получали возможность дважды в год повеселиться.

Из этой-то традиции, вероятно, и возникла легенда о Христе – распятом и воскресшем. Нетрудно догадаться, что здесь мы имеем дело с опоэтизированным отображением факта неистребимости жизни, в смерти своей несущей новую жизнь.

Первые существа, населившие почву, не были ни растениями, ни животными. Архаические ультрабактерии, очевидно, во многом напоминали современные. Некоторые из них живут на голых скалах, усваивая углекислоту и азот прямо из воздуха или камня. В последнем случае они выделяют специальные кислоты, разъедающие камень. Растворенная часть последнего и обеспечивает их пищей.

Камнегрызущие бактерии вслед за огнем и ветром приступили к перекройке ландшафта: ветер за миллионы лет стачивал вершины гор, а бактерии съедали целые горные цепи.

Первые растения, освоившие обработку камня вслед за бактериями, – мхи и лишайники. Под их мягким покровом на камне легко прощупываются углубления – следы разъедания выделяемой щавелевой кислоты.

Умирая, первичные организмы разлагались и перемешивались с продуктами собственной жизнедеятельности, с каменной трухой. Образовывалась среда, на которой могли расти более крупные и сильные растения.

Прошли геологические эпохи… Деревья и травы, поселившись на первичной почве, уходили корнями в расселины скал и разрушали их.

Однако, разрушая горы и дробя камни, растения одновременно защищали рождавшуюся почву от ветра и воды. Истлев в земле, они образовывали клейкие органические вещества – перегной, прочно цементировавший отдельные минеральные частицы в прочные агрегаты – комки. Переплетая их корнями, растения постепенно соткали одежду планеты, укрыв ее лесами, лугами, цветущей степью.

Освоив тонкую поверхностную оболочку Земли, растения подготовили и среду обитания для первичных наземных животных. В почве нашли приют несметные полчища микроорганизмов, насекомых и животных-землероев. Они многократно взрыхляли, перемешивали почву, а истлевая, увеличивали количество перегноя.

Еще недавно, до начала ожесточенной борьбы с сусликами и хомяками, на каждом квадратном километре степной площади насчитывалось несколько десятков тысяч насыпанных ими горок земли. Холмики эти (и следы от них) занимали иногда до половины площади поля, а если бы их собрать с одного квадратного километра, то общий объем выброшенной грызунами земли составил бы более 2 тысяч тонн!

Сейчас суслик – явление редкое. Он съедал краюху от нашего каравая, и мы его уничтожили. А вместе с тем «изъяли» из процесса почвообразования и почвообновления. Вероятно, суд над сусликом был правым. Но подумали ли судьи о замене трудолюбивых лапок, перемешивающих за время жизни половину пахотного горизонта?

Червей мы уничтожаем преднамеренно только в случае подготовки к рыбалке. Потери червивого поголовья от этого достойного увлечения невелики. Куда больше они от бесчисленных опрыскиваний.

Выйдите после дождя теплой летней ночью в сад. Прислушайтесь к шороху. Это черви вышли на поверхность подышать свежим воздухом. Они захватывают опавшие листья, травинки, затаскивают их в свои норы. Передвигаясь в почве, черви раздвигают телом ее частицы или просто проглатывают их. Проедая таким образом пустоты в земле, червь движется от рождения к смерти. Все проглоченное им – почва, листья, остатки животных, обильно пропитанное желудочным соком, выбрасывается из кишечника в сильно измельченном виде. Экскременты червя образуют зернистую структуру почвы. Миллионы червей на каждом гектаре трудятся денно и нощно, восстанавливая эту структуру. Почва непрерывно обновляется, в ней идет непрекращающийся обмен веществ, как и в любом живом организме. Отравляя его, мы отравляем и его обитателей. А чем заменить червя? Для рыбаков уже выдумали синтетическую приманку. Но это еще не страшно: рыбу обмануть можно. Удастся ли нам обмануть саму природу?

Почву начинают эксплуатировать

Как гласит библейская легенда, господь бог создал человека из праха земного. Не успел, однако, он завершить акт творения, а первый землепашец Каин – провести первую борозду, как известный римский поэт Гораций принялся сетовать:

 
Земли уж мало плугу оставили
Дворцов громады…
 

С момента своего появления на Земле человек немедленно подключился к великому процессу почвообразования. Беспокойному существу этому до всего было дело… Поначалу, пока роль сапиенса ограничивалась возвратом тела в исходный прах земной, все шло неплохо. Но с момента изобретения плуга человек становится главным фактором почвообразовательного процесса. И немудрено: ведь, ежегодно обрабатывая свои поля, он переворачивает около тысячи кубических километров земли, то есть 1 миллиард тонн!

В прекрасной книге крупного советского почвоведа Н. А. Качинского о строении и жизни почвы почвообразующая роль человека описывается следующим образом.

«Воздействие на почву человека может быть двоякое: 1) он может, эксплуатируя почву, истощать ее, разрушать, обесценивать; 2) может, используя почву, окультуривать ее, поднимать ее плодородие».

Сказано очень хорошо! Однако всегда ли мы можем выбирать из этих двух паллиатив: пользуясь, разрушать или строить? Все ли здесь зависит от нас и кто же, в конце концов, выберет разрушение, если можно, «используя, строить»?

В 1935 году М. К. Лаудермилк – заместитель директора службы охраны почв департамента земледелия США, выступая с докладом на III Международном конгрессе почвоведов в Лондоне, так говорил о колонизации территории США, когда-то столь девственной, что «Белка, прыгая с ветки на ветку на протяжении тысячи миль, едва ли могла увидеть блик солнечного света на земле, – так густ был лес, и так тесно переплетались в нем древесные сучья и листья… Для английских колонизаторов триста лет назад это была настоящая обетованная земля. Заключенные в ней богатства далеко превосходили все то, что эмигрирующие сюда люди могли видеть лишь в самых отдаленных мечтах. Коренное население Северной Америки сделало очень немного в направлении земледельческой культуры, почти не изменив первоначального покрова… На этот-то первобытный континент пришли колонисты и поселенцы…

Граница колонизации отодвигалась все дальше и дальше к западу со скоростью, устраняющей какую-либо возможность планового и рационального отношения к источникам естественного богатства страны. Американцы были проникнуты стремлением подчинить себе дикие просторы, и в этом стремлении сводили леса, истребляли стада бизонов, уничтожали дернину прерий и низкотравных равнин Запада. Охваченный жадностью поселенец стал бессмысленно расточительным и не проявлял никакой заботы к новоосвоенной земле…

Разрушения почвы, вызванные усиленной эрозией, приняли в США в последнее время катастрофические размеры. Особенно резко результаты их обнаружились в последние два года, когда в весенние месяцы наблюдались непрерывные пыльные бури. Ветер гнал с Великой равнины колоссальные тучи пыли, которая закрыла полуденный свет солнца и распространилась зловещей желтой пеленой до 10 тысяч футов высоты на сотню миль к востоку. Такая пыльная туча, поднявшаяся 11 мая 1934 года, была видна над Атлантическим океаном на расстоянии 300 миль от берега…

Пыльные бури, возникающие под действием ветра на обнаженных почвах Великой равнины и засыпающие все, парализуют транспорт, прерывают железнодорожное движение, делают жизнь нестерпимой…

Газеты полны сенсационных сообщений; говорят о необходимости зажигать днем фонари, сообщают о прекращении движения на дорогах. Эти пыльные бури, повторяющиеся в таких колоссальных и устрашающих размерах, привлекли особое внимание американцев к проблеме разрушений, причиняемых эрозией почв как действием воды, так и действием ветра».

Конечно, прочитав эти строки, мы видим в них подтверждение мысли о хищническом характере капиталистической системы хозяйства и вспоминаем Маркса, писавшего, что «культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно, оставляет после себя пустыню…».

Анархия производства материальных благ, алчность человеческая, не ограничиваемая планом, не поставленная в рамки закона, ведут землю к утрате сил. Проблема «человек и природа» в последние 10–20 лет встала во весь рост. Люди перестали бахвалиться «покорением природы», они вдруг осознали, что существующее общество, развивающееся как общество, подавляющее природу, рискует услышать грозный приговор:

 
Правосудье
Рукой бесстрастной чашу
с нашим ядом
Подносит к нашим же губам.
 

(Шекспир, Макбет)

Безусловно, социально-экономические отношения, наличие или отсутствие планового развития хозяйства накладывают отпечаток на взаимоотношения между человеком и природой. Но ведь и плановое социалистическое хозяйство развивается по пути все более усиленной эксплуатации природных богатств. Где же грань разумного? Возможно ли стабильное равновесие интересов природы и человека?

Червь, поедая землю, рождает ее плодородие. Человек, поедая плоды земли, разрушает или созидает?

Почва – среда для жизни. Состав

Когда физики начинают говорить о почве, они чаще всего вынуждены употреблять приставку «не». Например: почва – не сплошная среда; почва – не однородная среда; почва – не однофазная среда и т. д.

Нехорошее это «не» свидетельствует не в пользу нашей осведомленности относительно среды для жизни. Начнем с последнего «не».

Почва – среда многофазная. Состоит она из твердой, жидкой и газообразной частей (то есть из собственно почвы, воды и воздуха). Есть еще, как увидим далее, фаза живая… Твердая часть, в свою очередь, складывается из минеральных и органических частиц. Первые – это крупинки бесцветного кварца, розового или белого полевого шпата, мягкие пластинки слюды. Здесь монтмориллонит, разные окислы железа, углекислая известь, гипс, каолинит и пр.

В зависимости от размеров этих частиц их классифицируют на камни, хрящ, песок, пыль (или глина) и ил. Камнями считается все, что имеет поперечник свыше 10 миллиметров. Камней в почве бывает достаточно много и, к сожалению, не только сантиметровых. В Прибалтике, Финляндии, Карелии всерьез верят, что поле рождает камни: их выпахивают ежегодно, и каждый следующий год лемех выворачивает новые. Камни как будто всплывают из глубины земли.

Те же камни, но размером от 3 до 10 миллиметров считаются хрящом, а меньше 3 – песком.

Частицы свыше 0,01 миллиметра принято называть «физическим песком», меньше – «физической глиной».

Если разболтать пригоршню почвы в воде, то через небольшой промежуток времени в осадок выпадут все крупинки, кроме тех, что имеют поперечник меньше 0,0001 миллиметра. Эти остающиеся в растворе частицы называются коллоидными.

Все перечисленные составляющие – от камня и до тончайшего ила – все та же порода, содержащая соединения кальция, калия, фосфора и т. п. Чем сильнее раздроблена порода, чем больше в почве частиц физической глины и ила, тем быстрее и легче растворяются в воде все элементы питания растений. Так что упоминавшийся уже выше Джетро Тулль в какой-то степени был прав, требуя очень мелкого дробления почвы.