Текст книги "Из Старого в Новый Свет: Мифы народов мира"

Автор книги: Юрий Березкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

[Ассинибойн] Девушка приходит по ночам к брату. Тот красит руки, пачкает накидку любовницы и, опознав утром сестру, уплывает в лодке. Увидев это, сестра превращается в птицу, мечет молнии, сжигая своих родителей и вообще всех людей. Брат возвращается, велит Ястребу схватить женщину, но та отгоняет его. Другой ястреб выполняет поручение. Брат рубит сестру на части, в каждый очаг кладет кусок ее плоти, из них возникают новые люди. Во втором варианте брата пытаются соблазнить две сестры. Отец делает ему лодку, он уплывает. Сестры играют с детьми, велят не касаться своего зада, а после нарушения запрета превращаются в медведиц-людоедов. Дальше образы медведиц исчезают, сестры – это летающие чудовища, которые передвигаются по небу в черной грозовой туче и ослепляют родителей молнией. Брат сперва велит птицам убить чудовищ, затем превращает скалу в орла. Когда сестры прилетают и садятся на скалу, орел их хватает и держит, а брат сжигает их и размалывает останки в порошок. Затем он оживляет убитых людей из их волос.

Пожирательница птенцов попугая

Не все мотивы приведенных текстов специфичны для сюжета. Эпизод с расщеплением героя надвое представлен во многих мифах на западе Северной Америки. Почти повсеместно известен мотив мести сыновей за гибель родителей. Второй вариант мифа ассинибойн отчасти ассимилирован популярной в Северной Америке историей превращения девушки и медведицу-людоедку. Своеобразие же пересказанным текстам придает образ сексуально агрессивной женщины-птицы, активно ищущей связи с братом, нарушающей нормы взаимоотношений мужчин и женщин, извергающей из себя огонь и (в Калифорнии) поселяющейся среди озера. Этот образ и ряд связанных с ним мотивов обнаруживает параллели в Южной Америке. Речь идет об области Чако (Западный Парагвай и соседние районы Боливии и Аргентины), а также о некоторых других районах к востоку от Анд.

Начнем с того, что у большинства индейцев области Чако (тоби, пилага, матако, мокови, чамакоко, чороте, мака и многие другие) записаны рассказы о женщине, пошедшей с мужем разорять гнездо попугаев и превратившейся в людоедку.

Во всех версиях муж лезет на дерево, сбрасывает жене птенцов, а затем замечает, что та не кладет их в сумку, а пожирает сырыми. Превратившаяся в чудовище женщина убивает и съедает спустившегося мужа, а его голову или тестикулы приносит домой. Иногда мужу удается добежать до селения и спастись. Женщину-чудовище убивают ее сыновья (она повисает в сделанной ими петле), либо другие персонажи. Женщина обычно неуязвима для оружия, но умирает, когда ей отрезают ее длинные когти или бьют по ноге, где находится ее сердце. Труп сжигают, и на этом месте вырастает табак.

В других версиях женщина убегает в лес, став ягуаром или злым духом. По крайней мере в мифах тоба, пилага и мака конечной причиной превращения женщины в чудовище названо нарушение ею запрета заниматься охотой и собирательством во время месячных.

Почти сорок лет назад историю пожирательницы птенцов у племен Чако рассмотрел Клод Леви-Строс, не заметив, однако, что за ней скрывается еще один сюжет. Это миф о пернатом чудовище, имеющий аналогии среди приведенных выше североамериканских текстов. Для мифа о пернатом чудовище эпизод с птенцами факультативен, сюжетообразующими являются другие мотивы. Оба сюжета связывает, однако, сам образ женского демонического существа.

Миф о пернатом чудовище зафиксирован у двух этнических групп Чако – чамакоко (языковая семья самуко) и мака (семья матако матагуайо). Локализованные одна на севере области, другая – в ее центральных районах, эти группы не имели между собой контактов в исторически обозримый период. При общности части мотивов тексты чамакоко и мака все же значительно различаются, что также говорит против недавнего заимствования. Общие элементы в их мифологии вполне могут быть связаны с каким-то субстратом, вошедшим в состав обеих групп.

[Чамакоко (версия 1)] Муж берет жену на охоту, убивает животных, но жена их тут же проглатывает. Она хочет заняться с мужем любовью, но тот боится ее, лезет на дерево, сбрасывает птенца, велит ему отлететь подальше, спускается и убегает в селение. Женщина гонится за мужем, а когда люди набрасываются на нее, превращается в молнию и убивает их. Чтобы накормить своего отца, она отрыгивает кабанов, мед и все прочее, что проглотила в лесу. Ласточка убивает женщину-молнию издали и режет на части.

[Чамакоко (версия 2)] Женщина пошла собирать плоды бромелии. Стебель под ней распрямился, красный цветок проник в ее лоно. После этого сперва лобок, затем весь низ ее тела покрылись перьями цапли. Женщина стала чураться мужа. Ночью тот велел своей шаманской трубке вытянуть перья из лона жены. Догадываясь, что ее перья теперь спрятаны среди шаманских принадлежностей мужа, женщина не дает вынести их из дома. Принадлежности же необходимы для завершения мужских ритуалов, во время которых духи (то есть мужчины в костюмах и масках) входят в деревню. Женщинам видеть духов нельзя. Подослав проходящего инициацию подростка, муж все же добывает свои принадлежности. Он дует в трубку, мужчины собирают вылетевшие перышки и делают из них те украшения, которые должна надеть Айштувенте – богиня-покровительница мужских ритуалов, воплощаемая шаманом. Далее следует эпизод с охотой на попугаев и пожиранием птенцов. Не догнав мужа, женщина помещает себя в середину озера, из нее бьют молнии. Она и есть теперь сама Айштувенте. Каждый раз, когда шаман посылает людей ее уничтожить, ее четверо детей предупреждают об этом мать, и она истребляет пришедших молниями. Муж-шаман просит помочь белых ласточек, но они отказываются. Черные ласточки бросаются в озеро, убивают женщину и ее детей.

[Чамакоко (версия 3)] Во время месячных женщина собирает волокна красной бромелии, часть растения проникает ей в лоно и там остается. Придя домой, она не разрешает мужу сойтись с ней. Тот замечает в ее лоне цветок, думает, что его поместил туда другой шаман. Ночью он велит своей шаманской трубке высосать из женщины опасную субстанцию. Перья и цветок оказываются теперь в этой трубке. Чтобы перенести ее в мужской дом, шаман посылает младшего брата жены. После окончания ритуалов женщина создает озеро с хищными рыбами и остается посредине него. О приближении людей ее предупреждают две птицы. Ее лицо – молния, она истребляет всех вокруг. Муж возвращается с двумя белыми ласточками, которые способны превращаться в дождь, но молния их убивает. Тогда он отправляется на небо и просит помочь черных ласточек. Он сам и ласточки превращаются в молнии, уничтожают женщину и ее двух птиц. Принадлежавший женщине извергавший огонь предмет отдают дождю.

У айорео, северо-западных соседей и единственных сохранившихся языковых родственников чамакоко, целостный миф о чудовищной женщине не записан, хотя с ним связаны некоторые фрагменты. Обратимся поэтому к текстам мака.

[Мака (версия 1)] Женщина, Попугай Мако, вся покрыта разноцветными перышками. Она слышит музыку и идет искать музыканта. Встречает Стервятника и других птиц, просит их петь, но отвергает как самозванцев. Последним подает голос дрозд. Мако хватает его и уводит к себе. Другие мужчины велят ему подольше мешать жене спать, чтобы та затем крепче заснула. Когда жена засыпает, Дрозд зовет остальных мужчин и они выщипывают перья Мако, украшая ими себя. Проснувшись, Мако просит своего деда заострить ей копье и разрешить его опробовать. Копье убивает старика и само возвращается к женщине. Тогда Мако убивает им многих мужчин, но Ястреб Каракара поражает ее стрелой.

[Мака (версия 2)] Начало как в предыдущем тексте. Мужчины выщипывают лобковые перья Мако. Дед заостряет сделанную отцом Мако палицу. Мако убивает ею деда, затем остальных мужчин, кроме Ястреба. Тот убегает и совокупляется со всеми женщинами. Старуха рожает ему сына Каракара, тот убивает Мако стрелой. Мужчины (все они, видимо, птицы) выщипывают у нее лобковые перья, делают из них себе красные короны.

[Мака (версия 3)] Каждый раз, заслышав звук топора, женщина по имени Эфу Накаху прибегает к сборщику меда, убивает его острым орудием и пожирает. Юноша Нах Литах (название одной из птиц) хорошо пел, женщина выбрала его своим мужем. Другие мужчины посоветовали ему не давать жене спать. Когда она наконец заснула, муж украл ее одежду из перьев, и мужчины сделали из этих перьев свои головные украшения. Проснувшись, женщина всех убила, сожгла, из золы вылетели птицы, имеющие на голове хохолок.

[Мака (версия 4)] Жена предупреждает, что у нее месячные, но муж все же просит ее сварить мясо. Пар от варева меняет ее природу, она ест теперь лишь сырое мясо. Муж ведет ее к гнезду попугаев, сбрасывает птенцов, она глотает их целиком. Он бросает топор ей в лоб, но она только жадно слизывает кровь из раны. Когда муж спускается, она убивает его. Дома подходит к готовящим еду женщинам и начинает при них жевать тестикулы мужа. Люди бегут. У женщины вырастают крылья, одно – с крючком. Она летит и подцепляет этим крючком мужчин, но женщин не трогает. Ее трое маленьких сыновей узнают принесенные матерью тела, ловят ее в капкан, убивают, ударив по мизинцу ноги. Из сожженного трупа вырастает табак.

Мака еще в XVIII–XIX веках оказались теснимы испаноязычными креолами и к XX веку утратили многие элементы традиционной культуры. В 1944 году они переселились на отведенную им территорию близ парагвайской столицы. Хотя тексты мака богаты подробностями и лишены следов европейского влияния, они не содержат отсылки к этнографическим фактам, которые помогли бы понять их смысл.

Ситуация с чамакоко иная. Оставаясь до середины XX века вне прямого влияния европейцев, эти индейцы сохраняли мужские ритуалы того типа, которые этнографам удалось наблюдать в южной и северо-западной Амазонии, на Огненной Земле, равно как и в Меланезии. Как уже было сказано, систематическое исчезновение подобных ритуалов в период после контактов с европейцами при сохранении аборигенами основ традиционной культуры заставляет подозревать, что в доколумбовую эпоху мужские ритуалы и связанные с ними фольклорно-мифологические сюжеты были распространены значительно шире, чем позже. Данные по чамакоко в таком случае отражают более раннюю норму. Они позволяют понять генезис тех образов, которые иначе могли бы восприниматься как продукты странной фантазии.

Женщина-молния, женщина-птица у чамакоко не просто чудовище, а то ли двойник богини-покровительницы мужских ритуалов, то ли ее воплощение. Подобный образ агрессивной «суперженщины» типичен для всех традиций, в которых связанный с мужскими ритуалами комплекс представлений хорошо зафиксирован. В частности, этот образ был знаком различным группам огнеземельцев, прежде всего селькнам, индейцам верховьев реки Шингу в центральной Бразилии, тукано и аравакам северо-западной Амазонии. Давно замечены параллели между «верховной богиней» чамакоко и «праматерью» индейцев коги на севере Колумбии. Хотя в области культа и ритуала институционализированное противостояние полов у коги не выражено, в мифологии соответствующий комплекс представлений у них неплохо представлен. Вот пример.

[Коги (чибча)] Вначале была Хаба Касумма, у нее росли борода и усы, она носила шаманскую сумочку и сосудик для приема наркотика, заставляла своих сыновей выполнять женскую работу. Потом она отдала это все сыновьям, сама стала стирать и готовить. Сыновья не имели пенисов, зачинали детей, вводя язык в вагину жен. Их потомки попросили «Мать» (Хаба Касумму) сделать им пенисы. Она сделала пенисы из своих лобковых волос, тестикулы – из сгустков менструальной крови.

В Южной Америке за пределами Чако аналогии рассмотренным североамериканским текстам представлены, прежде всего, в Восточной Бразилии и отчасти в Гвиане. Чаще всего соответствующие мотивы встречаются в фольклоре народов, говорящих на языках семьи же. Так, в мифе суя агрессивная сестра против желания брата заставляет его с нею жить, а затем уничтожает мужчин и уводит женщин, которые все превращаются в духов-амазонок.

В калифорнийских текстах, по крайней мере у яна, ачомави, ацугеви, карок и майду, может быть у модок и кламат, женщина ассоциируется с гагарой. Среди водоплавающих птиц именно гагара лучше других способна вести чисто водный образ жизни, и эта ее особенность часто оказывается для сюжета существенной. Однако калифорнийская гагара не имеет ни малейшего отношения к тому персонажу, который представлен у эскимосов, северных атапасков и у индейцев Северо-Западного побережья Северной Америки. Там гагара – это либо птица-помощник, излечивающая слепого героя, либо сам мужчина-герой. Тем более не относится сюда сибирская гагара – ныряльщик за землей. Гагара не встречается в Южной Америке, но исходная ассоциация чудовищной женщины именно с этой птицей позволяет, может быть, объяснить, почему персонаж поселяется посреди озера. В текстах чамакоко этот эпизод не мотивирован. Не исключено, что перед нами реликт, принесенный с далекого севера. Как уже отмечалось, в эпоху начального проникновения людей в Америку продвижение по еще незаселенным территориям осуществлялось быстро, о чем свидетельствуют протяженные ареалы многих древнейших, палеолитических культур Нового Света. Поэтому предположение о сохранении относительно второстепенной подробности в мифе, перенесенном за тысячи километров в совершенно другой регион, не кажется вовсе неправдоподобным.

Один из пересказанных выше текстов индейцев мака (версия 4) представляет собой сочетание элементов, в равной степени характерных для сюжета о пожирании птенцов попугая и для мифа о женщине-птице: чудовищная женщина оказывается летающим существом, что противоречит ее обычному отождествлению с лесным духом и с ягуаром. Как уже было отмечено, мотив пожирания птенцов попугая для сюжета о женщине-птице факультативен. Его бессмысленно искать в Северной Америке, где, кстати, редок и более общий мотив пожирания сырой пищи как характерного признака людоеда. Но если структурировать тексты несколько иначе, миф индейцев чако о разорителях гнезда попугая все же находит в Северной Америке соответствие, причем именно там, где представлен и миф о чудовищной женщине-птице.

[Майду (калифорнийские пенути)] У только что вышедшей замуж молодой женщины первые месячные. Она не удаляется в хижину, как положено, а идет с мужем за шишками. Тот лезет на сосну, сбрасывает ей шишки. Чтобы узнать, зрелые ли они, она раскалывает шишку камнем, попадает по пальцу, слизывает кровь. Ей нравится вкус, она пожирает себя от ног до пояса. Заметив это, муж спрыгивает на землю с другой стороны дерева, оставив свой голос отвечать за него, убегает. Жена бьет по сосне молнией, затем догоняет мужа, снова наносит громовый удар. Муж подброшен в воздух, падает замертво. Оба поднимаются к небу, превращаются в Гром. Когда комары приносят женщине Грому кровь, они говорят, что добыли ее из дубов. Поэтому женщина Гром поражает деревья, иначе убивала бы людей.

Громовое оружие героини этого мифа – то же, что и у женщины-птицы, а мотив самопожирания нарушившей табу девушки уже встречался нам и в тексте индейцев винту. Мотив выдачи юноши женщине и его бегства обратно к мужчинам, после того как ему удается женщину усыпить, есть у мака, хотя и не у чамакоко, а в Калифорнии присутствует во всех полных версиях. Мотив пребывания женщины-птицы посреди озера есть у чамакоко, хотя и отсутствует у мака. Повсюду присутствует мотив сверхоружия, которым женщина-птица уничтожает мужчин, хотя только в Калифорнии у ассинибойн (на Великих Равнинах) и у чамакоко эта оружие имеет огненную природу. В различных северо– и южноамериканских текстах причиной случившейся катастрофы является нарушение запретов, связанных с месячными, особенно с первыми.

Переплетение всех перечисленных мотивов как в северо-, так и в южноамериканских текстах (из Калифорнии и из Чако) говорит о неслучайности подобного сочетания, о наличии определенного комплекса представлений у тех групп людей, которые проникли в Новый Свет в эпоху его начального заселения.

Трагическая любовь на реке Колорадо

Рассмотренные тексты мака и чамакоко содержат еще как минимум два мотива, параллели которым обнаруживаются на западе Северной Америки. Первый из них – птичьи перья (чаще всего хохолок) из женских лобковых волос. Первопредок-птица кладет себе на голову лобковый волос или часть гениталий женщины, с тех пор у птиц данного вида есть хохолок. В Северной Америке мотив известен в Калифорнии и на прилегающей части побережья Орегона и Вашингтона, а также у некоторых племен юго-запада США, говорящих на языке семьи юма. В Южной Америке этот же мотив есть не только в пересказанных выше текстах мака, но в верховьях Шингу. Вот примеры.

[Пуяллуп (береговые сэлиши, штат Вашингтон)] Голубая Сойка просит у своей бабки Мыши ее лобковый волос и делает из него себе хохолок.

[Тилламук (сэлиши побережья Орегона)] «Дикая женщина» (демоническое существо) выходит за Журавля. Он просит принести его боевой наряд, она не может его найти. Рассердившись, Журавль выдергивает ей волос, украшает им свою голову.

[Кус (возможно, отдаленно родственны пенути, побережье Орегона)] Юноша идет на игры в селение, просит у бабки что-нибудь на голову, отвергает все виды головных уборов. Рассердившись, та предлагает ему свой лобковый волос, он в восторге. Играя, он превращается в Голубую Сойку.

[Береговые юки (северная Калифорния)] Старуха прячет всю рыбу на берегу, люди приходят плясать в ее дом, чтобы завладеть рыбой. У Голубой Сойки нет пера, чтобы украсить для танцев голову. Его бабка сидит, расставив ноги, он вырывает ей лобковые волосы, помещает себе на голову. С тех пор у голубых соек есть хохолок.

[Винту (калифорнийские пенути)] Идет дождь. Мальчик-птица просит бабку «дать ему это», отвергает множество предлагаемых предметов вплоть до передничка, который она снимает с себя, принимает ее лобковый волос, кладет его себе на голову. Дождь перестает.

[Хавасупай (юма Аризоны)] Мальчик вырастает без отца, хочет найти жену. Мать говорит, что отцы женщин убивают женихов [это птицы с черными перьями, которые затем превращаются в индейцев хопи – врагов хавасупай]. По пути юноша встречает двух сестер, они говорят, что не замужем, но на самом деле их муж – черная птица. Когда тот приходит, юноша велит сестрам отдать мужу одежду, которую тот им дал, когда женился на них. Старшая отдает кусок плоти из своего тела, муж-птица помещает его себе на клюв, с тех пор у этих птиц красные перья на клюве и крыльях.

[Камаюра (тупи верховьев Шингу)] Солнце и Месяц выщипывают красные лобковые волосы женщины, прикрепляют их птицам туканам, после чего у женщин вырастают черные волосы. [Близкий мотив есть у соседей камаюра – араваков мехинаку, в мифе которых летучая мышь отрезает теще ее огромные гениталии и делает из них хохолки разным птицам.]

Второй мотив, общий для мифологии индейцев, живших на западе США и в Южной Америке, – это поиск девушкой жениха, к которому она идет на звук его флейты. В Южной Америке подобный эпизод есть опять-таки у мака, а также у других индейцев Парагвая и юго-восточной Боливии. Вот несколько южноамериканских текстов.

[Чиригуано (гуарани восточной Боливии)] Броненосец хорошо играет на флейте. Две сестры приходят на ее звук, младшая выходит за Броненосца. Лис убивает его, принимает его облик, приходит к его жене. Вынимая спящему мужу насекомых, жена видит шов у него на затылке (на Лиса надета кожа убитого). Сестры убивают Лиса дубиной.

[Пилага (семья гуайкуру, Чако)] Все мужчины стремятся жениться на одинокой красавице; та слышит прекрасное пение, идет на голос; по пути просит петь тех, кого встречает, их пение безобразно; наконец находит птицу-певца, выходит за него замуж.

[Нивакле (семья матако-матагуайо, Чако)] Всеми любимый юноша Дрозд красиво поет и играет на дудке. Две сестры Попугаихи слышат музыку, идут искать исполнителя. Человек Сериема (тоже птица) утверждает, что играл он. Его игра плоха, девушки уходят к Дрозду. Когда тот ест, его кожа шевелится, сестры думают, что у него черви. Оскорбленный Дрозд уходит, сестры остаются одни.

При несомненном наличии в этих мифах одинаковых с мака повествовательных элементов и вероятных исторических связях с самими мака их создателей (чиригуано локализованы у северных границ Чако, нивакле – в Чако к западу от мака) общий смысл этих повествований иной; роль женщин второстепенна, и ни о какой агрессивной сексуальности с их стороны речи нет. Более глубокие параллели с мифами мака обнаруживаются на юго-западе США и в сопредельных районах Мексики.

Тексты эти записаны прежде всего у индейцев, говорящих на языках семьи юма. Сюжет известен также соседним юто-ацтекам, причем группам, сравнительно далеким в языковом отношении друг от друга – папаго, серрано, южным пайют. Тексты этих юто-ацтекских групп совпадают с текстами юма во всех структурообразующих эпизодах, в том числе в тех, которые предшествуют основному повествованию (зачатие близнецов, их жизнь с матерью, добывание птенцов орла и пр.). Другим юто-ацтекам сюжет не известен. Явно заимствован от юма (или уже от юто-ацтеков) упрощенный вариант, зафиксированный у западных апачей – одной из групп атапасков, пришедших на юго-запад 500 лет назад. Все говорит о том, что именно индейцы юма были изначальными носителями сюжета в низовьях реки Колорадо. Язык юма принадлежит к тому же сборному объединению хок, что и языки яна, ачомави, ацугеви, карок и шаста. Независимо от того, как разрешится вопрос с установлением родства между этими языками, есть основания полагать, что все они с глубокой древности были локализованы на тех территориях, где их застали этнографы.

Вот несколько примеров этих сложных североамериканских мифов. Чтобы привести их все, потребовалось бы слишком много места, ограничимся двумя выразительными случаями. Главная пронизывающая эти сюжеты идея – глубокий, неизбывный антагонизм между мужчинами и женщинами. Эта идея совершенно чужда большинству мифологий Евразии и Северной Америки. В них женщина, даже героиня сюжета, чаще всего выступает как некий ценный объект, приз, добиться которого должен герой-мужчина. Женщина может быть также помощницей героя, либо, если это существо демоническое или связанное с демонами, его открытым врагом. Во многих же южноамериканских и меланезийских мифах женщины и мужчины не враги, но и ни в коем случае не помощники друг для друга, они живут в разных, несовместимых мирах. В этом смысле повествования юма и их соседей значительно выделяются на североамериканском фоне и оказываются близки мифам индейцев востока и юга Южной Америки.

[Мохаве (семья юма)] Две сестры идут на поиски двух братьев, чью игру на флейте они услышали. Первым встречают Сурка, тот пробует играть, получается плохо, он тщетно пытается выдать лужу своей мочи за пролитую людьми воду. Сестры идут дальше, минуют других ложных претендентов (Ястреба, Ящерицу, Дятла), наконец, приходят к матери юношей. Та не верит, что сестры – девственницы; сестры ее усыпляют, ложатся с юношами. Старший брат воздерживается от совокупления, младший – нет, в результате теряет охотничью удачу. Девушки возвращаются к своему отцу, братья уходят туда вслед за ними. Мать пытается этому помешать, юноши создают смерч, он уносит их мать домой. Отец девушек превращается в чудовищного сокола, убивает братьев. Его люди (тоже птицы) глумятся их телами. Одна из птиц приносит кровь убитых их матери. Та удаляется в море, становится «старухой запада». У младшей сестры рождается мальчик. Она лжет, что родилась девочка. Мальчик видит, как люди играют с коленной чашечкой его убитого отца, плачет, его слезы заливают землю потопом. Все ее обитатели тонут. Мальчик берет мать и тетку, ведет их на запад. Они не могут перейти реку Колорадо, превращаются в бекасов. Сам он теперь живет с бабкою в океане.

[Марикопа (семья юма)] Мужчина Сурок появляется перед девушкой на другом берегу реки. Пока она купается, он оплодотворяет ее. Вскоре она рожает близнецов. Все птицы и животные претендуют на отцовство, но они признают лишь Сурка. Пока матери нет, младенцы встают из колыбели, убивают куропаток. Она делает им луки и стрелы, они убивают все более крупную дичь. Мать рассказывает им об орлином гнезде на скале. Младший брат превращается в змейку, не добирается до гнезда, старший – в пушинку, взлетает и приносит двух орлят. Братья ссорятся, кому какого орленка взять. Чтобы их не мучила жажда, мать посылает дождь. Орлята в результате погибают от холода. Старший брат готов убить мать, но та оживляет орлят. Старший брат приносит со дна тростник, мать делает из него флейты. Игру братьев слышат две дочери старика, идут на звуки. Ястреб, Ящерица, Белка, три Сипухи, Рогатая Сова утверждают, что играли они, но их музыка оказывается негодной. Мать сперва маскирует вход в дом, затем впускает сестер. Младший брат усыпляет мать, спит с младшей девушкой. Старшая напрасно посылает кусачих насекомых заставить старшего брата к ней повернуться. Утром младший брат хочет идти с сестрами, младшая сестра, напротив, готова остаться в доме братьев, но старшая сестра и старший брат не позволяют им это сделать. В конце концов старший брат соглашается пойти вместе с младшим к сестрам, говорит матери, что, если ветер опрокинет стрелу с бусами, значит, они погибли. Братья украшают себя звездами, входят в дом через отверстие в крыше. Сестры смеются, их отец это слышит, посылает внука узнать, в чем дело, велит своим людям убить братьев. Ястреб убивает обоих. Койот бьет младшего уже после того, как тот умер, Дятел клюет трупы, теперь у него красные перья. Трупы повешены на столбе, кровь капает на семечки, люди старика их едят. Младшая сестра рожает мальчика, сестры говорят отцу, что это девочка. Мальчик подрастает, убивает деда стрелой. Мать и тетка рассказывают об обстоятельствах смерти отца и дяди. Мальчик проделывает стрелой дырку в земле, отец и дядя выходят оттуда, но слишком слабы, возвращаются в другой мир. Тогда мальчик приходит к своей бабке, то есть к матери его отца и дяди. Сам он превращается в комету, бабка в Утреннюю звезду.

Девушки в поисках жениха

Последний из двух приведенных текстов содержит ряд мотивов, используемых многими мифологическими традициями Нового Света. Во-первых, это знаменитый по работам Леви-Строса мотив разорителя орлиных гнезд. Он характерен для востока Южной Америки, северо-запада Северной Америки и прослеживается также в Восточной Евразии, Австралии и Меланезии. Во-вторых, это история двух братьев, погибших от рук родственников жены одного из них и отмщенных мальчиком или мальчиками, которые родились уже после смерти отца и дяди. Подобный сюжет положен в основу великого эпического произведения гватемальских майя-киче «Пополь-Вух», причем аналогии ему прослеживаются почти исключительно в Северной, но не в Южной Америке. В-третьих, это история девушки, странствующей в поисках хорошего жениха и встречающей по дороге разного рода неприятных претендентов на ее руку. В большинстве случаев речь идет не об одной девушке, а о двух сестрах, которые становятся женами одного мужчины.

Для представителя еврохристианской культуры как активная роль женщины в подобной коллизии, так и полигамный брак, являющийся целью сестер, выглядят непривычно. Однако дело здесь не в нормах христианской морали. Сама по себе сороральная полигиния (когда две жены одного мужчины являются сестрами) по своим последствиям для расклада сил, баланса интересов в семье и в общине мало отличается от моногамного брака. Сороральная полигиния, в отличие от несорорального (когда жены взяты из разных семей), обычно не вызывает конфликтов между детьми от разных жен. Вне христианского мира этот вид брака был распространен почти повсеместно. Но мифы и сказки не отражают непосредственно семейно-брачных отношений, характерных для народов, у которых они записаны. Случаев многоженства и даже многомужества в повествованиях намного больше, чем в реальности. Тексты воспроизводятся и пересказываются прежде всего потому, что люди находят их интересными. Поэтому вряд ли стоит ожидать в мифах и сказках описаний обыденного.

Если нам сюжет «девушки в поисках жениха» кажется необычным, то не из-за описания полигамного брака, а из-за непривычной общей структуры, основной сюжетной канвы, с которой читатели, знакомые лишь с европейским фольклором, вряд ли когда-либо сталкивались. Сюжет этот имеет характерное циркумтихоокеанское распространение – от юга Южной Америки и далее по огромной дуге вплоть до Австралии. В противоположной половине ойкумены он не встречается. Неполные сибирские параллели, к которым мы обратимся несколько позже, лишь подтверждают правило. Как неоднократно подчеркивалось, значительная часть Сибири в отдаленном прошлом могла входить в индо-тихоокеанскую фольклорную зону.

Отметим, помимо прочего, что некоторые варианты сюжета заканчиваются хорошо, тогда как в других героев ждет гибель. В этом характерная особенность индейских, папуасских и прочих не западноевразийских повествований. Независимо от того, рассказывают ли тексты для развлечения или же речь идет о настоящих священных «мифах», жестких правил для построения сюжета не существует. Действие может свернуть на другую колею в любом месте, а конец рассказа варьирует особенно часто.

Но пора привести примеры подобных мифов.

[Куни (папуасы)] Услышав о знаменитых мужчинах Кеса и Алобо, две сестры, бывшие ранее женами Бобои, решают уйти к ним. Не зная, как выглядят те, за кого они собираются выйти замуж, сестры приходят к Кацима-Феуятси. Тот отвечает, что у него два имени, Кеса и Алобо, а Кацима-Феуятси – третье. Сестры остаются с ним и его сестрой. Когда он стал рубить дерево, сук спружинил, пронзил его, труп уплыл по реке. Его сестра превратилась в животное абули. Наконец появляются настоящие Кеса и Алобо и берут сестер в жены.

[Уильта (тунгусо-маньчжуры Сахалина)] Родители умерли, брат с сестрой остались одни. Сестра пошла искать мужа, села в таз, накрылась другим, приплыла по реке к дому Воронов. Там каждый стал кричать, что женится на ней. Она поплыла дальше, у моря Тюлень предлагает жениться, она с ним уплывает, выходит за нивха. Брат находит ее, с тех пор нивхи и уильта родственники.

[Танайна (атапаски Аляски)] Злая бабка подстраивает так, что ее богатую внучку уносит в море на плавучем островке, прибивает к другому берегу. Двое богатых мужчин посылают своего уродливого раба найти им жену. Раб подбирает девушку, притворяется красивым и богатым. Узнав, кто он на самом деле, женщина убегает к настоящим женихам, навещает с ними своих родителей.

[Шусвап (сэлиши Британской Колумбии)] Две сестры посланы родителями выйти за Куницу. Тот живет в одном доме со Скунсом. Когда Скунс пускает свою струю, сестры, вопреки предупреждению, смеются, тот их находит. Вернувшись, Куница застает женщин со Скунсом. Они убегают с Куницей, оставив вместо себя в постели колоды, прячутся на вершине скалы. Видя их отражение, Скунс пускает струю в воду. Они смеются, Скунс в смущении удаляется.

[Кутенэ (граница Британской Колумбии и Монтаны)] Лягушка посылает своих внучек Белку и Бурундука выйти за хорошего охотника Куницу. Вместе с ним живет Скунс. Он надевает одежду Куницы, притворяется, что говорит со Скунсом, который якобы тоже где-то поблизости. Белка недоверчива, но все же обе сестры входят в дом. Скунс прячет их. Куница возвращается, обнаруживает девушек, отсылает Скунса принести тушу оленя, велит девушкам отыскать все спрятанные Скунсом кости, насылает холод, вместе с девушками убегает и прячется в дупле. Бурундук случайно оставила одну косточку, Скунс находит кость, согревается, убивает Куницу и девушек своей струей.

[Потауатоми (алгонкины штата Мичиган)] Гагара – вождь по имени Белый Вампум, его брат Красношеяя Поганка – ничтожный человек, женат на старухе. Он встречает двух женщин, говорит им, будто его зовут Белый Вампум, берет их в жены. В присутствии новых жен называет старую жену своей бабушкой. Вечером его зовут на танцы к настоящему Белому Вампуму, где он исполняет роль шута. Жены оставляют вместо себя в постелях колоды с муравьями, уходят к Белому Вампуму. Поганка убивает того, сунув в рот спящему раскаленные камни. Во время всеобщего траура по любимому вождю Поганка набирает в рот кровь, инсценирует самоубийство, бормочет, что выживет, если вдовы Белого Вампума к нему приплывут. Те подплывают в лодке, он ее опрокидывает, все идут ко дну. Поганка выныривает, кричит, что это он убил Белого Вампума. Люди просят Лягушку выпить озеро, но Поганка протыкает ей живот. Сейчас у поганок по две жены.

[Кэддо (Арканзас и Луизиана)] Две сестры идут выйти за вождя, встречают Филина, тот отвечает, что он и есть вождь, учит свою бабку, как делать вид, что они богаты. Каждый день настоящий вождь на собрании использует Филина как скамью, за это дает ему индюка. Женам Филин говорит, что убивает индюков на охоте. Жены подсматривают за ним, возвращаются к родителям.

[Яномами (южная Венесуэла)] Опоссум и Мед живут в одном доме. Две девушки пришли выйти за красавца, вошли в дом, сели справа от входа, не зная, что это место Опоссума и его матери по имени Вонючий Гриб. Опоссум вернулся с огорода (он делал вид, что работал), принарядился, отрезал кусок мяса от бедра, дал девушкам под видом мяса тапира. Позже вернулся Мед, девушки перешли к нему. Ночью Опоссум слышал их смех. Приготовив яд, он отравил Меда, тот умер. Окружающим Опоссум лжет, будто его «младший брат» завещал ему жен, но Ящерица знает правду и рассказывает другим. Опоссум бежит, Дятел замечает его на скале. Птицы стали рубить скалу, она рухнула. Опоссум разбился, птицы раскрасились его кровью и мозгом.

[Иранше (Центральная Бразилия, штат Мату-Гросу)] Птичка сабия приходит в селение учить других игре на священных флейтах. Колибри среди ее спутников, девушка беременеет от него. Филин подслушивает, как Колибри велит жене прийти к нему, когда родится ребенок, на развилке перекладывает корону из перьев с тропы Колибри на свою тропу. По ней женщина с младшей сестрой, ребенком и матерью приходят к Филину. Он кормит их кузнечиками и несъедобным ложным маниоком. Они уходят искать Колибри, Кайман перевозит их через реку, Черепаха сбрасывает сестрам с пальмы плоды, совокупляется со старшей. Купаясь в реке, женщины слышат звуки священных флейт, видеть которые запрещено. Хранитель флейт убивает их топором. Колибри сожалеет, что сам не пошел встречать женщин к развилке.

Сходство некоторых из подобных рассказов, записанных в Северной и в Южной Америке, исключительно велико. Одинаковы не только сам основной сюжет, но и мелкие эпизоды, ассоциация персонажей с определенными птицами и животными. Этот факт свидетельствует об устойчивости сюжета, ибо сколько-нибудь значимые контакты северо– и южноамериканских индейцев прекратились вскоре после заселения Нового Света. Сибирские мифы, к которым мы сейчас перейдем, формировались в другой природной и культурной среде, а возможные связи между предками их создателей и предками индейцев Южной Америки наверняка оборвались раньше чем 10 тысяч лет назад. Тем не менее определенное сходство сохранилось и здесь. Речь идет все о тех же двух сестрах, странствия которых заканчиваются замужеством.