Текст книги "Гуд бай, Америка… (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Ты где был так долго? – тут же спросила меня Маринка.

– Я тоже тебя люблю. – ответил я ей и улыбнулся.

Вторая девчонка смотрела на нас обоих с ужасом. А мы ещё и говорили при ней на нашем великом и могучем русском языке. Так что наверняка, она ещё не поняла, что все её мучения и приключения уже закончились.

– Давай. Развяжи меня побыстрее! – тут же начала распоряжаться моя боевая подруга. – А то я так писать хочу, что могу обоссаться прямо тут, как вот эта моя соседка.

И действительно, джинсы на второй пленнице были мокры в определённом месте, а запашок от неё шёл тот ещё.

– Похоже, что она тут облегчилась по полной. – прокомментировал я, разрезая верёвки на руках и ногах своей девушки.

– Я сейчас! – крикнула Маринка, на ходу расстёгивая джинсы, и убегая куда-то за фургончик.

Ну а я придвинулся ко второй пленнице, и первым делом вынул кляп у неё изо рта. Она отшатнулась, и с ужасом глядя на меня запричитала:

– Won’t you kill me? Please… Don’t kill me! (англ. Вы же не убьёте меня? Пожалуйста… Не надо меня убивать!)

– Relax, girl! I came to save my girlfriend. (англ. Расслабься, девочка! Я просто пришёл спасти свою подружку.)

– What about these? The ones in leather jackets… Where are they? (англ. А эти? Которые, в кожаных куртках… Где они?)

– I killed them. (англ. Я убил их) – ответил я ей спокойным голосом.

Но как я не пытался её успокоить, говоря ровным тоном. Не повышая голоса, она по прежнему была испугана до чёртиков. Или её так раздражал вой подранка возле потухшего костерка. Её глаза расширились от ужаса и она спросила меня.

– Did you kill them all? (англ. Ты всех их убил?)

– Yes… (англ. Угу…) – снова спокойно ответил я.

– One? (англ. Один?)

– So it happened… (англ. Так получилось…)

Наш разговор прервала вернувшаяся Маринка. Она уже застегнула штаны и была вполне довольна, несмотря на синяки под глазами и кровоподтёки на лице. И пока я освобождал вторую девушку, она тут же подключилась к нашей беседе, по-английски конечно…

– Calm down, friend! This is my boyfriend. He is the best gunfighter in the Wild West! (англ. Успокойся, подруга! Это мой парень. Он лучший ганфайтер на Диком Западе!)

Но, похоже, что её слова мало успокоили несостоявшуюся жертву кровожадных и сексуально озабоченных байкеров из банды «монголов». И она тут же снова задала вопрос. Я чуть не заржал в полный голос, но сдержался. Потому что её вопрос и мой ответ один в один соответствовали известной цитате из знаменитого фильма Алексей Балабанова «Брат-2».

– Are you gangsters? (англ. А вы гангстеры?)

– No. We are Russians! (англ. Нет. Мы – русские!)

Глава 10

Глава десятая.

Листая жизни чёрные страницы,

Я понял, потеряв на это годы:

И у свободы, тоже есть границы,

И за границей тоже нет свободы!

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино.

Александр Тихий.

Я очнулся окончательно и бесповоротно. Наверное, мой организм устал «спать» и решил, что лучше бодрствовать с болью, чем валяться в беспамятстве. Я открыл глаза, и едва не зажмурился от сияющей белизны того места, в котором сейчас находился. Но это явно была какая-то больничная палата. Я, похоже, долго пробыл без сознания, потому что в памяти не отложилось ни одного кадра тех моментов, как меня грузили в машину скорой помощи, куда-то везли и всё-такое прочее. Ну а сейчас я валялся на кровати с белоснежными простынями, и у меня ужасно болела голова с правой стороны. Я попытался поднять правую руку, чтобы потрогать, что там у меня такое, но тут же обломался по полной программе. А как тут не обломаешься, если твоё правое запястье приковано наручником к боковой дужке больничной кровати…

Вот именно осознание этого и привело меня в полное сознание. Наручник? Во как… Следовательно, что-то пошло не так. Ведь, если я потерпевший, то зачем меня пристёгивать к кровати, причём только за одну руку? Левая-то рука у меня свободна. Я уже проверил. И это очень плохо. Я ведь не амбидекстер, а настоящий полноценный правша. Как же я буду ложку держать?

А если серьёзно, то, скорее всего, копы пробили мои документы, пока я был в отключке, и обнаружили, что не было нигде и никогда никакого Готлиба Штилльмана… Интересно, а багажник моего Мустанга они тоже прошмонали? Там же, блин сумка с винтовкой, калашом и всем моими пистолетами… А ещё в нашем номере в отеле… Там вообще было столько всего такого, о чём не стоило бы знать местным копам… Чёрт…

И тут включилась моя память… Я вспомнил, что произошло там, на парковке и все события, которые произошли до этого. Какие-то байкеры похитили Маринку, избили Лёшку, а потом ещё один из них стрелял в нас на парковке. Алёнка в последний момент заслонила меня собой и погибла от выстрела из ружья почти в упор… А меня, похоже, какая-то из картечин зацепила по голове, и я провалился во тьму.

А следствием всего этого, пока я был без сознания, копы проверили меня и поняли, что я не тот, за кого себя выдаю…

Да… Засада. Похоже, что я опять влип по полной программе. И что мне теперь делать? Думаю, что учитывая мою травму головы, для начала можно поиграть в ретроградную амнезию. Ну, а потом и поглядим, что к чему…

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Какие-то холмы недалеко от Рино.

Алексей Тихий.

Освободив вторую пленницу от пут на руках и ногах, я хотел вернуться к воющему злодею, чтобы потолковать с ним о том, о сём, но не успел.

Опередив меня, Маринка, увидев того, кто выл, валявшись у костра в лужах собственной крови, налетела на него, как бешеная фурия, с ходу влепив ему ногой по рёбрам. Второй удар, она снова нанесла ему своим сапогом, но на этот раз уже в голову, прямо в лицо. Я попытался оттащить подругу, и мне это удалось, хотя и с большим трудом. А попутно заметил вторую девушку, которая с ещё большим ужасом смотрела на трупы, раскинувшиеся по всей полянке в живописных позах.

– Это ты их всех убил? – спросила она меня.

– Ну, как видишь, я убил не всех. Этого байкера ты узнаёшь?

– Да. Он был один из тех, кто избил моего парня и затащил в машину. Но ты их всех убил… – снова повторила она.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Клэр.

– Ты понимаешь, Клэр, что если ты про меня кому-нибудь расскажешь…

– Ты меня убьёшь? – снова испугавшись сказала она.

– Нет. Просто если ты кому-то про меня и мою подругу расскажешь, то нас будут искать не только вся полиция штата, но и федералы. А ведь мы вроде бы не сделали ничего плохого.

– Да… Но я никому об этом не расскажу…

– Не расскажешь. А знаешь, почему?

– Почему? – удивлённо посмотрела она на меня.

Я поднял с земли блестящий револьвер, не так давно, принадлежащий боссу мексиканской наркомафии, и вложил его в руку испуганной девушки.

– Потому что ты сейчас убьёшь вот этого последнего бандита…

– Я не смогу этого сделать.

– Почему?

– Но я… Я никогда никого не убивала.

– А ты знаешь, что они вчера сделали ещё с одной девушкой, которую схватили на улице и тоже привезли сюда?

– Н-нет…

– Они сперва насиловали её. Долго… Очень долго насиловали. По очереди и все вместе, одновременно… А потом… Ты хочешь знать, что они с ней сделали потом?

– Я н-не знаю… – дрожащим голосом ответила Клэр.

– А давай об этом спросим у него… – я указал на окровавленного злодея.

– Эй! Ты меня слышишь? – спросил я обращаясь уже к байкеру-предателю.

– Д-да… – прохрипел злодей.

– Ты не мог бы рассказать этой девушке, куда вы вчера дели ту, другую?

Злодей смотрел на меня с испугом и молчал. Его пробивала мелкая дрожь, как от холода.

– Ты всё равно умрёшь. Но я могу пообещать тебе лёгкую смерть, если ты будешь честен и откровенен с нами. Ты согласен?

– Д-да… Мы её закопали… Я могу показать где…

– Это не обязательно. Только ты не сказал нам всю правду. Вы её сперва убили?

– Н-нет… Когда мы её закапывали, она ещё была жива…

– Сука! – крикнула Маринка по-русски, и снова хотела наброситься на этого мерзавца…

Но её опередила Клэр. Револьвер она держала двумя руками. Она выстрелила ему прямо в лицо. А потом ещё раз… И ещё…

Злодей затих почти что не дёргаясь. От лица у него почти ничего не осталось. Выглядело это всё настолько омерзительно, что Маринка отвернулась, а Клэр тут же вырвало.

– Ну, вот видишь, Клэр… Теперь, когда ты стала нашей соучастницей в этих убийствах, ты уже точно никому ничего не расскажешь.

Она молча кивнула мне в ответ.

– Марина! Отведи её к ручью. Пусть она там умоется, подмоется. Жаль, что ей не во что переодеться.

– Я что-нибудь придумаю. – откликнулась моя подруга и увела Клэр в сторону ручья.

Ну а я решил, что самое время заняться любимым делом – сбором трофеев. А что такого? Я всегда жил, живу и буду жить по заветам предков: «Что с бою взято – то свято!»

Первым делом отложил в сторону сумку с долларами. Считать деньги я буду потом, сейчас на это нет времени. Сумки с кокаином тоже сложил рядом. Ещё не знаю, брать их или не брать. Ну а потом я пошёл собирать оружие погибших врагов. Хотел было приватизировать ещё и золотые цепи с мексиканских шей, но передумал. Не побрезговал. Нет. Но палевно. Да и зачем. Сумка с деньгами и так сулила приличный куш. Так что мелочиться не стоит.

* * *

Когда девчонки вернулись от ручья, я уже закончил мародёрить. Маринка тоже умылась, и выглядела вполне себе ничего так. Она взяла нож и стала что-то мастерить из пиджака, который раньше носил наркобосс.

– Зачем тебе это? – спросил я.

– Да вот, Кларе юбку сделаю.

Я посмотрел на Клэр. Она стояла в одной рубашке и сильно стеснялась. Судя по всему, испачканные джинсы и трусы она не стала снова надевать.

– А. Ну, ладно. Клэр! Какая машина тебе больше нравится?

– Что?

– Тут до города миль восемь-десять. Ты хочешь идти туда пешком?

– Я думала, что вы меня подвезёте…

– У нас другие планы. Мы сваливаем отсюда в другую сторону, так что тебе придётся самой рулить. Так какую машину ты выбираешь? Рекомендую всё-таки Форд-фургончик.

– Почему?

– А тебя там почти не будет видно. А вот в этом кабриолете все будут на тебя смотреть. Да и машина уж больно приметная.

– Хорошо. – ответила девушка.

Похоже, что ей было всё равно.

– И вот ещё. Возьми! Это тебе на новую одежду.

Я отдал ей те самые деньги, которыми мексиканец расплатился с предателем. Там навскидку было примерно тридцать тысяч долларов. Ну, прямо как те пресловутые тридцать сребреников для Иуды. Пусть хоть сейчас эти деньги попадут в хорошие руки.

Клэр взяла деньги с деланным безразличием. И при этом она смотрела на Маринку, которая мастерила для неё юбку.

– А ты хороший парень. Твоей подруге очень повезло.

– У тебя тоже, кажется, есть парень.

– Был. Я не хочу его больше видеть.

– Почему?

– Он трус. Когда меня схватили на улице, он убежал. Меня тащили в машину, а я брыкалась и сопротивлялась, звала его на помощь. А потом увидела, что он убежал. Он бежал по улице… Бежал… Бежал и даже не оглядывался, хотя за ним никто и не гнался даже…

* * *

Юбка получилась так себе, но и это лучше, чем было до этого. Клэр уехала на сером фургоне. Проводив её, Маринка обернулась ко мне и спросила:

– Я так поняла, что ты до сих пор не умылся, потому что не хотел, чтобы она тебя в лицо запомнила?

Блин. Я потрогал лицо. Охренеть… Я совсем забыл, что в целях маскировки извалялся в пыли, а потом ещё и тщательно втирал местную жёлтую пыль в лицо и в волосы. Ну а потом бегал, потел, стрелял, ползал, снова потел. Наверняка я со стороны – тот ещё шайтан.

– Марин. Я пойду, умоюсь. А ты присмотри мне что-нибудь переодеться… Хотя, нет. Не надо. Я лучше в грязном поеду.

– Почему? Вон давай тебя оденем под мексиканца…

– Не стоит. У них у всех одежда либо в крови, либо в дерьме… Ладно. Я побежал к ручью.

* * *

Скинув с себя всю одежду, я залез в ручей. Ну, как ручей. Так, одно название. Но мне всё же хватило воды, чтобы смыть с себя пот и пыль сегодняшнего дня. А потом, на берегу, я как мог, вытряхнул пыльную одежду и напялил на себя. Потом постираемся…

Когда я вернулся. Маринка уже была готова ехать. Мы уже загрузили все сумки в багажный отсек кабриолета. Больше нам тут делать нечего. Закапывать трупы я и не планировал. Местные мелкие хищники через пару дней ничего не оставят от этих бравых парней.

Только когда мы выехали на дорогу, я заметил, что солнце уже клонится к закату. Через некоторое время, мы уже перегружали трофейные сумки в нашу машину.

– А что ты будешь делать с этим? – указала Маринка на сумки с кокаином.

– Не знаю. Жалко бросать. Тут товара, наверное, на лимон баксов.

– На какой лимон? – переспросила непонимающая девушка.

Ну, да. Лимон баксов – это уже сленг из моих девяностых.

– На миллион долларов. – уточнил я.

– А-аа. Я думаю, что не стоит с этим связываться.

– Да я согласен с тобой. Ты права.

Пакеты с порошком я вытряхивал из сумок, а взамен складывал туда затрофеенное оружие. Наркотики я вываливал прямо на землю возле машины. Да ещё, стараясь не перепачкаться в порошке, потрошил пакеты. Потом, пробив бензобак кабриолета, я залил всё вокруг бензином. Подождал, когда натечёт прилично и достал из кармана свою любимую «Zippo».

Вспомнил, как в разных дурацких фильмах главный герой, перед тем как что-то поджечь, сперва говорит, что-то пафосное, а потом чиркает своей «Зиппой» и бросает её в лужу с бензином.

Щас… Буду я тут своими зажигалками разбрасываться.

Найдя в машине какую-то тряпку, я тоже смочил её в горючке и завернув в камень, отошёл подальше. Чиркнув зажигалкой, я тут же бросил огненный снаряд в сторону машины мексиканцев. Полыхнуло так, что даже до меня донеслась волна жара. А я развернулся и зашагал в сторону нашей машины. Пора бы уже и сваливать отсюда…

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино. Тахо Пасифик Хоспитал.

Александр Тихий.

То, что я пришёл в себя уже стало известно тут в больнице. На мой вопрос, типа: «Где я?», мне сообщили, что это больница… Тахо Пасифик Хоспитал. Вопросы, которые задавали мне, я игнорировал, отвечая, что ничего не помню.

Мне сейчас в первую очередь надо собрать побольше информации. Узнать где я, и как отсюда слинять поскорее. А для этого ещё мне придётся притворяться бедной овечкой, чтобы они перестали меня воспринимать всерьёз и ослабили бдительность.

Первый шажочек я уже сделал, когда пролил на себя стакан воды, принесённой медсестрой. Объяснил её, что я не левша и левой рукой мне неудобно пользоваться в быту. Она позвала полицейского. Обычный такой коп, в форме. Они теперь постоянно дежурят возле моей палаты. Наверное, его сменят вечером. Ну, вот, коп меня отстегнул, и я вдоволь напился. После этого он хотел было меня снова пристегнуть, но я попросился в туалет. Медсестра предложила утку, ну или судно, как у них тут это всё называется… Я сказал, что если офицер мне поможет, то смогу это сделать и сам.

Туалет оказался тут же, в палате. Меня довели туда, подержали, пока я мочился, а потом сопроводили обратно. Я даже успел в зеркале рассмотреть белую нашлёпку из пластыря на своей голове. Ну а после… Меня снова пристегнули, но на этот раз я настоял, чтобы за левую руку.

При этом я попытался «покачать свои права», спрашивая, почему меня приковывают наручниками, если я не преступник…

Но мне лаконично ответили, что это всё для моей же безопасности. Вот завтра придёт доктор и всё разрешится…

Ага. Доктор. Небось, притащатся копы с большими погонами, или вообще федералы, и будут вопросы всякие задавать, да разговоры разговаривать. Я вот не помню, сыворотку правды уже используют тут, чтобы выведать у пленников все их тайны, скополамин или там какой-то пентотал натрия? Я ни фига не химик, и в этом не особо разбираюсь, так что все сведения об этом исключительно подчерпнуты из книг и фильмов. А верить им не стоит на все сто.

Поэтому пока буду придерживаться версии потери памяти. Вот придут меня допрашивать. Будут всякие вопросики каверзные задавать. А я развешу уши, и буду слушать, слушать… Чтобы понять что про тебя знают, иногда полезно послушать вопросы, которые тебе будут задавать. И на основании их уже делать выводы, что говорить, а что не говорить…

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино.

Алексей Тихий.

Мы спокойно доехали до своего отеля. Был уже вечер, но темно не было. В этом городе слишком много всякого электричества. Но нам удалось, не привлекая внимания пройти в наш номер с большой сумкой, набитой долларами. Оружие мы не стали доставать из багажника. Ну, разве только то, что было с собой. У меня Кольт, а у Маринки Вальтер ППК.

Желание сразу же бежать куда-то и искать Сашку, я отмёл, как неправильное и несвоевременное. Сперва надо отмыться, переодеться, отдохнуть и выдохнуть. Так что поиски начнём уже только завтра. А сегодня мыться, бриться и спать…

Маринка уже умотала в душ. Настойчиво звала меня с собой, но я отказался, отговорившись усталостью. Я уже скинул с себя всю грязную одежду. Сижу в одних трусах в кресле. Тупо смотрю куда-то вдаль. Думу думаю. Прокручиваю произошедшие события. Снова и снова корю себя за то, что так расслабился. Ведь это всё, абсолютно всё произошло исключительно из-за меня. Да-да… Из-за того, что я выпил лишнего на халяву, из-за того, что не стал таскать с собой ничего из оружия. Вот из-за этого меня так легко и побили там, на улице и похитили Маринку.

А потом… Это именно из-за меня погибла Алёнка, прикрыв собой Сашку. Героическая девчонка! Она ведь любила его. Знала, что ей ничего не светит, но любила несмотря ни на что. Даже умирая, она спросила у меня: «Как там Сашка?» и умерла с улыбкой на губах. Блин. А ведь совсем недавно ещё одна девушка по имени Сара, тоже так же с улыбкой умерла, узнав, что спасать её примчался легендарный Айвен. Санька! Чёрт тебя подери! Что вокруг тебя творится?

Да… А ведь, если бы Аленка не прикрыла Сашку своим телом, то он и сам бы мог погибнуть. Но и его ранили в этот раз. И где он сейчас, я понятия не имею. Я ведь бросил его там на парковке. Бросил лежать. Раненого. И он тоже мог бы уже умереть. Хотя я почему-то уверен, что он жив. Вот чувствую, что жив. И чувствую, что ему очень нужна моя помощь. Но бежать прямо сейчас на ночь глядя, бесполезно. Я только подниму лишний шухер и привлеку к себе внимание.

* * *

Мой взгляд упал на сумку с долларами. Я машинально открыл её и вывалил прямо на кровать пачки с долларами. Сколько здесь? Много…

Любопытство взяло верх, и я стал раскладывать пачки по номиналам. Купюры были не новые. Явно из оборота. Пачки никак не хотели складываться в ровные стопки. Пришлось просто делить на кучки. В результате оказалось, что присутствуют почти все номиналы. Ну, разве что кроме однодолларовых и двудолларовых.

Пятёрок было мало. Всего восемь пачек. Итого – четыре тысячи. Я стал считать десятки. Семьдесят четыре. Сразу прибавил три нуля, так как пачка десяток – это и есть тысяча.

Ну а дальше, пошло-поехало. Восемьдесят шесть пачек двадцаток, сто восемь пачек полтинников и под занавес я пересчитал сотки. В смысле, пачки соток. Оказалось шестьдесят восемь. Охренеть не встать.

* * *

Когда Маринка вышла из душа, замотанная только в одно полотенце, она застала меня над кучей долларов. Прям как у Александра Сергеевича Пушкина в его знаменитом Лукоморье: «Там царь Кащей над златом чахнет…»

– Так много денег? – ахнула Маринка. – А сколько здесь?

Я посмотрел на подругу. Вот за что люблю её… Никакого алчного блеска в глазах при виде такой кучи денег, только неподдельное, почти детское любопытство. Я улыбнулся и сказал, почти продекламировал:

– Без малого, полтора миллиона долларов.

Глава 11

Глава одиннадцатая.

В час, когда нападает тревога и грусть,

В час, когда на душе, словно камень лежит,

Я хочу оглянуться на пройденный путь

И увидеть ушедших друзей миражи.

Как мне хочется верить, что это не так,

И что можно ушедшее время вернуть…

Но лежит за спиной запорошенный тракт,

Безразличной луной освещённый чуть-чуть.

28 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино. Госпиталь.

Александр Тихий.

Навестили меня важные дяди рано утром. Сразу после завтрака. Жиденькой овсянкой я совершенно не наелся, а то ли морс, то ли компот был невкусный и не сладкий. Не сладким было и моё настроение. А тут ещё и эти официальные морды. Их было двое. Один толстенький и лысоватый. Он всё время потел, и вытирал платком блестящую лысину. Второй же был худощав и высок. Эдакий типичный янки. Настоящий американец… Он холодно смотрел на меня, и на его лице не отражалось никаких эмоций. Оба они были в строгих костюмах, как и положено официальным представителям силовых структур. Я пока только не могу понять: Это ещё полиция, или уже федералы?

Первым начал говорить толстячок.

– Здравствуйте, молодой человек!

– Добрый день! – вежливо ответил я.

– Как Вы себя чувствуете?

– Уже лучше… Но я по-прежнему… Простите, но я не помню, что со мной произошло… Меня ударили по голове? Да?

– Вы совсем ничего не помните?

– Я не знаю… Постоянно такое ощущение, что я что-то забыл… Вы не поверите… Я даже не могу вспомнить своё имя… Кто я?

Худощавый дёрнул бровью, но по-прежнему сохранял на лице каменную маску истукана. Правда до того покерфейса, который был у Старого Во́рона из племени черноногих, ему было, как до Китая раком.

– Вы совсем ничего не помните? – снова повторил толстячок и вытер пот на лысине.

– Я даже не знаю, что мне надо вспомнить… А почему я тут прикован? – я звякнул наручником на левой руке.

– Это необходимо для Вашей же безопасности.

– Я что, опасен для окружающих?

– А мы ещё не знаем, кто Вы такой.

– Но я… Хм… Я тоже этого не знаю. Так что тут, я ничем не могу вам помочь. Но просто это неудобно. Даже и в туалет не сходить… Неужели Вы думаете, что я куда-то убегу отсюда? – я постарался сделать страдальческое лицо. – Я ведь даже не знаю, куда мне бежать… Я не понимаю, что происходит. А тут ещё какой-то шум в голове иногда появляется.

– Вот видите, Вам ещё рано вставать. Врачи будут наблюдать за Вашим состоянием. Возможно, мы будем вынуждены перевести Вас в специализированное учреждение.

– Вы имеете в виду психиатрическую лечебницу? Но я же не псих. Я же всё понимаю и не делаю ничего такого, что делают психически больные люди.

– А Вы знаете, что они делают?

– Я знаю, что они не делают. Но вы мне так и не сказали, что со мной случилось?

– Вам всё надо вспомнить самому. Так у Вас появится шанс опять вернуть свою память.

– Но, может быть, у вас есть какие-то подсказки для этого? Я знаю, что у меня травма на голове. Если меня кто-то ударил, то может мне надо попасть на то место, где это случилось. Вдруг я там посмотрю вокруг и всё вспомню. Ну, хоть что-то…

– Пока врачи не рекомендуют Вам много двигаться. Мы придём к вам завтра. Может за это время Вы и вспомните что-нибудь новое…

– Да мне бы что-нибудь старое вспомнить хотя бы… Ясно… Спасибо Вам… Я буду вас ждать.

– Всего доброго. Выздоравливайте, молодой человек!

– Я буду стараться…

* * *

Когда они ушли, я ещё долго лежал, вспоминая, не прокололся ли я где. Но вроде бы не сказал ничего лишнего. Обтекаемые слова и жалобы на потерю памяти. Вот и всё… Хотя за время разговора, я всё-таки изрядно вспотел. Не так, конечно, как тот лысый толстяк, но всё же… А что плохо, так это то, что его молчаливый напарник наверняка это заметил. Он же меня не просто разглядывал. Он меня как будто насквозь просвечивал. Опасный тип. Хотя и толстяк, несмотря на свой смешной вид, тоже ведь профессионал своего дела. Беседа была построена очень хитро. А завтра он будет спрашивать у меня всё то же самое, только под другим углом, чтобы вывести меня на чистую воду. Это хорошо ещё, что все эти методы мне знакомы по прошлой жизни. Так что мы ещё посмотрим, кто кого…

С этими мыслями я и задремал, утомлённый напряжённой беседой.

* * *

Если бы я не заснул, то обязательно бы заметил, как медсестра, вошедшая в мою палату, остановилась возле моей постели и долго всматривалась в моё лицо. Потом она так же тихо вышла из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Интерлюдия.

Разговор, который никак не мог слышать Сашка.

– Он врёт. – безапелляционно заявил худой полицейский.

– В чём? – спросил его лысый толстячок.

– Во всём. Он не терял память. Всё он помнит. И он не тот, за кого себя выдаёт.

– Думаешь?

– Да я уверен в этом. Готов поставить десятку против доллара.

– Но ведь врачи говорят, что такое вполне возможно при тупой травме головы.

– Может быть, ему и прилетело куском картечины по голове, но это совсем не означает, что маленький комочек свинца вышиб из его мозгов всю память. У него в номере, который он делил со своей подругой, нашли кучу долларов и поддельные документы. Этого человека не существует в природе.

– Но он же молодой, да и девка его тоже мелкая по возрасту. Молодёжь иногда покупает себе поддельные документы, чтобы сбежать из дома и покуролесить на просторах Америки.

– Мне кажется, что это не тот случай. Документы сделаны на высоком уровне. А девка вообще из России.

– Сейчас это называется Советский союз…

– Да какая разница? Русские – они и в Африке русские. И они наши враги. Ты не забыл про это?

– Ты думаешь, что этот парень тоже русский?

– Да, хрен его знает кто он такой. Но он точно не тот, за кого он себя выдаёт.

– Он же память потерял и не выдаёт себя ни за кого. Я пытался в разговоре вывести его на то, чтобы он назвался тем именем, что обозначено в его документах… Как там? Что-то немецкое… Готлиб Штилльман.

– Штилльман? А это разве не еврейская фамилия?

– Не знаю. Но он всё равно не стал называться никаким именем. Ты же слышал, что он говорил? Не знаю. Не помню…

– Врёт. Я ему не верю…

– Ну, вот доктор скажет, что его можно допрашивать, тогда и поговорим с ним по-другому.

– Жду не дождусь этого. – высказал своё мнение худой.

– Я тоже… – согласился с ним толстяк.

28 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино.

Алексей Тихий.

Нас утро встречает прохладой… А ещё болью во всём теле. Вчера в горячке, я этого почему-то не замечал. Но ведь и меня, и Маринку ещё с утра избили. Но она-то полдня валялась связанной, а я бегал, прыгал, снова дрался, снова бегал, стрелял, таскал тяжёлые сумки. Да-а… А потом меня ночью моя подруга ещё и эксплуатировала по полной программе. Я всё понимаю: Адреналин, и всё такое… Блин. А с утра в зеркале у меня была такая рожа, что краше в гроб кладут. Да и то, в морге стараются подкрасить лицо покойника, чтобы труп в гробу получше выглядел. Маринка тоже получила вчера свою порцию синяков на лице, но косметика в опытных руках творит чудеса. Она и меня предлагала накрасить, чтобы замазать все гематомы, но я отказался.

– И что мы сегодня будем делать? – игриво спросила меня эта егоза.

– А чего ты такая весёлая, Марин? Ты разве не в курсе, что Алёнка вчера погибла, а Сашка тоже был ранен, и сейчас я даже не знаю, где он.

– Я в курсе. – серьёзным тоном ответила мне она. – Но плакать мне нельзя, потому что макияж потечёт. Если бы не это, то я бы уже заливалась горькими слезами, оплакивая погибшую подругу.

– Вы вроде бы и не особо ладили с ней?

– Да что ты понимаешь? Она же мне, как сестра была. Особенно последний месяц.

– А ведь это мы с тобой виноваты в её гибели. Они вчера к нам ехали, и на меня нарвались. Почти сразу после того, как…

– Я поняла.

– Ну вот… Я ему всё рассказал, а он и говорит, что видел, дескать, похожих парней в кожаных куртках. Вот мы и поехали. А у него возле отеля на парковке нарвались на одного из них. он меня опознал и за обрез схватился. Я в сторону. Сашка не успевал. Вот Алёнка его своим телом и заслонила… Правда и Саньке в голову картечина прилетела. Но он был жив, когда я его там оставил, хотя и без сознания.

– И почему ты его там бросил?

– Не бросил, а оставил. Он без сознания был. А на выстрел вот-вот должны уже были среагировать местные копы. Мне же надо было спешить, чтобы тебя спасти. Или этого повода мало, чтобы я оставил раненого брата лежать на асфальте рядом в убитой Алёнкой?

– Прости! – Маринка потупилась… – Я была не права.

– Забей! Я сам себе не могу этого простить до сих пор. И Алёнка умирающая перед глазами стоит. Знаешь, о чём она меня спросила? Жив ли Сашка? «Жив.» – ответил я. А она улыбнулась и умерла. Только где теперь его искать, я понятия не имею.

– В больнице, конечно.

– А в какой? Сколько их здесь? Ты знаешь?

– Нет. – вздохнула девушка.

– Вот и я не знаю… Но у меня есть одна идея.

– И какая?

– Нам надо начать поиски с того места, где я видел брата последний раз.

– Это ты имеешь в виду ту парковку возле отеля, в котором они жили…

– Угу…

* * *

Плохое это слово: «жили». Это только в сказке всё так весело и игриво: «жили-были…». Да-а… Но вот в реальной жизни всё не так. Жила-была девочка Алёнка… А потом её убили. И теперь про неё только и можно было сказать: «жила́…»

* * *

Всё-таки Маринка уговорила меня стать её моделью по макияжу и маскировке. Я уже видел себя в зеркале до этого. Как бы выразился ослик Иа-Иа из советского мультика про Винни-Пуха: «Душещипательное зрелище». Вот-вот. Я уж молчу про синяк на пол-лица. И даже не вспоминаю про то, что всё тело болит и ломит. Но губы, опухшие, как два пельменя – это что-то неописуемое… Хотя в будущем некоторые особи женского пола так не считали. Вот, честно говоря, я никогда этого не понимал. На фига превращать себя в уродину? Неужели найдётся хоть кто-то, кто считает это красивым? Если вместо губ уродливые сгустки, накачанные неизвестно чем и неизвестно кем, то разве это признак красоты? Вряд ли… Скорее всего это признак низкого интеллекта при наличии достаточного количества денег, чтобы себя изуродовать.

Да ладно ещё губы… Но они умудряются изуродовать всё своё тело. Перекачанные груди и огромные задницы… Может где-то в африканской стране, большая жопа это и есть эталон красоты, но зачем эту тенденцию распространять на весь мир. Или это такой мировой заговор пластических хирургов, чтобы не остаться без куска хлеба на старости лет.

Нет. Я ещё могу понять женщин, которые после родов и кормления ребёнка перестали быть довольны формой своей груди. Те, кто слегка подтягивают грудь до разумного соответствия прежним размерам просто возвращают свою привлекательность. Но должна же быть хоть какая-то мера во всех этих пластических операциях? Или, попробовав раз, они не могут больше остановиться?

Помню как-то в прошлой моей жизни была какое-то время мода на усы. Потом, правда пришла мода и на бороды, но это было чуть позже. А вот когда я вернулся из Афгана, усы были нормальным явлением. И вот однажды, стоя перед зеркалом с ножницами в руках, я попытался подравнять свои усищи… Мне, почему-то показалось, что правый ус длиннее левого. Подравнял справа. Показалось, что теперь длиннее левый ус. Я подравнял слева. Кончилось это всё тем, что я сбрил напрочь усы в тот день, когда от них осталось нечто напоминающее то, что носил небезызвестный Адольф Шикльгрубер. Может, и у этих бывших красоток было нечто такое? Хотели как лучше, а потом увлеклись и получилось то, что получилось…