Текст книги "Гуд бай, Америка… (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

А время? Тут где-то один часовой пояс переходит в другой. Поэтому и не ясно… То ли сейчас двадцать три тридцать пятого, то ли полпервого ночи шестого октября. А не хреново так Сашка отпразновал свой профессиональный праздник. Он ведь ещё с утра объявил, что дескать у него сегодня День Уголовного розыска, и он будет отдыхать, как иудей в шаббат. Что кстати и вполне себе совпадает. Ведь вчера была именно суббота. Или ещё сегодня? Тьфу! Будем считать, что уже воскресенье…

– Марин! Не пора уже нам где-нибудь сесть?

– Где? – огрызнулась подруга.

– Я бы тебе ответил в рифму где, но тут на карте я что-то не вижу такого населённого пункта.

– В Караганде что ли?

– Ну, да… Там где-то рядом… Горючка-то есть ещё пока?

– Есть… – сухо отвечает Маринка, продолжая пялиться куда-то в темноту ночи.

– Давай искать уже какой-нибудь аэродром.

– Но Саня же сказал, что нам лучше не соваться на большие аэродромы.

– Так тогда светло было. А сейчас, как у негра…

– Вон что-то светится внизу… Какой-то городок.

– Нам город не нужен. Нам нужен аэродром. Любой. Или хотя бы большое ровное поле.

– У местных фермеров есть одна дурная привычка… – ответила Маринка… – Они не подсвечивают свои поля. И ночью по фигу что там внизу, поле, лес или море.

А меня вдруг пробило на хи-хи… Вот как её сейчас назвать можно? Если вот Питер О,Нил – пилот, то Маринка – пилотка что ли?

Нет. С детства ещё помню один стих. А там чётко сказано:

'А в-четвёртых, наша мама

Отправляется в полёт,

Потому что наша мама

Называется пилот.'

Кстати, хорошие стихи. Там в конце было ещё: «Мамы разные нужны, Мамы всякие важны.»

Вот интересно, а какая из Маринки выйдет мать? Всякая или разная?

И это навело на новые мысли и вспомнилась дурацкая песенка из девяностых:

«Всяко разно – это не заразно…»

* * *

– Ты чего хихикаешь? – спросила Маринка.

– Да, так… Песенку одну вспомнил.

– Спой!

– Да ты чего? Из меня певец, как из курицы балерина.

То ли 5-е то ли уже 6-е октября. 1974 год.

США. Хрен знает где…

Александр Тихий.

– Лёха! Ты как относишься к творчеству Любэ? – спросил я брата.

– Нормально…

– Какая Люба? – влезла Маринка.

– Любэ… – пояснил ей Лёшка. – Под Москвой есть городок небольшой…

– Это пока небольшой, будет и большой скоро… – добавил я.

– Так вот. – продолжил брат. – Городок называется – Люберцы.

– Я слышала про такой. – оживилась Маринка. – А почему Любэ?

– Ну… – замялся Лёха.

– Это такое местное прозвище. – помог ему соврать я. – Люберцы это долго и скучно, а Любэ коротко и сочно.

– А вы почему вдруг вспомнили про Люберцы? – неугомонная Маринка была рада поболтать.

– Да, так. Лёш! Помнишь эту их «Границы»: «Ты неси меня река…»?

– Краса?

– Ага. Сможешь мне помочь вторым голосом? Помнишь, как там было?

– Помню, конечно. Крутая команда… Мне вообще они очень хорошо зашли в своё время.

– Кто? Что? Куда зашёл? – любопытная Маринка закидала нас вопросами.

– Не перебивай! – оборвал её Лёшка

– Да, Марин! Чуть-чуть помолчи. Нам надо слегка сосредоточиться… – добавил я.

Обиженная девушка надулась, не понимая в чём дело.

Я попытался вспомнить текст. Это было не сложно. Слова простые и проникновенные, а мелодия спокойная и тоже не сложная.

Собравшись с духом, я затянул первую строчку, А брат дождавшись стал вторым голосом проговаривать там, где надо.

Ты неси меня, река, за крутые берега…

Я сделал паузу, а Лёшка просто проговорил:

Где поля…

Так и пошло дальше. Я пытался петь. А братишка просто в нужных местах проговаривал рефреном нужные слова.

Где поля мои поля…

Где леса…

Где леса мои леса…

Ты неси…

Ты неси меня, река, да в родные мне места.

Где живёт…

Где живет моя…

Моя…

Краса, голубы у нее глаза.

Петь я старался погромче, хотя сама песня на это не была рассчитана. Но шум работающего двигателя всё портил.

А потом мы на два голоса спели припев:

Как ночка темная,

Как речка быстрая,

Как одинокая луна

На небе ждет меня она…

Маринка молча слушала, вглядываясь в тёмное ночное небо. А мы продолжали:

За туманом огонек…

Огонёк…

Как же он еще далек…

Ой, далёк…

Ты мне ветер помоги,

Милой весточку шепни.

Знаю, ждёт…

Знаю, ждет меня краса.

Проглядела в ночь глаза.

Мне показалось или второй припев нам с Лёхой стала помогать петь Маринка. Плохо было слышно. Наверное, показалось.

Жаль, что у нас не получилось спеть второй припев по второму разу. Не хватало баяна. Или что там было у Любэ? Аккордеон? Гармошка? Я не особо разбираюсь в музыке, но как всякий русский человек люблю петь, особенно, когда выпью…

– Какая хорошая песня. – высказала своё мнение Маринка. Я раньше её никогда не слышала. А ты говорил, что петь не умеешь… – ткнула она Лёшку кулачком в бок.

– А я и не умею. – ответил тот. – Это всё Сашка. А я так… Слова просто говорил в нужных местах.

– Здорово. – сказала Маринка… – Саша! Споёшь потом ещё раз?

– Ладно. Гитару найдём и спою. Только не в самолёте. Тут всё не так. Плохо слышно. А эту песню надо петь душевно и тихо… Так будет лучше.

– А ты знаешь ещё какие-нибудь песни… Такие же… Которых я никогда не слышала.

* * *

«Вы хочите песен? Их есть у меня.» – сразу пришло на ум. Знаю ли я ещё? Да сколько угодно. К тому же мы сейчас в альтернативном мире, и не факт, что тут такие же певцы споют такие же песни, как и у нас там… Если история хоть немного подвинется, и всё пойдёт не так, то и люди будут другие, и песни тоже.

А песен хороших и правильных я могу ещё много вспомнить. Только вот не все песни из нашего будущего будут понятны людям этого времени.

* * *

Я решил, что ещё одну песню можно исполнить для нашей Маринки. Думаю, что и Лёшка будет не против.

– Лёха! Поможешь с припевом?

– А что за песня?

– Ты её тоже знаешь…

Сделав паузу, я снова запел. И снова это была грустная, но правильная песня от группы Любэ…

* * *

Позови меня тихо по имени!

Ключевой водой напои меня!

Отзовётся ли сердце безбрежное,

Несказанное, глупое, нежное…

Снова сумерки входят бессонные,

Снова застят мне стёкла оконные.

Там кивает сирень и смородина,

Позови меня, милая Родина!

И снова в припеве к моему голосу прибавился голос брата. Наверняка он тоже смотрел и этот фильм про наших ментов воюющих в Чечне, и много раз слышал эту песню. Вот мы с ним и задали на два голоса:

Позови меня

На закате дня…

Позови меня, грусть-печаль моя,

Позови меня…

А после снова, повторяя эти проникновенные слова. Потом я спел второй куплет. И мы снова с Лёхой на два голоса просим кого-то:

Позови меня на закате дня…

И после небольшой паузы, на месте которой должен был быть красивый проигрыш, я тихо пою:

Позови меня тихо по имени!

Ключевой водой напои меня!

Знаю, сбудется наше свидание,

Я вернусь, я сдержу обещание…

* * *

Наступившая внезапно тишина стала для меня и для всех присутствующих очень неожиданной. Правда, перед этим движок пару раз кашлянул, потом ещё пару раз чихнул, и тишина…

Тишина, твою мать! Грёбанная такая тишина на высоте несколько сотен метров над землёй.

– Что с горючкой? Марина! Что там…

– Ничего. Только топлива больше нет, кажется…

Глава 23

Глава двадцать третья.

Вопрос мировоззрения неясен.

Тут дело вкуса: Что? Когда? Кому?

Слепой спросил: «А, правда, мир прекрасен?»

«Ну… Как тебе сказать?..» – ответили ему.

06 октября. 1974 год.

Республика Куба. Гавана.

– Не-ет. Старею… Этот перелёт дался мне слишком тяжело.

– Но, товарищ генерал… Больше двадцати часов в полёте. И не каждый молодой выдержит без последствий.

– Лётчики молодцы! Если бы мог, раздал бы орденов и медалей всему экипажу.

– Это ещё ничего. Вот недавно американские диспетчера перестали работать с советскими пилотами. Но наши и тут нашли выход. По звёздам ориентируюся.

– Прям, как во времена Колумба. Суки драные. Была бы моя воля, то я бы всё сделал, чтобы этот испанец с иудейскими корнями никогда не открывал бы этот континент.

– Историю исправить невозможно, товарищ генерал.

– Зато можно творить её своими собственными руками…

* * *

Судоплатову тяжело дался этот перелёт. Годы и пережитые трудности во время длительного заключения всё-таки давали о себе знать, несмотря на то, что он старался поддерживать себя в форме. Хорошо ещё, что самолёт не был загружен под завязку и условия в полёте были вполне комфортабельные.

Он больше переживал за тех людей, которые по тем или иным причинам были вынуждены остаться в СССР. Как бы «Железный Шурик» не отыгрался на них. Хотя вроде бы он ясно дал понять и Крючкову и Ивашутину, что не стоит почём зря обижать его людей. Ивашутил выказал полный нейтралитет и пообещал забрать к себе тех, кто выскажет такое желание. Крючков – слабое звено в цепочке. Его и самого могут пустить под нож. Незаменимых у нас, как известно, давно уже нет. Вроде бы всё прошло удачно. Но всё время, пока летели над территорией СССР, Павел Анатольевич подсознательно ждал того, что их самолёт попросту собьют, не считаясь с тем, что на борту есть и вполне гражданские. Ни в чём не повинные люди. Ну, или хотя бы просто, используя истребители, посадят на каком-нибудь военном аэродроме и арестуют всех до одного. Но обошлось. И вот теперь он уже стоял на твёрдой земле Острова Свободы, вытирая пот со лба носовым платком. Жарило кубинское солнце совсем не по-детски.

Зато девчушка лет тринадцати в лёгком цветастом платьице, искренне радовалась и этому солнцу, и пальмам, растущим прямо на краю взлётного поля аэропорта имени Хосе Марти. И лишь приглядевшись можно было заметить, что глаза у неё были немного грустные. Слишком уж взрослый был взгляд для такой юной девушки…

06 октября. 1974 год.

США. Штат Флорида. Где-то в небе. До утра ещё далеко…

Алексей Тихий.

– Марин! Что ты такое говоришь? У нас же горючки было полные баки…

– А вот теперь датчик показывает, что его нет вовсе…

– Попробуй выключатель топливного насоса! – подал голос Сашка с заднего сиденья.

– Что это значит? – Маринка была на грани истерики. – Я не могу держать самолёт ровно. Он не слушается.

– Лёша! Помоги ей удерживать штурвал ровно! Марина! Переключатель топливного насоса… Выключи и снова включи! Иногда такое бывает. Мне Питер показывал…

Маринка стала искать на приборной панели нужный переключатель. Через пару секунд мотор чихнул, и винт снова начал вращаться.

– И что дальше? – спросила наша пилотесса.

– Снижайся. И постарайся найти более-менее ровную площадку для посадки. – снова скомандовал Саня.

– Где? – вскрикнула Маринка.

Что ей ответил брат, я не расслышал.

Но в принципе. Маринка была в чём-то права. Видимость паршивая. Так кое-что светится там внизу иногда. Но всё это не то, что нам сейчас надо.

– Постарайся идти ровно вдоль береговой линии. В случае чего, планируй прямо на воду. Только старайся не слишком далеко от берега. – выдал «ценный» совет брат.

– Саня! А может, всё-таки на землю сядем, как все порядочные люди? – поинтересовался я.

– Куда? На лес? На горы? На какой-нибудь маленький городок?

– Ну-у… Можно попробовать на дорогу?

– Это если там никого нет. А то приземляешься, а тебе навстречу фура с жидким азотом, как в «Терминаторе».

– Может, поле какое-нибудь найдём? Нам же по фигу куда приземляться.

– Лёха! Самое главное, чтобы этот «пофиг» был ровным и безлюдным. А вообще, лучше бы дотянуть до какого-нибудь мало-мальски приличного аэродрома. Пусть он будет даже такой, как у Питера.

– Пока не рассветёт, мы хрен чего разглядим.

– Значит надо тянуть до рассвета… Только вот что там у нас с горючкой.

В это время в разговор вмешалась Маринка:

– Сейчас показывает, что оно есть, только не так много. Я не понимаю…

– Ты главное не нервничай! – посоветовал Сашка. – Может тебя сменить за штурвалом.

– Нет. Питер сказал мне, что я лучше вас обоих могу водить эту этажерку.

– Это рыжий к тебе так клинья подбивал. – вставил свою шпильку я.

– Ревнуешь? – игриво спросила у меня подруга.

– Нет. Только констатирую факт. Ты не отвлекайся! Смотри! Видишь там впереди небо чуть-чуть светлее…

– Это потому что мы летим на восток. – сообщил шибко умный брат.

– А то мы сами этого не знаем. – фыркнула Маринка.

– Значит минут через полчаса станет намного светлее. Так что, Мариночка… Постарайся дотянуть до утра! А там уж видно будет куда садиться.

Я решил сообщить братишке о своём беспокойстве.

– Саня! Я вот думаю… А если бы мы над морем летели в сторону Кубы, то каковы наши шансы выжить, если с самолётом будет что-то не так?

– Пятьдесят на пятьдесят. Либо выживем, либо нет.

– А если серьёзно?

– Ну, а если серьёзно, Лёш, то нам надо либо сменить самолёт, на что-нибудь более надёжное, либо озаботиться спасательными плавсредствами. Помнишь, такая штука у мореманов была, самонадувающийся плот?

– Он большой, даже в сложенном виде. Нам бы попроще чего-нибудь. Жилеты хотя бы надувные или пробковые.

– Помогут они тебе, если появятся акулы? Ну, да, конечно… Твоя недоеденная тушка долго не утонет на радость рыбам.

– А что? Тут и акулы водятся? – тут же вклинилась в разговор Маринка.

– А как же. – ответил ей эрудированный брат. – Причём самые что ни на есть тупорылые.

– В смысле? – не понял я. – Что значит тупорылые?

– В прямом смысле, брат! В прямом. Порода такая. Её по-разному называют. Бычья акула, акула-бык… Но чаще всё-таки – тупорылая. Между прочим, один из самых агрессивных видов акул. И согласно своему названию, без разбору набрасываются на всё, что им покажется съедобным.

– Как пираньи?

– Да. Но вот только размером эти «пираньи» до четырёх метров могут быть.

– Я не хочу! – вдруг заявила Маринка.

– Чего ты не хочешь?

– Падать в море.

– Ну, тогда ищи место для посадки на суше! – порекомендовал её Сашка.

– Я ищу… Но пока ещё видно плохо. И если солнце взойдёт именно там, где светлеет, то мы просто ослепнем.

– Тогда найди внизу хоть какую-то более-менее подходящую дорогу и жди, когда будет возможность приземлиться.

– Я боюсь…

– Чего ты боишься?

– Боюсь, что не справлюсь.

– Может тебя сменить? – спросил я.

– Не знаю. – ответила Маринка потухшим голосом.

– Лёха! Бери управление на себя! – начал командовать брат. – А ты, Марин, перелезая сюда. Поменяемся с тобой местами.

– Хорошо. – согласилась моя подруга.

Раннее утро 06 октября. 1974 год.

США. Где-то в небе над Флоридой…

Александр Тихий.

Да… Меняться местами в тесной кабине самолёта – это тот ещё квест. Нет, конечно трахаться в горбатом «Запорожце» – покруче будет. Но где он сейчас, тот «Запорожец», а Сессна – вот она.

Я помог Маринке перебраться на заднее сиденье, а сам переполз вперёд.

Да Видимость не ахти какая. Рассвет чуть брезжит где-то там далеко впереди, но это потому, что мы ещё высоко. А на земле ещё ночь не кончилась. Темно, как у афроамериканца в… Темно, короче…

– Саня! – шепчет мне брат в самое ухо. – Лучше ты сажай машинку. У меня с первого раза не всегда получалось и там, с Питером. Но там было светло и инструктор под боком, а тут…

– Да не проблема. Ты же знаешь, что я пофигист. А нам всё равно, что водка, что пулемёт. Лишь бы с ног валило.

– Хорош хорохорится. Мне кажется, что ты сам тоже не ахти какой ас.

– Помнишь, как в том старом фильме? ' Я думала Вы ас. А Вы У-двас.)

– На том биплане можно было через борт перегнуться и вниз посмотреть.

– А что тебе мешает тут? Открой дверь и смотри вниз сколько угодно.

– На ходу?

– А что такого? Ты можешь и с парашютом спрыгнуть через эту дверь.

– Ага… Был бы парашют.

– Да. Этого явно не хватает.

– Если ещё куда-нибудь полетим, то надо будет запастись сим ценным приспособлением.

– Я больше не хочу летать. Я устала… А над морем…

– Мариночка! Успокойся! Вот найдёт поле какое-нибудь… Сядем. Бросим самолёт и где-нибудь отдохнём. На пляже…

– Там акулы…

– Акулы дальше от берега плавают. А на пляже для них слишком мелко…

* * *

Я не стал слушать дальше разговор брата с его подругой, потому что стрелки на датчике уровня топлива снова упали. Движок опять выполнил свой обычный моцион. Чихнул, кашлянул и заглох.

Я крепче сжал штурвал, хотя это вряд ли помогает. Просто такой условный рефлекс. Как советовали в старой песне: «Крепче за баранку держись, шофёр!» Ну, а применительно к самолётам как? Крепче за штурвалку держись, пилот! Так что ли?

Попытавшись проделать тот же трюк с переключателем, что и в прошлый раз. я понял, что симптомы одни, а болезни разные. Наш моноплан больше не реагировал на все мои манипуляции. Да, блин… Как бы этот летательный аппарат не привёл нас к летальному исходу.

Правда, небо на востоке уже заметно просветлело. И местность внизу уже просматривалась довольно-таки хорошо, но, как говорится, а хрен ли толку… Было видно, что садиться нам некуда, кроме как на узкую полоску пляжа… Но это сверху она кажется узкой, там-то внизу явно пошире будет. Только тут есть один нюанс, как в том старом анекдоте. То, что нам с высоты кажется более-менее ровным, на самом деле может оказаться… А хрен знает чем оно может оказаться, как ровным и удобным для посадки, так я неровно-ямистым, со всякими вредными дополнениями, типа камней и прочей фигни.

Мы пока ещё были на достаточно большой высоте, и я, кое-как поймав встречный поток, стал забирать левее, подальше от моря…

– Саня! – задал мне вопрос брат. – Какие варианты у нас есть?

– Боюсь, что тебе они не понравятся. Пристегнитесь!

– Да я уже пристёгнут.

– Маринку пристегни!

– Она уже тоже… Это только ты у нас не пристёгнутый вечно ездишь за рулём.

– Лёха! Ну, ты же знаешь, что я терпеть не могу всё это. Когда я за рулём, то мне удобнее без ремня. А то, что они твердят про безопасность, так это моё личное дело.

– А как же всякие краш-тесты и прочая хрень?

– Так это они проверяют, что будет с идиотом, который врежется с разгону в бетонную плиту. А ты вспомни, много у меня было аварий?

– Я вообще не помню, чтобы они у тебя были.

– Были когда-то. Я тогда только-только водить начинал. А потом, да… Не было. Но сейчас, перехвати управление. Я всё же пристегнусь. Ну его на фиг. Вдруг, действительно падать будет.

На заднем сиденье что-то невнятно всхлипнула Маринка.

– Не переживай, Марин! Это он так шутит. – тут же попытался успокоить её Лёшка.

– Он не шутит. – прояснил ситуацию я. – Так что, ежели чего, держитесь крепче.

– За что? – спросила Марина.

– Да за что угодно. Только держись крепче.

Интерлюдия.

06 октября. 1974 год.

США. Штат Техас.

Небольшой аэродром где-то в окрестностях Хьюстона…

– Итак, Питер. Расскажи поподробнее, как погиб твой дядя?

– Я уже рассказывал. Приехали байкеры. Они потребовали, чтобы мы, используя наш самолёт, слетали в Мексику за их товаром.

– Наркотики?

– Они конкретно не говорили про это, но скорее всего да, сэр. Но дядя Питер им ответил конкретно и однозначно. Нет и всё. Я с ним был согласен. Меня так и отец учил.

– Твой отец погиб во Вьетнаме?

– Да, сэр.

– И вы с дядей перестреляли всех этих бандитов?

– Дядя убил одного. Но его сразу же пристрелили. Я стрелял, но не могу сказать точно, попал или нет. А этот парень… Он убил всех остальных.

– Ты эти твои сказки оставь для других. Десять вооружённых байкеров. Это не шутка. А ты говоришь, что их всех уложил за пару минут один парень.

– Так и было, сэр. Я тоже пытался помогать, но меня почти сразу ранили, а потом ещё…

– И этот парень в одиночку замочил десять бандитов?

– Он не один был. С ним ещё девушка была. Она мне раны перевязала. – сообщил полицейскому молодой парень.

– И где они?

– Они улетели. Забрали самолёт и улетели.

– Куда?

– В Мексику. Они у меня спрашивали, как туда попасть избегнув излишнего внимания.

– И ты им рассказал?

– Да. А что тут такого?

– Это был твой самолёт?

– Ну… Он формально принадлежал дяде. Но летал на нём я.

– И ты просто так отдал им свой самолёт?

– А что я мог сделать, сэр? Я был ранен. Они мне жизнь спасли, перевязали раны…

– Но почему они не дождались полиции? Если всё было так, как ты тут рассказываешь, то у нас к ним не может быть никаких претензий.

– Они сказали, что опасаются…

– Чего?

– Мести бандитов и интереса полиции.

– Они нелегалы?

– Наверное. Я у них документы не спрашивал.

– Но как их зовут, ты хоть помнишь?

– Парня звали Алекс, а девушку… – на лице парня появилось какое-то выражение, одновременно и романтическое, и немного печальное. – Девушку звали Мэри…

* * *

Про то, что улетевших парней было двое, Питер полицейскому не стал говорить. Ну и конечно же он ничего не рассказал про деньги, которые он получил в уплату за самолёт. Этих денег хватит не только на то, чтобы купить новый самолёт, но и на жизнь останется. А судя по времени, ребята уже должны были добраться до Мексики.

Утро 06 октября. 1974 год.

США. Штат Флорида. Где-то в окрестностях Таллахасси…

Александр Тихий.

Сессна неплохо планировала, но мы с трудом удерживались на высоте… Солнце уже показалось над горизонтом. Но оно было правее по курсу. А это значит, что мы идём не прямо на восток.

Я разглядел довольно-таки большой населённый пункт, и как мог, старался обогнуть его. Пытаться посадить плохо управляемый самолёт среди невысоких построек, утопия. Скорее всего, мы грохнемся на фиг. И не только сами разобьёмся. Но и прибьём ещё кого-нибудь.

Мне удалось уйти правее, и вот под нами сплошное море зелени. Но это лес. И садиться на кроны деревьев, никакого желания нет. Дороги, идущие в разные стороны, не настолько широки. Один ряд туда, один обратно. Справа и слева растут деревья, да и машины на дорогах…

Тяну дальше. Удерживаться в воздухе всё труднее. Я всем телом чувствую, что ещё немного, и мы потеряем высоту. И тогда… Об этом не хочется даже и думать. Ведь мысль – материальна. И как обычно. Сбываются именно страхи и опасения. Такое ощущение, что кто-то там наверху подслушивает наши мрачные мысли и старается тут же воплотить их в жизнь…

Неожиданно я увидел что-то отличающееся от уже приевшегося лесного пейзажа. Поле… Довольно-таки большое поле. И совсем не так уж и далеко. Но… Шансы, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Либо пан, либо пропал. Начинаю заход в сторону поля. По большому пологому кругу, стараюсь держаться ровно.

По какому-то наитию. Снова дёргаю переключатель топлива… И, о, чудо… Движок чихает, кашляет… Выпускает клубы чёрного дыма… И пропеллер снова в деле.

Я тут же поднимаюсь повыше, но лететь дальше, у меня в планах нет. Просто хочу осмотреться с высоты и приземлиться наконец-то. Судя по всем симптомам, Питер заправлял не самое лучшее топливо. Воздушный извращенец. Я слышал, что в Сессну можно залить и супер премьер с обычной автозаправки, но это может быть чревато вот такими проблемами в воздухе. Хватит!

Я захожу на второй круг, стараясь начать посадку с краю поля. Но это сложно… Мы всё ниже и ниже, а земля стремительно приближается и набегает на нас…

В самый последний момент, самолёт снова заглох, но что-либо делать уже поздно… Шасси уже почти касается зелени поля.

Нехорошим сюрпризом для нас явилось то, что поле было засеяно не пшеницей или какими-то другими злаками… Сахарный, сука, мать его, тростник…

Я врубаюсь в заросли. Крепкие стебли начинают сильно стучать по корпусу. Что-то делать уже поздно. Но скорость ещё слишком велика… Шасси касается земли, и сразу же… Резкий удар… Только ремни удерживают нас в креслах. Но эти же самые ремни больно впиваются в грудь… Меня бросает сначала вперёд, потом назад… А наша Сессна… Она начинает капотировать… Нос уже упирается в землю. Прямо перед собой я вижу кучу поломанных стеблей этого грёбанного тростника. Небо и земля меняются местами и вот мы уже вверх тормашками…

Для меня всегда было большой загадкой, что это за тормашки такие. А в детстве я вообще думал, что правильно было бы «вверх кармашками».

Наконец-то всё закончилось. Мы никуда не летим, никуда не катимся, и больше уже никуда не падаем… Потому, что мы уже упали… Да, блин, приземлились… Можно выдыхать. Но выдыхать трудно. Мы все висим вниз головой на ремнях безопасности. Ремни давят на грудь, и дышать становится тяжело.

Я не знаю, осталось ли топливо в баках… Но скорее всего, да. Так что нам пора уже выбираться на хрен из этого аппарата. Гореть в подвешенном состоянии, в самолёте упавшем на поле сахарного тростника, почему-то нет никакого желания.

Глава 24

Глава двадцать четвёртая.

Мне некуда спешить. Меня никто не ждёт,

С улыбкой на лице, у тёплого порога.

И где он этот дом, куда мой путь ведёт?

И как длинна она, моя дорога?

06 октября. 1974 год.

США. Штат Монтана.

Индейская резервация Блэкфит.

– Почему ты пришёл к нам? – лицо Койота, как всегда не выражало никаких эмоций.

– Белый Человек Говорящий с Медведем посоветовал мне придти к тебе. – ответил ему гигант.

– Ты много пьёшь спиртного… – не то спросил, не то констатировал Койот Без Следа.

– Я уже целую луну ничего не пил. Мне так посоветовал Белый брат.

– Что он тебе сказал?

– Он сказал «Не пей!»

– У него много правильных слов. Нам понадобится помощь такого воина как ты, Бизон.

– Я готов.

– Скоро наступит время предсказанное предками, и мы сможем вернуть себе свою землю. Но для этого нам понадобится помощь всех племён. Ты сможешь донести наше слово до пикани?

– Бизон всё сделает.

– Тогда слушай внимательно, что я тебе скажу…

06 октября. 1974 год.

США. Штат Флорида. В окрестностях Таллахасси…

Александр Тихий.

– Всё живы?

Вопрос риторический и ответа на него я не жду. По кряхтению и матюкам, и так всё понятно. Пытаюсь продиагностировать себя, хотя в таком подвешенном положении это сделать не так-то и просто. Но вроде бы руки-ноги целы, да и голова в порядке. Хотя шумит в ушах до сих пор. С чего бы вдруг? Сам не понимаю. Скорее всего, после того, как «клюв» нашей Сессны упёрся в землю, голову тряхнуло так, что шейные позвонки еле-еле справились с такой нагрузкой. В боксе такое состояние называется, кажется «грогги». Так что это скоро пройдёт.

Я пытаюсь отстегнуться, и это мне с трудом удаётся. Вываливаюсь вниз головой, умудряясь при этом ею ни обо что не удариться. Мне, наверное, хватит уже использовать голову в качестве ударного инструмента, а то скоро всяких шрамов будет больше, чем волос…

Ладно. Всё в порядке. Худо-бедно, но мы приземлились. Лёшка тоже, хоть и с матюками, но выбирается сам, и уже помогает Маринке освободиться от ремней.

– Все целы? – снова задаю вопрос.

Но на этот раз мне нужны ответы.

– Нормально всё, брат. – отвечает Лёшка. – Синяки и царапины – не в счёт.

– Тебе-то, да… – фыркнула Маринка. – А у меня, кажется, губы разбиты… Ухом ещё ударилась… В голове всё шумит.

– Дай, поцелую! И всё пройдёт… – утешая расстроенную девушку, лезет к ней Лёха, целуя ушко.

Вспоминаю старый анекдот.

– Молодой человек! А Вы случайно таким же способом геморрой не лечите?

Секундная пауза… И дружный смех разносится над полем.

Да, блин, анекдот. Самолёт вверх тормашками, люди побитые, тростник поломанный… И просто гомерическиий смех, раздающийся в утренней тишине.

* * *

Вспоминая местность, которую я наблюдал сверху, за какое-то время до нашего, так сказать, благополучного приземления, мы бредём сквозь заросли сахарного тростника. Чувства, что мы движемся в правильном направлении, у меня нет. Из ориентиров – только солнце, которое, как всем известно, восходит именно на востоке.

Самолёт мы бросили. Он своё уже отлетал. Забрали из багажного отделения сумки с нашими вещами и остатками денег, да и потрусили куда глаза глядят. А куда им глядеть-то, если кругом высоченные стебли тростника да и только. Даже кукуруза – и то растёт пониже, да и пореже.

Вот чего сейчас больше всего не хватает, так это пару мачете для меня и для брата. С этим длинным полуножом-полумечом путешествовать сквозь густые заросли тростника было бы гораздо сподручнее. И хотя за неимением гербовой пишут и на туалетной бумаге, но вот, увы, если нет мачете, то перочинным ножичком или моим балисонгом тут не обойдёшься.

Поэтому, сменяя друг друга, мы с братом по очереди пробиваем узкую тропу сквозь заросли, и движемся куда-то в том направлении, где по моим прикидкам должна находится автодорога.

Солнце уже жарит совсем не по-детски, и пот стекает по телу. Скоро уже в ботинках хлюпать начнёт. Спина-то вся уже мокрая насквозь. Рубашка прилипла к телу. А всё тело зудит и чешется…

* * *

На дорогу мы выбрались, задолбавшись в конец.

Странно. На дороге было пусто. А что странного? Да то, что тут уже почти как час назад с неба грохнулся самолёт, и это никого совсем не волнует. То есть не волнует абсолютно совсем. И не волнует абсолютно никого. Правда и дорога была, скажем, так себе… Не хайвей и не автострада. Совсем обычная такая дорога местного значения с хреновым покрытием…

– Ну и куда нам теперь идти? Налево? Направо? – интересуется Маринка.

Даже странно. Она не ёрничает, не вредничает, а просто интересуется. Видимо укатали Сивку крутые горки, а Маринку укатала вусмерть долгая дорога в зарослях сахарного тростника.

Ориентируясь по положению солнца. Тыкаю пальцем направо.

– Туда?

– Ты уверен?

Это уже брат подключился. Несмотря на вполне приличную физическую подготовку, Лёшка тоже выглядит не ахти. Наверняка и у меня вид не лучше. Блин. Да нас даже попутная машина подбирать не станет, поскольку мы больше всего похожи на хиппи, которые больше месяца прожили вдали от людей, ночуя в стогу сена.

– Я уверен. – отвечаю ему. – Вон солнце. Видишь? Значит там восток. Туда и пойдём.

– А вдруг до города ближе в другую сторону?

– А тебе не всё равно?

– Маринка устала. Да и я тоже уже на пределе.

– Понимаю. Но, что ты от меня вообще хочешь?

– Ничего. Просто… Ты точно уверен, что мы идём в правильном направлении.

– Лёха! Я уже ни в чём не уверен. Знаю только, что везёт нам в последнее время, как утопленникам. Куда ни пойдём, везде во что-нибудь вляпаемся.

– Саня! Это наверное от того, что у них тут везде насрано.

– Братишка. А что, там в Москве у нас лучше что ли было? То гопники, то опять какие-то гады… И потом у меня в Европе тоже, то понос, то триппер…

– Может, мы что-то не так делаем?

– Не знаю, брат. Может быть… Ну и что ты предлагаешь?

– Сашок! Это ты у нас генератор идей. Вот ты и предлагай!

– Пускай вон конь думает! У него голова больше…

– Какой конь?

– Во-он тот!

Лёшка повернулся в указанном направлении. А там и действительно, лениво перебирая ногами, двигался конь… Хотя может и лошадь. Отсюда не видать Коняга-доходяга тащила за собой какую-то повозку и ме-едленно… очень медленно приближалась к нам по дороге.

* * *

Мы трясёмся в скрипучей повозке, а я пытаюсь «допросить» нашего возницу. Оказалось, что это местный пастор. Я уже прояснил для себя кое-какую информацию о том, почему мы так долго брели по дороге в полном безлюдном одиночестве.

Мы приземлились на краю заповедника, а потом ещё и пошли не в ту сторону. И наш маршрут протекал по заштатной местной просёлочной дороге. Короче… Двигались мы практически параллельно основной магистрали, причём постепенно от неё отдаляясь.