Текст книги "Посланник Аллаха"
Автор книги: Юрий Татаринов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава 3. Разговор с хозяином
Обморок гостя оказался настолько глубоким, что понадобилось добрых два часа и помощь целого десятка слуг, чтобы несчастного наконец привели в сознание.
Как только это случилось, беднягу перевели в оружейный зал, тот, что являлся гордостью хозяина дома. Обычно в нем пан Ибрагим встречал дорогих гостей, представителей своей религии. Это была одновременно и домашняя молебная. То, что туда перевели Кундуза, должно было говорить, что пан заранее, еще не познакомившись с гостем, отдавал ему дань уважения. Последнее обстоятельство казалось невероятным, если учесть, что хозяин Ловчиц был недоверчив и холоден ко всякого рода просителям...
В оружейном зале были выставлены реликвии, перешедшие к пану Ибрагиму от родителей. На стенах висели ятаганы, луки, сабли – оружие древних представителей того землячества, к которому пан Южинский себя причислял. Он был убежден, что является потомком монголов, которые прибыли на эту литовскую землю еще во времена ордынских нашествий. Едва ли он мог бы доказать сей факт. Но легенда, передаваемая из поколения в поколение, указывала именно на это. Пан Ибрагим не умел орудовать саблей так искусно, как его предки, но, сохранив веру в Аллаха, он сохранил и гордость за то, что является потомком воинственных завоевателей. Он не выставлял гордость напоказ, тем не менее считался одним из уважаемых людей уезда. И поляки, и православные, и евреи готовы были согласиться, что владелец Ловчиц «хотя и мусульманин, но человек достойный».
Наконец-то всеми оставленный Кундуз опустился на колени и, все еще пребывая в смятении, вновь обратился к Богу.
– О, всемогущий Отец мой! Как могло случиться такое, что я опять встретился с ней?.. Ведь прошло шесть столетий!.. Твои загадки не по уму мне! Растолкуй!.. Или это воображение, плод накипевшей страсти?.. Умоляю, Отец мой, не испытывай меня таким образом! Знаю, эта женщина давно почила, другой такой нет и не будет! Я уже свыкся с этой мыслью! Так зачем же бередить старую рану! Помилуй меня, Отец мой!
Кундуз притих, надеясь услышать от Всевышнего ответ. Но вместо этого услышал шаги. Степенная поступь подсказала ему, что идет хозяин дома... Бедняга принужден был встать...
Дверь открылась – и в зал вошел высокий седой человек. Это был хозяин Ловчиц пан Ибрагим Южинский. Смуглый оттенок его бритого лица и особенно большие, чуть выпуклые, глаза с длинными ресницами сейчас же убедили Кундуза, что перед ним отец той красавицы и что панночка не имеет отношения к событиям шестисотлетней давности. Он наконец понял, что обознался... Мысленно поблагодарив Аллаха за Его «ответ», Кундуз попросил у Него и прощения за свои недавние упреки...
Остановившись посреди зала, пан Ибрагим уставился на гостя тем пытливым взглядом, который еще выражал и очевидное недовольство.
– Мне сказали, что тебя зовут Кундуз, – спокойно начал он басом. – Так ли это?
– Так, мой господин, – ответил гость и низко поклонился. – С этим именем я вернулся, чтобы наконец уйти в мир вечный.
Сеть мелких морщин вкупе с расширенными глазами сотворили на лице хозяина выражение удивления. Кажется, пан Ибрагим тоже догадался, что перед ним не простой человек. А потому, указав на обитое золотой парчой кресло, пригласил:
– Присядь.
Он подождал, пока гость усядется, а потом важно, как и надлежало хозяину, сел сам.
– Мусульманин? – продолжил он допрос. – Ищешь работу? Откуда ты?
Гость помедлил с ответом. Было заметно, что вопросы пана Ибрагима представляли какую-то сложность для него. Оглянувшись на окна и понаблюдав долю минуты, как качаются ветви в саду, бедняга наконец тихо, но совершенно явственно сказал:
– Когда-то я воевал в этих местах.
Пан Ибрагим, человек чуткий, тут же встрепенулся и еще больше расширил глаза. Он даже привстал от удивления. Голосом, в котором на этот раз сквозило не только недоверие, но и ирония, заметил:
– О какой войне ты говоришь, старик? На этой земле уже сто лет мир!..
Гость опять помедлил. Потом уверенно сказал:
– Это было еще раньше.
Пан Ибрагим окаменел – кажется, впервые подумал, что перед ним умалишенный. Наконец склонил голову набок, так, как это делают собаки, выражая недоумение, и спросил:
– Сколько же тебе лет? – тем не менее ирония продолжала угадываться в его голосе.
Но гость не заметил насмешки, ответил совершенно серьезно:
– Свое лучшее я прожил.
– Но почему ты пришел ко мне? Чего хочешь?.. – начиная гневаться, спросил хозяин дома. – Может быть, ты не знаешь, но мне не нужны работные! У меня и без того полный двор дармоедов!
Каково же было удивление пана Ибрагима, когда в ответ он услышал следующее:
– Я пришел, потому что с этой землей, которой вы теперь владеете, у меня связаны лучшие воспоминания. Я пришел сюда, чтобы умереть...
Непонятная, хотя и складная речь гостя только укрепила догадку хозяина дома в том, что перед ним сумасшедший. Пан Ибрагим подумал было выгнать несчастного, но сдержался. Что-то заставило его продолжать сей странный, не поддающийся никакому объяснению разговор.
– Ты пришел работать или умирать? – наконец прямо спросил он.
Кундуз ответил:
– Работать, мой господин, пока достанет сил.
«Так-то оно лучше», – усмехнулся про себя пан Ибрагим и, встав с кресла, стал мерять шагами зал...
Странная симпатия к гостю с первой же минуты, как только он увидел его, все разрасталась в нем. Кундуз чем-то привораживал. Пан Ибрагим угадывал в характере гостя смирение и одновременно волю. «Такой не подведет», – уверенно подумал хозяин Ловчиц. И тут же решил: «А почему бы не взять! Одним человеком больше, одним меньше – какая разница! В конце концов рассчитаю, если не станет справляться!..» Его подкупала и лаконичная, складная речь старика. «Будет с кем покалякать в скучные зимние вечера», – подумал пан Ибрагим. Но сразу, по своему обыкновению, не стал признаваться в своем решении. Желая еще попытать гостя, он неожиданно засмеялся.
– Ну ты и фрукт, братец! – фамильярно заметил он. – Всех моих дворовых переполошил! Дочка чуть от страха не померла! Прибежала давеча вся в слезах, бледная, растрепанная, кричит: «Посмотрел на меня – и бух, как сноп, сбитый ветром!..» Ты мне, братец, эти свои штучки со всякими там вздохами да ахами брось! Я, знаешь, не люблю этого! У меня люди если работают, то в обмороки не падают! Если возьму, то чтобы никаких болезней и жалоб! Или работать, или сразу прочь со двора!..
Пан Ибрагим еще не сказал «да», а уже толковал об обязанностях и поведении. Было очевидно, что он не прочь взять пришельца на работу, но, как человек крайне осторожный, сначала хотел внушить, что не намерен делать для него поблажек.
Сидя в кресле, Кундуз с выражением смущения смотрел себе под ноги – кажется, искренне переживал из-за доставленных волнений.
Тем временем пан Ибрагим продолжал:
– Кормить буду, как генерала. И одену. Только, чур, не срами меня. Знай себе, работай. А будешь хандрить – уволю!.. Итак, я согласен. Беру тебя в пастухи. Если станешь служить честно, то на будущий год подарю тебе дом и корову. Тогда, если захочешь, и приженю на какой-нибудь вдовушке. У меня с этим быстро... Ну, вот и все, братец. Согласен?
Гость поспешил ответить:
– Ваше предложение – лучшее, о чем только можно мечтать!
– Еще бы! – пан Ибрагим вдруг засмеялся. – Скажи спасибо, что я сегодня добрый. А то приказал бы мужикам – свезли бы тебя подальше, да еще и всыпали бы за то, что потревожил пана!.. Уж очень я на тебя рассердился давеча, когда ты испугал мою дочь!
– Обещаю, хозяин, служить верой и правдой, – сказал Кундуз. – И молиться обещаю за вас.
– Это можешь, – опять перейдя на иронический тон, ответил пан. – Молись, братец. Чтоб только пользу твои молитвы давали!.. Вижу, ты ревностный слуга Божий. Это хорошо! Может, и грехов не имеешь? – и вдруг вздохнул, сказал с нескрываемой болью: – А вот у меня грехов... Ты даже не представляешь!.. – остановившись, он устремил взгляд куда-то в угол. При этом лицо его из смуглого сделалось темным. – Отчаянный и окаянный я человек! – продолжал он. – И в силу этого не в любимчиках у Аллаха! Грешу в Ловчицах, грешу в других местах. Делаю больно людям! Сколько семейств разорил!.. Мне бы остепениться! Да не из тех я кровей, чтобы степенным быть! Богу не молюсь! Забыл уж, когда в мечети бывал! Мне уж и стыдно появляться там! Мулла издали увидит – кричит: «Ты, пан Ибрагим, грешник из грешников!» Вот только теперь, под старость, как будто задумываться начал, пробудились и стыд, и боязнь... Замыслил я, братец, мечеть в Ловчицах ставить. Ведь надо же когда-то долги возвращать!..
Высказавшись, по своему обыкновению, одним духом, пан Ибрагим притих, задумался.
Между тем Кундуз, слушая его, радовался. Он угадывал, что хозяин еще не растратил остатки совести, что в душе бедняги еще есть почва, на которой можно взрастить плоды любви и смирения. А потому ответил так:
– Коли веруете, хозяин, коли еще надеетесь на Бога нашего, значит будет и мир в душе вашей, даже если прошлые грехи ваши расплодились в рой. Надо только успеть признаться Богу в грехах, покаяться, – сказав сие, он вдруг спросил: – Не собираетесь ли, хозяин, в Мекку? Хадж избавил бы вас от ядовитых нашептываний шайтана.
– В Мекку, говоришь? – пан Ибрагим, который возобновил было свое движение по залу, опять остановился, с удивлением воззрился на гостя. – Откуда ты знаешь, братец, о моих сокровенных помыслах? Кто тебе сказал?..
– Вы сами, хозяин, когда заговорили про стыд... Хотя Мекка и не лечит все раны, но, посетив ее и увидев Эсвад, вделанный в стену Каабы, вы обязательно задумаетесь о вечном, о том, что каждый приходит на землю, чтобы испытать боль. От хорошей жизни умирают только неисправимые грешники. Даже Аллах не в силах помочь таким. Человек, такова уж его особенность, должен испытать боль, душевное потрясение – и при этом остаться верным своему Богу и своей любви к Нему. Это и называется «праведной жизнью». Неверный, мечущийся, как зверь, уйдет в суете, без покаяния. Ибо такому покаяние не нужно. Но тому, кто посетит Мекку и увидит мраморную гробницу пророка, светит очищение и бессмертие души. Такого человека загробный суд не испугает. Уйти из жизни очищенным, смиренным, милосердным – вот то, что всего лишь надо человеку! Своею смертью такой направит к праведной жизни десятки, даже сотни доселе заблуждавшихся... Так что ваша задумка посетить Мекку, хозяин, – это начало пути к очищению. Осталось только проделать этот путь.
Пан Ибрагим не ответил. Он не ожидал подобной речи от какого-то нищего. Только теперь он по-настоящему обрадовался, что согласился взять этого человека. «Не иначе как Бог ходатайствует за него!..» – подумал хозяин Ловчиц. Было что-то необыкновенное в Кундузе, какая-то магия, сила, заставляющая не просто верить ему, но и поддаваться его воле.
Не желая портить впечатление, которое произвел на него гость, пан Ибрагим взял со стола колокольчик и позвонил – пора было определить нового работника на службу...
Глава 4. Чудеса
После разговора с хозяином гостя проводили в небольшой домик – пристройку к коровнику. Там новоиспеченный пастух должен был жить.
Уже на следующее утро Кундуз отправился на работу...
Ему доверили пасти дойных коров. Стадо было немалым, сто голов. Труд пастуха, как известно, требует выносливости, смекалки и большого терпения. Пан Ибрагим понимал, что для старика это нелегкая работа. Но выбора не было. Хозяин взял работника туда, где нужны были руки...
Прошла неделя. Пан Ибрагим каждое утро справлялся про нового пастуха. Хвала Аллаху, у того все шло хорошо: старик не жаловался, и плохого про него никто не говорил. Сие удивляло и даже беспокоило пана. За эти дни в нем успело поселиться чувство уважения к Кундузу. Хозяин Ловчиц уже жалел, что поручил новичку такую тяжелую и неблагодарную работу. «Не сбежал бы», – с некоторых пор начал опасаться он. За уважительным отношением в нем вскоре пробудилось чувство ревности. Пан Ибрагим, погрязший в делах умножения своего капитала и все более забывавший о душе, стал желать новой беседы с Кундузом... Действительно, что за жизнь была у хозяина Ловчиц? Разорить конкурента, скупить побольше земли – вот чуть ли не единственные заботы, которые тешили его. Кундуз говорил о другой жизни. По крайней мере та встреча с ним заставила пана Ибрагима вспомнить о годах своей юности, когда идеалами его являлись честь и совесть. Тот разговор напомнил несчастному и про жену, которую он сжил со свету. Когда жены не стало, бедняга, желая освободиться от постоянно мучившей его мысли о ней, стал работать как одержимый. И вскоре он вовсе забыл о высоких принципах. Даже вера с годами начала представляться ему не более, чем сводом законов, исполнение которых вдобавок являлось необязательным... Сказав всего несколько слов, Кундуз пробудил в душе пана давно затихшие струны, звучание которых неожиданно одарило хозяина Ловчиц надеждой. Все вокруг вдруг увиделось ему мелким, не стоящим особых забот. Оказывается, все это время он жил не так, слишком много энергии тратил на пустое, бессмысленное...
Однажды вечером, вызвав Касима, пан спросил:
– Как новый пастух? Почему не слышу жалоб в его адрес? У нас ведь любят посмеяться над новичками!..
За эту неделю Касим несколько раз побывал на пастбище дойных коров, каждый вечер справлялся о Кундузе у доярок. Поэтому ему было что ответить.
– Уж не колдун ли этот новенький... – округлив глаза, сказал он почти с убеждением.
Пан Ибрагим сердито покосился на беднягу, проворчал недовольным голосом:
– За что не люблю тебя, Касимка, так это за твою страсть к невероятным предположениям!.. Болтаешь бог знает что! Учиться тебе надо! Этой же зимой отправлю в город! Там, в школе, фантазии из тебя живо выбьют!
Сам того не сознавая, пан Ибрагим заступался за пастуха. При других обстоятельствах и в отношении другого человека он был бы заинтересован таким выводом, еще и согласился бы. На этот же раз только рассердился.
– Говори по существу, не выдумывай! – рявкнул пан. – На то и держу тебя, чтобы знал, что делается вокруг!
– Простите, хозяин, но я действительно видел что-то необыкновенное! – продолжал упорствовать Касим. И, опасаясь, что ему не дадут договорить, стал поспешно пояснять:
– Прихожу давеча на Хотимку – вижу: столпились наши буренки, а этот новенький застыл перед ними на пригорке, словно статуя, оперся обеими руками и подбородком на палицу и таращит глаза! Как какая двинется из круга, он на нее – зирк! Бедняжка обратно!..
Касим неожиданно замолчал, уверенный, что сумел удивить хозяина. Но на пана Ибрагима его рассказ не произвел впечатления.
– Ну, – сказал пан, – и что тут необыкновенного?
– А то, что не криком и не бичом работает, а глазами!..
В кабинете воцарилась тишина. Сообщение слуги все
же вызвало у хозяина интерес. Но гонористый пан постарался скрыть свои чувства.
– Балбес ты, Касимка! – наконец выдал он. – Тебе только сказки малолетним рассказывать! Не думал я, что ты такой выдумщик!
– Да не сказки это, хозяин! – возопил слуга. – Истину говорю!
– Плевал я на твою «истину»!.. Пусть хоть чем работает! Главное, чтобы коровы были в сохранности!
– Ну, хорошо, – согласился покладистый и терпеливый Касим, – а как вы отнесетесь к тому, что мне бабы сказали на скотном дворе?..
– А что такое? Что они сказали?.. Ну, не томи!
– А то, что буренки наши, те самые, что он пасет, стали вдвое больше молока давать!
Хозяин передернул плечами, как бы негодуя, что ему опять лгут. А потом вдруг рассмеялся, угадав, что и этот факт Касим готов расценить как чудо. Смеясь, он сказал:
– Ну, и что тут удивительного! А ты подними свое рыльце и посмотри на небо! Видишь, как солнце пригревает!.. Ничего в том удивительного нет! Погода!
– Нет, хозяин, – продолжал упорствовать Касим. – Наши буренки и в самую лучшую погоду больше ведра не давали. А теперь иные по два с половиной дают!
Очередная пауза на этот раз «сказала», что новость все же произвела впечатление на хозяина. Действительно, он встал с кресла и, по своему обыкновению, начал мерять шагами кабинет. Пан Ибрагим был лишен предрассудков и не любил, когда с ним говорили загадками. Как всякий расчетливый человек, он был уверен, что в жизни все подчинено логике. Одно явление приводит к другому. Если увеличились удои, значит, тому были причины. Удачу Кундуза он готов был связывать с его навыками пастуха, с потеплением, словом, с чем угодно, только не с мистикой. «Прекрасный пастух! Талант!» – неожиданно подумал пан о Кундузе. И тут же обрадовался, что определил его именно на это поприще.
Желая закончить разговор, он дал понять Касиму, что все-таки остается при своем мнении.
– Учиться, – повторил он, намекая на свое намерение отправить слугу в город. – Ты неглупый малый, Касимка. Но в тебе много от бабушек. Тебя слишком ласкали в детстве. Ну, что это, стоит зачесаться за ухом, как ты тут же выстреливаешь какой-нибудь приметой! Так нельзя! Ничего необыкновенного, сверхъестественного в природе, братец, не происходит! То, что увеличились удои, доказывает лишь, что до настоящего времени у нас не было хорошего пастуха! Теперь, хвала Аллаху, появился! Но торопиться с выводами не следует! Пусть Кундуз сначала докажет, что все это не случайность! Если он действительно мастер, если он послужит мне, то уж я в долгу у него не останусь!..
Заметив, что Касим обиделся, пан Ибрагим вдруг вспылил:
– Только без этих раздуваний щек! Если пан говорит: «Врешь», ты должен согласиться, а не выказывать свое неудовольствие! Вот когда будешь на моем месте, тогда и щеки будешь раздувать!
Тем не менее разговор с Касимом вызвал у пана некоторое сомнение. Отпустив слугу, он направился на скотный двор, чтобы лично убедиться в достоверности факта увеличения удоев...
Нельзя сказать, что подтверждение сего факта обрадовало хозяина Ловчиц. Пан Ибрагим все же склонен был думать, что это явление случайное, временное. Он не рассчитывал, что много заработает на нем... И все же ему было приятно, что эта удача связана с появлением нового работного. Необъяснимая симпатия продолжала жить в его душе. Хозяин Ловчиц уже вынашивал мысль о том, чтобы переселить Кундуза в свой дом. «Это умный человек! – думал он. – По всему видно, что немало повидал! В нем есть основательность!..»
Но почти сразу о приятном пришлось забыть. Вечером неожиданно разыгралась буря: засверкали молнии, загремел гром. Но дождь идти не торопился... Это был тот гром, который пугает не столько ливнем, сколько раскатами и вспышками молний. Грохотало низко, у самой земли. Отсутствие дождя предвещало опасность пожара.
Пан Ибрагим и панна Лина находились в это время в доме. В какую-то минуту, когда стало особенно шумно и темно, панночка прибежала к отцу.
– Папенька, страшно! – призналась она. – Молнии сверкают так близко! Того и гляди попадут в дом!
Отец привлек дочку, поцеловал в висок.
– Не бойся, дитя мое, – сказал он. – Аллах милостив, не допустит беды. Гроза шумлива, но отходчива. Она, как та базарная баба, покричит-попугает – и унесется, словно ее не было. Посиди со мной. Скоро твои страхи кончатся.
Но гроза в этот день не просто пугала. Она хотела оставить после себя отметину. Сначала откуда-то послышались крики, а вскоре в дом принесли недобрую весть: оказалось, загорелся сеновал! Хозяин и его дочь поспешили на пожар...
Строение громадного, как коровник, панского сеновала затянула густая пелена серого дыма. Порывистый ветер вырывал из-под крыши языки пламени, грозил перебросить огонь на рядом стоявшее здание коровника... Стадо уже загнали. Чуя дым, животные громко ревели и били о деревянный пол копытами. Они пытались выскочить из хлева!.. А на улице голосили люди! Тем временем пламя разрасталось. Прогоревшая крыша вдруг рухнула, подняла целый фейерверк искр! Подхваченные ветром, искры полетели на стены коровника. Вот-вот могло случиться еще большее несчастье...
Стараясь унять панику, пан Ибрагим отдал распоряжение, чтобы выводили коров. Мужики и бабы кинулись было выполнять его волю, но вскоре вернулись – взбешенные коровы не подпустили к себе... Осыпая работных бранью, пан сам направился к коровнику. Но тут неожиданно из дыма к нему шагнул Кундуз. Хозяин Ловчиц остановился в изумлении: он угадал, что пастух собирается помочь.
Действительно, увидев пана, Кундуз сказал:
– Не суетитесь, хозяин. Огонь не пойдет на коровник, пламя сейчас потухнет.
Пан выкатил на пастуха взбешенные глаза. Он собирался было оттолкнуть его, но Кундуз вдруг повернулся к нему спиной и направился обратно к пылающему сеновалу.
– Куда! – крикнул пан. – Ты, кажется, рехнулся, старик! – он хотел было догнать пастуха и остановить его, но вынужден был отступить – пламя обожгло ему волосы и лицо...
Тем временем смельчак приблизился к горящему строению и стал обходить его. Как только он скрылся за пеленой дыма, люди заголосили сильнее! Все вдруг уверились, что Кундуз сгорел. В тот же миг ветер прекратился и стал накрапывать дождь...
Добрых несколько минут собравшиеся пребывали в неведении – что с пастухом, жив ли? Но тут Кундуз появился опять – на этот раз с другой стороны сеновала. Как только он сделал обход, огонь заметно ослабел, пламя улеглось, черный дым застлал дворище...
Не мешкая, Кундуз пошел на второй обход. За эти минуты дождь превратился в ливень. Одну стихию сменила другая. Когда Кундуз обошел сеновал второй раз, всем стало ясно, что пожар скоро будет потушен... Ну, а после третьего обхода рассеялись даже остатки дыма. Залив пламя, дождь вскоре прекратился...
– Чудеса! – ахнули люди...
В этот вечер пан Ибрагим пригласил Кундуза к себе. Когда пастух явился, пан сказал:
– Проси что хочешь!
– За что? – искренне удивился гость. – Это дождь погасил пламя!
Сделав вид, будто понимает шутку старика, довольный пан рассмеялся. Это был смех человека, только что пережившего потрясение.
– Ну, ты и хитер, братец! – воскликнул он и даже закашлялся от избытка чувств.
Кундуз никак не отреагировал на его восклицание.
Справившись с кашлем, пан Ибрагим продолжал о своем:
– И все-таки позволь, братец, что-нибудь сделать для тебя, – и тут же предложил: – Переселяйся ко мне! Чего тебе мыкаться в грязной каморе, делить постель с мышами да блохами! Будешь спать на перине! Выделю тебе лучшую комнату!
Пан Ибрагим хотел продолжать свои уговоры, но тут вдруг услышал от Кундуза уверенное:
– Нет, хозяин, в вашем доме я жить не стану!
При этом бедняга почему-то покосился на сидевшую рядом с отцом панну Лину...
Пан Ибрагим вытаращил глаза. Он не любил, когда ему возражали.
– Не пойму я тебя, старик, – с печалью в голосе признался он. – И этот твой обморок, и теперешний отказ... Ты, наверное, думаешь, что я добрый!.. Ошибаешься! Ты – первый, к кому я благоволю!.. Предлагаю тебе жить со мной под одним кровом! Понимаешь ли ты, какая это честь для тебя? Как ты смеешь отказываться?..
Кундуз ответил на это так:
– Не гневайтесь, хозяин. Отнюдь не гордость является причиной моего отказа, все дело в моей изболевшейся душе. Мне будет тяжело жить в вашем доме.
– Почему? Что за воспоминания вызывает у тебя мой дом? Ты что, уже жил в нем когда-то?
– Нет.
– Так в чем дело? Объясни!
Кундуз опять оглянулся на панну Лину. Неожиданно он схватил себя руками за горло и словно стал усмирять начавший душить его спазм. Казалось, еще минута – и бедняга зарыдает... Но Кундуз справился с приступом.
– Не сейчас... – изменившимся голосом ответил он. – Может быть, потом, позже... Мне еще надо привыкнуть... Свыкнуться с мыслью...
– С какой мыслью?
– О том, что прежнему не бывать...
Пан Ибрагим покрутил головой, пошевелил бровями. Он был явно раздосадован ответами старика.
– Ты действительно чудной, – наконец заключил он. И тут же добавил: – Ладно, как знаешь. Но если решишься – переселяйся. Буду рад. Под опекой моей дочери и моих слуг тебе будет гораздо легче. Ведь ты уж немолод, Кундуз! Поди, годы говорят о своем!..
Когда панночка и ее отец остались с глазу на глаз, первой заговорила дочь.
– Папенька, – сказала она, – чувствую, что чем-то смущаю дядюшку Кундуза. Стоит ему взглянуть на меня, как он меняется в лице. Кажется, он и в обморок тогда упал не по причине голода, как говорили, а из-за того, что увидел меня!..
Пан Ибрагим усмехнулся.
– Не говори глупостей, дочка, – сказал он. – Не может того быть, чтобы при виде красавицы мужчины падали в обморок. Тем более старцы!..
– Вы не поняли, папенька, – уверенным голосом отозвалась панночка. – Когда он смотрит на меня, в глазах его нет страсти или хотя бы удивления – одна боль. Кажется, глядя на меня, он кого-то вспоминает! И ему больно!
Хозяин дома взъерошил ладонью свои седые волосы, ответил:
– Если это так, то я понимаю его. Воспоминания о твоей матери тоже вызывают во мне боль...
В глазах пана Ибрагима заблестели слезы. Желая сменить тему, он вдруг спросил:
– Так как ты говоришь он назвал тебя?
– «Эвелина», – тут же ответила панночка. – А потом еще добавил: «радость моя»...
Действительно, разговор с хозяином заставил Кундуза вспомнить о прошлом. А это, в свою очередь, вызвало в нем тоску. Миновав двор, а потом и сад, пастух наконец вошел в свою каморку и тут же, прямо у порога, сел на глиняный пол. Его мучила душевная боль.
– Аллах, Господин мой! – вскричал несчастный из последних сил. – Почему я так часто должен видеть образ той, ради которой жил в своей прежней жизни? Что за пытка? Зачем бередить старую рану? Пощади!.. Все идет по замыслу: хозяин взял меня на работу, кормит, одевает, я стараюсь, сколько есть сил. Но зачем она – его дочка? Зачем стоит на моем пути? Тяжело испытание Твое, Отец мой!.. Конечно, Ты прав! Но если б Ты знал, каково мне! Достанет ли у меня сил свыкнуться со своей миссией?.. Впрочем, понимаю Тебя, Господин мой, эта девочка здесь для того, чтобы я чувствовал себя человеком, а не посланником! Человек должен страдать! Страдание – это и есть жизнь! Тот, кто вымышляет радости, тот только думает, что живет, на самом же деле он просто гниет, как упавшее с ветви яблоко!.. Да, тяжело Твое испытание, Отец мой! Особенно в те минуты, когда глаза красавицы устремлены на меня! Сколько воспоминаний обрушивается сразу! Я опять молод, опять силен! Опять первый среди моих подданных! Я опять в центре самых значительных событий тысячелетия! Опять люблю и опять готов свернуть горы ради любимой!..
