Текст книги "На Очень Секретных Основаниях - 2 (СИ)"
Автор книги: Юрий Шубин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
-Но все это уже не имеет никакого значения. Даже если делаешь все правильно и копаешь-глубже некуда, несправедливость все равно случается.
Тайная служба агентов времени начала перешептываться. Позволив себе беглые замечания. На их лицах медленно проявлялось осознание того, что происходит. И это не добавляло спокойствия. Чересчур уж странно пояснял профессор. Отравляя их положение новой неопределенностью. Они чего-то не понимали, но не сомневались, что поймут.
-Техническое описание устройства машины времени было сформулировано так, что не поспоришь,-высказался человек, донельзя похожий на Анания Ширакаци, армянского ученого раннего средневековья. Отца точных наук.
-Вы же эксперт в этих делах. И не подвержены пустым фантазиям. До вас надписи выбитые на плитах, считались белибердой, неподвластной расшифровке. Никто из присутствующих не забыл, насколько вы в этом хороши!-льстиво воскликнул «Декабрист», обращаясь к Скиапарелли и настаивая со всей очевидностью:-Ведь ваши переводы марсианских таблиц были введены в научный оборот в качестве эталона.
Скиапарелли кивнул, без тени самодовольства, и продолжил, словно на меньшее и не рассчитывал:
-Долгое время приходилось с горечью сознавать, что многое в марсианских таблицах ставит меня в тупик и остается неясным. Я постоянно держал сей факт в уме. И с болезненной щепетильностью возвращался к его анализу. Перепроверяя собственный перевод, выверяя его, я всегда сознавал, что в философско-этической части текста было что-то еще. Это все время давило на меня. Почувствовав нечто недостаточно определенное, чтобы сразу разобраться в его сути, я возвращался к этому разделу. Прямо голову себе сломал!-и профессор по-итальянски страстно вскинул руки,-Пытаясь свежим взглядом вникнуть в каждый изгиб. Меня точил этот червячок,-в его голосе были одни сомнения.-И вот как раз накануне последних событий, вашего покорного слугу настигло озарение и я разорвал путы собственного невежества!
У профессора пересохло в горле. Он достал из холодильника под мини баром бутылку минеральной воды «Сан-Пеллегрино». Потянулся за упаковкой одноразовых стаканчиков. Смочив горло, Джованни Скиапарелли продолжил говорить. И это все больше напоминало лекционный курс:-Идем дальше. Каждый язык в переводе теряет. Но то, что любишь-нельзя делать спустя рукава. Дотошный криптограф обязан лишать иероглиф обобщающих смыслов. Возвращая ему исключительное содержание первопричины его возникновения и подлинную оригинальность. Когда только это слово определяет смысл, минуя все другое. Не совпав, а назвав собой понятное только через него. И становится на свое место, объединяясь перекрестными ссылками в безупречную целостность образа,-произнесено это было твердо и безапелляционно.– Переводчик должен так постараться, чтобы неразличимые нюансы обрели резонную значимость и завершенность. А переводимый текст стал настолько хорош и самодостаточен, что зазвучал внутренним монологом,-и профессор вновь потряс пальцами возле уха.-У путешественников во времени очень много вынужденного. Это одинаково плохо для всех нас. Но мне уже известно то, что я упустил,-профессор выпрямился, возвращая себе свои годы. Его движения вновь стали энергичны и деловиты. Скиапарелли повернулся к консоли оборудования, расположенной на приставной к письменному столу тумбе. Освещение потускнело, а на окнах автоматически опустились шторы. Он что-то нажал еще, и на проекционном экране возник иероглиф.
Если не брать во внимание мелкие узоры в прожилках линий, утопающие в деталях многослойного рисунка, иероглиф напоминал вершину горы или купол, края которого подгибались. От чего символ приобретал сходство с летающей тарелкой. Левый изгиб переходил в копье или стрелу, указывающую на шарообразный предмет посередине, разрезанный надвое по горизонтали. Линия прохода вела сквозь располовиненный шар. И превращалась в пунктир, соединяющийся с изгибом иероглифа, уже с правой стороны.
Все внимание теперь было приковано к изображению.
В бледном свете проекционного луча, лица казались Джульетте серыми, застывшими, словно все впали в оцепенение.
Профессор бросил на экран грустный, оценивающий взгляд. И четко произнося каждое слово, сказал:
-Великое с хорошим сочетается редко. Иероглиф дремал в тихом забвении, под плитами своего саркофага. Собирая пыль тысячелетий,-лицо профессора на пару секунд сделалось мягким и мечтательным.-Пока важнейшая его неразгаданность буквально меня не оглушила. Словно долго блуждая в долине теней, я вдруг вышел на яркий, солнечный свет. Ведь истина всегда проявляет себя. Изначальный смысл этого марсианского иероглифа переводится как: «порочная система»,-он выдержал небольшую паузу.-Который я ошибочно переводил прежде, как: «тревожный побочный эффект». В контексте общего смысла, исправленная суть иероглифа такова, что безопасный путь в изменении ВРЕМЕНИ невозможен.
Присутствующие загалдели, тревожно переглядываясь. Длинный, крупный нос, красивые миндалевидные глаза, редеющие светлые волосы, чувственные, аккуратные губы, округлое, сытое лицо с выдающейся ямочкой на подбородке, заставили бы всякого любителя словесности безошибочно признать в нем Джонатана Свифта. Который дергал соседа, Анания Шикараци, за рукав, а свободной рукой нервно забарабанил пальцами по столу.
Гнетущая обеспокоенность нарастала. Вразнобой заговорили многие.
Скиапарелли резко возвысил голос:
-Как выяснилось, я упустил основополагающую идею,-широким жестом профессор указал на проекционный экран, не замечая поднявшегося шума.-Теперь мы имеем ответ на основной вопрос: почему жрецы Марса так тщательно прятали таблицы. Только теперь я смог окончательно разобраться и понять, что иероглифы красной планеты были написаны кровью марсианской цивилизации.
Профессор не давал желанных гарантий!
После этих слов, верхушка внутренней кухни агентства времени позволила себе непочтительные выкрики, решив, что она услышала достаточно.
-Как вы можете так говорить?! Мы придерживались вашего мнения и высоко его ценили!
-Всего одна ошибка перечеркнула все удачи?!
-Вашей новой теории не с кем сразиться в этом кабинете!
-И еще неизвестно, чем все это аукнется! Вы всех водили за нос!
Мало кто продолжал молчать, обдумывая проблему. И качал головой, словно разгоняя туман в мыслях.
-Ученые вашего склада во всем видят подтверждение своей правоты! Но, возможно, в этом случае, вы ошиблись!
Кто-то смотрел в потолок, словно искал указаний и помощи свыше.
-Этим всем я подвожу к главной мысли!-не теряя времени, на повышенных тонах продолжил говорить профессор:-Доступность чуда отменила в моей голове резоны. Слишком долго я полагался на ложную теорию. Не понимая ее глубины, мы воспользовались не завещанными нам знаниями. Наш прагматизм был на грани цинизма. Поманило богатство несметное. Исключительно практический подход к машине времени не позволил нам осознать ее подлинную суть и опасность. Мы так уютно устроились, пользуясь райским воздаянием, что наша рациональная поспешность не оставила шанса вовремя разглядеть порочность всей системы. Хотя такие подсказки были! Но самомнение нас ослепило. Ведь остро болевая реакция на любой приблизившийся регистратор времени, как и потеря с хронографов секунд и минут, убедительно предупреждала нас о глобальной неувязке. И подтверждала всю порочность использования уроборосов. Доказательно намекая, что мы не можем быть часовщиками ВРЕМЕНИ, как бы нам этого не хотелось. Несмотря на все предупреждения и запреты марсиан, мы назначили себя самозваными наследниками и последователями давно исчезнувшей цивилизации. Нарушив начертанные ею правила на плитах, тысячи лет назад. Не ведая, что творим, на краденом выгоды искали. И это до сих пор так!-в голосе профессора появилось пророческое исступление.
-Задурили нам головы, а теперь на попятную?!-огрызнулся «Отставник».
-Вы навлекли на нас проблемы, оперируя не до конца изученными фактами!
-Я с себя вины не снимаю!-воскликнул профессор:-И признаю, что повинен в дотошности. В том, что навязал вам этот вариант, не считаясь со ВРЕМЕНЕМ ... дал ему ход ... В то время, как никто не смел помышлять об этом,-его голос чуть дрогнул и он кашлянул, прежде чем смог продолжить.-И вот, я исправляю эту ошибку. Воссозданную, по-иронии, моим злым гением. И это самое скверное,-в голосе профессора не слышалось и тени прежних колебаний. Он вложил в эти слова силу всех своих сомнений и разочарований исследователя. И явно не желал щадить ни чьих чувств.-Я не сознаюсь в собственной несостоятельности, а уличаю себя.
Но им было не до его покаяний. Страсти накалялись и старшие координаторы обменивались шквалом вспыльчивых фраз.
-Это не оправдание!
-Ничего не понимаю. Выходит, наши лучшие времена уже миновали?!-поправляя очки, наперал голосом Стивен Хокинг.
-Они никогда и не наступали,-ответил ему Анания Ширакаци.
-Как вы могли так ошибаться?!-позволил себе возмутиться руководитель собственной безопасности и кризисных ситуаций.-Будь я проклят, если вы с этим не справитесь!
-Это надежно установлено?-неожиданно спокойно спросил «Пограничник».
Джульетта обхватила себя руками и поглубже вжалась в диванные подушки, наблюдая за происходящим.
-Где была эта ваша прозорливость раньше?!-воскликнул Дэвид.
-В свете открывшегося, сколько не осторожничай-все мало,-в этой фразе, руководитель собственной безопасности и экстренных ситуаций пытался уместить целую гамму всевозможных настроений.
-Вы меняете правила, как вам захочется!-произнес гневную тираду полицейский.
-Да у вас комплекс спасителя!-рьяно завопил Джонатан Свифт.
Профессор повысил голос, не дав возможности себя перебить:
-Видимо, мне следовало обидеться, но я не стану! Прежде вы доверяли моему мнению и проницательности! И вам нравилось, что я умнее многих! Сегодня прений не будет!-не без яда в голосе воскликнул Скиапарелли, постепенно теряя терпение:-Но только собственные правила и можно нарушать!
-Был же у вас, на случай неприятного исхода, какой-то план?-невесело, под стать настроению, сдавленно прорычал Саймон.
-Я описал вам проблему, без способа ее решения,-лично ему ответил профессор и вновь оглядел взволнованные лица окружающих:-Я бы вообще не строил пока никаких планов. Можно гадать на эту тему. Но иного решения у меня нет,-он умудрялся говорить ровно.-Всегда найдутся олухи, которые исказят затеи мудрецов. И я чувствую себя именно таким болваном,-без тени улыбки произнес профессор. У него был вид умного и уверенного в себе профессионала, которому нелегко признаваться в собственном фиаско:-Вкушая последние крохи моих привилегий, в борьбе с собственным невежеством, я останавливаю ошибочно запущенный проект! Квалифицируя открытие и создание машины времени, как чрезвычайно опасное!-Скиапарелли постарался выговорить это четко и громко. Подчеркнуто членораздельно. Чтобы не пришлось повторять дважды. Но он не выглядел опустошенным. Его глаза горели страстной искренностью и умом.
Заявление разворошило осиное гнездо. Теперь зашумели даже те, кто до этой минуты только выжидали и лишь глубокомысленно кивали или пожимали плечами.
-Когда вы так объясняете, вы не оставляете нам выбора!
-Значит, не те у нас мощи святых, чтобы чудеса творить?!
-Что, у этой идеи больше нет плюсов?!-наседал Стивен Хокинг.
-Вы не тот, кто уполномочен принимать такие решения, как официальную меру!-предельно громко возразил «Отставник», хватаясь за трость и негодующе потрясая ей в воздухе.-Может я в чем другом не понимаю, но в этом разбираюсь. Вам это даром не пройдет!-он шумел, выставив палку в протестующем жесте.– Вы ответите за последствия вашего недомыслия! Мы не позволим похоронить проект!
Джованни Скиапарелли попытался восстановить тишину или, хотя бы, поумерить страсти. Но, в это время, в кармане пиджака завибрировал телефон. Профессор достал трубку, отвернулся и заткнув одно ухо пальцем, приложил сотовый к другому.
Старшие координаторы оценивали последствия выше услышанного. Быстро решая, что делать, накидывали версии, в рамках доступного понимания. Яростные дебаты происходили шумно и не имели правильного ответа. Лишний раз подтверждая ту мысль, что нельзя принимать серьезные решения, не успев оправиться от потрясения.
Как выглядит ВРЕМЯ? Как определить, что оно реагирует на твою погрешность?
-Хочешь свежую информацию, симпомпончик? Можешь мне не верить, но я одета для пляжного волейбола,-стабильно, как водопад, лилась из трубки дивная ностальгия.-Если бы ты чуть выше оценивал собственные шансы, то смог бы этим воспользоваться, немедленно вернувшись домой,-взывал телефон голосом Оксаны Милорадовой. Женщины, которую он будет любить до конца своих дней.
Это произошло вот так просто ... И было всем, чего он хотел.
Профессор замер с мгновенно побелевшим лицом, словно пораженный громом, дожидаясь молний.
Он принял звонок от любимой женщины, погибшей много лет назад под лавиной в горах. И почти справился, хотя его осипший голос никуда не годился:
-Родимая ...-как-то неловко, душой наружу сорвалось с языка профессора. Навернулись теплые слезы и снова подступила боль.
Это было как наваждение ... Воспоминания вновь топили его в аромате ее духов. Никакие героические усилия не могли сдержать слез: удар был слишком силен. Он не оставил прошлое позади. Хотя и продолжал жить. Забота о единственной дочери, расшифровка марсианских таблиц, бесчисленные командировки, воссоздание и освоение машины времени, стали делом всей жизни. И, каким-то образом, смягчали его одиночество и ощущение утраты, все эти годы.
Аналитики времени запретили ему прогибать реальность и предотвратить смерть жены. Категорически отказав в регламентированном вмешательстве и корректировке этого варианта прошлого. Совет координаторов времени позволил профессору спасти только Джульетту, заключая этот священный пакт, и неизвестно кем себя возомнив.
Джованни Скиапарелли расплакался навзрыд из-за того, что к нему вдруг вернулось то, что невозможно было изменить. Он вызубрил ее нежный, похожий на поцелуй, голос. Выдолбил в соей памяти, как главный завет тоскующего сердца. Скрыв в тайник души, как неубаюканную боль, которой не хотел делиться ни с кем.
Сколько у ВРЕМЕНИ обличий? Сколько сигнальных систем?
Он-то думал, что этой беде уже не помочь. И только наши надежды не замечают границ ВРЕМЕНИ.
Чтобы выжить-иногда нужно все забыть. Но Скиапарелли был нормальным человеком и не обладал такими способностями. Продолжая держать телефон возле уха.
Профессор вроде бы помнил, что сейчас раскисать нельзя. Ему ли было не знать повадки ВРЕМЕНИ! ОНО точно прошлось по нотам рингтона его сердца. И воспроизвело мелодию главной эмоциональной привязанности Джованни Скиапарелли. ВРЕМЯ спровоцировало его, воспользовавшись отсутствием защиты. И он позволил ему идентифицировать себя через хронически не проходящую боль открытого сердца.
ЭТО БЫЛА ЗАПАДНЯ! ОДНА БОЛЬШАЯ МЫШЕЛОВКА!
Личные чувства-лучший сигнал опознания для ВРЕМЕНИ. Потому что только над подлинной душевной болью ВРЕМЯ не властно.
Даже реальность однажды заканчивается чем-то другим. Все случилось максимально быстро и неожиданно. Сотовая связь оборвалась прежде, чем профессор смог хоть что-то понять. Стены дрогнули, все ощутили глухой толчок. Как бы вдруг из неоткуда, в углу кабинета, под самым потолком, возникло причудливое пятно. Совершая мерцательные колебания, жадно пульсируя, ширилась и росла-дыра! Лоснящаяся густота, точно эмульсия, тянулась и шевелилась мелко дрожащими зигзагами.
Что-то разбухая, с таинственной неукротимостью, приближалось ...
Послышался первый встревоженный крик и упал стул.
Словно в светящуюся дыру кипящего гнезда, продиралось притаившееся там чудовище. Это ВРЕМЯ смотрело на них оттуда, как управляющая сила, разворачивающаяся в бесконечность. Как бы кто не пытался отвести взгляд. Непостижимо стремительно и неумолимо, со всепроникающей мощью, извергнутые щупальца времени пронеслись поверх голов. Текуче скользя, они длинно взрезали кабинет, шарахнулись змеистыми тенями по стенам. Рванулись к окнам с быстротой молний, мгновенно взяв контроль над помещением. Перекрыв возможные пути бегства.
Все намеки на человечность ВРЕМЕНИ испарились. ОНО пришло забирать!
Атакующими траекториями, выписывая целенаправленные зигзаги, коридоры времени стремительно разрастались, извиваясь, как пучок веревок на ветру.
Первый слой щупалец накинулся на тех, кто сидел ближе к выходу. Да так, словно в аду разбудили оголодало свирепствующую тварь.
Джульетта побелела как смерть, попыталась вскочить, но у нее подкосились ноги.
Ратовавшие за ошибочность новой теории ее отца, теперь ужаснулись его правоте.
-Дьявольский всезнайка!
Даже те, кому бесстрашие позволило всего добиться, без защитных куполов-уроборосов, успели сделать всего несколько шагов-как тоннели времени полностью их поглотили. Наделенные почти божественными возможностями, они давно отвыкли от ощущения собственной несостоятельности. Принимая мир на своих условиях.
ВРЕМЯ демонстрировало свою мощь, перед которой они были бессильны. Новое знание не могло им ничем помочь.
Тягучее, крепкое щупальце, жирной, густой белизны, нависло над профессорской дочкой своей тупорылой мордой и разинуло кроличью нору. Обмерая и чувствуя катастрофу, еще пытаясь справится с собой, Джульетта спиной ощущала, уткнувшийся ей промеж лопаток, подлокотник дивана.
Девушка вдруг покаянно охнула, вспомнив слова Дэвида, которые он произнес несколько часов назад, рассказывая ей о проделках ВРЕМЕНИ: «Ты его еще не знаешь. У него зверская хватка».
Ее мозг лихорадочно пытался осмыслить этот неожиданный поворот событий. Змеиные кольца ужаса сковали Джульетту.
У ВРЕМЕНИ, в этом смысле, один почерк: ВРЕМЯ всегда действует с позиции силы.
Кто-то разразился хриплым хохотом и его забрало ВРЕМЯ. Вбирая и поглощая все, ничего не выпуская наружу.
Потом ВРЕМЯ стало разглядывать девушку, как добычу. Джульетта таращилась в раскрытую, сквозную пустотелость шевелящейся пасти, понимая, что оттягивает неизбежное. В широком раструбе зева, края коридора времени заворачивались внутрь. Резким жадным броском щупальце накрыло просроченную. И всосало ее в себя, скручиваясь тягучими, невероятными кольцами. Девушка увидела огромный, скользящий коридор, легко и гладко втягиваясь внутрь. И длинный, беспредельный свет ...
ВРЕМЯ никогда не отказывается от своего влияния на все. Теперь ОНО наводило порядок среди тех мятежников, кто не хотел жить по ее правилам. И находился в бегах от ВРЕМЕНИ.
Удерживая точку в пространстве, соответствующую временному проколу, тоннели свивались, тесно сплетая воедино нити прошлого, настоящего и будущего.
ВРЕМЯ боролось с противоестественным, заживлялось, наверстывая себя. Тянулось сквозь эпохи. И у агентов ни у кого не было шанса на прежнюю жизнь. ВРЕМЯ устраивало реванш, приживляя корни их судеб в другой временной реальности.
Новой самостоятельной жизни.
Скиапарелли Джованни Вирджинио нашел свое продолжение в девятнадцатом веке. Он закончил Туринский университет. И вошел в историю знаменитым итальянским астрономом. Объявив из глубины веков, еще в 1877 году об открытии марсианских каналов-сети длинных линий на диске Марса. Благодаря и этим заслугам тоже, на красной планете, вблизи экватора, есть кратер Скиапарелли.
Анания Ширакацы-армянский ученый седьмого века, математик, географ, астроном, опережая свое время, доказательно обосновал в своей книге: «Космография и календарь», что Луна светит отраженным светом Солнца. Он заявлял о шарообразности Земли и что она подвешена в пространстве. А по обратной стороне нашей планеты ходят люди.
Джонатан Сфифт, автор «Путешествия Гулливера», уже в начале восемнадцатого века утверждал, что у Марса два спутника.
Каждому ВРЕМЯ платит-сколько он стоит.
Джульетта вышла замуж за великого итальянского кинорежиссера, Фредерико Феллини. И прославилась под именем Джульетта Мазина, как актриса театра и кино. Прожив в счастливом браке пятьдесят лет и один день.
Саймону ВРЕМЕНЕМ была уготована судьба-под стать характеру и отвечающая претензиям такой натуры. Верный воинскому долгу, он стал последним неизвестным защитником «Брестской крепости». В окровавленных грязных повязках, невероятно исхудавший, заросший густой щетиной, он провел десять месяцев в подземелье, обороняя цитадель. Немцы захватили «посиневшего» бойца красной армии в бессознательном состоянии. И рука его до последней минуты крепко сжимала бурый от вражеской крови топор.
ВРЕМЯ умело удивлять. Непреодолимая сила порталов и пространственно временных континуумов, забросила «Пограничника» в будущее. Где отношения с реальностью были не менее запутанными. В его лице, недалекое будущее пробилось сквозь барьеры времени в собственное прошлое. Пересекая плоскостями стремительного истребителя траекторию падения Челябинского метеорита, на «Су-182», бывший пограничник, а теперь командир авиакрыла космической безопасности, протаранил небесного странника с тыла, прошив его насквозь. И включив режим невидимости, исчез в необъятной, иссиня-серой эмали неба, как в беспрестанно движущемся вперед настоящем. Распылив страшного гостя на мелкие, не представляющие опасности, фрагменты.
Словно ничего, никогда и не происходило.
Этого никто никогда доподлинно не узнает, но над планетой, каленой искрой, промчалась тень «Серебряной птицы». Высотный, частично орбитальный космолет, высочайшей степени засекреченности, проник ослепительно дрожащей звездой в безвоздушное пространство ближайшего космоса. «Оружие возмездия»-сверхсекретный проект супер оружия третьего рейха, догнало кружащуюся в пространстве планету.
Космолет со свастикой скользил от мощного пламени, которое выбрасывали его дюзы. Широкие, как юбка купеческой дочки. Зарево окрасило воздух. Баллоны со сжиженным топливом кормили огненные струи до отвала. Толкая «Серебряную птицу» на преступление тысячелетия.
Космолетом управлял фанатик, ценящий в себе все, кроме человечности. Незапятнанный гражданин фашистской германии. Вымуштрованный в лучших традициях «Гитлер-Югенд». Он славился своей солдатской выправкой. Пилот был достоин доверия, предан нацистской системе третьего рейха, связан с ней кровью и воспитанием. И воспринимал чужую культуру, как некую заразу.
«Серебряная птица» перенеслась, через светораздел, с дневной стороны на ночную. Огни, раскинутые горстями, нескончаемый лабиринт шоссейных дорог и жилых пригородных кварталов, не походили на Лондон. Как правило, закутанный грозовыми тучами, на тех фотоснимках, по которым готовили пилота. Но смертника предупреждали, что в верхних слоях атмосферы у него могут начаться галлюцинации.
«Видеться всякое»,-подумал немец: «Нужно постараться и справиться с недомоганием».
Его лицо было искажено гордостью.
«Легкие победы только развращают. Сейчас он устроит огненный салют Фюреру!»
В крохотной кабине космолета сейчас верховодил кровавый дикарь.
Такая концентрация воли была доступна не всякому истинному арийцу. Ведь только ему, из тысячи лучших претендентов, доверили управлять кораблем, начиненным термоядерной бомбой.
Наслаждаясь рабством машины, которая, все равно, была тяжелее воздуха и глупее пилота. Не взирая на явную ошибку, немец продолжил направлять корабль, неминуемо приближаясь к Марсу.
Красная планета была обречена.
«Серебряная птица» рыскнула ...
Чистое, первозданное ВРЕМЯ соединило заново эпохи и живущих в них людей.
У Дэвида голова шла кругом, словно он ночевал в работающей бетономешалке. Звезды придвинулись ближе и стали значительно ярче. Дэвиду показалось, что он не узнает планету в иллюминаторах. Отраженное сияние уменьшившегося Солнца серебрило огнедышащий торс корабля. Космолет ощутимо потряхивало. «Серебряная птица» вибрировала и Дэвид сам весь дрожал, до последнего остатка. Только руки казались спокойными, потому что крепко вцепились в штурвал.
Синдром ложной памяти-обязательный симптом при реинкарнации, пока одно тело разделяют двое ...
Дэвида просто воротило от всех тех мыслей в голове немца, которые вклинивались в его сознание вторым "Я". Волей случая, смертник до мельчайших подробностей походил на Дэвида. И потому был понятен ему глубоко внутри, минуя языковой барьер. Упертый ортодокс фашизма приносил себя в жертву, ради великого дела. Сознание фанатика было отравлено искушением величайшего зла. И чуть подслащено ощущением мученичества.
Окутанный пламенем корабль прошил атмосферу Марса на всю глубину и начал резко снижаться.
Дэвид смотрел на конец света из первого ряда, через козырек кабины. Сознавая, с каким чудовищем соперничает его собственная натура. Сердце билось так, словно он бежал марафон. И жить ему оставалось секунды. Дэвид мобилизовался целиком, без остатка, собрав в себе все жизненно важное, что только смог отыскать.
«Это не хотело быть частью его прежней жизни. Оно стало вместо нее.»
Дэвид терзался мыслями о том, что мог, но не сделал. Личная опасность потеряла всякое значение.
«Там, в небе над Нью-Йорком, он должен был сделать больше. Но не смог. Ведь двадцати-килотонная бомба, сброшенная на Хиросиму, была сущей игрушкой, в сравнении с той адской машиной, которую несла „Серебряная птица“.»
Сейчас было самое время!
Перестав быть послушным орудием соучастия, собрав всю вину, весь свой страх, всю чертову злобу, Дэвид изо всех сил потянул штурвал на себя, пытаясь изменить курс.
Полный упрямой решимости, Дэвид вдруг осознал, что в точности понимает, куда упадет управляемая им бомба. Его потряс тот факт, что он всю свою жизнь это знал! Курс был известен любому, мало мальски знакомому с астрономией землянину. Все это решилось задолго до того, как он появился на свет. В будущем, этот район назовут одним из самых больших ударных кратеров, из существующих на планетах Солнечной системы. Местом невероятного взрыва станет самая глубокая низменность Марса. Равнина «Эллада».
Лицо Дэвида заблестело от нервного пота.
Он был ошеломлен той мыслью, что это случится с ним несколько миллиардов лет назад! За долго до его нынешнего, как вида ...
«Еще с теракта 11 сентября, у Дэвида были лучшие результаты в умении оказываться в местах, где детонирует несчастье.»
Соблюдая свой долг и найдя путь, он не пытался выйти за горизонт.
«Серебряная птица» дрожала, заливаясь ослепительным светом в головной части корабля. Пока Дэвид не понял, что это свечение зорба бросает отблески на его лицо. Исключительное вмешательство новых, будущих агентов времени и неумолимое их желание сотворить почти невозможное, охватило его защитным куполом ...
«Все зашло так далеко, что уже не было похоже на выбор ...»
Фашистский смертник, побагровевший от ярости, выхватил штурвал из рук бывшего воздушного маршала. Став еще невыносимей в своей опустошающей злобе из-за временного раздвоения личности.
Вот Дэвид был, испытывая комплекс сложных эмоций. И там, где он блеснул напоследок, его уже не оказалось ...
Агенты времени растворились и исчезли столь же проворно, как и появились. Растаяв в свете зорба, разорвав глубинную связь двух подсознаний.
Призрак чужой войны нарушил стародавний покой этого мира. Самое передовое порождение Земли било красную планету влет. И выстрел был смертельным. Огненный снаряд во много раз превосходил атомные бомбы, сброшенные на японские города. Последние секунды тянулись-как столетия. Теперь один только фашист повелевал грозной машиной. Собираясь совершить величайшее преступление со времен самого первого убийства.
УДАР! Произошла термоядерная детонация. И Судный день настал. Атмосфера раздулась, безжалостным, слепящим сетом, в несколько раз увеличив размеры планеты. Разорвавшая марсианскую твердь опухоль, превратила цветущие континенты в зыбучий, раскаленный песок, разогрев эпицентр термоядерного взрыва. Вода, в знаменитых марсианских каналах, в миг испарилась шипучим кипятком. Наполненные влагой лесные кущи спеклись в угольную пыль. Марс залило ядовитым светом ядерного пожара, словно тот попытался стать звездой. Порванное судорогой взрыва небо сползло с планеты прочь. Сдув все живое, точно пыль. Пересекающиеся каналы Марса теперь наполняли лишь грезы пустыни. Бушующие ураганы гнали угольки и головешки, напоминающие свет, выпавший из глазниц древних городов.
ВРЕМЯ, нуждаясь в равновесии, отстаивало стабильность однажды случившегося. Технология марсиан победила сама себя. Петля времени замкнулась. Поменяв причину и следствие местами. Змей-уроборос все же настиг собственный хвост.
Так и меняются времена.
Озера четвертой планеты от Солнца, теперь больше походили на потрескавшиеся рты, испустившие пугающий крик. Океаны, обнажив покоробленную корку дна, превратились в безбрежные, голые котлованы, выбеленные костями их обитателей.
Разразившаяся, всепожирающая атомная катастрофа, проникающая за любые заслоны, кремировала раскаленным порывом жителей красной планеты. Пески времени ползли и набухали черной патокой, прокладывая себе новое русло по недавно живому. Заметая великую архитектуру, где другие колыбельные были петы. И Марс превратился в гигантскую гробницу.
Отливающие металлом скалистые пики дышали нестерпимым зноем. Будто стремительно взметнувшиеся пальцы, в попытке изловить остатки воздуха, так и замерли, выпрямившись в радиоактивном зное. Черный пепел, словно сушеные жуки, застилал складки холмов.
Картина тоски, ужаса и всеохватного тления.
Планета неземной красоты погибла, превратившись в уродца. Марс висел в пустоте и напоминал маленький, жалкий комочек глины, на который у смущенного ребенка не хватило воображения. Как пример самого низкого падения всякой разумности человеческого существа.
Надеюсь это кому нибудь, что нибудь, когда нибудь объяснит.
ВРЕМЯ плетет заговор. Давным давно. И наши слабости для него идеальны. Потому что в совершенном-нет движения. Переболев одной безумной идеей, человеческое мышление находит себе новую, часто путая то, что должно быть, с тем, что есть. Но прежнее устрашающее открытие мы, рано или поздно, переплавляем в не остывающем горниле разума. И шагая в самопознание, обращаем себе во благо. Исходя из того, что по воле доступной нам, все может становиться чем угодно, оставаясь чем-то еще. В нас есть тот сложный ребус исканий разума, в котором нуждается ВРЕМЯ, подкладывая под надгробья скончавшихся миров ошибки будущего.
Настолько мы более странные, бесчисленных странностей мира.
Рубцами нам крепче думается: ведь только через становление в драке, мы принимаем на веру что-то новое. Так, сплетая свой заколдованный круг-уроборос, из тонких начал, ВРЕМЯ и достигает мирового баланса, как лучшей паузы между заблуждением и способностью поступить верно.
