Текст книги "Люди сороковых годов"

Автор книги: Юрий Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Укрощение «тигров»

7 июля, 5 часов 34 минуты

Минул еще один день, долгий и тягучий июльский день.[46]46
  На земле, как и в воздухе, весь день 6 июля под пылающим солнцем шли ожесточенные бои. Враг продолжал рваться к Обояни. Особенно напряженными бои были на берегах реки Ворсклы, где в полуокружении сражались 67-я и 52-я гвардейские стрелковые дивизии 6-й гвардейской армии. Попытки противника завершить их окружение не увенчались успехом. К исходу дня по приказу командования гвардейцы отошли на вторую линию обороны. Танковые соединения, занявшие ее накануне, вместе с отошедшими стрелковыми частями успешно отразили все удары врага… Исключительно тяжелый удар приняла на себя прославившаяся еще в боях под Москвой 1-я гвардейская танковая бригада… («История Великой Отечественной войны Советского Союза», т. 3, стр. 268).


[Закрыть] Иссушающий зной спал, и на броне танков, на стволах орудий крупными каплями выступает роса. В зарослях дубняка сонно разговаривают птицы, шуршит сухой травой шалый заяц, бежавший с переднего края. По тропам тихо шагают терпеливые раненые, и белые перевязки их резко выделяются в лесном сумраке. Здесь, в ближнем тылу по-прежнему царят тишина и спокойствие – за двое суток боев мы не видели на фронтовых дорогах ни одной воронки. Но достаточно проехать двадцать километров на юг, чтобы в полной мере испытать все трудности и превратности современной войны.

Все, что мы знали и пережили до сих пор, бледнеет перед масштабами нынешнего сражения, когда на протяжении считанных часов сотни танков и самолетов превращаются в металлический лом.

Гитлеровцы хвалились в своих листовках, которые они разбрасывали повсюду, что их войска на второй день наступления вступят в Курск. Но вот второй день наступил и закончился, а они так же далеки от цели, как и в тот час, когда отборные танковые дивизии эсэсовцев с мертвыми головами в петлицах ринулись в первую свою атаку. Бои идут все там же, на узком плацдарме севернее Белгорода, среди узких степных речушек, крутых оврагов, маленьких рощиц, и даже знаменитые «тигры», которыми щедро снабжены отборные немецкие части, брошенные на этот участок, не в состоянии добиться перелома обстановки в пользу гитлеровского командования.

Когда наблюдаешь ход такой грандиозной битвы на близком расстоянии, когда являешься свидетелем таких огромных событий, всегда бывает крайне трудно составить общее представление о них, обобщить наблюдения. Вот и сейчас, просматривая торопливые записи о встречах и беседах с людьми, побывавшими в самом пекле сражения, невольно досадуешь на то, что не хватает расстояния во времени для того, чтобы как-то привести эти наблюдения в систему, проанализировать их.

Пока что можно только отметить основные факты. Факт первый: за двое суток кровопролитнейших боев в районе Белгорода гитлеровцы не смогли добиться ни одного сколько-нибудь существенного успеха. Факт второй: наш солдат выдержал с честью еще одно труднейшее испытание психики и воли. Факт третий: наш офицер показал, что его воинское искусство возросло за эти месяцы во много крат.

Гитлеровцы упрямы, это известно давно, и они сегодня весь день продолжали ломиться в те самые двери, о которые они расшибли себе лоб вчера. В бой вводятся новые и новые танковые дивизии взамен уже перемолотых. Их постигает та же участь. Но сам характер боя за последние двадцать четыре часа претерпел существенные изменения.

Пятого июля основную тяжесть нечеловечески трудных испытаний приняли на себя пехотинцы и артиллеристы – между прочим, мы незаслуженно мало говорим и пишем о замечательных людях, носящих на рукаве гимнастерки знак скрещенных пушек; воины истребительной противотанковой артиллерии в эти дни поистине стоят насмерть, удерживая свои рубежи. И когда в сводке говорится «в течение дня подбито и уничтожено 586 танков», мы должны благословлять этих незаметных, скромных героев, вооруженных маленькими, но грозными скорострельными пушками.

…Танкисты Катукова в соответствии с приказом командующего фронтом вышли на указанные им рубежи к 23–24 часам 5 июля. К этому времени 4-я танковая армия гитлеровцев, продвинувшись вперед, овладела первой и второй позициями стрелковых дивизий первого эшелона 6-й гвардейской армии, а южнее Яковлева прорвала третью позицию и подошла ко второй полосе обороны.

Но уже шестого июля с раннего утра поля битвы огласились знакомым грозным ревом наших «сухопутных линкоров» – на врага устремились советские танки. Броня столкнулась с броней, высекая искры, заговорили танковые пушки и пулеметы. Повсюду развернулись ожесточеннейшие схватки машин с машинами. И хотя за ночь немцы успели подтянуть к месту сражения новые резервы, хотя «тигры» сегодня бродили по полям целыми табунами, им не удалось продвинуться вперед, если не считать нескольких местных тактических успехов, отнюдь не окупающих тех огромных затрат живой силы и техники, которые совершил сегодня штаб Гитлера.

Ранним утром немецкие танковые части попытались протаранить нашу оборону на одном из участков. С громом и лязгом двинулись вперед сразу сто машин. В первом эшелоне шли, зловеще выставив вперед свои длинноствольные 88-миллиметровые орудия, «тигры». За ними двигались самоходные орудия крупных калибров и, наконец, в третьем эшелоне – все остальные танки. В небе непрерывно выли немецкие самолеты, методически перепахивавшие землю бомбами. Усиленно работала вражеская артиллерия. Казалось, еще немного, и ничто не сможет устоять перед этой армадой. Об этом просто написать, но это очень трудно пережить – представьте себе на мгновение сто танков с «тиграми» во главе, идущих прямо на вас в упор…

(В то время, когда я передавал в редакцию «Комсомольской правды» эту корреспонденцию, я, конечно, не мог по соображениям военной тайны раскрыть детали описываемого боя. Теперь же можно уточнить: речь идет о танковом сражении утром 6 июля на участке, оборонявшемся 6-м танковым корпусом. Вот что рассказывает об этом бое руководивший им генерал А. Л. Гетман в своей книге «Танки идут на Берлин»:

«В то утро противник силами 48-го танкового корпуса нанес мощный удар по правому флангу 6-й гвардейской армии и прорвал ее оборону на этом участке. Тесня 67-ю гвардейскую стрелковую дивизию, он устремился дальше на север. Справа от него наступал 2-й танковый корпус СС. Оба они и составляли главную группировку противника, рвавшуюся к Курску с юга… Непосредственно на позиции 6-го танкового корпуса наступала 3-я танковая и 255-я пехотная дивизии.

Части нашего корпуса были готовы к бою. В тот момент у нас было 169 танков. Что же касается вражеских сил, то, не имея, разумеется, точных данных о них, мы все же знали, что в немецких танковых дивизиях обычно было до 200 танков. Кроме того, разведка сообщила также, что основная масса наступавших на нас танков движется к участку Чапаев – Шепелевка, где занимали позиции 6-я мотострелковая и 22-я танковая бригады.

Не было ничего удивительного в том, что именно здесь мы их и ждали… Вот почему еще ночью, при выдвижении частей корпуса к реке Пене, на участке Чапаев – Шепелевка нами были сосредоточены также 270-й и приданный на усиление 79-й гвардейский минометный полки».[47]47
  А. Л. Гетман. Танки идут на Берлин. М., «Наука», 1973, стр. 89–90


[Закрыть])

«Тигры» с ревом ползли вперед, маневрируя среди оврагов, швыряясь крупнокалиберными снарядами. Их длинноствольные пушки дают снаряду такую дьявольскую начальную скорость, которая значительно усиливает его пробивную способность. Встречая на своем пути противотанковые рвы, стая «тигров» тяжело ныряла в них и начинала вертеться, размалывая откосы, словно стадо слонов. Земля осыпалась, и они медленно-медленно выползали и двигались дальше, все так же медленно, но неотвратимо. Немецкие танкисты чувствовали себя в безопасности за чудовищно толстой броней, тщательно укрывавшей все уязвимые места машины, в частности баки с горючим. Но вот рассчитанная советскими специалистами дистанция была пройдена, и наш передний край, с которого, по всем расчетам немецких танкистов, давно уже должны были в страхе бежать все русские, заговорил яростным ураганным огнем.

Тактика борьбы с «тиграми» была разработана советским командованием заранее, их появление не было сюрпризом для наших специалистов. По понятным причинам, мы не будем описывать здесь эту тактику во всех деталях; скажем только, что практика подтвердила теоретические расчеты и что «тигр» оказался таким же смертным, как и предыдущие типы немецких танков. Его били насмерть и артиллеристы, и танкисты. Но среди многих побед над «тиграми», достигнутых сегодня, она должна быть выделена особо, как истинный символ героики русского солдата – это подвиг командира орудия старшины Н. Е. Богомолова, его наводчика сержанта Н. Г. Калинника и замкового ефрейтора Н. О. Певцова.[48]48
  Этот артиллерийский расчет из 6-й мотострелковой бригады, входившей в состав 6-го танкового корпуса, сражался в районе деревни Раково


[Закрыть] Подпустив немецкие танки вплотную, эти два артиллериста расстреляли в упор и сожгли один за другим три «тигра»! Это было нечеловечески трудно и рискованно, но Богомолов и Калинник до конца выполнили свой долг. Только тот, кто сам слышал рев «тигра» и грохот его дьявольской пушки, в состоянии до конца понять, какое напряжение всех душевных сил потребовалось этим двум советским людям для того, чтобы так искусно решить свою боевую задачу.

«Укрощение «тигров» продолжалось до 16 часов. Кончилось оно тем, что немцы потеряли на участке, оборонявшемся 6-м танковым корпусом А. Л. Гетмана, семьдесят четыре танка разных типов и отошли, убедившись, что прорваться вперед на рубеже крохотной речушки, прикрытом броневым щитом советских танкистов, невозможно. Видя, что драгоценное время уходит безрезультатно, немцы поспешили изменить направление удара на этом участке. Они обрушили крупные танковые силы, опять-таки с «тиграми» во главе, на позиции, которые оборонял 3-й механизированный корпус. Но их атаки были отражены и здесь.

Количество немецких танков, участвующих в атаках, непрерывно возрастало. В воздухе над узеньким клочком земли непрерывно висели группы от тридцати до восьмидесяти самолетов, они бомбили наш передний край. И все-таки танкисты стояли; стояли, как когда-то под Орлом, потом под Москвой, потом под Ливнами, потом на Калининском и Северо-Западном фронтах. Люди смертельно устали, их лица постарели, смерть опустошала их ряды, но гитлеровцам пройти вперед не удавалось. По данным на девятнадцать часов, битва на этом участке продолжается с прежним напряжением, и немцам продвинуться вперед не удается, хотя они уже принесли в жертву пятьдесят три танка.

Под вечер нам довелось снова побывать в штабе генерала Катукова. Его блиндажи и палатки раскинулись в одной из бесчисленных рощиц в непосредственной близости от переднего края нашей обороны – так удобнее и легче управлять частями, непосредственно ведущими бой. В роще благоухали медвяные травы, цветы. Людей не было видно, и только тщательно выписанные на табличках указатели – «К шалашу № 6», «Блиндаж № 2» напоминали, что рощица жилая. В траве змеились провода. Изредка проносились на вездеходах офицеры связи, либо на пустынной лужайке приземлялся связной самолет, сразу нырявший под сень листвы.

Люди штаба продолжали размеренно делать свою большую трудную работу, склонившись над картами. Под сенью шалашей работали парикмахерские, столовые; почтальон разносил письма и газеты; в походном зубоврачебном кабинете врач в белом халате ждал пациентов, опершись на спинку сверкающего никелем кресла. Штаб переехал сюда всего лишь несколько часов назад, но догадаться об этом по внешним признакам было невозможно – настолько рощица была уже обжита. Вот только глаза у людей были краснее обычного; спать в эти ночи офицерам штаба почти не приходится.

Мне вспоминаются прошлогодние июльские дни. Тогда примерно на этих же направлениях шли такие же жаркие битвы, и дрались наши войска не менее стойко и решительно. Но вот глядишь на эти мобильные, собранные, подтянутые штабы, ездишь по частям, ведущим бои, наблюдаешь за фронтовыми дорогами, на которых соблюдается образцовый порядок, и как-то особенно отчетливо представляешь то новое, что приобрела наша армия за этот год: высокую культуру военного искусства, воинскую зрелость, возросшую уверенность.

Армия трезво отдает себе отчет в том, что положение остается на этом участке напряженным, хотя немцам вот уже двое суток не удается продвинуться вперед, – не так-то просто сдерживать возглавляемый «тиграми» тысячный табун танков, за которым следует армия из многих и многих пехотных дивизий. Но армия – вся армия, от первого генерала до последнего солдата, – ни на минуту не сомневается в конечном исходе событий. Перед ее глазами опыт Москвы и Сталинграда, а такой опыт не забывается никогда.

За окном крытой соломой хатенки, где стоит телеграфный аппарат, который передает эти строки в Москву, уже сгустился ночной мрак. Где-то далеко над горизонтом снова зажглись гроздья осветительных ракет. Оттуда доносится глуховатое эхо взрывов – там продолжается жаркое сражение. Красноватый отблеск пожарища красит краешек горизонта. В небе поднялся молодой месяц. Бледные лучики его тонкого серпа скользят по изрытой бомбами и снарядами, опаленной огнем земле, словно ведут строгий счет подбитым танкам и трупам «летних» солдат Гитлера. Укрощение бесноватых «тигров» продолжается…

Сражение

7 июля, 23 часа 52 минуты

К сведению редакции. Интересно, что остается от моих корреспонденции после того, как в соприкосновение с ними приходит редакторский карандаш? Пишу, как велит сердце, а уж вы там регулируйте – что можно и чего нельзя публиковать.

Посылать оперативные описания боев считаю нецелесообразным – больше того, что дается в официальной сводке, не скажешь, а живое свидетельство очевидца, по-моему, сводку дополняет. Телеграфируйте ваши замечания.

Утром снова пробрались в действующую танковую часть. Фишман сделал снимки, а я собрал материалы для очерка. Даю материалы о танкистах, так как именно этот род войск решает здесь все.

* * *

Сегодня мы провели целый день на выжженном, перепаханном бомбами и снарядами клочке земли в пяти километрах от переднего края, той узкой полоски, которой было суждено принять на себя полную меру страшного немецкого бешенства.[49]49
  7 июля противник силами 4-й танковой армии продолжал сильные атаки вдоль шоссе Белгород – Обоянь… На направление Обояни враг бросил до 400 танков и в сторону Грезное (юго-западнее Прохоровки) – до 100 танков. Оба удара направлялись против 1-й танковой и 6-й гвардейской армий. Группа «Кемпф» силами до 300 танков наносила удар из района Ведовской по-прежнему на Корочу против, правого фланга 7-й гвардейской армии («История Великой Отечественной войны Советского Союза», т. 3, стр. 269).


[Закрыть] Отсюда, с наблюдательного пункта командира одного из соединений,[50]50
  Речь идет о наблюдательном пункте 3-го механизированного корпуса.


[Закрыть] виден почти весь участок фронта, на котором немцы наносят вот уже третий день неимоверные по силе и ярости удары.

Характер и размах сражения, в ходе которого только за два дня немцы потеряли сотни танков и самолетов, трудно себе представить, трудно осознать, пока не увидишь собственными глазами поле этой поразительной битвы. Поэтому нам хочется сегодня рассказать нашим читателям обо всем, что мы увидели за день как очевидцы, со всей полнотой и строгим соблюдением хронологии.

Широкое поле созревающей ржи с ломкими стеблями… Покатые высотки, овраги с заболоченными тинистыми ручьями… Редкие рощицы… Полуразрушенные, хлебнувшие горя деревушки, которым вот уже третий раз приходится принимать на себя тяжесть фронта… Это – театр военных действий.

На одной из высоток – тщательно замаскированный блиндаж командира соединения с тоненькой тростинкой рации. Отсюда генерал разговаривает со своими частями, ведущими бой в нескольких километрах впереди, на окатах высоты, хорошо различимых даже невооруженным глазом. Там впереди высокими, до неба черными столбами стоит дым. Это горят танки, немецкие и наши.

На юге в знойном июльском мареве дрожат силуэты немецких машин, изготовившихся к очередной атаке. Они расставлены в шахматном порядке вне зоны досягаемости нашего действительного огня. Видимо, немцы рассчитывают самым видом своей техники устрашить нашего бойца. Но на третьем году войны наш боец приобрел спасительное спокойствие, и даже «тиграми», которые (впервые применены здесь в таких широких масштабах, его не запугать. Не запугать его и вот этими гигантскими облаками едкой черноземной пыли, которые ежеминутно встают то тут, то там над новыми и новыми воронками авиабомб, в каждую из которых может уйти вместе с башней наш Т-34; вот уже третий день гитлеровцы непрерывно кружатся над этим участком группами от пятнадцати до ста самолетов. Сюда собраны лучшие асы отовсюду, от Анапы до Конотопа.

– Вы спрашиваете об обстановке? – говорит генерал, на минуту отрываясь от телефонной трубки. – Вот она, обстановка, перед вами! – и он проводит рукой вдоль горизонта, исчерченного высокими черными и белыми дымами, сквозь которые то и дело мелькают зловещие языки малинового пламени.

Сражение возобновилось сегодня с немецкой точностью ровно в три часа утра, когда фельдфебели поднимают танкистов от сна. На этот раз, видимо, немецкое командование решило приложить все силы, чтобы прорвать, наконец, советскую оборону и ринуться в глубь нашей страны. На узком участке протяжением в несколько километров они бросили вперед небывалое количество боевых машин – пятьсот танков, среди которых было много тяжелых машин. Разбившись на несколько колонн, эта страшная железная армада устремилась одновременно по ряду проселочных дорог и большаков на север.

Гитлеровцы были настолько уверены, что их подавляющий численный перевес на этом маленьком участке принесет им победу, что шли исключительно нагло – походным порядком. Они думали, что те ожесточенные бомбежки и обстрелы, которым до этого подвергалось расположение наших частей, сделали свое дело и что им теперь остается лишь победным маршем пройти на Курск. И вдруг со всех сторон перепаханного бомбами клочка земли что-то затрещало, загрохотало. Взвыли могучие моторы наших танков, и завязалась небывалая по остроте борьба.

– Я воюю не первую войну, – сказал мне генерал, – но такого напряжения и такого обилия средств уничтожения людей еще не видывал ни разу. Даже Сталинград в период обороны не испытывал того, что испытывают сейчас те, кто сидит на переднем крае – вон там, где только что рухнули еще двадцать две бомбы весом по четверть тонны каждая…

Да, нашим приходилось тяжко, очень тяжко. Танкисты-гвардейцы, вот уже третий день участвующие в бою, и их соратники по оружию из других родов войск вели искусный, изобилующий множеством острых моментов бой, отражая натиск группы двухсот танков. Чуть правее раз за разом бросались на штурм еще триста немецких боевых машин. Положение становилось угрожающим: немцам, невзирая на героическое, доходящее до самопожертвования сопротивление наших бойцов, удавалось, хотя и медленно, продвигаться вперед. Они заняли уже одну из деревень.

Впереди наступающих немцев, как и вчера, шли «тигры». Они двигались по дорогам в походном порядке, потом развертывались строем на обратных скатах командных высот и на максимальной скорости шли вперед, ведя с ходу бешеный дальнобойный огонь. Тот, кто видел первый раз эту неуклюжую, грузную, злую по своей внешности машину, завывающую прерывистым тоном, словно «юнкерс», невольно чувствовал холодок в душе…

Но вот подлетел со своими испытанными танкистами гвардеец Александр Бурда, защитники рубежа собрали свои силы в кулак и снова вернули деревню. Удалось задержать и группу из трехсот гитлеровских танков, яростно пробивавшуюся вперед по другую сторону шоссе, ведущего к Обояни, хотя сделать это стоило поистине нечеловеческих усилий.

Оттянув свои машины, немцы начали все сначала, как положено по уставу: обработка участка фронта с воздуха, артиллерийский обстрел, удары шестиствольных минометов, а после этого – новые танковые атаки.

В воздухе стоит непрерывный грохот страшной силы, отупляющий мозг, иссушающий душу. Немцы терпеливо и упрямо бьют по площадям всеми огневыми средствами, какими они располагают. Эскадрилья за эскадрильей, «хейнкели» разгружаются над нашими окопами от бомб, и все новые тучи пыли высотой до самого неба встают то там, то здесь. Пыль так высоко поднята бомбежкой и артиллерийским обстрелом, что линия горизонта давно уже пропала, и само солнце заслонилось от нас грязной пеленой, сквозь которую тускло мерцает его воспаленный глаз. А немецкие танки, подожженные утром, все еще горят и горят, и столбы дыма, покачиваясь, словно свечи, караулят эти стальные надгробия отборных немецких танкистов-эсэсовцев.

К адской канонаде бомбежки присоединяются прелести артиллерийского обстрела. В воздухе уже появился ненавистный всем бойцам немецкий самолет-корректировщик артиллерийской стрельбы, прозванный пехотинцами ядовито и зло «кривой ногой» за то, что у него действительно кривые лапы. Сделав крутой вираж над нашим передним краем, он вдруг пускает какую-то ярко-малиновую струю, которая повисает в воздухе, словно гигантская праздничная лента. Стоит ей прикоснуться к земле, мак она расплывается в широкое устойчивое озерко дыма все того же ярко-малинового цвета. Это указатель цели для немецких артиллеристов. И действительно, несколько мгновений спустя в районе этого загадочного дымного озерка начинают с оглушительным грохотом рваться снаряды.

К полудню там, на переднем крае, в нескольких километрах от наблюдательного пункта, земля была настолько изрыта и истерзана, что даже невооруженным глазом было видно, что там буквально нет живого места.

– Сейчас пойдут, – задумчиво сказал генерал, опуская бинокль и протирая красные от долгой бессонницы глаза.

И действительно, через несколько минут на гребне дальней высоты у невысокого лесочка замелькали приземистые силуэты немецких боевых машин. Впереди шли тяжелые танки. Их было много, очень много. От длинных стволов то и дело отделялись язычки пламени: немцы с ходу вели огонь по нашим танкам и артиллерийским позициям, пользуясь отличной дальнобойностью своего оружия. Но вот когда они подошли ближе, с нашей стороны грянуло сразу все, что только способно бить по танку, – противотанковые ружья, орудия пехоты, зенитные пушки, стволы которых повернуты параллельно земле. Зашумели гвардейские минометы. Стало видно, что там, на высоте, идет жаркий бой, но разглядеть его детали не удавалось так, как этого хотелось бы…

Командир части с нетерпением ждал донесения и, когда оно прибыло, срочно вызвал по радио вышестоящий штаб.

– На моем участке прорвалась вперед группа в составе двухсот танков. Ввожу в бой резерв и самоходную артиллерию…

Теперь напряжение боя еще возросло, хотя всего минут пять назад казалось, что уже достигнут предел, за которым человек лишается способности дышать, думать, рассуждать, – все поглощает этот тупой металлический рев и свист. Видя, что и на этот раз продвинуться вперед не удается, гитлеровцы удвоили силу ударов с воздуха и ударов артиллерии. С противным визгом и шуршанием тяжелые снаряды проносились над нами и чуть поодаль поднимали к небу фонтаны земли. Немецкие самолеты шли теперь тесно сомкнутым строем, звеньями и эскадрильями, крыло к крылу, и на землю сыпался ураганный ливень огня и металла. Сотни тонн бомб и снарядов обрушивались на совсем крохотный участок фронта.

На скате противостоящей высоты неуклюже ворочались, огрызаясь огнем, несколько десятков короткотелых длиннопушечных «тигров». Вот вспыхнул багровым огнем и остановился еще один из них, потом второй. По тяжелым немецким танкам били пока еще невидимые отсюда стрелки противотанковых ружей, артиллеристы, наши танки. Наконец, все кончилось. На горизонте встали новые дымы горящих машин. Мы насчитали их более полутора десятков.

Генерала попросили к радиотелефону, и бодрый голос командира 1-й механизированной бригады полковника Липатенкова доложил так громко, что услышали все: «На моем участке за передний край прорвались тридцать танков. Пехота осталась в своих окопах, хотя «тигры» утюжили их. Наши автоматчики сумели отсечь немецкую пехоту от ее танков, и тогда заранее подготовленные расчеты и танковые экипажи начали охоту за тяжелыми немецкими машинами. В течение двадцати-тридцати минут мы уничтожили шестнадцать танков, остальные добиваем…»

Немецкие танки ослабляют натиск, но теперь снова усиливается бомбежка с воздуха. Высоко в небе – непрерывный гул моторов. Наши истребители перехватывают немецкие самолеты и сбивают их. Вот и сейчас, сию минуту, последний «хейнкель» эскадрильи вдруг вздрогнул и резко пошел на снижение, оставляя за собой длинную голубоватую ленту дыма. Летчик пытается сбить пламя или хотя бы дотянуть до своей территории. Но когда до земли остается метров пятьдесят, самолет резко переходит в отвесное пике и, сорвавшись в штопор, врезается в землю. Почти одновременно в другом конце неба появляется открытый парашют: пока все, увлеченные зрелищем, следили за подбитым «хейнкелем», мы не заметили, как наш подкравшийся со стороны истребитель сбил шессершмитта». Над местом падения «мессершмитта» сразу встает еще одно черноземное пыльное облако.

От непрерывного адского грохота начинают болеть барабанные перепонки. Жарко, необыкновенно жарко. На небе – ни облачка. День кажется нестерпимо длинным. Но здесь, на наблюдательном пункте, люди, не спавшие уже три ночи, продолжают оставаться собранными, подтянутыми, терпеливыми, умеющими выждать удобный момент, чтобы ответить всегда вовремя ударом на удар. При малейшей благоприятной возможности наши Т-34 вихрем вылетают из своих засад и обрушиваются на врага, норовя атаковать «тигров» в борт.

Так проходит день. Что же в итоге? И третий день не дал немцам сколько-нибудь существенных успехов! Только на одном узеньком участке, где немцы еще вчера захватили две деревни, им удалось продвинуться вперед всего на несколько километров. При таких темпах немцам не хватило бы, для того чтобы дойти до Курска, всех танков, которые на протяжении долгих месяцев сооружала промышленность подъяремной Гитлеру Европы. За несколько погонных километров они заплатили сегодня десятками танков и многими самолетами.

Но сознание этого нисколько не утешает наших бойцов. Мы уже привыкли брать, а не отдавать населенные пункты, и подлинный трагизм можно прочесть в глазах молодого воина, который в силу ряда тактических соображений должен временно уйти вот из этой деревни, вот с этого холма, засеянного просом…

Возвращаясь с наблюдательного пункта, мы заехали в один хутор, находящийся сейчас в зоне боя. Все жители его ушли на север. Дома сиротливо глядели пустыми глазницами окон, двери были распахнуты настежь. Молодой автоматчик шел по улице, потупив глаза в землю и повторяя: «Выходит, неустойка получилась с нашей стороны!» – и щеки его заливал жар. На груди этого автоматчика сияла боевая медаль, и мы знали, что он, как и его друзья по оружию, выполнил свой долг до конца. Даже тогда, когда немецкие тяжелые танки ворвались в расположение подразделений капитана Иванова и капитана Долженко, автоматчики и стрелки оставались в окопах, забрасывали немецкие машины гранатами, отсекали и истребляли немецкую пехоту, пока танкисты контрударами уничтожали прорвавшиеся танки.

Сейчас уже глубокая ночь, но бой не утихает ни на минуту. При свете десятков гигантских ракет, подвешенных на парашютах, на поде боя маневрируют огромные армии, насыщенные первоклассным вооружением.

Немцы непрерывно подтягивают из глубины резервы, развертывая на этом узком участке новые и новые дивизии. По нашим фронтовым дорогам тоже идут нескончаемым потоком грозные боевые машины.

Большое сражение 1943 года продолжается…