Текст книги "На фронтах третьей мировой войны. Война радаров"

Автор книги: Юрий Пантелеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Во-вторых, медицина установила предельно допустимые нормы радиоизлучений, считающиеся безопасными для человека. При работе радиолокатора в радиусе сотен метров от него медицинские нормы превышаются стократно. Так что включать комплекс на излучение на территории завода никому бы не разрешили.

В третьих, для обнаружения целей на предельных дальностях нужно иметь свободные от мешающих зданий направления. Не зря на радиолокационных позициях сооружают вышки или насыпают горки, поднимая радары повыше от земли.

Но одного «во-первых» было достаточно для поиска способов проверки характеристик «Алатау». Полную проверку характеристик перенесли на специальный испытательный полигон, в Капустин Яр. Такую проверку проходил не каждый комплекс. А для проверки каждого комплекса пришлось вдали от завода, среди заброшенных торфяных карьеров, в лесу построить собственный заводской полигон. Туда и утянули по бездорожью (дорогу на полигон построили, но потом) первый изготовленный заводом комплекс. И было это за считанные дни до Нового года.

31 декабря было для производственников числом особенным. Сказать «числом магическим» – ничего не сказать! 31 декабря решалась судьба всех усилий. Конец месяца. Конец квартала. Конец года. Либо ты справился с планом – и тогда премия, благодарность, награды. Либо, пусть на один день, ты опоздал – и тогда разнос, выговор, позор. Оправдания в расчет не принимались, никакие.

Казалось бы, зачем так рисковать, оттягивать какие-то работы до самого упора? Не проще ли все сделать спокойно, заранее, пусть не в ноябре, но и не перед самым же новогодним праздником? Как бы не так! Не припоминается производственникам спокойная встреча нового года. Всегда аврал. Так было и в том году. Пока собрали всю аппаратуру от смежников, пока все смонтировали, вывезли, развернули, подошел конец декабря. Георгий часто вспоминал последний график регулировки и сдачи первого подвижного комплекса.

25 декабря – развертывание комплекса;

26 декабря – заявка в ОТК;

27 декабря – проверка ОТК;

28 декабря – устранение замечаний ОТК;

29 декабря – заявка представителю заказчика;

30 декабря – проверка представителем заказчика;

31 декабря – сдача комплекса представителю заказчика.

Представителем заказчика именовалась военная приемка. Даже на второй сотне комплексов процедура проверок многочисленных параметров систем комплекса занимала не по одному дню. А уж на первом-то изделии! И тем не менее этот удивительный график дружно подписали все. И утвердили. Один только начальник производства осторожно приписал замечание: «Согласен при условии выполнения мероприятий». Хотя, какие уж тут мероприятия!

Скомплектовали бригаду из лучших специалистов завода, забросили ее на полигон, в лес. Все понимали, задача невыполнимая. Но за спиной не только завод, но и разработчики, и смежники. Еще не так давно кончилась война. Еще не забылось слово «Надо!». Георгий оказался бригадиром.

В бригаду собрали лучших специалистов завода. Им не нужно было объяснять, как и что делать каждому со своей системой. Главное, что требовалось – это развести их по времени, чтобы операции не мешали друг другу. Чтобы система вращения приемо-передающих кабин не мешала отработке и настройке капризных магнетронных передатчиков, чтобы настройка на излучение антенно-фидерного волноводного тракта не мешала настраивать систему автоматического наклона антенн, чтобы автоматика включения и защиты систем электропитания комплекса не мешала настройке систем подавления организованных помех. Это была хорошая работа. Работали, не делясь на смены, в полигонной столовой завтракали, обедали и ужинали. Спали в дежурке или прямо на полу в кабинах, выручали вновь выданные овчинные полушубки и валенки.

Народ в сдаточной бригаде подобрался, как бы это сказать, без ложной напыщенности, работящий. И грамотный. Молодой. Самолюбивый. Все они только что носом пропахали свои системы при их изготовлении и заводских проверках. Все они уже сдавали свои блоки и системы ОТК и военпредам. А время? Но ведь все планируется на восьмичасовой рабочий день. А в сутках часов втрое больше. Да если со знанием дела. Да если без перекуров. Да если не уезжать с полигона все эти сутки, спать на полу кабин по два-три часа, пока твой товарищ крутит свои ручки на своих блоках, и вскакивать немедленно, если к тебе возник вопрос. И если, ну что скрывать, наплевать на категорическое требование инструкции по технике безопасности, запрещающее находится на полигоне при включенном сверхвысокочастотном излучении более шести часов.

Погода была ровная, морозная. В декабрьском длинном ночном небе сквозь ветви сосен и елей ярко сверкали звезды. Под ногами хрупко скрипел снег. Звенели дребезжащие настырные звонки, предупреждающие о включении систем вращения, периодически зычно ревели сирены включения передатчиков, ровно и натужно гудели вентиляторы систем охлаждения аппаратуры. А работа шла как будто сама собой, без каких бы то ни было заминок или, тем более, разборок. Отличные подобрались ребята! Кто-то наябедничал в инспекцию по охране труда, и из Горького приехал с проверкой инспектор. Он собрал бригаду и спросил, почему нарушаются требования по технике безопасности и охране труда. Не только продолжительность рабочего дня превышает установленные восемь часов плюс четыре часа сверхурочных, но и под воздействием СВЧ-излучений работники находятся более положенных двух часов. Все сказали, что так было надо, что больше такое не повторится. Не сильно им поверив, инспектор поспешил уехать. Ну его подальше, это СВЧ-излучение!

Они сделали почти невозможное, почти. Весь комплекс был проверен, все системы простыкованы, настроены. Все параметры, подлежащие проверке по техническим условиям, измерены, записаны в протоколы, «отписаны» за ОТК, поскольку ребятам приказом директора были предоставлены права контролеров ОТК. И 31-го декабря поздним вечером заказчику-военпреду была вручена заявка на приемку первого подвижного «Алатау»!

И заказчик немедленно возвратил комплекс заводу.

Но второго января на полигоне снова собрали бригаду. Георгия вызвали в командирский домик. Там уже был и директор завода, и начальник выпускного цеха, и заместитель руководителя совнархоза. Георгию объяснили, что сегодня не второе января, а тридцать второе декабря. И что есть возможность продлить декабрь еще на три дня, если бригада берется сдать комплекс заказчику. По полуторной расценке. Георгий сказал, что народ устал, и надо с народом посоветоваться. Ему разрешили. Народ все понял и предложил сохранить двойную расценку, как было в декабре. Раз уж декабрь продлили.

После короткого, но оживленного торга согласие было достигнуто. Комплекс заказчику сдали. В декабре.

Осталось в памяти чувство классно сделанной работы, заснеженные сосны и ели, сквозь лапы которых прорывался колючий свет прожекторов, растягивавший куцые декабрьские дни, скрип чистого лесного снега, мерное гудение вентиляторов и особенный запах свежевыкрашенных прицепов и нагревшихся блоков радиоаппаратуры. С тех пор каждый Новый год начинали встречать возле очередного комплекса…

Сумма технологии

«Но рассуждать о будущих розах —

не есть ли это занятие по меньшей мере неуместное

для человека, затерянного в готовой вспыхнуть пожаром

чаще современности?»

(Станислав Лем «Сумма технологии»)

«Сто конструкторов альбом

На куски терзают.

Два технолога с трудом

Сборку оснащают…»

(«Телега», народная поэма)

Как-то в газете Георгию довелось прочитать о том, что увидели наши журналисты на западногерманской фирме «Грундиг», которая делала очень ценимые в нашей стране да и в мире магнитофоны и радиоприемники. Эту марку увековечил Владимир Высоцкий, помните:

 
   «Вот дантист-надомник Рудик.
   У него приемник „Грундик“.
   Он его ночами крутит —
   Ловит, контра, ФРГ.
   Он там был купцом по шмуткам
   И подвинулся рассудком…»
 

Хорошая была марка, хорошие приемники и магнитофоны. Ценились высоко в нашей стране в эпоху всеобщего дефицита. Настолько высоко, что, как рассказывал один наш нижегородский химик, был такой эпизод на прощальном вечере в ФРГ, куда они ездили то ли перенимать, то ли передавать опыт, то ли заказывать какое-то оборудование. Немец спросил их, что они купили в Германии и везут домой. Кто-то из гостей сказал, что везет домой магнитофон, который у нас стоит две тысячи рублей. Немец спросил, а сколько это, много или не очень? Что у нас еще можно купить за две тысячи рублей? Ему ответили, что за две тысячи рублей можно купить, например, дом в деревне. «Что, что?!» – переспросил изумленный до потери речи немец. И весь остальной вечер с хохотом повторял: «Дом и магнитофон по одной цене! Ха-ха-ха! Дом и магнитофон по одной цене!» Много позже, уже в перестроечные девяностые годы Георгию случилось побывать в Австрии и в той же, ну пусть уже объединенной Германии, и убедиться, что повод для такого безмерного удивления, безусловно, был. Если принять стоимость магнитофона за сто марок, то телевизор стоил тысячу марок, автомобиль – десять тысяч марок, квартира – сто тысяч марок, а дом – миллион марок. Конечно, какой магнитофон и какой дом. Но все-таки! Так что повод для изумления был.

Можно бы и поподробнее поговорить о причудах тогдашней ценовой политики, когда, например, один и тот же самолет МИГ-21, изготовленный в «закрытом» городе Горьком стоил один миллион рублей, в городе-герое Москве – полтора миллиона рублей, а в солнечном Тбилиси – три миллиона рублей. Но это отдельная тема, и тогда надо бы разбираться не только в том, почему магнитофоны были такими баснословно дорогими, но и в том, почему жилье было таким баснословно дешевым. И даже бесплатным! И что было тогда нужнее. И кому.

Но как не вспоминай о преимуществах социализма, приходилось признавать, что магнитофоны «Грундиг» были отменного качества! И наши люди начали допытываться на фирме «Грундиг», как же им это удается: и качество и количество. И цена.

Немцы показали здание своего конструкторского бюро: «Вот секрет наших успехов! Здесь работает у нас две тысячи инженеров». – «О-о!» – сказали наши, – «они там постоянно разрабатывают новейшие конструкции, новые технические решения, отслеживают мировые тенденции в технике…» – «Да», – подтвердили хозяева, – «там работают несколько человек, которые заняты этими вопросами. А остальные тысяча девятьсот девяносто человек работают над тем, чтобы женщина, принятая с улицы, через три часа приступала к работе и не могла сделать брак». Понятно, что для этого нужна оснастка, нужен инструмент, нужна технология.

Технология в той оборонной отрасли, где работал Георгий, зачастую недооценивалась. Это впрямую проявлялось и в численности соответствующих подразделений в разрабатывающих и производственных предприятиях, НИИ, КБ и заводах. Это проявлялось и в штатных расписаниях технологических и конструкторских подразделений. Это было очевидно и по числу научных работников и ученых со степенями кандидатов и докторов наук, по числу написанных книг и издаваемых журналов.

Много раз убеждался Георгий, как можно чудесную, красивейшую техническую идею сделать либо совершенно неработоспособной непродуманным исполнением, либо сделать новое устройство таким дорогостоящим, что никакими достоинствами это не оправдать.

Как правило, цена – это технология.

Пришлось в шестидесятые годы передавать производство специального электровакуумного прибора – магнетрона, применявшегося в качестве мощного генератора в прославленном зенитно-ракетном комплексе (ЗРК) С-75, отлично воевавшем во Вьетнаме, с одного завода на другой. Дело в том, что еще со сталинских времен размещение продукции для серийного выпуска было достаточно произвольным. Уже говорилось о том, как на родном заводе Георгия вместо малогабаритных комбикормовых заводов был запущен в производство огромный радиолокационный комплекс для противовоздушной обороны страны. Завод, где потом пришлось работать Георгию, во время Отечественной войны делал снаряды для «Катюш», затем жиженавозоразбрасыватели на базе грузовика ГАЗ-51, затем метеорологические радиолокаторы, а затем и не только метеорологические.

Так и комплекс С-75, предназначенный заменить в системе ПВО зенитные пушки, был назначен к освоению на старинный орудийный завод. Все перипетии серийного освоения повторялись при каждом таком эпизоде, а им не было числа. Ходят слухи, что народная поэма «Телега» и начиналась с описания именно этого освоения, хотя все они похожи друг на друга. Существовала в рукописных списках стихотворная поэма об освоении выпуска «телег» на заводе «хомутов». Едва ли она широко была известна, так как рукописные издания, мягко скажем, не поощрялись и назывались грозным словом «самиздат». Автор ее и место создания нам не известны. Говорят, что создана она на заводе, осваивавшем знаменитый зенитно-ракетный комплекс С-75. Возможно. На заводе, где работал Георгий, все было очень-очень похоже. Позднее там появились поэмы – продолжения, о модернизации «телеги», о ее испытаниях. Поэмы эти можно увидеть и прочитать в приложении к нашей повести.

Итак, на заводе, получившем задание осваивать зенитно-ракетный комплекс, как это водится, развернули чертежи и стали готовить производство, решать, что делать самим, что размещать по кооперации. Пришли к руководству. – «Вот тут какая-то непонятная штука, какой-то магнетрон. Там внутри вакуум…Напряжения высокие… Радиочастоты…». – «А их кто-то делает?» – «Да нет, специально для комплекса разработан!» – «А что там, какие точности, допуски, обработка? Сложнее автомата?» – «Да нет, не сложнее!»

Вот так и начали на оружейном заводе производство самой тонкой части радиолокационной аппаратуры – генераторного прибора. Оружейники всегда соображали в технологии, и хотя и был этот прибор, пожалуй, не проще пресловутой лесковской блохи, пусть и много побольше ее, но производство его они освоили. И много лет делали, и очень успешно. А за это время менялось руководство страны, создавались и разгонялись министерства. Появилось министерство радиоэлектронной промышленности, затем из него выделилось министерство электронной промышленности, а на этом заводе, относившемся к министерству оборонной промышленности, все делали и делали эти замечательные магнетроны для замечательного комплекса С-75. И писали, и писали письма в Госплан и прочие Военно-промышленные комиссии при Правительстве СССР с вопросом «Доколе же мы будем делать непрофильную продукцию, когда есть для того специальное министерство электроники, которое и делает ее для всех прочих?!»

В конце концов справедливость восторжествовала и замечательный, отработанный годами серийного выпуска магнетрон передали на одно из самых современных предприятий минэлектронпрома – новейший опытный завод новейшего НИИ. Георгию рассказывал эту историю главный технолог электронного завода, который и поехал на оружейный завод принимать оснастку для выпуска этого магнетрона. Он увидел старинный завод, где еще с тех времен под сводами цеха проходил вращающийся вал трансмиссии, и ременные шкивы крутили шпиндели станков, установленных на фигурных литых чугунных рамах, как у больших швейных машинок «Зингер». Технологи-оружейники привычно разбросали операции по станкам – обдирка, первая проточка, следующие операции, шлифовка.

«Забирайте-забирайте!» – обрадовались оружейники. «Хоть вместе с фундаментами!» Ну, да как же это было бы возможно! Пришлось посидеть, разработать программы, все это перевести на новейшие станки с числовым программным управлением (ЧПУ). И запустили производство на новом заводе. Магнетрон, разумеется, получился в соответствии с документацией, в полном соответствии с чертежами. Только вот стоимость магнетрона была у оружейников триста рублей, а надежность, наработка на отказ, три тысячи часов. На новом месте стоимость магнетрона оказалась три тысячи рублей, а наработка на отказ триста часов. А всего лишь смена технологии!

При выпуске «Алатау», громадного комплекса радиоэлектронной аппаратуры, самыми сложными технологическими операциями оказались операции комплексной регулировки, проверки состояния и правильной настройки каждого устройства, каждого блока, каждой системы, каждой кабины комплекса, и последующей сдаче этих параметров ОТК и военпредам. После опыта регулировки и сдачи первых комплексов было решено разработать технологическую инструкцию по проверке и сдаче комплекса на заводе – «Объем и последовательность операций по регулировке и сдаче изделия». Это было не просто, это было интересно. Ведь все системы перевязаны между собой, и нужно было построить оптимальный ход через сложный лабиринт взаимосвязей. Может быть, это было самое сложное и самое нужное из того, что приходилось делать Георгию за все время его работы. Это он стал понимать много-много позже, побывав и заместителем главного конструктора комплекса, и заместителем главного инженера завода, и главным конструктором.

Именно последовательность действий, с учетом их взаимосвязи, с учетом времени, потребного на их исполнение, с учетом места их выполнения – вот что лежит в основе любого успешного дела, будь то созидание новой техники, будь то военные действия, будь то строительство любого сооружения. Но это только одна из основ. Другая основа – это требования к тем, кто будет выполнять заданные операции.

Эти вещи связаны куда теснее, чем можно себе представить. Чем тщательнее отработана технология, тем проще требования к персоналу, тем короче время производства, тем выше конечное качество продукции! Чем меньше внимания уделено технологии, тем больше надо додумывать исполнителю, тем выше требования к его квалификации, к его добросовестности, к его мотивации, тем больше вероятность ошибки исполнителя и тем дороже цена такой ошибки.

И это справедливо на любом уровне – и на уровне рабочего места на предприятии, и на уровне директора, и на уровне чиновника в областном правительстве, и на уровне президента страны.

Кольцо обороны Москвы

«Страна моя, Москва моя,

Ты самая любимая!»

(Из песни тех лет)

Электрички от одного из столичных вокзалов отходили часто. Несколько остановок – и с утренней электрички сходили группы военных и гражданских лиц. Остановка была ничем особенным не примечательна. Обычная платформа. Ни деревни, ни поселка у платформы не было. Лежало за ней ровное, слегка вздымающееся к середине невспаханное поле, поросшее травой. Вправо уходила узкая асфальтированная дорога. За полем, пониже платформы, виднелся обычный подмосковный лесок, а справа, где-то за километр, дорога огибала небольшой поселок, окруженный забором, и сворачивала в тот же сосновый борок.

Утром электричку ждали автобусы, где собранные ребята в солдатских мундирах проверяли документы у пассажиров, среди которых был и Георгий с группой работников завода. Автобус высадил их у городка, и поехал дальше, в лесок. На поле слева махали лопастями два небольших вертолета, видимо это был местный аэродром.

За забором городка возвышались четыре кирпичные башни, метров по двадцать-тридцать высотой, а на самом их верху красовались вращающиеся кабины с ажурными антеннами – два дальномера и два высотомера – новейший радиолокационный комплекс «Алатау», месяц назад ушедший с завода, откуда и приехала бригада Георгия на его развертывание и ввод в строй.

Таких «точек» было четыре вокруг Москвы. Последнее, внутреннее кольцо ПВО, 25 километров от Кремля. Были и еще несколько внешних колец обороны, но это был, так сказать, «последний рубеж». Невдалеке крутились граненые колеса антенн мощного зенитно-ракетного комплекса, целеуказание которому и должен был давать «Алатау». Красиво смотрелся «Алатау» на вышках. Две пятнадцатиметровые антенны дальномеров на противоположных сторонах вращающихся кабин чем-то напоминали спустившихся с неба огромных орлов с распластанными крыльями. Вытянутые вверх качающиеся антенны высотомеров, как открытые ладони приветливо кивали горизонту, похожие на всматривающихся вдаль богатырей.

Это был первый комплекс, выпущенный заводом для несения боевой службы, первый из четырех, вставших на ближнем кольце обороны Москвы. Специально для этих точек комплекс был выполнен в стационарном варианте, основная аппаратура была изготовлена в виде отдельных шкафов-стоек, размещенных в подземных залах. Там же размещались и индикаторы – экраны кругового обзора у дальномеров и растровые «дальность-высота» для высотомеров.

«Алатау» менял на этих позициях заслуженный и, пожалуй, лучший радиолокатор ПВО, стоявший здесь ранее – «П-30». Георгий и его друзья-студенты изучали его на военной кафедре в институте, в расписании занятий эти часы обозначались таинственно – «Дисциплина А». Затем он и его товарищи проходили короткую практику в действующей воинской части во время военных сборов после четвертого курса.

Отработанный годами, прошедший ряд модернизаций на серийном заводе, этот радар дал Георгию не меньше, чем теоретические курсы, прослушанные в институте. Было видно, как практические требования военной службы, заводских условий преображают известные теоретические схемы в реальные конструкции, которые можно серийно собирать, проверять, эксплуатировать и ремонтировать. Ремонтировать технику пятидесятых – шестидесятых годов приходилось, к сожалению, часто. Куда чаще, чем хотелось бы. Для этого в схемы всех устройств повсюду включались контрольные приборы, гнезда для их подключения, выводились на передние панели регулировки, регулировки, регулировки.

Георгий как-то подсчитал, что только в одной из систем «Алатау», системе защиты от помех, впервые введенной разработчиками, было две тысячи регулировок! Именно эту систему, как тогда говорили, сопровождал Георгий. Но, поскольку его назначили старшим бригады, проверять, настраивать и сдавать расчету радиолокационного комплекса параметры всех систем пришлось и ему, вместе с бригадой.

Были, были у Георгия сомнения, когда на вновь построенном заводе ему с товарищами – молодыми выпускниками института пришлось осваивать производство «Алатау». Как-то несерьезным казалось многое. И то, что освоение такого большого и сложного комплекса поручено заводу, едва вступившему в число действующих, и расположенному в небольшом поселке около Горького, где и кадров-то нужных не имелось. И то, что на освоение этой сложнейшей техники были брошены они, свежеиспеченные выпускники, без практического опыта разработок и без производственного стажа. И то, что в головном институте разработчики документации «Алатау» как будто и не видели той же радиолокационной станции «П-30», хорошо знакомой Георгию по военной кафедре. Чувствовалась некая неотработанность и спешка и в технических решениях, и в конструктивном исполнении, и в эксплуатационной документации. Это было тем более странно, что и разработчиком первого варианта «П-30», называвшегося «П-20», был тот же самый институт. От старших товарищей ребята знали, что «Алатау» не был в институте основным изделием. В качестве основного радара ПВО проектировался совсем другой локатор.

Иногда Георгий и его товарищи думали, что их завод и их радиолокационный комплекс что-то вроде ложного аэродрома, средство большой дезинформации противника. А где-то делается настоящая, современная, «главная» техника, которая и будет обеспечивать противовоздушную оборону страны.

И вдруг – последнее кольцо обороны Москвы! Двадцать пять километров от Кремля! Неужели это лучшее, что сегодня есть в стране? Да, похоже, так оно и оказалось.

Ситуация эта сложилась не вдруг. Как представилось это Георгию позже, когда он побывал на главных полигонах ПВО страны, по рассказам старших, бывалых разработчиков, здесь не обошлось без волюнтаристских решений Хрущева, «дорогого Никиты Сергеевича». Соревновались две системы построения отечественной противовоздушной обороны: территориальная и объектовая. Эти две системы противопоставлялись постоянно, и соперничество между ними так и не закончено, потому что свои преимущества есть у каждой из них. Объектовая оборона ясна и понятна. Есть защищаемый объект, именно на уничтожение этого объекта нацелена атака противника, значит именно у этого объекта и надо сосредоточить мощное оружие отражения атаки – радиолокаторы, зенитные ракеты «земля-воздух», зенитные орудия. Но время, время! Если не подготовить всю эту технику к работе, к бою – она не сумеет выполнить свою задачу, ее просто не успеют включить, так как противник, безусловно, постарается действовать скрытно. Конечно, хорошо бы держать всю объектовую оборону постоянно включенной, теоретически это возможно. На практике же это не реально из-за огромных финансовых затрат, вызываемых сравнительно небольшим моторесурсом технических средств ПВО, их конечной надежностью, потребностью в периодическом ремонте, следовательно – в многократном дублировании техники и т. д. Да и разведка противника заблаговременно выведает всю необходимую информацию для организации противодействия системе ПВО – от радиоборьбы путем постановки радиопомех до прямого нападения на средства ПВО.

Зато объектовая система обороны базируется на стационарных позициях, которые легко использовать при модернизации техники. Здесь легче найти необходимые кадры для поддержания всей этой техники в готовности, легче создать бытовые условия для обслуживающего персонала. Есть еще и ситуации, где без объектовой обороны в принципе не обойтись, например оборона одиночного корабля. Или оборона Москвы.

Много позже, когда «Алатау» было развернуто уже не один десяток, и отовсюду шли жалобы на ненадежную и сложную аппаратуру защиты от помех, Георгию случилось встретиться с офицером, служившим на той, первой его подмосковной точке. «Что, защита у вас не работает?» – «Ну, почему же, работает.» – «А вы, что, ее включаете!?» – «Разумеется!» – «А когда же вы включаете режим защиты?» – «Да как входит цель в помехи, так и включаем.» – «И работает?» – «Работает!» – «Да как же это у вас работает, когда ни у кого не работает?!» – «А у нас на этой аппаратуре майор сидит!»

Вот что значит Москва! И должность смогли найти, и толкового офицера!

Кстати, подобная аппаратура в зенитно-ракетном комплексе С-75 тоже работала, и работала неплохо. С офицерами в зенитно-ракетных войсках (ЗРВ) тоже было полегче, чем в радиотехнических войсках противовоздушной обороны – РТВ ПВО.

Мы отвлеклись. Вернемся к двум концепциям ПВО – объектовой и распределенной.

Чтобы преодолеть главный недостаток объектовой ПВО – недостаток времени на подготовку к отпору нападающей стороне – приходится вводить предполье. На удалении от объекта строится еще одно, и еще одно кольцо ПВО, уничтожающее средства воздушного нападения на подлете, и предупреждающее внутренние кольца о нападении.

В конце концов над территорией создается сплошное радиолокационное поле, по данным которого наводятся и ракеты, и самолеты истребительной авиации. По данным поля приводится в готовность объектовая оборона.

Заманчивой оказалась доктрина сплошного радиолокационного поля. Георгий слышал, что на испытаниях комплекса объектовой обороны, «Пирамида-Урал-Даль», генеральным конструктором которого был Лавочкин, тот самый великий авиаконструктор, присутствовал лично Никита Сергеевич Хрущев. Техника была громоздкой, сложной, и как все опытные образцы, не отработанной и ненадежной. Сбои в работе срывали наведение ракет, которые тоже входили в состав комплекса. (Их долго еще после этого возили на парадах по Красной площади). А еще скончался Лавочкин… Говорят, Никита Сергеевич спросил, какие есть альтернативы. И тут под руку попался мобильный вариант стационарного зенитно-ракетного комплекса. Характеристики его были и по нынешним временам впечатляющими.

Кстати, именно очередная модификация этого комплекса повинна в уничтожении украинскими силами ПВО российского пассажирского самолета в 2002 году над Черным морем, аж за 200 километров от места запуска ракеты. Очевидно, сами украинские военные никак не собирались сбивать пассажирский самолет за двести километров от полигона. И не сбили бы, если б действовало то сплошное поле ПВО страны, которое столько лет создавали над СССР. Самонаводящаяся ракета летела через все Черное море, мимо Геленджика, где на горе Плоская Георгий вводил в строй и проводил испытания модернизированного «Алатау», мимо Гудауты, где стоял такой же комплекс. Эти радиолокационные комплексы подобные ракеты обнаруживали даже в условиях помех, а уж в свободном-то пространстве проблем с обнаружением не могло быть. Но… Ракету запускала (и потеряла из виду) «незаможна и незалежна» Украина, Гудаута оказалась в самопровозглашенной Абхазии, а Геленджик – в России. И если раньше в считанные минуты непослушную ракету обнаружили бы и уничтожили, то теперь взаимодействие ПВО трех государств – это проблема! Ракета была потеряна, невинные люди погибли.

Итак, Никите Сергеевичу Хрущеву предложили в качестве основы ПВО мощный мобильный зенитно-ракетный комплекс. Комплекс оказался много сложнее, чем уже существовавший знаменитый зенитно-ракетный комплекс ЗРК С-75, сбивший 1-го мая 1960-го года над Свердловском американский высотный самолет-разведчик У-2, а позже сбивший такой же самолет-разведчик над Кубой во время карибского кризиса шестьдесят второго года.

Новый ЗРК был более мощным и, соответственно, более громоздким, чем С-75. Правда, за счет большей мощности и концентрации энергии в узком луче он способен был пробивать помехи, которые активно применялись для преодоления ПВО. Но такая концентрация энергии оказалась и недостатком, так как для наведения этого узкого луча нужно было дать направление на цель и координаты цели. Посчитав эту задачу более простой, чем наведение ракеты на цель, ее возложили на радиолокационное поле, на радары, формировавшие это поле. И тут выяснилось, что старые радиолокационные станции становятся слабым звеном, имеют малый потолок обнаружения и достаточно легко забиваются помехами. Здесь и потребовался радиолокационный комплекс «Алатау», с передатчиками большой мощности, с большими антеннами. Он должен был обеспечить целеуказание комплексам зенитно-ракетных войск ПВО.

Апробация «Алатау» была проведена на кольце обороны Москвы. Вопреки всем сомнениям, первые образцы «Алатау», изготовленные впервые на новом радиозаводе, (а фактически – общими усилиями горьковского совнархоза) без каких-либо доработок удалось сдать представителям заказчика – военпредам и воинскому расчету. А благодаря близости к Москве квалификация расчета была повыше, чем где-либо на периферии, что и помогло этим первым комплексам честно отслужить положенный срок.