Текст книги "На низком старте (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Глава 12

Глава 12

Ночью тело отдыхает, набирается сил, что-то в себе ремонтирует, как вроде бы ремонтирует и мозг, однако мой трудится и во сне. Сегодня начал выныривать из его глубин с мыслью, что помимо государственных и полугосударственных институтов, где работают с проблемами старческих болезней, вот-вот начнут строится медицинские центры, полностью финансируемые миллиардерами.

Новые хозяева дадут больше свободы научным работникам, не станут загружать многочисленными отчетами, но если государство уже знает, что от фундаментальной науки немедленной выгоды ждать нельзя, то новые хозяева потребуют как можно быстрее разработать для них бессмертие, или хотя бы остановить старение.

Пусть для остановки старения одного человека ученым потребуется сто миллионов долларов или даже сто миллиардов, они эти деньги получат, потому что этим человеком будет хозяин проекта, а для себя любимого никаких денег не жалко.

Увы, еще не знают, что проблема намного сложнее, чем кажется даже самим ученым, хотя те стараются видеть дальше гениев финансов. Даже до продления жизни еще далеко, а когда это поймут, интерес потеряется, многие институты перестанут финансировать вообще, а деньги будут переброшены на покупку дорогих яхт и островов в Карибском море.

Наконец остатки сна испарились, я наконец расслышал как с кухни доносится осторожное позвякивание посуды, ноздри уловили аромат жареного мяса с острыми специями.

Мозг, не желая прерывать важную мысль, напомнил мне твердо, даже вроде бы притопнул ногой, высказывание Черчилля о революции в России: . «Судьба обошлась с Россией безжалостно. Ее корабль затонул, когда до гавани оставалось не более полумили», так и здесь надежды на скорое достижения бессмертия развеются как раз тогда, когда до него останется два-три шага.

К тому же либералы и защитники всяческих прав, в том числе прав эмбрионов, спохватятся и начнут принимать закон за законом, ограничивающие науку или связывающие руки ученых множеством постановлений, указов, запретов и предписаний, как жить и над чем работать.

В моих же планах помимо ускоренного развития медицинских исследований еще и жажда придать затурканному и загнанному в подполье биохакингу ореол доблести, престижа и героизма. Чтобы даже серьезные академические ученые смелее и без оглядки ставили рискованные эксперименты на добровольцах, которых тьма.

Да, будут и смертные случаи. Зато какой выигрыш даже в случае единственной удачи!

Я вышел из ванной, Гандзя Панасовна повернулась от плиты, щеки раскраснелись от жара, глаза довольно блестят. Женщины всегда чувствуют себя уверенно, когда готовят, и когда есть чем накормить мужчину. Естественный отбор выгранивал это миллионами лет, и чтобы изменить, понадобится перекроить всю биологию.

– Рано встаешь, – упрекнул я.

– Чтобы успеть, – ответила она.

Чтобы успеть, это накормить, одеть, подать меч и щит, проверить плотно ли застегнут на спине доспех, сказать на дорогу, что в доме все хорошо, по возвращении ждет сытный ужин, отдых и нагретая постель.

Я уже заканчивал с мясом, когда наконец села напротив, спокойная и умиротворенная, что все сделано, а кофе будет готово в момент, когда отодвину пустую тарелку.

– Хорошо прожарено, – сказал я с удовольствием. – Ни больше, не меньше! Тютелька в тютельку.

– Плита программируемая, – напомнила она. – В какие деньжищи влетела, подумать страшно.

Я отмахнулся.

– Прежнюю все равно пора было менять на импульсную, вся истлела. А сейчас все норм, в ногу со временем.

– Это забегание вперед, – сказала она. – Что-то не видела у соседей таких плит.

– Надо забегать, – ответил я серьезно. – Соседи увидят и тоже потянутся. И вообще... чем больше нас побежит вперед, тем скорее кто-то добежит до цели.

Она смолчала, уловив, что говорю уже не о ее плите.

В Москве квартиры от пяти тысяч долларов до двадцати. Через три года цена взлетит до ста тысяч и даже двухсот. В новостройке Южного Бутова, где на этапе закладки фундамента квадратный метр стоит двести восемьдесят долларов, к моменту сдачи дома стоимость поднимется до четырех тысяч.

Я выждал, когда на улице Скобелевская начали строить четыре башни по двадцать четыре этажа, в одной купил полдюжины трехкомнатных, а в другой весь этаж.

Это не для перепродажи или ренты, для меня такое уже семечки, а для незначительных подарков друзьям или тем из перспективных сотрудников, кому нужно помочь, чтобы удержать в России.

Когда здесь началось то, что тогда назвали «перестройкой и ускорением», но потом «ускорение» стыдливо опустили, раз уж получилось не ускорение, а резкое замедление, перешедшее в пикирующее падение, то осталась только «перестройка», уж ее заметили и ощутили на своей шкуре все.

Перестройка вскоре переросла в жуткую разруху, с прежней властью рухнули и все связи, на которых держалась страна.

Предприятия начали массово закрываться, потерявший работу народ распродавал все из квартир, только бы купить кусок хлеба, а в города перестали подвозить из сел продовольствие.

Когда я второй раз проходил эту линию, уже зная что впереди и к чему приведет, чувствовал себя готовым к любым неожиданным дефолтам, тектоническим сдвигам и потрясениям.

Ничто не застало врасплох, потому прошел жуткий период беззакония и бандитизма тихо и незаметно с парой миллионов долларов в начале перестройки и десятком миллиардов в конце.

Дальше оставалось умело вкладывать то в нефть, то в строительство, зная как где повернется и что сфокусимит..

Юридическая фирма показала себя во всем блеске, хотя и ситуация в стране, конечно, подыграла. Участки удалось скупить достаточно дешево, а главное, быстро.

Прежние собственники еще не успели вывезти личное имущество, как прибыли бульдозеры, а следом два экскаватора, готовые рыть котлован под нулевой цикл.

Когда поздно вечером приползаю домой, то-есть, в съемную комнату, Гандзя Панасовна встречает робкой и виноватой улыбкой. По ее понятиям, виновата с головы до ног с моим появлением. И хотя нужда заставила пустить богатого постояльца на постой, но не обязательно же вот так, совсем непристойно, как можно, да и еще когда и дочь со мной в непристойных отношениях.

Я потер одна о другую ладони, повел носом.

– Пахнет просто здорово!.. А я проголодался, как волк.

– Только что приготовила, – ответила Гандзя Панасовна. – Очень удобно, когда этот карманный телефон. Вы правда звонили на ходу из автомобиля?

– Правда, правда.

– Чудо какое!.. Это ж какое облегчение...

– Привыкнут, – заверил я, – перестанут замечать.

– Но сейчас-то бешеные деньги стоит?

– Все удешевляется, – ответил я. – Даже отношения.

Она принялась вытаскивать из духовки кастрюли, а я заскочил в ванную комнату, отлил, сделал вид, что помыл руки, то-есть, на пару секунд открыл кран и дал пожурчать тугой струе, на кухне слышно, вышел уже неспешный, пригладил волосы.

На столе две тарелки, Гандзя Панасовна все еще смущается ужинать со мной, все время боится объесть, просто мания какая-то, щепетильность честной бедноты, но я, как доминант, настоял, чтобы и себе положила столько же.

Она с покорным вздохом опустилась напротив, ждет, не касаясь ножа и вилки.

– С Богом, – сказал я бодро. – Как здорово, когда голоден... а на столе вот такое!

Она польщенно улыбнулась.

– Из хороших продуктов готовить легко.

Я ухватил нож и вилку, а Гандзя Панасовна проделала все это же робко и деликатно, все еще стесняясь. Ест тоже с предельной щепетильностью, очень аккуратно соразмеряя каждое движение, как воспитанница института благородных девиц, а я вот жру, как охамевший пролетарий, что не мешает ей любоваться моим зверским аппетитом.

– Очень, – пробормотал я с набитым ртом, – Весьма так... Божественно!.. Прям Олимпиада какая-то!

Она успела освоить только крохотный кусочек мяса и пару листиков травки, когда я уже очистил половину тарелки, потому опустила нож и вилку, повернулась к кофейному аппарату.

– Точно кофе?

– Обязательно, – подтвердил я. – Ничего, после кофе сплю как медведь!

Не поднимаясь со стула, она коснулась нижней кнопки. Зажглась надпись «крепкий», жернова с треском начали размалывать зерна.

Гандзя Панасовна повернулась к столу, на лице и восторг, что такой умный аппарат, и неловкость, что это я все купил один, а пользуемся вместе.

Кофе пьет только утром, потому приняла от меня пустую чашку и переставила в мойку, не поднимаясь из-за стола, на таких малогабаритных кухнях все в пределах протянутой руки, а я поднялся и потащился в спальню.

Вдуть ей на кухне или в коридоре не удается, стесняется, это же разврат, обязательно нужно в постели и укрыться одеялом, хотя в последнее время все чаще удается и без покрывала.

Но и в постели наотрез отказывается снимать ночную сорочку, потому перед сном задираю до подбородка, и, ухватившись за сиськи, погружаюсь в спокойный крепкий сон довольного жизнью человека, которому каким-то чудом пока что удается делать все хорошо и правильно, хотя задачу поставил перед собой сложнейшую, опасную и какую никто никогда перед собой не ставил.

После вязки, что для здоровья и хорошего цвета лица, она произнесла тихо и пряча глаза:

– Оксанка прислала телеграмму. Прилетает послезавтра...

На минуту повисло неловкое молчание, даже я, повидавший больше Гильгамеша, сказал бодро:

– Вот и хорошо! Как-то спокойнее, когда дите дома.

Она промолчала, совместному спанью конец, а если не конец, то как, это же неприятное выяснение, которого всем хочется избежать...

Эту ночь впервые сама прижималась ко мне, тихо и робко ласкалась, как-то неумело даже, словно раньше не приходилось. А может, и не приходилось. У простых людей все простое, не до телячьих нежностей в постели.

Я чувствовал ее тоску и нежелание обрывать такое счастливое существование, сочувствующе сопел, обнимал ее долго и крепко, пока не провалился в сон.

Утром на скупленные участки пришли бульдозеры. Я вышел из машины и сразу услышал радостный треск. Мощные механизмы принялись сносить ветхие домики, сараи, баньки и дворовые туалеты. Даже машинам нравится ломать и крушить, они же продолжение наши.

Следом прибыли два экскаватора, операторы присматриваются с какого места начинать рыть котлован, чешут затылки, заговорщицки поглядывают по сторонам.

Набежали соседи, разбирают доски из сломанных сараев, в хозяйстве все пригодится, жадно выспрашивают, что будет построено, найдется ли какая работа и местным.

Строители отшучиваются, пришлось взять слове мне. Объяснил степенно, что нужны будут рабочие, в первую очередь слесари, электрики, водопроводчики и даже уборщицы. Жалованье будет высокое, но и требования тоже. Пьяных будут увольнять моментально, а работать придется не как при советской власти, когда лишь создавалась видимость: вы делаете вид, что нам платите, а мы делаем вид, что работаем.

– Прошло то время, – закончил я, – когда на каждом заборе висело объявление «Требуются на работу» с перечнем всех профессий и специальностей. Теперь требуется не количество, а качество. Подумайте, а то знаю таких, даже устраиваться на работу являются вдрабадан!

Смотрят с недоверием, сейчас же все врут, время такое, как такое можно, что людей на работе будет хватать, однако я смотрел серьезно, дескать, на хорошую работу всегда желающих много, можно отбирать, начали переглядываться, вздыхать, что это за жизнь будет, если нельзя на работу пьяным?