Текст книги "Вадбольский 3 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Когда перевёл взгляд на меня, глаза смотрят уже ясно и строго.

– Сам?

– Сам, – подтвердил я и, чуть помявшись, добавил, – как дедушка учил…

– Запах знаком, – пробормотал он, – но очень уж… Вы позволите?

Он вынул из нижнего ящика пустой бокал, плеснул из бутылочки на самое донышко, поднес ко рту, осторожно лизнул самым кончиком языка.

Я ждал, а он покачал головой, взглянул на меня с уважением.

– Это же намного сильнее, чем стандартный восстановитель!

– Я старался, – сказал я скромно. – Радамес Иванович, у меня к вам просьба.

Он насторожился, буркнул:

– Какая?

– Доступ в отдел библиотеки, – пояснил я, – что для преподавателей. Увы, меня туда не пускают, как я ни танцевал перед библиотекарями.

Он хмыкнул.

– Даже перед Автандилом Михайловичем?

– Даже, – ответил я скорбно. – Ни на кого моё обаяние не действует. Думаю, у них какая-то защита. А так я всё прочел, всё усвоил. Мне бы дальше, выше и глыбже…

Он снова понюхал, допил из фужера последние капли, а мой флакон тщательно заткнул и придвинул по столу в мою сторону.

Я выставил перед собой ладони.

– Нет-нет, Радамес Иванович, я так счастлив, что вы оценили мой труд!.. Это вам, себе я легко сделаю ещё. И вам, только скажите.

Он нахмурился.

– Легко?

Я сказал с сильнейшей неловкостью, пусть так это видит:

– Ну, чуточку бахвальства, так хочется… но всё же сумею.

Он смотрел на меня исподлобья.

– А что именно хотите отыскать в закрытом от учеников отделе? Там нет учебников.

– Мне нужны записи, – сказал я, – что так и не вошли в трактаты, тем более, в учебники. Отвергнутые, глупые, причудливые. Даже в учебниках, как чует моя трепетная душа, недостает фундаментального понимания, что такое магия и как должна работать.

Он усмехнулся.

– Должна… ключевое слово. Пока что, юноша, мы знаем, как она работает. В ряде случаев. И не знаем, почему не работает в других. Пока что науки о магии нет, все правила созданы на получении одинаковых результатов при одинаковых заклинаниях. Но мы пока не знаем, почему получается именно так. Магия пока что не наука.

Я сказал умоляюще:

– Для того и хочу посмотреть на сумасшедшие гипотезы!

Он неожиданно усмехнулся, перевёл взгляд на склянку с моим зельем.

– Вы настойчивый юноша. Возможно, именно такие вот упертые что-то поймут в таком сложном и запутанном предмете.

Он быстро написал на бумажке несколько слов и протянул мне.

– Отдадите заведующему библиотекой!

Во дворе пусто, перемена уже закончилась, никто меня не остановил, никому в зубы не дал, торопливо добежал до библиотеки и поспешно нырнул за дверь, откуда всеми фибрами чувствую тишину, спокойствие и умиротворение вечности.

В зале выдачи книг старый гном по имени Леонкавалло так и эдак поворачивал перед подслеповатыми глазами писульку от Монтеверди, нюхал, чуть ли не лизнул, стараясь точнее определить магический запах, наконец сказал с сомнением:

– Хорошо, но записи не выносить даже в общий зал, обращаться бережно, ничего не воровать…

– Я чту ценные труды, – перебил я, – и тех, кто их хранит и бережет!

Он хмыкнул, принимая комплимент, кивнул в сторону запертой двери. Створки распахнулись по взмаху его руки, я переступил порог, дверь тут же захлопнулась на случай, чтоб больше никто даже не заглянул.

Я просидел там пару часов, торопливо перелистывая записи, учебников там в самом деле нет, как и вообще талмудов, лишь подшитые вместе листы, а где-то и вовсе отдельные записи на разрозненных листках бумаги.

В какой-то момент зеттафлопник подал голос:

– Ты не мог бы листать быстрее? Некоторые гипотезы совсем идиотские, а парочку интересных уже скопировал. Кто бы подумал, что с таким багажом знаний можно вот так заглядывать далеко и точно!

– Озарения, – ответил я. – Бывают редко, зато сразу скачок через две-три ступени… Ладно, на сегодня хватит. Я отложил просмотренные вон в тот угол, в следующий раз лопатим от того шкафа и до обеда! Или пока не выгонят.

– Во дворе Горчаков, – сообщил зеттафлопник. – Судя по данным радара, идет сюда.

Я повернул голову, даже при полном сосредоточении, по ту сторону стены в дворе двигаются полсотни багровых силуэтов, без помощи зеттафлопника не сумел бы понять, какой кому принадлежит.

– Выходим, – сказал я зачем, – Кто знает, у него могут быть доступы во все закрытые для нас, простых курсантов, места!

На выдаче Леонкавалло поднял голову и уставился на меня странно немигающими глазами.

– Ну как, наглотались пыли?

Голос его звучал саркастически, я ответил с великим почтением:

– Господин Леонкавалло, пыль знаний пьянит сильнее лучшего вина!.. Библиотеки – настоящие сокровищницы, о чем остальной мир не догадывается, и вы в лучшей из них! Как я вам завидую!

Он неожиданно улыбнулся, зубы белые и ровные, а улыбка оказалась вполне человеческой и почти дружелюбной.

– А вы правильно всё понимаете, юноша. Гм, а с виду… Приходите ещё.

– Обязательно, – пообещал я с жаром. – Я правда вам завидую!

Глава 9

Едва вышел из библиотеки, увидел идущего навстречу Горчакова. Сердце кольнуло недобрым предчувствием, Горчаков увидел во мне нечто непривычное, пытается разобраться, а это значит, я у него как жук под лупой.

– Привет от заморского шпиёна, – сказал я весело, стараясь его опередить, – а что глаголит твой отец, тем более, твой дядя?

Его брови красиво приподнялись в вопросительном жесте.

– Ты о чем?

Я пояснил так же легко, словно общаемся насчёт погоды в Санкт-Петербурге:

– По поводу твоих инсвинуаций, как говаривала леди Слипслоп, насчёт меня? Ну, что я чуть ли не британский засланец красть наши страш-ш-шные тайны?

Он взглянул в изумлении.

– Зачем?.. Разгадаю, моя заслуга, не разгадаю – никто не узнает, что я… гм… не сумел.

И расхохотался, глядя в моё обескураженное лицо.

– Привыкай, Вадбольский! Здесь все друг друга в чем-то подозревают. Кто беспечен – того сжирают.

– Естественный отбор, – сказал я со вздохом. – Вроде бы уже умные, почти человеки, а от биологии никуда.

Он всмотрелся в меня с интересом.

– Возможно, ты даже не знаешь, что сильнейший маг в империи – сам Император?

Я широко распахнул глаза.

– Правда? А как же Церковь?

– А что церковь, если магия вот она? Значит, всё по воле Господа, и если Он позволяет магию, то либо проверяет людей в стойкости и вере, либо наказывает за грехи.

– Тоже мне наказание, – буркнул я. – Маги сильнее простых простодырых христиан, вот-вот захватят мир…

Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной.

– Ошибаешься, Вадбольский. Какой там захват мира? Большинство наших курсантов только и думают, как после окончания училища устроиться на тёплое местечко в столице! Да и то не своими усилиями, а с помощью родни, связей. А пока отлынивают от учебы, головы забиты барышнями, пьянкой, скандалами…

Я демонстративно поморщился.

– Испанский стыд! А как же мечта о доблестной службе Отечеству? Где горение юных сердец?

Он сказал посерьёзневшим голосом:

– Потому к тебе и присматриваются, ты сам это ощутил. Империи нужны амбициозные.

– С амбициозными сложности, – напомнил я. – Да и рано, мы всего лишь курсанты.

Он хмыкнул.

– Хороших мужчин разбирают щенками!

– Так говорят старухи, – напомнил я, – что подыскивают женихов для своих только что родившихся внучек!

Прозвенел звонок, во двор высыпали гурьбой курсанты, часть ринулась в столовую, ещё больше устремились на женскую половину двора продолжать флирт, как без него жить, гормоны бурлят и бытие определяет сознание, я увидел как из женского корпуса вышли Иоланта и Глориана, они же почти равны по статусу: Иоланта принцесса крохотного королевства, а Глориана – великая княжна императорской семьи.

Иоланта первой увидела нас с Горчаковым, стрельнула глазами и указала Глориане кивком.

Глориана вскинула над головой зонтик, лицо решительное, направилась в нашу сторону. Я засобирался сбежать, Горчаков как раз смотрит на меня с подчеркнутым превосходством, но не рода, а своих знаний, только в этом случае я не чувствую себя оскорбленным.

– Так, – подчеркнул он веско, – говорят везде. И в Генштабе тоже. Ещё не решился признаться? Я твой друг, не выдам!

Я вздохнул обреченно, Глориана ещё далеко, успеваю сбежать, сказал с неохотой:

– Ладно, ты меня раскусил. Мой настоящий титул…

Он сказал жадным шёпотом:

– Говори, я никому!

Я посмотрел по сторонам и добавил ещё тише:

– Мой главный титул… барон! Моя тайная резиденция – Невский проспект, дом девяносто шесть. Приглашаю в гости!

Я сделал глупо-счастливое лицо, кивнул и поспешно отступил, начал разворачиваться для побега, но взгляд зацепился за полное раздражения лицо надвигающейся, как ураган, Глорианы, надменное и спесивое, а злой взгляд говорит, что прекрасно понимает мой маневр насчёт удрать, и если я попытаюсь, то остановит грозным окриком, услышат все во дворе.

Я сделал радостное лицо, воскликнул патетическое:

– О, ваша светлость! Как мы счастливы, как мы счастливы!..

Горчаков бросил на меня полный недоумения взгляд, а он чего это счастлив, он тоже князь, сын светлейшего князя, но ничего уточнять не стал, покачал головой.

– Вадбольский, не хами… Ваша светлость, счастлив вас видеть. К сожалению, срочно нужно к ректору, прошу меня извинить!

Глориана даже не проводила его взглядом, подошла и уставилась в меня холодными, как все льды Антарктиды, глазами.

– Иоланта говорит, ты совсем не в восторге от нового рейда в Щель Дьявола?

Я вспикнул пугливо:

– Ваша светлость, как я посмею!.. Под вашим венценосным предводительством… я безумно счастлив, вот щас чепчик в воздух брошу!.. Да хоть на край света, а можно и дальше!..

В её глазах плещется море жидкого азота, мне показалось, что осень мгновенно сменилась зимой с её вьюгами и стужей, а в воздухе искрятся мелкие льдинки.

– Тогда будь готов, – произнесла она холодно. – На днях нас туда доставят.

Я воскликнул истово:

– Вот щас всё брошу и побегу!.. Всё, как скажете, ваша светлость!..

Похоже, у неё с юмором нелады, лишь благосклонно кивнула и осведомилась:

– Что-то в библиотеке искали?

– Да, ваша светлость, – сообщил я преданнейшим голосом. – Пытался найти ответ на важнейший вопрос касательно пути человеческой цивилизации! С бакулюмом более-менее стало понятно, хотя и неясно, однако проблема баубеллюма спать не даёт! Почему он почти редуцирован, если для эволюции как бы нужен?

Её глаза стали круглыми, но выражение лица не изменила, княжна из императорской семьи не может показать себя в чем-то незнающей, у неё же лучшие в империи учителя и наставники, лишь бросила надменно:

– Если для вас это так важно, уточню у своих… преподавателей.

– Да-да, сказал я. – Пусть ответят вашей светлости! А то ишь, только щеки надувают! Пусть подробно и со знанием дела объяснят, иначе какие они преподуны княжеской семьи? Даже великокняжеской? Это же важный философский вопрос на стыке наук, философии и первичной этики. А вы потом великодушно меня осчастливите подробностями.

Он кивнула со всей надменностью императрицы галактики, изволив отпустить меня по своим мелким насекомьим делам.

– Идите, Вадбольский. Идите, идите, идите…

Я поклонился, шаркнул ножкой, попятился, ещё раз шаркнул и отбыл, весь как бы переполненный почтением, её такое злит ещё больше, потому что знает, почтения во мне к титулам нет вовсе.

Ишь, даже не спросит, а уточнит! Дескать, прекрасно знает ответ, но уточнит. Хотя зачем злю, мне это невыгодно, да и не полная дура, один суфражизм чего стоит, но не могу удержаться, сдергиваю с небес на землю, как бы во имя её же блага.

Автомобиль на стоянке смотрится неплохо, пусть многие здесь подороже и попышнее, но и мой хорош, новенький, сверкающий, задорный, готовый в драку.

– Поехали, – сказал я, влезая на водительское кресло, – ах да, сам ещё не умеешь… Ладно, поработаю у тебя водителем.

Выруливая со стоянки на улицу, вспомнил, что надо расплатиться с владельцем арендуемого мною домика, хотя, скорее, тот должен мне я же платил вперед, а съехал за неделю до срока.

Ну да ладно, мелочи, пусть посмотрит дом и подтвердит, что ничего мы за срок аренды не переломали, не люблю незаконченные дела и вопросы.

Пру на конфискованном у Шершня автомобиле, хрен кто заявит на него права, явно Шершень покупал для себя прямо от мастеров. С Шершнем покончено, но что со всем этим районом делать? Встать вместо?.. Как сказал ему тогда, преступность необходима обществу, как отдушина. Правильное поведение и дисциплину нас вколачивают с пеленок, сперва родители, потом учителя, воспитатели, армия, но всё равно человечку, даже самому благовоспитанному, хочется хоть на часок побыть пиратом, бандитом, наемным киллером, мафиози…

Конечно, граф не пойдет в киллеры, страшно, но завести интрижку тайком от жены – вполне, а это тоже нарушение, но за него не сажают и не расстреливают, а только укоризненно качают головой, а этот граф, весь правильный, в ответ выпячивает грудь и говорит хвастливо: «Ну вот такое я говно!».

Район омерзительный, дома серые и полуразвалившиеся, мусор и нечистоты под ногами, здесь живет не просто нищета, а преступная нищета, что перебивается мелким воровством, а если переходит к разбоям, то сразу же образовываются шайки, банды, появляются вожаки, начинается дележка района, с кровью и угрозами договариваются какая банда чем заправляет.

Каждый новый градоначальник начинал с того, что пытался искоренить преступность чисто солдатским способом: устраивал поголовную зачистку, арестовывая всех, на кого указывали, как на вора или мошенника.Часть помирала ещё под арестом, других отправляли в Сибирь, но через какое-то время трущобы снова заполнялись ворьем, снова возникали свои лидеры, вроде этого Шершня.

А ещё нужно, напомнил себе, своим гвардейцам достать винтовки Бердана, мелькнула мысль. Медленно двигается военная мысль, медленно. Слово «винтовка» употребляет Пушкин в «Капитанской дочке», Лермонтов в «Герое нашего времени», но в армии нарезное официально называется винтовальным ружьем, в каких-то частях – винтовальной фузеей, а то ещё и винтовальной пищалью.

Уф, наконец-то автомобиль выметнулся в приличные районы, где чисто, пристойно, а по улице ходит городская стража.

Ещё через полчаса распахнулся самый престижный район Петербурга, а вон выезд на Невский проспект, всё чисто, идеально ровно, прекрасно мощенные отесанным булыжником одинакового размера улицы и переулки, а сам проспект вообще идеален.

Отныне мой дом в конце проспекта, хоть и не крайний, дальше ещё один, поменьше и победнее, зато новенький, блещет ещё не высохшей краской.

Стряпуха принесла мне краюху хлеба и кувшин молока, низко поклонилась.

– Барин, что-то приготовить к обеду?

– Сколько на это уйдет времени?

– Около часа, барин.

Я отмахнулся.

– Некогда. Перекушу, чем Бог послал, и уеду в имение. Иди, отдыхай.

– Но, барин, если что надо, только скажите. Я же тут без дела неделями маюсь.

Я помотал головой.

– Потом-потом всё решим. А сейчас я занят. Иди.

Она удалилась с поникшей головой, печально, видите ли, что её услуги никому не нужны, а когда прибывают гости, то все питаются из ресторанов и сюда заказывают.

Я грыз засохший хлеб и запивал молоком, когда Мата Хари сообщила, что к воротам моего прекрасного дома подходят прогулочным шагом двое мужчин, а ещё через пару минут примчался взмыленный охранник и быстро-быстро сообщил, что граф Константин Заслонов и граф Перист-Петренко просят аудиенции.

– Впустить, – велел я, – проводить в гостиную. Нет, наверх нельзя. Туда чужим вообще будет нельзя! Мата, кто они?

Она ответила незамедлительно, что граф Константин Заслонов является владельцем железной дороги Петербург-Москва, граф Перист-Петренко работает стряпчим, это пока всё, что есть в её базе данных.

В гостиной мебели достаточно, чтобы принять гостей, Басманов учитывал запросы гостей, так что бутылки с вином не только в шкафу, но и на кухне, и, как уже мне доложили, в подвале три бочонка вина и около сотни бутылок с винами, коньяком и ликерами.

Я поднялся из-за стола, сделал два протокольных шага навстречу. Гости мои чем-то похожи, такими бывают однополчане или просто люди, что живут бок-о-бок долгие годы, хоть один другого толще, оба с красными мордами и красными носами.

Первым заговорил мужчина слева, крупный и осанистый, если бы не чрезмерная полнота, выглядел бы даже импозантно.

– Ваша прислуга сообщила нашей, – сообщил он с усмешкой, – что этот дом отныне принадлежит вам, юноша.

– Барон, – сказал я. – Барон Вадбольский.

Он вскинул бровь.

– Простите?

– Этот дом принадлежит не юноше, – пояснил я посмотрел на него без намека на улыбку, – а барону Юрию Васильевичу Вадбольскому.

Он пару мгновений смотрел на меня, словно не понимая, затем заулыбался и красиво взмахнул руками.

– Ах вот вы о чем!.. Ну да, конечно, барон Юрий Васильевич!.. Это я так по-свойски, мы же соседи, а вы так молоды, удивительно молоды, прям завидно!.. Я граф Перист-Петренко, ваш сосед слева.

Я кивнул, но без улыбки, продолжал смотреть молча и вопрошающе.

Он снова взмахнул руками.

– Если что нужно, обращайтесь… барон. Мы соседи, живем здесь давно, в отличие от графа Басманова, что был здесь лет пять тому или даже раньше.

– Но дом не слишком долго пустовал? – спросил я безразличным голосом.

Он засмеялся весело и, как мне показалось, вполне искренне.

– Раз в месяц какая-нибудь кампания да заезжает на пару дней, бывало и на неделю. Но нам приятнее, что наконец-то это не гостевой дом, а то слишком много шума и бесчинств!.. Уверен, вы, несмотря на молодость, будете держать вожжи в руках!

Я присматривался к его спутнику, графу Константину Заслонову, этот помалкивает, но Перист-Петренко то и дело косится на него, словно спрашивает разрешения. Немолодой, но ещё крепкий, плечистый, в мундире служащего имперских войск, но, скорее всего, в отставке. По крайней мере, так шепчет чутье. Лицо суровое, мужественное, обветренное, глаза явно привыкли щуриться солнцу и ветру навстречу, даже сейчас не отвыкнет, взгляд прямой, требовательный.

– Константин Заслонов, – представился он коротко, крепко пожал мне ладонь, добавил: – Ваш сосед справа.

Я сказал с улыбкой:

– Я думал, мой дом самый крайний.

Перист-Петренко сказал живо:

– Вы приобрели, даже не проверив местоположение?

Я не ответил, вопрос бестактен, ибо вторгается в личное пространство, обратился к Заслонову очень вежливо:

– Присаживайтесь, сейчас подадут кофе и коньяк.

Он кивнул, сел на диван, но не откинулся на спинку, как Перист-Петренко, тот ещё и ногу на ногу закинул, а остался сидеть прямой и статный, но заметно, что не принуждает себя, за многие годы привычка стала нормой.

Стряпуха внесла заморский кофий и десяток пирожков на широкой тарелке, весь день пыталась навязать разные чаи, но я велел убрать до особого случая, когда прибудут гости из деревень. Это её обидело, но Элеазар научил готовить барский кофий, и сейчас, похоже, сделала всё, как надо.

Пока саморучно разливала кофий по чашкам, я присматривался к гостям. Суровый и немногословный Заслонов вызывает некоторое доверие, хотя ещё не знаю, какие с ним могут быть точки соприкосновения, а вот Перист-Петренко, что так и лезет в душу и набивается в друганы детства, вызывает некоторое отторжение.

– Хороший кофий, – сообщил он и ухватил с тарелки пирожок, – успели уже обустроиться? Хорошо, в таком огромном доме должен быть порядок. И даже гарнизон. А то полицейский патруль редко до самого конца Невского доходит.

Заслонов добавил кратко:

– Государь Император подписал указ о создании Жандармского Корпуса. Теперь будет кому патрулировать город, с жандармами не побалуешь.

– Это прекрасно, – воскликнул Перист-Петренко и лицо его озарилось ярчайшей улыбкой! Слава Государю Императору, Самодержцу Всей Руси, за мудрое решение!

Глава 10

Мою нехитрую лабораторию, которую я для важности назвал алхимической, разместил на третьем этаже в свободной комнате, уж и не знаю, для чего она, вроде бы не спальня, а вот для моих работ подходит идеально. Главное, вода подается и на третий этаж, а остальное неважно, травы поднять с первого нетрудно.

– Иван, – сказал я, – прерываться нельзя, и так сутки потеряли.

– А как продавать станем?

– Никак, – ответил я. – Продавать будет графиня, ты её знаешь. У неё клиентов много, будет ещё больше.

Он сказал уважительно:

– Графиня? Та самая?.. Она у вас работает? Ваше благородие, вы уже не тот мальчик, с кем я выехал из имения Вадбольских.

– Да и ты другой, – напомнил я. – Медведя заборешь, а то и трёх разом. Дай Бог, чтобы Василий Игнатович и Пелагея Осиповна не хворали. С нетерпением жду их приезда чтобы помогли лучше обустроиться.

К концу дня Василий собрал в холле первого этажа всех кандидатов в гвардию, кого смогли отыскать мои гвардейцы. Двадцать четыре человека, даже больше, чем я надеялся, но какие-то все… слишком старые, слишком помятые, у четверых опухшие от постоянного пьянства рожи, а у одного ещё и с тёмно-сизыми кровоподтеками под глазами.

Спускаясь с верхних этажей, я остановился на нижней ступеньке, ещё раз осмотрел всех оценивающе, задействовав все диапазоны зрения, чтоб увидеть как работают внутренние органы.

– Здравствуйте, – сказал я, – я собрал вас…

Я не договорил, потому что на моё «драсте» раздался ответный рев «Здравия желаем, ваше благородие!» Громко и мощно, это у них осталось, не отнять, но, возможно, это единственное, что хорошо сохранилось от тех славных времен, когда были молодыми и сильными солдатами императорской армии.

– Вольно, – сказал я. – Не буду повторять то, что вам уже сказали. Да, мне нужна охрана. Нужны люди, что станут сопровождать в поездках, охранять дом и другие мои земли. Плата обычная, за исключением тех, кто принесёт Клятву Крови.

Один пробасил:

– А что с теми?

– То доверенные люди, – ответил я. – У них и жалованье в полтора раза выше, и другие льготы.

Он уточнил:

– Какие?

– Секрет Рода, – ответил я. – Знают только те, кто приносит Клятву. Да-да, ту самую, нерушимую. Подумайте, я никого и ни к чему не принуждаю.

Он так же прямо смотрел мне в глаза.

– Но половина из нас уже давно не воины. Не каждый даже костыль может поднять.

– Неважно, – ответил я. – Сидеть в сторожке тоже кому-то нужно. И с винтовкой на крыше не обязательно быть лихим рубакой на саблях. А стрелять подучим.

Он подумал, кивнул.

– Я готов принести Клятву Крови.

Я окинул его внимательным взглядом, высокий, явно тоже из Преображенского полка, седой и очень худой, явно проблемы с желудком и кишечником, да у кого в этом возрасте нет серьёзных проблем, но держится прямо, смотрит остро, такие и со смертью сражаются до последнего вздоха.

Всё ещё подтянут, с широкими и явно крепкими плечами, в старом и сильно поношенном мундире, на груди ряд боевых наград, на поясе кортик, явно наградной. Да и выправка всё ещё сохранилась, словно даже на пенсии занимается строевыми занятиями.

– Как зовут?

Он вытянулся.

– Иван Бровкин, ваше благородие!

Голос его прозвучал гулко и мощно.

– Хорошо, – сказал я, – назначаю тебя старшим над этой группой. Решай проблемы сам, а где не сможешь, докладывай мне.

Василий подошел ко мне сзади, шепнул:

– Надо бы амулет Закрепления притащить для верности.

Я ответил так же тихо:

– А он обязателен? Я видел, как обходились без него.

– Это с теми, у кого уже есть магия!.. А эти охламоны совсем простые!

Я повернулся к рекрутам.

– Клятву Крови принесёте завтра. А сейчас пообщайтесь с моими людьми, подумайте ещё. Возможно, вам не захочется связываться со мной, простым бароном, у которого хватает врагов, предупреждаю заранее. А завтра, кто останется, тот и определится, в простую охрану на общих основаниях, или в мою элитную гвардию.

Василий сиял, амулет Закрепления Клятв арендовал на сутки в тот же вечер, вчера из двадцати четырех только трое были готовы принести Клятву Крови, остальные предпочли ограничиться договором на охрану. Сегодня же, когда разговорились с моими орлами, когда выпили с ними хорошего вина, повспоминали старые добрые времена, на клятву согласились двенадцать человек.

Иван подловил меня, когда я отошёл в сторону, сказал тихонько:

– Вы хорошо придумали насчёт Клятвы Крови. И хотя со всех её уже взять, но зато видно, кто пойдет за вами без оглядки. Двенадцать человек!

Я ответил шёпотом:

– Да, на это и рассчитывал. Но ритуал всё же проведем. Вдруг получится?

Он заулыбался, хотя по глазам вижу, что я себя переоцениваю, ответил бодро:

– Вызывать по одному?

– Давай. Первым зови этого Ивана Бровкина. Он хорош, поставим над наемниками.

Бровкин вошел в комнатку, где из мебели только стол с массивным Камнем Закрепления Клятв, молодцевато выпрямился, только я вижу каких усилий это ему стоит, спина сплошной споднилоартроз, там межпозвоночная грыжа в трёх местах, протрузия диска, защемление нерва, остеохондроз, нарушение мозгового кровообращения, сколиоз, да ты герой, Иван Бровкин, другие с такими заболеваниями с постели не встают!

Я сказал с неловкостью, что растет и, вроде бы, в самом деле сумеет остановить эти вассальные клятвы:

– Иван, я не хочу брать такую клятву, это неправильно, но у меня есть тайны, которые навредят очень многим, если о них узнают, понимаешь?

Он чуть улыбнулся, сказал хриплым старческим голосом:

– Василий счастлив, ваше благородие. Мне других резонов не нужно.

Он закатал рукав рубахи и положил руку на стол. Василий уже привычно надрезал ему кожу на запястье. Выступила кровь, Бровкин вскинул голову и, глядя мне в глаза, хриплым голосом произнес:

– Приношу Клятву Крови своему господину Вадбольскому, и да покарает меня Господь смертью в тот же миг, как неугодного клятвопреступника, если нарушу ему верность или замыслю измену, а также расскажу кому о том, что нужно хранить в тайне.

Кровь потекла тонкой струйкой, быстро загустела, взвился пар, больше похожий на сизый дым, такой же прозрачный.

Бровкин даже не опустил взор, смотрит мне в лицо твердо и неотрывно. На месте пролитой крови возник багровый шрам, напоминающий букву непонятного алфавита, а значит – рунического.

Василий закатал рукав рубашки, показал Бровкину, где совсем недавно был такой же шрам, но теперь на том месте чистая, как у младенца, кожа.

– Через трое суток исчезнет, – заверил он покровительственно. – Иди…

Бровкин посмотрел на меня с заметным облегчением, я договорил:

– И зови следующего.

Дверь за ним закрылась,

Со следующим повторилась та же процедура, Клятва Крови была дана и была принята.

Когда я принял Клятву у шестого, Василий сказал быстрым шёпотом неверяще:

– Шестой?

– Посмотрим, – сказал я. – Вдруг и у нас будет десять?

Глаза моей пятерки становились всё шире. За шестым дал клятву седьмой, а дальше все, включая и последнего, двенадцатого.

Когда он вышел, все пятеро смотрели на меня, затаив дыхание. Я поморщился, махнул рукой.

– Что-то в лесу издохло совсем громадное. Или это мы мутируем. В общем, не обращайте внимание. Будет больше гвардейцев, это же хорошо?.. Василий, ты знаешь, что делать дальше.

Василий кивнул, спустился в большую комнату, где ждут все теперь уже мои гвардейцы, вскоре Иван вкатил на тележке три медных кувшина и шесть таких же медных кубков.

– Это первая моя тайна, – сказал я. – Распространяться не стоит. Конечно, со временем догадаются, такое скрыть трудно, но вы всё равно молчок, понятно?

Иван Бровкин ответил за всех:

– Спасибо, ваше благородие!.. Мы все догадывались, да поверить было трудно. Хотя Василия знаем и помним, как он с постели уже не вставал.

– Этот отвар, – сказал я, – вас тоже приведёт в порядок. Никакого чуда, просто чуть подлечит, скинет малость возраста, да и то не сразу, а часть жирка переведёт в мышцы. Василий, Иван!.. Дальше сами, у меня много работы.

Я ушел, Ивана и Василия проинструктировал раньше, там достаточно просто, их самих поил по глотку трижды в день. Теперь новобранцам придётся бегать, отжиматься, поднимать тяжести и снова вспоминать приёмы рукопашного боя под руководством Василия.

Дом агромадный, теперь могу уйти на третий этаж и запереться в кабинете Басманова. Никто не помешает копаться хоть в своих мерехлюндиях, хоть в технической документации, часто импровизировал, но сумел усилить Мату Хари тёмными кристаллами для полета, и синим – лазер. Плюс разработал примитивные манипуляторы, как ножницы станут вспарывать плоть и выдирать кристаллы или перлины. Можно и любую железу́, но пока не знаю, какой спрос и какая цена, а барон за копейки не работает!

Час за часом пытался что-то сделать и с накопившейся, как считаю, во мне магией. В последнее время кроме тонких полупрозрачных вен, в которых циркулирует непонятная жидкость, что не жидкость, но что-то двигается, добавилась вторая едва уловимая сеть, что становится всё заметнее: мелкие красные капилляры, что пронизывают всё тело, но в них не кровь, не кровь…

Даже зажечь огонёк на кончике пальца или покатать на столе силой магии хлебный шарик, как издевательски посоветовали на время определения моего магического статуса, не получается, даже это ну вот никак.

Пробовал и задерживать дыхание, и выпучивать глаза, и смотреть бараньим взглядом в стенку, желая там прожечь дырку, но всё вхолостую.

В трактатах по магии много говорится о медитации, сосредоточении, духовных практиках, но я понимаю только доказательные науки, а медитация для меня что-то вроде херомантии или астрологии, никак не вяжутся с моим рациональным мышлением.

Сегодня каторжанил себе пять часов подряд, даже на обед не прервался, только две чашки крепкого кофе опустошил, и уже когда собирался всё бросить, воздух передо мной чуточку колыхнулся.

Я дернулся, попытался вспомнить и воспроизвести всё, что делал, что думал, и каким пальцем шевелил, ещё час убил, но на этот раз воздух снова колыхнулся и даже на какое-то время сложился волнами, и я это состояние успел уловить и запечатлеть. Ну, понятно, зеттафлопник сумел уловить и запечатлеть, но он часть меня, как остальные двадцать три кости черепа, а он – двадцать четвёртая, да и расположен между теменными костями и лобной, прямо по венечному шву.

С бешено стучащим от волнения сердцем, я вошел в прежнее состояние, напрягся, и воздух послушно уплотнился, волны стали выше, но не такие пологие, теперь с заострёнными гребнями.

Я всё ещё смотрел сквозь них, но это как будто сквозь воду, чистую и прозрачную, но воду. Задержав дыхание, вытянул руку и попытался коснуться…

Эх, лучше бы не делал так, всё рассыпалось, воздух стал прежним.

– Так, – сказал я себе, – сегодня обойдусь без такой пещерной дикости, как сон…

Ещё сделал несколько попыток, все удачные, спасибо зеттафлопник, всё запомнил и подсказывает, как держаться в нужном состоянии и в нужных параметрах, однако стрелять воздушными копьями или хотя бы иглами не получалось, а как щит тоже вряд ли сработает, лопается эта иллюзия ещё легче, как воздушный шарик.