Текст книги "Вадбольский 3 (СИ)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Остальная четверка молниеносно выгрузила добычу из оставшихся автомобилей в наш арендуемый домик, смоталась ещё дважды в разгромленное логово Шершня и выгребла ещё, что могло пригодиться или можно продать.

Я это время быстро-быстро просматривал захваченные из сейфа Шершня бумаги: четыре магазина на подставных лиц, две ремонтные мастерские, несколько складов, а также перечень мест, что отстёгивают десять процентов прибыли за «защиту».

Ещё куча закладных, с которыми нужно разобраться… хотя проще сжечь к чертям собачьим. Кто-то ощутит радость – избавился от кровопийцы, а кто-то потеряет фамильное золото, раз уж отдал этой сволочи, как в ломбард, в надежде, что потом выкупит.

Нет уж, мелькнуло у меня мстительное, все, что принадлежало Шершню, загребу. Ну, пусть не все, но что смогу, то захапаю. Я человек очень бедный, особенно теперь, когда у меня дом на Невском и где-то имение, а денег на содержание нет. Почти нет, в банке крохи, а не деньги. С такими в Совет банка точно не примут.

Я отобрал часть бумаг, быстро накатал записку с указанием, что в подвале Шершня наркотики под видом мешков с мукой, а ещё приложил несколько расписок от торговцев, которых Шершень держал в кабале.

– Отнесешь это Антонину Дворжаку в департамент полиции, – напутствовал я Элеазара. – Прямо в руки, понял? Никому больше!.. Он поймет. И знает, как распорядиться.

– Понял, – сказал он, в глазах заметил хитрый блеск, решил, что у меня в полиции свои люди. – Ещё сделаю в точности!

– Возьми извозчика, – крикнул я вдогонку.

Хмурый и очень запоздалый осенний рассвет наконец-то озарил мир, а вместе с ним и Санкт-Петербург. Солнце угадывается сквозь толстые одеяла туч, на улицы вышли дворники, начали шуршать листьями и сгребать на широкие лопаты конские каштаны, время постепенно близилось ко второму завтраку…

Я насторожился, далеко впереди на улице показался автомобиль, мчится очень быстро в нашу сторону, крепкий середнячок, работает явно на кристалле.

Иван и Василий, даже не взглянув в мою сторону, перестали таскать вещи в дом, встали за железным кузовом так, чтобы не достали выстрелами, оба сразу вооружились для ближнего боя.

Доехав до нас, автомобиль встал, как вкопанный, так резко, что даже задом как бы взбрыкнул. Дверцы с обеих сторон распахнулась, слева с ленцой в движениях вышел рослый красивый юнош в дорогом костюме и длиннополом пальто, справа выметнулась в длинной юбке и короткой меховой пелерине молодая девушка в шляпке на пышной прическе и с яркой лентой вокруг тульи.

Я успел рассмотреть ярко-оранжевые волосы в крупных кудряшках, радостное лицо с веснушками и сразу же услышал восторженный вопль:

– Да он вылитый дядя Володя!

Она в мгновение преодолела разделяющие нас пять-шесть шагов, бросилась на шею, звонко чмокнула в щеку, отстранилась на вытянутые руки и всмотрелась сияющими глазами.

– Точно! Вылитый!

Я осторожно отцепил её руки с моей шеи.

– Простите, барышня…

Она спохватилась:

– Ой, я не представилась?.. Ой, как неполитесно!.. Прости, я Марчелла Лаперуз, твоя племянница. Что, забыл свою семью? Это вот твой племянник Вольдемар Лаперуз, сын твоей сестры Натальи Вадбольской……

Я смотрел с недоумением и в то же время любовался её живостью, это целый вулкан эмоций, из нового потока слов понял, что из трёх дочерей Василия Игнатьевича и Пелагеи Осиповны две уже давно с семьями в Санкт-Петербурге. Оказывается, Пелагея Осиповна всей родне в Петербурге написала, что их младшенький сын отыскался, взялся за ум и теперь учится в Императорском Лицее, где взращивают будущих полководцев, дипломатов и государственных деятелей. И, если родня ещё помнит о родственных чувствах, то просьба приглядеть за ним.

Поздно собрались, мелькнуло со злой иронией. Наверняка Пелагея Осиповна отправила письма сразу же вдогонку за нами с Иваном. Но никто и пальцем не шелохнул, кому нужны лишние заботы? Да ещё если никакой выгоды, а только траты.

Я спросил с некоторой издёвкой:

– Тайком пришлось удирать из дома или как-то выпросила разрешение?

Она быстро зыркнула на меня, на миг запнулась, но тут же снова расцвела в сияющей улыбке.

– Да это неважно, я вырвалась, и я здесь! И как рада, как рада!.. Ох, ты не видел моего дядю Володю, вы с ним ну просто на одно лицо!

Её спутник, который Вольдемар Лаперуз, сопел всё громче и бросал на меня уже почти ненавидящие взгляды.

– Зайдете в дом? – предложил я. – Чаю, кофе?.. Наверняка остался ещё кусок пирога от вчерашнего ужина…

Она расхохоталась.

– Кусок вчерашнего пирога? Богато живешь!.. А мне сказали, сеном питаешься, в Сибири все бедные!..

– Точно, – сказал я. – Как церковные мыши.

– В церкви мыши толстые, – возразила она, – а вот ты… да ты просто великан! У нас только дядя Володя такой. И все у вас какие-то…

Гвардейцы, видя, что опасности нет, продолжили перетаскивать вещи, оба этажа нашего маленького домика уже забиты под крышу, даже чердак заполнен, а по лестнице можно передвигаться только боком и прижимаясь к стене.

Все рослые, как сразу отметила эта Марчелла, не зря же из Преображенского полка, куда с ростом меньше, чем метр восемьдесят пять не берут, а на моих зельях ещё и могучие, плечистые, силой и удалью так и пышет от каждого, особенно после такой блестящей и молниеносной операции.

Вольдемар, конечно, помельче, что и понятно, от Вадбольских в нём только половина генома, хотя выглядит неплохо, хорошо сложен, не толстый, хотя морда уже пухлая, как сдобный пирог.

Мои на меня поглядывают в нетерпении, автомобили загружены так, что и палец не всунуть, даже телеги, которые снарядил запасливый Иван, тоже загружены доверху.

Пора отсюда сваливать, повернулся к радостно улыбающейся, словно ясное солнышко, Марчелле.

– Слушай, – сказал я, – хочешь помочь своему найденному родственнику?.. Я сейчас в процессе переезда, понимаешь?.. Нужно на новом месте расположить мебель, а ты, вроде бы, женщина, значит, в этом разбираешься лучше всех на свете!..

Она распахнула глаза шире.

– Ох, я вижу… А куда переезжаете?

По виду Вольдемара было видно, что переезжать можем в места, ещё более отвратительные и нищие, но смолчал, а я ответил дежурно:

– Невский проспект, дом девяносто шесть… Я там даже не во все комнаты успел заглянуть, нам, мужчинам, нужно мир спасать, а быт что, быт никуда не денется.

Она смотрела на меня широко растопыренными глазами.

– Там только шикарные дома столичной знати…

– Берешься?

Она оглянулась на брата.

– Вольдемар, езжай домой! Я задержусь.

Он сказал сердито:

– Тебя отпустили только под моим присмотром.

– Это мой дядя, – возразила она. – С ним я в безопасности!

Я подтвердил кивком.

– Езжайте, Вольдемар. Вы свою трудную, но почетную задачу выполнили, доставили сестру в полной целостности и безопасности к её родне, а здесь уже я о ней позабочусь.

Он нахмурился.

– Отец будет против.

Я сказал дружески:

– Вы уже взрослый, сами можете принимать решения. Марчеллу привезут к вашему дому в течение дня. Слово барона Вадбольского!

Марчелла сияюще улыбнулась брату и умело влезла в автомобиль к Василию.

Охранник поспешно отворил ворота, я подогнал авто к мраморным ступеням, вблизи на площадке для автомобилей уже в плотном строю три щегольских автомобиля и монструозный грузовик, все без груза, быстро работают мои орлы.

Перед крыльцом бегом собралась дворня и быстро выстроилась перед новым хозяином, чтобы всех оглядел и оценил.

Я вышел из авто, стараясь делать это солидно, не какой-то баронет, а целый барон, дворня эту разницу, в отличие от меня, чувствует, вон как дружно все поклонились.

Я оглядел, стараясь выглядеть толстым и важным. Слуги, челядь, как их не называй, а ещё дворецкий, он же мажордом, но для меня что мажордом, что майордом. Вообще-то многовато для обслуживания одного-единственного дома, это не усадьба или поместье, где работает куча народа, обеспечивая почти суверенное существование.

– Всем драсте, – сказал я и улыбнулся по-доброму, как положено благодушному барину, – никаких пока перемен. Каждый занимается тем, чем и занимался. Но теперь жить буду здесь, так что за воровство и самоуправство быстро вздерну!.. А теперь вольно, можете разойтись

И взбежал по мраморным ступенькам вверх, в холле встретил спешащего навстречу Ивана.

– Ваше благородие! – вскрикнул он, лицо раскраснелось, видно, что запыхался. – Из лаборатории ещё подняли наверх, пока сложили в оной из комнат на третьем этаже…

– Мудро, – сказал я, – туда никто посторонний входить не должен. Дворня в разгрузке помогала?

Он сказал с неловкостью:

– Ваша племянница хотела их запрячь, да мы решили ещё сами. Негоже дворне знать, что у нас в узлах.

Я кивнул, ребята соображают быстрее меня. В узлах пачки ассигнаций, акциях, залоговых бумаг, а также золото, как в брусках, так и в амулетах, медальонах, кольцах и всяких безделушках. Даже посуду не стоит дворне показывать сейчас, пока не разберемся с нею и не поставим в буфеты или куда их в этом времени ставят.

– А где Марчелла?

Он широко улыбнулся.

– Прям летает. Как стрекоза, вжик-вжик!.. Деятельная. Похоже, учили её многому, но делать не позволяли.

Марчеллу, как ещё же призналась позже, не отпустили под надзором Вольдемара, а она хитро улизнула на рассвете, когда в доме спит даже прислуга. Вольдемар успел догнать её в последний момент, Марчелла водит автомобиль даже лучше, чем он, а за ней помчался потому, что за младшей сестрой велено присматривать, больно легкая и беспечная.

Это я узнал на ходу из её щебетанья, пока носилась по огромному зданию и верещала, как тут роскошно, как здорово, как грандиозно, заодно указывая, где что можно расположить, как принято в большом графском доме.

То, что привезли на грузовике, а потом за четыре ездки на трёх автомобилях, растворилось в огромных помещениях особняка, как несколько капель воды в жаркой пустыне.

К счастью, мебели здесь достаточно, спальни тоже оборудованы полностью к приёму гостей.

Я кивнул склонившемуся дворецкому, а когда прошёл в кабинет Басманова, а теперь мой, подумал: на хрена потрошил сейф, а потом задвигал его книжным шкафом?

Это же отныне мой кабинет, мой сейф! Привыкай, ботан, руководить и распоряжаться!

Быстро поднял из роскошного кресла задницу, сбежал на первый этаж, где собрал гвардейцев в главном зале. Все пятеро выстроились передо мной, бравые, отважные и гордые, что служат мне, который их ценит и постоянно поддерживает всякими усиливающими средствами.

Я хмыкнул, да, для них великая удача присягнуть мне, но и для меня вполне естественно вкладываться в них, потому что моя гвардия, моя сила и защита, и в конечном результате приносят мне пользы не меньше, чем я им.

Хотя вообще-то пока больше пользы приношу им я.

– Ребята, – сказал я с нажимом, – присматривайте пополнение. Как в свои ряды, так и в просто охрану. Я могу обратиться в артель по набору, но это крайний случай. Лучше через вас, у вас же есть однополчане… и просто бывшие военные, списанные на пенсию.

Элеазар сказал таинственно:

– С ними будет проще. Сейчас даже в охрану собачей будки не возьмут, старые!.. Везде нужны молодые да крепкие. Я знаю троих, за кого могу поручиться.

Тадэуш добавил:

– Если с Клятвой Крови, то можно и ненадежных. Но о такой клятве большинство и слышать не хотят. Лучше умереть, говорят.

Я промолчал, сам такого мнения, но на моей стороне даже не то, что могу вернуть им молодость. В России всем с пеленок вдалбливают идею необходимости беззаветной службы Государю и государству, это нравственно, почетно, необходимо и единственно верно. Россия – осажденная крепость, когда-то Польша была богаче и во всем сильнее Руси, но там было много свобод, и они погубили могучую страну с гордым народом.

Всегда молчаливый Антон Мейербах сказал кратко:

– Смогу двух точно.

Он с Элеазаром переглянулись, что-то таят, я не стал допытываться, сказал:

– Действуйте. Лучше, чтобы принесли Клятву Крови. Для них преференций будет больше, чем просто для наёмников. Но и простых наёмников надо много.

Теперь переглянулись уже не только Антон с Элеазаром, но и Тадэуш как-то странно кашлянул, переступил с ноги на ногу.

– Что? – спросил я. – Ну? Говорите, я что-то не знаю?

Тадэуш пробормотал:

– Да это как бы все знают, это вы в благородной рассеянности запамятовали…

– Ну-ну?

Он сказал со вздохом:

– Клятва Крови… Она как бы очень уж… В общем, не столько трудная, как объемная, что ли.

Я сказал нетерпеливо:

– Давай яснее.

Он сказал чуть громче:

– В общем, Клятва Крови с каждым разом дается ещё труднее. Обычно благородный может взять Клятву с троих, а если очень сильный, князь или герцог, то с пяти. Говорят, наш Государь Император, да будь его имя вовеки, сумел взять такую клятву с десяти самых верных ему придворных, но это по слухам.

Я кивнул, уже понял, сказал в раздумье:

– Значит, я уже исчерпал лимит?..

Он кивнул с хмурым видом.

– Да, ваше благородие. Вы приняли Клятву нас троих… Возможно, может быть, еще двое-трое, больше вряд ли получится. Не бывает у человека такой силы, чтобы держать под Клятвой больше…

Я подумал, вздохнул.

– Ладно. И без всяких клятв люди служат за хорошее жалованье. Так что подыскивай людей. А если из сослуживцев, то те будут благодарны за то, что чуточку сумею оздоровить.

Василий просиял лицом, сказал с довольным выдохом:

– Ещё двое-трое моих знакомых намекают, что на всё готовы, чтобы… ну, оказаться в нашей гвардии.

– Веди, – сказал я. – Не затягивай. У нас всё ускоряется. И не крикнешь «Помедленнее, кони, помедленнее»!

Он вздохнул.

– Да и крикнешь… Не поможет.

– И ещё, – сказал я строго, – держитесь тихо. Понимаю, хочется показать силушку, но… нельзя. Пока что нельзя. Никто не должен знать вашей мощи. Пока нас будут считать слабыми, победа будет за нами без особых усилий. И, главное, без потерь.

Последнее заставило их подтянуться и посуроветь, но на меня поглядывают с удивлением. Такое должны говорить мне, юнцу, а не я им, повидавшим жизнь и прошедшим не одну войну.

– Да, кстати, – сказал я, – как будто только вспомнив, надо, чтобы прозвучало как можно будничнее, дескать, а что такого, то ли ещё впереди, – Отныне я не баронет, а полноценный барон. Мой статус стал чуть выше, ваш растет вместе с моим.

Василий охнул, остальные вытаращили глаза, только Элеазар сказал понимающе:

– А-а, вот почему охраны побольше…

– В правильном направлении мыслишь, – сказал я. – У меня не только этот дом в Петербурге, есть ещё имение с прилегающими землями. Туда тоже понадобится охрана!

Иван, все ещё потрясенный, вид у него такой, словно оглоблей получил по затылку, пробормотал ошалело:

– А что… в том имении своей охраны нет?

Я смолчал, кто знает, что за имение и как меня примут, окинул их оценивающим взглядом. У всех грудь колесом, плечи развернуты, едят глазами начальство, ещё по Уставу.

Зелье действует, у всех рассосались старые болячки, суставы не трещат, сухожилия снова растягиваются, как в молодости, а регенерация должна усилить заживляемость по крайней мере вдвое.

– Василий, – сказал я.

Он быстро шагнул вперед, четкий и могучий, бросил ладонь к голове, хотя там нет головного убора, а что к пустой голове руку не прикладывают, в Правила ещё не вошло.

– Слушаю, ваше благородие!

– Ты командуешь охраной и безопасностью этого дома, – сказал я. – Подбери людей, вооружи, расставь в нужных местах. Да, обучи пользоваться берданками и винчестерами. Не поймешь сам, я помогу.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Я кивнул Ивану на окно, из которого открывается вид на внешний двор, где в будочке возле ворот дремлет старик-охранник. Басманову можно вообще без охраны, само имя грозного фельдмаршала служило защитой, да и сегодня ещё служит, пока никто не знает, что этот особняк уже принадлежит вчерашнему бездомному, безземельному и безденежному баронету.

– А ты, как самый первый из команды, заведуешь всей хозяйственной частью. И не только. А сейчас хоть жопу рви, но подключи всех друзей и знакомых, кому доверяешь… Требуется пополнение.

– Слушаюсь, ваше благородие!

– Беги, – сказал я, – хозяйничай, тут работы много.

Он умчался, я неспешно прошёл по длинному коридору, даже здесь люстры, не говоря про тех монстров, что в залах. В самом конце обнаружил длинную стремянку, с её помощью вечером зажигают люстры и светильники на стенах, а утром гасят. С люстрами, что в зале, посложнее, там два-три могучих мужика опускают на канате через блок люстру вниз, где быстро зажигают свечи, потом снова на веревке подтаскивают на нужную высоту.

С этой операцией мне проще, Мата Хари может как зажигать свечи, так и гасить, но я могу ещё проще…

Через полчаса все люстры сияют мощно и радостно, такого света не дадут свечи, а всего-то нужно – зажечь так называемый магический свет, что обойдется не так уж и дорого, по кристаллу на люстру, зато хватит почти на год.

В зал вбежала Марчелла, сияющая и радостная, такие солнышки вообще не бывают грустными, ликующе запищала:

– О, как тут стало красиво и солнечно!.. Это ты сделал, дядя?.. Хотя какой-то ты дядя неправильный, дядя должен быть старым, а ты мой ровесник!.. А ты знаешь, что у тебя…

Я вскинул обе ладони, прерывая поток слов.

– Марчелла, ты как раз вовремя. Мы скоро здесь подохнем с голоду. Кухня большая, но пусто, если не считать мебели и кастрюль. Подумай, как накормить народ! То ли заказать из ресторана с доставкой…

Она мгновенно сориентировалась, вскрикнула:

– С ума сошел, из ресторана дорого!.. Садовник, дворецкий и даже охранник, как-то питаются?..

– Дворня для себя готовит отдельно, если нет кухарки, – сказал я, – найми. Ты здорово выручишь всех нас и твоего… дядю.

Я сам чуть не сказал «брата», Марчелла ещё поняла по моей недомолвке, воссияла и сказала быстро-быстро:

– Ещё сделаю. Только нужно послать нарочного к моим родителям, что ещё прекрасно, но я ещё чуть задержусь.

– Все верно, – одобрил я. – Умница!.. А я думал, ты только красивая!

Она мило засмущалась, но очень ненадолго, даже щечки не успели зарумяниться, кивнула и вихрем унеслась дальше.

Глава 8

Иерархия есть в любом обществе. Здесь самая сложно-примитивная: власть и богатство передается из поколения в поколение, усиливая роды и кланы. Самые могущественные пользуются непререкаемой властью, а кто попытается оспорить – того к ногтю. На вершине самый могучий вожак с самой большой дубиной, под ним князья, герцоги, графы, и так дальше, вплоть до самых бесправных.

Потом это попробуют заменить на условно бесклассовое, дескать, неважно происхождение, а вот кто нахапает больше денег, у того и власть. В конце концов, в моём мире тоже нечто подобное: доктор наук точно выше квалифицированного электрика, как здесь граф выше столбового дворянина, а по отношению к рабочему по укладке асфальта, вообще, как светлый, а то и вовсе светлейший князь…

Здесь выше всех не князья, герцоги и графы, а, как я понимаю, маги. Однако практически всегда князья, герцоги и графы как раз и сильнейшие маги. У родовитых возможность скупать все, что увеличивает мощь магии, плюс тот род, в котором сильные маги, стремится выдать замуж или женить своего на барышне, у которой уже проявились магические способности, это приоритетнее, чем титул.

Таким образом маги практически всегда оказываются знатными дворянами, и чем титул выше, тем, понятно, магическая мощь круче.

– Василий, – предупредил я, – я отлучусь на пару часов!.. Хотя парой вряд ли отделаюсь, ну да ладно, поглядим и посмотрим. Бди!.. Главное, безопасность.

Он медленно кивнул, не спуская с меня настороженного взгляда.

– Да, ваше благородие. Хапанули мы здорово! Теперь бы удержать.

– Удержим, – пообещал я, – и ещё хапанем! Сейчас я в свой Лицей, к вечеру вернусь. Помоги Ивану наладить хозяйство так, словно мы тут уже год мышей гоняем!

Он поклонился.

– Сделаю всё, что смогу.

Я хлопнул его по плечу, ростом ему не уступаю, быстро вышел. В коридоре мне поклонился дворецкий, а внизу в холле Антон и Тадэуш под руководством деятельной Марчеллы таскают из угла в угол мебель. Ну да, женщины обожают переставлять мебель, а к тому же ей вряд ли разрешают дома так командовать слугами.

– Мата, – сказал я мысленно, – понаблюдай за домом и окрестностями. Выяви слабые места обороны. Из стелса не выходи, в Петербурге никогда таких крупных летучих мышей не было.

Тадэуш предложил услужливо:

– Я за руль?

– Ты ценный кадр, – ответил я, – займись хозяйством. Доеду и сам, я не в Щель Дьявола.

Он сказал с сочувствием:

– А в Щель когда?

– Да всё некогда, – ответил я. – С Джамалом походишь. Он посильнее меня, а друг он вполне.

Чтобы мне усилиться, срочно нужно в дальние отделы библиотеки. Они закрыты для курсантов, но доступны для преподавателей, потому что там не учебники, а разрозненные трактаты, наблюдения, правильные и ложные выводы о природе магии и способах ею управлять.

Именно по тем наблюдениям первопроходцев ученые маги старательно упорядочивают сведения, укладывают в рамки, сортируют, после чего пишут трактаты, как надо пользоваться, и как это работает, но тем самым загоняют себя в жестокие рамки. Беда в том, что человечек, у которого получается действовать в этих рамках, не станет пробовать что-то ещё более рискованное и непонятное.

Но я, аугментированный и раскованный, смогу и буду, нужно только увидеть хотя бы призрачную тропку.

Вахтер на воротах Академии выскочил навстречу, завидев мой сверкающий автомобиль, один из экспроприированных у Шершня.

– Сей секунд, ваша милость!.. Проходите пожалуйста!

Он распахнул передо мной калитку, весь само почтение, изогнулся в поклоне, когда я прошёл мимо и оказался во дворе Академии.

Скоро зимняя сессия, мелькнула тревожная мысль. А я даже не знаю, что там и как. А ещё какое-то состязание или турнир, вот уж в чем не люблю участвовать. Даже смотреть не люблю на эти примитивные игрища, где соревнуются не умом, а мускулами, словно мы всё ещё в каменном веке… Или всё ещё в каменном?

Во дворе между корпусами почти пусто, время занятий, только несколько барышень вышли на свежий воздух, явно у них нет в этом часу лекций.

К ним тут же заспешили трое из наших прогульщиков. Я прошёл мимо, игры приятные, но я знаю сладость выше, однако за спиной раздалось повелительное милым женским голоском:

– О, Вадбольский!.. Ты мне и нужен…

Я остановился, развернулся, ко мне кокетливой походкой подходит Иоланта, графиня, хотя уже все знают, что она принцесса Анжуйская, дочь короля Бургундии Рене.

Я поклонился, мы же на людях.

– Ваше высочество…

Она весело и озорно смотрела мне в глаза.

– Трепещи, Вадбольский! Глориана готовит новый рейд в Щель Дьявола. Ей доверенные люди рекомендовали нечто особенное, так что будь наготове…

Я сказал чуточку раздражённо, меня же перехватили на пути в библиотеку и впаривают какую-то хрень:

– Я что, её холоп?.. Её дворня?

Она хохотнула, ничуть не смущаясь:

– Вадбольский, ты её знаешь!.. Она младшая из четырех сестер, ей доставалось меньше всего внимания, вот и старается показать себя. Отсюда и некоторая заносчивость.

– Некоторая?

– О, ты не видел её сестер!

– Показать себя старается в суфражизме?

– Во всем, – сообщила она мило. – В вольтижировке, боевых искусствах, магии… Она не такая, как кажется.

Я фыркнул.

– Если честно, вообще-то дурь. Мужчина в любом случае сильнее. А вот занялась бы планированием, экономикой, педагогикой… да вообще попробовала бы шевелить мозгами, не уступила бы мужчинам!

Она задумалась, посмотрела на меня хитро.

– Да? Но это же не в твоих интересах?

Я сдвинул плечами.

– Да, наверное. Но разве я, такой замечательный, не идеал объективности?

– Тогда, наш замечательный, будь готов, – напомнила она. – В ближайшие пару дней! Для Глорианы это очень важно.

Она умолкла и смотрела на меня в ожидании хитрыми, но в то же время серьёзными глазами. Я быстро перебрал несколько причин для Глорианы рваться в Щель Дьявола.

– В Щели станет сильнее? И обойдет сестер?

Она медленно опустила длинные ресницы, затем подняла, открывая сияющие глаза.

– Молодец! А то все: дурак, дурак!.. Хоть и неотесанный, но не дурак. А что неотёсанный, так ещё интереснее!.. Мы тебя обтешем!

Я поклонился, прощаясь, это в Щели мы почти на «ты», а здесь у нас слишком разные весовые категории, именуемые титулом.

– Ваше высочество…

– Баронет…

Не стал ей сообщать, что уже барон, с её высоты титулы баронет и барон – один горьковатый овощ, поспешил к зданию библиотеки, где всё равно не пустят в закрытый отдел, потому свернул к соседнему корпусу, там живут преподаватели.

С Глорианой портить отношения нельзя, напомнил себе строго. И перестань задираться, здесь же все перед тобой как дети: глупые, заносчивые, хвастливые, ты это видишь, но не спеши задирать нос и выставлять всех дураками.

Конечно, ни один аристократ не унизится до полезной работы, потому если ещё и здесь выкажу себя совсем уж белой вороной, со мной даже здороваться перестанут и не будут приглашать в приличные дома.

Правда, и сейчас не приглашают, но если уж решил как-то облагораживать мир, то быстрее получится, если начну с аристократов, а не с простого купечества.

Вообще-то прогрессорство начал в этом мире вполне успешно: девятерым набил морды, сжёг три склада с ценным имуществом, обманул, украл, зарезал, разграбил, доказывая свой высокий моральный уровень свободного от оков демократа, мои высшие ценности не понять этим сиволапым… или это я, по словам аристократов, сиволапый?

В общем, я начал вполне активно, доказывая, что я интеллигент действующий, а не размагниченный либеральными свободами. Надеюсь, Монтоверди, наш препод по магии, увидит во мне родственную душу.

Я уже взялся за ручку двери, как за спиной послышался уверенный мужской голос:

– Вадбольский!.. Что-то ты совсем пропал из Академии…

Я обернулся, ко мне подходит с приятной улыбкой на лице Горчаков, подтянутый, как всегда, в идеально сидящем мундире, четкий и слаженный, даже глаза как бы улыбаются, но именно как бы.

– Привет, – ответил я, мы обменялись рукопожатием, далеко не со всеми Горчаков нисходит до такого приветствия. – Ты-то чего здесь?.. С твоим происхождением вообще можно не посещать Академию!

Он усмехнулся, но взгляд оставался острым.

– Вадбольский…Ты прав, я из знатного княжеского рода. Мои предки всегда были вхожи к императору и пользовались почетом. Но кто ты, Вадбольский?

Я опешил, переспросил глупо:

– Кто я? Ты же знаешь, баронет Вадбольский!

Он покачал головой.

– Многое не сходится, Вадбольский.

– Почему? – спросил я и ощутил холодок тревоги. – Я говорю правду!

Он легко усмехнулся, продолжая сохранять приветливое выражение лица, вот только взгляд стал пронизывающим.

– Не сомневаюсь, – сказал он, – что ты баронет. Но наверняка есть и другие титулы? Вот, к примеру, титул Александра Васильевича Суворова – барон Тюринский, граф Рымникский, светлейший князь Италийский, граф Священной Римской империи, гранд Сардинского королевства и принц королевской крови!.. Представь себе, он при знакомстве может называть себя просто бароном! Если вдруг зачем-то…

Я развел руками.

– А я просто баронет. С чего ты взял, что у меня есть что-то ещё?

Он смотрел с недоброй усмешечкой, начал загибать пальцы.

– Ты ни к кому не идешь в подчинение, хотя это защита и сытная жизнь. Ты брезгаешь примыкать к любым группировкам, а так может вести себя только особа из более высокого круга. Тебе наплевать на то, какая на тебе одежда, а так поступают лишь те, чей статус очень высок. В столовой с одинаковым выражением ешь простую гречневую кашу и заморского кальмара, которого за огромные деньги и по случаю именин императора доставили в нашу столовую. Я заметил, только ты один не восторгался, а это говорит, что для тебя это не новинка. И я смотрел, как ловко орудовал над ним ножом и вилкой, точно зная, где у кальмара отрезать, как подцепить на зубья…

Он умолк и смотрел на меня с выражением «Ага, попался!», но я не чувствовал от него угрозы.

– Горчаков, – протянул я, – не играй в следователя. Я просто баронет! Баронет Вадбольский.

Он кивнул, не сводя с меня взгляда.

– Вадбольский, ты не первый, кто скрывает свой главный титул. Иоланта почти год была только графиней, и только недавно выяснилось, что ещё и принцесса. Глориана, представь себе, на первом курсе была простой дворянкой, хоть и столбовой, даже не баронессой!.. Раскрыли по случаю.

– Хочешь сказать, – произнес я, – могут быть ещё… скрытые?

Он кивнул, лицо стало очень серьёзным.

– В том числе, – сказал он тихо, – из стран, с которыми воюем. Или в плохих отношениях. А это чревато. Учитывай!

Прозвенел звонок начала перемены между занятиями, я чуть было не дернулся бежать на лекцию, но вспомнил, что освобожден, Горчаков улыбнулся, словно прочел мои мысли.

– А вот не надо, – сказал он со вздохом. – Хотя тоже все знают, как и ты, что там скажут. Домашнее воспитание всегда выше.

Он кивнул и ушел, для него занятия, как понимаю, почти работа, его всобачили в Академию не ради учебы, должен социализироваться, общаться, заводить друзей, завоевывать влияние и учиться управлять людьми.

Я потянул на себя ручку тяжёлой двери преподавательского корпуса. Зачем Горчаков мне сказал такое? Что плохо скрываюсь, и что лично он не видит во мне закордонного шпиона?

А ещё и для того, чтоб я теперь и сам был настороже и присматривался к курсантам. А кого подозревать? Кто старается подружиться с детьми высокопоставленных родителей, чтобы заполучить какие-то рычаги влияния, или тех, кто, как серые мыши, стараются оставаться незамеченными?

Разве что Толбухин и Равенсвуд. Особенно Равенсвуд.

Этот корпус только внешне похож на остальные, но строили для преподавательского состава, внутри и коридоры шире, и собственная столовая, и ещё какие-то помещения, но я торопливо шагал к двери, номер которой сообщил всезнающий Толбухин.

Постучал в дверь, изнутри послышался недовольный голос. Я приоткрыл и торопливо скользнул вовнутрь кабинета, разом охватывая взглядом готическую обстановку с отделанными тёмным деревом стенами, готическую мебель, начиная от массивных угрюмых шкафов с книгами и закачивая массивным столом и стульями с прямыми спинками.

Монтеверди за столом, в руке фужер с чем-то бордового цвета, смотрит на меня с неудовольствием.

Я вытащил из кармана крохотную склянку и торопливо поставил перед ним на стол.

– Это такое же, Радамес Иванович!.. Сам сделал!

Он уже раскрыл было рот, чтобы велеть убираться, но хмыкнул, отставил фужер и взял в руки мою склянку. Я с замиранием дыхания наблюдал, как он повертел её в ладони, принюхался к пробке, с усилием вытащил.

Громко плямкнуло, что значит, пробка плотно притерта. По комнате распространился мощный запах, но у препода магии нюх слабее, чем у меня, сунул склянку под нос, мощно вздохнул.