Текст книги "Я жил в провинции...(СИ)"
Автор книги: Юрий Гаев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Российское телевидение переживало свой Ренессанс, материалов ТВ-тематики в центральных газетах было полно. Я давал выжимки из наиболее интересных, писал о родном КИТСе (перспективы развития, творчество), новых запорожских каналах "Хортица", ТВ-5, "Запор╕жжя", уделял внимание городской культуре. Съездив в Киев, взял обширное интервью у Зиновия Кулика, известного журналиста, первого вице-президента государственной телерадиокомпании Украины. Найденная модель издания – подробно о телевидении, сжато о городских новостях, оказалась востребованной, разовый тираж быстро достиг 30-35 тысяч. Думаю, читателей привлекал и нестандартный дизайн газеты, придуманный моей супругой Натальей, работавшей тогда в "Нашем городе" ответственным секретарем. Расхожее в 2000-е сочетание "Город Z." появилось, к слову, благодаря "Всей неделе". Только у меня новости шли под рубрикой в варианте кириллицы – "В городе З.".
Еженедельник стал популярен, я серьезно подумывал о расширении его в большую городскую газету "культурной" направленности. Но пришло то, что называлось
гиперинфляцией, стоимость издания взлетела до облаков. Тонна бумаги, например, стоила в январе 94-го десять миллионов купоно-карбованцев, ходила такая денежная единица в период между советским рублем и "незалежной" гривной. Кабельное ТВ, "Вся неделя", как и многие другие предприятия и организации, обанкротились и исчезли. Причина, повторюсь, – хрупкость только зарождающейся рыночной экономики.
В стране царил всеобщий большой базар, каждый к новой экономической реальности приспосабливался по-своему. КИТС распался на две самостоятельные организации. Одна, руководимая Е. Березняком, специализировалась на строительстве кабельных телекоммуникационных сетей в областном центре, вторая, возглавляемая А. Кузнецовым, к осени 1995-го преобразовалась в эфирную телекомпанию "Алекс". Весной 1998-го Кузнецов стал народным депутатом Украины. В том же году, через две недели после своего 45-летия, Кузю, так его доброжелательно называли друзья, прямо в здании Верховной Рады сразил инсульт. Памятная доска в честь основателя "Алекса" висит у главного входа в телекомпанию. Улица Днепродзержинская на правом берегу города в 2016-м переименована в улицу Александра Кузнецова.
"Вся неделя" продержалась на запорожском газетном рынке с июля 1993-го до конца 1994-го. Чтобы спасти издание я, по совету Жени Березняка, пытался найти деньги на стороне. Делал я это наивно и неуклюже: просил немногих своих богатых (как мне казалось) знакомых купить тонну-две газетной бумаги. Не откликнулся ни один.
И тогда я решил "продаться". В центре города, на Центральном бульваре, находился офис частной фирмы "Промис", занимавшейся, среди прочего, торговлей бензином. Президент фирмы Борис Эрлих считался успешным предпринимателем, не лишенным меценатских амбиций, при его офисе работала картинная галерея, где выставлялись местные художники. Я позвонил Эрлиху, представился, договорился о встрече. Минут за тридцать до назначенного мне времени над городом разразился небывалый продолжительный ливень. Отложить встречу не получилось, зонтика ж и денег на такси не нашлось. В офисе "Промиса" я оказался вовремя, но мокрый до ниточки. Таких непрезентабельных посетителей в этой приемной, думаю, еще не было. Не предложив ни стул, чтобы сесть, ни чаю, Эрлих спросил, что мне от него нужно. Я вытащил обернутую целлофаном подшивку, пролистал её, сказал о тираже, популярности, временных трудностях. И посоветовал выкупить "Всю неделю" у КИТСа, вложив средства "Промиса" в перспективный газетный бизнес. Ухоженный импозантный Эрлих сидел за недешевым своим столом, глядя на меня, несолидного и помятого, взглядом, полным нескрываемого недоумения. Подобных деловых предложений в подобной форме от подобных партнеров ему прежде не поступало. Аудиенция длилась минут десять-пятнадцать. "Мне газетный бизнес не интересен" – процедил Эрлих, и я ушел, сопровождаемый насмешливым взглядом его смазливой грудастенькой секретарши. Большего унижения в свой жизни ни до, ни после я не испытывал. Спустя недолгое время офис "Промиса" опустел, – мебель за долги распродали, живопись разошлась по частным коллекциям и художественным салонам. Вся коммерческая деятельность фирмы оказалась, скажу мягко, нечистоплотной. Президент "Промиса" Борис Эрлих сбежал в Израиль, не раздав долги, не рассчитавшись с банковскими кредитами. Как сложилась дальнейшая судьба "мецената" и "коммерсанта", не знаю.
В первые же дни нового – 95-го – года позвонили из запорожского агентства недвижимости "Арсенал" с интересным для меня предложением, попросили зайти. Директором агентства оказался крепко сбитый невысокий молодой человек в малиновом пиджаке – Олег Каплий.
– Ценю свое рабочее время, на весь разговор у нас есть десять минут, – сказал Олег, поворачивая часы на своем столе ко мне циферблатом. Сообщив о планах открыть при агентстве собственную газету, предложил её редактировать. Поинтересовался, какая потребуется техническая и экономическая база, штат сотрудников. Выслушав мои соображения, кивнул: устраивает. Снял телефонную трубку: "Миша, зайди". Вошел мужчина моего возраста – полный и бородатый.
– Познакомься, – обратился к нему Каплий, – Юрий Александрович Гаев, редактор нашей газеты. Все возникающие вопросы будете решать вместе. Меня держи в курсе дела.
Деловой стиль общения Каплия удивил и понравился, разговор действительно уложился в отведенный им десяток минут. Главное обсудить успели, уйму второстепенных вопросов оговорил уже с Мишей в его кабинете. Среди прочего настоял, чтобы в штат кроме меня зачислили двух женщин из "Всей недели", – ответсека и машинистку. На следующий день всех троих взяли на работу в акционерное товарищество "Арсенал холдинг".
Дальше начались непонятки. Прошла неделя, вторая, третья, меня никто не тревожил, на работу не вызывал. По телефону Миша отвечал: "Все идет своим чередом, в тебе нет пока надобности". Прошел месяц, полтора, два. Я понимал: что-то в "Арсенале" не так, Миша же по-прежнему уверял: вопросы решаются. Пошел третий месяц безделья. Деньги моей команде платили, но на работу мы не ходили. Поговорить с Каплием, расставив над "i" все точки, не получалось, он всячески избегал встречи. Смешно, но вызвать меня и честно сказать, что, не просчитав своих возможностей, с газетой поторопился, Олег так и не решился. Понты, воистину, дороже денег. Между тем я получил новое заманчивое творческое предложение, которое принял. Забрав трудовую книжку из "Арсенала", с агентством недвижимости навсегда попрощался.
Это были 90-е годы ХХ века. Позже их назовут лихими и криминальными. Государство, хромая и спотыкаясь, пыталось устоять на ногах. Именно тогда появились "челноки", наводнившие магазины дешевым импортом, тележки-кравчучки, "новые русские" – бритоголовые невежественные жлобы, по случаю урвавшие много денег и не знающие, что с ними делать. Кто поумней, организовывал "бизнес", не вникая в сложности и специфику учреждал газету или журнал. Новые издания возникали и умирали довольно часто. Газета для нуворишей стала одним из символов статусности. Как дорогущая иномарка, золотая толстенная цепь на шее, или, скажем, особенно популярный у "новых русских" малинового цвета пиджак.
Нарастала жировая прослойка новой (рыночной) экономики – средний класс, неоднородный и разномастный. Вместе с мутными деловарами-эрлихами, позерами-каплиями, из ниоткуда возникли умные, по-хорошему предприимчивые ребята, вроде фермера из Орехова Виктора Центкевича, с которым познакомился, когда еще работал на КИТСе. Расскажу об этом человеке подробнее.
В области насчитывалось уже полтысячи фермеров – одиночек с запретной ранее деловой хваткой, пытавшихся разрушить миф о бесспорном преимуществе коллективного хозяйствования. Центкевич отличался неординарностью. Совсем еще молодым руководил в Казахстане бригадой, строившей теплоцентрали в степных поселках. Привозил из Харькова списанные паровозные котлы, переоборудуя для котельных. За умную голову, независимый нрав и высокие заработки был нелюбим многими влиятельными начальниками. Когда в 86-ом объявили борьбу с нетрудовыми доходами, подобных предпринимателей, неизвестно как выросших в социалистических условиях, упрятали за решетку. Дабы не выделялись уровнем жизни из общей экономической уравниловки. Центкевич получил срок в десять лет. После половины отсидки, в ноябре 91-го, освободили – "за отсутствием состава преступления". Тюрьме, как ни дико это звучит, Виктор был благодарен. Ведь сидел не с простыми уголовниками, а с людьми грамотными, у которых набрался идей и знаний. Выйдя из тюрем, они возглавили биржи, СП, частные и малые предприятия.
Продав квартиру в Алма-Ате, Виктор переехал в родной Орехов, поселился в убогой времянке, взяв в пользование клочок земли, служивший городской свалкой. Эти бросовые 12 гектаров изменил до неузнаваемости: вывез тонны мусора, очистил пруд, заложил ондатровую ферму, организовал раскопки древнего кургана, находившегося на территории. Заключил договор на пятилетние поставки в Орехов бензина, были месяцы, когда город, благодаря Центкевичу, получал по 200 тонн дефицитного тогда топлива.
Наличие свалки у пруда всех устраивало. Когда пришел сюда хозяин, ему стали упорно мешать. Чего только не придумывали чиновники, чтобы отобрать у фермера его гектары. Хотели даже решением сессии горсовета лишить права на землю. Только увидев нашу съемочную группу, приехавшую за несколько минут до начала сессии, сняли вопрос с повестки дня. Но если косная власть оборотистость и ухватистость Центкевича не принимала открыто, то обыватели, завидовавшие всем, кто жил иначе и лучше, мстили исподтишка и непредсказуемо. Отравили собаку, охранявшую ферму; средь бела дня застрелили теленка; украли барана; подожгли вагончик, купленный за большие деньги и с трудом доставленный в поле. Проблемы Центкевича были типичны для нарождающегося украинского фермерства. Я понимал: за судьбой ореховского "выскочки" следит весь район, область. Выдержит он – потянутся к земле и другие. Потому и поддерживал, готовя телесюжеты, рассказывая о ферме в печати. Хорошо Виктора помню – невысокого, худого, жилистого. С коричневой кожей, выдубленной то ли казахстанскими степными ветрами, то ли жестким пятилетним тюремным режимом. Добавлю, не углубляясь в подробности: Центкевич, в конце концов, систему не одолел. Разорился, бедствовал, по возрасту получил мизерную пенсию. На том месте, где хотел разбить сад и построить для семьи дом, давно стоит стандартная АЗС.
Заманчивое творческое предложение, о котором упомянуто выше, связано с изданием, давно популярным в Украине и соседней России – "Теленеделей". Основал её в 1994-м в Харькове Борис Ложкин, на следующий год "Теленеделя" начала выходить в Запорожье (апрель), Киеве (май), Днепропетровске (июнь). Первым редактором запорожского регионального выпуска был я.
Концепция нового еженедельника – все о звездах шоу-бизнеса, кино и так далее – привлекала, некоторые идеи использовал и во "Всей неделе". Большая часть полос, уже сверстанных, приходила из Харькова, на отведенной для запорожского выпуска "территории" печатались местные "культурные" материалы. Не равнодушен я был к духовному просвещению! Но учредители газеты, платившие регулярно стодолларовую зарплату, требовали "желтизны" и прочего криминала, что мне было напрочь неинтересно. Помню, как печалились спустя 2-3 месяца после старта нашего выпуска, мол, на вложенные уже в издание деньги могли бы купить "Тойоту". Я супругов Иру и Валеру Фоменко, хозяев запорожской "Теленедели", не осуждал, людям хотелось быстрых и больших денег, а тяга читателей к "клубничке" и "желтизне" поднимала тираж.
О Боре Ложкине, 24-летнем основателе "Теленедели", говорили как об очень толковом парне. Чтоб представиться ему, я 1марта 1995 года специально поехал в Харьков. О том, что в этот день в Москве убили тележурналиста Владислава Листьева, услышал по поездному радио. Сказать, что расстроился, значит, ничего не сказать, Владом я восхищался. Разговор с Ложкиным – высоким, худым и юным, занял пару минут, остальное время рабочего дня ушло на деловое общение с его журналистами. На подготовку запорожской редакции мне дали месяц. Начав с нуля (первый адрес "Теленедели" – подвал жилого дома на Павло-Кичкасе), 1 апреля выпустили первый номер еженедельника, раздавали его на улицах прохожим бесплатно. А расстался я с Фоменками через шесть месяцев с обоюдным, хочется думать, сожалением, мне ведь азартно и напряженно работалось редактором в их газете, просто наши цели не совпадали. Верные мои дамы, машинистка и ответственный секретарь, сопровождавшие меня от газеты к газете, остались в "Теленеделе". Боря Ложкин оказался не просто толковым, а очень толковым. Стал бы он иначе одним из столпов отечественного медиабизнеса? В июне 2014-го Президент Украины Петр Порошенко назначил Бориса Ложкина главой своей администрации.
Не буду лукавить, уходя "от Фоменок", имел уже виды на другую работу. Главреж областного телевидения Слава Грипич (это его отец Владимир Грипич был в свое время главным режиссером театра имени Н. Щорса, позже ставшего имени В. Магара), знавший меня по работе на кабельном, пригласил на должность главного редактора редакции информационных программ Запорожской государственной телерадиокомпании. Я дал согласие, ведь гендиректор ЗТРК Анатолий Ставничий при личном знакомстве обещал максимальное невмешательство в работу редакции.
Первое, что я сделал, наладил работу съемочных групп в выходные дни. Оказалось, что по субботам-воскресеньям, когда происходит много важных событий (на журналистском языке – информповодов), служба новостей часто отдыхала. Второе – составил график поездок своих редакторов по территории области. Сюжеты о жизни сельских районов должны идти регулярно! Третье – убрал традиционного диктора, читающего новости в кадре. Видео на экране должно быть как можно больше! Четвертое – поменял порядок подачи сюжетов. Открывать выпуски новостей нужно самым резонансным событием, а не обязательным нудным официозом, к чему зрителя приучили! И если некоторые новации прижились, то приоритет холуяжа остался-таки незыблемым, гендиректор строго следил за тем, чтобы сюжеты с "первыми лицами" выходили в срок и в первую очередь.
Уже скоро понял: мой новый шеф – эталон номенклатурного партийного служащего: осторожного, угодливого, покорного. В обычном сюжете, где упоминался замгубернатора, Ставничий убрал как-то формулировку "высокопоставленный областной чиновник". Ситуаций нестандартных боялся пуще огня, вдруг это не понравится начальству? Был, например, такой характерный случай. Активисты-руховцы сообщили о пикетировании поездов, идущих в Россию и из неё. В знак протеста против войны в Чечне. Посылаю на вокзал съемочную группу, тут же звонит Ставничий, интересуясь, что это за пикет. Объясняю. Шеф кряхтит в трубку, боится осложнений. Спрашивает, кто сообщил о пикете, чем вызван мой интерес к событию?
– Зачем нам лезть в политику соседнего государства?
– Никто не лезет. Мы просто сообщим о факте пикетирования.
– Но ведь наверняка будут плакаты, критикующие Ельцина. Мы не должны этого показывать.
– Но почему? Мы ведь никакой официальной точки зрения не высказываем. Ну, были плакаты, и что с того?
Ставничий опять кряхтит: "Ох, не надо бы этого снимать".
"Страус хренов, – думаю я. – Как будто, если мы не снимем, то и самого пикета не будет".
– Ну, хорошо, – принимает все же решение, – только мне обязательно потом покажите.
Ребята на вокзал съездили, отсняли, смонтировали, я сюжет подписал. Генеральный просмотрел, в эфир не пустил.
Несмотря на наличие зама – Владимира Мушастикова (второго человека в ЗГТРК, курировавшего телевидение), гендиректор часто сам вычитывал сценарии всех сюжетов. Перестраховывался. Найдя прокол, ликовал: вот вам! Однажды, когда Ставничий был в отпуске, Мушастиков прислал мне для стажировки (в редакции появилась вакансия) симпатичного чернявого парня – Павла Вольвача. Я дал Паше задание, он справился, я взял его на работу. То, что парень пришел практически с улицы, в расчет не брал. Главное – он чувствовал слово, мог из событийного наслоения вычленить суть, внятно изложить мысль на бумаге. Вернувшись из отпуска, Ставничий вызвал меня к себе:
– Как вы могли взять в штат Вольвача, если у него нет высшего образования?
– Он отлично работает, посмотрите его сюжеты.
– Это не важно, без диплома на телевидении нельзя работать.
– Ко мне его направил Владимир Абрамович...
Пришлось Ставничему проглотить "аполитичное" решение своего зама.
Второй случай нарушения мною "кадровых правил" связан с Таней Мозоленко, машинисткой редакции. Девушка писала стихи, давала мне их читать. Как-то сказала, что хотела бы попробовать себя в журналистике. Почему бы и нет? Посылаю вместе с оператором "в Глинку" отснять сюжет об открытии очередного симфонического сезона, – ничего сложного, Таня без проблем справилась. Генеральный же пришел в ужас: "Как можно машинистке поручать работу редактора?". Все, что выходило за рамки инструкции, было недопустимо. Хороший сюжет улетел в корзину.
Мозоленко, узнав о судьбе сюжета, решила, что зарубил его я. Доверительное ко мне отношение сменилось холодностью. Вскоре Таня уволилась, перейдя в муниципальный театр-лабораторию "Vie" завлитом. В 2004-м, отдыхая летом в Бердянске, девушка утонула. Её единственный увидевший свет поэтический сборник назывался "Искренне ваша". Павел Вольвач окончил журналистское отделение филфака Запорожского национального универа, после пяти лет на облТВ уехал в Киев, где работал на радио "Свобода", в других СМИ. Сегодня Паша один из лучших украинских поэтов, автор двух не оставшихся незамеченными романов. Дважды (2001-й и 2016-й) номинировался на Шевченковскую премию.
Владимир Мушастиков имел репутацию крепкого телеинформационщика, много лет работал на главную новостную программу СССР "Время". Я его застал уже на руководящей должности и запомнил как руководителя-самодура. Сколько раз бесцеремонно вмешивался в мою работу, срывая уже намеченные съемки и планы!
Общались мы практически ежедневно. Иногда передо мной сидел умный, опытный журналюга. Иногда непоследовательный, противоречащий сам себе вздорный начальник. Случалось, собирал у себя всю информслужбу, устраивая показательный разбор полетов. Учил нестандартно раскручивать ту или иную тему. "Хулиганьте в эфире", – призывал оживленный и творческий, как и положено репортеру. А потом все нестандартные повороты в сюжетах моих ребят сам же рубил, утверждая, что так не делают. С моим сюжетом, отснятым к 1 апреля, поступил по-иезуитски.
У меня были привезенные с Командорских островов видеокадры раскопок захоронений команды Беринга. Похожий рельеф мы с оператором нашли на Хортице, сотрудник национального заповедника серьезным голосом на камеру сообщил о найденном здесь уникальном древнем захоронении. Отсняли, смонтировали, получилась интересная новость-розыгрыш. Первым готовый сюжет предварительно посмотрел Мушастиков, покачал головой, задумался. Направил к генеральному, пусть он решение принимает. Ставничий в таких случаях настораживался, проявляя двойную бдительность. Вставил кассету в видеомагнитофон, прокрутил сюжет, перевел глаза на меня:
– Что вы этим хотите сказать?
– Ничего. Это традиция такая, разыгрывать читателей в газетах, а на телевидении зрителей. И как можно правдоподобнее.
Одним словом, мой первоапрельский розыгрыш из эфира убрали. В тот же день в московской вечерней программе "Время" сообщили, что на одном из антарктических айсбергов нашли 4-х метровый скелет – останки древнего великана. Я был вне себя от обиды и злости.
Почему, описывая эскизно здесь свою жизнь, выделяю сразу несколько эпизодов в целом недолгой работы на облТВ? Ради констатации очевидной для меня простой мысли: чиновники, сформировавшиеся в советской системе координат, не могли, как бы теоретически они того ни хотели, работать по-новому – без оглядки на вышестоящее начальство. Эта беда коснулась не только журналистики, – практически каждой сферы человеческой деятельности. Случались, конечно, из этого правила исключения. Но мне, к сожалению, таковые неведомы.
Людям – большинству – свойственно прогибаться под обстоятельства, это еще называют инстинктом самосохранения. Для меня опция "самоуважение" была всегда первичней клавиш "должность", "оклад", "карьера". Написав заявление "по собственному", без сожаления ушел с телевидения – от обоих мелкотравчатых своих шефов, вечного организационного бардака (где оператор? осветитель? водитель?), подзабытой уже цензуры. Вернулся на любимый газетный хлеб, где качество конечного продукта – текста – зависело лишь от собственной головы и сложного по составу творческого фермента, именуемого "зуд в пальцах".
В собственные корреспонденты республиканского русскоязычного издания "Правда Украины" по Запорожской области я попал по рекомендации одного из своих пишущих коллег. При "советах" "ПУ" была рупором ЦК Компартии Украины, Верховного Совета Украины и Совета министров УССР, стать собкором такого "органа" можно было только по согласованию с отделом пропаганды обкома партии. Ко времени моего прихода в сентябре 1996-го газета была уже "беспартийной", но государственной, и руководил ею Александр Горобец. В "Правде Украины" я проработал два года, вплоть до её закрытия Министерством информации осенью 98-го. Почему государственную газету закрыли? Об этом стоит рассказать поподробнее.
С мая 1996-го по июль 1997 года Премьер-министром страны был, как известно, Павел Лазаренко. Освещению его деятельности "Правда Украины" уделяла достаточное внимание. После того, как Леонид Кучма отправил Лазаренко в отставку, Павел Иванович перешел в оппозицию к Президенту, а лояльное к себе издание сделал главным пропагандистским рупором. Однажды, когда все журналисты съехались в Киев, редактор, собрав коллектив, прямо сказал: отныне критикуем действия Президента, а Лазаренко и созданное им Всеукраинское объединение "Громада" во всем поддерживаем. Каждый, кто не согласен с новой редакционной политикой, может уволиться. Не уволился, по-моему, ни один. Я лично, как и Горобец, был убежден: косноязычного мафиозного Кучму должен сменить прогрессивный, незапятнанный Лазаренко.
В декабре 97-го Леонид Кучма на один день приехал в Запорожье. Программа визита была непоказно деловой и насыщенной. Чтобы выполнить задание редакции – прислать о визите компрометирующую президента заметку, пришлось сконструировать отдельный абзац: "Тень экс-премьера Украины Павла Лазаренко, одного из реальных претендентов на пост нового главы государства, незримо витала во время встречи в ДК имени Кирова. Президент болезненно реагировал на всяческие упоминания о нем, а один раз, не выдержав, сказал: "Моя ошибка в том, что отпустил Лазаренко в депутаты, а не уволил за злоупотребление служебным положением". Еще меня возмутило хамство Кучмы, он всем своим собеседникам, будь то студент или губернатор, тыкал. Заметку, отправленную в Киев, озаглавил: "Наш Президент со всеми на "ты". Редактор, сочтя мою критику мелковатой, забраковал её.
Объявив себя партией, "Громада" взялась за создание региональной структуры. Руководителем Запорожской областной организации стал Александр Бережной, матерый комсомольско-партийный местный чиновник. Я диву дался, как быстро и качественно был оборудован офис партии – мебель, оргтехника, штат сотрудников. Мне, как корреспонденту "ПУ", тоже нашли работу – сопровождать Павла Лазаренко и Олега Блохина (знаменитый футболист шел в депутаты по спискам партии), когда оба приехали для проведения избирательной кампании. Удивиться было чему! На встрече с избирателями-сельчанами бывший Премьер уверял, что против распродажи земли: "Её могут скупить иностранцы и понастроить на ней всякое". В Бердянске же, общаясь с портовиками, говорил противоположное: "Во всем мире землей торгуют, и мы должны. Купивший землю будет заинтересован, чтоб она плодоносила". Что касается Блохина, то ни о чем, кроме футбола, он, по-моему, говорить не мог. Во всяком случае, мужики, присутствовавшие на встречах, только о футболе его и спрашивали.
В эти же дни еще один образец политического цинизма продемонстрировал действующий Премьер-министр Валерий Пустовойтенко, приехавший в Запорожье со своей целью. Собрав обширный "партхозактив" в ДК Металлургов, премьер, не стесняясь присутствия в зале прессы, давал указания директорам и чиновникам как организовывать итоги голосования: "Чтоб за НДП было не менее 60-ти процентов!". Народно-демократическая партия была тогда "в тренде" и возглавлял её Пустовойтенко. На мартовских парламентских выборах 1998 года НДП получила чуть больше 5 % голосов и прошла в Верховную Раду. "Громада", взяв 4,67 %, тоже прошла. Нардепом стал и Олег Блохин.
Первым замом лидера "Громады" была, напомню, Юлия Тимошенко. Заметка о ней (с фотографией) под броским названием "Красота спасет мир" вышла на первой полосе "Правды Украины" 4.2.97 г. Всегда восхищался этой умной волевой женщиной, но впервые "рассмотрел" именно после данной заметки, автор которой назвал Тимошенко неординарной личностью.
Возвращаюсь к судьбе "Правды Украины". Став на сторону опального Лазаренко (кто знал тогда о его спрятанных в Америке миллионах?), газета нарвалась на серьезные неприятности. Редакцию попытались выселить из помещения, которое она занимала 60 лет. "Укрпочта" отказалась доставлять газету подписчикам. Счета газеты блокировала налоговая инспекция. Бдительные пожарные потребовали возле каждого компьютера установить по огнетушителю. Кончилось тем, что газету закрыли, а главного редактора А. Горобца под надуманным предлогом арестовали. Перед закрытием тираж "ПУ" составлял 632 тысячи экземпляров, что было рекордом для независимой Украины. В начале 1999-го издание перерегистрировали, поставив редактором журналистку, лояльную режиму Кучмы и Пустовойтенко. Я к тому времени был уже собственным корреспондентом Всеукраинской газеты "Факты и комментарии", попросту – "Фактов".
Должность собкора столичной газеты в журналистской профессиональной среде всегда считалась престижной. В строгое советское время журналистам, представлявшим в регионе крупные партиздания, полагался корреспондентский пункт, под который выделяли кабинет в одном из госучреждений, а то и дополнительную жилплощадь. В корпункте в обязательном порядке стоял телетайп, – для получения срочной официальной информации. Некоторым собкорам их редакции выделяли деньги на такси и служебный транспорт. Немаловажным был и такой фактор, как отдаленность от непосредственного начальства. "Проснулся, надел тапки – и на работе", – говорили о себе счастливцы-собкоры.
Александр Швец, основатель и бессменный главный редактор "Фактов и комментариев", требовал от своих "перьев" хороших текстов и проверенной информации. У него был свой нестандартный, в некоторых аспектах для меня спорный, подход к журналистике. Думаю, о серьезных новациях, привнесенных Швецом в украинскую журналистику, кто-то компетентный еще напишет.
12 лет, вплоть до ухода в 2010-м на пенсию, я занимался сугубо творчеством. Подписных кампаний, рекламно-агитационных мероприятий, раздачи призов подписчикам, чем нагружали региональных корреспондентов "Правда Украины" и другие издания, в "Фактах" не было. Была интереснейшая, с вечными ночными "отписываниями", ненадоедающая работа. Опыт писательства, накопленный благодаря "Фактам", помог и в работе над этой книгой.
...Как-то в Ореховском районе, где оказался по журналистской надобности, познакомился с чехом Виктором Швиглом, чьи родители в свое время переехали в Украину. Виктор рассказал, что, окончив в 1982-м школу, хотел поступить в Калининградское военное училище. Его не приняли, заявив: "Ты потенциальный предатель родины". Как известно, в августе 1968-го вошедшие в Прагу советские танки положили конец попыткам Чехословакии освободиться от влияния Москвы и СССР. Швигл окончил факультет физвоспитания Запорожского пединститута, стал учителем физкультуры. Позже работал в "Сельхозтехнике", занимался поставками удобрений, поднял свой бизнес. Но обиду на людей, ни за что оскорбивших в юности, украинский чех помнил. Вот так и я: простил разных нехороших начальников, но память многое цепко держит.
Впрочем, я, кажется, немного увлекся. Пора вернуться к августу 91-го. Так совпало, что в дни, когда Михаила Горбачева кремлевские заговорщики отстраняли от власти, в Запорожье проходил второй Всеукраинский фестиваль популярной песни "Червона рута". На финальном концерте, состоявшемся на стадионе "Металлург", была и моя жена, её восторженный рассказ о событии выслушал, вернувшись "от Беринга". Когда вскорости лауреаты "Руты" в рамках гастрольного тура приехали с большим концертом в наш город, поспешил на их выступление. Услышанное-увиденное повергло, без преувеличения, в культурный шок.
Запорожский певец и композитор Анатолий Сердюк, чья прозвучавшая на фестивале песня "Вставай, Укра╖но!" сделала его известным на всю страну, рассказывал как-то в газете "День" (23.08.2013 г.): "Запорожье в 1991 году было полностью русифицированным: на 900-тысячный город оставалась одна украинская школа. Украинский язык услышать было почти невозможно, а если кто-то на нем говорил, то на него оглядывались, как на неуча из забитого села. В школе его преподавали только с третьего класса, дважды в неделю, да и то можно было не изучать по заявлению родителей. А посещать эти уроки было непрестижно, потому что все было русскоязычным. Поэтому в детстве и юности я не знал ни Украину, ни родной язык, и только "перестройка" открыла мне дозированную правду о нашей истории и культуре. Возможность убедиться в реальности украинского мира выпала на фестивале "Червона рута", который проходил в Запорожье с 9 по 18 августа. Поразило, что десятки артистов изо всей Украины не только пели, но и общались на украинском, такого в своей жизни я еще не видел".
Готов подписаться под каждым словом Анатолия Сердюка. Мне, выросшему на русской культуре, все "чужое" было, в сущности, безразлично. Годом ранее, в начале августа 90-го, на Хортице широко отметили 500-летие запорожского казачества. Колонна, прошедшая по проспекту Ленина, собрала до полумиллиона человек. Меня тот марш не зацепил и не вдохновил. В отличие от концерта "Руты", открывшего ранее незнакомый колоритнейший музыкальный мир. На пятом десятке, прожив большую часть жизни в Запорожье, вдруг в один вечер понял, что ничего толком об украинской культуре не знаю. Так же, как и об истории и традициях. Недоучился, не прочитал, недослушал! И людей, которым национальное оказалось важно, зауважал (другое дело, что многих из них занесло потом в экстремизм и радикализм, чего я никогда не поддерживал). Конечно, тогда, в 91-м, сыграл свою роль и подлый ГКЧП – не хотел я возврата всего советского, слово "независимость" кружило голову. Как гумилевская "тварь скользкая" бессильно ревела в "разросшихся хвощах", не разумея, что на плечах её прорезаются крылья, так я, уже поняв, что в моей жизни практически отсутствовала важная духовная составляющая, еще не осознавал, что становлюсь украинцем не только географически, но и по осознанному внутреннему позыву, как говорят люди начитанные – ментально.