Текст книги "Алмаз - драгоценный камень"

Автор книги: Юрий Дьяконов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

СЮРПРИЗЫ

«Ну и погода на этом юге! – не переставала удивляться Алена. – Какая будет завтра, и угадать невозможно».

Когда они уезжали из своего уральского поселка, туда уже пришла зима. Тонкоствольные березки и осинки давно лишились листвы и, голенькие, казалось, дрожали от холода на пронизывающем ветру, который хозяйничал над тайгой, без разбору хлестал: колючими крупинками снега по всему, что есть на земле.

Вьюга два дня гналась за поездом. Потом отстала. Зеленых, хвойных лесов становилось все меньше. За окнами потянулись бесснежные поля с раскисшей от дождей землей. Потом… – что за чудо! – стали попадаться сначала отдельные лиственные деревья, за ними целые рощицы, похожие издали на громадную цепь костров с разноцветными языками пламени: красными, лимонно-желтыми, бордовыми, синими. Тут еще хозяйничала осень.

А когда приехали сюда, в этот город, вовсю светило солнце, мальчишки бегали в школу в одних рубашках. Мама принесла с базара кисти крупного продолговатого винограда, сквозь кожицу которого просвечивали зернышки, и громадный полосатый арбуз. Куда же она попала? Уехала из зимы. Промчалась в поезде мимо осени. А тут, выходит, еще самое настоящее лето?!

Но лето продержалось недолго. Через неделю лужицы сковало льдом. Всю землю, тротуары, крыши домов устелили опавшие в одну ночь листья кленов, каштанов, акаций. Повалил снег, и к вечеру ребята катались по улице на санках.

Пришла зима? Ан нет! Через два дня от снега и следа не осталось. Полили нескончаемые дожди. Вот уже и Новый год на носу, а зимы все нет. Ну а какой же это Новый год без снега?…

* * *

Двадцать восьмого декабря ребята пришли в школу нарядные, праздничные, с просветленными, радостными лицами – ведь сегодня последний день занятий, а впереди – Новый год, подарки и зимние каникулы.

Обычно растрепанный и небрежно одетый, Толик Ивасечко был: неузнаваем. Сегодня все на нем новое: и рубашка, аккуратно заправленная под ремень, и брюки с острыми, как ножи, стрелками, и ботинки. Да и сам Толик похож на новенький сверкающий гривенник. Непослушные темные вихры он смазал каким-то маминым кремом, отчего они блестели и плотно облегали голову. И ходил он сегодня, на удивление, тихо, осторожно. Садясь, смотрел, не запачкана ли скамейка, и, чтоб не измялись, аккуратно поддергивал штанины.

Алекс после недавних событий сидел притихший и делал вид, что, кроме урока, его ничто не интересует. Но когда у Ани вдруг соскользнула на пол промокашка, он стремительно нагнулся и водворил ее на место.

– Спасибо, – сказала Аня и улыбнулась.

Алешка смутился и, пододвинув к ней сложенный вдвое лист, шепнул:

– Это тебе… А рисовал папа… Спрячь, а то увидят…

Едва прозвенел звонок, Алешка сорвался с парты и убежал. Аня: оглянулась вокруг и, подняв крышку парты, раскрыла плотный лист бумаги. По крутым волнам бежал красивый парусник. А в самом уголке над морем виднелась крохотная чайка.

– Ну-ка покажи, что ты там прячешь!

Аня сунула рисунок в тетрадь и испуганно захлопала ресницами. У парты стояла Тамара Васильченко.

– Это ничего… Это нельзя, – растерянно проговорила Аня.

– Я и так знаю! Он у Алешки дома над кроватью висел. Поду-у-маешь! – Тамара крутнулась на каблуках и убежала.

После второго урока Зинаида Ивановна объявила:

– Сейчас я принесу дневники с четвертными отметками Мы проведем небольшое собрание, и я отпущу вас домой, – и вышла.

Все закричали. Поднялась возня. Мальчишки носились по классу, скакали по партам. Кто-то толкнул Алешку на учительский стол. Чернильница, которой всегда пользовалась Зинаида Ивановна, не признававшая никаких авторучек, опрокинулась. Полетели брызги. Взвизгнули девочки. И вдруг наступила тишина…

Толик Ивасечко с ужасом смотрел на свою новую рубашку, по которой расползалось фиолетовое пятно. Он хотел исправить дело промокашкой, но пятно от этого стало еще больше.

«Ой, что сейчас будет!» – испугалась за Алешку Тамара.

Ивас огляделся вокруг и кинулся к Алексу.

– Он не виноват! – крикнула Тамара и тоже огляделась вокруг. Но защитить Алешку было некому. Никто из мальчишек не хотел связываться с Ивасом.

– Что ты!.. Что ты наделал, козел! – яростно закричал Ивас, тряся Алекса за ворот, и наотмашь ударил его по лицу.

Второй раз ударить ему не дали: обхватили сзади и прижали руки к туловищу.

Алешка зайцем скакнул в сторону и исчез за дверью.

Ивас рвался, пытался выдернуть руки. Но его держали крепко. Мальчишки и девочки, обступив его, кричали:

– Алекс не виноват!.. Его толкнули!.. Он же не хотел!..

Толька перестал вырываться, попросил:

– Отпусти… Ну, говорю же: больше не буду.

Руки, державшие его, разжались. Толька обернулся и увидел перед собой раскрасневшуюся Алену Березко.

Ребята притихли: что будет?… Но ничего не было.

– Что я теперь?… – снова глянув на пятно, сказал Ивас. – Мама сказала, до Нового года форму не трогать. И вот… – Он сел за парту и отвернулся к стене.

В класс вошла учительница с пачкой дневников под мышкой. Другую такую же пачку нес за ней Алекс…

После собрания Алена с Аней подошли к Ивасу.

– Я могу вывести. Мама и не заметит! Надо только валерьянки достать, – взяв его за рукав, сказала Алена.

– Правда?! – обрадовался Толик. – И незаметно будет?!

– Валерьянку в аптеке можно купить. У меня деньги есть, – подсказал стоявший поодаль Алекс.

– Зачем в аптеку? Пойдемте ко мне, – предложила Тамара. – У нас есть. А дома сейчас никого… Может, и у меня выведется? – и показала маленькое пятнышко на подоле платья.

– Чего ж ты молчала? Конечно, выведем, – пообещала Алена.

И они впятером пошли к Тамаре.

Алена хорошенько потерла ваткой, смоченной в валерьяне, пятна на Толькиной рубашке и Тамарином платье. Потом почистила мокрой щеткой. А когда просушили их над электроплиткой, то пятен совсем не стало видно.

– Какая ты мастерица! – захлопала в ладоши Аня.

– Ну, ты даешь!.. Ну, голова!.. Да я тебе за это что хочешь сделаю, – восторженно говорил Ивас.

Тамара была так довольна, что села за пианино и заиграла веселую мелодию.

 
– И тогда наверняка
Вдруг запляшут облака… —
 

подхватили девочки.

Когда Алекс с Аленой поднялись на свою, высокую, сторону улицы, он оглянулся вокруг и сказал:

– Я тебе китайку подарю. Фарфоровую. Она качает головой и закрывает глаза. Мне дедушка подарил, когда я болел сильно.

– Как же можно дедушкин подарок отдавать? – удивилась Алена. – Да не нужно мне ничего! – и побежала к своему дому.

* * *

Как вчера договорились, утром Алена пришла к Ане. И они сразу занялись уборкой. Пусть это будет Аниной маме, Галине Петровне, сюрприз. Придет она с работы усталая, а все уже чисто и убирать к Новому году не надо.

Алена быстренько расшуровала потухающую печку, согрела выварку воды. Они вытерли везде пыль, обмели паутину. Разрыхлили землю и полили цветы. Хорошенько вымыли теплой водой полы. Все расставили по местам и присели отдохнуть.

От работы щеки у Ани порозовели. Она накинулась на завтрак, оставленный мамой, к которому утром еле притронулась. Потом вместе пили чай с джемом и говорили о том, как удивится мама, когда придет с работы.

Во дворе послышались лай Джека и чей-то крик. Чуть погодя в комнату вошла женщина в засаленном ватнике, в грязных мужских галошах, надетых на босу ногу, в черном шерстяном платке, из-под которого выбивались черные, с сединой, волосы.

– Иди! Пришли к тебе! – сердито сказала она Ане и, даже не прикрыв за собой дверь, вышла, бормоча: – Шляются всякие!..

– Чего она сердится? – одеваясь, спросила Алена.

– Кто? Тетя Даша?… Не знаю. Она почему-то всегда сердитая.

На улице их поджидали Тамара с Алешей и Толик Ивасечко.

– Ох, и злюка ваша Дарья! Во двор не пускает. Чуть метлой не огрела. Ну, я ей тоже когда-нибудь сделаю! – пригрозил Ивас.

– Ну ее, – перебила Тамара. – Пошли смотреть, как елку строят!

– Как строят?! – не поняла Алена. – Елка растет из земли.

– Сама ты из земли! – усмехнулась Тамара. – Это у вас растет, а в городе строится! Все-таки ты, Алена, как деревенская!

– Ну и ладно! – обиделась Алена. – Елки все равно не строят. Мне мама купила. Срубленную. А у нас в поселке в школьном дворе елка: глянешь на макушку – аж шапка валится! Только ее никто не рубил. Давным-давно, когда еще школу строили, привезли из тайги самую красивую и посадили посередке. И живет себе. К Новому году мы ее украшали. А потом хоровод водили. Дед-Мороз из тайги приезжал на розвальнях и подарки нам давал.

– И снег на ветках настоящий! – обрадовалась Аня.

– Конечно! Мы в снежки рядом с елкой играли. А тут, в городе, у вас и снегу-то нет! Зачем же тогда елка?

– Ну, ты скажешь! – не согласился Алекс. – Новый год ведь все равно есть! Значит, и елка должна быть.

– Да она же никогда не видела нашу елку! – вмешался Ивас – Такой здоровенной ни в каком поселке не найдешь!

Когда они пришли на площадь, Алена увидела, что елка в самом деле громадная. Даже выше четырехэтажной гостиницы «Южная», которая стоит на углу. И что самое удивительное – елка действительно строилась! Со стороны гостиницы она была уже готова. А когда обошли вокруг, увидели: две большие красные машины выбросили вверх длинные тонкие лестницы. На них стоят пожарники и к деревянному каркасу гвоздями елки приколачивают. Каждая ветка – целая большая елка. А кран длинной железной рукой подает с земли новые и новые елки.

Потом стали игрушки развешивать. Ну и игрушечки! Шары с Аленкину голову. А в хлопушку можно Аню упрятать.

Тамара позвала их рассматривать, деревянные избушки, которые полукругом выстроились на площади. Такие Алена только в книжках видела. Сказочные. Вот избушка на курьих ножках. А вот терем-теремок. У входа в ледяную избушку лиса хвостом нос прикрывает, притворяется, будто плачет. Рядом заяц в лубяную избушку гостей зазывает.

– Это мой папа домики разрисовал! – гордо объявила Тамара.

– Красиво! – восхитилась Алена.

– Конечно! – рассудительно сказал Алекс. – Он же дизайнер!

Спрашивать, что такое дизайнер, Алена не стала, потому что Тамара опять скажет, что она как деревенская. Ведь и так понятно, что дизайнер – что-то вроде художника по домикам.

Но Ивасу такое внимание к домикам Тамариного папы не понравилось. Он глянул на Тамару и, прищурясь, сказал:

– А все равно самую главную работу делал Клим. Мой дядя! Он весь каркас для елки со своей бригадой строил.

– По-ду-маешь! – фыркнула Тамара. – Тяп-ляп молотком, и готово. Никто и не увидит твой каркас под елками. А папину работу сразу видно! Смотри, все идут и радуются. Всем нравится. Значит, его работа самая главная.

– Нет, Климова работа главная, – настаивал Толик.

– Нет, папина! – не уступала Тамара. – Скажи ему, Алекс!

Алекс и Аня растерянно смотрели на них: чью сторону принять? Ивас обозвал Томку дурой. А Алена, подумав, сказала честно:

– Домики, Тамара, красиво. Но и без каркаса тоже нельзя. Елка сразу завалится. И папа говорит: «Всякая работа главная».

– Ну и пусть завалится! – зло выкрикнула Тамара. – А ты с Анькой к мальчишкам подлизываешься!

Ивас хотел стукнуть Тамару по затылку, но глянул на огромного Деда-Мороза, которого успели уже поставить под елкой, и вдруг засмеялся. Алена обернулась. У ног Деда-Мороза, который опирался посохом о мокрый черный асфальт, какой-то шутник поставил огромные оранжевые галоши, какие надевают старики на валенки. Студенты, украшавшие елку, кричали:

– Дед-Мороз, надень калоши! А то насморк схватишь!

– Пусть горсовет даст в Новосибирск телеграмму: «Срочно высылайте эшелон снегу!» – пошутил какой-то мужчина.

Но Алене смеяться не хотелось. И Деда-Мороза жалко. Зачем над ним смеются?… И первый раз в жизни она будет встречать Новый год без снега. Ну и город. Даже снега зимой нет!..

Но напрасно Аленка так сердилась на изменчивую южную зиму. В первом часу ночи, когда она, закончив украшать свою елочку, заснула, с дальнего Севера подули богатырские ветры. Они оттеснили теплый воздух далеко-далеко, к самому Черному морю, и погнали над городом стада тяжелых темных туч. Снег повалил хлопьями и не переставал до восхода солнца.

МАНЬКИН СПУСК

Барочная преобразилась. Чисто, бело кругом. Морозец небольшой, поэтому снег липкий, податливый. Ребята с самого утра на улице. В снежки играют, строят крепости, лепят снежных баб.

На новогоднем утреннике Зинаида Ивановна объявила:

– По плану зимних каникул у нас восьмого января прогулка в парк пионеров. Берите лыжи, санки. Покатаемся, устроим соревнования. Будет весело. Приходите ровно к десяти.

Алена все время помнила об этом. Но накануне легла поздно и проснулась в половине десятого. Она заторопилась, надела голубой шерстяной костюмчик, лыжные ботинки и белую, с голубыми полосками, шапочку. Схватила лыжи и выскочила на улицу.

«Опоздала! – с горечью подумала она, увидев, что в школьном дворе никого нет. – Все уже в парке… Спрошу-ка у нянечки».

Но дверь оказалась запертой. Зато висело объявление:

В СВЯЗИ С РЕЗКИМ ПОХОЛОДАНИЕМ ПРОГУЛКА ВТОРОКЛАССНИКОВ В ПАРК ПИОНЕРОВ ОТМЕНЯЕТСЯ.

«Какое же резкое? – удивилась Алена – Чуть щеки пощипывает… Тогда побегу на Манькин спуск. Там уж кого-нибудь увижу».

Манькин спуск зимой был самым любимым местом всей ребятни, живущей в округе. Имелось у него, конечно, и другое название, утвержденное горсоветом. Но ребята по-прежнему, как когда-то их дедушки и бабушки, называли его Манькиным.

От Барочной спуск начинается полого. Тут катаются те, кто боится скорости. Дальше, от Кирпичной улицы до самых «дотов», гора стремительно уходит вниз. Здесь уж санки летят так, что дух захватывает. Дотами мальчишки называли поставленные стоймя пять громадных бетонных колец с растрескавшимися боками и торчащими прутьями арматуры. Их оставили на склоне строители, когда прокладывали городской коллектор.

Только самые отчаянные взрослые парни иногда отваживались не свернуть перед дотами, а, вильнув на сумасшедшей скорости между ними, вырывались на длинный пологий спуск, идущий до самого полотна железной дороги.

Когда Алена в первый раз пришла на Манькин спуск, у нее глаза разбежались: народу-то сколько! Были тут и совсем маленькие под присмотром мам и бабушек. Сопя и покряхтывая, они, как муравьи, тащили свои санки с высокими спинками к самым ступенькам магазина, усаживались, выставив вперед растопыренные ноги, и с визгом скатывались в крохотный овражек.

Ребята постарше с криком «Берегись!» съезжали по Манькиному спуску уже до Кирпичной. Тормозили в глубоком снегу и по пробитым сбоку тропкам снова поднимались наверх.

Большие мальчишки, низко пригнувшись к саням, плотно сжав губы и напружинив тело, летели посреди спуска, все набирая и набирая скорость, мимо магазина, мимо Кирпичной, туда, вниз, к дотам, Перед ними ловко сворачивали в сторону и, вздернув сани на дыбы, поднимая вихри снежной пыли, тормозили, осаживали их, как разгоряченных, храпящих коней.

Остальные с завистью смотрели на смельчаков.

Прибежав к Манькиному спуску, Алена увидела, что народу тут полным-полно. Не было только малышей у магазина. Среди мальчишек она заметила Иваса и Алекса и подъехала к ним.

– Что ж вы в школу не пришли? Вы же обещали.

– Охота была! – растирая посиневший нос, ответил Ивас.

– Нашла дурачков! Сегодня двадцать два мороза! – постукивая ногой о ногу, поддержал его Алекс.

– Эх вы, зяблики! – засмеялась Алена. – У нас в поселке знаете какие морозищи были?! Про такие говорят: «Мороз железо рвет и на лету птицу бьет» – вот какие.

– Чего привязалась?! – разозлился Ивас. – Еще и лыбится! Вот дам раз по шее, так сразу заскучаешь!..

Ивас готов был на ком угодно сорвать свою злость. Полчаса назад он снова ходил к началу спуска, решив, что сегодня обязательно преодолеет страх и промчится до самых дотов. Он стоял, переминаясь, среди больших мальчишек, но в последний момент, когда подошла очередь, испугался. Ребята обозвали его трусом, вытолкали в шею и сказали, чтобы он больше тут не появлялся. Ничего этого Алена не знала, поэтому, улыбаясь, сказала:

– Что ты сердишься? Давай лучше договоримся: как только ты съедешь на санках до дотов, я сразу за тобой на лыжах. Идет?

Ивас так и задохнулся от злости. Кинулся к ней и стал отнимать лыжную палку.

– Я т-те-бе пок-кажу! – кричал он, пытаясь сдернуть ремешок палки с руки Алены. – Я тебе щ-щас!.. А ты чего смотришь?! Девчонки испугался?! – крикнул он Алексу.

Алекс бросил санки и стал вырывать другую палку. Ивас изо всех сил дернул, ремешок лопнул. Ивас, не выпуская палки, повалился в снег. Аленку резко качнуло в сторону. И вдруг лыжи заскользили под уклон. Она еще смогла бы остановиться, но Алекс продолжал тянуть ее за другую палку.

– Бро-о-сь! – испуганно крикнула Алена.

Алекс бросил. Но было уже поздно. Лыжи все быстрее скользили под уклон… Кажется, прошел только миг, а рядом уже Кирпичная и начало крутизны. Алена хотела притормозить палками и отвернуть вправо, к сугробу. Но ее стало вдруг разворачивать в противоположную сторону, к середине спуска.

«Палка! У меня же одна палка! Потому и заносит», – подумала она и выпустила ее из руки. Это заняло, наверное, всего мгновение, но за это мгновение уже промелькнула мимо спасительная Кирпичная, и Аленка, успев лишь присесть, сжаться в комок, будто подхваченная ветром, полетела по крутому спуску к дотам. «Только бы успеть повернуть!.. Только бы успеть!» – бешено выстукивало сердце. Цементные, чуть припорошенные снегом бока дотов с торчащими, как пики, прутьями арматуры вдруг выросли до облаков, заслонили все пространство.

«Отвернуть!.. Надо отвернуть!» Алена наклонила корпус вправо, ставя лыжи почти на ребро… Теперь время будто остановилось. Казалось, это не она, а доты еле заметно, неохотно уползали с ее пути влево… Но и это было еще не все. Теперь с невероятной быстротой на нее надвигался, ощерясь гнилыми зубьями досок, полуразрушенный забор над оврагом. Алена тормозила, как могла. Но забор уже рядом. И тогда она сделала последнее, что могла, – упала на бок. Ее перевернуло несколько раз. Что-то хрустнуло. И наступила тишина…

Алена лежала и ждала чего-то еще более страшного. Но ничего не происходило. Она медленно отерла лицо от снега и открыла глаза. Над ней склонилось низкое зимнее небо. А совсем рядом, сбоку, навис серый запорошенный снегом забор. Попробовала встать. Ничего. Ноги держат. А где же лыжи?… Она нашла их тут же, у забора. Одна была срезана наискось, будто ножом. Передняя часть другой разбита в щепы. Алена собрала осколки и, проваливаясь в снег по колено, стала взбираться в гору. Навстречу ей уже бежали трое старшеклассников.

Когда поднялись наверх, к магазину, ее окружила толпа мальчишек. Одни ахали, глядя на разбитые лыжи, другие восторженно кричали, что она молодец.

Алена осмотрелась. Иваса и Алекса среди мальчишек не было.

– Возьми свои палки, – сказал один из старшеклассников. – Как же ты их потеряла?

– Да ничего она не теряла! – ответил другой. – Тут на нее пацаны какие-то налетели. Где они?… Ты их знаешь?

Алена ничего не ответила. Выбралась из круга и, прихрамывая, медленно побрела к Барочной.

* * *

Первым домой пришел папа. Пока Алена собиралась с духом, папа сам спросил:

– Так что у тебя стряслось?

– Лыжи разбила. Показать?

Но папа прежде всего осторожно ощупал ей руки, ноги, голову, спросил, не болит ли где, не тошнит ли. Потом глянул на то, что осталось от лыж, и покачал головой:

– Могло быть и хуже. Как же тебя угораздило?

Алена рассказала все, как было. Умолчала лишь о том, что палку у нее вырвали мальчишки.

– Да, видно, на этих, с позволения сказать, дотах можно и шею свернуть. Надо посмотреть… А кататься там хорошо?

– Так хорошо, папа! Почти как на Лысой горе. Только эти противные доты. Их все боятся…

На следующий день, в пятницу, мама ушла на вечернее дежурство в поликлинику, и Алена с папой ужинали одни. Когда она прибрала со стола и помыла посуду, папа предложил:

– А не махнуть ли нам, дочка, на Манькин спуск?…

Людей на Манькином спуске оказалось не меньше, чем днем. Продержавшись всего два дня, мороз сник. Теплынь. Ветра никакого. И над головой, как огромная лампа, повисла полная луна. С горы одни за другими, а то и по нескольку в ряд, мчались санки. Правда, съезжали только до Кирпичной, дальше не решался никто.

Алену с папой сразу заметили:

– А-а, лыжница пришла!.. Ну как, еще до дотов поедешь?..

– Что пристал? Не видишь – девчонка с отцом…

– А что, хлопцы, не тряхнуть ли мне стариной? – весело сказал папа. – Одолжите-ка саночки покрепче.

– Возьмите мои!.. Мои больше!.. Зато мои кованые! – наперебой предлагали свои санки мальчишки.

Перед Аленой мелькнули на миг испуганные лица Тольки и Алешки и тотчас исчезли за спинами.

Папа кинул на плечи Алене свое короткое полупальто, надвинул на лоб шапку-кубанку и вскочил ногами на санки. Сначала будто нехотя, потом все быстрее и быстрее санки понеслись под гору. Папа, стоя, держась за веревку, стремительно мчался вниз.

– Упал! Упал! – закричали маленькие мальчишки.

– А попробуй стоя! – осадили их старшие. – Думаешь, легко?!

Но они ошиблись. Перед Кирпичной папа сам по всем правилам упал на санки и еще быстрее понесся к дотам.

– Куда?!.. Поворачивай!.. Убьется! – испуганно закричали мальчишки. Замахали руками. Да разве услышит!

На сумасшедшей скорости санки влетели в проход между двумя правыми дотами, мелькнули, огибая средний, и вдруг исчезли… Но еще через миг все снова увидели темное пятнышко саней, мчавшихся уже по пологому спуску к железной дороге.

– Ура-а-а! – раздался воинственный пацанячий крик.

Чтобы взрослый человек да еще ночью преодолел страшные доты, мальчишки видели впервые.

Когда Аленкин папа поднялся наверх, он сказал ребятам:

– Ну, давайте знакомиться. Зовут меня Николай Степанович. Я хочу сказать вам пару слов. Хотите кататься по спуску до самой железной дороги?

– Ого! Конечно!.. Хотим!.. Хотим!

– Тогда вот что. Завтра с утра выходите с санками и лопатами. Выровняйте спуск и насыпьте снежный барьер вдоль забора над оврагом. Сможете?

– Чего ж тут? Сможем! Мы всех позовем! – загремело вокруг.

– А доты?! Как же с ними? – выкрикнуло несколько голосов.

– А эти ваши доты я беру на себя, – ответил папа. – Ну, хлопцы, дружной вам работы!

* * *

В субботу по всему Манькиному спуску шли работы. Одни насыпали и разравнивали санную дорогу. Другие вырубали лопатами большие снежные кирпичи и возили их к забору над оврагом, где с каждым часом рос снежный барьер.

– Гляди, ребята! А где же доты?! – удивлялись только что пришедшие.

Только немногие, кто пришел на спуск самым первым, уверяли, что видели собственными глазами, как снизу, от железной дороги, подошел гусеничный трактор с ковшом. Он поддел тяжеленное кольцо первого дота, поставил его на бок и дал ему хорошего пинка. Дот дрогнул и медленно покатился наискосок по склону, пока не исчез в проломе забора, которым огорожен овраг. Туда же, один за другим, кувыркнулись и остальные…

Одни верили рассказам очевидцев, другие сомневались. Но одно было совершенно бесспорно: бывшие «доты» с дороги на Манькином спуске исчезли навсегда.