Текст книги "Алмаз - драгоценный камень"

Автор книги: Юрий Дьяконов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Юрий Дьяконов
АЛМАЗ – ДРАГОЦЕННЫЙ КАМЕНЬ

ШТУРМ КАМЕННОГО МЕШКА

Они упорно ползли по-пластунски. Старались, чтобы не хрустнули ни ветка, ни стебель пересохшей травы. Пот струился по лицам. Рубахи прилипли к спине. Наконец, когда, казалось, сил не оставалось совсем, Ивас подал знак остановиться.

Отставшие подползали, занимали свое место в цепи у колючих кустов, за которыми начиналась полоска желто-серой земли. Сунься вперед – и сразу окажешься как на ладони. Но никто не совался. Хватали ртами воздух, никак не могли надышаться.

– Приготовить оружие! – прошелестела по цепи новая команда Иваса.

Бойцы чуть слышно зашевелились. Вынимали и вновь вкладывали в ножны кинжалы, очищали автоматы, пистолеты от приставших стеблей и земли, проверяли боеприпасы. И снова затихли, вглядываясь сквозь ветви туда, где в зарослях высоких кустов и деревьев затаилось серое приземистое строение.

– Алекс, возьми трех ребят и сними часовых, – приказал начальнику разведки Ивас.

Разведчики отползли в сторону и, броском преодолев открытое место, скрылись за деревьями.

Мучительно долго тянулось время. Но вот где-то слева зашелестели ветви. Из-за кустов появились разведчики, которые тянули упирающихся пленных. На шее Алекса болтались два трофейных автомата.

– И не пикнули, – похвастался он, опускаясь рядом с командиром. – Мы от каземата зашли. Смотрим: сидят к нам спиной. Автоматы на сучок повесили, а сами конфеты лопают. Ну, мы их…

– А ты это… шурупишь маленько, – похвалил командир. Пленные за спиной завозились.

– Что они там бормочут? – недовольно спросил Ивас.

– Будто не слышишь, – проворчал Алекс.

– Мало ли что. Сказано тебе: переведи. На то ты и переводчик. Я по-ихнему не понимаю, – ухмыльнулся командир.

– Просят развязать руки. Говорят, без оружия никуда не убегут, – «перевел» Алекс. – Может, развяжем?

– Перебьются, – хмуро бросил Ивас. – Жалкий какой! Врагу верить нельзя. А чтоб не скулили, оттащите их подальше в тыл.

Теперь, когда часовые сняты, нужно было сделать главное: освободить узников, заточенных в Каменном мешке.

Ивас с Алексом и шестью бойцами осторожно приблизились к каземату. Изнутри не доносилось ни звука. Крадучись обошли вокруг. Серые цементные стены, покрытые у земли зеленым мохом, казались неприступными. На массивной дубовой двери, окованной железными полосами, – огромный висячий замок.

– Взломаем? – спросил Алекс.

– Ясное дело, – ответил командир.

Ивас просунул под пробой замка толстый железный прут. Налегли вдвоем – не поддается. Тогда схватились за конец вшестером. Рванули изо всех сил, и прут изогнулся дугой.

– Вот черти, – выругался командир. – Крепко заколотили. Придется пилить. Давайте ножовку.

Стараясь не шуметь, они по очереди шоркали полотном слесарной ножовки. Но стальная дужка замка не поддавалась.

– Ничего не выйдет, – опускаясь на землю, сказал Алекс. – Видишь, все руки ободрал, а ему хоть бы что.

– Не хнычь! – оборвал Ивас. – Должно получиться! Вы что, забыли?! К утру всех узников казнят! – Он внимательно осмотрел замок. Ковырнул пальцем в отверстии для ключа и вдруг заявил: – Тогда мы его взорвем! Алекс, тащи порох!

– Ты же сам говорил, чтоб тихо, – удивился Алекс. – А то охранники набегут, и узникам крышка!

– Ничего! Рванем – и мигом освободим. А там нас в джунглях сам черт не поймает. Тащи.

– Так ведь последняя, неначатая пачка осталась. За нее мне… – испуганно пробормотал начальник разведки.

– Выполняй! – злым шепотом приказал командир.

Ничего больше не сказав, Алекс вскочил и исчез в кустах. Потом появился запыхавшийся, с большой пачкой пороха в руках.

– Держи замок горизонтально, – командовал Ивас.

Из надорванного уголка пачки порох тонкой струйкой тек и тек в ненасытную утробу амбарного замка. Наконец наполнился. Ивас сунул в отверстие для ключа конец смоченного керосином шпагата, плотно обмотал замок изоляционной лентой и скомандовал:

– Все в укрытие!

Бойцы кинулись назад и залегли за деревьями. Они видели, как вспыхнул конец фитиля. Подбежал командир и лег рядом.

Дымок полз по фитилю. Все ближе, ближе. И вдруг у самого отверстия замка исчез. Неужели потух?!

Они зашевелились. Кое-кто хотел уже подняться. Но тут у двери каземата полыхнуло багровое пламя. И тотчас ахнуло так, что заложило уши. Все ткнулись носом в землю. Над головами с визгом пролетели осколки. Посыпались срубленные ветки, листья.

Минуту никто не мог поднять головы. Потом увидели черный проем распахнутой взрывом двери каземата.

– Время еще было. Они успели бы незаметно скрыться. Но подвели пленные…

* * *

Через час все участники операции под конвоем старшеклассников были доставлены в кабинет директора школы.

– Все собрались? – спросил директор, когда, жалобно пискнув, дверь закрылась за вошедшей после всех учительницей второго «Б» Зинаидой Ивановной. – Так вот я вас спрашиваю: кто атаман этого налета?

Мальчишки опустили глаза и молчали.

– А что скажешь ты, Кислицын?

– Ивас обманул нас с Колькой… Говорил, что часовые мы только так… А потом вместе наступать будем. А сам в плен нас взял… Еще и руки выкручивают! – И, глянув на ободранные ремнем руки, Женька заплакал.

– Царапины тебе медсестра йодом смазала?… Так. Значит, заживет. Успокойся и будь мужчиной, – сказал директор и стал молча рассматривать мальчишек, сбившихся кучкой в противоположном углу кабинета.

Чуть впереди стоял смуглый скуластый мальчишка. Штаны серо-бурого цвета вздулись пузырями на коленях. Зато старенькая застиранная рубашка была лихо перехвачена в талии широким офицерским ремнем. Мальчишка то и дело шмыгал коротким облупившимся носом и проводил рукой по черным непослушным волосам. Взгляд темно-карих глаз перескакивал с предмета на предмет, упорно не желая встречаться с директорским.

За его плечом виднелась аккуратно подстриженная светловолосая голова другого мальчишки с нежным, похожим на девчоночье лицом. Он непроизвольно втягивал голову в плечи, чтобы стать меньше, незаметнее. Длинные светлые ресницы на мгновенье вскидывались, и в серо-голубых глазах мелькали то откровенный страх, то робкая надежда.

– Ивасечко, это ты командир Ивас? – спросил директор.

– Ну я. – Скуластый взъерошенный мальчишка поправил свой офицерский ремень и метнул злой взгляд на хнычущего Женьку Кислицына: – Еще и нюни распустил… предатель.

– Я не предатель! Я пленный! – возмущенно выкрикнул Женька. – А пленный на допросе только фашистам не должен признаваться. Сам ты… обманщик!

– Так, – невольно улыбнулся директор. – А кто начальник разведки Алекс? Наверно, ты Жуков?

Белоголовый мальчишка шатнулся за спиной Тольки Ивасечко и, не поднимая глаз, молча покивал головой. Он боялся раскрыть рот и хотел только одного: не дознались бы, кто принес порох.

Но директор будто прочел его тайную мысль и спросил:

– И порох, Алексей, конечно, принес ты.

Глаза Алешки испуганно метнулись, голова склонилась еще ниже.

– Так. С этим тоже ясно. А теперь скажите мне, зачем понадобилось взрывать двери кладовой?

– Кладовой? – удивленно повторил Толька. – А-а… Так это ж каземат был. Каменный мешок называется.

– Понятно, – помедлив, сказал директор. – А чем эта кладовая… извините, этот Каменный мешок вам помешал?

– Там… там были узники, – дрожащим голосом проговорил Алекс.

– Какие еще узники?

– Те… в тигровых клетках. С железными прутьями. А утром их должны были казнить. – И Алешка всхлипнул. То ли ему стало жалко узников, которых они так и не успели освободить, то ли – себя. Ведь дома за порох влетит обязательно.

От его громкого всхлипа сразу пошла цепная реакция: все одиннадцать участников штурма Каменного мешка отвернулись в разные стороны и стали тереть кулаками глаза.

– Вот тебе на! Что это вы в кабинете сырость разводите? Гляди, и я насморк схвачу, – усмехнулся директор. И уже другим тоном сказал: – Поздно хныкать. Теперь уже радоваться надо, что вам руки-ноги не поотрывало. А чтоб этого не случилось, я твой партизанский отряд, Ивасечко, распускаю. Точка!

Едва мальчишки вышли из кабинета, пожилая учительница, молчавшая до сих пор, всплеснула руками:

– Какой позор! Опять ЧП! И это после всех моих бесед о дисциплине!.. Обещаю вам, Михаил Иванович, что я приму самые строгие меры. Все родители…

– Зинаида Ивановна! – остановил ее директор. – Обождите со своими мерами. Злого умысла-то у них не было. Нам самим нужно хорошенько разобраться и…

– Помилуйте, чего тут ждать?! – воскликнула учительница. – Нахулиганили – пусть расплачиваются.

– И все-таки подождите, – настойчиво повторил директор.

* * *

Проводив учительницу, Михаил Иванович решил сам пойти посмотреть место, где все произошло. Он шел по огромному школьному двору между деревьями и разросшимися кустами, ронявшими на землю прихваченные ночными заморозками разноцветные листья.

Каким-то особым чутьем, приобретенным во время службы на границе, он почувствовал, что на него смотрят. И обернулся. Из-за куста выглядывали головы Ивасечко и Жукова.

– Ну, что вы там прячетесь? Идите сюда, – сказал он.

Мальчишки нерешительно приблизились.

– Здравствуйте, Михаил Иванович, – растерянно произнес Алекс.

– Да мы сегодня уже как будто виделись, – ответил директор. – Ну, покажите, что вы там штурмовали. Пути подхода. Пункт сосредоточения. Рубеж атаки.

Ребята оживились и, видя его интерес и серьезность, все больше входя в свою роль, толково рассказали обо всей операции, начиная с данных разведки о патриотах, приговоренных к расстрелу и брошенных в тигровые клетки каземата, и кончая планом освобождения узников.

Остановились в кустах, на рубеже атаки, где два часа назад, ожидая сигнала, лежал отряд Иваса.

Директор глянул вперед и усмехнулся:

– Что-то я не вижу вашего каземата.

– Конечно. Вы же взрослый, – с сожалением сказал Алекс.

– Так разве ж так смотреть нужно! – сердито выпалил Ивас. – Михаил Иванович, вы лягте!

– Ты что?! – Алекс испуганно дернул своего зарвавшегося командира и тут же открыл рот от удивления: миг – и директор уже лежал на усыпанной листьями земле…

Как давно он не лежал на земле, не видел ее так близко! Теперь действительно все переменилось, выглядело совсем иначе, незнакомо и таинственно. Еще немного воображения, и можно поверить, что замшелая серая стена за дальними кустами и в самом деле стена каземата. Михаил Иванович поймал себя на том, что прислушивается, не донесутся ли оттуда крики людей…

И тотчас вспомнилась служба на границе. Сколько раз, сжимая автомат, вот так лежал он на земле, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в шум леса. Не мелькнет ли легкая, едва различимая тень, не зашелестит ли трава под осторожными, крадущимися шагами.

Еще в первые месяцы службы от одной мысли, что он может оплошать и где-то рядом проскользнет через границу шпион, диверсант, становилось жарко даже в промозглую осеннюю стынь, а сердце сильно и часто толкалось в ребра.

Нет, он не оплошал. Ни сидя в секрете, ни в схватке с нарушителем, пробравшимся через кордон…

Мальчишки поднялись с земли и удивленно смотрели на директора: почему он лежит так долго? Что он еще там увидел?

Михаил Иванович ловко, неуловимо быстрым движением вскочил на ноги и, отряхнув приставшие листья, сказал:

– Пошли, ребята. Все ясно. Узников, конечно, освобождать надо. Это вы решили правильно. А вот взрывов при этом быть не должно. Запрещаю! – и, увидев вновь погрустневшие лица мальчишек, добавил: – Потерпите. С четвертого класса станете участниками «Зарницы». Там уж все будет: и штурмы, и взрывы, и выстрелы, как в настоящем бою.

Ивас с Алексом вслед за директором шагнули в вестибюль и… попятились. Рядом с Зинаидой Ивановной стояла мама Алекса, хмурый отец Женьки Кислицына и другие встревоженные родители.

– Извините, Михаил Иванович, – сказала учительница, – но я послала за родителями еще до нашего разговора. И вот…

Мальчишки пулей вылетели на улицу.

НОВЕНЬКИЕ

На следующий день девочки накинулись на мальчишек с расспросами. Но те хмурились, отвечали неохотно. Только Ивас был таким, как всегда.

– Ты чего скис? – хлопнув Алекса по плечу, сказал он. – Влетело дома? Ну и что? Зато как бабахнуло! Прямо бомба!

– Да нет. Меня почти и не ругали, – вздохнул Алекс. – Но папа сказал: «Теперь об „Орленке“ и не заикайся».

– Ого! – присвистнул Толька. – Вот дает твой папулька! Ну, отлупил бы – и дело с концом. А то гляди-ка – велосипед!.. Может, передумает? А? Или мать упросит?

Алешка безнадежно покачал головой, и расстроенный Ивас, который так рассчитывал на Алешкиного «Орленка», плюхнулся на свою парту, толкнув в бок соседку Лиду Сарычеву:

– Чего расселась, как барыня!

Едва прозвенел звонок, в класс вошла Зинаида Ивановна, а за ней – две незнакомые девочки.

Все встали и молча рассматривали новеньких. Первая, с короткими, остриженными под мальчика темно-русыми волосами, высокая, широкоплечая, с округлым румяным лицом, оглядела класс и вдруг улыбнулась, будто приглашая всех сразу стать ее друзьями. Другая – почти на голову ниже, платьице болтается на худеньких плечиках. Волосы белые-белые и заплетены в две тоненькие косички с большими голубыми бантами. А лицо какое-то треугольное, бледное и испуганное. Губы девочки подрагивали, а длинные ресницы безостановочно хлопали, будто в глаз ей попала соринка.

– Это Оля Березко, – сказала Зинаида Ивановна. – А это Анечка Глушкова, – улыбнулась она, указав на беленькую. – Думаю, что вы их хорошо встретите и подружитесь.

Олю учительница посадила за одну парту с Тамарой Васильченко, а Аню – с Алешкой Жуковым.

Алешка сразу, чтобы показать, кто настоящий хозяин парты, прочно уселся на середине. Но Аня и сама не решилась бы сдвинуться хоть на сантиметр от края скамейки и сидела напряженная, глядя прямо перед собой на доску, где под датой «13 ноября» учительница писала условие задачи.

Тамара сама отодвинулась от новенькой и за весь урок не сказала ни слова. А Оле она сразу понравилась. «Какая красивая! Волосы черные, аж блестят. И в локоны завиваются. А глаза синие-синие. Вот бы мне такие волосы… и глаза тоже, – вздохнув, подумала Оля. – Только почему она все косится, будто сердится? Ну, ничего. Вот познакомимся, и все ладно будет…»

На перемене новеньких окружили девочки. Стали расспрашивать: Откуда приехали? Почему? Где учились?

Оля рассказывала охотно. Приехала из рабочего поселка на Урале, потому что папу пригласили работать сюда, на станкостроительный завод. Мама сразу согласилась и обрадовалась: ведь она родилась здесь, в их городе. А приехали поздно, в ноябре, потому, что ждали, пока освободится квартира в заводском коттедже. У них был очень дружный класс. Ее ни дома, ни в школе Олей не называли. «Зовите меня Аленка. Я уже так привыкла», – попросила Березко.

Аня отвечала на вопросы сбивчиво, изредка поднимая на девочек тревожные зеленоватые, как льдинки, глаза. Оказывается, раньше она жила на другом конце города, а недавно переехала с мамой на Барочную улицу.

Когда кто-то спросил ее о папе, Аня опустила голову, отошла к своей парте и проплакала всю перемену.

Войдя в класс, Зинаида Ивановна спросила, кто ее обидел.

– Никто. Это я так… Зуб заболел.

– Тогда пойди к врачу, – посоветовала учительница.

– Нет. Он уже совсем перестал, – улыбаясь, ответила Аня.

– Ты что, чокнутая? – тихо сказал ей Алешка. – Только ревела, а теперь смеешься.

– Не-е, – шепнула Аня, – это я… в общем, мама говорит, что я ужасно не-уравно-вешенная… Это после… – и смолкла. Глаза ее снова начали наливаться слезами.

– Точно. Псишка! – решил Алешка. – Надавать тебе как следует, так сразу реветь отучишься.

Третьим уроком было чтение. Учительница вызвала Жукова.

– Прошлый раз ты стихотворение не выучил. А теперь? Алешка нехотя поднялся, вяло проговорил:

– Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Осень», – и замолк. Будто пытаясь вспомнить, он хмурил лоб, чесал затылок и наконец сказал: – Я учил. Только вот первая строчка…

В классе засмеялись. Поднялось множество рук. Подняла руку и Аня. Учительница обвела глазами класс.

– Хорошо. Пусть поможет новенькая. Вы учили?

– Нет, но я знаю. Я всю «Родную речь» еще летом прочла, – ответила Аня и подсказала: – «Уж небо осенью дышало…»

Но и после подсказки Алеша не вспомнил. И Аня по просьбе учительницы прочла все стихотворение. В классе послышался одобрительный шепот, а Зинаида Ивановна сказала:

– Молодец. Вот тебе и первая пятерка.

– Ну, подожди, выскочка! – пригрозил Ане Алешка и, когда Аня уронила тетрадь и хотела поднять, опередил ее, топнул ногой.

Подошедшая учительница взяла из рук Ани тетрадь, увидела сна белой страничке грязный оттиск Алешкиного кеда и вздохнула:

– И откуда, Жуков, в тебе эта злость?

На последнем уроке учительница задала нарисовать по памяти какое-нибудь животное.

– Ты кого нарисуешь? – спросила Тамара Алену.

– Конечно, собаку! Знаешь, я…

– Фу! – перебила Тамара. – А я нарисую кошечку. Ангорскую!

Алене стало обидно за собак, но она промолчала. А Тамара быстро набросала контуры и стала раскрашивать свою кошечку, больше похожую на клубок голубой шерсти, из которого торчали усы да выделялись огромные желтые глаза.

Алена тоже могла бы нарисовать просто собаку. Ведь никто тут не видел ее Журку. Но она напрягала память, ей хотелось, чтобы на рисунке Журка получилась такой же смешной, какой они с палой и мамой увидели ее этой весной, когда после долгой прогулки по тайге она выскочила на полянку.

Алена увлеклась и не заметила, как подошла учительница.

– Отлично. Прекрасная у тебя получилась кошечка, – похвалила она Тамару и взяла рисунок Алены. Брови ее удивленно взметнулись: – Ну и фантазерка! Разве такие собаки бывают?!

– Бывают, – сказала Алена. – Это наша Журка из поселка.

– Что за порода у нее такая невиданная?

– Порода у нее хорошая. Лайка называется, – ответила Алена.

С ближних парт повскакивали ребята. Послышался смех.

– И все лайки с зелеными ногами и животом? – улыбнулась учительница.

– И с красным маникюром?… С оранжевым носом?!. Павлин, а не собака! – кричали развеселившиеся ребята.

– Почему вы мне не верите? – оглядывая смеющихся одноклассников, удивленно спросила Алена. – Я ведь хотела, чтоб весело было. Потому и вспомнила, какая Журка тогда была. Мы с мамой и папой даже частушки про нее сочинили:

 
Журка лазила в овраг
Кручами опасными,
В красной глине замаралась —
Когти стали красными.
 
 
Журка мчалась по траве
Тропками знакомыми —
На ногах и на пузце
Стала шерсть зеленая.
 
 
Журке нравится искать,
Нюхать первоцветы.
От пыльцы стал нос ее
Солнечного цвета.
 

Ребята, слушая частушки, еще больше развеселились. А учительница сказала:

– Ну, ты нас, Березко, удивила! Никогда бы не поверила, что собака может стать такой.

Когда учительница отошла, Тамара сказала насмешливо:

– Ты; Алена, совсем как дурочка! У меня папа художник. Поняла? Я-то знаю, что таких разноцветных собак не бывает! Трава же не красится!.. Еще и Зинаиду Ивановну обманываешь.

– Ты же не видела, – хотела объяснить Алена. Но прозвенел звонок. Все начали собирать портфели. Тамара вскочила и, презрительно глянув на Алену, пошла к двери.

Пока строились, а потом одевались, мальчишки насмехались над Аленой, просили нарисовать разноцветного верблюда или обезьяну, толкали, наступали на ноги. Но она не разозлилась, не обиделась, только повторяла:

– Ну что вы, мальчики!.. Осторожней, пожалуйста!..

Во дворе мальчишки затеяли драку портфелями. Девочки с криком кинулись врассыпную. Алена не побежала. И когда Ивасечко больно стукнул ее по плечу, спросила удивленно:

– Ты что налетел, как кочет? Я-то тебя не трогала!

Он снова замахнулся. Но Алена подставила свой портфель. Бум! – Толик не удержал ручку, портфель вырвался и отлетел в сторону. Он подхватил его и ударил опять. Но портфель сшибся с Алениным и снова покатился по земле… Ивас налетал и справа, и слева, но ничего сделать не мог. Алена ни разу портфель не выпустила, а он то и дело поднимал свой, ставший уже мокрым и грязным.

– Гляди! Лапы у новенькой, как железные! – восхищенно сказал кто-то из мальчишек.

– Беги, Алена! Беги! – кричали издали девочки.

Ивас уже выдохся. Черные прядки волос прилипли ко лбу. Но он все налетал, хотел, чтобы новенькая сдалась, побежала.

И Алена побежала. Но не на улицу, к девочкам, а опять к школе. Там, загнав маленькую Аню в угол у высокого крыльца, Алешка Жуков колотил ее портфелем, приговаривая:

– Вот тебе!.. Вот тебе, выскочка!

– Перестань! Разве можно слабых обижать! – подбегая, крикнула Алена. – Стыдно!

Алешка замахнулся на нее. Но портфель вдруг вырвался у него из рук и, описав дугу, скрылся в колючих кустах.

Алена схватила Аню за руку и потащила к воротам.